В тылу врага

Хочется рассказать еще об одном отважном воздушном бойце из числа младшего летного состава. Это стрелок-радист старшина Павел Антипов — ветеран войны. Им было совершено множество подвигов, неоднократно он участвовал в воздушных боях, сбил немецкого истребителя.

Однажды летом 1942 года Антипов в экипаже летчика Кобенко полетел бомбить объект в глубоком тылу на территории Германии. Погода была чрезвычайно сложной — сплошная облачность, гроза, обледенение, но тем не менее экипаж прорвался к цели и точно отбомбился. Но вскоре отказал один мотор. На обратном пути перегрелся второй, самолет шел буквально на «честном слове», как говорили тогда летчики. Надо было хотя бы дотянуть до своей территории. Командиру это удалось, но высота была потеряна — оставалось всего 200 метров. Прыгать поздно, летчик пошел на посадку и потерпел катастрофу. При этом экипаж погиб, спасся лишь [113] раненый стрелок-радист Антипов. Оправившись от первого удара и дрожа от нервного потрясения, он задумался — что же делать? Затем, наскоро перевязав рану, он решил идти на восток, добрался до ближайшей деревни, один мальчик указал на дорогу, где меньше вероятности встречи с немцами. По пути все же он встретился с молодым парнем — полицейским, который потребовал следовать за ним. В это время из леса выбежали девушки, искавшие летчика. Они предупредили полицейского, что если он хоть пальцем тронет летчика, за него отомстят партизаны. Парню пришлось достать хлеба и меда для Антипова и проводить его в соседнюю деревню, где он смог укрыться у одного старика. Переодевшись в одежду старика, Антипов добрался до следующей деревни и заночевал в сарае, куда ему женщины принесли еду. Дальше ему пришлось идти лесом. В одном месте надо было перейти реку через мост, где стоял немецкий часовой. Антипов долго наблюдал за часовым, спрятавшись недалеко в лесу. Наконец часового сменили, на пост заступил совсем молодой вислогубый немец, видимо, «тотальник». Антипов был немного похож на немца — рыжий с длинными волосами. Он решился идти, приготовил пистолет. С палкой в руке, прихрамывая на одну ногу, пошел — немец пристально посмотрел, но ничего не сказал. Антипов прошел мост, не оглядываясь пошел дальше. Ему так хотелось бежать, но нельзя было. За поворотом дороги он бросил палку и побежал в лес и бежал до тех пор, пока дух не перехватило.

В следующей деревне ему пришлось укрыться в сарае с сеном. Когда немного успокоился, к сараю подъехали немцы. Вскарабкавшись наверх, Антипов успел прикрыться сеном и притаился. Немцы начали ковырять сено снизу, а также стаскивать его граблями сверху. Положение становилось критическим. Что делать? Пистолет в руке, во всяком случае биться до конца, решил Антипов. Но он не знал, сколько немцев. Вдруг они громко загалдели, бросили грабли и уехали. Антипов вылез из сарая и бросился в лес. К вечеру он добрался до новой деревни, где заночевал и разузнал, что в [114] ближайших шести поселениях немцев нет. Но с ними ему пришлось встретиться еще по дороге. Заметив фашистов издали, он бросился в кусты, до леса не успел добежать. Немцы, боясь партизанских засад, прострочили из автоматов кусты, в которых лежал Антипов. Пули со свистом пролетали над головой. Он лежал, прижавшись к земле. Немцы, шумно разговаривая, прошли мимо. В очередном селе женщина накормила его и проводила до следующей деревни. В доме старушки, куда его привели, уже знали о нем и даже искали в. лесу. У старушки Антипов прожил четверо суток, немного отдохнул. Надо было двигаться дальше, чтобы попасть в партизанский отряд. Целый день пришлось просидеть в саду, так как на старуху уже донесли о том, что у нее скрывается раненый летчик. Ночью местные партизаны пришли к нему, как условились, и проводили в партизанский отряд.

Вечером следующего дня, запасшись продуктами, с двумя партизанами они отправились в дальнюю и опасную дорогу — к линии фронта. Шли долго по хорошо знакомым партизанам тропам, днем скрывались в лесу. Через несколько суток они подошли к линии фронта и начали искать возможность для перехода. В одну из ночей Антипов благополучно перешел линию фронта и через несколько дней оказался в своей части. После этого он еще долгих три года участвовал в боях.

На штурм Берлина

Последние боевые вылеты в Великой Отечественной войне наш полк делал в конце апреля 1945 года по прорыву обороны противника за Одером, на Берлин и на порт Свинемюнде.

Больше всего нашим летчикам запомнился первый массированный бомбовый удар в Берлинской операции, по опорным пунктам второй полосы обороны врага на направлении главного удара войск Первого Белорусского фронта, с плацдарма [115] на Одере. Об этом хорошо написал Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Бирюков, который летал тогда во главе 28-го гвардейского Краснознаменного Смоленского авиаполка{4}. Налет был назначен на 16 апреля 1945 года. Накануне раньше обычного отправили летный состав спать, а ночью подняли по тревоге. И вот на командном пункте, где было много старших офицеров, один из политработников обратился к летчикам. Он сказал, что, оказывая нашим войскам ожесточенное сопротивление, фашисты ведут переговоры с американцами и англичанами. Перед Советской Армией стоит задача — первой войти в Берлин и вы, воздушные воины, должны помочь нашим наземным войскам выполнить эту историческую задачу.

Еще задолго до цели на западе горизонт засветлел, словно там начинался рассвет. В это время было включено 140 мощных прожекторов, направленных на противника, — новый тактический прием ночной атаки. Это одновременно означало начало наступления наземных войск. Ураганный огонь тысячи артиллерийских орудий и минометов, знаменитых «катюш» обрушился на вражеские позиции. Бомбардировщики сосредоточенно подходят к цели — к узкой полосе обороны противника перед нашими войсками. В воздухе становилось тесно. Полетели тысячи бомб на врага. Выполнив задание, экипажи разворачиваются и уходят обратно, а на цель беспрерывно, вал за валом заходят другие бомбардировщики.

Мы уже возвращались, а на фоне посветлевшего на востоке неба видно было, как армады наших самолетов все еще шли на запад. Мощные удары бомбардировщиков, перемалывая опорные пункты и живую силу врага, оказывали большую помощь наступающим наземным частям. Генерал-лейтенант Бирюков отмечает, что в этом знаменательном полете отличились экипажи Героев Советского Союза П. Романова, Н. Новожилова, К. Уржунцева, В. Осипова, летчиков И. Родионова, [116] А. Помелова, В. Калинина, А. Гамала, В. Бредова, прославленные штурманы Герои Советского Союза Н. Ижутов, И. Зуенко, А. Коновалов, М. Владимиров, А. Прокудин.

Затем полк еще несколько раз вылетал на бомбометания по опорным пунктам, на подавление и уничтожение сопротивления фашистов на подступах к их столице. В ночь на 18 апреля наш полк наносил удары по укреплениям на окраине Берлина. В этом полете, после выполнения боевого задания, в районе Альт-Ландсберг под Берлином погиб Герой Советского Союза капитан Романов Петр Иванович, совершив свой трехсотый боевой вылет. «Самолет был подбит и летчик направил охваченную пламенем машину на скопление боевой техники врага»{5}. Вместе с ним не стало штурмана Николая Ивановича Смолякова и одного из лучших воздушных стрелков-радистов Константина Андреевича Косых, который сделал 407 боевых вылетов — больше всех в полку. Погиб и воздушный стрелок Александр Афанасьевич Шарапов. Мы потеряли четырех героев, участвовавших в боях почти с первого дня, потеря была тяжелой, до слез обидной.

В настоящее время одна из улиц Пролетарского района Москвы носит имя Героя Советского Союза П. И. Романова, а в цехе Первого подшипникового завода, где он работал слесарем, установлена мемориальная доска. В Белорусском городе Быхове, где в последний раз дислоцировалась наша часть, сооружены памятники всем Героям Советского Союза 36-ой Смоленской авиадивизии дальнего действия, в том числе и П. И. Романову.

Последний боевой вылет полк сделал 30 апреля, накануне праздника Первого мая 1945 года, вылет на порт Свинемюнде. Враг из последних сил огрызался, защищая свой город, над которым свирепствовали немецкие истребители и бушевало море зенитного огня. В последний раз в воздушный бой вступили некоторые наши экипажи, в том числе экипаж Лушникова. Бой был короткий, «мессер» зашел в хвост и дал очередь [117] из пушек, но промазал. Радист Маковецкий открыл огонь, враг отвалил. Воспользовавшись этим, летчик с резким снижением ушел от преследования врага. В этом полете в критическом положении оказался наш экипаж. Когда бомбы были сброшены, Помелов, пытаясь уйти от обстрела и прожекторов, сложным маневром ушел в сторону моря со снижением. Ночь была непроглядная, и летчик упустил высоту. Когда Шушаков крикнул: «Вода!», — он одним движением вырвал самолет буквально в нескольких метрах от воды. Этот последний полет чуть не закончился катастрофой. [118]

Война окончена и снова на войну

Победу мы встретили в Польше, на аэродроме Кшевица. В начале мая все понимали, что вот-вот кончится война. Это радовало, но никто не мог сказать, когда это будет. 8 мая экипажи просидели у самолетов до 11 часов вечера в ожидании вылета, затем две красные ракеты — полный отбой.

В два часа ночи дневальный срывающимся голосом заорал: «Победа!» Мы, еще не поняв, что случилось, соскочили с кроватей, схватив пистолеты. Когда узнали, что война кончилась, все прыгали, кричали «ура», обнимались и стали стрелять-салютовать, поднялась невообразимая суматоха. Что творилось на аэродроме! Изо всех зенитных пулеметов и орудий стреляют, со всех самолетов летят трассирующие пули, из автоматов и пистолетов бьют, стоит невообразимый грохот и трескотня, все небо горит. Так мы до утра гудели, как улей.

На следующий день — он был солнечным, радостным — на аэродроме был построен весь полк, вынесли знамя полка. Мне выпала большая честь быть ассистентом знаменосца в день Победы. Был большой митинг по случаю исторической победы над фашистской Германией.

Прошло некоторое время после победных праздников, появилось ощущение какой-то пустоты, как будто нам нечем было заниматься. Это впечатление усилилось, когда неожиданно грянула армейская врачебная комиссия и некоторые товарищи были отстранены от летного дела по состоянию здоровья: у одного не видел глаз, у другого оказались переломаны кости, у третьего барахлило сердце и т. д. Пока шла война, люди молчали и со всеми вместе продолжали летать на боевые задания, но теперь все это легко выяснилось. В числе отстраненных были Федя Шуняев, Сергей Искра, я и другие наши ребята.

Мы оказались не у дел и даже появилось некоторое опасение, что могут отправить куда-нибудь в нестроевую [119] часть, но нас успокоил командир полка майор Родионов. Он сказал: «Вы честно отслужили, никуда я вас не отпущу, живите пока, буду ходатайствовать о демобилизации». У многих появилось неудержимое желание поехать домой.

Вдруг пришел приказ отправить несколько экипажей на Восток для передачи боевого опыта дальневосточным летчикам. Если на Западе было покончено с гитлеровской Германией, то на востоке Японская военщина никак не могла успокоиться, шла война на Тихом океане, у самой юго-восточной границы Советского Союза, в Маньчжурии стояли отборные войска японских вооруженных сил — известная Квантунская армия. Естественно, в такой обстановке нечего было думать о мирной жизни советских людей.

Для отправки на Дальний Восток были отобраны наиболее опытные люди. В их число попали экипажи летчиков Помелова, Мякишева, Киреева, Лушникова, Хромова, Саенко и майора Вершинина, который был командиром группы. У Помелова штурманом был лейтенант Растрыгин, радистом на моем месте полетел Аркадий Прусов, стрелком — Евгений Гусев. В экипаже Мякишева штурманом был назначен капитан Зуенко, а радистом — старший лейтенант Пучков. Они вылетели с аэродрома. Кшевица 20 июня 1945 года и через несколько дней прибыли в Приморский край.

Прибытие фронтовиков было радостным событием для дальневосточников, вызвало большое оживление и способствовало подъему боеготовности местных летчиков. Фронтовики сразу включились в подготовку к боевым действиям. На летно-технических конференциях, на специально организованных встречах, а зачастую в многочисленных непроизвольных беседах фронтовики передавали свой богатый боевой опыт, рассказывали наиболее характерные случаи из фронтовой практики.

26 июля 1945 года была опубликована Потсдамская декларация, требовавшая от Японии немедленной безоговорочной капитуляции. Однако уже на следующий день японское правительство заявило, что Япония «оставит без внимания [120] эту декларацию и будет вести войну до самого конца в соответствии с установленной ею политикой».

Восьмого августа 1945 года Советское правительство передало заявление правительству Японии, в котором говорилось: «После разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной великой державой, которая все еще стоит за продолжение войны... Советское правительство заявляет, что с завтрашнего дня, то есть с 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией». В тот же день было дано боевое задание нескольким полкам дальних бомбардировщиков, в составе которых находились наши фронтовики, бомбить военные объекты в городах Харбин и Чан-Чунь. Экипажи должны были пересечь государственную границу ровно в 24. 00 по местному времени.

Предстояло выполнить первое боевое задание в чрезвычайно сложных метеорологических условиях. Перед самым вылетом в частях были организованы митинги. С волнением выступали летчики, техники, политработники. «Родина требует защиты Дальнего Востока, я вылетаю на боевое задание. Если не вернусь, то считайте меня коммунистом», — заявил в своем выступлении стрелок-радист 290-го авиаполка сержант Сильев. После митингов долгожданная команда: «По самолетам!», — и тяжелые машины стали подниматься в воздух.

Во главе дивизии летел командир одного из полков подполковник Щербаков К. С. У границы с Маньчжурией появились первые признаки грозы. Вскоре грозовая деятельность стала на пути непреодолимой стеной. Щербаков шел с набором высоты и достиг 6000 метров. Облачности не видно конца, самолет стал плохо управляем — началось обледенение. В кромешном мраке машину бросало, словно щепку. Командир вызвал стрелка-радиста Середина:

— Передай: «всем экипажам возвращаться домой». Однако из-за сплошного шума и треска в эфире команда не была принята самолетами. В результате обледенения самолет Щербакова потерял устойчивость. Только на высоте 1500 метров летчику удалось восстановить горизонтальный полет, и он [121] прилетел на свой аэродром. Но через несколько минут все аэродромы были закрыты. Стали подходить вернувшиеся экипажи, но садиться не могли. Только на рассвете, когда можно было хоть немного ориентироваться в наземной обстановке, летчики начали сажать свои машины кто где на вынужденную. Однако большая часть экипажей дивизии, в том числе фронтовики, задание выполнили. Летчики, проявив упорство, пробились сквозь непогоду и отбомбились по Харбину. Но несколько экипажей в грозу погибли.

В таких условиях посланцы нашего полка успешно выполнили несколько боевых вылетов по городам: Харбин, Чан-Чунь и Мукден. При этом как летчики, штурманы, так и радисты показали себя действительно мастерами ночных полетов в самых сложных условиях боевой обстановки. Когда наши экипажи вернулись с последнего боевого вылета, им запретили посадку из-за очень низкой облачности. Были закрыты и ближайшие аэродромы, на самолете Помелова горючее кончилось, и экипаж вынужден был прыгать с парашютами. Вот здесь произошла одна совершенно неожиданная встреча.

При прыжке у Прусова лопнул купол парашюта и только благодаря тому, что стропы зацепились за ветви дерева, он остался жив. Когда прыгал, второпях уронил планшет, который упал около командира танковой роты, расположенной на этом месте. Тот поднял планшет, с удивлением прочитал в бумагах свою фамилию. Это был его брат, о котором давно не получал никаких вестей.

Со своими танкистами он ночью в лесу начал искать летчиков с аварийного самолета и наткнулся на Помелова, который рассказал, что это действительно Прусов Аркадий, его радист. Но остальных членов экипажа не могли найти. А те собрались у одного разъезда, как условились перед прыжком, и ждали своего командира. Он пришел только утром и рассказал, что видел брата Прусова и послал Аркадия навстречу.

Надо было идти 18 километров. Увидев торопливо бегущего [122] человека, его окружили какие-то военные, приняли за парашютиста-диверсанта и арестовали. Документов у Прусова не было, одет был в летный комбинезон, на голове шлем. Однако он убедил их, что советский летчик, потерпел аварию, ищет брата-танкиста. Его привели в штаб и нашли командира танковой роты. Так неожиданно встретились два брата, которые 7 лет не имели сведений друг о друге. Первый не совсем удачный прыжок обернулся большой радостью.

Наши дальневосточники быстро охладили боевой дух самураев. Уже 23 августа столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам в честь победы, одержанной на Дальнем Востоке. Второго сентября 1945 года Японское правительство подписало акт о безоговорочной капитуляции.