От Вислы до Одера

Все войска нашего фронта готовились к завершающим операциям 1945 года, как большому, самому ответственному испытанию. Такая же тщательная подготовка развернулась и в нашей бригаде, во всех частях 10-го танкового корпуса. Можно сказать, что никогда еще бригада так основательно не укомплектовывалась боевой техникой и вооружением, как в преддверии предстоящей операции. Танковые батальоны получили новые танки Т-34 с 85-миллиметровой пушкой, вместо 76-миллиметровой, с которой трудно было вступать в единоборство с «тиграми».

Бригаду доукомплектовали личным составом до штатной численности. Вернулись из госпиталей ветераны бригады.

Для передачи нашего боевого опыта новичкам и сколачивания подразделений интенсивно проводились учения в обстановке, максимально приближенной к боевой. На одном из них, проводившемся с боевой стрельбой во взаимодействии с 29-й гвардейской мотострелковой бригадой, присутствовал командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев, он дал действиям наших бойцов и командиров высокую оценку. Как и раньше, часто приезжал в бригаду командарм генерал Д. Д. Лелюшенко и всякий раз брал на выдержку один из батальонов и проводил с ним учения по самой строгой программе.

Командиры и политработники старались сделать все возможное для того, чтобы лучше устроить быт воинов, создать максимально благоприятные условия для их отдыха [86] после напряженных боев. В каждом взводе находились свои умельцы, проявлявшие немало выдумки и изобретательства в оборудовании и утеплении землянок, они сооружали такие печурки и светильники, которые меньше коптили. В землянках, куда протекала вода,, бойцы мастерили дренажи под лежанками. В батальонах работали свои бани. Хватало забот и самодеятельным парикмахерам. Своевременно, точно по распорядку дня, бойцы отправлялись к походным кухням за завтраком, обедом и ужином, что не всегда получалось в период, боев, когда кухни отставали от стремительно двигавшихся танков и нередко приходилось довольствоваться сухим пайком. Вечером или после ночных занятий любой воин мог удобно устроиться на своем лежаке и спокойно выспаться.

В бригаде под руководством начальника политотдела гвардии подполковника И. И. Скопа и при активном участии замполитов батальонов гвардии капитана Брехова, гвардии майора Константинова, гвардии капитана Сила и гвардии майора Татарченко ключом била партийно-политическая работа. В каждой роте обновлялись поредевшие в ходе боев партийные и комсомольские организации, которые возглавили опытные и авторитетные воины. Состоялись семинары парторгов, комсоргов, агитаторов, редакторов «боевых листков». Командиры, политработники, партийный и комсомольский актив, агитаторы регулярно знакомили воинов с жизнью нашей страны, обстановкой на фронтах, разъясняли политическое значение борьбы за освобождение Польши. В батальонах выпускались газеты. Особенной популярностью-пользовалась газета «Автоматчик», ее редактировал комсорг батальона автоматчиков гвардии старший сержант Вадим Очеретин.

В составе офицеров штаба бригады не произошла значительных изменений, и это облегчало мою деятельность как начальника штаба, поскольку я опирался на [87] устоявшийся, обогащенный опытом предшествующих боев коллектив.

Новый 1945 год воины бригады встретили с душевным подъемом и верой в скорую победу. К этому времени фактически закончилась подготовка к предстоящим боям. В штабе бригады мы уже располагали информацией об основных задачах намеченного наступления войск 1-го Украинского фронта. В Висло-Одерской операции войска фронта должны были нанести мощный удар с Сандомирского плацдарма с целью во взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом разгромить кельце-радомскую группировку противника, освободить южную часть Польши, выйти на реку Одер и захватить плацдарм на его левом берегу. Сложность этой крупномасштабной задачи усугублялась тем, что немецко-фашистское командование, придавая большое значение обороне на сандомирско-силезском направлении, открывавшем путь к центральным районам Германии, подготовило здесь семь оборонительных рубежей общей глубиной до 500 километров. Большая их часть проходила по берегам рек Нида, Пилица, Варта, Одер, которые и без того трудно преодолеть.

В начале января руководящий состав бригады участвовал в группе командира корпуса в рекогносцировке маршрута выдвижения бригады к переднему краю обороны противника, его переднего края и просматриваемой глубины обороны. Перед выездом на рекогносцировку мы переоделись в солдатскую форму. Рекогносцировка проходила под руководством нового командира корпуса гвардии полковника Н. Д. Чупрова. Генерал-майор Е. Е. Белов еще в октябре 1944 года вернулся на должность заместителя командующего 4-й танковой армии. В связи с тем что нам предписывалось следовать за 6-й гвардейской стрелковой дивизией, я обменялся сигналами взаимодействия с начальником штаба этой дивизии, участвовавшим в рекогносцировке. [88]

10 января бригада получила задачу — с началом наступления следовать в голове главных сил корпуса за его передовым отрядом — 63-й гвардейской танковой бригадой в готовности развить успех передового отряда и в первый день операции овладеть узлом шоссейных дорог Хенцины. В этот же день в подразделениях бригады прошли митинги, собрания личного состава, на которых обсуждались задачи бойцов и командиров в выполнении боевого приказа.

В ночь на 11 января бригада построилась в батальонные колонны в следующем порядке: 1-й танковый батальон, штаб бригады, 2-й и 3-й танковые батальоны, артбатарея и минометная рота батальона автоматчиков. 1-я и 2-я мотострелковые роты и рота автоматчиков следовали десантом на броне танков. Учитывая холодное время, мы на свой штабной «додж» поставили будку, чтобы облегчить работу офицеров оперативной группы штаба, которая всегда находилась в боевых порядках бригады. В исходный район для ввода в прорыв бригада прибыла глубокой ночью 12 января. Впереди нас находились огневые позиции артиллерии, которая привлекалась для артиллерийской подготовки и обеспечения ввода в прорыв нашей армии. Я впервые имел возможность видеть реально, что значит создавать артиллерийскую плотность в 150—260 стволов на один километр фронта. Орудия буквально стояли длинными шеренгами с интервалами в несколько десятков метров друг от друга.

12 января в 10.00 началась артиллерийская подготовка. Хотя мы находились довольно далеко от огневых позиций, мощный рев орудий, содрогающаяся земля производили ни с чем не сравнимое впечатление всесокрушающей силы «бога войны», как называли тогда артиллерию. Об эффективности нашего артиллерийского огня говорит и тот факт, что многие обезумевшие от страха солдаты и офицеры противника пришли в себя лишь в плену. [89]

Вскоре после полудня наши стрелковые части овладели первой и второй позициями обороны противника, 0 в 14.00 последовал сигнал на ввод в прорыв главных сил 10-го танкового корпуса. За несколько минут до начала наступления к штабному «доджу» подошел комбриг гвардии полковник Н. Г. Жуков и сказал мне: «Василий Иванович, я что-то плохо себя чувствую, знобит, и поэтому прошу Вас ведите колонну на «виллисе», а я поеду в штабном автобусе». Это был мой последний разговор с комбригом. С офицером связи я пошел в голову колонны 1-го танкового батальона, где стояла машина комбрига с его бесстрашным водителем гвардии сержантом Ваней Поплавским. Командира 1-го танкового батальона гвардии капитана В. Г. Скринько я предупредил, чтобы он с батальоном неотступно следовал за «виллисом».

До переднего края обороны мы шли в светлое время. Справа и слева от укатанной гусеницами дороги стояли указки с надписью «мины». Впереди нас подорвался танк на мине. Все обходили его справа. На повороте хорошо виден боевой порядок идущей впереди нас 63-й гвардейской танковой бригады, а сзади только колонна 1-го танкового батальона нашей бригады. Остальные подразделения не просматривались, но беспокойства за них у меня не было, так как даже в наступающих сумерках оторваться от головного батальона они не могли. В 18.00 стало совсем темно, скорость движения уменьшилась, танки двигались без света, ориентируясь на фонари стоп-сигналов, чтобы не отстать или не наехать на движущийся впереди танк.

Около полуночи впереди послышались частые выстрелы танковых пушек, глухая трель пулеметов и дробь автоматов. Колонна 63-й гвардейской танковой бригады остановилась. Приказав комбату Скринько стоять на месте, я проехал в голову колонны, где увидел командира 63-й бригады гвардии полковника М. Г. Фомичева. [90]

Он наблюдал, как ведет бой его головной батальон, которым командовал гвардии капитан М. Ф. Коротаев. Я спросил у комбрига, нужна ли какая-либо помощь от нашей бригады. Он ответил, что с небольшими силами противника расправится один Коротаев.

В это время подъехал командир корпуса гвардии полковник Н. Д. Чупров. М. Г. Фомичев доложил ему обстановку, а я представился. «Где ваш комбриг?» — спросил Н. Д. Чупров. Я доложил, что он следует за 1-м танковым батальоном. «Вызовите его ко мне», — приказал комкор. Посланный мною офицер связи вскоре вернулся и доложил мне, что за колонной 1-го танкового батальона он никого не обнаружил. Об этом я в свою очередь доложил командиру корпуса. Он приказал мне следовать вместе с 1-м танковым батальоном за штабом корпуса и одновременно принять меры для поиска основных сил бригады.

Примерно в 4 часа ночи на штаб корпуса вышла группа танков противника и открыла огонь. По приказу командира корпуса 1-й танковый батальон отразил атаку вражеских танков, после чего мы проследовали за штабом корпуса в деревню Петраковцы. В течение ночи мы с гвардии капитаном Скринько пытались связаться по радио с бригадой, но безрезультатно.

Утром 13 января мы перехватили радиограмму, в которой сообщалось, что бригада ведет в населенном пункте Лисув тяжелый бой с превосходящими танковыми силами противника. Я доложил об этом командиру корпуса и попросил разрешения выступить с 1-м танковым батальоном на помощь бригаде, но получил отказ. В середине дня прибыл начальник химической службы бригады гвардии капитан А. Я. Климович с запиской гвардии подполковника И. И. Скопа. Наш замполит сообщал, что комбриг гвардии полковник Н. Г. Жуков погиб, и просил немедленно прибыть в бригаду. Я доложил содержание записки командиру корпуса. Обеспокоенный [91] этим, гвардии полковник Н. Д. Чупров разрешил мне отправиться в бригаду, но оставил 1-й танковый батальон в своем подчинении в качестве боевого прикрытия штаба корпуса. В сопровождении гвардии капитана Климовича и двух разведчиков я отбыл в Лисув.

В деревне Лисув перед нами предстало печальное зрелище. На месте бывших домов и надворных построек дымились пожарища. Повсюду виднелись обгоревшие остовы танков. Единственный уцелевший дом служил и медицинским, и командным пунктом бригады. Поздоровавшись с гвардии подполковником И. И. Скопом, офицерами штаба, я вступил в командование бригадой.

Выслав разведчиков на поиск тела погибшего гвардии полковника Н. Г. Жукова, заслушал доклады командиров танковых батальонов гвардии майоров Никонова и Анкудинова, командира батальона автоматчиков гвардии майора Бендрикова о состоянии их подразделений. В танковых батальонах сгорело 11 танков, столько же получили серьезные повреждения. На поле боя стояли остовы 35 сгоревших и полуразбитых танков противника. Еще больше разбитой техники немцы успели эвакуировать.

По рассказу И. И. Скопа, докладам комбатов и офицеров штаба, события в бригаде после того, как она потеряла из виду 1-й танковый батальон, развивались следующим образом. Комбриг гвардии полковник Н. Г. Жуков, убедившись, что идущая впереди машина, которую вел заместитель начальника штаба бригады гвардии майор Долгополое, отстала от 1-го танкового батальона, взял управление в свои руки. Вперед, в направлении Лисув, он выслал разведку во главе с командиром танкового взвода гвардии лейтенантом М. В. Побединским. Двигаясь ночью без света, Побединский заметил подходящую с запада колонну фашистских танков. Укрывшись в хуторе, близ дороги, разведчики насчитали [92] до 70 танков, о чем доложили по радио комбригу. Находившийся в боевых порядках 2-го танкового батальона гвардии полковник Н. Г. Жуков приказал пропустить немецкие танки.

Достигнув на рассвете деревни Лисув и дойдя до ее центра, разведка почти вплотную подошла к колонне немецких автомашин с артиллерийскими орудиями на прицепе. Около костров на обочине грелись, как ни в чем не бывало, солдаты, принявшие, очевидно, танки Побединского за свои. По приказу следовавшего на танке Побединского гвардии капитана В. А. Маркова взвод открыл огонь из пушек и пулеметов, рассеял гитлеровцев, многих из них взяли в плен, в том числе командира артиллерийского полка 17-й танковой дивизии.

Из доклада гвардии лейтенанта Побединского, показаний пленных гвардии полковнику Н. Г. Жукову стало ясно, что вот-вот на Лисув обрушится удар главных сил 17-й танковой дивизии противника. Он поставил задачу подразделениям на отражение атаки врага. На ключевых позициях у костела и кладбища заняла оборону рота гвардии капитана Маркова.

Не прошло и часа, как немцы открыли ураганный артиллерийско-минометный огонь и на подходе к деревне показались фашистские танки. В деревне начались пожары, заметались женщины, дети. Учитывая, что через 10—15 минут деревня станет ареной ожесточенной танковой схватки, командир 3-го танкового батальона гвардии майор Анкудинов поручил комсоргу батальона гвардии сержанту Рыжову и механику-водителю своего танка гвардии сержанту Музыченко как можно скорее отвести жителей деревни в безопасное место. Большинство жителей послушно последовали за Рыжовым и Музыченко. Выполнив приказ комбата, танкисты заняли свои места в танке.

В это время фашистские танки вошли в деревню и главный удар обрушили на позиции 2-го танкового батальона [93] гвардии майора Никонова, прежде всего на роту Маркова. На танки гвардии лейтенантов Побединского, Кузнецова, Абузгалиева, Маринина шли 17 «тигров». Марков доложил обстановку гвардии полковнику Н. Г. Жукову. «Из Лисува ни шагу!» — приказал комбриг.

Расставив танки с таким расчетом, чтобы нанести наибольший урон фашистам и одновременно постараться сберечь свою технику и людей, Марков приказал подпускать вражеские машины как можно ближе и потом бить их наверняка по уязвимым местам. Когда до танков противника оставалось 150 метров, он скомандовал открыть огонь. Четыре «тигра», метко пораженные экипажами гвардии младшего лейтенанта Лабуза, гвардии лейтенантов Абузгалиева и Побединского, задымились и вышли из строя. Ведя огонь по немецким танкам, Марков и его боевые, не знающие страха танкисты подбили еще несколько машин, удержали занимаемую позицию. Особенно отличились танковый снайпер Тихон Агафонов из экипажа Побединского, заряжающий 18-летний Володя Анфалов из экипажа Трофимова. Оставив на кладбище и около костела 13 сожженных «тигров» и «пантер», противник попятился назад.

Смело разила врага и танковая рота гвардии старшего лейтенанта М. Н. Вертилецкого. Она уничтожила 10 танков. Командира роты тяжело ранило, он потерял глаз, но продолжал оставаться в строю до конца боя.

Исключительную отвагу и бесстрашие проявил комбриг гвардии полковник Н. Г. Жуков. Он лично уничтожил семь вражеских машин. Его трагическая гибель болью отозвалась в сердцах воинов бригады, любивших своего командира за мужество, справедливую требовательность, заботливое отношение к подчиненным. Вместе с командирами батальонов и штабными офицерами я тяжело переживал потерю нашего руководителя и боевого товарища, у которого мы многому научились. Его умелое и расчетливое руководство боем, прежде всего искусное [94] использование маневра, скоростей, сочетание танковых засад с действиями ударной группы, постоянная забота о непрерывной разведке, взаимодействии танков с мотопехотой и артиллерией и особенно стремление нанести как можно больший ущерб противнику и максимально сохранить силы бригады, — все это обогатило нас бесценным боевым опытом, который мы стремились в дальнейшем всячески умножать.

Уже на первом этапе боя за Лисув бригада добилась успеха, но и понесла немалые потери. Болванкой, пробившей башню танка, был убит гвардии лейтенант Маринин, тяжело ранен его заряжающий, прямым попаданием снаряда убиты перебегавшие пустырь начальник связи 2-го танкового батальона гвардии старший лейтенант Г. Нерославский, адъютант штаба батальона гвардии лейтенант В. Чекиров. Тяжело раненный гвардии лейтенант Торопчин умер на руках гвардии лейтенанта Лебединского.

После короткой передышки бой возобновился с новой силой. Об этом, последнем, этапе ожесточенной борьбы рассказал Михаил Побединский в своих взволнованных воспоминаниях. Вот отрывок из них:

« — Внимание, танки! — опять кричат наблюдатели.

«Тигры» и «пантеры» движутся осторожно, медленно поводя длинными стволами по сторонам, делая частые остановки и изрыгая из жерл пламя. За ними ползут бронетранспортеры, ведя огонь из крупнокалиберных пулеметов и малокалиберных пушек. Над нами — зеленые я желтые струи трассирующих пуль. Разрывные пули ударяются о заборы и стены домов с трескучим хлопком, и тогда мерещится, что кто-то, зайдя с тыла, обстреливает тебя с коротких дистанций.

Расстояние до нас — метров 600, и оно неумолимо быстро сокращается. Стреляющие будто оцепенели у прицелов. Заряжающие с распаленными лицами едва успевают открывать затворы пушек, посылать в казенную [95] часть стволов длинные и тяжелые латунные цилиндры снарядов. Лязгают клинья затворов. Стонут орудия... Часто приходится менять позиции, отходить от горящих построек. Выхожу, показываю механику Жоре Уханову, куда лучше податься со двора, и вижу мчащуюся на меня «пантеру». Впрыгиваю в люк. Агафонов сидит на своем стульчике за прицелом, свесив руки и голову, — он угорел, его душит рвота. Сталкиваю его со стульчика на днище башни, сажусь к прицелу, но едва устанавливаю перекрестие из двух смещающихся линий, как «пантера» проносится мимо. Поворачиваю башню влево. В прицеле вижу ныряющий, круто обрубленный зад «пантеры». Она мчится по могильным холмикам кладбища, сокрушая кресты, надгробья, ограды могил. Еще немного, и она скроется из поля зрения. В перекрестие попадает ее подпрыгивающий черно-белый крест. Нажимаю педаль ножного спуска, и «пантера», клюнув стволом в могильный холмик, окутывается дымом.

Тут же, как бы на смену «пантере», появляется «тигр». Он идет напролом, оторвавшись от следующих за ним машин. Последним подкалиберным снарядом Саша Кузнецов метко поразил нахала.

...Атаки, атаки. Мы потеряли им счет. Во время одной из них фашистская болванка угодила в «тридцатьчетверку» комбрига, прямо в боекомплект. До нас донесся как будто сдвоенный взрыв. На глазах гвардейцев погиб наш любимый командир полковник Жуков.

На правом фланге произошло замешательство среди танкистов другого батальона нашей бригады, у некоторых сдали нервы, и немцы получили возможность еще с одной стороны, на этот раз с тыла, наступать на группу Владимира Маркова. Все машины, которые у него остались, он собрал к кладбищу и сказал нам просто и честно: «Возможно, живыми мы отсюда не выйдем, попрощаемся». Он расцеловался со мной, с Кузнецовым, Абузгалиевым, с каждым из танкистов. Мы [96] решили погибнуть, но не отдавать Лисув гитлеровцам.

И не отдали! Отбили двенадцать страшных танковых атак, поджигая «тигры» и «пантеры».

...Пошатываясь, сходились в круг. На рубчатый автомобильный скат присел Володя Марков. Бледный, с запекшейся на лице кровью, в прорванном, прожженном в нескольких местах комбинезоне, он выглядел измотанным до предела, а глаза меж тем светились лаской к нам, гордостью за своих танкистов.

...Из ограды костела вышел сереброголовый ксендз Ян Банах. Он, оказалось, наблюдал из костела, как мы бились с рассвета до темноты с танками немцев. Ксендз вошел в наш молчаливый круг, бережно обнял перевязанную окровавленную голову Толи Борзенкова и прошептал, как молитву: «Вшистко видзев... вшистко...»

Много видел на своем веку старый ксендз, но и предполагать не мог, что есть на свете такие люди, как советские танкисты».

Да, такими танкистами, такими верными защитниками Родины, как Владимир Александрович Марков, Михаил Васильевич Побединский и их боевые друзья из 2-го танкового батальона, по праву гордилась Свердловско-Львовская танковая бригада. Ветеран бригады доброволец Валентин Чесноков сказал: «Воюю с 1941 года, провел 46 танковых боев, но в таком, как сегодня, не доводилось участвовать ни разу».

После этого знаменательного боя в нашей бригаде появились первые полные кавалеры ордена Славы. Это свердловские добровольцы танкисты-пулеметчики Александр Демидович Катаев и Евгений Парфенович Самодуров, на боевом счету которых четыре уничтоженных танка, пять бронетранспортеров и до роты пехоты противника.

Боевые действия бригады и в целом 10-го гвардейского танкового корпуса по достоинству оценил командующий 4-й танковой армией генерал Д. Д. Лелюшенко. [97]

Он отмечал, что в районе Лисува «неприятелю было нанесено крупное поражение, более 180 танков, принадлежавших 16-й и 17-й танковым дивизиям, пылало на поле боя... Особую доблесть в ночном бою показала наша 61-я гвардейская Свердловская танковая бригада под командованием полковника Н. Г. Жукова, главным образом 2-й батальон майора В. Н. Никонова»{3}.

В связи с тем что обстановка складывалась в нашу пользу, командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев приказал, не теряя времени, повернуть находившуюся в движении 4-ю танковую армию, двинув ее в обход Кельце с юго-запада с тем, чтобы не допустить подхода новых резервов неприятеля в этот район. Для полной готовности к выполнению новой боевой задачи мы нуждались хотя бы в сутках отдыха, чтобы восстановить силы. Я обратился к командиру корпуса с просьбой предоставить нам это время, а также вернуть в состав бригады 1-й танковый батальон. Эту просьбу он удовлетворил. К исходу дня 13 января 1-й танковый батальон прибыл в наше расположение. Всю ночь на 14 января ремонтники трудились вместе с экипажами подбитых и неисправных танков над восстановлением боевой техники и к утру 14 января успешно завершили работу. В том, что мы снова имели более 50 боеспособных танков, была большая заслуга начальника технической службы гвардии подполковника Е. Н. Ширяева. «Борода», как уважительно называли его в бригаде, обладая незаурядными инженерными и организаторскими способностями, проявил изобретательность и настойчивость при выполнении этого задания. Он не смыкал глаз до тех пор, пока все поврежденные боевые машины снова стали в строй.

В середине дня бригада получила задачу — выйти в [98] район Пекошув — Промник и перерезать пути отхода противника из Кельце в северо-западном направлении. Перед выступлением на выполнение этой задачи мы отдали последние воинские почести останкам погибшего комбрига Н. Г. Жукова и отправили гроб с его телом для захоронения во Львов, где его прах покоится и поныне на холме Славы. Остальных погибших танкистов похоронили с соблюдением траурного ритуала в Лисуве.

При выдвижении в район Пекошув — Промник я следовал в голове главных сил, имея впереди разведку и боевое охранение. Примером для меня было поведение в ряде предыдущих боев генерала Е. Е. Белова, предпочитавшего находиться непосредственно в боевых порядках, чтобы из первых рук получать информацию об изменениях в обстановке и оперативно руководить боем. Так же действовал всегда и покойный комбриг Н. Г. Жуков.

Разведку возглавлял герой боя в Лисуве гвардии лейтенант М. В. Побединский. Обнаружив впереди по маршруту движения бригады скопление вражеских танков, он стал уточнять их расположение на местности и, пренебрегая опасностью, высунул голову из броневого люка. Прогремела очередь крупнокалиберного пулемета, и отважный командир упал в танк с окровавленной головой. Ранение оказалось тяжелым, и, чтобы спасти жизнь героя, мы отправили его на бронетранспортере в госпиталь. Провожая в тыл потерявшего сознание Побединского, все мы горевали, что вышел из строя настоящий человек, доблестный солдат, которого в бригаде искренне любили за боевую удаль, веселый характер. К счастью, благодаря искусству врачей и собственной выдержке, Миша Побединский выжил, сохранив на всю жизнь привязанность к родному боевому коллективу.

К исходу дня мы сравнительно легко овладели Пекошувом, а в Промнике противник оказывал упорное сопротивление нашему 2-му танковому батальону, усиленному [99] ротой автоматчиков. Здесь дело доходило до рукопашных схваток, но все же городок мы взяли и тем самым перекрыли пути отхода в северо-западном направлении кельценской группировки противника. В бою за Промник ранило одного из храбрейших офицеров бригады Владимира Маркова. Мы потеряли смелого разведчика, добровольца гвардии сержанта Фолина.

Утром 15 января в расположение бригады прибыл заместитель командира корпуса гвардии полковник П. Д. Белов, которого в отличие от генерала Е. Е. Белова называли в корпусе «маленький Белов». За честность, порядочность, доброжелательное отношение к солдатам и офицерам все мы его любили. Доложив ему о состоянии бригады и обстановке на занимаемом ею участке, одновременно сказал, что ездить на беззащитном «виллисе» опасно — на каждом шагу можно столкнуться с группой противника, прорывающегося из окружения. На это он в шутку ответил, что знает, где противник есть, я где его нет. Идя по расположению 3-го танкового батальона, я ему докладывал, где выставлено охранение, как организовано наблюдение, и вдруг вижу, что в нашем направлении движется самоходная артиллерийская установка противника, очень похожая на нашу САУ-76. Видимо, поэтому ее и пропустили танкисты 3-го батальона. Шла она спокойно, беспечно, с открытыми люками. Я бросился к телефону и предупредил комбата 1-го танкового батальона, что в его направлении движется самоходка противника. Достигнув центра населенного пункта, экипаж самоходки понял, где находится, закрыл люки и увеличил скорость. На выходе из населенного пункта самоходку уничтожили танкисты 1-го танкового батальона. Гвардии полковник Белов поздравил меня с «блистательной победой» и заторопился в 62-ю гвардейскую танковую бригаду.

Из этого происшествия я сделал серьезные выводы. Во-первых, потребовал от командиров постоянно и в [100] любой обстановке сохранять высокую бдительность. Во-вторых, впредь в каждом батальоне при боевых действиях и на маршах в оперативной глубине, а также в местах временного отдыха выделять небольшие группы бойцов, главным образом разведчиков, на которые возлагалась задача вести наблюдение, следить за точным движением по заданному маршруту и выходом в заданный район. Одним из самых опытных и надежных проводников, на которого можно было положиться в сложнейших условиях, являлся разведчик гвардии рядовой И. П. Чепурышкин.

В середине дня 15 января в нашем направлении по шоссе, грунтовым дорогам и бездорожью стали появляться большие колонны противника. Это окруженная кельценская группировка пыталась пробиться на северо-запад. Заговорили наши танковые пушки, их огонь уничтожил несколько самоходных артиллерийских установок, бронетранспортеров и колесных машин противника. Бросая технику, немецкие подразделения пытались прорваться из окружения, минуя дороги. Для их преследования и уничтожения выделялось несколько танковых взводов 1-го и 3-го батальонов. Все попытки противника пробиться через Промник и Пекошув были отражены. Таким образом, бригада приняла активное участие в окружении и разгроме кельценской группировки противника. А основной вклад в овладение городом Кельце внесла 62-я гвардейская Пермская танковая бригада, она получила наименование Келецкой.

Выполняя приказ командира корпуса, бригада продолжала наступление в направлении Коньске, Пиотркув. В районе Коньске мы рассеяли разрозненные группы противника. Здесь отличился доброволец с Уралмаша разведчик гвардии сержант И. В. Соболев, уничтоживший трех гитлеровцев, захвативший в плен офицера с ценными документами. Отважный воин стал еще одним полным кавалером ордена Славы. [101]

Бригада с ходу преодолела реку Пилица. На ее западном берегу противник подготовил оборонительный рубеж, но не успел занять его. После разгрома радомско-кельценской группировки врага наши танкисты почти беспрепятственно хозяйничали в его оперативном тылу. Когда наша бригада подошла к Пиотркуву, немецкие части были уже выбиты из города объединенными усилиями 10-го танкового и 6-го механизированного гвардейских корпусов. За участие в освобождении Пиотркува (Петрокова) 63-й гвардейской Челябинской танковой бригаде было присвоено наименование Петроковской.

В районе Пиотркува в бригаде произошло неприятное происшествие. Из-за халатности подвыпившего нового командира 2-го танкового батальона капитана Намеднева, сменившего за три дня перед этим назначенного с повышением гвардии майора Никонова, батальон, с которым следовал и командирский танк гвардии лейтенанта Савича, сбился с маршрута бригады. В то время как бригада продолжала наступление в направлении на Белхатув, начальник разведки гвардии майор Н. С. Рязанцев отправился по моему заданию на розыск батальона. Только на следующий день мы получили радиограмму Рязанцева, что 2-й батальон и танк Савича обнаружены на подступах к Лодзи, куда они из-за непростительной ошибки комбата проследовали вместе с частями 6-го гвардейского мехкорпуса. После возвращения 2-го танкового батальона капитана Намеднева отстранили от должности комбата и направили в распоряжение штаба 4-й танковой армии.

Между тем бригада, выполняя приказ командарма генерала Д. Д. Лелюшенко, продолжала развивать успех, вышла на рубеж Шерцува. К концу дня 19 января бригада получила задачу — на следующий день захватить мост через реку Варта и город Бурзенин, обеспечив переправу главных сил корпуса через Варту. Выполнение [102] поставленной задачи требовало немедленных действий, но они сковывались недостатком горючего. Выход нашли — заправили горючим танки 1-го батальона, слив его из баков остальных танков. Первый танковый батальон, усиленный батальоном автоматчиков, отделением разведчиков и саперов, составил передовой отряд бригады под командованием гвардии капитана В. Г. Скринько. На него возлагалась задача захватить мост и удерживать его до подхода главных сил бригады.

Во главе передового отряда двигался взвод гвардии младшего лейтенанта Н. Л. Юдина с приданными автоматчиками и саперами. Перед рассветом 20 января Юдин отклонился на два-три километра от заданного маршрута — вместо северо-запада он пошел на запад и противника перед собой не обнаружил. Получив донесение от Юдина, капитан Скринько продолжал спокойно вести батальон, находясь в голове колонны. На рассвете у деревни Видава батальон обстреляла вражеская артиллерия из района Бурзенина. Это озадачило комбата, и он вновь запросил Юдина об обстановке и приказал уточнить, где находится разведка. Сориентировавшись на местности, Юдин понял, что отклонился от маршрута, и повернул взвод строго на север — танки пошли по правому берегу Варты на Бурзенин.

Узнав об этом, Скринько приказал закрыть люки танков и двигаться на повышенной скорости в направлении Бурзенин. Видимо, противник сосредоточил все свое внимание на ядре батальона, которое оказалось в двух километрах восточнее Бурзенина, и не заметил подхода взвода разведки с юга. Естественно, внезапное появление танков Юдина перед мостом вызвало растерянность у немецких солдат, охранявших мост. Минута, может быть, несколько мгновений паники врага — и этого хватило для быстрых действий решительного командира. Три танка на большой скорости ринулись на мост, открыв огонь по группе немцев, которая спешила к мосту. [103]

Саперы во главе с рядовым С. П. Лабужским соскочили с первого танка и, увидев, что на каждой опоре моста подвешены огромные ящики с взрывчаткой, бросились вперед и моментально перерезали провода, идущие к зарядам. Тем самым удалось предотвратить взрыв моста.

В это время взвод Юдина при помощи десанта разведчиков, возглавляемых гвардии старшим сержантом А. Миляевым, быстро расправился с пушками противника на западном берегу Варты, подавив их огнем своих танков, и стал продвигаться на западную окраину Бурзенина.

Юдин радировал комбату, что захватил исправный мост. Скринько немедленно послал об этом донесение в штаб бригады и, несмотря на сильный артиллерийский огонь противника, устремился на помощь Юдину. Одну роту (в батальоне в тот период было две танковые роты) он оставил оборонять мост с востока, а с другой проскочил на западный берег, начал крошить там боевую технику вражеского противотанкового дивизиона.

Передав приказ командирам 2-го и 3-го танковых батальонов на предельной скорости двигаться в Бурзенин, сам на «виллисе» помчался в 1-й танковый батальон. При выезде из деревни Видава я увидел на небольшой высотке группу офицеров. Оказалось, что это командир 63-й гвардейской Челябинско-Петроковской танковой бригады гвардии полковник М. Г. Фомичев со своими штабными офицерами наблюдали за боем наших танкистов в Бурзенине.

Прибыв в Бурзенин, нашел В. Г. Скринько на площади в центре города. Он доложил, что противник силою до полка пехоты оказывает ожесточенное сопротивление, в домах засели фаустники, представляющие серьезную опасность. Батальон автоматчиков направил основные усилия на борьбу с фаустниками и оказал большую помощь танкистам, очищавшим центр города. [104]

Вскоре подошел 2-й танковый батальон, которым теперь командовал гвардии капитан Н. С. Моськин, бывший начальник штаба батальона, дотошный в службе, беспокойный и заботливый офицер. 2-й батальон сразу же включился в бой и через некоторое время во взаимодействии с автоматчиками очистил от врага северную окраину города. Прибывший 3-й танковый батальон вытеснил противника с южной окраины, и в результате город был полностью очищен от фашистов. Только в первые два часа боя за Бурзенин бригада уничтожила до полка вражеской пехоты, захватила 28 орудий, до 100 пулеметов, а к вечеру было захвачено полторы тысячи пленных 8-й пехотной дивизии противника, до 100 орудий и минометов. Потери бригады составили три танка и 25 человек убитых и раненых.

Наши танкисты и автоматчики действовали напористо и смело. Бессмертный подвиг совершил парторг танковой роты командир танка гвардии старшина Николай Свирчевский. Его танк был подожжен выстрелом из углового здания на площади. Экипаж мог спастись, покинув танк, но наши воины понимали, что если немедленно не расправиться с хорошо замаскированным противником, то он уничтожит еще не один наш танк. Передав по радио: «Прощайте, товарищи, иду на таран», Николай Свирчевский протаранил дом и уничтожил засевших в нем фашистов. Ценою своей жизни героический экипаж обеспечил успешное выполнение боевой задачи другими танками батальона.

К концу дня по мосту прошли на запад главные силы 10-го гвардейского Уральско-Львовского танкового корпуса и другие соединения 4-й танковой армии, и это позволило выйти к реке Одер на пять суток раньше срока, установленного командующим фронтом Маршалом Советского Союза И. С. Коневым.

За проявленные мужество и героизм при захвате моста через Варту и овладение городом Бурзенин присвоено [105] звание Героя Советского Союза гвардии капитану Василию Григорьевичу Скринько, гвардии младшему лейтенанту Николаю Лукьяновичу Юдину и саперу Степану Петровичу Лабужскому. Николай Свирчевский и члены его экипажа удостоены посмертно орденов Отечественной войны I степени. Другие гвардейцы, отличившиеся в боях за переправу через Варту и освобождение города Бурзенин, были награждены орденами и медалями.

В Бурзенине находится братская могила воинов 61-й гвардейской Свердловско-Львовской танковой бригады. Это святое место и для воинов Уральско-Львовского танкового корпуса, и для трудящихся братской Польши, во имя свободы и счастья которых отдали свои жизни многие сыны нашей Родины.

Вырвавшись на оперативный простор после переправы через Варту, 4-я танковая армия, а в ее составе и 10-й танковый корпус, быстро продвигались к реке Одер. Наша бригада прикрывала левый фланг корпуса, наступая в направлении Оделянув, Сульмежице, Трахтенберг. На пути к Трахтенбергу бригада встречала мелкие разрозненные части и группы противника, они устраивали засады и наносили удары фаустпатронами. Чтобы избежать потерь в танках и людях, в бригаде установили незыблемое правило — прочесывать пулеметным огнем опушки лесов, рощ, придорожные кусты и канавы. В населенных пунктах такой обработке подвергались подвалы, первые этажи, чердаки. Эта предупредительная мера дала положительные результаты. Мы почти не имели потерь от огня фаустников.

Памятным остался бой за Оделянув, к которому бригада подошла 22 января. Подходы к Оделянуву прикрывала небольшая, но глубокая река с илистым дном. Мост был взорван. Противник обстреливал берег реки из пулеметов. Подавив из танковых пушек вражеский огонь, мы настелили на тонкий лед в несколько рядов бревна. [106]

В сооружении переправы участвовали поляки, разобравшие по собственной инициативе несколько сараев. По этой переправе прошли танки и колесные машины, следовавшие с нами. В бою за город нам активно помогали его жители. Они точно выводили наши танки и автоматчиков на огневые точки, засады, узлы связи, командные пункты и тылы противника. При такой активной помощи населения нам удалось почти без потерь разгромить противника, занимавшего Оделянув.

Первыми в нашей армии стремительной атакой форсировала Одер и захватила на его западном берегу плацдарм в районе Кёбен 17-я гвардейская механизированная бригада 6-го гвардейского механизированного корпуса. Подошедшая утром 25 января к Одеру в районе города Штейнау 62-я гвардейская танковая бригада предприняла попытку форсировать Одер, но ее постигла неудача. Танковый батальон гвардии майора Шотина захватил 60-тонный мост в Штейнау, разминировал его и завязал бой с превосходящими силами противника, но не получил вовремя поддержки от главных сил 62-й бригады. Воспользовавшись этим, немцы успели пробиться к мосту, вновь заминировали и взорвали его.

В городе осталось три танка этого батальона, экипажи которых героически вели бой с гитлеровцами, пока не кончились боеприпасы к танковым пушкам и пулеметам. После этого отважные танкисты-гвардейцы капитан А. Брюзанов, лейтенанты А. Ермилов и И. Колупаев, сержанты М. Безруков, С. Буйнаков, А. Литовка, ефрейтор Г. Гасанов, рядовые И. Исаев и Б. Медведев вышли из танков и продолжали сражаться, ведя огонь из автоматов, уничтожая окруживших их немецких солдат гранатами. Выполнив до конца воинский долг, они погибли смертью храбрых.

Поскольку попытка взять с ходу Штейнау не удалась, командование прибегло к обходному маневру. 26 января 29-я гвардейская Унечская мотострелковая [107] бригада на подручных средствах под ураганным огнем противника переправилась через Одер южнее Штейнау и захватила небольшой плацдарм в районе населенных пунктов Тарксдорф, Дибан. Бригада оказалась в трудном положении, подвергаясь непрерывным ожесточенным атакам танков и авиации противника. Требовалось ее как можно скорее поддержать танками. Военный совет 4-й танковой армии решил переправить танки нашего корпуса по понтонному мосту на участке 6-го гвардейского механизированного корпуса в районе Кёбен и оттуда ударом на Штейнау соединиться с 29-й гвардейской мотострелковой бригадой. В этой операции приняла участие наша бригада.

После того как бригада, переправившись на западный берег Одера, сосредоточилась на юго-западной окраине Кёбена, а затем вышла в район Заабница, мы получили задачу — не допустить прорыва подходящих танковых сил противника к Штейнау, а частью сил, ударом с запада, содействовать нашим войскам в овладении Штейнау. Первую часть задачи я возложил на 1-й танковый батальон гвардии капитана Скринько, а вторую — на 2-й танковый батальон гвардии капитана Моськина.

Первый танковый батальон выступил 30 января против выдвигавшихся с северо-запада танков противника и завязал бой прямо с марша. Танки шли навстречу друг другу. Со стороны противника в колонне насчитывалось до 30 танков, с нашей — 15. С дистанции 1200 — 1500 метров наши танкисты первыми открыли огонь и сразу же подожгли несколько танков противника, идущих в голове колонны, после чего перенесли огонь на ее середину и хвост. В этом скоротечном бою противник потерял 8 танков, отказался от попыток прорваться к Штейнау и отошел в северо-западном направлении. 1-й танковый батальон потерь в материальной части не имел, но понес тяжелую утрату — погиб герой боя за Бурзенин гвардии лейтенант Н. Л. Юдин. Он проявил [108] лихость: стоя на броне башни с биноклем, корректировал огонь своего танка. Осколком разорвавшегося вблизи снаряда он был убит.

Несколько иначе проходил длительный, напряженный бой 2-го танкового батальона в Штейнау. Батальон в составе пяти танков, усиленный батареей самоходных артиллерийских установок, в сумерках 30 января подошел к юго-западной окраине Штейнау. И, когда совсем стемнело, войдя в город, двигался к его центру. Город словно вымер. Ни света в окнах домов, ни одной живой души на улицах. Достигнув площади, окаймленной длинными двухэтажными кирпичными зданиями и гаражом во дворе, гвардии капитан Моськин здесь разделил свои силы. Три танка и одну самоходку он оставил под своим командованием, устроив засаду на площади. Остальные силы (два танка и две самоходки) под командованием командира батареи САУ гвардии капитана Алексеева направил к старой крепости, к главному узлу сопротивления противника, с задачей устроить засаду на пути выхода танков противника из крепости.

Эти две группы вели боевые действия самостоятельно. Первой вступила в бой группа гвардии капитана Алексеева. В связи с тем что в самом начале боя Алексеев погиб, группу возглавил свердловчанин командир танка гвардии младший лейтенант П. И. Лабуз. Увертываясь от ударов противника, наши воины метким огнем наносили большой урон фашистам. П. И. Лабуз расставил танки таким' образом, чтобы они, взаимодействуя друг с другом, контролировали все выходы из крепости, также имели возможность не подпускать близко вражескую пехоту. Почти двое суток храбро дралась с врагом группа гвардии младшего лейтенанта П. И. Лабуза, не допуская прорыва танков противника из крепости. За это время она уничтожила восемь танков, 12 бронетранспортеров и более 100 солдат неприятеля. Когда противник бросил против группы П. И. Лабуза [109] до 20 боевых машин, молодой воин не растерялся, умелым маневром он обманул гитлеровцев: вначале быстро отошел, а потом на полной скорости зашел в их тыл и подбил четыре танка. За подвиги, совершенные в бою за Штейнау, Павел Иванович Лабуз был удостоен звания Героя Советского Союза.

Храбро и находчиво действовала и группа гвардии капитана Моськина. О том, как развивались события вскоре после того, как комбат расставил танки в засаде в районе центральной площади, рассказал в своих фронтовых записках разведчик И. П. Чепурышкин:

«Машины нашей засады были уже расставлены, когда с соседней улицы стал доноситься лязг гусениц немецких танков. Комбат приказал экипажу танка, стоявшего справа за домом, не высовываться и не стрелять, пока первая немецкая машина не появится из-за угла. А экипажу нашей самоходки, расположенной во дворе, приоткрыть ворота слева от здания и направить ствол между створками ворот.

— Открыть огонь только после выстрела танка, — добавил капитан.

Лязг становился все громче, нарастало напряжение. Наконец на площадь вползли два огромных «тигра», выкрашенных белой краской и облепленных людьми в белых маскхалатах. На темном фоне сквера они хорошо выделялись. Когда первый танк появился в поле зрения «тридцатьчетверки», раздался выстрел. Сразу же выстрелила и самоходка. Объятые пламенем, оба вражеских танка остановились. Из окон второго этажа разведчики поливали из автоматов разбегавшихся от горящих танков вражеских солдат. Стрельба быстро прекратилась, а «тигры» горели долго, освещая площадь колеблющимся светом»{4}. [110]

На рассвете комбат Н. С. Моськин послал группу разведчиков в составе Денискина, Чепурышкина, Чураева с задачей найти группу Лабуза и установить с ней связь. Вскоре около костела они обнаружили танк из группы Лабуза. Около него дежурил механик-водитель гвардии старшина Чесноков, охраняя покой экипажа, отдыхавшего внутри танка. На вопрос: «Как прошла ночь?» — Чесноков ответил: «Нормально. Загнали мы фрицев вон туда», показав на трехэтажное здание с колокольней. На следующую ночь наши танкисты огнем из танковых пушек разрушили это здание, под обломками которого были погребены вражеские автоматчики и снайперы.

В ночь на 1 февраля противник предпринял попытку прорваться через площадь, но наткнувшись на засаду гвардии капитана Моськина, заметался по улицам между площадью и крепостью, потерял еще несколько танков и бронетранспортеров и капитулировал. В целом за время боев в Штейнау танкисты 2-го батальона уничтожили 20 танков, много другой техники неприятеля. Наши потери составили два подбитых танка, один из которых восстановили силами батальона. Город Штейнау очистили от фашистской нечисти, мост через реку Одер быстро восстановили и использовали для переброски на завоеванный плацдарм стрелковых частей, а также боеприпасов, горючего, других видов довольствия для частей нашего корпуса.

Бой за Штейнау оказался последним боем 61-й гвардейской Свердловско-Львовской танковой бригады в Висло-Одерской операции.

Пройдя с боями более 500 километров, бригада, как и другие части корпуса, нуждалась, естественно, в отдыхе, приведении в порядок своих подразделений, и такую передышку ей предоставили. Сосредоточившись в деревне Заабниц западнее Штейнау, бригада направила усилия на ремонт и восстановление боевой техники, пополнение [111] запасов снарядов, патронов, горючего, продовольствия. Много внимания уделялось подведению итогов проведенных боев.

В партийно-политической работе большое место заняло воспитание у личного состава высокой бдительности и сознательной дисциплины, установление правильных отношений с местным немецким населением, вытекающих из гуманных принципов коммунистической морали. Надо сказать, наши воины, проникнутые идеями интернационализма, своей доброжелательностью, готовностью прийти на помощь жителям немецких населенных пунктов в налаживании нарушенном войной снабжении продовольствием, оказании медицинской помощи, восстановлении работы жизненно необходимых предприятий и учреждений, быстро завоевали доверие трудящихся немцев, которых до этого запугали геббельсовской лживой антисоветской пропагандой.

Передышка, предоставленная нам по окончании Висло-Одерской операции, была короткой. Но она помогла восстановить физические и духовные силы личного состава, повысить боеспособность бригады. Мы восстановили и ввели в строй все поврежденные танки. Через пять суток бригада имела в строю 45 боевых машин. Все раненые и больные эвакуированы в армейские и фронтовые госпитали. Пополнились и снова стали полнокровными партийные и комсомольские организации. Мы были готовы к новым боевым действиям.