Глава 4.

Против наземного и воздушного противника

Летом 1941 года Красная Армия сорвала попытку врага выполнить главную задачу плана «Барбаросса» — с ходу овладеть Москвой. Понеся в этих боях огромные потери, гитлеровцы вынуждены были сделать длительную паузу для перегруппировки сил, пополнения их за счет других участков фронта и мобилизации в тылу новых резервов. Около месяца продолжалась подготовка противника к новому, «генеральному» наступлению на нашу столицу. План этой операции получил кодовое название «Тайфун».

Для осуществления своего намерения фашистское командование выделило огромные силы, почти половину всех войск и боевой техники, имевшихся на советско-германском фронте. В состав группы армий «Центр» входило 75,5 дивизий, в том числе 14 танковых и 8 моторизованных. Действия наземных войск поддерживали 950 самолетов, более половины которых бомбардировщики. Замечу, что эти ВВС по числу самолетов превосходили авиацию противостоящих ей трех наших фронтов в 1,7 раза.

Уверенный в достижении быстрой победы, Гитлер накануне «генерального» наступления обратился к войскам со словами: «...созданы наконец предпосылки для того, чтобы посредством мощного удара сокрушить противника еще до наступления зимы. Вся подготовка, насколько это было в человеческих силах, закончена... Сегодня начинается последняя решающая битва этого года [74] «{10}. 30 сентября — 2 октября противник предпринял свое новое, «генеральное» наступление на Москву.

Главная задача войск противовоздушной обороны Москвы состояла, как известно, в обороне города и ряда промышленных объектов вокруг него от нападения авиации противника. Однако воинам противовоздушной обороны пришлось сражаться у степ столицы и с наземными силами неприятеля, принимать активное участие в последующем контрнаступлении.

В дни решающих боев за Москву Ставка Верховного Главнокомандования смогла сосредоточить на подступах к столице мощные силы. В ее обороне участвовало в общей сложности 1134 самолета разных типов и предназначения. В их число входило 459 истребителей (более 40 процентов), находившихся в составе войск ПВО.

Активное участие в борьбе с наземным и воздушным противником принимал весь 6-й истребительный авиационный корпус. Располагая значительным количеством отлично подготовленных экипажей, корпус мог выделять ежедневно 200–400 самолетов на штурмовку неприятельских войск и патрулирование в прифронтовой полосе, а также осуществлять задачи противовоздушной обороны столицы.

Существенный вклад в разгром вражеских полчищ у стен Москвы внесли зенитчики-артиллеристы и пулеметчики столичной противовоздушной обороны. Их точные удары по воздушному противнику способствовали тому, что люфтваффе, потеряв в октябре господство в воздухе, не сумели вернуть его до конца Московской битвы.

В октябре 1941 года, когда под Москвой создалась напряженная обстановка, Ставка Верховного Главнокомандования отдала приказ зенитчикам 1-го корпуса ПВО быть готовыми к борьбе с наземным противником. В приказе говорилось:

«1. Всем зенитным батареям корпуса Московской зоны ПВО, расположенным к западу, юго-западу и югу от Москвы, кроме основной задачи — отражения воздушного противника, быть готовыми к отражению и истреблению прорвавшихся танковых частей и живой силы противника. [75]

2. Частям ВНОС корпуса и зенитной артиллерии усилить наблюдение за наземным противником и усилить непосредственное сохранение»{11}.

Все мы ясно представляли себе сложность задачи, возложенной на войска ПВО столицы. Бойцы и командиры готовы были отдать все силы, чтобы с честью выполнить свой воинский долг. В огромной степени этому подъему боевой активности личного состава способствовала умелая политическая работа, пример коммунистов и комсомольцев.

Особенно напряженно эта работа велась в 30 зенитных артиллерийских батареях, занимавших огневые позиции на путях наиболее вероятного продвижения к Москве вражеских наземных войск. Не всем нашим батареям довелось встретиться лицом к лицу с пехотой и танками противника. Но те зенитчики, которые впоследствии вели огонь по наземным целям, зарекомендовали себя отлично.

Зенитное орудие, поднятое на постамент в районе деревни Киово, где некогда зенитчики вели особенно ожесточенные бои с врагом, рвавшимся к Москве, символизирует мужество и стойкость воинов ПВО.

Следует иметь в виду, что участие войск Московской зоны ПВО в боях с наземным противником было вызвано чрезвычайными обстоятельствами. Иногда нашим воинам приходилось встречать и останавливать гитлеровцев там, где на их пути к Москве уже не было оборонительных рубежей.

Первыми из воинов ПВО лицом к лицу с врагом в начале октября 1941 года встретились вносовцы. Посты ВНОС, оказавшиеся в боевых порядках наших наземных войск, отходили вместе с ними. Но в ряде случаев они оставались за линией фронта и продолжали передавать данные о противнике.

Для всех нас особенно тревожной была неделя с 5 по 12 октября. Дело в том, что наши летчики, на которых была возложена разведка наземной обстановки в юго-западном направлении от Москвы, на рассвете 5 октября обнаружили большую моторизованную колонну с танками на участке шоссе Рославль — Юхнов.

Прорыв вражеской колонны в районе Юхнова означал, что противник вышел в тыл Резервному фронту и [76] может беспрепятственно двигаться к Малоярославцу, а затем и к Москве. На его пути до Можайской линии обороны не было достаточных сил и средств, способных задержать рвущиеся вперед механизированные колонны из состава 4-й танковой группы немцев.

Помнится, мы не сразу поверили в точность сведений, доложенных воздушной разведкой. Для проверки послали еще несколько наиболее опытных летчиков. Они на бреющем полете прошли над колоннами войск и убедились — это враг. Необходимо было принимать экстренные меры, чтобы остановить продвижение танков и механизированных частей гитлеровцев к Москве.

В эти трудные дни большая нагрузка легла на плечи наших авиаторов. Отражая систематические налеты вражеских бомбардировщиков на Москву, они в то же время должны были совершать ежедневно по нескольку сот вылетов на штурмовку наземных войск.

Активное участие в борьбе с неприятельской колонной, прорвавшейся в район Юхнова, а затем Боровска, приняла созданная по заданию Ставки большая группа зенитных артиллерийских батарей и зенитных пулеметных взводов, снятых с подмосковных огневых позиций. Располагая автомобилями, она представляла собой внушительный подвижный заслон, способный нанести серьезное поражение механизированным частям противника.

Группу возглавил заместитель командира 767-го полка малокалиберной зенитной артиллерии майор М. В. Добрицкий. Этот молодой, но уже опытный зенитчик зарекомендовал себя мужественным воином, хорошим тактиком и волевым командиром. Его деятельными помощниками стали младший политрук Аникин, назначенный комиссаром, и капитан Грицай, выполнявший обязанности начальника штаба.

В состав группы вошли четыре батареи 76-мм зенитных пушек, две батареи малокалиберной зенитной артиллерии и восемнадцать расчетов крупнокалиберных зенитных пулеметов.

10 октября группа Добрицкого сосредоточилась в районе деревни Воробьи, поступив в распоряжение командующего 33-й армией. Сразу же по разным направлениям, где мог появиться противник, были высланы подвижные [77] разведывательные отряды. Однако они не обнаружили вражеских войск.

12 октября авиаразведка донесла о движении неприятельских колонн на Малоярославец и Боровск. Командующий 33-й армией приказал майору Добрицкому занять оборону на западной окраине Боровска и удержать этот город во что бы то ни стало: захват его позволил бы противнику выйти к Наро-Фоминску, от которого начинался только что построенный участок Киевского шоссе, ведущего в Москву.

Днем зенитчики вышли к реке Протва, на берегу которой раскинулся старинный русский город Боровск. Трудно было поверить, что на его тихих улицах с маленькими домиками, окруженными садами, скоро разгорится упорная и кровопролитная битва. Но именно так и произошло. Передовые отряды немецкого 57-го моторизованного корпуса приближались к Протве.

Бой начался в 23 часа. Встретив сильное сопротивление со стороны зенитчиков и потеряв несколько танков, противник вынужден был остановиться. Всю ночь продолжалась огневая дуэль. Обе стороны понесли потери, но фашистам не удалось продвинуться ни на шаг. К рассвету немецкие автоматчики стали обходить огневые позиции артиллеристов. Для прикрытия флангов майор Добрицкий выдвинул пулеметные установки. Они сумели оттеснить противника, но вскоре сами оказались под огнем его артиллерии и минометов. Однако пулеметчики не дрогнули. Их разящие очереди продолжали прижимать вражескую нехоту к земле. В это время в воздухе появились бомбардировщики неприятеля. Пришлось вести борьбу и с наземным и с воздушным противником. Под руководством старшего лейтенанта В. Г. Бобкова и политрука П. П. Жукова воины сумели отразить все атаки. Один «хейнкель» был сбит.

Однако обстановка осложнялась с каждой минутой. Нужно было отходить за реку. И тогда сержант К. А. Майоров, не обращая внимания на разрывы вражеских мин, повел свою машину с пулеметной установкой к мосту. Вскоре пулеметчики перебрались на противоположный берег. А потом, поддерживая друг друга огнем, организованно сменили позиции и другие расчеты.

Бой у стен Боровска длился не утихая почти девять часов. Зенитчикам удалось задержать гитлеровцев у степ [78] города и выиграть драгоценное время. Враг потерял в этом бою восемь танков, два бомбардировщика и до батальона пехоты.

В этот период Ставка обязала нас выделить максимальное число истребителей для ударов по моторизованным колоннам немцев, прорвавшимся в район городов Белый и Юхнов, чтобы предотвратить их продвижение к Москве.

Опыт показал — да этого требовала и обстановка, — что для штурмовых действий целесообразнее применять массированные налеты авиации.

6-й истребительный авиационный корпус подготовил и обеспечил одновременный, согласованный по времени вылет четырех истребительных авиационных полков. Внезапным налетом истребители вызвали панику во вражеских войсках, нанесли немецкой мотопехоте и танкам чувствительный урон.

Особенно напряженно пришлось работать нашим авиаторам во второй половине октября, когда гитлеровцам удалось прорваться на ближние подступы к столице.

19 октября наши летчики нанесли несколько последовательных массированных ударов по врагу в районах Московского моря, города Клина, поселков Завидово и Тургиново. Они штурмовали наземного противника реактивными снарядами, так называемыми «эрэсами», великолепно зарекомендовавшими себя еще в 1939 году в боях против японских захватчиков на Халхин-Голе.

Успешно действовали в тот период летчики 120-го истребительного авиационного полка под командованием подполковника А. С. Писанко. В те дни полк базировался на Центральном аэродроме столицы, который до войны считали главными воздушными воротами Москвы. Сейчас с миниатюрного поля аэродрома взлетают лишь пассажирские вертолеты, а осенью 1941 года над полем неумолчно гудели двигатели десятков истребителей. Летчики совершали по шесть — восемь вылетов в сутки, чтобы перехватывать бомбардировщики врага, рвавшиеся к городу, обрушивать штурмовые удары на немецкие танковые и механизированные части, также нацеленные на нашу столицу.

В 120-м истребительном авиационном полку выросли такие прославленные воздушные бойцы и мастера штурмовок, как Герои Советского Союза А. Н. Катрич и [79] К. А. Крюков, летчики А. Г. Михайлов, С. А. Рубцов, М. И. Сорокин и многие другие. Им посвятил свое стихотворение поэт Алексей Сурков, побывавший в этой части:

В марте 1942 года 120-й истребительный авиационный полк стал гвардейским.

В боях против рвавшихся к Москве гитлеровцев мужественно дрались и летчики других полков 6-го истребительного авиационного корпуса. Нужно сказать, что их боевая работа в этот период очень осложнилась. Объяснялось это резким сокращением аэродромной сети. Уже к концу октября у корпуса осталось лишь 20 аэродромов из 59 имевшихся в начале войны. Это сковывало маневр авиации, вызывало необходимость поднимать на перехват воздушного противника истребители с аэродромов, расположенных восточнее Москвы.

И тем не менее в этот период летчики произвели несколько успешных штурмовок вражеских аэродромов. Мощные бомбо-штурмовые удары были нанесены в конце октября — начале ноября 1941 года. Такая задача по указанию Ставки перед нами была поставлена не случайно. Требовалось лишить наступавшие немецко-фашистские войска авиационной поддержки, заставить противника использовать бомбардировщики без сопровождения истребителей, базировавшихся на прифронтовых аэродромах. Эта задача была успешно выполнена. После ряда мощных внезапных ударов наших истребителей командованию люфтваффе пришлось отвести свои самолеты на глубинные аэродромы.

Особенно серьезный урон вражеским ВВС был нанесен в первых числах ноября. До сорока Ме-109 потеряли немцы на аэродроме в районе города Калинина вследствие внезапного удара 30 наших истребителей. Этой операцией руководил капитан Ф. С. Чуйкин. Он сумел отлично использовать низкую облачность, скоростные качества наших машин, их мощное вооружение. Выполнив [80] боевую задачу, группа без потерь вернулась на свою базу. Эффективными оказались налеты на аэродромы близ Юхнова и Инютино. Гитлеровцы почувствовали, что им придется считаться с возросшим мастерством и активностью советских летчиков. Господство противника в воздухе на этом участке советско-германского фронта было ликвидировано.

Штурмовки вражеских аэродромов уменьшали возможность немецко-фашистской авиации организовывать налеты и на нашу столицу. А это было особенно важно в дни, предшествовавшие Октябрьским праздникам. Дело в том, что Центральный Комитет партии и Советское правительство в конце октября приняли решение о проведении в Москве, на Красной площади, военного парада в честь 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

По понятным причинам подготовка к этому параду проводилась в обстановке строгой секретности. Даже будущие его участники не подозревали, что их строевые занятия — это подготовка к историческому маршу на Красной площади.

Меня заранее поставили в известность о торжественном заседании в помещении станции метро «Маяковская» и о готовящемся параде. Противовоздушной обороне столицы вменялось в обязанность принять все меры, чтобы обеспечить безопасность города. Познакомив с поставленной перед нами задачей самый узкий круг руководящих работников управления корпуса, я попросил их принять необходимые меры для повышения бдительности и боевой готовности частей.

В те предпраздничные дни работникам штаба, политотдела корпуса, всем, кто не принимал непосредственного участия в дежурстве на командном пункте, пришлось безвыездно находиться в частях, контролируя их готовность к бою. И отовсюду шли донесения: «Люди глубоко прониклись чувством личной ответственности за выполнение своего долга, дежурство организовано безукоризненно, боевая техника в полной готовности!»

6 ноября командование люфтваффе предприняло попытку обрушить на Москву бомбовый груз. Это был один из массированных налетов. В нем участвовало большое количество вражеских бомбардировщиков, сопровождавшихся истребителями. Однако наши летчики и зенитчики [81] не допустили ни один немецкий самолет в воздушное пространство Москвы. Противник понес серьезные потери при попытках прорваться к городу.

Героями этих боев были многие наши воины. В 13 часов летчики 34-го истребительного авиационного полка, которым командовал майор Л. Г. Рыбкин, первыми вылетели на перехват большой группы «юнкерсов», появившихся в зоне действия войск ПВО Москвы. Затем к ним присоединились эскадрильи 27-го истребительного авиационного полка. В бой их вели майоры И. И. Воронин, М. И. Королев, Г. М. Пятаков. В небе Подмосковья развернулись ожесточенные воздушные бои.

Непреодолимой преградой для вражеских самолетов стал и огонь зенитной артиллерии. Наши зенитчики к осени 1941 года научились мастерски разить воздушные цели, очень организованно вести заградительный огонь. И было удивительно, что гитлеровцы решили совершить налет в дневное время. Видимо, это была еще одна попытка добиться успеха, использовав внезапность.

Налет длился почти пять часов. К шести вечера в небе Подмосковья не осталось ни одного самолета противника. Враг жестоко поплатился за попытку омрачить наш праздник.

Нужно ли говорить, что во время отражения налета весь состав оперативной группы командного пункта корпуса работал очень напряженно. Убедившись, что неприятель окончательно исчерпал свои наступательные возможности, я объявил отбой тревоги. Только теперь все почувствовали огромную усталость и в то же время удовлетворение: задание партии и правительства было выполнено успешно.

Отдав необходимые распоряжения, я поднялся наверх и, вызвав машину, отправился к станции метро «Маяковская». На улицах было уже оживленно. К площади Маяковского двигался поток машин. И вскоре вместительный перрон станции метро был заполнен. Он превратился в импровизированный зал заседаний: между колоннами стояли ряды стульев, а в дальнем от входа конце перрона была оборудована площадка со столом президиума и трибуной. Помещение, украшенное флагами, полотнищами с лозунгами, приобрело праздничный вид.

Я прошел вперед, поближе к трибуне, но сел на крайний в ряду стул, чтобы дежуривший у телефона [82] адъютант в случае необходимости мог меня быстро вызвать.

Ровно в 18.30 председатель Моссовета В. П. Пронин открыл торжественное заседание и предоставил слово И. В. Сталину. С большим вниманием присутствовавшие выслушали его доклад, сделанный по поручению партии и правительства. Не только мы, участники торжественного заседания, — весь мир ждал официальной оценки военного и политического положения страны, перспектив развития боевых действий. И мы услышали то, что так жаждали услышать: слова, выражающие уверенность в благополучном исходе гигантского сражения под Москвой, оптимистическую оценку перспектив дальнейшего развития событий на советско-германском фронте.

Содержание доклада, спокойный, деловой тон Сталина произвели на всех огромное впечатление.

Я с большой радостью воспринял слова доклада: «...Наша авиация по качеству превосходит немецкую авиацию, а наши славные летчики покрыли себя славой бесстрашных бойцов». Эта высокая похвала, безусловно, относилась и к защитникам неба столицы.

Мне не довелось быть на Красной площади во время исторического парада. Нужно было принять все меры к тому, чтобы в случае налета своевременно сообщить о нем и не допустить фашистские бомбардировщики к Москве. На этот счет я получил личные указания от Верховного Главнокомандующего. На командном пункте был установлен телефонный аппарат прямой связи с трибуной Мавзолея, на которой во время парада находились руководители партии и правительства.

В этот день все обошлось благополучно, хотя понервничать все же пришлось. Дело в том, что во время парада мы получили донесения от постов ВНОС о двух самолетах, шедших к Москве. Один из них — это был У-2 — летел из штаба Калининского фронта с донесением. Предупредительным выстрелом его заставили сесть. Он приземлился рядом с огневой позицией зенитчиков. Второй самолет направлялся в Москву из Куйбышева. Пришлось позвонить командующему ВВС генералу П. Ф. Жигареву и попросить его отдать распоряжение о посадке этой машины. «В противном случае, — сказал я, — придется ее обстрелять». [83]

Мы знали, что оба самолета наши. И все же нельзя было рисковать, допуская их к Москве. Кто мог гарантировать, что по ним не откроют стрельбу зенитчики, следуя строгому предписанию на сей счет. А это могло вызвать неприятные последствия, омрачить праздник.

Немецкая авиация после поражения, которое она потерпела 6 ноября, видимо, уже не имела сил для повторения налета. Однако позже, узнав о проведенном на Красной площади параде, главари люфтваффе, очевидно, сокрушались, что не попытались сорвать его.

После октябрьских праздников нашим войскам еще пришлось вести тяжелые оборонительные бои. Противнику удалось добиться в этот период некоторых успехов и потеснить нашу оборону.

В те дни, предшествовавшие советскому контрнаступлению под Москвой, по указанию Ставки мы сформировали две противотанковые группы, предназначенные для поддержки войск Западного и Калининского фронтов. Конечно, это ослабляло противовоздушную оборону столицы, но Ставка шла на такую крайнюю меру, не имея в то время возможности усилить каким-либо другим путем огневые средства войск, оборонявших подступы к Москве. Кроме того, привлечение зенитчиков к противотанковой обороне одновременно обеспечивало и противовоздушную оборону войск, что имело очень большое значение.

В состав обеих групп 1-й корпус ПВО выделил 84 орудия среднего калибра и 48 зенитных пулеметов. Одну из групп, получившую 64 орудия и 43 пулемета, возглавил опытный офицер управления корпуса полковник Д. Ф. Гаркуша, который в первые месяцы войны был начальником штаба 3-й дивизии ПВО, оборонявшей Киев.

Дивизионы зенитных артиллерийских орудий и батальон зенитных пулеметов этой группы получили задачу поддерживать войска 7-й гвардейской и 18-й стрелковых дивизий Западного фронта, которые действовали в составе 16-й армии на солнечногорско-истринском направлении. Здесь враг ожесточенно рвался к Ленинградскому шоссе. Наши зенитчики приняли самое активное участие в оборонительных боях на этом участке фронта. В течение трех дней расчеты зенитных орудий и пулеметных установок отбивали атаки противника, нанося ему серьезный урон. [84]

Трудность для наших воинов заключалась в том, что им приходилось отражать атаки танков и пехоты неприятеля нередко без пехотного прикрытия. Командование 16-й армии не имело возможности выделить для них ни одного стрелкового подразделения, так как при организации обороны вынуждено было учитывать чуть ли не каждый взвод. Резервов не было.

Особенно сложная обстановка создалась 24 ноября. Вражеским автоматчикам удалось просочиться к огневым позициям наших батарей. Фашисты вели огонь по окопам зенитчиков, а те не имели возможности ликвидировать эту угрозу. Однако и в таких условиях зенитчики, действуя смело и решительно, наносили сокрушительные удары по скоплениям неприятельских войск. Так, воины 18-й батареи 864-го зенитного артиллерийского полка, входившей в состав группы полковника Д. Ф. Гаркуши, сорвали атаку целого полка гитлеровцев. При этом враг оставил на поле боя до роты убитыми. Командовал этой батареей политрук М. П. Кошкин.

Мужественно действовал и личный состав батареи, которую возглавляли воентехник 2 ранга И. В. Жаворонков и младший политрук А. С. Сажнев. Зенитчикам было поручено поддерживать огнем оборону 159-го стрелкового полка 7-й гвардейской стрелковой дивизии. Умело оборудовав огневые позиции, расчеты вели интенсивный огонь по пехоте и танкам противника. Они успешно отразили и атаку фашистской авиации на боевые порядки наших войск.

В ноябре 1941 года под Москвой мне довелось встретиться со своим бывшим заместителем в Рязанском артиллерийском училище полковником Барием Абдуловичем Юсуповым. По делам, связанным с расстановкой зенитных орудий на противотанковых позициях, я прибыл в прифронтовой район. Вскоре на шоссе, недалеко от того места, где мы стояли, появилась колонна машин. Оказалось, что командиром подразделения установок М-13 был Б. А. Юсупов. Мы обрадовались встрече, наскоро обменялись новостями.

— Послушайте, какой «концерт» мы сейчас дадим для фрицев, — весело сказал Юсупов и стал отдавать распоряжения командирам установок.

И в самом деле, «концерт» получился впечатляющий. [85]

Вскоре после нашей встречи Барий Абдулович был тяжело ранен и доставлен в один из московских госпиталей. Я навестил его там. Юсупов находился в забытьи, бредил.

Врачам удалось спасти жизнь отважному артиллеристу, но вернуть ему зрение они не смогли.

Барий Абдулович Юсупов вошел в историю Великой Отечественной войны как один из первых командиров, овладевших новым грозным оружием — реактивными минометами и командовавших ими в боевой обстановке.

В Третьяковской галерее хранится прекрасный скульптурный портрет полковника Б. А. Юсупова работы В. И. Мухиной.

Под давлением превосходящих сил неприятеля 27 ноября подразделения 7-й гвардейской стрелковой дивизии отошли. Пришлось сменить огневые позиции и зенитчикам. Их рубежом обороны стала западная окраина деревни Киово на Дмитровском шоссе. Это всего в двух десятках километров от окраины Москвы. Наши воины решили стоять насмерть. Они выполнили свою клятву. Героические боевые действия этой батареи золотой страницей вошли в историю противовоздушной обороны столицы.

Утром 1 декабря 10 вражеских танков пытались атаковать огневые позиции орудийных расчетов, которыми командовали комсомолец замполитрука В. В. Громышев и коммунист старший сержант Г. А. Шадунц. Зенитчики встретили их метким огнем. Две фашистские машины были подбиты, остальные повернули назад.

Через день противник повторил атаку. На участке обороны зенитчиков появилось 25 танков. И снова разгорелся ожесточенный бой. Атаку вражеских танков поддерживали тяжелые минометы, стрелявшие с закрытых позиций. Особенно трудно пришлось расчету Громышева. Воины подразделения уничтожили два танка, но все погибли. Последним пал смертью храбрых командир, до конца выполнивший свой долг.

Тяжелый бой выдержал расчет Гайка Шадунца. Наводчик этого орудия ефрейтор Василий Раздайбеда мгновенно ловил в перекрестье прицельной трубы неприятельские танки, а заряжающий Борис Баранов, заслав снаряд в патронник, быстро производил выстрел. Вот остановился один танк. Бронебойный снаряд зенитного орудия снес с него башню. Затем застыла на месте другая бронированная [86] машина. Экипаж третьего танка, пытавшийся прийти на помощь второму, был уничтожен. Шесть танков потерял противник на этом участке от огня зенитного орудия, но ни на шаг не продвинулся вперед, хотя в то время именно здесь он был ближе всего к заветной цели, к Москве.

В район Клязьминского водохранилища, где танковой части противника удалось прорвать оборону наших войск, были переброшены семь батарей из состава группы полковника Д. Ф. Гаркуши. Они закрыли брешь и сумели задержать наступление врага. Здесь стойко сражались воины батареи лейтенанта И. А. Кушакова. В напряженном бою зенитчики уничтожили 8 танков и не допустили врага к мосту через водохранилище.

В районе Савельево, Ложки, Овсяпиково, что у Ленинградского шоссе, зенитчики уничтожили 12 танков, 3 самолета, 4 минометных батареи, 12 пулеметных точек, несколько автомашин и до полка живой силы противника. 1-я немецкая танковая дивизия, действовавшая здесь, во многом потеряла свои наступательные возможности благодаря противодействию зенитчиков.

Комиссаром в группе полковника Д. Ф. Гаркуши был старший политрук Г. М. Крытов — в прошлом редактор газеты корпуса. После ранения его сменил инструктор политотдела корпуса по комсомолу старший политрук И. В. Стрелков. Оба они вполне оправдали наше доверие.

Умело выполнял свои обязанности в трудных условиях быстро менявшейся боевой обстановки и начальник штаба группы полковник А. М. Ребриев.

Вторая группа зенитных батарей, выделенных нами из состава Московской противовоздушной обороны, действовала на рогачевском направлении. Возглавлял ее начальник штаба одного из полков майор Семен Лаврович Спиридонов (ныне генерал-лейтенант артиллерии). Комиссаром в эту группу был назначен один из лучших политработников корпуса — батальонный комиссар Павел Петрович Телегин. В группу входили сводный зенитный артиллерийский дивизион в составе пяти батарей (20 орудий) и пять зенитно-пулеметных установок.

Действуя вместе со 133-й и 126-й стрелковыми и 17-й кавалерийской дивизиями, а также с 21-й и 24-й танковыми бригадами, входившими в группу генерала Ф. Д. Захарова, зенитчики должны были предотвратить [87] прорыв противника к Москве с северо-западного направления, откуда части 6-й и 7-й танковых дивизий гитлеровцев наносили сильный удар, пытаясь обойти Москву с севера.

В районе деревень Федоровка, Филимоново, Храбровка, Алабуха 27 ноября развернулись напряженные бои. Некоторые наши стрелковые и танковые подразделения, в том числе и группа майора Спиридонова, оказались в окружении. Противник, стремясь расчленить окруженную группировку, бросил в бой большое число танков с десантом автоматчиков.

На пути наступавших вражеских подразделений оказались огневые позиции двух орудий 19-й батареи 250-го зенитного артиллерийского полка, возглавляемые комиссаром батареи младшим политруком Б. М. Чеславским. Воины не дрогнули перед превосходящим противником. Первым же выстрелом был подбит один танк. Сразу же отошла и пехота. Фашисты отступили, но было ясно, что они не отказались от своего намерения прорваться сквозь огневой заслон. Сосредоточив большие силы, враг снова атаковал зенитчиков. Но к этому времени майор С. Л. Спиридонов перебросил на угрожаемое направление еще шесть орудийных расчетов. И тем не менее силы были неравные.

В один из моментов боя бессмертный подвиг совершил замполитрука комсомолец Н. Ф. Левин. Дело было так. Гитлеровцы повели наступление на огневую позицию зенитчиков, обстреливая ее из минометов и пулеметов. В расчетах двух орудий, находившихся на основном направлении, оставалось все меньше людей. Вот замолчала одна пушка. Все реже и реже слышались выстрелы другой. Командир взвода лейтенант В. В. Тарабан стал пробираться к орудийному окопу. Но вражеская пуля настигла его. И тут из ячейки выскочил Никифор Левин. Добежав до замолкшего орудия, он встал к прицелу. По его команде несколько раненых бойцов стали подавать ему снаряды. Атака неприятеля была сорвана.

Но вот с фланга появилась большая группа немецких автоматчиков. Нужно было нацелить на нее огонь соседних орудий. И Никифор Левин, вскочив на бруствер, показал рукой направление стрельбы.

— Взять влево! — успел крикнуть он и замертво упал в окоп. [88]

Два слова, произнесенные комсомольцем Левиным, стоили ему жизни. Но они помогли отбить атаку врага. Более батальона пехоты и восемь танков потерял противник в этом бою.

В результате внезапного прорыва вражеской механизированной колонны в тыл наших войск группе майора Спиридонова и некоторым другим частям пришлось вести бой в окружении. Однако зенитчикам почти в полном составе удалось прорваться к своим. Но громоздкие, мало приспособленные к транспортировке по бездорожью зенитные пушки пришлось оставить в лесу. Несколько позже, получив тягачи, майор Спиридонов и батальонный комиссар Телегин сумели найти дороги, не занятые противником, и вывезти по ним свои орудия.

Боевая деятельность обеих противотанковых групп, сформированных из наших зенитчиков, получила высокую оценку командиров стрелковых дивизий, вместе с которыми они отстаивали оборонительные рубежи.

В конце ноября сильный удар по противнику нанесли наши авиаторы. Поддерживая пехоту, истребители в течение дня атаковали мотомеханизированную группу неприятеля, прорывавшуюся от Солнечногорска на Хоругвино и Логиново. Гитлеровцы потеряли здесь от ударов авиации 77 танков, 263 автомашины и немало живой силы.

На подступах к столице бесстрашно дрались и пулеметчики из зенитно-пулеметного полка, которым командовал энергичный и знающий офицер майор Антон Михайлович Накашидзе.

Однополчане и местные жители свято хранят память о трех отважных пулеметчиках-зенитчиках Михаиле Максимове, Петре Калашникове и Павле Островском.

Эти бесстрашные воины отразили несколько яростных атак пятнадцати вражеских бомбардировщиков, пытавшихся бомбить наши войска, а затем вместе с подразделением стрелковой части вели огонь из своей счетверенной установки по цепям наседавших неприятельских автоматчиков. Установка продолжала стрелять и тогда, когда все трое получили тяжелые ранения. Герои погибли, но враг не прошел.

Любопытное признание содержится в одном из документов командования XXIII армейского корпуса [89] немецко-фашистской армии, относящихся к этому периоду. «Бои наземной армии, — говорится в нем, — в последние два месяца потребовали использования непосредственно в наземном бою соединений тяжелых, сравнительно малоскоростных бомбардировщиков. При этом установлено, что потери в самолетах в результате обстрела с земли были исключительно велики. В одном соединении, введенном в бой для непосредственной поддержки наземных войск, количество действующих самолетов уменьшилось в результате обстрела с земли до 50 процентов. Причину этого следует искать в хорошо организованной противовоздушной обороне русских...»{12}

Умелые и мужественные действия наших воинов в период напряженных боев с наземным противником во многом являлись следствием хорошо налаженной политической работы в подразделениях. Нужно сказать, что этому вопросу командование корпуса уделяло большое внимание. В самые трудные моменты, когда от людей требовалось огромное напряжение сил, мы принимали меры, чтобы обеспечить свои подразделения не только боеприпасами, продуктами питания, теплой одеждой, но и книгами, газетами, листовками.

В одной из таких листовок, обращенных к воинам истребительно-противотанковых отрядов, говорилось: «В минуту опасности наша организация и дисциплина должны многократно возрасти. Ни тени паники, ни одного малодушного в наших рядах!

Бойцы истребительных отрядов и батальонов, на вас возлагается трудная и ответственная задача — уничтожать вражеские танки гранатой и бутылкой с горючим. Будьте стойки, ни шагу назад! Не отдадим Москву!»

В подразделениях перед решающими боями проводились митинги, партийные и комсомольские собрания.

Политическая агитация, пламенное слово командиров, политработников, агитаторов находило самый горячий отклик в сердцах воинов. Пожалуй, никогда не был так высок патриотический подъем среди нашего личного состава, как в эти, самые трудные для советской столицы, дни. Я не помню случая, чтобы командирам приходилось [90] прибегать к мерам дисциплинарного воздействия за малодушие, нерадивость, недисциплинированность. Не было таких случаев в наших подразделениях, хотя в те дни стойкость каждого проходила самое суровое испытание.

Нельзя не отметить, что подавляющее большинство наших комиссаров батарей, рот, отрядов лишь в ходе боев приобретали опыт политической работы в войсках. Многие из них пришли из запаса, другие были выдвинуты на должности политработников из рядовых и младших командиров. Достаточно сказать, что из 416 военкомов подразделений в 1-м корпусе ПВО только каждый четвертый имел стаж работы более года.

Мы смело выдвигали на должности комиссаров лучших коммунистов. За первые шесть месяцев войны 120 человек были назначены военкомами подразделений, из них 30 рядовых и младших командиров; 70 человек стали комиссарами дивизионов и батальонов. Ответственные посты комиссаров полков заняли способные политработники старшие политруки И. В. Зернов, И. А. Демьянов и некоторые другие.

В эти дни нелегко приходилось и нам, руководителям войск противовоздушной обороны столицы. Из-за частых дневных и ночных налетов авиации противника на Москву много времени приходилось проводить на командном пункте. Но как только появлялась возможность, мы выезжали на передний край к зенитчикам, выделенным для наземной обороны.

Правда, поездки эти были недальними: борьба шла на ближних подступах к столице. Машина за 40–50 минут доставляла нас к линии фронта. Нередко случалось попадать и под обстрел неприятеля. Однажды, пробираясь к батарее, расположенной на заснеженном поле, мы попали под минометный огонь. На белой равнине вокруг нас появилось множество черных пятен от взрывов. Нужно было выбираться из зоны обстрела. Видимо, вражеский корректировщик приметил нас. До машины, оставленной в перелеске, было довольно далеко. Вскоре я почувствовал, что стало трудно дышать. Помог мне вырваться из огненного кольца и добраться до укрытия мой адъютант капитан М. М. Терехин, который всегда сопровождал меня в таких поездках. Переждав стрельбу, мы окольным путем добрались до батареи. Михаил Михайлович Терехин — человек недюжинной физической силы [91] и незаурядных организаторских способностей — был моим верным и постоянным помощником. В те дни ему было поручено формирование и обучение батальона лыжников-автоматчиков. Это подразделение прикрывало потом наши батареи, выдвинутые на противотанковые позиции. Михаил Михайлович Терехин, будучи прекрасным спортсменом, впоследствии сделал многое, чтобы развить военно-прикладные виды спорта в частях ПВО.

Непосредственное участие в борьбе с наземным противником вместе с частями Красной Армии и ополченцами приняли наши зенитчики и летчики при обороне Тулы и Каширы.

Бои за Тулу и Каширу были очень тяжелыми. Используя огромное количество танков, гитлеровцы пытались с ходу овладеть обоими важными пунктами.

Войска Тульского бригадного района ПВО, которые возглавлял генерал-майор М. Н. Овчинников, были немногочисленны. Из наземных войск противовоздушной обороны здесь находился лишь один 732-й зенитный артиллерийский полк, взаимодействовавший с несколькими ротами зенитных пулеметов. В дни боев за Тулу всем этим подразделениям пришлось занять противотанковую оборону на окраинах города.

22 октября воздушная разведка обнаружила более 40 вражеских танков в 45 километрах к западу от Тулы. Позже многочисленные группы танков были замечены на юго-западном направлении. Командир 732-го полка майор М. Т. Бондаренко принял все меры к усилению противотанковой обороны в западном и юго-западном направлениях. Он решил, в частности, использовать для помощи артиллеристам зенитные прожекторы. Это едва ли не первый случай применения прожекторов для наземной обороны.

Первый бой зенитчики провели 29 октября. Прорвав оборону 290-й стрелковой дивизии в районе Ясной Поляны, гитлеровцы устремились к городу оружейников. И тут на их пути встали зенитчики. Не выдержав сильного огня, противник повернул обратно, оставив на поле боя несколько подбитых машин.

На рассвете 30 октября атаки танков и мотопехоты возобновились с новой силой. Особенно яростно неприятель рвался к городу вдоль Орловского шоссе, где стояла 6-я батарея 732-го зенитного артиллерийского полка. Высокое [92] мужество проявили в этом бою командир взвода лейтенант Г. М. Волнянский, комиссар батареи политрук М. И. Сизов, орудийные расчеты сержантов Т. Н. Никитенко и И. Г. Козака. Фашисты потеряли пять танков и отступили.

Через некоторое время враг возобновил атаки. На позиции наших артиллеристов двинулись около тридцати танков. И вновь они были встречены метким огнем. Однако редел и строй обороняющихся. Наводчик одного из орудий комсомолец И. И. Беспалов был тяжело ранен, но продолжал сражаться, пока осколок снаряда не оборвал его жизнь. К орудию встал лейтенант Волнянский. Выполняя обязанности всех выбывших из строя номеров расчета, он подбил два танка. Но вскоре отважный офицер погиб под гусеницами третьей вражеской машины, успев подорвать ее противотанковой гранатой.

Столь же мужественно сражались и другие зенитчики взвода, которых после гибели лейтенанта Волнянского возглавил политрук Сизов. За день боя они уничтожили в общей сложности 12 неприятельских машин.

Не смог преодолеть огня зенитчиков противник и на Варшавском шоссе, где самоотверженно оборонялись воины 10-й батареи. Особенно стойко действовал взвод лейтенанта М. И. Милованова. Зенитные расчеты, в которых наводчиками были красноармейцы Н. Я. Степанов и Н. Г. Лачин, уничтожили четыре немецких танка.

Как ни труден был день 30 октября для защитников Тулы, в том числе и для наших зенитчиков, все они с честью выполнили свой долг. От огня зенитчиков противник потерял в этот день 26 танков, более 200 солдат и офицеров. Это значительно снизило наступательные возможности фашистов в последующие дни. хотя они и пытались еще несколько раз сломить сопротивление обороняющихся подразделений.

Мужество и мастерство наших зенитчиков не мог не признать и командующий 2-й танковой армией гитлеровцев генерал Гудериан. «29 октября наши головные танковые подразделения, — писал он, — достигли пункта, отстоящего в 4 км от Тулы. Попытка захватить город с хода натолкнулась на сильную противотанковую и противовоздушную оборону и окончилась провалом, причем мы понесли значительные потери в танках и офицерском составе». [93]

Многие воины 732-го зенитного артиллерийского полка были награждены орденами и медалями за участие в героической обороне Тулы. Их заслуги отмечены памятным Красным знаменем Тульского горкома ВКП (б) и исполкома Совета депутатов трудящихся.

Отлично показали себя при обороне Тулы наши прожектористы, взаимодействовавшие с зенитчиками.

Средств у прожектористов было немного — всего восемь станций. Каждая из них была придана зенитным артиллерийским взводам, занимавшим противотанковую оборону на наиболее ответственных направлениях.

Так, вместе со взводом лейтенанта М. И. Милованова действовали прожектористы взвода лейтенанта Л. И. Смирнова. 30 октября с наступлением темноты группа вражеских танков предприняла внезапную атаку, пытаясь прорваться к городу через заслон артиллеристов. Однако наблюдатели прожектористов, выдвинутые вперед, обнаружили противника своевременно. По их сигналу мощный луч осветил неприятельские танки. Атакующие машины были видны как на ладони, и зенитчики открыли по ним губительный огонь. Короткий бой закончился нашей победой. Гитлеровцы потеряли три танка.

В другой раз пехота противника, развернувшись на узком участке, под покровом темноты скрытно двинулась к линии нашей обороны в районе зенитной батареи лейтенанта Н. Д. Мазурова. Фашисты шли в полный рост, плотными рядами. Они были уверены, что им удастся застать наших артиллеристов врасплох. Внезапно наступающих ослепил яркий луч, а затем по ним ударили зенитные орудия. Атака была сорвана. Противник понес чувствительные потери.

Не сумев сломить сопротивление защитников Тулы, соединения 2-й немецкой танковой армии двинулись в обход города с востока. Прорвав оборону 50-й армии, они устремились к городу Венев. Встретив на подступах к нему упорное сопротивление, гитлеровцы решили наступать на север. В сторону Каширы двинулась их 17-я танковая дивизия.

«25 ноября передовому отряду этой дивизии, — говорится в «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза», — удалось прорваться к южной окраине Каширы, где его встретил сильным огнем зенитный артиллерийский [94] дивизион под командованием майора А. П. Смирнова»{13}.

Здесь повторилось то же, что и под Тулой: зенитчики, действуя без пехотного прикрытия, своим мощным огнем остановили продвижение танков противника, задержали его, пока к участку прорыва не подошли наши части — конники 2-го кавалерийского корпуса под командованием генерала П. А. Белова и 112-я танковая дивизия полковника А. Л. Гетмана.

Воинам 352-го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона во главе с майором Смирновым пришлось выполнять весьма сложную и ответственную задачу. Получив сообщение о движении к Кашире с юга танковой колонны неприятеля, командир дивизиона своевременно перегруппировал средства. Две батареи заняли противотанковые позиции на южной окраине города и у моста через Оку. Остальным подразделениям было приказано защищать от воздушного противника электростанцию — важнейший объект города.

25 ноября в 16 часов командиру 3-й батареи старшему лейтенанту С. К. Абрамову с наблюдательного поста доложили, что по шоссе от Венева движется группа вражеских танков и автомашин. Как только они приблизились, зенитчики открыли огонь. Гитлеровцы повернули обратно. Но вскоре позиции батареи атаковали около 50 танков. Сосредоточенный огонь зенитчиков сорвал и эту попытку врага прорваться к городу. Несколько неприятельских машин было уничтожено.

Одновременно артиллеристам пришлось отражать налет воздушного противника, пытавшегося разбомбить мост через Оку. Несмотря на потери, зенитчикам удалось отстоять этот чрезвычайно важный для наших войск объект. Здесь отличились зенитчики батареи, которой командовал старший лейтенант И. С. Рязанцев.

За Тулу и Каширу сражались и наши летчики-истребители. В обороне Тулы участвовал 171-й истребительный авиационный полк, получивший за героизм и мастерство наименование Тульского. При этом отважно действовали не только летчики, дравшиеся с превосходящим по численности противником, но и технический состав полка, [95] которому не раз приходилось отражать атаки вражеских автоматчиков на границах аэродрома.

Блестящую победу в одном из воздушных боев на подступах к Туле одержал младший лейтенант Г. К. Старцев. Во главе звена он вылетел на перехват вражеских бомбардировщиков. Фашисты не выдержали дружной атаки наших летчиков и повернули обратно. Пытаясь уйти от преследования, ведущий группы юнкерсов спикировал к земле и на малой высоте пошел на запад. Старцев атаковал врага, но оружие отказало — пулеметы молчали. Тогда летчик пошел на таран. Приблизившись к бомбардировщику, винтом своего истребителя он обрубил ему хвостовое оперение. Выполнив боевую задачу, Старцев благополучно приземлился на своем аэродроме.

За период обороны Тулы летчики полка провели 47 воздушных боев, в которых уничтожили 16 самолетов противника.

В районе Каширы ожесточенные воздушные бои вели экипажи 445-го истребительного авиационного полка под командованием майора В. П. Круглова. За несколько дней они уничтожили 20 самолетов врага. Многие авиаторы и зенитчики — участники оборопы Каширы — были награждены орденами и медалями.

За заслуги в обороне города личному составу 352-го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона было вручено Красное знамя Каширского горкома ВКП(б) и Исполкома Совета депутатов трудящихся.

Летом 1941 года в Москву приезжал Гарри Гопкинс — личный советник президента США Рузвельта. Он вел беседы со Сталиным и другими руководителями партии и правительства по вопросам, связанным с поставками Советскому Союзу боевой техники и военных материалов.

Среди этих поставок значительное место должны были занимать самолеты-истребители, зенитные орудия и пулеметы, предназначенные для нужд противовоздушной обороны.

Впоследствии американские малокалиберные зенитные пушки действительно появились в советских войсках. Были они и в частях Московской противовоздушной обороны. Зенитчики неплохо отзывались об этом оружии. Однако заокеанскую технику мы получили тогда, когда немецко-фашистская авиация уже вынуждена была прекратить налеты [96] на Москву. Расчетам, освоившим американские пушки, не довелось сделать из них ни одного выстрела но реальному противнику, и свое умение вести огонь из иностранных орудий они демонстрировали лишь на учебных стрельбах.

Что же касается потребности советских войск в зенитной артиллерии, то она действительно была настоятельной. Вот несколько цифр, характеризующих уровень технической оснащенности войсковой противовоздушной обороны к началу Великой Отечественной войны. В штатах стрелковой дивизии числился зенитный артиллерийский дивизион, а в каждом стрелковом полку — зенитно-пулеметная рота. Для прикрытия от воздушного противника согласно штатам дивизия располагала всего восемью 37-мм и четырьмя 76,2-мм зенитными пушками, девятью крупнокалиберными зенитными пулеметами и двадцатью четырьмя счетверенными зенитно-пулеметными установками.

Однако и этих явно недостаточных сил и средств не удавалось выделять во вновь сформированные в начале войны соединения. Так, на Юго-Западном фронте ко второму месяцу войны дивизии были обеспечены среднекалиберными зенитными орудиями лишь на 70 процентов, а малокалиберными и того меньше — на 40 процентов.

В период, когда войска Западного фронта отходили к Москве, оборонять штаб фронта от нападения авиации противника пришлось нашим зенитчикам. Из состава частей Московской противовоздушной обороны для этой цели был выделен 751-й зенитный артиллерийский полк, личный состав которого успешно выполнил свои обязанности.

Мне думается, недостатки в защите пехоты, конницы, танков от ударов вражеской авиации в первый год войны объяснялись не только острой нехваткой зенитных средств, но и тем, что общевойсковые командиры не были в должной мере подготовлены к решению этой задачи. Гражданская война почти не оставила опыта организации противовоздушной обороны войск, видимо, не уделила должного внимания этому вопросу в предвоенный период и наша военно-теоретическая мысль.

Накануне войны в наших Вооруженных Силах готовилось очень мало специалистов младшего и среднего звена для зенитных подразделений сухопутных войск. На должности командиров зенитных пулеметных взводов, зенитных артиллерийских батарей, предназначенных для [97] противовоздушной обороны войск, нередко назначались выпускники общевойсковых или обычных артиллерийских училищ.

Нужно сказать, что и штаты подразделений ПВО в войсках были явно недостаточны. Зенитчики могли прикрыть от ударов с воздуха штабы дивизий и полков, решать отдельные, частные задачи по защите переправ или тыловых баз, но для обеспечения противовоздушной обороны боевых порядков средств у них не хватало.

В начале войны, пользуясь подавляющим превосходством в воздухе, люфтваффе нанесли нашим сухопутным войскам чувствительный урон. Учитывая это, Советское правительство поставило перед нашей промышленностью задачу — в кратчайшие сроки увеличить выпуск зенитных орудий, пулеметов и боеприпасов к ним. И эта исключительно трудная в условиях войны задача была решена. К осени 1942 года войска получили 2761 среднекалиберную и 3499 малокалиберных пушек. В 1943 году артиллерийские заводы дали соответственно 5472 и 3713 орудий, а в 1944 году производство 37-мм пушок было доведено до 5993, 85-мм — до 1903 и 25-мм — до 2353. Возросшее обеспечение фронта орудиями и истребителями новейших конструкций позволило успешно решать задачи противовоздушной обороны войск.

Ведя тяжелые оборонительные бои против воздушного и наземного противника, мы не замечали, как летит время. Уже закончился ноябрь, и наступил последний месяц сорок первого года. Несмотря на тяжелое положение на фронтах, мы не теряли оптимизма, ждали перелома в ходе войны и, как могли, приближали этот желанный день.

О готовящемся контрнаступлении наших войск мне стало известно заранее. Ставка вменила в обязанность частям противовоздушной обороны столицы надежно прикрывать районы сосредоточения резервов, не допускать к ним не только бомбардировщиков, но и разведчиков неприятеля. Мы выполнили эту ответственную задачу. Контрнаступление советских войск, начавшееся 5–6 декабря, явилось для врага полной неожиданностью.

Активное участие в контрнаступлении приняли летчики-истребители ПВО. Большими группами они штурмовали боевые порядки вражеских войск, нанося им огромные потери, не давая возможности закрепляться в узлах сопротивления и опорных пунктах. Особенно эффективными [98] оказывались удары по отступавшему противнику. Глубокий снежный покров сковывал маневр врага. Его войска вынуждены были двигаться по дорогам, забитым обозами тыловых подразделений. Вот на дорогах-то и сосредоточили свое внимание наши летчики. Они помогали дезорганизовать движение противника.

Только в первый день контрнаступления летчики ПВО совершили до двух тысяч самолето-вылетов. Столь же интенсивно они действовали и в последующие дни. Потери врага от штурмовых ударов наших летчиков-истребителей исчислялись десятками танков, сотнями автомашин, большим количеством живой силы.

В эти дни совершил свой подвиг командир звена 11-го истребительного авиационного полка лейтенант Венедикт Ефимович Ковалев.

Ранним утром 14 декабря 1941 года во главе группы истребителей он вылетел на штурмовку вражеских войск. Летчики обрушили огонь пулеметов и реактивных снарядов на колонну противника, отступавшую по Волоколамскому шоссе на запад. Первым атаковал гитлеровцев Венедикт Ковалев. Меткими очередями он косил вражескую пехоту, поджигал автомашины. Участник этого боя политрук Устинов рассказывал потом: «Нам удалось добиться внезапности и беспрепятственно в упор расстрелять большую автоколонну противника. Потерь у немцев было много. Лейтенант Ковалев после первой атаки сделал второй заход, потом третий. И тут он попал под огонь внезапно ожившей зенитной установки врага. На самолете загорелся мотор. Командир пытался скольжением сбить пламя, но это ему не удалось. Тогда он дал длинную очередь по вражеской колонне и, не пытаясь вывести самолет из пикирования, врезался в скопление автомашин».

Венедикту Ефимовичу Ковалеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Под ударами советских войск враг откатывался на запад, неся большие потери в живой силе и технике. Много сделали для обеспечения высоких темпов контрнаступления наши летчики, завоевавшие господство в воздухе и сохранившие его на протяжении всей зимы 1941/42 года.

Мастером сокрушительных штурмовок зарекомендовал себя ставший позже Героем Советского Союза старший лейтенант Николай Степанович Самохвалов. На его счету [99] к этому времени было 60 воздушных боев, десятки штурмовок, 19 сбитых неприятельских самолетов.

В числе других отважных летчиков можно назвать и капитана Александра Ивановича Смирнова, который, сражаясь под Москвой, 98 раз вылетал на штурмовки, в воздушных боях сбил 20 вражеских самолетов.

Активное участие в развернувшемся под Москвой контрнаступлении приняли артиллеристы и пулеметчики столичной противовоздушной обороны. Поддерживая стрелковые части, они подавляли огневые точки противника, уничтожали его живую силу и боевую технику.

В дни контрнаступления наземные части ПВО, в свое время отошедшие к Москве, двигались вслед за войсками фронтов и незамедлительно занимали огневые позиции, оборудовали наблюдательные посты и прожекторные точки на освобожденной от противника территории.

Многие офицеры и генералы управления корпуса в те дни выезжали в освобожденные районы, чтобы на месте организовывать противовоздушную оборону населенных пунктов, коммуникаций войск, фронтовых объектов.

В этих поездках, как и во всей нашей работе, принимали участив руководители московской партийной организации, городского и областного Советов депутатов трудящихся. Они детально вникали во все наши нужды, оказывали нам неоценимую помощь в культурно-бытовом обслуживании воинов, которым приходилось обживать опустошенные войной места.

В прифронтовые районы я неоднократно ездил вместе с Василием Прохоровичем Прониным. Однажды такая поездка чуть не закончилась для нас трагически. Это случилось в только что освобожденной Истре. Въехав в город, мы приказали шоферу остановить машину у разрушенного дома и пошли к вносовцам. Почти одновременно к этому же зданию подъехал грузовик с каким-то военным имуществом. Едва мы отошли на несколько шагов, как раздался взрыв. Автомобиль был разбит. Под его колесом оказалась противотанковая мина. Видимо, над ней образовалась корка льда, удерживавшая нажимной механизм некоторое время. Подтаяв от разогревшегося в пути колеса и не выдержав тяжести грузовика, лед треснул, и вражеский «сюрприз» сработал. Задержись мы на минуту-другую, последствия могли быть печальными. [100]

Анализируя деятельность немецко-фашистской авиации при налетах на Москву в октябре — декабре 1941 года, мы определили два совершенно различных этапа: с 30 сентября по 30 октября и с 1 ноября по 22 декабря.

Период 30 сентября — 30 октября характеризовался весьма высокой активностью люфтваффе. Это был период «решительного» наступления группы армий «Центр» на Москву, и, естественно, 2-й воздушный флот немцев, усиленный к тому времени подразделениями других флотов, много внимания уделял разведке. Только за десять первых дней октября мы зафиксировали 724 полета разведчиков. Вместе с тем противник обрушивал бомбовые удары на небольшие города и населенные пункты в ближайшем тылу наших войск, стремясь посеять панику, дезорганизовать работу транспорта. Налетая на эти объекты, не защищенные средствами ПВО, фашистские летчики с малых высот обстреливали мирное население, поджигали деревянные постройки.

В распоряжении командования 2-го воздушного флота в это время было еще достаточно сил. Их хватало и для организации массированных налетов на нашу столицу. Вражеские бомбардировщики, сопровождаемые истребителями, 31 раз пытались прорваться в воздушное пространство Москвы. Но ни дневные налеты (их было 13), ни ночные (18) не принесли успеха. Из 2018 самолетов, участвовавших в этих налетах, в воздушное пространство города удалось проникнуть 72.

В первой половине октября противник пытался пробиться к столице мелкими группами — по 10–15 самолетов. Но, видя, что это не приносит успеха, сменил тактику: бомбардировщики стали появляться большими группами на значительной высоте по нескольку раз в сутки (28 октября мы четыре раза объявляли городу тревогу). Однако все попытки врага оказались тщетными. Пришлось ему опять сменить тактику: два-три самолета в течение пяти-шести часов имитировали нападение на Москву, стремясь измотать силы ПВО, дезорганизовать работу предприятий. Но и эта уловка не удалась противнику. Мы просто-напросто не объявляли городу тревогу, а зенитчики умудрялись отдыхать прямо у орудий.

Еще большую активность вражеская авиация проявляла с 1 ноября до начала декабря. В этот период люфтваффе провели 41 налет на Москву (17 дневных и 24 ночных) [101] . В общей сложности в них участвовало 1950 самолетов, а к городу удалось прорваться только 28. Не помогла гитлеровцам и низкая облачность. Наши летчики находили самолеты противника за облаками, а зенитчики преграждали им путь к охраняемым объектам умело организованным заградительным огнем.

Немцы использовали в этот период для налетов на город свои самые скоростные бомбардировщики, истребители сопровождения, постоянно меняли тактику. Например, в памятный день 6 ноября на Москву была послана большая группа бомбардировщиков истребителей Ме-110, которые пытались пробиться сквозь зенитный заслон на малых высотах. В другие дни налеты проводились на большой высоте.

Стремясь сломить сопротивление защитников Москвы, немецко-фашистское командование наряду с самолетами самых старых марок использовало и машины-новинки. Среди наших трофеев, в частности, оказались «Мессершмитты-115», которые немцы считали новым словом в самолетостроении. Как показала практика, горели эти новинки ничуть не хуже, чем первые образцы «мессершмиттов».

К началу Великой Отечественной войны на вооружении Советских ВВС состояли главным образом устаревшие типы истребителей — И-16 и И-153. Эти машины уступали в скорости, высотности, вооружении основному истребителю гитлеровцев — Ме-109.

Правда, уже перед войной наши авиационные конструкторы и самолетостроители за короткий срок, по существу за полтора-два года, сумели создать вполне современные по тому времени самолеты и наладить их серийный выпуск. Но в начале войны истребителей Як-1, МиГ-3 и ЛаГГ-3 в частях было еще крайне мало. Конечно, нельзя было рассчитывать и на то, что они сразу же превзойдут по своим летно-боевым качествам машины немецких конструкторов, начавших разработку новых моделей самолетов и испытавших их в бою гораздо раньше, чем мы.

В дальнейшем модификации новых советских истребителей — Як-7, Ла-5 по скорости, маневренности, вооружению и ряду других показателей превзошли самолеты Германии, хотя немецкие конструкторы сумели также несколько усовершенствовать свои машины. [102]

Но как бы то ни было, а воевать летчикам Московской противовоздушной обороны пришлось в основном в ту пору, когда превосходство в качестве и количестве авиационной техники было на стороне противника. Нужно учесть также и то немаловажное обстоятельство, что летом и осенью 1941 года против нас действовали лучшие летные кадры гитлеровских люфтваффе, накопившие боевой опыт и на «испанском полигоне», и в воздушных сражениях против авиации Англии, Франции, Голландии, Польши. Но, несмотря ни на что, наши летчики одерживали победы. И здесь уже решающим фактором была не столько техника, сколько люди, которые глубоко верили в справедливость своего дела и для его победы не жалели ни сил, ни самой жизни.

Летчик столичной противовоздушной обороны Герасим Григорьев в дни налетов неприятеля на Москву семнадцать раз вступал в бой с немецкими самолетами. И во всех семнадцати случаях побеждал. На счету Героя Советского Союза Г. А. Григорьева 17 уничтоженных самолетов противника, среди которых и модернизированные истребители Ме-109ф. А летал Григорьев на ЛаГГ-3, который считался «тяжеловесным тихоходом».

Летчик-истребитель младший лейтенант А. Г. Лукьянов за несколько дней на своем «миге» уничтожил три вражеских самолета. Во всех случаях бой проходил на такой высоте (2–2,5 тыс. метров), к которой МиГ-3 считался плохо приспособленным.

Виктор Талалихин таранил бомбардировщик «Хейнкель-111» на самолете И-16. Этот истребитель многие считали почти непригодным к боевому использованию против немецких самолетов того времени. Следует, однако, сказать, что истребители И-16 конструкции Н. Н. Поликарпова, отлично освоенные нашими летчиками, несмотря на свои недостатки, сослужили немалую службу Московской противовоздушной обороне. «Ишаки» и «чайки» вынесли на своих крыльях большую долю трудностей, выпавших истребительной авиации в первые месяцы войны. Огромную роль в этом сыграли мужество, самоотверженность, высокое чувство долга и подлинное мастерство наших летчиков.

В начале декабря враг предпринял несколько ожесточенных попыток обрушить на нашу столицу бомбовый [103] груз. Особенно сильный налет нам пришлось отразить 2 декабря.

А потом началось контрнаступление советских войск. Застигнутые врасплох, гитлеровцы не смогли организовать авиационную поддержку своих отступающих частей: сказались огромные потери, понесенные при налетах на Москву и во время наших штурмовок аэродромов неприятеля. Тут уж руководителям 2-го воздушного флота немцев было не до организации налетов на Москву. Зенитчикам столицы в эти дни почти не приходилось открывать огонь, а летчики в основном вылетали на пере хват отдельных разведчиков. Наши авиаторы получили возможность активно участвовать в штурмовках отступавших войск противника.

22 декабря 1941 года закончилось первое полугодие войны. Можно было подвести некоторые итоги.

За первое полугодие в зоне противовоздушной обороны Москвы было зафиксировано свыше 8300 полетов вражеских самолетов, 7146 из них доходили до границы зенитного огня, и лишь 229 прорвались к Москве. За это время мы отразили 122 сильнейших удара авиации противника.

Наши летчики за первое полугодие войны совершили 56 877 боевых вылетов, 3173 из них — на штурмовку наземных войск неприятеля. Они уничтожили 680 вражеских самолетов, причем часть из них в воздушных боях во время прикрытия наземных войск Западного и Калининского фронтов, а также при штурмовках аэродромов противника.

Всего под Москвой за первые шесть месяцев боев воины ПВО уничтожили 952 самолета противника, до 50 000 вражеских солдат и офицеров, 343 танка, свыше 250 артиллерийских и минометных батарей и зенитно-пулеметных точек, свыше 3000 автомашин с военными грузами и много другой техники{14}. Это был весомый вклад в дело разгрома врага. Но главное, чем мы гордимся, — гитлеровцам не удалось нарушить нормальную жизнь нашей столицы. [104]