Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Дни испытаний и мужества

18 апреля наша отдохнувшая и пополнившаяся 203-я совершила новый переход. На этот раз — к городу Тирасполь. Перед нами лежала Молдавия, ласковый, солнечный край.

Полки расположились по Днестру. Бойцы любовались первой яркой зеленью холмов и рощ, а мы изучали карты. На сей раз вести боевые действия предстояло в новом районе, резко отличавшемся от всех предыдущих. Мы привыкли воевать на равнине, научились обороняться и наступать, совершать быстрые маневры и дальние переходы, форсировать серьезные водные преграды. Теперь мы попали в гористую местность, и каждый отлично понимал, что боевые действия в горах потребуют особой сноровки, что нужна новая тактика.

Как будут чувствовать себя в новых, непривычных условиях бойцы? Опять требовалось кропотливо и настойчиво учить их. Но мы привыкли к этому: в течение всего пройденного боевого пути дивизия училась побеждать и, побеждая, снова принималась за учебу...

Теперь при штабе находился и свой переводчик — наш храбрый санинструктор молдаванка Мальвина Радошовецкая.

* * *

Ко второй половине апреля 82-й стрелковый корпус 37-й армии овладел плацдармом на западном берегу Днестра в районе сел Кицканы и Копанки, а нам предстояло идти дальше. С целью расширить плацдарм командующий 6-й армией генерал-лейтенант Шлемин поставил задачу: 203-й и 333-й стрелковым дивизиям в ночь на 25 апреля прорвать оборону врага на фронте шириною до трех километров и овладеть северной частью села Кирпацен с последующим выходом на господствующую высоту 141,1. [162]

Первый бой в новых условиях требовал особенно тщательной подготовки. Полки сосредоточились в лесах юго-восточнее села Кицканы. Здесь спешно велось обучение новобранцев. Бойцы из пополнения еще не получили обмундирования и выглядели непривычно пестро...

Командный пункт дивизии разместился в селе Копанки. Как оказалось, это было не лучшее решение, и мы тут же поплатились за это...

Дело в том, что в тот период, как бы стремясь наверстать упущенное (примерно с месяц держалась нелетная погода), очень активизировалась вражеская авиация. Группы в составе нескольких десятков самолетов ежедневно бомбили наши боевые порядки и переправы через Днестр. Непрерывно вели разведку одиночные немецкие самолеты. В результате одного из очередных налетов на Копанки было сброшено около ста осколочных бомб. Некоторые из них угодили в КП дивизии. Были разбиты узел связи и автомашина с рацией, получили ранение несколько бойцов.

События в Копанках стали для нас хорошим уроком: никогда больше мы не размещали в селах командные пункты. Жизнь на фронте недаром зовется полевой — именно в поле и место командиров...

Перед нами оборонялись части 15-й пехотной дивизии противника с тремя минометными и тремя артиллерийскими батареями, имевшие две подготовленные позиции. Только на переднем крае гитлеровцы заранее оборудовали 20 огневых точек с блиндажами.

Все это отлично маскировалось рельефом местности, так как перед нашим передним краем тянулась гряда довольно высоких холмов, перерезанных оврагами и заросших лесом, кустарником, а кое-где даже дикими фруктовыми деревьями.

В нашем тылу почти сплошной стеной стоял лес. Высокие сосны, пушистые ели, раскидистые буки надежно прикрывали нас от наблюдателей противника. Однако в то же время деревья очень затрудняли солдатам ориентировку...

Атаковать решено было ночью. Предварительно в оставшиеся два дня мы провели репетицию, чтобы посмотреть, как поведут себя новобранцы.

К 4 часам утра 24 апреля атакующие части заняли [163] передовые окопы, и в течение дня командиры подразделений довели боевую задачу до каждого воина.

В 2 часа 25 апреля после мощного пятиминутного налета всей артиллерии армии батальоны прорыва под руководством командиров полков дружно атаковали неприятеля.

С ходу овладев передовыми позициями, наши подразделения продвинулись примерно на два километра и выбили врага из села Фынтына-Мускулуй. Но затем, наткнувшись на огонь, который немцы вели со второй позиции, залегли и стали окапываться примерно в трехстах метрах южнее захваченного села.

И тут в воздухе появились советские штурмовики. Краснозвездные машины, прозванные фашистами «черной смертью», ударили по огневым точкам врага.

Майор Гурский не медля приказал разведчикам подобрать место для нового НП полка...

Разведчики двинулись ко второй линии немецких траншей, откуда уже полностью прекратилась стрельба: наша авиация сделала свое дело.

Вслед за разведчиками, которые уже заняли вражеские траншеи на высотке, туда перебежками двинулись майор Гурский, командир артиллерийского дивизиона майор Воловень и радист. Они с размаху влетели в окоп и увидели такую картину: прижавшись к противоположным стенкам окопа, три наших разведчика замерли против трех фашистов с пулеметом. Внезапное появление Гурского и его товарищей спасло разведчиков — и фашисты подняли руки... Гурский расположил свой НП буквально в ста метрах от противника, в его же окопе, и продолжал успешно руководить боем.

Гитлеровцы не пожелали смириться с потерей важного опорного пункта Фынтына-Мускулуй и сделали все, чтобы сбросить наших с плацдарма: ввели в бой новые части, захватили инициативу в воздухе.

Группы немецких самолетов, по 20 в каждой, методически прочесывали леса, бомбили боевые порядки наших войск. Несколько бомб разорвалось в районе КП дивизии, расположившемся в лесу. На какое-то время нарушилась связь с полками...

Дело в том, что соседняя с нами 333-я стрелковая не смогла продвинуться вперед, встретив упорное сопротивление. Это дало возможность гитлеровцам быстро сманеврировать [164] резервами, подтянуть их к Плон-Штубею и с рассвета до 11 часов контратаковать нас. Каждую контратаку противник сопровождал ураганным артиллерийско-минометным огнем. Отбив четыре контратаки, мы сами в течение дня дважды атаковали немцев при мощной поддержке артиллерии, но продвинуться тоже не смогли.

— Такой обработки не бывало с Голой Долины, — говорили бойцы.

Но как только враг предпринимал атаку, тут же оживали наши огневые точки: строчили пулеметы, били артиллерийские батареи, стреляли минометы, и противник не мог продвинуться ни на шаг.

— Мы никак не можем понять, — заявили первые пленные, доставленные на КП, — каким образом ваши солдаты остаются невредимыми?

А вся хитрость заключалась в том, что люди умело использовали укрытия, в том числе и фашистские окопы...

С 19 по 29 апреля дивизия вела бои на этом участке. Своими действиями она помогла расширить и закрепить плацдарм, с которого в августе 1944 года 3-й Украинский фронт начал грандиозное наступление на Румынию.

* * *

Командование фронтом высоко оценило боевые качества воинов 203-й дивизии, и ее передали в 5-ю ударную армию, которую принял во 2-й Украинский фронт Р. Я. Малиновский.

9 мая 1944 года мы получили первое боевое задание от нового командующего армией генерал-полковника В. Д. Цветаева. Никто тогда не предполагал, что именно первый бой в новой для нас армии будет очень тяжелым и окажется последним для многих отличных солдат и офицеров дивизии...

После весенних сокрушительных ударов Красной Армии противник в основном был отброшен за Днестр. И только на отдельных участках удерживал небольшие плацдармы на левом, нашем, берегу. Одним из таких плацдармов являлась излучина Днестра между городом Дубоссары и поселком Григориополь. Река здесь резко огибала высокий правый берег, потом километров 15 текла на юго-запад и, словно встретив препятствие, крутой дугой сворачивала назад, к северо-востоку. Петляя и извиваясь у правого берега, она как бы возвращалась к [165] первому своему изгибу. На наших картах конфигурация Днестра в этом месте очень напоминала бутылку с узким горлом. Именно с этого плацдарма нам с соседней 243-й стрелковой дивизией приказали выбить врага. Плацдарм обороняли 4-я немецкая горнострелковая дивизия и 94-й запасной батальон при поддержке трех минометных и четырех артиллерийских батарей.

Фашисты сильно укрепили вход в горловину «бутылки». Благодаря этому им удалось до подхода нашей дивизии отбить многие атаки ранее наступавших советских соединений.

Штурм плацдарма был намечен на 14 мая. В наступлении участвовали 243-я и 203-я стрелковые дивизии, слева оборонялась 248-я. Их поддерживали два артиллерийских и два минометных полка, а также танковая бригада.

Ведя рекогносцировку, часами изучая в бинокли и стереотрубу оборону противника и его тылы, мы невольно любовались дивными молдавскими пейзажами. Сразу за линией фронта находилось утопавшее в зелени село Дороцкое. Вся излучина была покрыта густыми рощами и виноградниками, а вокруг сел Кошница и Перерыта далеко раскинулись пашни.

— Как все это похоже на мои родные места! — говорил комбат 610-го полка Осман Джафер. — Смотрю, и сердце стучит так, что ордена подпрыгивают на груди. Честное слово!

Из-за узости полосы атаки было решено наступать двумя эшелонами. Первый, в составе 592-го и 610-го полков, при поддержке шести артиллерийских дивизионов имел начальную задачу прорвать оборону противника и овладеть селом Дороцкое, затем наступать к селу Перерыта, которое являлось как бы основанием «бутылки». В дальнейшем, взаимодействуя с 592-м полком, в прорыв устремлялась приданная нам танковая бригада.

Во втором эшелоне двигался 619-й полк.

— Товарищ майор, — обратился Джафер к Гурскому, — разрешите моему батальону выбить оккупантов из Дороцкого. С задачей справляюсь. Все будет в порядке.

— Твое предложение мне по душе, — ответил Гурский. — Но прошу помнить о взаимодействии. И никакого ухарства... Я ведь тебя знаю.

Джафер сделал вид, что обиделся:

— У меня же замполит Герой Советского Союза капитан [166] Корнеев. Разве он допустит ухарство? — В карих глазах Джафера блеснули лукавые искорки: — Ладно. Будем взаимодействовать. Хотя соревнование еще никогда и никто не отменял, даже на войне...

Дивизия усиленно готовилась к прорыву. Отрабатывались наступательный и оборонительный бои взвода, роты, батальона с большими средствами усиления.

— Мы теперь — в ударной армии, — говорил Джафер солдатам. — Что это значит? Понимаете?

— Как не понять! Дело ясное. Надо, стало быть, бить врага еще крепче.

— Чем бить?

— Оружием.

— Верно. Но не только оружием. Смекалка тоже здесь не последнее средство.

И он показал бойцам, как надо легко и быстро передвигаться по виноградникам, как лучше занимать огневые позиции на гористой местности...

...В 3 часа утра 14 мая, как только обозначился рассвет, ударила наша артиллерия. После 30-минутной огневой обработки переднего края противника в атаку с мощным солдатским «ура!» двинулись 592-й и 610-й полки, взаимодействовавшие с танковой бригадой.

Сильный и неожиданный удар застал гитлеровцев врасплох. Они почти не оказали сопротивления.

Батальон Джафера ворвался в Дороцкое. А около 9 часов утра полки майоров Колесникова и Гурского уже заняли село Перерыта и близлежащий лес. Задача, поставленная генерал-полковником Цветаевым, была выполнена: немцев в основном удалось выбить из злополучной днестровской «бутылки».

Примерно за час до этого на мой НП прибыл командующий 3-м Украинским фронтом Родион Яковлевич Малиновский. Выслушав доклад об обстановке, он улыбнулся и негромко сказал:

— Молодцы, запорожцы! До сих пор вы умели хорошо обороняться. А теперь вижу — и наступаете неплохо...

В это время над полем появилось до 50 немецких самолетов, они начали бомбить боевые порядки дивизии. Но через несколько минут в строй фашистских стервятников вклинилось 15 краснозвездных «ястребков», и завязался воздушный бой...

— Быстрей захватывайте переправы через Днестр, — [167] спокойно сказал Малиновский. — Место тут у вас хоть и красивое, но в военном отношении неуютное. Вы — в низине, а враг — по берегам наверху, Все видит...

Он попрощался и уехал.

А вскоре на КП дивизии поступило сообщение, что полки Гурского и Колесникова подошли к основанию излучины, иначе говоря, успешно решили боевую задачу.

Вечером того же дня мы получили обращение Военного совета 5-й ударной армии, в котором говорилось, что 14 мая в 8 часов 30 минут окончательно очищен от противника плацдарм на левом берегу Днестра. Далее отмечалось, что бойцы, сержанты и офицеры частей под командованием Ткачева и Здановича проявили исключительную отвагу и воинское умение в борьбе с упорно сопротивлявшимися гитлеровцами. В числе особо отличившихся отмечались подразделения трижды орденоносца Османа Джафера и его заместителя по политчасти Героя Советского Союза Григория Корнеева.

А вскоре был получен приказ: с утра 15 мая форсировать Днестр... Новую задачу, поставленную командармом, штаб дивизии немедленно довел до полков.

Мой НП был перенесен на высоту в самой горловине «бутылки». Это облегчило управление полками и улучшило наблюдение, но само место просматривалось неприятелем с высокого правого берега и даже простреливалось пулеметным огнем.

Весь день продолжались массированные налеты вражеской артиллерии и авиации: немцы пытались не допустить маневра наших войск и помешать ведению оборонительных работ. Одновременно они переправляли у Дубоссар на наш берег имевшиеся под рукой резервы и вечером бросились в контратаку. Майор Гурский отразил ее ротой автоматчиков, а затем отвел 2-й батальон капитана Джафера с полуострова севернее Коржева и занял оборону.

Именно тогда, во время артналета, был убит любимец солдат заместитель командира 610-го полка по политчасти майор Виктор Владимирович Сендек.

619-й полк тоже отбил контратаку врага и неоднократно пытался вытеснить его с полуострова, но безрезультатно...

Полки дивизии вытянулись вдоль берега в одну линию протяженностью 14 километров. Об этом знало командование [168] армии. Знало оно и о том, что гитлеровцы подтягивают к «бутылке» две танковые дивизии и мотострелковый полк. Однако мы не получили приказа на оборону.

В течение ночи на 15 мая, то есть в канун нашего предполагаемого форсирования Днестра, немцы перешли к активным действиям. Они с ходу перебросили через реку 14-ю танковую дивизию и 116-й мотополк и после сильного огневого налета двинулись на рассвете в атаку в четырех направлениях. На высотку 15,1 было брошено до двух батальонов с танками с полуострова севернее Коржева; на село Перерыта — до батальона пехоты; на Вадулуй-Вады и на лес у озера Догма — до двух рот; из садов, что в двух километрах западнее Кошницы, двинулись на Кошницу около 150 солдат.

Завязался ожесточенный бой, который по числу потерь среди старшего офицерского состава был самым тяжелым для дивизии.

Наши части, готовившиеся к переправе через Днестр, не смогли уделить должного внимания обороне, не отрыли блиндажей, траншей, укрытий... И когда вслед за артналетом в майском прозрачном небе появились немецкие бомбардировщики, положение стало критическим.

Телефонисты еле установили связь с 619-м полком, все действия которого были хорошо видны мне: полк находился буквально в километре от НП дивизии. Видя, что фашисты ведут ураганный огонь по его расположению, я попытался связаться с подполковником Яремчуком. Но вместо командира полка трубку взял помощник начальника штаба.

— Мефодий Платонович Яремчук тяжело ранен, — доложил он. — Ранены осколками бомб его заместители майоры Александр Михайлович Бачкин и Василий Александрович Антонов. Выбыли из строя парторг и агитатор полка — капитаны Арсентий Петрович Обернихин и Николай Васильевич Федякин, командир батальона капитан Алексей Алексеевич Бронский, все командиры рот...

В стереотрубу я видел, как от небольшой высотки, что возвышалась над берегом у деревни Дубоссары, расположение полка атаковал противник.

— Какими силами вы атакованы? — спросил я.

— Не могу знать, — послышалось в трубке. — Наверное, полком... [169]

К тому времени правый фланг 619-го дрогнул и стал отходить к НП дивизии.

— Все офицеры штаба — в цепь! — скомандовал я. — Задержать отступающих бойцов и отбросить противника!

В полукилометре от НП закипел бой. В прибрежном кустарнике офицеры штаба встретили бойцов 619-го. Увидев рядом с собой командиров, солдаты быстро обрели уверенность, стали управляемыми, боеспособными. Атака была отбита.

А на НП дивизии уже докладывали, что немцы подтягивают резервы.

3-й батальон 619-го полка под командованием моего бывшего адъютанта капитана В. М. Тимченко находился в тылу.

— Срочно вызвать батальон Тимченко, — приказал я.

В это время один из снарядов разорвался совсем неподалеку. Меня отбросило в сторону, обожгло бок...

— Вы ранены, товарищ генерал! — крикнул радист и бросился было на помощь.

Я жестом остановил его и приказал передать по рации, чтобы 619-й любой ценой отразил атаку.

Их было несколько, атак противника. Но все удалось отбить...

В 16 часов по нашему расположению опять ударила артиллерия, в воздухе повисло два десятка немецких бомбардировщиков...

И вновь — вражеская атака.

Теперь стало ясно: немцы атакуют НП дивизии. Надо было во что бы то ни стало остановить их.

— Все офицеры, охрана и связисты — в цепь! — отдал я распоряжение. И люди тут же залегли на склоне небольшой высотки, метрах в ста от НП.

Первая атака была отбита, но через час противник вновь перешел к активным действиям...

Однако в часе — шестьдесят минут. А мы привыкли ценить на войне каждую минуту, особенно в критических ситуациях. Так было и в тот раз. За час между первой и второй атаками гитлеровцев мы сумели создать на НП подобие обороны: окопались, собрали некоторое количество бойцов, заняли более удобную позицию.

— Разрешите мне залечь с бойцами, — попросил полковник Беспалько. — А вам бы, товарищ генерал, надо обратиться в медсанбат. У вас вся гимнастерка в крови... [170]

— Если потребуется, все пойдем в цепь... В случае новой атаки на НП остается только наш гость — начальник штаба 34-го гвардейского стрелкового корпуса полковник Савицкий. Поэтому вам некуда спешить, Игнатий Федорович...

...Была середина мая. В садах бушевала метель осыпающихся лепестков вишен и яблонь. А когда дул ветерок, относивший в сторону кисловатый пороховой дым, ясно ощущался запах сирени.

Голова у меня раскалывалась от боли, от потери крови стучало в висках, страшно мучила жажда.

«Отдыхать бы в этих местах, рыбачить, загорать на солнышке», — навязчиво вертелась в мозгу нелепая в тот момент мысль... А противник был всего в ста метрах.

Я отчетливо слышал гортанные команды немецких офицеров, поднимавших солдат в атаку. И вот уже в светло-зеленой листве кустарника задвигались темные пятна, постепенно их становилось все больше, они сливались в сплошную шевелившуюся цепь: фашисты шли на сближение.

— К нам на помощь подходит учебная рота, — доложил Савицкий. — Только бы продержаться...

— Продержимся. — Я вытащил пистолет. И тут же остальные последовали этому примеру: и полковник Беспалько, и прибывший к нам начальник политотдела 34-го гвардейского стрелкового корпуса полковник Артемьев и прокурор дивизии майор Садовников...

— Солдаты, — обратился я к тем немногим бойцам, что находились у НП, — будем стоять насмерть!

Более 1700 километров прошла дивизия от Дона до Днестра, провела 120 наступательных боев. И вот снова пришлось вспомнить старый девиз времен трудной обороны: «Стоять насмерть!»

А впереди темнела, извивалась вражеская цепь. Согнувшись, цепляясь за податливый кустарник, гитлеровцы короткими перебежками приближались к нам. Шли они без шинелей. И мне почему-то врезалось в память, как тускло поблескивали на солнце оловянные пуговицы их мундиров.

В воздухе заливались какие-то птахи. И от этого особенно давящей была тишина в те минуты.

На сколько метров подошли фашисты, сказать затрудняюсь. Только когда с яростным ревом, словно он защищал [171] от пуль, заглушал страх и толкал вперед, бросились они в последний рывок, раздался дружный залп наших бойцов. Дробно застучали выстрелы, послышались взрывы гранат. Нет, не молча отражали атаку советские солдаты. Они тоже что-то кричали, угрожающе приподнимались из своих мелких окопчиков, готовые броситься в яростную рукопашную схватку...

Полковник Савицкий, оставшийся на НП, успел доложить в штаб армии, что весь состав НП дивизии во главе с командиром отражает неприятельскую атаку. Ему сообщили, что в помощь нам высланы еще десять танков... Но Савицкий уже не услышал этих слов: он был тяжело ранен...

Зато я отчетливо помню, как кто-то в цепи закричал:

— Товарищ генерал, подмога! Мы выстояли!!!

Рядом с нами разворачивалась учебная рота. А невдалеке, где-то в тылах, заглушая выстрелы, постепенно нарастал металлический лязг и гул наших танков. Подходил и батальон Тимченко...

«Выстояли», — пронеслось в мозгу. И опять почему-то пришла мысль об отдыхе и рыбалке в этих местах... Я с трудом поднял голову. Перед глазами мелькали красные круги, но я все-таки увидел, как дрогнула вражеская цепь, как стала откатываться назад.

«Убит Беспалько... Убит Беспалько... Убит Беспалько...»

Что это, сон? Бред?

Надо мной склонилась санинструктор. В руке у нее бинты, почему-то запахло карболкой.

— Я и пульс проверяла, и ухом сердце прослушивала... Убит...

— Кто убит?

— Полковник Беспалько...

Всякое случалось на войне. Утраты приходилось переживать чуть ли не ежедневно. И все равно к ним невозможно было привыкнуть, каждая отзывалась болью в сердце. А как смириться, когда уходит из жизни человек, который тебе роднее брата, человек, с которым делил кров и хлеб, в которого безгранично верил, с которым столько вместе прошел по огненным дорогам войны.

Я потерял сознание... [172]

После операции и долгих препирательств с врачами меня не эвакуировали в тыл, а оставили в медсанбате дивизии. Отлеживался я в небольшой хате молдавского села Гортоп. Медицинская сестра Елена Ильинична Богачева ухаживала за мной, делала перевязки, а потом бежала в медсанбат помогать в операционной.

Тогда впервые за всю войну я оставался в полном одиночестве и многие часы думал об увиденном и пережитом... Перед глазами (в который раз!) вставали недавние бои, отчаянно трудный момент отражения последней атаки, гибель Игнатия Федоровича Беспалько... Потом почему-то я увидел себя мальчиком. Вспомнил, как на девятом году жизни плясал от радости на похоронах отца. Плясал потому, что теперь он больше не будет бить меня и маму... А мать плакала навзрыд и причитала: «На кого ж ты оставил меня с малыми сиротами...»

Потом была учеба в церковно-приходской школе, экзамены в большом селе Остров, куда от нас было десять верст ходу...

Летом 1915 года подошли к нашему селу кайзеровские солдаты. Мать, наскоро собрав троих детей, усадила нас на повозку, и мы, не теряя времени, тронулись в горестный путь.

Сколько скитались по пыльным, голодным дорогам, сказать не могу, только в Бобруйске занемогла мать и вскоре умерла от холеры...

Нас, троих сирот, определили в детский приют, который находился в селе Солоница на Полтавщине. Там я закончил 5-й и 6-й классы, выучился сапожному ремеслу, стал работать подмастерьем...

В 1919 году вступил добровольно в Красную Армию. Неделю проучился в Петрограде на комкурсах, потом окопы под Пулково и Детским Селом: на Петроград наступал Юденич.

Летом 1920 года окончил командные курсы при штабе 14-й армии в Кременчуге и стал краскомом. В 1931 году окончил Академию имени М. В. Фрунзе, а в 1933 — Академические курсы усовершенствования технического состава при Военной академии механизации и моторизации РККА.

К началу войны я был полковником. А уже в 1941-м выходил из окружения под Пирятином. Но все это далеко [173] позади... Скоро конец войне. Многие ли из нас встретят этот счастливый день?..

* * *

В мое отсутствие дивизией командовал начальник штаба полковник Александр Васильевич Семенов: на плацдарме в излучине Днестра продолжались бои.

Туда же по приказу командарма был перенесен НП командира нашего 34-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Николая Матвеевича Маковчука.

Части корпуса, зажатые со всех сторон наседающим противником, оборонялись с исключительным мужеством, но несли тяжелые потери. Уже к исходу дня 15 мая был убит заменивший меня полковник Семенов, тяжело контузило командующего артиллерией подполковника Дегтярева.

В ночь на 16 мая немцы высадили не менее двух батальонов пехоты на северной окраине села Кошница, которую занимали части 49-й гвардейской стрелковой дивизии. Врагу удалось оседлать дорогу на село Дороцкое, у самого выхода из излучины. Это очень затруднило подвоз боеприпасов и продовольствия нашим войскам. С плацдарма стало почти невозможно эвакуировать раненых...

Целый день 203-я дивизия сражалась без командира... Только к десяти утра под сильным огнем противника на НП командира 592-го полка прибыл вновь назначенный командир дивизии подполковник Василий Иванович Шорин. Но через два часа и он был убит во время бомбежки. Тогда по приказу командира корпуса во главе частей дивизии, находившихся на плацдарме, был поставлен командир 592-го полка майор Антон Михайлович Колесников.

В ночь на 17 мая противник навел мост у северной окраины Кошницы. Переправив бронетранспортеры и самоходки, он при поддержке 16 орудийных, 7 минометных и 2 шестиствольных батарей в условиях непрерывной авиационной бомбежки перешел с утра в решительную атаку и к полудню перехватил горловину излучины, взяв в кольцо 243-ю и 203-ю стрелковые дивизии.

Обстановка для окруженных частей сложилась тяжелая. Не хватало боеприпасов и продовольствия, непрерывно увеличивалось число раненых. Жители Перерыты [174] и Кошницы делали для бойцов все, что могли: кормили их, перевязывали, ухаживали за теми, кто вышел из строя.

Штаб армии неоднократно пытался подбросить боеприпасы и продовольствие на бронетранспортерах и танках, но это не удавалось.

Приняв командование окруженными частями, майор Колесников под непрерывным неприятельским огнем все-таки сумел создать прочную оборону, используя трофейное оружие и боеприпасы.

Убедившись, что ему не сломить советских бойцов, противник стал забрасывать наши позиции листовками. «Дивизия окружена, — говорилось в них. — Генерал Зданович убит. Сдавайтесь в плен: листовка послужит пропуском».

— Спасибо, туалетной бумаги подкинули, — зло говорили бойцы...

19 мая гитлеровцы овладели Кошницей. Это вынудило командира корпуса генерала Маковчука перейти на НП Колесникова.

Огневые налеты фашистской артиллерии становились все более ожесточенными. Поредела наша пехота, вышли из строя многие пушки.

Расчеты 4-й батареи, которой командовал сержант Москаленко, много раз винтовками и гранатами отражали попытки немцев захватить пушки. Осколками снарядов были перебиты все лошади и ранены многие бойцы. И все же они нашли в себе силы руками перекатить орудия в перелески и занять оборону.

Во время новой бомбежки был убит сержант Москаленко. Кто-то из рядовых артиллеристов принял командование. К тому времени батарея имела всего по четыре снаряда на ствол, по пять-шесть патронов на бойца и по одной гранате на двоих.

Но люди не дрогнули. Они стояли насмерть.

Выход был один — прорываться!

И командир корпуса генерал-майор Маковчук с разрешения Военного совета армии приказал в ночь на 20 мая перегруппироваться, чтобы сильным ударом прорвать вражескую оборону в районе горловины излучины.

Предстоял решительный бой. Надо было незаметно, до наступления темноты, собрать в кулак всю живую силу и материальную часть, разбросанную по полуострову, [175] подтянуть обозы с ранеными и имуществом, распределить силы. Бойцам батальона 592-го полка во главе с комсоргом лейтенантом Д. А. Чумаченко предстояло выполнить ответственную боевую задачу — прикрывать тылы.

Перед вечером наша артиллерия обрушила мощный огонь по скоплению немецких танков восточнее Кошницы; по пехоте, укрывшейся в лесу западнее села Дубоссары, несколько залпов произвели «катюши». Удар ошеломил неприятеля, причинил ему большие потери.

А в это время окруженные части совершали перегруппировку. Все раненые, которые могли передвигаться, заняли место в цепи. Тех, кто не мог идти, уложили на повозки и орудийные лафеты.

По условному сигналу все воины 203-й и 243-й дивизий, способные держать оружие, плотно окружили обоз, кухни, пушки в конной упряжке и с могучим «ура!» двинулись на прорыв.

Гитлеровцы открыли беспорядочный огонь и стали в панике разбегаться от катившейся на них лавины.

Впереди двигались наши танки. Они давили, сминали вражеские заслоны... Одна бронированная машина не сумела сманеврировать и сорвалась с крутого днестровского обрыва в реку... Вместе с экипажем погибли два прославленных офицера нашей дивизии — Герои Советского Союза капитаны И. Т. Шикунов и Г. И. Корнеев{8}. Многие гитлеровцы, подавленные внезапностью и стремительностью прорыва, попрятались в окопах и не оказали никакого сопротивления.

К часу ночи 20 мая главные силы корпуса вышли из окружения. Были спасены почти все раненые, орудия, снаряжение.

Майор Колесников был ранен во время прорыва, но не ушел с поля боя, пока не убедился, что все солдаты 203-й вне опасности. Все... кроме оставленного прикрытия. Двенадцать бойцов во главе с комсоргом Чумаченко не сумели быстро отойти вслед за прорвавшимися частями и остались на плацдарме.

Но советский человек не падает духом даже в самой сложной обстановке. В течение трех суток солдаты из [176] группы Чумаченко шли к своим. Днем скрывались в перелесках, а по ночам продвигались вперед. Действуя штыками, они бесшумно снимали встречные заслоны врага. Нелегким был их путь, но упорство и воля, солдатское мужество победили — они вышли к своим.

С тех пор прошло 35 лет, но никогда не изгладятся из моей памяти тяжелые бои дивизии на плацдарме в излучине Днестра, которые для многих солдат и офицеров стали последними...

* * *

28 мая, немного окрепнув, я снова приступил к исполнению своих обязанностей. Приближалось двухлетие дивизии. Штаб готовил материалы о ее боевом пути.

За время боев от Дона до Днестра 203-я уничтожила, вывела из строя и пленила около 30 тысяч вражеских солдат и офицеров. Было повреждено и захвачено около 500 орудий, 560 минометов, более 1000 пулеметов, подбито или сожжено свыше 70 танков и самоходных орудий и 19 самолетов, захвачено 33 склада боеприпасов, продовольствия и различного военного имущества.

За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество 5600 человек было награждено орденами и медалями Советского Союза, 15 самым отважным присвоено звание Героя Советского Союза.

Все это радовало, вселяло гордость. На собраниях, митингах, посвященных юбилею, воины клялись и дальше умножать своим ратным трудом славу родного соединения...

После выхода из окружения и переформирования дивизия сосредоточилась юго-восточнее города Бельцы Молдавской ССР и вошла в состав 57-го стрелкового корпуса 53-й армии. Здесь в течение двух месяцев она совершенствовала тыловую оборонительную позицию 2-го Украинского фронта, вела усиленную боевую и политическую подготовку, сколачивала подразделения, части, штабы.

Начальником штаба дивизии был назначен двадцативосьмилетний подполковник Евгений Ефремович Идамкин. Заместителем командира дивизии по строевой части стал полковник Владимир Васильевич Артамонов. Командующим [177] артиллерией — подполковник Петр Иванович Гусев. Заместителем командира дивизии по политической части и начальником политотдела — подполковник Иван Степанович Степанов.

Вскоре поправились и возвратились на свои должности командир 592-го полка майор Антон Михайлович Колесников и командир 619-го полка подполковник Мефодий Платонович Яремчук.

Неожиданным и очень приятным было возвращение к нам майора Османа Джафера. После тяжелого ранения он был, как говорится, по чистой уволен из армии.

И вдруг, приехав на командный пункт, я застал там Джафера.

— Гость у нас, — сказал Гурский. — Дорогой гость... Мы с Джафером расцеловались.

— Просьба, товарищ генерал, — сказал он, успокоившись. — Возьмите в строй. Направления мне не дали, отвоевал свое, говорят... Но пока глаза видят, ноги носят, разрешите бить фашистов. Очень прошу...

Осман Топазович, похудевший, осунувшийся, смотрел на меня чуть прищуренными карими глазами.

— Возьмите его, товарищ генерал! — поддержал Джафера Гурский.

С радостью пошел я навстречу двум ветеранам дивизии: майор Джафер был назначен заместителем командира 610-го полка.

Будучи в резерве, мы готовились к освободительному походу за пределами Родины.

12 августа наша дивизия, находившаяся во втором эшелоне 2-го Украинского фронта, вышла к реке Прут. За ней лежала чужая земля...

В 1941 году мужественные пограничники первыми приняли здесь удар коварного врага. Здесь они начинали битву за родную землю. Долог был наш путь обратно к этим рубежам. Но мы пришли. Пришли через Сталинград и Днепр, через блокаду Ленинграда. Все выдержали, все вынесли...

Мост через Прут. Сколько похожих мостов было на пути дивизии! Но этот — особый. Здесь — Государственная граница СССР.

Кто-то из наших там, за мостом, на румынской земле, успел сделать арку и написать на ней слова Александра Невского: «Кто с мечом к нам войдет, от меча и [178] погибнет. На том стояла и стоять будет Русская земля». И солдаты походным строем во главе со своими командирами направлялись под эту арку...

На переправу прибыл командир корпуса. Вместе с ним мы пропускали войска. Впервые за годы боев солдаты шли, печатая шаг. И когда в шеренгах раздавалась команда «Вольно!», многие, уже находясь на мосту, оглядывались, словно прощаясь с родными полями и селами. Некоторые бойцы по примеру суворовских богатырей несли в кармане завязанную в тряпицу горсть родной земли...

Дивизия двигалась по мосту, который как бы разделял два мира. Ей предстояло вместе с другими частями и соединениями Красной Армии освобождать народы Юго-Восточной Европы от немецко-фашистских оккупантов.

* * *

Пришла пора завершать рассказ. Но если когда-нибудь удастся продолжить его, я непременно напишу, как наша 203-я стрелковая дивизия прошла с боями свой путь до конца войны. Как мы участвовали в освобождении Румынии, Венгрии, Чехословакии, а затем воевали на Дальнем Востоке... Пока же, как говорится, лишь подведу общие итоги.

Наше соединение, сформированное в трудные майские дни 1942 года, более трех лет непрерывно находилось в боях и с честью пронесло через все испытания свое Боевое Знамя. За это время мы прошли свыше 8000 километров, форсировали около 20 водных преград, участвовали в освобождении сотен сел и деревень и десятков городов, в том числе таких крупных, как Запорожье, Николаев, Одесса, Брно. На счету дивизии значится 55 000 уничтоженных и захваченных в плен солдат и офицеров противника, 167 танков и самоходных орудий, 559 орудий различных калибров, 616 минометов, 2916 пулеметов, 19 самолетов, 3800 автомашин и тракторов, 51 паровоз, 4600 вагонов с военными грузами, около 100 000 снарядов и мин, почти 30 000 винтовок и автоматов и миллионы штук патронов.

За отличные боевые действия 203-я стрелковая получила 17 благодарностей Верховного Главнокомандующего, [179] награждена орденами Красного Знамени и Суворова II степени, ей присвоено почетное наименование Запорожско-Хинганской. Отмечены правительственными наградами все ее части. За образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и японскими империалистами 16 040 солдат, сержантов и офицеров награждены орденами и медалями, а 27 воинам присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Так воевали мы в годы войны. А как сложились судьбы ветеранов дивизии в мирное время?

В феврале 1946 года меня назначили командиром стрелкового корпуса, осенью того же года — начальником курса военно-исторического факультета Академии имени М. В. Фрунзе. В 1953 году я по болезни уволился в запас и переехал в Воронеж. Но и по сей день не ослабевают связи с бывшими моими подчиненными. И я рад, что могу хотя бы кратко сообщить читателям о некоторых героях книги.

Бывший начальник штаба дивизии генерал-майор в отставке Антон Теофилович Сивицкий с 1943 по 1958 год служил в Войске Польском. В последнее время он жил в Москве, где и умер в январе 1977 года.

Бывший командир 592-го полка Антон Михайлович Колесников вскоре после войны закончил Академию имени М. В. Фрунзе, а затем Академию Генерального штаба. Ныне он генерал-лейтенант, заместитель начальника Академии тыла и транспорта в Ленинграде.

В Ростове-на-Дону на военной кафедре медицинского института и поныне работает бывший комбат 619-го полка Герой Советского Союза подполковник Василий Михайлович Тимченко.

На металлургическом заводе имени В. И. Ленина в Кривом Роге трудится прославленный наш снайпер Сергей Тихонович Орлов.

Начальник 1-го отделения штаба дивизии подполковник Николай Васильевич Погодаев обосновался в Тюменской области. Был райвоенкомом, сейчас на пенсии. Андрей Максимович Гурский живет в Запорожье, Леонтий Дорофеевич Гайдамака — в Луцке, Мефодий Платонович Яремчук — в Ростове-на-Дону.

По сей день служат в Советской Армии бывший помощник начальника 1-го отделения штаба дивизии Михаил [180] Никитович Терещенко и помпотех артполка И. А. Маросанов. Оба они ныне генералы.

Бывший командир санитарного взвода В, А. Латышев стал ректором медицинского института в Краснодаре. А другой медик — отважный санинструктор и комсорг 592-го полка Мальвина Яковлевна Радошовецкая (Лебедева) живет в Москве.

В Сальске трудится первый в нашей дивизии Герой Советского Союза бывший пулеметчик Борис Иванович Терентьев. В разных концах страны работают другие Герои Советского Союза, воевавшие в нашей дивизии. На Ставрополыцине — артиллерист Иван Иосифович Вехов, недавно награжденный орденом Октябрьской революции. В селе Гасановка Запорожской области — Василий Максимович Авраменко, являющийся к тому же полным кавалером ордена Славы. На заводе в Таганроге — младший сержант Николай Ильич Корниенко, Не забыл своей военной специальности бывший связист Иван Алексеевич Омельченко — он работает на узле связи в городе Гуково Ростовской области. Прославленный разведчик Николай Лаврентьевич Платонов стал после войны бухгалтером и поселился в Калуге. Пулеметчик Николай Ефремович Симинихин — алтайский колхозник. Пулеметчик Михаил Гаврилович Замула — токарь в городе Калуш Ивано-Франковской области. Артиллерист Есен Шегреевич Уракбаев — председатель колхоза имени Чапаева Западно-Казахстанской области. Стрелок Антон Гурьевич Якуба растит хлеб на земле Запорожья, а его однополчанин, тоже стрелок, Николай Иванович Губин добывает уголь в Краснодоне...

Все, о ком рассказано в этой книге, были воинами 203-й дивизии, своей доблестью и мужеством прославившими ее Боевое Знамя. Труженики войны, они, когда потребовалось, стали солдатами трудового фронта, активными строителями мирной жизни.

День ото дня хорошеет наша любимая Родина. И в этом есть частица заслуг моих славных однополчан. Низкий поклон вам за это, мои боевые друзья.

Примечания