Вновь на передовой

2 мая посыльный доставил мне с командного пункта дивизии записку начальника нашего отдела:

«3 мая в 17.00 Вам необходимо быть в Особом отделе армии. Полагаю, что там Вам будет вручена правительственная награда. Надеюсь, что именно так и будет, а поэтому заранее сердечно поздравляю. С Вами поедут товарищи Лепа и Юргайтис, которых я уже вызвал. Барташюнас».

Эта весть для меня была большой неожиданностью, и ночью заснул не сразу: шутка сказать — первая правительственная награда!

Рано утром с КП приехал Барташюнас. В отдел также прибыли из полков Лепа и Юргайтис.

Начальник нам тогда сказал:

— Я еще не знаю, какие награды получите, но, во всяком случае, вы их честно заслужили!

Он обнял и поцеловал каждого из нас.

Так уж «введено, что чекисты отмечают 1 Мая, как и другие памятные даты, не накануне и не в день всенародных торжеств, а немного позже. В праздничные дни чекисты призваны обеспечивать надлежащий порядок, они обычно дежурят на своих постах. Так было во время войны, так оно и поныне.

Празднование 1 Мая 1943 года в Особом отделе 48-й армии и вручение наград происходили в довольно просторном зале. Здесь выяснилось, что оба моих товарища награждены медалью «За боевые заслуги», которую им прикрепил к гимнастерке командующий армией генерал-лейтенант П. Л. Романенко, а заместитель начальника Особого отдела подполковник И. Бородулин вручил мне... именные часы. Ничего не скажешь, везет мне на эту награду — в действующей армии получаю уже вторые часы... [106]

По дороге в дивизию нас встретил военный фотокорреспондент Ю. Каценбергас, услышал о нашем награждении и тут же, в поле, заставил нас позировать: Лепа и Юргайтис со сверкающими на груди медалями стоят по обе стороны от меня и рассматривают часы на моей ладони.

Вернулись в дивизию и сразу, как с корабля на бал, попали на созванное начальником отдела экстренное оперативное совещание.

Полковник Барташюнас внимательно оглядел собравшихся, как бы проверяя, все ли в сборе. В небольшой комнате начальника отдела было тесно, и кое-кому пришлось стоять.

— Прежде всего я должен вам сообщить, что особые отделы НКВД реорганизуются в отделы контрразведки «Смерш». Такое теперь будет новое официальное название наших органов в составе Наркомата обороны СССР. «Смерш» означает смерть шпионам! В этих двух словах отражено главное направление нашей работы — выявлять, задерживать, разоблачать агентуру противника! Это не просто переименование органов. За ним должна последовать перестройка нашей работы. Я подчеркиваю — главная задача советских контрразведчиков — смерть шпионам! Однако с нас не снимается обязанность, пресекать любые покушения на измену Родине, вести борьбу с дезертирством, членовредительством, не давать паникерам и трусам разлагать наших людей! Мы должны и впредь всячески помогать командованию и политорганам в укреплении боеспособности дивизии, полка, батальона, роты. Еще будут вопросы?

Я задал вопрос.

— А в работе следователя отдела в связи с этим что-нибудь изменится?

— Прежде всего — законность! Уголовно-процессуальный кодекс остается тот же. Ясно?

— Все понятно, Иосиф Марцианович!

* * *

В первой половине мая на передовой и во всей прифронтовой полосе полным ходом шла подготовка к новым боям. В одну из весенних ночей в дивизии была объявлена учебная тревога, итоги которой получили отличную оценку — части своевременно заняли отведенные им позиции в полной готовности отразить атаки врага.

Из находившегося в Балахне 2-го отдельного литовского запасного батальона к нам прибыло пополнение, которое в срочном порядке было распределено по полкам. С прибывшими бойцами специально проводились дополнительные занятия [107] в условиях, максимально приближенных к боевой обстановке. В числе красноармейцев пополнения были и обстрелянные воины, участвовавшие в зимних боях под Алексеевкой и выздоровевшие после полученных ранений.

Вся подготовка частей дивизии к предстоящим боям оказалась очень своевременной — 5 июня полки заняли позиции на передовой, сменив части 399-й стрелковой дивизии. Вошли в состав 42-го стрелкового корпуса 48-й армии Центрального фронта. Участок обороны западнее деревень Нижняя Гнилуша и Никольское — это уже на территории Глазуновского района Курской области. Севернее наши позиции доходили до деревни Экономичино. Фашисты все еще сидели в деревнях Панская и Никитовка, которые бойцы нашей дивизии никогда не забудут. Словом, мы обороняли участок фронта немного южнее той местности, на которой воевали в феврале — марте.

Командный пункт дивизии расположился в поле к юго-западу от деревни Каменька, а отдел контрразведки «Смерш» дивизии — в самой Каменьке.

Места здесь необычно живописные — поросшие лесом и кустарником холмы, ручьи в низинах, а в деревнях избы утопают в садах.

Командование частей и подразделений без промедления приступило к изучению новой обстановки. Личный состав начал совершенствовать всю оборонительную систему — углублять траншеи и ходы сообщения, сооружать новые огневые точки, маскировать артиллерию. Всюду кипела напряженная работа. Она подходила к концу, когда 18 июня в расположение 249-го стрелкового полка прибыл командующий войсками Центрального фронта генерал армии Константин Константинович Рокоссовский в сопровождении генералов и офицеров. Они обошли оборонительные позиции, командующий беседовал с красноармейцами, офицерами, осмотрел ниши для оружия, боеприпасов, продовольствия, запасные пулеметные площадки, заглянул в блиндаж, предназначенный для отдыха личного состава, поинтересовался, есть ли в подразделениях баки для воды и умывальники. Командующий побывал и в мастерских по ремонту обуви и одежды. Все присутствующие поняли, что хотя вопросы организации обороны и являются главной целью его поездки, но не меньше интересовали К. К. Рокоссовского проблемы окопного быта.

Мне посчастливилось тогда быть на передовой на участке обороны 249-го стрелкового полка и слышать, с какой любовью говорили наши люди о своем командующем. [108]

В течение трех майских дней чекистам дивизии пришлось испытать и чувство удовлетворения в связи с успешно проведенной операцией и пережить много огорчений из-за происков своевременно не разоблаченных врагов.

Из отдела контрразведки «Смерш» фронта к нам прибыл офицер с особым поручением. Задача предстояла очень ответственная, и все следовало проделать с предельной тщательностью, а именно — переправить на одном из участков обороны дивизии к противнику нашего разведчика. Посоветовавшись в отделе, пришли к единому мнению, что лучше всего эту операцию осуществить на участке фронта, занимаемом подразделениями 249-го стрелкового полка, и оперуполномоченным, обслуживающим этот полк, Барташюнас отдал соответствующее распоряжение.

Как нам стало известно позднее, наш разведчик был отнюдь не обычный. В начале войны этот красноармеец попал в плен к немцам. В лагере военнопленных, завербованный фашистами, он был обучен шпионскому делу и переброшен в тыл Красной Армии. Однако заброшенный агент тут же явился с повинной в органы НКВД, чистосердечно рассказал о полученном от гитлеровцев задании и заявил о своем решении участвовать в тайной войне против фашистских захватчиков. Для внедрения своего человека в органы военной разведки противника было принято решение «вернуть» его немцам как уже «выполнившего» полученное от них задание. Согласно составленной легенде, разведчик должен был объяснить хозяевам, что после выполнения задания ему удалось просочиться в запасную часть Красной Армии, откуда несколько дней назад он прибыл в составе пополнения на передовую и, присмотревшись здесь к обстановке, перебежал к ним.

Всю операцию решили провести при содействии командира отдельного взвода противотанковых ружей 3-го батальона лейтенанта Дмитрия Петрова. Он растолковал разведчику, в каком месте имеется проход на нашем минном поле. Назначенный в ночное дежурство, разведчик на рассвете покинул окопы и пополз к позициям немцев. Примерно полчаса спустя лейтенант Петров, проверяя посты, «обнаружил» исчезновение вновь прибывшего красноармейца, поднял всех по тревоге и приказал стрелять из всех видов стрелкового оружия — винтовок, автоматов, пулеметов. Поднятый шум со стрельбой, понятно, был лишь декорацией, с тем чтоб ни у немцев, ни у наших бойцов не возникло никаких подозрений. [109]

Утром оперуполномоченный старший лейтенант Юозас Юодишюс по телефону доложил начальнику: «Задание выполнено. Гость доволен и уже отбыл из части».

На том наше участие в этом деле закончилось.

Только наш начальник доложил в отдел контрразведки «Смерш» фронта о чисто проведенной операции, как из 156-го стрелкового полка поступил тревожный сигнал: ночью куда-то исчезли красноармейцы взвода пешей разведки полка А. Контвайнис, А. Чярнюс и Б. Климас. Накануне, около половины двенадцатого ночи, на участке фронта между деревнями Ново-Экономичино и Никитовкой они сменили разведчиков своего взвода и должны были продолжать наблюдение за вражескими позициями — в этом месте через два дня намечалось взять «языка». Дежурившим в окопах бойцам Контвайнис сказал, что получен приказ разведать оборону немцев с более близкого расстояния, и все трое поползли в сторону противника. Примерно час спустя ночная тишина была нарушена несколькими пулеметными очередями со стороны немецких окопов и криками: «Капут, капут!» Затем опять наступила тишина.

Я немедленно выехал на передовую и приступил к расследованию. Прежде всего выяснилось, что разведчики не получали приказа покидать свой наблюдательный пункт и окопы они покинули самовольно. Хотя не оказалось прямых свидетелей, которые могли бы подтвердить их переход на сторону противника, однако все обстоятельства дела давали серьезные основания подозревать Контвайниса, Чярнюса и Климаса в совершении измены Родине. В связи с этим пришлось отменить запланированную вылазку наших разведчиков за «языком» и всю подготовительную работу начать сначала на другом участке нашей обороны. Посовещавшись в отделе, пришли к общему мнению, что, видимо, проглядели затаившихся предателей.

Эти предположения впоследствии подтвердились. В 1951 году чекисты разыскали Б. Климаса. Расследованием дела было установлено, что Климас и соучастники преступления по предварительному совместному сговору перешли на сторону врага. Немцы в ту памятную ночь, услышав приближение к их позициям неизвестных лиц, открыли по ним огонь, и разрывная пуля угодила Климасу в руку, которую ампутировали. Безрукого перебежчика гитлеровцы отпустили домой.

После освобождения Красной Армией Литовской ССР Климас попытался замести следы — он сменил свое постоянное место жительства, добыл подложные документы и устроился в городе Паневежис заведующим ларьком «Союзпечать». [110] Более того, изменник Родины получал пенсию как... инвалид Отечественной войны.

Контвайнис и Чярнюс бежали на запад.

Военный трибунал воздал Климасу по заслугам.

* * *

По приказу командующего 48-й армией 25 июня была проведена разведка боем усиленной ротой 156-го стрелкового полка. Во время мощного артиллерийского налета, когда снаряды и мины крошили укрепления гитлеровцев на высоте 235,0 около деревни Никитовка, наши воины подползли совсем близко к позициям противника. Как только канонада смолкла, они стремительно атаковали и ворвались во вражеские траншеи. Ожесточенная схватка продолжалась недолго — оказавшие сопротивление гитлеровцы были уничтожены.

По мнению командования, операция была проведена на «отлично», задание было выполнено! Захваченные пленные и обнаруженные документы помогли расшифровать ряд «белых пятен» в обороне противника.

Наши бойцы дрались отважно, и многим из участников разведки боем были впоследствии вручены ордена и медали.

В этом бою смертью героя погиб старший лейтенант Альфонсас Кудла — парторг батальона. Посмертно он был награжден орденом Красного Знамени.

Много лет прошло с той поры, но и сейчас я в памяти храню образ этого сильного, энергичного человека. Он был очень красив — моложав, строен, густая копна темных кудрей.

В 1940 году А. Кудла работал вместе с моим братом Александром в отделе кадров Центрального Комитета Компартии Литвы после ее легализации и был частым гостем в нашем доме. А. Кудла родился в 1911 году в деревне Кальнялись Йонишкского района на севере Литвы в семье батрака. В детстве пришлось проливать пот у кулаков. Однако страстное желание учиться, завидное упорство помогли Альфонсасу стать квалифицированным типографским рабочим-наборщиком, позже линотипистом. С радостью встретил он восстановление Советской власти в Литве и в августе 1940 года вступил в ряды Коммунистической партии. Когда мы встретились в 16-й стрелковой дивизии, он первым делом спросил меня об Александре. К сожалению, я ничего не мог ему рассказать — требования конспирации неумолимы! Когда мне сообщили о гибели А. Кудлы, сразу вспомнил о брате — не суждено им когда-нибудь свидеться...

В этом же бою исключительные мужество, отвагу и высокое [111] воинское мастерство при управлении своим подразделением проявил командир взвода пешей разведки лейтенант Вацловас Бернотенас. Он одним из первых бросился в атаку, ворвался в немецкие окопы и личным примером показал, как молниеносно огнем и гранатами надо истреблять врага.

Он не вернулся с поля боя, его считали погибшим. Однако 2 июля, то есть на восьмые сутки после разведки боем, воины приданного дивизии 8-го отдельного батальона нашли полуживого, крайне истощенного лейтенанта В. Бернотенаса. Ослабевший от ран и голода, он медленно, метр за метром, временами теряя сознание, упорно полз к нашим окопам. По пути жевал щавель, утолял жажду то росой, то ржавой болотной водой и снова, напрягая свое измученное тело, продвигался вперед — надежда и мужество придавали ему силы.

3 июля я навестил Бернотенаса, познакомился с настоящим героем! Он еще был очень слаб, долго с ним беседовать не разрешалось. Но настроение у него было хорошее.

— Еще повоюем! — сказал он слабым, но уверенным голосом.

Во всех частях дивизии только и говорили о необычайных испытаниях, выпавших на долю Бернотенаса. Многие желали навестить отважного офицера, пожать ему руку, пожелать быстрейшего выздоровления. Но врачи в те дни не допускали к нему посетителей — ему нужен был полный покой.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1944 года Вацловасу Вацловичу Бернотенасу было присвоено звание Героя Советского Союза. Это был первый воин 16-й стрелковой дивизии, удостоенный этой высшей степени отличия нашего государства.

Бернотенас вскоре вернулся в строй и участвовал в боях по освобождению Белоруссии, Литвы и Латвии. После войны Бернотенас трудился на культурном фронте, много сил отдал развитию библиотечного дела в Литовской ССР. Опубликовал воспоминания «Лето на орловской земле» на литовском и русском языках. В. В. Бернотенас скончался в 1979 году...

* * *

Отнюдь не каждый человек, который в прифронтовой зоне в силу тех или иных обстоятельств оказывался в отделе контрразведки «Смерш», являлся преступником или врагом. Некоторых приходилось временно — на день-два — задерживать для проверки их показаний либо выяснения их личности. Обычно это были честные воины, отставшие по той [112] или иной причине от своей части либо заблудившиеся. Работники отдела всячески помогали этим красноармейцам добраться к месту прохождения службы.

Один из таких красноармейцев, возможно, спас мне жизнь — он попросил, чтобы его вызвали на допрос и сообщил, что обвиняемый по уголовному делу хранит за голенищем сапога остроконечную железку, которой намеревается, улучив удобный момент, убить следователя контрразведки, завладеть его оружием и совершить побег.

В целях проверки этих сведений комендант отдела В. Андрюшкявичюс, под предлогом санитарного осмотра камеры предварительного заключения и ее обитателей, вместе с приглашённым из медсанбата фельдшером без особого труда тогда обнаружил у подозреваемого ржавый, но хорошо отточенный обломок немецкого штыка. Заключенный пояснил, что нашел его здесь же в баньке, которая в полевых условиях была приспособлена под КПЗ отдела. Поскольку он категорически отрицал какое-либо намерение совершить покушение при помощи этой железки, обвинение по поводу данного эпизода ему предъявлено не было. [113]