Разрозненные воспоминания

Странно, почему именно эти воспоминания, а не множество других, и может быть более существенных, всплыли в памяти.

Птичка

Весна. Уже сошел снег. После непрерывных боев, в этот раз мы установили свои минометы в нескольких километрах от передовой. Удалось переночевать в хате. Утром вышел умыться, что в боевых условиях случалось редко. Прекрасное солнечное теплое утро. Я даже оголился по пояс. Вдруг услышал звук пролетевшей пули. Удивился! Откуда пуля так далеко от передовой? Звук опять повторился. И еще и еще. Прислушался. И тут я понял, что это чирикают птички. Вот так довоевался! Не смог отличить чирикания птички от звука пролетевшей пули.

Кошачий концерт

Ранняя весна. На полях еще лежит снег. Мы заняли позицию примерно в дух — трех километрах от крайней хаты села. К вечеру окопались и можно было поспать. Среди ночи проснулся от сильного крика. Плакал ребенок и плакал очень громко — душераздирающе. Странно! До села ведь очень далеко, а звуки прямо рядом. Плач повторялся еще и еще и, казалось, из разных сторон. Толкнул напарника. Прислушались уже вдвоем. Догадались и рассмеялись. Это был весенний кошачий концерт. А говорят, что кошки тихо мяукают. И такое в войну запомнилось.

Со мной был Бог тогда

Я хочу описать события, которые произошли со мной и которые невозможно объяснить ни логикой, ни случаем, ни везением. Только рука Бога была со мной.

Мне было всего 18 лет. Я всего-то месяца два только был на фронте и первый раз в тылу у немцев. Наша рота расположилась у двух высоких стогов соломы. Ночью меня вызвали к взводному. Получаю от него приказ. Мне вместе со старшиной роты пойти в какое-то село и привести оттуда вторую роту. Очень не хотелось идти. Но приказ есть приказ. Пошли. Идем молча. Старшина не в духе. Обычно он любил поучать солдат. Например, он меня учил правильному рукопожатию, как ему казалось. Руку надо сжимать твердо, по-мужски. Учебу я его усвоил. И потом уже в институте меня упрекали, в основном девочки: ”Ты что, руку хочешь мне сломать”. А ночь была темной — ни одной звездочки, хоть глаза выколи. Шли долго. Иду себе и ни о чем не думаю. Нет, думаю удастся ли доспать. За старшиной спокойно — он бывалый. Когда вышли на дорогу, я как-то машинально заметил, что повернули налево и больше ничего. Иду в полудреме. Я уже усвоил солдатскую психологию — выполнять и не рассуждать. Я и предположить тогда не мог, что эта психология сыграет со мной кошмарную шутку. Шли довольно долго. Вот справа от дороги появились какие то тени. Подумал еще, сараи или хаты. Идем дальше, тени эти исчезли и опять пустынная дорога. Наконец зашли в село. Хаты с двух сторон, в некоторых горел свет, собаки лаяли. Старшина прямо привел к дому командира роты. Он здесь себя чувствовал, как дома. Когда рота выстроилась, на меня свалилась страшная новость. «Поведешь роту сам. Мне здесь остаться надо», — приказал старшина. Я опешил. Как сам? Я ведь дороги не знаю. Мне бы отказаться, но я не посмел. А зря. Лучше бы меня примерно наказали. Но эта мысль пришла мне после, когда уже было поздно. Когда шли в село, старшина не нашел нужным показать мне хоть какие-нибудь ориентиры Он-то, либо эту дорогу уже проходил раньше, или ознакомился по карте. Я же шел, будучи уверенным, что и обратный путь буду идти с ним. Ведь и приказ взводного был — идти вместе со старшиной. Я же не посмел ослушаться старшины, за что тут же был наказан. Рота стоит и надо идти. Я даже не был уверен, в какую сторону за воротами двора надо было поворачивать — налево или направо. Пошли. Я впереди, а за мной чуть сзади ротный и человек сто солдат. Уже рассвело и все окружающее изменило свой вид по сравнению с ночным. Все виделось по другому. Слева исчезли строения, которые мне ночью казались в виде строений. Очевидно, на обочине ночевала техника. Мы шли по пустынной дороге. На сердце кошки скребут. Тревога все увеличивалась. Куда я веду роту? Я же могу их завести к немцам. Вначале у меня тлела надежда, что я увижу стога с дороги. Но местность оказалась холмистой и видимость была ограниченной. Кажется идем неимоверно долго. Надо было где-то сворачивать с дороги. Я твердо запомнил одно. Когда мы со старшиной вышли на дорогу, то мы повернули налево, значит теперь надо повернуть направо. Вот и все. Но где сворачивать? Где? Дальше идти бесполезно. И я принимаю решение. Сворачиваю. За мной рота, естественно. Почему я свернул с дороги именно в этом месте? Не знаю. Просто свернул, и все. И опять мы шли долго, долго — казалось вечность. А стогов не видно и не видно. Тут я начал паниковать. Где же эти чертовы стога? И кода я уже потерял всякую надежду, я их увидел. Нечего говорить, какая меня обуяла неописуемая радость. Гора с плеч свалилась.

Теперь думаю, что то, что я роту привел не иначе, как чудом не назовешь.

Если это чудо еще можно объяснить интуицией и везением, то то, что я хочу рассказать ниже, иначе, как то, что со мною тогда был Бог, не назвать нельзя.

Произошло это зимой во время очередного рейда в тыл противника.

В этот рейд в течении нескольких суток подряд нас по ночам на машинах перебрасывали с места на место. Пол ночи мы куда-то ехали, а затем вторые пол ночи занимали позиции и окапывались. Иногда куда-то стреляли. Днем ,как ,правило, нас бомбили и обстреливала артиллерия. После таких обработок машин становилось все меньше и меньше. При очередной посадке, мы набивались в машины все плотнее и плотнее. Мы не жаловались, так как в тесноте было теплее.

В этот памятный раз в начале все было по заведенному порядку. Мы выгрузились. Комвзвода указал место нашей позиции. Солдаты тут же, без обычной раскачки и перекуров в рукав, начали рыть окоп под миномет, чтобы как-то согреться. Я же пошел искать солому для наших ячеек на ночлег. Взял, как обычно плащ-палатку, а автомат и полевую сумку оставил на позиции, чтобы они не мешали набрать побольше соломы. Я ведь уходил недалеко. И действительно — солома нашлась довольно близко. Ведь село было рядом. Я уже заканчивал набивать палатку соломой, когда услышал окрик обращенный ко мне. В темноте различаю силуэт своего солдата: “Сержант ! Уходим”. Когда он понял, что я его услышал, быстро повернулся и побежал обратно. И тут последовала цепь казалось нелогичных действий. Вместо того, чтобы выдернуть палатку из — под соломы и бежать вслед за солдатом, я безо всякой спешки высвободил плащ-палатку и даже, кажется, сложил ее и лишь потом побежал к своей позиции. Уже на бегу я услышал шум мотора, удаляющейся машины. На моей позиции никого не было. Не было ни моего автомата, ни полевой сумки и вещмешка. Броcили… — промелькнула ужасная мысль. Остался один в тылу у фашистов да еще и безоружный. Нет. Не совсем безоружный. За поясом у меня висела лимонка. Стало страшно, очень страшно. В дальнейшем я уже никогда не разлучался с автоматом. Даже по нужде я не разлучался с автоматом. В растерянности стал оглядываться по сторонам. Невдалеке просматриваются темные фигурки. Обрадовался. Свои. Бросился к ним. Да свои но из другой роты. На них не хватило машин. Услышал приказ офицера: “Держитесь за мной. У меня карта”. Это был начальник штаба батальона.

Пошли гуськом. Молчим. Очевидно, у всех настроение подавленное. Через некоторое время послышался рокот моторов. Вскоре мы вышли к дороге, по которой с потушенными фарами двигались вперемешку танки, грузовые и легковые автомашины, полевые кухни и грузовики с прицепленными к ним пушками. По обочине шла пехота. Наиболее проворные повскакивали на лафеты пушек. В эту нестройную колонну влилась и наша группа. Так как я был чужим и во второй роте, то вскоре я уже не знал, где солдаты из нашего батальона, а где совсем чужие. Для меня было странным, что колонна двигалась в противоположную сторону от передовой. А где находилась передовая явно было видно по следам трассирующих пуль на горизонте. Вскоре послышался посторонний грохот. Я увидел в темноте несколько танков, мчавшихся на перерез нашей колонне. Они открыли по нам огонь. Немцы. Мы бросились врассыпную. Я и еще два десятка солдат оказались в камышах. Танки стреляли по колонне наших машин, но несколько снарядов полетело и в мою сторону. Один снаряд упал с десяток шагов от меня. Да, да упал и не разорвался. Как ни странно, но немцы стреляли не обычными разрывными снарядами, а противотанковыми. Эти снаряды мы называли болванками из за того, что они не разрывались, падая на землю. Кстати, отрикошетивший такой снаряд я видел в полете. Я тогда был в окопе. Снаряд ударился в одно дерево, до этого я его не видел, а после этого я уже видел, кода он несколько раз метался, ударяясь то в одно дерево, то в другое. Если бы это был обычный разрывной снаряд — меня бы разнесло на куски. А так я поднялся, отряхнулся от снега и пошел со всеми дальше. Решили идти к передовой, благо ее прекрасно видно по следам трассирующих пуль на небе и грохоту канонады. Иду и думаю: “Неужели Сталин не знает, что мы отступаем”. Сейчас это кажется невероятным. А это ведь было, и для меня сейчас кажется тоже невероятным. Это лишний раз показывает, как я был тогда воспитан школой, комсомолом и всей советской пропагандой. Идем. Вдруг слышу какие-то посторонние звуки. В камышах появляется упряжка лошадей, везущая пушку. За упряжкой шло несколько солдат. Угадывался и офицер. Он-то обрадованно и обратился к нам, сейчас бы в России сказали, с кавказским акцентом: “Вот хорошо, y моей пушки и пехота появилась”. Мы, естественно, согласились, хотя и он, как и колонна автомашин двигались в противоположном от передовой направлении. Но он офицер и он знал направление выхода из окружения. Мы двинулись за пушкой.

И тут произошло необъяснимое.

Дальше у меня полный провал памяти. Куда делась пушка, куда делись солдаты-попутчики? Я в камышах один, причем стою. Никого не видно. Что же произошло? Я ведь хорошо помню эту ночь. И мой поход за соломой, и то, как я остался один, поход за начальником штаба, обстрел болванками, встреча с пушкой и даже акцент артиллерийского офицера а дальше провал. Ничего не поделаешь — надо идти к своим. В небе видны трассирующие пули, хотя уже начало всходить солнце. Вышел из камышей и пошел по заснеженному полю. Теперь я вспоминаю, что я шел ни о чем не думая. Просто шел в направлении следов трассирующих пуль. Теперь думаю ,что я был контужен. На пригорке вижу полуопрокинутый тупоносый немецкий грузовик. Из него на снег вывалился всякий скарб. Лежит развязанный крестьянский мешок, из которого высыпались на снег сушенные вишни. Набил карманы шинели этими вишнями и иду, поплевываясь косточками. Сколько времени я шел, не помню, только впереди вижу черную землю от свежевырытых ячеек

То, что это были не немецкие ячейки, ясно было сразу — они так близко друг от друга не размещались. Значит передовая. Ячейки наши — иду не пригибаясь. Теперь думаю, что при другом стечении обстоятельств и свои могли бы пристрелить. Приближаюсь и слышу русскую речь. И тут произошло невероятное — я наткнулся в расположение своего взвода, вышедшего из окружения.

Как же это могло случиться, если не вмешательство самого Бога. В той военной катавасии даже многие командиры не всегда знали, где находятся их же подразделения. Меня же ОН вывел из немецкого окружения одного и привел к моему взводу. Радость конечно была, но я ее не помню. Что я запомнил из рассказа солдат, как это случилось, что меня бросили. Почти сразу после того, как я ушел за соломой , взводный приказал немедленно сниматься с позиции. Обо мне он сказал ребятам, что я уеду следующей машиной. А может это была отговорка — ему нельзя было терять ни минуты. Очевидно ситуация была критической. Больше я не видел ни начальника штаба, ни тех солдат, что выходили с ним из окружения, к которым я тогда присоединился. Ребята вручили мне мой автомат, а моя полевая сумка младшего командира и вещмешок пропали.

И еще одно событие, происшедшее в ту ночь, в дальнейшем существенно повлияло на мою последующую жизнь.

Небольшое отступление. В то время я был большой патриот Советского Союза и безоговорочно верил Сталину. Так я был воспитан школой, пионерской и комсомольской организациями и всей советской пропагандой. Для меня, учитывая мой опыт прошлого, нет ничего необычного в самоубийцах террористах-смертниках. И нам пропаганда преподносила таких смертников, как Зоя Космодемянская, Александр Матросов и многo, много других. И мне кажется, таких как я было много. Мне представляется, что этот патриотизм был одним из факторов, благодаря которому мы победили фашизм. Так вот, в пропавшей моей полевой сумке были мои полностью оформленные документы о вступлению в КПСС{20}. Так как наша 64 бригада после этого драпа была сильно потрепана, то оставшихся в строю солдат перевели в 16 бригаду нашего корпуса менее пострадавшую. Так получилось, что в новой бригаде я уже в партию заявления не подавал. Не поступал я в партию и потом. Долго я был, как тогда говорили, беспартийным большевиком, пока меня в этом не разубедил Лилин папа — Зельман Семенович. Так как эти строки пишутся для моих потомков, не имеющих никакого понятия о Советском Союзе, я хочу оставить пару строк — что собой представляла партия большевиков, последнее наименование которой -Коммунистическая партия Советского Союза. Эта партия в стране была единственной — правящей. О другой партии и речи быть не могло. Хотя по уставу в нее должны были вступать люди только по идейным мотивам, в действительности в нее вступали люди с нечистой совестью и большей частью по карьерным соображениям. В те времена только человек, являющийся членом партии, мог быть руководителем в любой отрасли хозяйства, а это и соответствующее материальное обеспечение. Но еврей, даже член партии, мог занимать только низшую руководящую должность. Под руководством партии, как утверждали ее руководители и значилось в ее программе, советский народ, то есть мы, строил коммунистическое общество в противовес капиталистическому. Содержалась огромная армия, а народ голодал. В свое время президент США Рейган назвал Советский Союз империей зла. О том, что партию возглавляли люди не по идейным соображениям, а по корыстным, можно судить по следующему факту. На развалинах Советского Союза, строившего до 1990 г., под руководством КПСС, коммунистическое общество, образовалось 12 национальных независимых государств. Эти государства теперь строят капиталистическое общество в противовес коммунистическому обществу. Кто же возглавляет эти государства? Так вот, в 7-ми из 12-ти этих государств президентами являются люди, ранее возглавлявшие коммунистические партии в этих национальных республиках бывшего Советского Союза. Вот в эту партию я и не вступил.