Незаконченное высшее образование
Во время войны наша семья жила в эвакуации в г. Коканд, Узбекистан. Я был студентом первого курса Грозненского нефтяного института, находившегося также в эвакуации. В начала 1943 года я и мои сверстники по институту прошли призывную комиссию в армию.
Что собой представляла призывная комиссия в то время и как это происходило? В большой комнате были расставлены столы по форме буквы П. Снаружи за этими столами сидели врачи по разным специальностям. Внутри этого прямоугольника призывники, обнажённые по пояс, чередой проходили перед врачами. Запомнился такой случай. Впереди меня шёл местный парень, узбек. На вопрос одного из врачей: “На что жалуешься?” Парень на что-то пожаловался. Тогда последовал ещё один вопрос: “Ходил ли он раньше с этой жалобой к врачу?” Получив отрицательный ответ, врач говорит парню: “Проходи дальше”.
Тогда над происходящим я не задумывался, молод был. Теперь же уверен, что тогда врачи получили соответствующее указание, и это была уже не медицинская комиссия, а чистая формальность. Врачи даже не притрагивались к призывникам, так как были разделены столами. Несомненно, что среди призывников были и сердечные больные, лёгочные больные, возможно, у некоторых были венерические заболевания. А то, что в Средней Азии, да ещё в то голодное время, было много больных с застарелой дизентерией, и сомневаться не приходится. Брали всех. Шла беспощадная война.
После врачебной комиссии я, как и другие призывники из моего института, решил оставить учёбу. Зачем? Завтра, послезавтра на фронт. Спустя некоторое время нас пригласил на собеседование декан нашего промыслового факультета. Речь его, примерно, была такова: “Ребята! Не бросайте учёбу. После окончания первого семестра (который должен был закончиться в марте, так как занятия в институте начались с опозданием в декабре 1942 г.) вы получите “Зачётные книжки” и тогда, где это потребуется, в анкетах об образовании будете писать “незаконченное высшее образование”.
И мы его послушались. Он был заинтересован в нас. Теперь мне кажется, у него были и другие планы. Институт наш реэвакуировался в г. Грозный. А там ему, очевидно, было известно, что в тех условиях мы получили бы “броню”{1}. Что это за нефтяной промысловый факультет, где студенты одни девочки? Но нам этого сказать он не мог. “Зачётные книжки” нам выдали в марте, а 9го апреля 1943 г. я был призван в армию с незаконченным высшим образованием. Как сказал декан, эта запись об образовании сыграла свою роль. Всех ребят с таким образованием военкомат направил не в действующую армию, а в военное училище.
Нас направили на учёбу в Харьковское Военно-Пехотное училище, находившееся в эвакуации в г.Наманган, Узбекистан. Предполагалось, что после полугодового обучения в училище мы должны были стать командирами взводов, в чине офицера. Но судьба распорядилась по-иному. Об этом и моё повествование.
Утро 9-го апреля 1943 г. ничем не отличалось от других таких же. Я собирался идти в институт. Институт готовился к реэвакуации и все ребята занимались погрузкой имущества института в вагоны. Около 9 часов утра почтальон принёс повестку с предписанием мне явиться в военкомат сегодня с вещами к 12ти часам. Дело осложнилось тем, что к этому времени отец уже ушёл на работу. Мне же необходимо было попрощаться с ним. Пришлось собрать вещи наспех и бегом на работу к отцу Абраму Львовичу. В Коканде общественного транспорта не было.
В военкомат успел вовремя. Во мне “работала” чрезмерная законопослушность. А что же было с теми, которые не явились в военкомат в столь пожарном порядке? А ничего! Они преспокойно попрощались с родными и друзьями и прибыли в училище назавтра.
На перроне нас провожали родные и друзья. Как никак, а мы уезжали на войну. Как только поезд тронулся, мой 9-летний брат Лёня уронил поллитровую банку с молоком на асфальт. Банка разбилась, и молоко вылилось. Молока было жалко. Но, возможно, это было хорошим предзнаменованием. Я всё же вернулся домой живым. В то время как многие из пассажиров этого поезда погибли на полях войны. Тут же завязалась солдатская дружба. С Сашей Авдеевым мы прослужили вместе до самого моего ранения. Ему я обязан и жизнью тоже.