Новороссийский порт
Нашу бригаду снимают с плацдарма. Много испытаний выпало нам здесь за 225 дней боев, и все же грустно было расставаться с этим клочком изрытой, истерзанной, омытой кровью земли.
Мы разместились в палатках на окраине Геленджика. Принимаем новое пополнение, обучаем его. Снова отрабатываем высадку десанта на побережье, занятое противником.
Мне прибавилось хлопот. Получил новое назначение Дорофеев. Временно возглавить политотдел бригады поручено мне.
Отметили годовщину сформирования 255-й Краснознаменной бригады морской пехоты. На открытой площадке, обрамленной живой изгородью зелени, расположились пять тысяч морских пехотинцев. Было шумно — песни, смех. Под раскидистым дубом тесно сгрудились бойцы. Л. И. Брежнев рассказывал им что-то веселое — его слова иногда заглушал дружный хохот. Мы с Мамаевым и Коротким втиснулись в круг. Рядом с нами оказался комсорг роты 322-го батальона снайпер краснофлотец Николай Малый. Брежнев, заметив нас, поздоровался и, обращаясь ко всем, спросил:
— Ну, а старшего лейтенанта Мамаева у вас все знают?
— Знаем! — раздался хор голосов. — Геройский командир.
Леонид Ильич подошел к Александру Мамаеву и крепко пожал ему руку. [104]
Заиграл оркестр, матросы подхватили мелодию. Уто была наша песня, сочиненная в бригаде:
Дружные залпы гремят над водой, И разом крепчает погода, Когда набегает, как черный прибой, Из Черного моря пехота.
Леонид Ильич улыбнулся:
— Вот как, слава бригады уже в песнях живет... Это хорошо, это поднимает дух, вызывает гордость.
Торжественное собрание открыл командир бригады А. С. Потапов. Начальник штаба бригады подполковник Хлябич выступил с коротким докладом о боевом пути соединения.
Зачитали приветствие Военного совета Черноморского флота.
На импровизированную трибуну поднялся секретарь горкома Петр Иванович Васев. Он вручил бригаде Знамя городского комитета партии и горисполкома Новороссийска.
Слово предоставляется начальнику политотдела 18-й десантной армии. Леонид Ильич Брежнев от имени Военного совета горячо поздравил бойцов и командиров с праздником бригады и пожелал новых успехов.
— Товарищи моряки! — сказал он. — Вы прошли суровую школу боев. Вы выстояли и победили на Малой земле. Теперь готовьтесь к наступлению! Родина верит, что вы с честью выполните свой долг в предстоящих боях. Победа будет за нами!
Над Геленджиком прокатилось троекратное матросское «ура».
Послышалась команда: «Становись!» Прошли считанные секунды, и морские пехотинцы, с автоматами на груди и гранатами на поясе, застыли в четких рядах.
— Под Знамя, смирно! Шагом марш!
Печатая шаг, бойцы прошли перед Знаменем, украшенным боевым орденом.
Когда закончились торжества, наш палаточный городок уже окутала теплая августовская ночь. Взволнованный, я еще долго ходил по парку, размышляя об услышанном и увиденном на митинге. Не только я думал об этом. Вот слышу разговор в одной из палаток:
— Да, жарко было на Малой! В нашей роте, которой командовал Герой Советского Союза Миловатский, из [105] тех, кто в феврале высадился на Малую землю, совсем мало осталось: те убитые, те раненые. Где вот сейчас Кузьма Иванов, и не знаю.
— Дружок твой? — спросил собеседник.
— Там всех нас скрепило боевое братство. А парень он геройский. В феврале мы рядом с ним шли. Кузьма — коммунист, в атаке всегда первый. Ранило его тогда, а он все шел вперед и звал нас: «Скорее, скорее, не отставать!» Вот какими были коммунисты на Малой...
Я отошел от палатки, и перед моим мысленным взором предстал Кузьма Иванов — чернявый парень в матросской бескозырке. Я увидел его в атаке, а потом в медсанбате на носилках, тельняшка в крови. Медсестра Тося Бобкова поила его из фляги и приговаривала: «Потерпи, дорогой. Знаю, больно тебе, крепись...» В ее девичьих голубых глазах и сострадание, и мужество. Я рассказал всем раненым, как вел себя в бою Иванов, как шел он впереди роты, зажимая рукой рану. Он дошел до вражеских позиций и лишь тогда упал. Упал, как падают коммунисты в бою — головой вперед.
Где ты сейчас, Кузьма Иванов? Я знаю, ты навсегда останешься таким!
Леонид Ильич задержался у нас. Интересовался опытом партийно-политической работы, как всегда, много беседовал с людьми. Так как начальника политотдела бригады не было, он согласился вручить документы принятым в партию бойцам и командирам. Всего, помнится, Леонид Ильич вручил тогда 46 партбилетов. С каждым из молодых коммунистов он находил время душевно поговорить. Расспрашивал о боевой работе, желал новых успехов.
В боевых характеристиках товарищей значилось, что они воевали на Малой земле. Л. И. Брежнев удовлетворенно кивал головой:
— Это самая высокая аттестация!
К десанту готовились тщательно и всесторонне. Теперь у нас уже богатый опыт. Потапов не жалел времени на тренировки. Грузимся на суда, выгружаемся на различных участках побережья. Благо, теперь это делать легче — тепло, не то что тогда, зимой.
Близко знакомимся с нашими боевыми друзьями — [106] моряками кораблей. Жизнь научила нас, какое это большое дело — тесная дружба между десантниками и корабельными экипажами.
Офицеры штаба армии в общих чертах обрисовали нам обстановку и нашу боевую задачу. На Северном Кавказе в руках гитлеровцев осталась сравнительно небольшая территория. Тамань нужна фашистам как позиция, защищающая подступы к Керченскому проливу и Крыму. Держатся они за этот плацдарм крепко. Созданную здесь систему укреплений — Голубую линию — гитлеровцы рекламируют как неприступную. Эта линия своими флангами упирается в Азовское и Черное моря. Ключом ее обороны сами немцы считают Новороссийск.
Командование Северокавказским фронтом получило указание Ставки о подготовке фронтовой наступательной операции с целью разгрома таманской группировки противника. Для выполнения этой задачи привлекается и Черноморский флот.
Предусматривается прорыв вражеской обороны на широком фронте с последующим выходом наших войск к Керченскому проливу. Главный удар будет нанесен на левом фланге 18-й армией во взаимодействии с силами Черноморского флота. Осуществлять его будут сухопутные войска и морской десант.
Планируются совместные наступательные действия трех групп войск: восточной сухопутной — со стороны туапсинского шоссе, западной сухопутной — со стороны Малой земли и десанта — с моря. Основной силой десанта будет наша 255-я бригада морской пехоты.
В операции примут участие 150 различных кораблей и судов. Из них создаются три отряда — высадки, обеспечения и санитарного обслуживания. С воздуха десант будут поддерживать 150 самолетов ВВС флота и 4-й воздушной армии. Для артиллерийского обеспечения операции привлекается до 800 орудий и минометов и 225 установок реактивной артиллерии.
Руководство десантной операцией возложено на командующего Черноморским флотом вице-адмирала Л. А. Владимирского. Командиром высадки назначен командир Новороссийской военно-морской базы контр-адмирал [107] Г. Н. Холостяков, начальником штаба — капитан 2 ранга И. М. Нестеров.
Десант будет высаживаться двумя эшелонами на широком фронте — от мыса Любви (к юго-западу от города) до электростанции на его восточной стороне. Первый эшелон — 4500 человек, второй — около 2000 человек.
Морской десант разбивался на три отряда. Первый отряд — наша 255-я бригада — должен овладеть западным берегом Новороссийской гавани от Холодильника до мыса Любви и своим наступлением содействовать прорыву обороны противника группировкой наших войск на мысхакском плацдарме.
Второй отряд — 393-й отдельный батальон морской пехоты капитан-лейтенанта Ботылева и 290-й полк войск НКВД подполковника Н. И. Пискарева — получает задачу захватить центральный участок порта, железнодорожную станцию и развивать наступление в направлении поселка Мефодиевка (к северу от города).
Третий отряд — 1339-й стрелковый полк подполковника С. Н. Каданчика — должен во взаимодействии с восточной группировкой 18-й армии овладеть заводом «Пролетарий» и дальше наступать в направлении Мархотского перевала.
Для высадки десантных отрядов выделялось 108 катеров и мотобаркасов, разделенных на три отряда под командованием капитан-лейтенантов Державина, Глухова и капитана 3 ранга Масалкина.
Кроме того, для обеспечения высадки десанта было выделено до 40 катеров, из них 32 торпедных. Этот отряд был разбит на четыре группы: группу прорыва бонового заграждения и захвата молов, группу атаки берега, группу атаки порта и группу прикрытия десанта с моря. Командиром отряда был назначен капитан 2 ранга В. Т. Проценко.
Мы знали, что противник стянул в Новороссийск крупные силы. Район города обороняли 73-я пехотная, 4-я горнострелковая и 101-я легкопехотная немецкие дивизии. В резерве находилась 125-я немецкая пехотная дивизия.
Гитлеровцы сильно укрепили подступы к Новороссийску, как с суши, так и со стороны моря. В порту, на склонах гор, в зданиях противник построил более 500 оборонительных сооружений, создал мощную систему [108] артиллерийского, минометного и пулеметного огня и выставил более 30 тысяч мин и фугасов. Город опоясан пятью рядами траншей, семью рядами колючей проволоки и сплошными минными полями. Вход в бухту прикрывают боновые и сетевые заграждения.
Так как десантная операция проводилась войсками 18-й армии и моряками Черноморского флота, политуправление флота, политотделы 18-й армии и Новороссийской военно-морской базы всю партийно-политическую работу проводили совместно. Была издана специальная директива о партполитработе по этапам операции — при подготовке, высадке десанта, в боях на захваченном плацдарме.
Политическая работа носила целеустремленный, конкретный характер. Широко пропагандировались лучшие боевые традиции соединений, частей и кораблей, подвиги героев боев.
С первых же дней между армейскими и флотскими политорганами установилась тесная связь. В начале сентября к нам прибыли начальник политотдела 18-й армии полковник Л. И. Брежнев и начальник политуправления флота капитан 1 ранга В. И. Семин. Собрались командиры и политработники. Брежнев окинул нас взглядом, удовлетворенно отметил:
— Старая малоземельская гвардия. Это очень хорошо, что сохранился боевой костяк бригады.
Леонид Ильич расспрашивал о настроении людей, напоминал, как важно развивать у них высокий наступательный порыв, добиваться, чтобы каждый боец знал свои обязанности, свое место при переходе морем и высадке на вражеский берег.
Узнав, что недавно мы провели встречу молодого пополнения с ветеранами бригады, Леонид Ильич одобрил:
— Нужное и полезное дело. А не собрать ли вам участников обороны Одессы и Севастополя и поговорить с ними, чтобы они провели соответствующую работу с новичками? Особенно полезно привлечь к этому делу тех, кто уже не раз высаживался с десантами.
В. И. Семин предложил шире использовать в агитационной работе изданные политуправлением флота листовки, такие, как «Памятка бойцу десанта», «Куниковцы». [109]
В тот же день мы собрали наш партийный и комсомольский актив. Л. И. Брежнев и В. И. Семин на этом совещании подняли вопрос о правильной расстановке партийных и комсомольских сил в десанте. Мы узнали, что политуправление флота и политотдел военно-морской базы выделили своих политработников на корабли. Нам, политработникам бригады, полезно уже сейчас связаться с ними, чтобы сообща строить свою воспитательную работу.
В этот же вечер ко мне пришел заместитель по политчасти командира 1-го отряда высадки капитан-лейтенант Леонид Уральский. Пригласил обойти корабли. В бухте было тесно от катеров, баркасов, мотоботов. На борту «СК-082» нас гостеприимно встретил мой старый знакомый командир катера старший лейтенант Николай Игнатьевич Осеев, который не раз доставлял к нам на Малую землю пополнение и боеприпасы. Мы с ним земляки — оба из Горьковской области. В кают-компании побеседовали с парторгом катера старшиной 1-й статьи Новиковым — вдумчивым, деловым человеком. Коммунисты катера уже многое сделали, чтобы хорошо принять и разместить катерников, весь экипаж живет стремлением успешно выполнить боевую задачу. Двум лучшим агитаторам поручено на переходе провести с десантниками беседу о корабельном распорядке, о навигационной обстановке на маршруте движения кораблей и в самой гавани. Вечером мы вместе с Уральским присутствовали на очередной тренировке по высадке и выгрузке десанта. Прошла она хорошо. Крепнущая дружба между десантниками и экипажами кораблей давала все более ощутимые результаты.
Много дел у партийной комиссии политотдела, возглавляемой майором Лайоком. Только за последние два дня в партийные организации подразделений поступило 140 заявлений. Люди хотят идти в бой коммунистами.
С интересом знакомимся с опытом 393-го отдельного батальона морской пехоты, того самого, которым командовал Цезарь Куников (теперь батальоном командует капитан-лейтенант В. А. Ботылев, а заместитель командира по политчасти прежний — капитан А. В. Старшинов). По примеру куниковцев — бойцы батальона и сейчас себя так называют — в каждую штурмовую группу включаем опытных десантников, уже высаживавшихся [110] на вражеский берег, участвовавших в городских боях и хорошо знающих порт и примыкающие к нему кварталы Новороссийска. Бывалые бойцы рассказывали новичкам, как подгонять снаряжение, сколько брать гранат и патронов, как вести себя на корабле во время перехода морем, как прыгать в воду и продвигаться к берегу, преодолевать заграждения, блокировать доты.
Неутомимо работали агитаторы. Они беседовали с бойцами о победах советских войск на Юге, умело увязывали общеполитические вопросы с конкретными задачами морских пехотинцев в предстоящих боях.
На зеленой полянке парка занимался с молодыми бойцами парторг роты старший сержант Кучменко — наш прославленный снайпер. После курсов он вернулся к нам и теперь обучает стрелков. Как и в боевой обстановке, он больше всего полагается на личный пример — показывает, как надо выбирать позицию, маскироваться, тщательно прицеливаться. Когда я приблизился, Кучменко с тремя молодыми матросами лежал за валуном, целился в невидимую цель и что-то объяснял. Заметив меня, он поднялся с земли, отряхнул пыль с одежды. Мы присели, закурили.
— Стараются хлопцы, — сказал старший сержант. — Серьезный народ.
Григорий Тихонович рассказал о работе, которую ведут коммунисты роты. Каждый из них имеет конкретное поручение, твердо знает, что ему делать в бою.
Операция предстояла исключительно сложная. Но мы были уверены в ее успехе. Большинство наших людей уже имели боевой опыт. У нас было время хорошо подготовиться, сплотить личный состав. Важно было добиться, чтобы и в ходе боев воспитательная и организационная работа велась неослабно. Этому вопросу мы посвятили совещания командиров и политработников, парторгов и комсоргов, на которых они получили информацию о своих задачах. С ними были изучены документы об организации и проведении десантных операций, опыте партийной работы в предыдущих десантах, а также материалы о политико-моральном состоянии войск противника на Таманском полуострове.
В результате этой большой работы, которую провели [111] командиры, политработники, коммунисты и комсомольцы, личный состав бригады был готов к выполнению боевого приказа.
9 сентября погода выдалась пасмурная. С моря дул свежий ветер.
После обеда офицеры бригады построились возле штаба. Прозвучала команда «Смирно!». Командир бригады направился с рапортом к приблизившемуся к строю высокому генералу. Это был командующий фронтом И. Е. Петров. Вместе с ним приехали командующий 18-й армией генерал-лейтенант К. Н. Леселидзе, член Военного совета 18-й армии генерал-майор С. Е. Колонии, начальник политотдела 18-й армии полковник Л. И. Брежнев, командующий Черноморским флотом вице-адмирал Л. А. Владимирский, член Военного совета фронта генерал-майор А. Я. Фоминых, член Военного совета флота вице-адмирал Н. М. Кулаков, командир Новороссийской военно-морской базы контр-адмирал Г. Н. Холостяков.
Они обошли строй, каждому пожали руку, пожелали успеха в бою. Все мы были тронуты таким вниманием к нам со стороны командования.
За два часа до посадки во всех десантных частях и на кораблях прошли митинги. Выступления на них звучали как клятва Родине и были проникнуты одной мыслью: задачу выполним!
В сумерках началась посадка на суда. Проходила она четко и организованно. Когда возле одного трапа случилась заминка, туда кинулся наш Проценко, помог командиру корабля, молодому офицеру, организовать дело.
На причале много девушек. Пытались мы уберечь их от излишнего риска, не пускать с первым броском. Ни в какую, в один голос заявили, что пойдут со своими подразделениями.
Вижу здесь медсестер Полину Сербину, Софью Рустамбекову, Людмилу Конюхову, Антонину Бобкову, Тамару Ралеву, разведчиц Людмилу Гробовую и Анну Балабанову, связисток Анну Жукову, Тамару Сергееву, работницу нашего политотдела Владилену Соколову. Опершись на винтовку с оптическим прицелом, разговаривает о чем-то с Кучменко снайпер Ольга Васильева (на ее счету теперь более сотни уничтоженных гитлеровцев). [112]
Среди ожидавших своей очереди бойцов слышу знакомый голос:
— Уж слишком мал наш катерок, боюсь, одного меня не выдержит.
Матросы засмеялись.
— Да, Еремеев, нагрузился ты так, что впору тебе одному крейсер подавай.
— А сам, — парирует Еремеев, — аж крючком согнулся под своим рюкзаком.
Подхожу ближе, здороваюсь. Спрашиваю Еремеева, что он берет с собой.
Боец не без удовольствия начинает перечислять:
— Ручной пулемет и три заряженных диска к нему, саперная лопата, нож, двадцать четыре гранаты — двенадцать вот на поясе и столько же в сумке. В вещмешке цинка патронов...
Такая же цинка была у него под мышкой. Кроме всего этого десантный паек на трое суток, фляга с водой.
— Многовато, — говорю я.
— В самый раз. В десанте запас никогда не лишний. Мы все таким боекомплектом обзавелись. Ребята увидели мою выкладку и тоже взяли побольше патронов и гранат.
— Журухин, — доносится голос старшего лейтенанта Осеева, — иди на корабль, а то на пирсе останешься.
Вбегаю по трапу. Катер медленно отвалил от стенки.
Вышли на рейд. Пытаюсь сосчитать суда. Где там! Ведь их больше шестидесяти. И это только первый отряд высадки. Комбриг на катере обошел суда, пожелал победы. В 21.15 тронулись в путь. Морской охотник Осеева тянет за собой на буксире два мотобота с десантниками.
Спускаюсь в кубрик. Народу битком. Коммунист старшина 1-й статьи Новиков, воспользовавшись случаем, знакомит морских пехотинцев с «Памяткой бойцу-десантнику», разъясняя каждый пункт. В другом кубрике парторг 322-го батальона лейтенант Марьяничев читает бойцам листовку.
— «Товарищи десантники! — Голос Марьяничева дрожит от волнения. — Перед вами Новороссийск — наш прекрасный советский город, истерзанный гитлеровскими [113] палачами... Каждый его камень полит кровью наших родных и друзей. Фашистские палачи не щадят никого — ни женщин, ни детей, ни стариков.
На каждой улице, в каждом поселке вокруг города льется кровь наших людей. В Сакко гитлеровцы собрали жен и детей красноармейцев, вывезли их в станицу Раевскую и расстреляли. Погибло 44 человека...
Моряки-черноморцы! Год назад вы дрались на улицах Новороссийска. Вы остановили врага на окраине города. Год вы упорно сражались, чтобы выгнать из Новороссийска чужеземных захватчиков. Жизнью своей заплатили за это лучшие наши боевые товарищи — Герой Советского Союза Цезарь Куников, Герой Советского Союза Михаил Корницкий, подполковник Видов, командир катера старший лейтенант Крутень, пятнадцатилетний моряк воспитанник Витя Чаленко и многие другие герои, сражавшиеся с врагом до последней капли крови, до последнего вздоха...»
Я тихо вышел из кубрика и поднялся на ходовой мостик. Николай Осеев спокоен и сдержан, хотя вести корабль ему нелегко. Отряд движется со скоростью 5–6 узлов. Часто приходится стопорить ход, чтобы удержать свое место в походном ордере. В одну из таких внезапных остановок матросы не успели подобрать буксирный трос, и он намотался на винт.
Первым заметил беду и доложил о ней парторг катера старшина 1-й статьи Новиков.
— Плохо дело, — проговорил командир. — Надо кому-то лезть под воду.
— Разрешите мне, товарищ командир, — сказал Новиков.
— Добро.
Быстро сбросив одежду, Новиков прыгнул за борт. Через полминуты вынырнул, крикнул:
— Нож!
Кто-то из морских пехотинцев кинул ему финку. Новиков поймал ее на лету и скрылся под водой. На корме стоял старшина 1-й статьи Румянцев, тоже Сергей, лучший друг парторга, тоже коммунист. Он был готов в любой момент сменить Новикова, но тот, появившись на миг, сказал, что осталось совсем немного.
— Вот и все. [114]
Товарищи подняли парторга на борт, проводили отогреваться в машинное отделение.
На наше счастье, буксирный трос был не стальным, а пеньковым. Со стальным пришлось бы повозиться подольше.
Катер вновь двинулся вперед, волоча за собой мотоботы. Задержка была короткой, и корабль смог сохранить свое место в строю.
В третьем часу ночи корабли вошли в Новороссийский залив. Отсюда уже хорошо были видны вспышки ракет над городом. Цемесская бухта пока что спала. Только в небе беспрерывно пролетали наши самолеты, чтобы отвлечь внимание врага, не дать ему расслышать шума корабельных двигателей.
Но вот ночную тишину нарушил мощный гул нашей артиллерии. Били орудия Большой и Малой земли. С шипением разрезали воздух реактивные снаряды «катюш». Над нашими головами нависло сплошное огненное покрывало. Сверху на набережную посыпались бомбы нашей авиации. На берегу начались пожары, осветив бухту. Дым от горящих зданий и от разрывов снарядов был настолько густым и едким, что стало трудно дышать, ело глаза. А на душе было радостно. Такая мощь нас поддерживает! Раскатисто прогремели мощные взрывы. Это подрывники под командованием политработника И. Крылова уничтожили боно-сетевое заграждение, закрывавшее вход в порт. Замигал сигнальный фонарь: «Путь свободен!»
Мимо нас пронеслись торпедные катера. Они ворвались в порт и выпустили 46 торпед по огневым точкам противника, расположенным на причалах и на берегу.
Мотоботы отцепляются от морских охотников и своим ходом устремляются в порт. Охотники опережают их, открывают огонь по берегу.
Заговорили орудия и пулеметы противника. Вспышки артиллерийских разрядов, черточки пулеметных трасс все ближе к кораблям. Но берег уже рядом. Перед нашим кораблем открытая, хорошо освещенная площадка. Осеев решает, что здесь высаживать людей опасно, отворачивает вправо, где висит облако дыма. Прячась в нем, катер ткнулся в берег. Боцман катера старшина 1-й статьи Зайцев приказывает сбросить трап, а сам [115] прыгает за борт и, стоя по пояс в воде, помогает десантникам сходить на берег.
Из горящего дома резко хлестнула по катеру пулеметная очередь. С корабля ответил крупнокалиберный пулемет. Вражеская огневая точка замолкла.
Пора. Крепко жму руку Осееву.
— Будь здоров, — кивает он.
Когда мы все уже были на берегу, возле корабля с грохотом взметнулся столб пламени.
Больно сжалось сердце. Но мы не могли помочь друзьям — бой разгорался все жарче. Только спустя несколько лет Николай Осеев при встрече рассказал, что тогда произошло с кораблем.
Когда Осеев пришел в себя, он увидел, что лежит на палубе за кормовой пушкой. Вся палуба покрыта илом и водорослями. Катер накренился на левый борт. Вражеские трассы свистели над самой головой. Командир с трудом поднялся и стал пробираться к мостику.
Увидел у пулемета Новикова. Он вел огонь по врагу, пока не заставил гитлеровцев прекратить стрельбу.
Осеев спешил быстрее вернуться за вторым эшелоном десанта. Но катер сидел на мели. Матросы, перебегая с борта на борт, стали раскачивать его. Помогло. Дав задний ход всеми тремя моторами, катер сошел с мели.
Еще более тяжелая обстановка сложилась на соседнем катере «СК-064». Катер попал под вражеский огонь, еще не дойдя до берега. Моряки вступили в бой. Расчетом кормовой пушки командовал коммунист старший краснофлотец Александр Федчук. Вскоре его помощники вышли из строя. Федчук был тоже ранен, по продолжал вести огонь. Он подавил ближние доты, и это облегчило высадку десанта. Все новые ранения получал Федчук. Он обливался кровью и все же, собрав остаток сил, продолжал один заряжать и наводить орудие.
Десантники сошли на берег. А катер неподвижно стоял под вражеским огнем. Возле штурвала лежал убитый рулевой. Умолкло носовое орудие. И только кормовая пушка продолжала стрелять. Мужество коммуниста Федчука воодушевляло моряков, оставшихся в живых. Ударило носовое орудие — за весь его расчет теперь трудился краснофлотец Ларионов. За штурвал встал младший лейтенант Семигласов. Краснофлотцы Щербина и [116] Шкербтан заменили раненых пулеметчиков. Истерзанный катер ожил...
Бой разгорелся на всей территории порта. Руководство из одного центра в такой обстановке осуществить трудно, и поэтому все зависит от инициативы командиров подразделений. В группе, в которой я оказался, все офицеры выбыли из строя. Командование пришлось взять на себя. Выбиваем гитлеровцев из серого одноэтажного дома, захватываем просторный блиндаж. Считаю, сколько со мной народу. Всего двенадцать человек. Маловато.
Грохот боя немного стих. Я вышел из блиндажа, чтобы оглядеться. Из подвала соседнего дома показался Костя Милютин. Обрадовались встрече.
Костя сказал, что наступление идет успешно, в наших руках уже несколько кварталов, примыкающих к порту. Но радоваться было рано. Чуть рассвело, и немцы двинулись в контратаку. Оправившись от первого потрясения, они подтянули крупные силы.
Вскоре и мы их увидели — из-за угла обгоревшего, еще дымящегося двухэтажного дома выбежала, стреляя на ходу, группа гитлеровцев.
Мы с Костей спешим в блиндаж. Приказываю матросам открыть огонь по фашистам.
Стреляем, бросаем гранаты. Гитлеровцы залегли, но вскоре к ним прибыло подкрепление, и они снова двинулись в атаку. По нашему блиндажу начал бить миномет. Осколки залетали в амбразуры. Среди десантников появились убитые и раненые.
— Танки! — крикнул кто-то.
Из-за угла выползла немецкая самоходка. Она все ближе и ближе. Ствол ее нацелен прямо в нашу амбразуру. Кричу:
— У кого есть противотанковые гранаты?
Отозвались два голоса. А потом прогремели взрывы. Машина замерла, ее орудие раза два вздернулось и опустилось вниз. Вражеские автоматчики, бежавшие за самоходкой, залегли под нашим огнем.
Сидеть здесь бесцельно. Держим короткий совет, Решаем, что надо продвигаться вперед. Дружно, с криком «Ура! За Родину! Полундра!» выскакиваем из блиндажа, расчищаем путь гранатами. Гитлеровцы, захваченные [117] врасплох, не выдержали. Оставив раненых и убитых, бросая оружие, разбежались. Мы продвинулись метров на сто. Здесь были свои. Между домами мелькали тельняшки и бескозырки. Морские пехотинцы выбивали фашистов из подвалов, снимали с чердаков, выкуривали из щелей. И все-таки было ясно, что сплошной линии обороны у нас нет, бои все более приобретают очаговый характер. В дом, который мы заняли, шумно ворвались матросы во главе с офицером — в нем я не сразу узнал капитана Якова Короткого. Он весь был в пыли и копоти. Только зубы да белки глаз сверкали. Он сказал мне, что штабу бригады грозит окружение. Короткий получил приказ помешать этому.
— Мне надо занять вон то здание. — Командир роты показал рукой на Дом моряков. — Там выгодная позиция.
Увлекая за собой бойцов, капитан выбежал из дома. Мы открыли огонь из ручного пулемета и автоматов, чтобы прикрыть их продвижение. К Дому моряков, как мы потом узнали, десантники прорвались успешно. Выбили гитлеровцев, заняли оборону. И тут на горстку моряков двинулись «тигры». Танки били из пушек. Все рушилось, горело. Защитники дома, оглушенные, задыхающиеся от пыли и дыма, держались. Неподалеку от Короткого разорвался снаряд. Капитан успел только крикнуть: «Держитесь!» — и потерял сознание. Когда пришел в себя, то увидел склонившегося над ним незнакомого красноармейца.
— Здорово вы тут держались, — с восхищением сказал боец. — Немцы так и не продвинулись. А теперь вот мы подоспели.
Узнали мы, что шестьдесят пять моряков во главе с капитан-лейтенантом А. В. Райкуновым овладели городским вокзалом. Старшина 2-й статьи Владимир Сморжевский водрузил над зданием алое знамя. Тринадцать атак при поддержке танков предприняли гитлеровцы, но не смогли вернуть себе этот важный объект. Тогда они плотным кольцом окружили вокзал и осаждали его в течение пяти суток. 15 сентября десантники решительным ударом прорвали осаду и соединились с нашими наступающими армейскими частями.
Товарищи рассказали о подвиге медсестры Тоси Бобковой. Вынося раненого в районе портового холодильника, [118] она столкнулась с гитлеровцами. Те хотели схватить ее живой. Девушка выхватила из санитарной сумки хранившуюся там на крайний случай лимонку и с возгласом «За Родину!» бросила ее под ноги фашистам. Она убила нескольких гитлеровцев, но и сама была смертельно ранена.
К 12 часам дня под нажимом гитлеровцев нашей группе пришлось оставить дом, который мы занимали. Отходим к расположению штаба. Потапов обрадовался — хоть небольшая, но подмога.
Штаб бригады без конца штурмуют гитлеровцы. Связь с подразделениями нарушена. Рация разбита. Связные не могут пробиться сквозь вражеские заслоны.
А людей у нас мало. Отбиваемся с трудом. Совсем тяжело стало к вечеру. Гитлеровцы бросили против нас танки. Потапов схватил меня за рукав, и потащил из подвала. Мы оказались в широкой, почти в рост человека, водосточной трубе под насыпью. Один конец трубы выходил в сторону бухты.
— Отсюда нас увидят, — сказал Потапов.
— Кто увидит? — не понял я.
— Наши, в Кабардинке. А ты еще не забыл морзянки?
— Нет. Помню.
— Тогда давай сигналь. Передай, что просим огня. Понял? Огонь на себя! — Он повернулся к сопровождавшему нас офицеру: — Скажите всем, чтобы прятались в укрытия.
Потапов зажег газету. Я фуражкой то открывал, то закрывал пламя. Когда я кончил, командир бригады приказал:
— Передай еще раз.
Но повторять не пришлось. От грохота дрогнула земля. Потапов затоптал горящую газету. Мы прижались к стенке трубы. Я посмотрел в сторону бухты. На том берегу дружно вспыхивали огоньки. А через несколько секунд над нами с воем пролетели снаряды. Били наши тяжелые орудия. Минут через десять Потапов снова зажег газету.
— Передай, что хватит. А еще передай, что горячо благодарим за выручку.
После налета нашей артиллерии гитлеровцев след простыл. Правда, ненадолго. Утром опять полезли. Но нас не раз еще выручали наши артиллеристы. [119]
Используем любую возможность связаться с батальонами. По донесениям видно, что десантники, засев в полуразрушенных домах и дзотах, продолжают удерживать территорию порта. В бухту время от времени пробиваются наши корабли, подбрасывают подкрепление. Но подходить к берегу им трудно — не дает вражеская артиллерия.
Мы несем потери. Гитлеровцы подожгли портовый холодильник, захваченный нашими разведчиками. Товарищи дрались до последних сил и погибли в огне.
До последнего вздоха сражались в блокированном доме коммунисты Григорий Кузьменко, Петр Пропастин и их боевые друзья. Смертельно ранен Александр Мамаев.
Наши политотдельцы Малахов и Лайок, командир саперной роты Бибо, связистка Аня Жукова с группой бойцов засели в блиндаже и трое суток отбивались от гитлеровцев. Стало известно, что Лайок и Малахов убиты. Остальные держатся. Командование взял на себя лейтенант Семен Бибо.
Несмотря на отчаянные трудности, морские пехотинцы сражаются, и, как обычно, самые отважные и мужественные из них — коммунисты. Их пример, их пламенное слово воодушевляют людей. И всюду поспевают наши политработники, партийные и комсомольские активисты, хотя каждый шаг приходится делать под огнем, постоянно рискуя жизнью. Во многих ротах побывали Милютин и Проценко.
Мы потеряли счет времени. Отбиваем атаку за атакой. Почти все ранены — кто легче, кто тяжелее. Я тоже хожу с забинтованной головой и рукой — задело осколками гранаты.
Связные, пробивающиеся из рот, вместе с донесениями приносят пачки заявлений — десантники, ведущие трудный бой, просят принять их в партию. Читаешь эти листки и забываешь и про усталость, и про раны.
В то время как десантники вели ожесточенные бои в городе, войска 18-й армии взламывали оборону врага в районах цементного завода и Мысхако. 14 сентября они соединились с десантом и начали уличные бои. Перешли в наступление войска 4-й и 56-й армий. К утру 16 сентября Новороссийск был очищен от врага. [120]
Мы с Яковом Коротким ходим по Новороссийску. Город еще в дыму. Улицы завалены грудами щебня.
Люди бродят по развалинам в надежде отыскать своих родных. Но напрасны их поиски. Город, в котором было около ста тысяч жителей, мертв. В нем почти нет людей. Накануне своего бегства фашисты угнали всех жителей, которые оставались в Новороссийске.
На стенах домов белеют листовки приказа германского командования: «Кто из гражданского населения будет обнаружен на территории города, будет расстрелян».
Улица Скобликова, дом 24. Крыша рухнула, догорает пол. На стене черной краской выведено: «Миша, нас всех угнали в Крым». На улице Рубина в доме № 17 на стене мы прочитали: «Сообщите, пожалуйста, Жоре, что его жену Лиду и родных увезли 2 сентября. Выручайте! Жора и Ваня, умоляю вас — выручайте. Нас всех угоняют. Прощайте!»
Вечером мы слушали по радио приказ Верховного Главнокомандующего. В нем говорилось: «Войска Северокавказского фронта во взаимодействии с кораблями и частями Черноморского флота в результате смелой операции ударом с суши и высадкой десанта с моря после пятидневных ожесточенных боев, в течение которых разгромлены 73-я пехотная дивизия немцев, 4-я и 101-я горнострелковые дивизии немцев, 4-я горнострелковая дивизия румын и портовые команды морской пехоты немцев, сегодня, 16 сентября, штурмом овладели важным портом Черного моря и городом Новороссийск. В боях за Новороссийск отличились войска генерал-лейтенанта Леселидзе, моряки контр-адмирала Холостякова, летчики генерал-лейтенанта авиации Вершинина и генерал-лейтенанта авиации Ермаченкова...»
Дальше в приказе отмечались пехотинцы и танкисты, авиаторы и моряки, артиллеристы и минометчики — многие части, принимавшие участие в освобождении Новороссийска.
Долго в этот вечер никто из нас не мог уснуть. Переживали радость и гордость за мужество друзей, за мощь нашего оружия.
Утром 17 сентября нас отвели для переформирования [121] на Малую землю — туда, откуда совсем недавно мы ушли. Матросы с трепетным волнением ходили по изрытой снарядами и бомбами, усеянной осколками и гильзами земле, вспоминали, сколько тут пережито за семь месяцев. Новороссийск наш. И в этом есть заслуга защитников Малой земли. Они держали неприятеля в напряжении, наносили ему огромные потерн.
Даже трудно было представить, как мы здесь выстояли. Сколько раз пытался враг сбросить нас в море, но ничего у него не получилось. Наши бойцы умирали, но ни на шаг не отступали. Их ряды цементировали коммунисты. По ним равнялись, у них учились все. И завидовали, и мечтали стать такими же. «Хочу в бой идти коммунистом», — писали беспартийные бойцы. И это было самой высокой оценкой жизни и ратного труда коммунистов.
Вечерело. Впервые я увидел Малую землю, не объятую огнем, не прошитую бесчисленными трассами пулеметных и автоматных очередей, не освещенную сотнями ракет. Малая отдыхала, нежно окутанная теплыми сумерками.
Меня разыскала Соколова:
— Товарищ капитан, вам письмо. Пляшите!
Спорить с Владиленой бесполезно. Пришлось тряхнуть матросским «яблочком». Только после этого она отдала мне серый конверт. Вскрыл письмо, стал читать — и в глазах потемнело.
«Уважаемый Иван Федорович! Сообщаем Вам, что Ваш брат старший лейтенант Сергей Федорович Журухин геройски погиб...»
Три наших эсминца выполняли боевое задание у берегов занятого фашистами Крыма. Налетела вражеская авиация, и все три корабля погибли. Пушки «Беспощадного» стреляли по самолетам, пока палуба не скрылась под водой. Огнем командовал Сергей, уже тяжело раненный. Наши торпедные катера подобрали плававших на воде моряков. Сергея среди них не оказалось...
Сережа, Сережа! Так мы с тобой и не увиделись, хотя воевали так близко друг от друга... [122]