Приготовление пищи

Я думаю интересно рассказать, как мы готовили еду.

Иногда, когда не было полевой кухни, нам выдавали сухой паек. Но это иногда. Даже после нескольких голодных дней, сухой паек выдавали только на один день. Однажды это меня возмутило и я высказался старшине. Он сослался на приказ комбата. И все. Некому жаловаться. Из чего состоял этот паек. Это было несколько черных сухарей, немного сахара-песка, брикет каши и махорка. С сухарями и сахаром мы расправлялись просто. Растворяли сахар в холодной воде и этой сладкой водой запивали сухари. Кашу же, как и курей, надо было варить. Варили мы еду на костре для всего отделения в специальном оцинкованном ведре. Чтобы разжечь костер нужен был огонь. Как же мы добывали огонь? Спичек, естественно, не было. Зажигалки были кустарными. Делались они из винтовочного патрона. Они были не у всех, да и была проблема с авиационным бензином для нее. А вот, так называемые кресала были всегда и были они безотказны. От них и закуривали тоже.

Что собой представляло кресало? Это комплект из небольшого твердого камня, куска железа и пакли из сухой размочаленной веревки. Резким ударом железа по камню высекалась искра. Искра падала на паклю, которая начинала тлеть. Тлеющий огонь раздували до тех пор, пока от него можно было прикурить или воспламенить бумагу или сухие хворостинки. Прямо как у первобытных людей и это в век самолетов, танков, радио и реактивных снарядов. Надо отметить, что высекать огонь кресалом мог не каждый. Были у нас и мастера по обращению с кресалом, в основном сельские ребята из пополнения. Разжечь костер с сырыми ветками всегда сложно. Но у нас этой проблемы не существовало. Дело в том, что мы для этой цели использовали дополнительные заряды для мин. Что собой представлял дополнительный заряд? Это, были либо целлофановая небольшая коробочка или мешочек в виде незамкнутого кольца, наполненная порохом. В зависимости от дальности полета на хвостовик мины одевалось от одного до шести дополнительных зарядов. Вот эти дополнительные заряды и служили нам прекрасным средством разжигания костров даже при мокрых ветках. Порох ведь. Но с порохом надо обращаться очень осторожно. В жизни, тем более молодой, ко всему привыкаешь. Одна только небрежность привела к трагедии одного очень хорошего солдата и товарища, моего начальника старшего сержанта Ляукина. Он прошел с боями от Сталинграда до Праги. И вот в день Победы 9-го мая 1945 года, при разжигании костра, подумать только, это может быть его тысячный костер, он выжег себе оба глаза Вот так одна небрежность и инвалид, да еще какой, на всю жизнь. Об этом несчастье написал мне уже домой Саша Авдеев.

Еще о некотором солдатском довольствии. Махорку{18} нам выдавали в аккуратных бумажных светло-коричневых пакетиках. Самодельные сигареты, или так называемые самокрутки, делали следующим образом. В небольшой газетный прямоугольник насыпали махорку и сворачивали его в трубочку. Край трубочки смачивали слюной и заклеивали. Получалось что-то в виде кустарной сигареты. Долгое время я не курил, а свою махорку либо отдавал друзьям, либо обменивал на еду. Как-то зимой в окопе мне показалось, что солдату, у которого тлеет огонек под носом, теплее. И я закурил. Курил я не регулярно, а потом и ранение. Выписавшись из госпиталя по инвалидности, я уже больше не курил.

О наличии в нашем фронтовом довольствии 100 граммов водки я и мое окружение, не знали. Я правда слышал о них, но думал, что это поэтический образ. И только много лет спустя после окончания войны я от осведомленных людей узнал, что это вовсе не легенда, а быль. Очевидно, нашу водку выпивало начальство. Кстати, эти 100 граммов я впервые в жизни выпил 7-го ноября 1943 года в ознаменование годовщины Октябрьской революции. От этих первых ста граммов я опьянел и проснулся в сарае на огромных тыквах. А до того, как говорится на гражданке, дома у нас в семье не было ни вина, ни водки. Считалось это дурно. А может экономили. А как же праздники? Ежегодно летом отец ставил большой бутыль вишневой или сливовой наливки. В детстве мне доставалась вишня из наливки. Я их ел с хлебом. Было очень вкусно. На фронте нам всего еще несколько раз выдавали водку, как говорится по большим праздникам. Но не скрою, мы выпивали. В Украине мы пили самогон, а в Молдавии и Венгрии — вино.

Припоминается мне неудавшаяся настоящая пьянка. Было это на формировке и совпало с праздником по поводу годовщины основания Красной Армии. Этот день отмечался 23го февраля. Хозяйка дома, в котором мы квартировали, предложила нам сварить самогон, так как самогонный аппарат у нее был. Наша задача — накопать сахарной свеклы, которая осталась в поле с осени прошлого года. Так мы и сделали. Вначале праздник удался на славу. В нашей хате собрался весь взвод, кроме взводного. Офицеры праздновали отдельно. Пили лучшую фракцию самогона — первак. Была и хорошая закуска. Я быстро захмелел и уснул. Спал так крепко, что даже не услышал выстрела в хате. В пьяном споре ординарец командира взвода из имевшегося у него трофейного пистолета ранил, спорившего с ним солдата. Дальнейшую судьбу спорщиков не помню.

В Молдавии меня поразило то, что в Украине и представить даже было немыслимо. В стенах каждого крестьянского погреба были встроены огромные бочки с вином. Открывай кран и наливай вина сколько хочешь. В Молдавии, как и в Венгрии мне представилось выпить много хорошего вина. Правда один раз мне было плохо от выпитого не совсем созревшего вина.

Мы на формировке после очередного драпа. Стоим в большом селе, забитом солдатами из нашего батальоном и чужих частей. Командира взвода нет. Он исчез во время только что закончившегося рейда. Нами заправляет помкомвзвода Князев. Мое отделение разместилось в теплой хате. Едим сухой паек. Кухни, как всегда после драпа, нет. Однажды к нам в хату заявился Князев: ”Ребята -можно раздобыть полевую кухню. Нужны добровольцы”. Я естественно вызвался. За Князевым в огонь и в воду. Пoздней ночью он собрал нас на инструктаж. Полевая кухня стоит у стены сарая уже несколько дней. Повар, который ее сторожит, ночью находится в сарае. Чтобы ее не уволокли, он придумал уловку. В стене сарая он проделал отверстие и пропустил через нее телефонный провод. Один конец провода он привязал к колесу кухни, а второй ночью, очевидно, к своей ноге. Наша задача — увезти кухню так, чтобы повар это не почувствовал. Тихо подойдя к сараю, Князев придавил провод ногой к земле. Кто-то отвязал провод от колеса и прикрепил его к заранее приготовленному Князевым, колышку. Кухня была на резиновом ходу и мы ее легко прикатили к дому командира роты в соседнем хуторе. Утром свою кухню повар нашел, но командир роты отказался ее вернуть. И хорошо сделал. С кухней остался и повар. Этот повар был хорошим мастером своего дела и неплохо нас кормил.

В завершение моих воспоминаний о фронтовой еде, я хочу рассказать о чуде немецкой техники, потрясшее меня тогда, в 1944 году. В разбитом немецком грузовике я нашел небольшой пакетик, запечатанный в бумагу. В пакетике оказались тонко нарезанные ломтики настоящего серого хлеба. Тогда это было для меня чудом — есть свежий хлеб, испеченный в 1932 году. Теперь же в этом нет ничего удивительного.