Котелок молока

Приятный и запоминающийся случай был у меня в Молдавии — летом 1944 г. Нам дали передохнуть. В течении нескольких дней наша рота стояла на опушке леса у большого села Пугачены. У меня выдалось несколько часов свободного времени. Решил пойти в село поменять махорку на молоко. Получил у старшины разрешение отлучиться в село. Не спеша прошелся по центральной улице, застроенной добротными домами под железными крышами. Обратил внимание на несколько пустующих, рядом стоящих домов. Довольно большие окна зияли пустотой. Решил заглянуть в один из домов. На косяке входной двери дома была наклонно прикреплена продолговатая коробочка. Из подсознания всплыло слово “мезуза”{17}. Ни тогда, ни потом я не мог вспомнить, откуда это слово всплыло у меня в памяти. Я никогда до этого, мне казалось, не слышал о ней и тем более не видел. Моя семья, со времен моего детства и до самой войны, жила в большом городе Харькове на Украине и еврейских традиций не соблюдала. Правда, дома кустарным способом мама делала только для бабушки Браны мацу. Что я еще запомнил. Мне нравилось делать дырочки на тонко раскатанном тесте с помощью зубчатого колесика. И еще нравилась специально поджаренная маца с яйцами, которую вкусно делала мама. Делалось это на праздник пейсах. Вот и все мои тогда познания о еврейских традициях. Так вот, значит в этих домах жили до войны евреи, куда — то изгнанные. И куда? А может и убили. Ведь это была всего лишь молдавская деревня. Так я впервые воочию увидел следствие злодеяний фашистов над евреями. Я еще тогда ничего не знал ни о Бабьем Яре, ни об Освенциме ни вообще об Холокосте в Европе. Я, очевидно, стоял задумавшись, когда услышал оклик. Меня подзывала женщина, стоявшая на пороге дома на противоположной стороне улицы. Я подошел. Поздоровался. Женщина прилично говорила по-русски. Я ей предложил пачку махорки в обмен на котелок молока. Нет, махорка ей не нужна, а молоко есть. За молоко она может взять что-то другое. Договорились, что она возьмет у меня нижнюю сорочку, которая была у меня в расположении роты. Пойду принесу ее. И тут у нас произошел примерно такой диалог.

Она: «Не еврей ли я?»

Я: «Да».

Она: «Бери молоко сейчас, а сорочку принесешь позже».

Налила полный до верху котелок, так, что пришлось отпить часть, что бы оно не расхлюпалось по дороге. Поблагодарил ее и пошел не спеша в расположение. Иду и думаю, как эта простая деревенская женщина распознала во мне еврея, когда моим многим однополчанам это требовалось доказывать. Очевидно, жившие в этих домах евреи были хорошими людьми и оставили по себе хорошую память. Поэтому она и дала молоко в долг совершенно незнакомому солдату еврею. Уже подходя к расположению, я увидел что-то неладное. На опушке леса стояли наши “Студебеккеры” с заведенными моторами. Взад и вперед бегали солдаты. Подбежал. Оказывается, рота снимается.

А как же долг? Женщина мне поверила как еврею, а я ее обману. Нет. Бросил где-то свой злополучный котелок с молоком, схватил сорочку и бегом в село. Влетел в дом, сунул оторопевшей женщине сорочку, промычал благодарность и был таков. Примчался в расположение, когда машины уже выруливали на дорогу. Мог оказаться невольным дезертиром. Молоко кто-то выпил. Ну и пусть. Я не обманул ее доверие. И до сих пор горжусь этим.