Солдатские невзгоды

Сейчас я хочу остановиться на тех невзгодах, которые выпали на фронте мне и моим друзьям. Как ни странно, пишу воспоминания о войне, а в моей памяти сохранилось значительно больше подробностей о солдатских невзгодах и проблемах еды, чем о боевых эпизодах, в которых я лично участвовал, а их было немало.

Холод и сырость

Теперь, в преклонном возрасте, когда я смотрю на хлещущий осенний дождь, на снег с ветром за окном, мне трудно представить себя в такое ненастье без крыши над головой в течении многих месяцев. С приходом осени 1943 года все чаще и чаще пошли холодные дожди иногда переходящие в снег. Наши плащ-палатки дождь пропускали. От дождя они только становились тяжелыми от влаги. Сырость в теле была неимоверной. К тому же наше обмундирование, выданное еще в Средней Азии, было легким и непригодным для осени и зимы в Украине. У меня была легкая шинель и гимнастерка и брюки из плотного сатина, который назывался «ластиком». С наступлением холодов мы отгибали края пилоток, наших головных уборов, и закрывали таким образом уши. Такое утепление солдаты называли “по-фрицевски”, то есть по-немецки. Хотя правильно было бы называть по-советски, так как немецкие солдаты были одеты теплее нас. Почему же укоренилось такое название? Потому что в газетах так рисовался наш враг.

Опишу особо врезавшиеся в память случаи, когда мне удалось обсохнуть или обогреться.

В один из зимних рейдов мы ехали на своих открытых всем ветрам “Студебеккерах” я так замерз, что казалось, превратился в ледышку. Наконец машина остановилась и нам приказали спешиться.

Рядом стояла хата и мы туда все ввалились. Там уже и до нас было множество таких же замерзших солдат. Мы с трудом в эту хату втиснулись. Все стояли. Но стояли с радостью, в тепле. Мы были прижаты друг к другу так сильно, что если бы оторвать ноги от земли (пол в украинских хатах был земляным) то зависнешь и не упадешь. К моей неописуемой радости в теле начало разливаться тепло. А согревшись, я уже начал мыслить. Кстати, сильно замерзший или уставший человек, трезво рассуждать не может. Но счастье было недолгим. И снова команда: “По маши-и-нам” и снова на мороз.

Моя благодарность, если так можно выразиться, к неодушевленным предметам — стогам соломы, неоднократно сушивших и обогревавших меня в военное лихолетье. Так получалось, что наши огневые позиции часто располагались вблизи стогов соломы. В тех случаях, когда я был мокр или замерзшим — я зарывался в солому. Через некоторое время в теле и ногах разливалось ни с чем не сравнимое сухое тепло. Это было замечательно. Особенно было приятно ногам. Подумать только! Прошло более пятидесяти лет, а я, когда у меня холодеют ноги даже в уютной, теплой постели, вспоминаю то непередаваемое блаженство, которое я испытывал, когда просыпался в стогу соломы с абсолютно сухими ногами и даже приятными сухими портянками в ботинках. Уже в мирное время я пытался залезть таким же образом в солому стога, но у меня ничего не получилось. Очевидно то, что получается в стрессовых ситуациях, в обычных условиях не получается. И еще о соломе. Осенью1944 г. в Венгрии я сильно промок. В темноте на привале я увидел, к радости своей, стог. То, что он был невысок, меня не насторожило. Я в него с радостью залез и тут же уснул. Проснулся от колик в теле. Оказалось, что стог был из половы, а не из соломы. За полученное тепло я долго расплачивался зудом в теле.

В январе 1944г, на очередной формировке, нам заменили среднеазиатское летнее обмундирование на зимнее. Стало теплее. При желании можно было заменить ботинки на валенки. Я от этой замены интуитивно отказался, не думая. Хотя и опыта у меня не было никакого. И лишь потом я стал присматриваться к своим ботинкам. В дороге снег на халявках ботинок таял от тепла ноги. Мои же выворотки влагу не пропускали. Те же, которые обзавелись валенками, вынуждены были ходить в промокшей пудовой деформированной обуви до тех пор, пока их не заменили снова на ботинки. Вот такой опыт, но задним числом. Кстати, при новой замене обуви, я не устоял, и взял, вместо своих вывороток, красивые темно-вишневые английские ботинки. Потом пожалел — они пропускали воду.

Усталость

В течении всего времени пребывания на передовой меня преследовала чрезмерная усталость от длительных маршей, от бессонных ночей. К тому же у меня еще были обязанности, которых не было у других солдат-обязанности командира отделения. После потери машин в каждом из рейдов, нам приходилось преодолевать большие расстояния, которые, по идее, мы должны были проезжать на грузовиках. Марши эти были по сто километров и больше за сутки. Во всех рейдах тоже было не легче, так как ночью мы куда-то ехали, а днем воевали. К тому же мы плохо и нерегулярно питались.

Не скрою, что несколько раз от чрезмерной усталости мне хотелось плакать. Я уходил от глаз солдат и выплакивался. После этого становилось легче. Я уверен, что и ранение я получил из-за большой усталости. Перестал оберегаться, так у меня как уже не было сил.

Спать, спать, спать

Потребность во сне была для меня самым тяжелейшим испытанием . Если с непрерывной опасностью для жизни, голодом , холодом, сыростью во всем теле и усталостью я как-то мог справиться, то бороться с потребностью во сне я никак не мог, даже в самых опасных для жизни ситуациях. Очевидно, организм у меня был таким. Да и сказывалась молодость. Спустя много лет я уже перестал быть таким сонливым .А тогда . Часто сутками не удавалось даже на короткое время прикорнуть. Это была для меня невыносимая пытка. Наступало время ,когда я просто отключался.

И тогда это становилось опасным для жизни не только моей, но и других. Припоминается такой случай. Уже несколько суток наш батальон выходил из окружения. На этот раз организованно. Настало время и мне заступить на ночное дежурство. Я занял место в ячейке боевого охранения. Было спокойно, но это спокойствие было обманчивым. И тут я, очевидно, отключился. Вдруг слышу легкое прикосновение. Трогает меня солдат из последнего пополнения. Тогда он казался мне стариком — было ему лет около сорока. Значит, я спал, если не заметил его прихода. Солдат говорит мне что-то в этом роде: “Идите сержант, поспите, а я за вас подежурю”. Вскоре, еще в темноте, разбудила меня перестрелка. Немцы рядом что-то предпринимали. Я мог спать в любых положениях и стоя, и на ходу, и на марше. Как-то в ночном переходе я начал спотыкаться. Я очнулся. Оказалось, что в пути я уснул, сошел с дороги и пошел по замерзшему вспаханному полю.

Потребность во сне у многих солдат была не такой фатальной, как у меня. Я же пытался уснуть, где только мог. Припоминается такой случай. Мне как-то пришлось стоять на часах — дежурить у офицерской землянки. Я замерз и очень хотелось спать. Я чувствовал, что вот-вот засну. Что делать?

А у меня почему-то была трехлинейная винтовка со штыком. Откуда она взялась не помню, так как за всю войну у меня был или автомат ППШ или карабин. Теперь думаю, что это был как бы атрибут дежурного у важного объекта. Взял винтовку и поставил ее так, что бы штык был у меня под подбородком. Как только я начинал засыпать — штык начинал врезаться в шею. Так что с боязнью уснуть я как-то справился. А холод ? Из землянки от печки торчала короткая железная труба, из которой валил дымок. Я расставил ноги так, чтобы весь дым из трубы шел под мою шинель. Мне стало теплее. Так с расставленными ногами над трубой и штыком под подбородком простоял все дежурство. Интересно теперь — не дымило ли офицерам?

Вши

Одно из несчастий, которое преследовало всю войну, были вши. Мы не раздевались неделями, а иногда и месяц. Естественно, и не купались. Излюбленные места для их жизни — это голова и весь волосяной покров на теле и складки нижнего белья. Размножаются они гнидами. Гниды — это такие мелкие, мелкие блестки.

Прежде, чем рассказать о моей жизни со вшами, я хочу рассказать поучительную историю, которую мне рассказал бывший военнопленный русской армии в первую мировую войну. Кстати еврей. В то время жизнь в лагере кардинально отличалась от условий жизни военнопленных при фашистах. Тогда отношение к евреям ничем не отличалось от отношения к другим национальностям. Да, так что он мне рассказал. Как-то у ограды лагеря его подозвал гражданский немец. Он преложил купить у него трудно даже поверить что. Он протянул бутылочку и попросил его положить туда несколько вшей. Эти вши ему понадобились, чтобы показать их своим детям. Дело в том, что завшивленность проявляется только при плохих условиях жизни людей.

Так вернусь к своим вшам. Заранее хочу отметить, что тифа, переносчиками которого являются вши у нас не было. На холоде вши вели себя смирно и я их не замечал. Температура тела была ниже 36 градусов и им при этом было не комфортно. Но стоило только согреться, как в теле начинался сильный зуд. Как же у нас боролись со вшами? Бани у нас были редкими и только на формировках санинструктор устраивал вошебойку. Вошебойка представляла собой обычную железную бочку с водой на дне. Ее устанавливали на костер, а сверху на решетку вбрасывали наше обмундирование и белье. Образовавшийся из воды пар убивал вшей и частично гнид. И все же через короткое время мы снова становились завшивленными.

Припоминается такой случай. Как-то раз остатки взвода после драпа расположились в пустующей хате. Здесь, очевидно, давно никто не жил, так как на полу валялось множество засохшей картофельной шелухи. В хате было холодно и затопить печь было нечем. Кто-то из солдат предложил взять для топлива несколько снопов из соломенной крыши. Я в хате был по званию старшим. Я сомневался. Нехорошо разрушать жилье, в котором ты живешь. Но тот же солдат: “Посмотри вокруг — большая часть села сгорела или разрушена. Считай, что и эту хату попал снаряд.” Доводы были убедительными .Через короткое время в хате стало жарко. И тут дали себя знать вши. Начали раздеваться и приступили к уничтожению этого заклятого врага. Вшей мы называли «автоматчиками».

И здесь кому-то на ум пришла идея — организовать соревнование — кто больше их уничтожит. Думаю, что соревнование было честным. Запомнилось, что в этом бою я уничтожил, кажется, пятьсот «автоматчиков». Но я чемпионом не был. Особо много было вшей и гнид в, как бы выразиться, в крестовых швах нижних сорочек под мышками. Обычно там температура 36,6 градусов по Цельсию — по всей вероятности лучшая температура для их популяции. И снова выручила солдатская смекалка. Мы повыжигали эти швы. И этим решили этот вопрос кардинально. Своей необычностью запомнилась еще одна баня в городе Знаменка. Нам там устроили отличную баню в какой-то котельной. Там я, кстати, обнаружил, что мои большие пальцы на ногах почернели. Спустя какое-то время я эти почерневшие куски где-то потерял, но эти пальцы стали очень чувствительными к любому похолоданию. Так вот, после бани я обнаружил в предбаннике несколько мешков, набитых чем-то мягким. Решил, что это теплоизоляционная вата, недаром у меня незаконченное высшее образование. Но с этим я окончательно оконфузился. Улегся с наслаждением на один из них и тут же уснул. От зуда в теле вскоре проснулся. Начал искать причину. Зуд был не похож на зуд от вшей. Прочел надпись на мешке. Немецкий язык мы учили в школе. Оказалось, что в мешке действительно вата. Но вата из стекла. Такого я себе и представить никак не мог. Мягкая вата и из стекла. Зуд еще долго, долго был в теле.

Проблемы еды

Если со своей сонливостью я справиться не мог, то с голодом то же были проблемы, но не такие непреодолимые. На фронте полевая кухня большей частью кормила густым гороховым супом — кашей. Тогда, в моем представлении спелый горох был желтого цвета, а наша каша была зеленовато-салатного цвета. Каша и хлеб — вот и все. Разнообразие в еде было только на формировках. Но, к сожалению полевая кухня кормила нас только, так сказать, в стационарных условиях, т.е. либо на формировках, либо когда наша рота воевала, как обычная пехота и у нас был свой тыл. Во время рейдов, когда своего тыла у нас не было, то и полевой кухни большей частью не было.

А при выходе из окружения, который мы в основном делали без машин, пешком и который занимал по несколько дней, об организованном питании и речи быть не могло. Наше начальство несомненно об этом знало, так как у них были соответствующие службы, включая политработников и СМЕРШ{15}. Но это им почему-то сходило с рук. И это в то время, когда железной рукой страной и войной руководил Сталин .Можно было не есть сутки, двое но не больше, тем более, что мы все время были в дороге и сильно уставали. Приходилось переходить на подножный корм. Уже после первого драпа мы поняли, что во время рейдов о еде надо позаботиться заблаговременно. Впоследствии в нашем “Студебеккере” всегда был запас еды. Когда же мы лишались машин, а это было часто при драпах, то на нас сваливался настоящий голод. Чтобы хоть как-то заморить червячка, нам приходилось добывать еду любыми способами. Просто в открытую требовать у крестьян еду мне не позволяла совесть. Мы знали, что так делали немцы. Но они оккупанты, а мы ведь освободители. Приходилось просто брать еду без спроса. Морально я себя оправдывал тем ,что шла война и что все наши экспроприации проводились в зоне боев и все, что мы забирали, в следующую минуту могло быть уничтожено огнем или взрывом . К тому же и просить не у кого было. Во время боев население куда-то пряталось. Обычно это были тайные ямы. Часто мы добывали еду под началом помощника командира взвода, старшего сержанта Князева. Настоящая его фамилия была похожей. Мне тогда было 19 лет, а он тогда был намного старше. Примерно лет 35-ти. В то время он был для меня образцом солдата — умного и бесстрашного. Так казалось или так он себя представлял перед нами. Но... В сентябре 1944 г. наша часть перемещалась в Венгрию на поезде по капитулировавшей Румынии. В поезде Князев заболел. Санинструктор лечил его таблетками, но безуспешно. В городе Араде Мару мне приказали сдать его в армейский госпиталь. Я запомнил название этого города потому, что впервые в жизни побывал в мирном, красивом, хорошо освещенном вечернем заграничном городе. Город мне очень понравился. Вернувшись в вагон, я убрал матрац, на котором лежал Князев. Под матрацем лежали десятки желтых таблеток, которыми его лечил санинструктор. Князев явно не хотел выздоравливать. Не хотел снова попасть на фронт. Не хотел снова рисковать своей жизнью. Вот так испарился мой фронтовой кумир.

Основными дополнительными продуктами, которые мы добывали сами на передовой, были куры, хлеб и сало. Хочу описать те способы, с помощью которых мы ощипывали птицу. Просто ощипывали курей редко и не все. В основном прибегали к упрощенной методике. Если мы жили в хате и у нас были возможности, то кипятили воду. В кипяток бросали тушки курей. Из ошпаренных таким образом тушек, перья слезали сами собой. В тех случаях, когда кипятить воду не было возможности, мы свежевали курей, как зайцев — снимали их кожицу вместе с перьями. Пришлось как-то есть и конину. В одну из голодух на зимней дороге лежала убитая немецкая огромная лошадь. Мы таких лошадей называли битюгами. Встал вопрос ? Есть или не есть. Все сомневались и я в том числе. Кто-то из солдат из пополнения сказал : “Лошадь ведь не дохлая, а убитая.” И я вспомнил, что в какой-то книге читал, что многие народы едят конину, как лакомство. По совету того же знающего солдата вырезали заднюю часть, как лучшую. Запомнилось, что в котелке было очень много пены.

Бывали случаи, когда нас подкармливали крестьяне, правда не во время боев. Но разве крестьяне могли насытить армии солдат. Вот один из запомнившихся случаев, потому, что он был необычным. Не помню по какой причине, я оказался в одной хате с замполитом{16} батальона. Хозяйка нас накормила — офицер ведь был постояльцем. Разговорилась. Женщина посетовала на то, что немцы , перед отступлением, угнали в Германию множество их односельчан и в том числе ее мужа и сына. Что с ними будет? Причитала хозяйка . “А я ведь гадаю на картах”, как бы между прочим, проговорил замполит. На столе тут же оказалась колода карт. Замполит деловито разложил карты на столе, поколдовал над ними, а потом говорит женщине: “Не пройдет и недели, как ваши будут дома”. Обрадованная таким известием хозяйка, тут же выставила на стол бутылку самогона и закуску. Я был восхищен способностями замполита добывать еду. На этом все так может быть бы и закончилось. Однако, спустя некоторое время, меня, по какому-то поводу послали в деревню, где стояла другая рота, которая там формировалась. Дорога проходила через то село, где гадал наш замполит. В надежде перекусить чего-нибудь домашнего, заглянул к той хорошей хозяйке. Женщина сияла. И муж и сын были уже дома. Естественно, она меня накормила и передала большой поклон тому самому офицеру. При случае я рассказал об этом замполиту и выразил свое восхищение его способностям. Оказалось, что ларчик просто открывался. Он же меня и просветил, в чем было его пророчество. Накануне своего гадания он был в штабе бригады, где и услышал о том, что наш танковый полк захватил железнодорожную станцию, на которой стоял эшелон с увозимыми в Германию нашими людьми. Вот он и предположил, что родные той женщины были в этом эшелоне. Вот так гадал на картах наш замполит.