Глава шестая.

К Висле

Готовится Львовско-Сандомирская

Наши победы, одержанные на фронте и в тылу, создали благоприятные условия для развертывания летом 1944 года крупных наступательных операций с целью окончательного изгнания врага с советской земли и освобождения народов Европы. Успехи Красной Армии в зимней кампании 1944 года были настолько велики, что даже буржуазная печать вынуждена была публично говорить о них. Так, лондонская газета «Рейнольде ньюс» писала в те дни: «...Россия развеяла легенду о германской непобедимости. Россия уничтожила цвет германской армии».

В этой обстановке руководители западных держав в начале июня 1944 года открыли второй фронт в Европе. Однако к тому времени было уже ясно, что Красная Армия может одержать победу и без помощи союзников. Ныне буржуазные фальсификаторы истории всячески раздувают значение второго фронта, отводят ему главенствующую роль в разгроме гитлеровской армии. Факты же со всей очевидностью говорят, что до конца второй мировой войны в Европе главным фронтом оставался советско-германский. Здесь действовало до 70 процентов немецких сухопутных войск, основная масса их авиации.

В начале лета 1944 года начались широкие наступательные действия советских войск. Войска Ленинградского и Карельского фронтов нанесли удар по противнику на Карельском перешейке и в Южной Карелии. Затем последовало мощное наступление четырех советских фронтов в Белоруссии.

В гигантском стратегическом наступлении наших войск важное место занимают боевые действия 1-го Украинского фронта по освобождению западных областей Украины и юго-восточных районов Польши, вошедшие в историю Великой [427] Отечественной войны под названием Львовско-Сандомирской операции.

Мне довелось участвовать в этой операции, будучи заместителем командира 6-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской танковой армии.

Обстановка, сложившаяся к началу Львовско-Сандомирской операции, благоприятствовала успешному ее проведению. Немецко-фашистское командование считало, что Красная Армия основные усилия в летней кампании 1944 года сосредоточит на юге советско-германского фронта. Поэтому оно держало здесь наиболее сильную группировку, намереваясь стратегической обороной истощить силы советских войск, задержать их продвижение на запад и выиграть время в расчете на раскол антигитлеровской коалиции. Однако политические и военные планы гитлеровского руководства провалились.

Советское Верховное Главнокомандование, прочно удерживая инициативу ведения военных действий в своих руках, решило нанести по врагу ряд последовательных ударов, чтобы заставить противника тратить силы и время на маневрирование резервами вдоль фронта и на создание крупных группировок для парирования наших ударов. Главный удар наносился в Белоруссии, в центре советско-германского фронта. Войска 1-го Прибалтийского, 3, 2 и 1-го Белорусских фронтов получили задачу разгромить группу армий «Центр», что должно было открыть советским войскам кратчайшие пути в Польшу и Германию, поставить под угрозу фланговых ударов вражеские группы армий «Север» и «Северная Украина».

Войска 1-го Украинского фронта летнее наступление должны были начать в ходе Белорусской операции. Ставка приказала командующему фронтом Маршалу Советского Союза И. С. Кошеву подготовить соображения на проведение операции по разгрому группы армий «Северная Украина» и завершению освобождения Украины. Войска фронта к этому времени в результате успешного проведения Проскуровско-Черновицкой операции вышли в 440-километровой полосе к предгорьям Карпат и готовились возобновить наступательные действия.

Перед войсками фронта определились три операционных направления: львовское, рава-русское и галичско-станиславское. С точки зрения военно-географической наибольшую трудность для наступающей стороны представляла Волыно-Подольская возвышенность, окаймленная с запада грядами гор: Кременецкой, Гологорами и Толтрами. Ширина гряды Толтры, вытянувшейся западнее Тернополя, достигает почти 150 км, абсолютная высота вершин — 450 м. Склоны гряды, покрытые лесом, представляли удобный рубеж для обороны на подступах с северо-востока и юго-запада. В первую мировую войну на этом [428] рубеже занимали оборонительные позиции австрийские войска, противостоя армиям генералов Рузского и Брусилова, входившим в состав Юго-Западного фронта. И вот теперь на львовском направлении держали оборону фашистские войска группы армий «Северная Украина».

Немалую трудность для наступающих здесь представляла и густая речная сеть, принадлежащая к бассейнам Западного Буга, Вислы и Днестра. Большинство рек течет в меридиональном или близком к нему направлении, пересекая пути, идущие с востока на запад.

Львовскому направлению немецко-фашистское командование придавало особое значение. Здесь находились важные промышленные центры, многие предприятия, работавшие на гитлеровскую военную машину. Во Львове и его окрестностях действовали заводы нефтяного машиностроения, нефтеперегонные, электротехнические, вагоностроительные, фабрики кожевенные и текстильные, предприятия пищевой промышленности. Западнее Львова размещались заводы военной промышленности: в Кросно — пороховой и сталелитейный, производивший стальные отливки для орудий и бронеплиты для танков; в Жешуве — артиллерийский, авиамоторный, машиностроительный и металлургический; в Мелеце — авиационный, производительностью до 60 самолетов в месяц; в Дембице — заводы синтетического каучука и вагоностроительный. В Ясло и Кросно добывалась нефть, действовали нефтеперегонные предприятия.

На этом направлении была наиболее густая сеть железных и шоссейных дорог. Львов являлся узлом 16 таких путей, имел хорошее сообщение с территорией Польши, Чехословакии, Германии, Большая часть львовского направления располагала густой сетью линий связи. Важнейшей из них была подземная кабельная магистраль, идущая из Германии через Краков, Перемышль (Пшемысль) на Львов. Это был нерв, который обеспечивал фашистскому командованию возможность оперативного управления группой армий «Северная Украина».

Львовское направление располагало богатой сетью аэродромов — свыше 30 полевых и 2 хорошо оборудованных во Львове и Жешуве, — что позволяло гитлеровцам сосредоточить в этом районе крупные силы авиации.

Немецко-фашистские войска, используя сложный рельеф местности, обилие рек, заболоченных районов и лесных массивов, создали на львовском направлении довольно сильную, ярко выраженную в противотанковом отношении оборону, глубина которой достигала 40 — 50 км.

Первая полоса обороны была оборудована тремя-четырьмя линиями траншей полного профиля с многочисленными дзотами. На некоторых участках в качестве неподвижных огневых точек использовались зарытые в землю танки. Вторая полоса, [429] так называемая линия принца Евгения, отстоявшая от переднего края на 10 — 15, а местами и на 20 км, готовилась противником как основная, в расчете отвода на нее главных сил в период нашей артиллерийской подготовки. Она была оборудована системой сплошных траншей с блиндажами, дзотами и открытыми площадками для огневых средств. На танкоопасных направлениях имелись противотанковые рвы. Третья полоса проходила по рекам Западный Буг и Гнилая Липа, однако строительство ее не было закончено.

Нам было хорошо известно, что крупные населенные пункты, особенно такие города, как Владимир-Волынский, Броды, Львов, Станислав (Ивано-Франковск), Грубешув, Рава-Русская, Галич, были превращены в мощные узлы сопротивления. Отчетливо помню, как сильно были укреплены Львов, крепость Перемышль, которая была подготовлена для круговой обороны, с фортами, возведенными еще до первой мировой войны. Вражеская оборона насыщалась минновзрывными заграждениями. Средняя плотность минирования составляла 700 противотанковых и 430 противопехотных мин на 1 км фронта. Кроме того, к минированию были подготовлены узлы дорог, мосты и общественные здания.

Войскам 1-го Украинского фронта противостояла группа армий «Северная Украина» в составе 4-й и 1-й немецких танковых и 1-й венгерской армий. Немецко-фашистские войска с воздуха поддерживали соединения 4-го воздушного флота. С началом Белорусской операции эта группировка, как и предвидела Ставка Верховного Главнокомандования, была ослаблена за счет переброски до 6 дивизий в Белоруссию. К началу Львовско-Сандомирской операции она насчитывала 34 пехотные, 5 танковых и 1 моторизованную дивизии и 2 пехотные бригады. Всего у противника имелось свыше 600 тысяч человек (с учетом тылов — 900 тысяч), 900 танков и штурмовых орудий, 6300 орудий и минометов, 700 самолетов.

Наиболее сильную группировку враг сосредоточил на львовском направлении. Стратегических резервов на этом направлении противник не имел. Силу сопротивления он мог наращивать лишь за счет оперативного резерва, в состав которого входили 5 танковых, 1 моторизованная и 3 пехотные дивизии, 1 пехотная бригада. Танковые дивизии располагались в 10 — 12 км от переднего края, что ограничивало их маневр по фронту и в глубину.

В связи с тем что оборона противника в тактической глубине была хорошо подготовлена, плотно занята войсками и для ее прорыва необходимо было создать сильные наступательные группировки, войска 1-го Украинского фронта были доукомплектованы личным составом, боевой техникой и вооружением, [430] особенно танками и артиллерией. Они получили на усиление значительное количество стрелковых и авиационных дивизий, артиллерийских и специальных частей.

К началу операции в состав нашего фронта входили 7 общевойсковых и 3 танковые армии, 2 конно-механизированные группы — всего 80 стрелковых и кавалерийских дивизий, 10 танковых и механизированных корпусов, несколько отдельных танковых и самоходно-артиллерийских бригад. Фронт имел 843 тысячи человек, 2200 танков и САУ, около 14 тысяч орудий и минометов. Действия наземных войск обеспечивала 2-я воздушная армия, имевшая 9 авиационных корпусов, 3 отдельные дивизии и 4 отдельных полка — более 3 тысяч боевых самолетов. В целом войска фронта превосходили противостоящего противника: по живой силе — в 1,4, по танкам — в 2,4, артиллерии — в 2,2 и по самолетам — в 4,3 раза. Перевес наших сил на направлениях главных ударов был еще более внушительным.

Создание такой мощной наступательной группировки вызывалось необходимостью решить важную стратегическую задачу силами одного фронта, что обычно делали несколько фронтов. Сосредоточение огромного количества сил и средств в составе одного фронта, большой пространственный размах операции требовали от командиров всех степеней, штабов и политических органов тщательной, всесторонней подготовки наступления, продуманного планирования боя и операции.

Замысел Львовско-Сандомирской операции, разработанный штабом фронта, в основе которого лежала идея нанесения двух мощных ударов, был тщательно изучен Верховным Главнокомандующим И. В. Сталиным, членами Политбюро ЦК партии и Государственного Комитета Обороны, в Ставке и Генштабе.

Ставка утвердила фронтовой замысел лишь с некоторыми изменениями. Фронт, располагая значительными силами и средствами, был в состоянии нанести одновременно два мощных удара.

Замыслом предусматривался прорыв вражеской обороны на рава-русском и львовском направлениях, разгром противостоящего противника и выход на рубеж Грубешув, Томашув, Яворов, Николаев, Галич с одновременным окружением и уничтожением его бродской группировки и последующим развитием наступления к Висле и в предгорья Карпат.

Главный удар наносился на львовском направлении силами трех общевойсковых армий: 60-й (командующий генерал-полковник П. А. Курочкин), 38-й (командующий генерал-полковник К. С. Москаленко), 5-й гвардейской (командующий генерал-лейтенант А. С. Жадов); двух танковых: 3-й гвардейской (командующий генерал-полковник П. С. Рыбалко), 4-й (командующий генерал-полковник Д. Д. Лелюшенко) и конно-механизированной [430] группы генерал-лейтенанта С. В. Соколова. Этим войскам предстояло рассечь вражескую группировку и создать выгодные условия для овладения Дрогобычским промышленным районом и наступления к Висле,

Второй удар планировалось нанести на рава-русском направлении силами двух общевойсковых армий: 3-й гвардейской (командующий генерал-полковник В. Н. Гордов) и 13-й (командующий генерал-лейтенант Н. П. Пухов); 1-й гвардейской танковой армии (командующий генерал-полковник М. Е. Катуков) и конно-механизированной группы генерал-лейтенанта В. К. Баранова. Эти войска должны были наступать в тесном взаимодействии с войсками левого крыла 1-го Белорусского фронта и кратчайшим путем выйти к Висле.

Для обеспечения наступления главной группировки с юга предусматривалось нанесение вспомогательных ударов на Галич и Станислав двумя армиями левого крыла фронта: 1-й гвардейской (командующий генерал-полковник А. А. Гречко) и 18-й (командующий генерал-лейтенант Е. П. Журавлев).

В целях достижения успеха командующий фронтом пошел на смелое массирование сил и средств на рава-русском и львовском направлениях. Здесь на общем фронте в 225 км были сосредоточены 41 дивизия, 3 танковые армии и 2 конно-механизированные группы. На двух участках прорыва общей протяженностью 26 км (около 6 процентов всей протяженности линии фронта) находилось более 50 процентов стрелковых дивизий, до 90 процентов танков и самоходно-артиллерийских установок, свыше 70 процентов артиллерии и вся авиация фронта.

Фронт имел глубокое оперативное построение. В первом эшелоне находилось шесть общевойсковых армий, во втором — одна. Эшелон развития успеха состоял из трех танковых армий и двух конно-механизированных групп. Один стрелковый корпус (47-й) находился в резерве. Все это обеспечивало нанесение мощного первоначального удара и наращивание усилий в ходе операции.

Армиям, соединениям и частям всех родов войск ставились активные задачи, успешное выполнение которых во многом зависело от четкого взаимодействия, творческой инициативы и дерзких, стремительных действий. Общевойсковые армии должны были взломать тактическую оборону, разгромить оперативные резервы противника, обеспечить ввод в сражение подвижных войск фронта и во взаимодействии с ними завершить разгром вражеских группировок.

Быстрое завершение прорыва обороны противника и развитие успеха в оперативной глубине было связано главным образом [432] с правильным использованием танков и самоходно-артиллерийских установок.

Следует отметить, что в первом периоде Великой Отечественной войны танки использовались, как правило, децентрализованно. Это объяснялось недостатком бронетанковой техники в войсках, В последующих периодах войны появилась возможность кроме подвижных групп фронтов и армий создавать также специальные группы танков непосредственной поддержки пехоты.

Из выжидательных районов или с исходных позиций танки проходили через боевые порядки пехоты в ходе артиллерийской и авиационной подготовки. Преодолевая минные поля, танки врывались в расположение противника и подавляли его огневые средства. Обычно танки двигались на 400 — 500 м впереди пехоты. За ними следовали самоходно-артиллерийские установки, которые вели борьбу с огневыми средствами врага, затруднявшими продвижение пехоты и танков.

В Львовско-Сандомирской операции на обоих участках прорыва для непосредственной поддержки пехоты было выделено — в 60-й и 38-й армиях 185, а в 3-й гвардейской и 13-й армиях 164 танка и САУ, что позволяло создать плотность не более 13 единиц на 1 км фронта. Такая плотность не могла обеспечить успешных действий стрелковых войск при прорыве тактической зоны вражеской обороны. Поэтому для ускорения прорыва командующий фронтом решил привлечь часть сил танковых армий.

Ставка Верховного Главнокомандования считала, что использование танковых армий для прорыва тактической зоны обороны противника приведет к большим потерям в них и снизит эффективность их боевых действий в оперативной глубине. Утверждая план операции, Ставка потребовала танковые армии и конно-механизированные группы использовать не для прорыва, а для развития успеха. Танковые армии должны были вводиться в прорыв на второй день операции, а конно-механизированные группы — вслед за ними через два дня.

В соответствии с указаниями Ставки план использования танковых армий был уточнен. Согласно новому решению командующего фронтом они вводились в прорыв на глубине 20 — 25 км. От корпусов первого эшелона танковых армий выделялись передовые отряды — усиленные танковые бригады. Они должны были совместно со стрелковыми соединениями завершить прорыв тактической зоны обороны противника.

Танковым армиям и конно-механизированным группам предстояло с вводом в прорыв стремительно развить наступление на решающих направлениях и обеспечить выполнение задач операции в короткие сроки. [433]

1-й гвардейской танковой армии генерал-полковника М. Е. Катукова, которая вводилась в прорыв в полосе 3-й гвардейской и 13-й армий, предстояло с ходу форсировать Западный Буг, овладеть Рава-Русской и с выходом передовых отрядов в район Немиров, Жолкев (Нестеров) войти в связь с 3-й гвардейской танковой армией и перерезать пути отхода бродской группировке на запад.

3-я гвардейская танковая армия генерал-полковника П. С. Рыбалко, в которой имелось 454 танка и САУ, вводилась в прорыв в полосе 60-й армии на второй день операции. Ей предстояло обойти противника с севера и на четвертый день овладеть районом Жолкев, Мокротын. Передовые отряды после захвата Яворова и переправы через реку Сан у Ярослава должны были установить связь с 1-й гвардейской танковой армией в районе Жолкева и с 4-й танковой армией у Велькополя и перерезать пути отхода львовской группировке противника. Главный удар она наносила силами двух танковых корпусов, а вспомогательный — 9-м механизированным корпусом, который находился в первом эшелоне на ее правом фланге. За левым флангом армии, во втором эшелоне, следовал наш 6-й гвардейский танковый корпус, который вступал в сражение на второй день наступления. Резерв командующего армией составляли 91-я отдельная танковая бригада и мотоциклетный полк. В артиллерийско-противотанковом резерве находились истребительно-противотанковая бригада и два минометных полка. К рубежу ввода в сражение танковая армия выдвигалась по четырем маршрутам.

4-я танковая армия генерал-полковника Д. Д. Лелюшенко в составе 10-го танкового и 6-го механизированного гвардейских корпусов вводилась в прорыв в полосе 38-й армии. Обходя Львов с юга, она должна была к исходу четвертого дня овладеть районом Велькополь, Городок и перерезать пути отхода львовской группировке врага на запад и юго-запад. Передовые отряды этой армии устанавливали связь с 3-й гвардейской танковой армией западнее Львова и захватывали переправу через Днестр юго-западнее Рудков.

Конно-механизированные группы{109}, имевшие в своем составе 516 танков и САУ, должны были вступить в сражение на рава-русском и львовском направлениях вслед за танковыми армиями, что обеспечивало наращивание силы удара в ходе наступления. Предусмотренный замыслом операции выход танковых, механизированных и кавалерийских корпусов в оперативную [434] глубину противника обеспечивал дробление вражеских сил на части и быстрый их разгром.

Большое внимание при подготовке операции уделялось практическим вопросам организации взаимодействия во всех звеньях, и особенно взаимодействию между подвижными войсками и поддерживающей авиацией. В первые дни операции авиация должна была действовать по главным группировкам немецких войск на всю глубину тактической зоны обороны. Наблюдательные пункты авиационных начальников размещались совместно или в непосредственной близости от общевойсковых или танковых. Командующий 2-й воздушной армией генерал-полковник С. А. Красовский со своей оперативной группой находился на наблюдательном пункте командующего войсками фронта; командиры авиационных корпусов — на наблюдательных пунктах поддерживаемых армий. Представители авиации имелись также в передовых отрядах танковых армий.

Кроме 2-й воздушной армии{110} для содействия наземным войскам привлекалась авиация дальнего действия и истребительная авиация противовоздушной обороны страны.

Общевойсковые и танковые армии были усилены инженерными и понтонными частями, которые заранее заготовили большое количество переправочных средств из подручных материалов. Были изготовлены разборные деревянные низководные мосты, сборные деревянные колейные мосты для танков, десантные лодки и плоты. За полтора месяца инженерные части фронта построили, восстановили и отремонтировали 3300 км дорог, 360 мостов. Через реки Днестр, Западный Буг, Прут, Серет были построены мосты грузоподъемностью 30 — 60 тонн.

Большой вклад в эту работу внесли местные жители. С их помощью было отремонтировано более 2200 км дорог, построено и восстановлено около 400 мостов. Участки путей на правом берегу Днестра были перешиты с западноевропейской на нашу колею, их пропускная способность увеличилась в 1,5 — 2 раза.

На строительстве дорог и аэродромных узлов самоотверженно трудились жители Волынской, Ровенской, Тернопольской и Хмельницкой областей. С их помощью инженерно-аэродромные батальоны за десять дней создали 33 новых аэродрома, восстановили разрушенные и построили много посадочных площадок в 8 — 20 км от линии фронта. Для маскировки базирования авиации было создано 33 ложных аэродрома, по которым противник в июне — июле нанес 87 ударов. [435]

Ускоренными темпами вводилась в строй ранее поврежденная техника, проводилось техническое обслуживание новых танков, полученных с заводов. В войсках и на складах к началу наступления было сосредоточено от 2,5 до 5 боевых комплектов боеприпасов, от 6 до 10 заправок горюче-смазочных материалов для танков и автотранспорта и от 15 до 30 суточных дач основных видов продовольствия.

Надо сказать, что органы тыла 1-го Украинского фронта действовали в подготовительный период операции и особенно в ходе ее с очень большим напряжением и сумели справиться с колоссальным объемом работ, несмотря на всевозможные трудности и неожиданности боевой обстановки. Об этом я могу судить хотя бы по опыту «тыловиков» 3-й гвардейской танковой армии, которыми непосредственно руководил генерал-майор интендантской службы Иван Карпович Николаев. На должности начальника тыла армии он находился с мая 1943-го и имел солидный опыт организации хозяйственной работы. У него были незаурядные способности руководителя, он являл безупречный пример честного, добросовестного отношения к делу, которое ему было доверено и которое он любил всей душой, относясь к нему с глубоко партийных, государственных позиций. Подчиненными ему людьми И. К. Николаев руководил весьма уверенно, со знанием дела. О его организаторских способностях по достоинству отзывался тогда, в период подготовки Львовско-Сандомирской операции, маршал И. С. Конев. Тыловые части и подразделения, можно сказать с полным основанием, помогли заложить надежный фундамент успеха предстоящей операции.

На основании директивы Ставки в войсках проводилась напряженная боевая подготовка всего личного состава и штабов. Основное внимание уделялось обучению войск на основе накопленного опыта. С офицерским составом всех родов войск проводились учебные сборы, военные игры, разборы весенних наступательных боев. С командующими армиями и начальниками штабов, командирами корпусов разбор наступательных операций провел лично командующий фронтом. Войска в любую погоду, днем и ночью овладевали искусством форсирования рек, прорыва укрепленных полос, специально оборудованных по типу немецкой обороны.

Поскольку во многих частях, особенно в стрелковых, от 60 до 90 процентов всего личного состава составляли бойцы, призванные с освобожденной от врага территории, ранее не служившие в армии, с ними была организована наиболее напряженная учеба — по 12 — 14 часов в сутки. Проводилась так называемая обкатка их танками. Молодое пополнение встречалось с ветеранами боев, перенимало их опыт.

К началу операции танковые армии были доукомплектованы [436] новой техникой, поступившей с заводов. Из училищ прибыли молодые офицеры — командиры экипажей, механики-водители. Они нуждались в дополнительных занятиях по вождению машин по пересеченной местности. Особое внимание обращалось на сколачивание экипажей, на подготовку молодых механиков-водителей. Для них были созданы краткосрочные курсы. Более опытные танкисты направлялись на сборы по повышению квалификации.

В частях и соединениях танковых армий проводились трехдневные сборы заместителей командиров полков, батальонов и рот по технической части. Во время показных занятий тщательно отрабатывались вопросы эксплуатации и обслуживания танков в летних условиях. В результате все машины до начала операции прошли высококачественное техническое обслуживание. Добросовестность, с которой инженерно-технический состав исполнял свои служебные обязанности, способствовала повышению эксплуатационной надежности танков, а в дальнейшем — решению стоящих перед танкистами задач.

В это же время войска осуществляли скрытные перегруппировки на направлении главных ударов. Протяженность маршрутов достигала 100 — 200, а в отдельных случаях 400 и более километров. Надежное прикрытие войск от воздействия авиации противника как до начала, так и в ходе наступления было достигнуто за счет массирования зенитных средств на главных направлениях и четкой организации системы противовоздушной обороны общевойсковых армий и подвижных групп.

Активно велась разведка противника. В ночь перед операцией она подтвердила предположение командования об отводе вражеских войск с переднего края в глубь обороны, чтобы избежать потерь в период нашей артиллерийской и авиационной подготовки.

Командиры и штабы всех степеней огромное внимание уделяли организации централизованного, гибкого управления войсками. Важное значение для успеха наступления имели скрытность подготовки и достижение внезапности путем проведения мероприятий по оперативной маскировке. Фашистское командование догадывалось о предстоящем наступлении советских войск. Чтобы установить группировку наших частей и соединений, особенно танковых армий, противник вел непрерывную воздушную разведку. В этих условиях строжайшая скрытность подготовки к предстоящей операции имела особо важное значение. Поэтому принимались все меры, предупреждавшие возможность утечки информации о замыслах нашего командования. В разработке боевых документов участвовал ограниченный круг лиц.

В нашей 3-й гвардейской танковой армии вначале работа по подготовке операции проводилась лично командующим и [437] начальником штаба. Лишь за пять дней до начала операции к ее подготовке был привлечен начальник оперативного отдела, а за трое суток — весь штаб, находившийся в Вертиляцком лесу.

Основные документы (боевой приказ, план операции, план взаимодействия и др.) писались от руки. Распоряжения на сосредоточение в выжидательные районы отдавал сам командующий армией генерал П. С. Рыбалко. Личный состав корпусов целей и задач новой дислокации не знал. О месте нового КП не сообщалось ни одному из офицеров штаба армии до тех пор, пока штаб не был переведен туда. Передвижение войск велось интенсивно, точно по графику, в основном ночью, без освещения и без остановок в населенных пунктах. Общение военнослужащих с местным населением в этот период было запрещено.

Кроме того, с целью оперативной маскировки на Станиславском направлении была проведена демонстрация работы ложных радиосетей и имитация сосредоточения двух танковых армий и одного танкового корпуса. Для этого производились ложные передвижения танков по железной дороге, марш танковых частей. Во всех районах ложных мероприятий было применено свыше 450 макетов танков, более 900 макетов орудий и т. д.

Стремясь выявить данные о наших намерениях, противник в начале июля забросил в ближний к нам тыл группы парашютистов. Они имели, в частности, задачу установить, куда девалась 3-я гвардейская танковая армия генерал-полковника П. С. Рыбалко. Благодаря бдительности наших войск, все парашютные десанты были в короткий срок выловлены.

Чтобы дезориентировать наше командование в оценке группировки сил, противник засылал к нам под видом перебежчиков своих агентов. Помнится, что один из них показал на допросе, что на станции Бучач видел эшелон с 90 танками типа «тигр» под разгрузкой, что ожидается прибытие еще двух эшелонов, что в районе Бучача сосредоточены 12 батарей тяжелой артиллерии и большая группировка зенитной артиллерии. Противник якобы готовится применить мощное «секретное оружие», которое коренным образом изменит ход войны в пользу Германии. Перебежчик был уличен и сознался, что выполняет задание немецкой разведки в целях дезинформации нашего командования.

Следует отметить, что все вражеские уловки были разоблачены. Но эффективность наших мероприятий по достижению скрытности была снижена из-за нарушения маскировки движения транспорта тыловых подразделений и учреждений. Противнику, хотя и не полностью, но удалось обнаружить передислокацию наших войск и уже в начале июля иметь данные [438] о возможных ударах на львовском и рава-русском направлениях. Однако вражеская разведка не смогла своевременно выявить перегруппировку 38-й армии, не обнаружила перемещения 10-го и 11-го гвардейских танковых корпусов. Несмотря на принятые противником меры, удар советских войск оказался для него почти неожиданным.

При подготовке и в ходе операции командиры, штабы, политорганы и партийные организации провели в войсках большую партийно-политическую работу. Внимание Военного совета и политуправления фронта акцентировалось также на укреплении партийно-политического аппарата, партийных и комсомольских организаций, на выполнении директивы «Об идейно-теоретическом росте партийно-политических работников». Военный совет фронта требовал в этом документе, чтобы теоретические знания политработников полнее воплощались в их практические дела по мобилизации воинов на активные боевые действия против ненавистного врага, В подготовительный период к операции была проделана многогранная работа со всеми категориями политработников. В частности, состоялись совещания с членами военных советов и начальниками политотделов армий, семинары с начальниками политорганов отдельных соединений, специальных и тыловых частей и другими офицерами политических отделов, собрания партийного актива фронта, соединений и частей.

Командованием и политорганами были приняты действенные меры по созданию и укреплению партийных и комсомольских организаций в ротах, батареях, эскадронах и эскадрильях, которые понесли потери в предшествующих боях. Пополнение их шло большей частью за счет притока новых сил. К 1 июля 1944 года в общевойсковых армиях коммунисты и комсомольцы составляли от 32 до 41 процента, в танковых — от 50 до 75 процентов, а во 2-й воздушной армии — около 80 процентов от всего личного состава. Потребовались тщательный подбор и подготовка парторгов и комсоргов рот, батарей, агитаторов. Многие из них не имели необходимого опыта, лишь недавно заменили своих боевых товарищей на этих важных участках работы.

Учитывая, что состав партийной организации фронта значительно обновился (молодых коммунистов к началу операции было более 70 процентов), командование и политорганы наладили их планомерную учебу практике партийно-политической работы в боевых условиях. К этому большой важности делу был привлечен весь руководящий состав.

Так как войскам фронта в ходе наступления предстояло освобождать польский народ, коммунисты разъясняли бойцам историческое значение освободительной миссии нашей армии, ее классовый интернациональный долг, рассказывали воинам [439] о вековой дружбе русского и польского народов, о совместном участии их в общей борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

В некоторые танковые, авиационные и другие части накануне наступления приезжали делегации с фабрик и заводов. Этим событиям всегда большое внимание уделял член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал Константин Васильевич Крайнюков, видя в них яркое воплощение связи армии с народом.

Надо сказать, что мы, фронтовики, постоянно чувствовали на себе трогательную всенародную заботу. Мы получали от населения освобожденных районов не только запас энергии и боевого вдохновения, но и оружие, изготовленное на личные сбережения трудящихся. Хорошо помню патриотический поступок четырех подруг, колхозниц освобожденного нами села Сингури, — Анны Ивановны Маевской, Анны Александровны Боровик, Серафимы Ивановны Прилипко, Лидии Михайловны Кошкаровой. Воинам 91-й отдельной танковой бригады, которые первыми принесли в село счастье и волю, они вручили танк, построенный на сданные в фонд обороны средства. Боевая машина была передана одному из лучших экипажей бригады.

Свои личные сбережения внес на строительство танка и Иван Михайлович Ткачук, колхозник из села Псыщи Житомирского района. По почину сингуревских девушек и Ивана Ткачука сельские труженики Житомирщины собрали 25 миллионов рублей и большое количество ценностей, которые пошли на создание танковой колонны «Радянська Житомирщина».

К нам в соединение прибыла тогда делегация от трудящихся Житомирской области, в состав которой вошли секретарь Житомирского горкома партии Сердюков, инструктор обкома комсомола Мельникова, колхозники Ткачук, Маевская, Кошкарова, рабочие Терехов, Кулаков и Шульц.

30 новых танков поблескивали на солнце свежей краской. Танкисты беседовали с делегатами. Они встретили много своих земляков: в бригаде служили 35 бойцов и офицеров из Житомирской области. Около одного танка собралась особенно большая группа. И. М. Ткачук передает танк роте своего земляка старшего лейтенанта Стеценко. Ткачук по-хозяйски осматривает свой танк, постукивает по броне, пальцем меряет ее толщину.

В час дня экипажи танков выстраиваются у своих машин. Напротив поротно становятся автоматчики. Делегаты и командование направляются к трибуне.

Открывая митинг, я от имени всего личного состава бригады заверил трудящихся Житомирщины, что эти боевые машины, [440] построенные на трудовые сбережения народа, танкисты-фастовцы со страшной силой обрушат на заклятого врага.

Глава делегации секретарь Житомирского ГК КП(б)У Сердюков в своем выступлении подробно рассказал о наполненном героизмом, самоотверженном труде трудящихся области по восстановлению хозяйства, разрушенного гитлеровцами, о священном чувстве благодарности освобожденных людей своим освободителям — героям-фронтовикам.

— Пусть, — говорил Сердюков, — доблестные танкисты выполнят с честью волю нашего народа на ратном поле. Лавиной мчитесь на этих машинах на запад, беспощадно уничтожая проклятого врага, несите радость освобождения нашим братьям, которые еще стонут в фашистском ярме. Не удрать врагу от народной кары за страшные злодеяния перед человечеством!

Потом выступили колхозник Ткачук и делегат от молодежи области Мельникова.

В конце митинга с яркой речью выступил командарм П. С. Рыбалко. Он сказал, что наша бригада неплохо себя показала в боях за Советскую Родину. Доказательством того — 14 Героев Советского Союза в соединении и стопроцентное награждение орденами и медалями его личного состава.

— Но боевое соединение танкистов может и должно еще лучше, еще смелее воевать. Больше отваги! Больше лютой ненависти к врагу! Эти боевые машины — дар народа нашего. Доверие народа мы должны с честью оправдать в ближайших боях... — так закончил свое выступление командарм.

Затем мимо трибуны на большой скорости прошли один за другим все 30 танков. Они были украшены зелеными ветками черемухи, на головной машине трепетало боевое Знамя. На танках разместился десант бойцов-автоматчиков.

Танки промчались на запад, туда, где в жестоких боях решалась судьба Родины.

Врученные нам 30 танков Т-34 славно послужили в боях с немецко-фашистскими оккупантами.

Замечу, кстати, что на полях сражений воевало оружие, созданное всеми народами нашей страны. Танки и самолеты носили имена Москвы и Ленинграда, Баку и Тамбова, Ташкента и Тбилиси, Киева и Кишинева, Чимкента и Якутска...

В дни подготовки операции торжественно отмечались юбилейные даты частей и соединений, вручение гвардейских знамен и правительственных наград. Все это воспитывало у личного состава высокую сознательность, чувство морального и боевого превосходства над врагом.

Как и в период подготовки предшествовавших операций, большое внимание уделялось в войсках пропаганде боевых традиций соединений и частей, многие из которых имели на своих знаменах ордена, получили звание гвардейских, почетные [441] наименования, вырастили большой отряд Героев Советского Союза, сотни, тысячи отважных воинов. Командиры и политработники делали все возможное, чтобы боевые традиции как залог будущих подвигов, как оружие большой моральной силы были восприняты и унаследованы каждым бойцом, чтобы каждый еще больше проникся любовью к своему полку, своей дивизии, бригаде, армии, гордился своей принадлежностью к ним и был готов продолжить героические дела ветеранов боев.

Об этой глубокой, поистине сыновней любви воинов к своей части, своему соединению особенно хорошо знают фронтовики. В каждом из них живет неистребимое чувство привязанности к дружной боевой семье полка, дивизии, бригады, где они держали экзамен на воинскую зрелость, где обрели веру в свои силы, породнились с однополчанами по крови и по душе, вместе испытывали радость побед и горечь неудач и на трудных верстах фронтовых дорог теряли хороших боевых друзей. У каждого в памяти многие и многие случаи, когда, попав по ранению в госпиталь, бойцы и командиры настойчиво добивались, чтобы их непременно вернули в свой полк, в свою часть, потому что они стали для них больше, чем семья, потому что дружба там по-особому крепкая и верная, на оселке фронтовом ими самими проверенная.

Не могу без волнения вспоминать такой характерный факт. В январе сорок третьего года танкисты нашей бригады участвовали в штурме одного из вражеских аэродромов под Сталинградом. Задача была успешно выполнена, но не всех мы досчитались тогда. Среди тяжелораненых оказался командир батальона капитан Хыдыр Гасан-оглы Мустафаев. В нем едва теплилась жизнь, когда друзья вытащили его из танка. Офицер хотел что-то сказать и знаком подозвал меня к себе. Он просил об одном: не отправлять его в тыл, лечить в бригаде. Дескать, здесь он быстрее встанет на ноги и вернется в строй. Однако врачи были неумолимы — офицера направили в армейский госпиталь. Вылечившись, Мустафаев добился-таки, чтобы его снова послали в родную бригаду. С ней он прошел многотрудный путь, в ее рядах получил звание Героя Советского Союза.

О своих незабываемых друзьях, о четырежды орденоносной бригаде офицер написал после войны хорошую книгу, согретую сердечным теплом и большим чувством патриота.

Другой случай, о котором тоже не могу не вспомнить, произошел с бывшим первым комиссаром бригады Николаем Александровичем Тимофеевым. С 91-й отдельной танковой бригадой Н. А. Тимофеев породнился еще в пору ее формирования под Казанью и в Горьковской области. Вместе с ее ветеранами переживал многие и многие трудности становления и испытаний [442] на боевую зрелость. Одно из первых таких испытаний выпало на долю личного состава нашего танкового соединения в июле 1942 года под Волоконовкой, на территории нынешней Белгородской области. Мы тогда вели сдерживающие бои. Тяжелые, кровопролитные. Н. А. Тимофеев, как обычно, стремился быть там, где накал боевой обстановки сильнее, где особенно нужны личный пример и емкое, призывное слово политработника. Однажды машина, в которой мы ехали вместе с ним на наиболее важный участок, попала на край минного поля. От взрыва пострадал весь ее экипаж. У Тимофеева были поломаны ребра, он потерял сознание. При первой же возможности его отправили в госпиталь.

Едва успев подлечиться, Тимофеев вернулся в бригаду, наотрез отказавшись эвакуироваться вместе с госпиталем в глубокий тыл. «Когда увидел я в окно госпитальной палаты, — рассказывал потом Николай Александрович, — условные знаки нашей бригады на бортах проходивших по улице боевых машин, я вздрогнул от охватившего меня волнения. Да я же могу затерять след бригады. А без нее и жизнь не та. Без моей-то бригады».

Любовь солдата к своему полку, своей дивизии, всей армии нашей активна и действенна. О своей родной части ветераны помнят годы и годы и после войны встречаются как земляки, как побратимы, хранят, словно дорогие реликвии, все, что связано с ее историей, со своим далеким боевым прошлым: письма друзей и фотографии, вырезки из газет о заслугах части, фронтовую гимнастерку, китель, которые обычно надевают по особо торжественным дням, грамоты и благодарственные листки... Я не раз слышал, что солдаты, вернувшиеся с войны, в память о родной дивизии, бригаде любовно рисовали или на стене комнаты, где размещали свои фронтовые фотографии, или в своих семейных альбомах условные отличительные знаки родной части или соединения, которые те имели в военную пору. Эти знаки для фронтовых друзей — словно символы верности их полку и дивизии, делу, которому они присягали жизнью и смертью.

А верность эта рождалась на огненных дорогах. Укрепляться ей помогала активная, целеустремленная пропаганда боевых традиций, которую вели наши командиры и политработники. Многое сделано было в этой связи и в период, который предшествовал Львовско-Сандомирской операции, в ходе ее.

По-настоящему боевым, деятельным помощником командования, политорганов и партийных организаций выступала печать: фронтовая, армейские и дивизионные газеты. Они неустанно обобщали и пропагандировали накопленный в сражениях опыт, рассказывали о боевых традициях и конкретных ратных [443] делах соединений, частей и подразделений, восславляли героев.

Поднимая наступательный порыв воинов, печать активно использовала и оружие смеха. Искрометный юмор взбадривал силы бойцов, разящая сатира обостряла их ненависть к врагу. В те дни, предшествовавшие большому наступлению, они были особенно необходимы, как надежный боевой запас. Военные журналисты, народ вездесущий и добычливый, в достаточном количестве снабжали свои редакции едкими частушками, письмами, сочиненными бойцами «по запорожскому обычаю, без дипломатического приличия» и адресованными «собаке фюреру, племени арийского, от славного войска украинского». Тогда в газетах не исчезали сатирические страницы, авторами которых были ее читатели, свой Василии Теркины, «по штату» входившие в состав каждого взвода и роты.

Помнится, в ходу было «Заветное слово Фомы Смыслова, русского бывалого солдата, о том, как врага атаковать». Журналисты подхватили его и вернули к широким солдатским массам еще более метким, азартным, вдохновляющим. Позволю привести это «Слово», полюбившееся тогда солдатам.

«...Я, земляки, для вас кое-что поприпас, — говорил герой-боец. — В сумке моей полевой есть подарок для вас боевой. Так вот, прикинь, что бьет артиллерия наша. Кипит земля, как артельная каша. Впереди подымаются разрывы. Пулеметы советские кромсают вражеские рубежи, И ты не лежи в сторонке, а по сигналу смело беги от воронки к воронке.

Покажи, землячок, врагу, что такое отвага солдата. Чтобы видел фашистский гад, понимал наугад, что идет на него не личность тусклая, а сила идет богатырская, русская! Идешь в атаку — бей и стреляй, врывайся на их передний край! Бей, коли, карай!

Должен я вам, бойцы, доложить собственный опыт. Хочешь жить — доберись до фашистских окопов. Доберись и иди врукопашную, могучую нашу, бесстрашную. Куй железо, пока горячо, атакуй еще и еще. Не давай врагу одуматься, образумиться да в себя прийти. Отрезай ему отходные пути.

Отдайся азарту военной работы! Бойцы пробежали вперед — подтягивай близко к ним пулеметы, на новое место ставь миномет. Тому, кто движется дерзко, — нужна огневая поддержка. Если подмога есть за спиною, если огонь железной стеною, враг замечется и заноет».

Я не случайно вновь, хотя и кратко, рассказал здесь о пропагандистской, организующей и мобилизующей роли нашей военной печати. И в напряженное время подготовки операции, и в ходе ее она шла рядом с бойцами и офицерами, была их другом и советчиком, влияла на их разум и сердце, вооружала [444] фронтовым опытом и вдохновляла на подвиги, находя верное оружие — слово, которое помогало брать вражеские рубежи и освобождать нашу землю.

В итоге можно сказать, что проведенная командованием, политорганами, партийными и комсомольскими организациями большая партийно-политическая работа в значительной мере способствовала обеспечению боеготовности и повышению боевой выучки войск перед операцией. Центр партийно-политической работы был перенесен непосредственно в подразделения, а это, безусловно, сказалось на политико-моральном состоянии личного состава фронта, усилило наступательный порыв воинов,

Удары неотразимы

По давно выработанной привычке знать о противнике все возможное, прежде чем предпринимать боевые действия в широком масштабе, маршал И. С. Конев принял решение провести в канун наступления фронта разведку боем. Разведотряды установили, что в группировке войск противника, которые занимали главную полосу обороны, существенных изменений не произошло. Вместе с тем подтвердилось, что вражеское командование намеревается вывести часть своих сил из первых линий траншей, а кое-где на 6 — 8 км в глубину, чтобы предохранить личный состав от губительного огня нашей артиллерии. Одновременно противник подготовил огневые ловушки для наших передовых батальонов.

Ранее было известно, что в районе Бродов вражеское командование создало крупный узел сопротивления, прикрывающий львовскую группировку с северо-востока. Здесь противник оборонялся три месяца, достаточно прочно усовершенствовал оборону в инженерном отношении, уплотнил боевые порядки своих войск. На львовском направлении в главную полосу обороны противник подтянул значительное количество танков и штурмовых орудий. Наличие больших лесных массивов, заболоченных участков, оврагов, высот и других естественных препятствий, особенно на направлении Бродов, в сочетании с развитой системой инженерных сооружений, отсутствие хороших дорог, кроме дороги на Львов, давало возможность противнику надеяться на неприступность рубежа его обороны от Горохова до Бродов и южнее.

На основе тщательного изучения данных о противнике командующий фронтом решил начать наступление 14 июля. Днем раньше в 60-ю и 38-ю армии он направил следующее боевое распоряжение: «Противник перед фронтом 3 гв. армии и правым флангом 13 армии начал отход под прикрытием сильных арьергардов за р. Зап. Буг. Не исключена возможность отхода [445] противника под прикрытием сильных арьергардов перед фронтом 60 и 38 армий/

В целях своевременного вскрытия отхода противника приказываю:

Командарму 60 на участке 336 сд одним стрелковым полком, а на участках других дивизий первого эшелона передовыми батальонами провести наступление с задачей глубокого вклинения в оборонительную систему противника.

Командарму 38 на участке 211 сд одним стрелковым полком, а на участках других дивизий первого эшелона передовыми батальонами провести 14 июля наступление с той же целью, что и 60 армии»{111}

Командный состав в это время должен был находиться на своих КП и иметь подготовленные резервы для развития успеха передовых батальонов. За двое суток до начала наступления предусматривалось устройство проходов в наших минных полях. Разминирование вражеских полей намечалось произвести в ночь перед атакой.

Учитывая возможный отход противника с занимаемых позиций, командующий фронтом дал указание начать разминирование раньше намеченного срока. Инженерные войска уже к 10 июля в полосе 3-й гвардейской, 13, 60 и 38-й армий сделали 585 проходов и сняли 37 тысяч своих мин и 24 тысячи мин противника. Под проволочные заграждения противника были заложены удлиненные заряды. Их намечалось подорвать в период артиллерийской подготовки.

Утром 13 июля на участке прорыва рава-русского направления была проведена непродолжительная, но мощная артиллерийская подготовка. Затем в бой вступили передовые батальоны, усиленные танками. Они вклинились в оборону 291-й пехотной дивизии, которая еще находилась на первой полосе, и нанесли ей значительные потери. Не выдержав напора наших войск, противник был вынужден отступить.

К исходу дня передовые батальоны 3-й гвардейской армии генерал-полковника В. Н. Гордова продвинулись на глубину 8 — 15 км, а передовые батальоны 13-й армии генерал-лейтенанта Н. П. Пухова — на глубину 6 — 8 км, где встретили организованное сопротивление противника на второй полосе. Для ее прорыва с утра следующего дня были введены в сражение главные силы этих армий.

Севернее Бродов враг стремился любой ценой удержать вторую полосу обороны и не дать нашим войскам овладеть рубежом Западного Буга. Особенно упорное сопротивление он оказал в районах Кутов и Горохова, где немецко-фашистское [446] командование ввело в сражение свои оперативные резервы — 16-ю и 17-ю танковые дивизии. Наши войска, наращивая силу удара и отражая непрерывные контратаки врага, расширяли прорыв в сторону флангов. Однако прорвать вторую полосу обороны противника с ходу не удалось.

Ожесточенные сражения завязались в воздухе. Уничтожая вражеские самолеты, советские летчики, взаимодействуя с зенитчиками, показали высокое мастерство и мужество. Особенно отличились в первые дни операции летчики 9-й гвардейской истребительной дивизии полковника А. И. Покрышкина. В одном из воздушных боев три четверки наших истребителей во главе с ведущими Г. А. Речкаловым, А. И. Покрышкиным и А. И. Труд атаковали и обратили в бегство 40 немецких бомбардировщиков, прикрываемых 8 истребителями. Советские асы сбили в этом бою 9 фашистских стервятников, не понеся потерь. Только за первые четыре дня наступления на рава-русском направлении было сбито 115 самолетов противника. Немецкая авиация вынуждена была снизить свою активность.

Наступление на рава-русском направлении возобновилось утром 15 июля. После часовой артиллерийской и авиационной подготовки части 3-й гвардейской и 13-й армий вновь атаковали противника, завершили прорыв тактической обороны и продвинулись на 15 — 20 км. Создались благоприятные условия для окружения бродской группировки противника.

Командующий фронтом в этих целях решил ввести в прорыв конно-механизированную группу генерал-лейтенанта В. К. Баранова. Она должна была утром 16 июля вступить в сражение в полосе 13-й армии, к утру следующего дня овладеть Каменка-Струмиловской (Каменка-Бугской) и отрезать пути отхода на запад бродской группировке. Однако своевременно войти в прорыв группа не смогла. Опередив части 13-й армии на несколько километров, ее соединения вышли в район Холоюва. Продолжая наступление, группа разгромила 20-ю немецкую моторизованную дивизию, форсировала Западный Буг и лишь к исходу 17 июля заняла Каменка-Струмиловскую, а на следующий день — Деревляны. Пути отхода бродской группировке врага на запад были перерезаны.

Вслед за первой конно-механизированной группой в полосе 13-й армии была введена в прорыв и 1-я гвардейская танковая армия. Развивая наступление в направлении Сокаль, Рава-Русская, армия форсировала Западный Буг, пересекла Государственную границу Советского Союза, овладела плацдармом на реке в районе Добрачина, сосредоточив на нем 18 июля свои главные силы.

Следует отметить, что удар 1-й гвардейской танковой армии в направлении Сокаля с юго-востока оказался неожиданным [447] для противника. Здесь у него имелись значительные силы, которые под натиском этой армии отступили на запад.

Наибольшего успеха в первый день наступления добился 11-й гвардейский танковый корпус генерал-лейтенанта А. Л. Гетмана. 44-я гвардейская танковая бригада этого корпуса под командованием полковника И. И. Гусаковского, ставшего впоследствии дважды Героем Советского Союза, первой захватила плацдарм на Западном Буге. Однако успех, достигнутый бригадой, не был развит командиром 11-го гвардейского танкового корпуса. Воспользовавшись этим, противник в ночь на 18 июля перебросил на левый берег 17-ю танковую дивизию, оказал корпусу сильное сопротивление. Завязались затяжные бои.

Выйдя в район юго-восточнее Сокаля, 1-я гвардейская танковая армия создала угрозу окружения танковым и пехотным дивизиям врага, находившимся восточнее Тартакува. Поэтому немецкое командование начало отвод своих войск за реку Западный Буг.

Используя стремительные действия танковых и механизированных войск, усилили свой натиск и общевойсковые армии. К исходу дня 17 июля 3-я гвардейская армия вела бои за Владимир-Волынский, а 13-я армия захватила рубеж Крыстынополь (Червоноград), Селец-Белски. По фронтовым дорогам за передовыми частями потянулись колонны автомашин с боеприпасами, горючим и продовольствием.

На львовском направлении наступление развивалось в более сложной обстановке. Здесь противник заблаговременно занял своими войсками две полосы обороны и оказал яростное сопротивление. Действия передовых батальонов здесь успеха не имели.

Главные силы 60-й армии генерал-полковника П. А. Курочкина и 38-й армии генерал-полковника К. С. Москаленко перешли в наступление во второй половине дня 14 июля после мощной артиллерийской и авиационной подготовки.

Однако из-за недостаточного насыщения танками боевых порядков атакующих стрелковых частей к исходу дня им удалось вклиниться во вражескую оборону всего на 3 — 8 км. На следующий день было решено ввести в бой 69-ю механизированную бригаду 3-й гвардейской танковой армии.

Гитлеровское командование уже определенно знало, что началась большая, очень важная по своим возможным последствиям операция войск нашего фронта. Оно предпринимало отчаянные попытки сорвать ее. Гитлер подписал устрашающий приказ, специально обращенный к группе армий «Северная Украина». В нем говорилось:

«...На вашем участке следует ожидать тяжелых боевых действий. Дивизия, которая в случае прорыва русских не предпримет [448] немедленных контратак с целью ликвидации бреши и удержания своих позиций до последнего солдата, подвергает тягчайшей опасности многие другие части, как это имело место в армейской группе «Митте».

Резервные соединения, введенные в бой для наступления, проводя последнее безуспешно и нерешительно, несут на себе вину смерти сотен тысяч других немецких солдат.

Цель большевистского врага заключается в том, чтобы всю Европу, а прежде всего саму Германию, подчинить своей власти. Что это означало бы, вы знаете сами.

Вся Германия смотрит на вас в эти трудные дни и недели.

Если вы исполните свой долг, большевистское наступление будет сломлено и потоплено в крови.

Поэтому от каждого офицера и солдата я ожидаю таких подвигов, чтобы в сводке верховного командования я мог сообщить своей родине: фронт «Северной Украины» стоит непоколебимо, как скала, точно так же, как тыл, который не только не пал духом перед террором наших врагов, а, наоборот, продолжает ковать все более грозное оружие для окончательной победы.

Каждый солдат в эти решающие часы должен максимально напрячь свои силы, чтобы выполнить свой долг»{112}.

Руководствуясь этим приказом, противник сражался ожесточенно, пытался не допустить ввода в прорыв наших крупных подвижных соединений.

Командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев был крайне обеспокоен таким развитием событий в полосе прорыва на львовском направлении и принял необходимые меры, чтобы помочь поправить положение дел в 38-й армии К. С. Москаленко. Надо сказать, что маршал всегда имел привычку контролировать выполнение своих приказов на месте и очень крепко взыскивал за промахи.

В этой сложной и напряженной обстановке требовались экстренные и решительные меры противодействия противнику. В ту пору мне по поручению командира 6-го гвардейского танкового корпуса генерала Василия Васильевича Новикова нередко приходилось согласовывать боевые действия частей корпуса с соединениями, наступавшими на львовском направлении, и я был в курсе этих событий.

Иван Степанович. Конев — маршал-солдат, как любовно говорили о нем в войсках, тщательно разобрался во всех обстоятельствах и причинах срыва выполнения задачи, [449] поставленной 38-й армии на 15 июля. В частности, он выяснил, что разведка армии не сумела своевременно вскрыть сосредоточение танковой группировки противника, направления и время ее ударов. Истребительно-противотанковая артиллерия армии отстала от боевых порядков пехоты на несколько километров, не в полной мере использовалась огневая мощь приданной артиллерии при бое в глубине. Были вскрыты недостатки в управлении войсками. Обо всех этих недочетах Маршал Советского Союза И. С. Конев специальной шифротелеграммой поставил в известность других командармов, чтобы они извлекли соответствующие уроки и не допускали подобного в своих действиях по руководству войсками.

Вполне понятные решительность и высокая требовательность командующего фронтом были объективно восприняты всем командным составом. Каждый из военачальников хорошо сознавал, какая колоссальная ответственность за успех операции возложена на него, и предпринимал все необходимое для скорейшего устранения недостатков.

Надо сказать, что авторитет И. С. Конева в войсках был непререкаем и любой солдат и генерал глубоко верил в его богатейший опыт, начало которому положила еще первая мировая война. В 1918 году молодой коммунист Конев становится комиссаром отряда, участвует в борьбе с контрреволюцией. Спустя год он получил личное напутствие от М. В. Фрунзе, добровольно отправился на фронт гражданской войны. Его назначают комиссаром знаменитого бронепоезда «Грозный», который прославился своими дерзкими рейдами по тылам врага в Забайкалье. Партия выдвигает затем И. С. Конева на пост комиссара бригады.

Вскоре Ивана Степановича, как и его большого друга, военкома бригады приамурских партизан Александра Фадеева — будущего известного советского писателя, коммунисты-дальневосточники избрали на X съезд РКП (б). Вместе с другими делегатами съезда он участвует в ликвидации кронштадтского мятежа. Его хорошо знали и как боевого комиссара штаба революционной армии Дальневосточной республики, военкома 17-го Приморского корпуса.

Незаурядные способности комиссара органически сочетались в нем с талантом командира. После окончания гражданской войны он командует стрелковым полком, затем — соединением. Когда японские империалисты вторглись в Маньчжурию, поставив под угрозу независимость Монголии и советский Дальний Восток, И. С. Конев успешно руководит операцией группы войск. Великую Отечественную войну генерал Конев начал командующим армией.

С Иваном Степановичем мне приходилось много раз встречаться в лихую военную годину, видя его чаще всего не в штабе [450] фронта, а в войсках первого эшелона, поблизости от передовой: маршал-солдат всегда старался быть на стремнине боевых событий, вместе с людьми, которые решают судьбу сражения, задавая ему наиболее верный и четкий ход. Кстати, замечу, что маршал И. С. Конев имел ту редкую, рентгеноскопической точности способность разбираться в боевых достоинствах командиров и политработников, которая всегда возвышает и усиливает талант военачальника. Вот, например, как характеризовал он командующего 3-й гвардейской танковой П. С. Рыбалко: «Павел Семенович Рыбалко был бесстрашным человеком, однако никак не склонным к показной храбрости. Он умел отличать действительно решающие моменты от кажущихся и точно знал, когда именно и где именно ему нужно быть. А это необыкновенно важно для командующего. Он не суетился, как некоторые другие, не метался из части в часть, но, если обстановка диктовала, невзирая на опасность, появлялся в тех пунктах и в тот момент, когда и где это было нужно. И в этих случаях его ничто не могло остановить»{113}.

Во-первых, характеристика эта весьма и весьма точна. Во-вторых, с полным правом считаю, что эти качества, развитые в более высокой степени, присущи и самому Коневу.

Военная служба неоднократно сводила нас с И. С. Коневым и в послевоенное время. Все эти встречи позволили хорошо убедиться в твердой воле полководца, в его непреклонном желании передавать окружающим его людям свою целеустремленность, сознание необходимости выполнить приказ или указание старшего начальника во что бы то ни стало, в любых, самых «неподходящих» условиях. Примеров тому из фронтового периода известно немало. Дополню их двумя случаями из послевоенного.

3 ноября 1945 года я был вызван в штаб Центральной группы войск к И. С. Коневу. Иван Степанович был, как всегда, предельно краток в изложении своих указаний:

— Утром пятого ноября быть в Киеве. Вам поручается приветствовать киевлян от имени командования и войск бывшего 1-го Украинского фронта со второй годовщиной освобождения города от гитлеровцев. Времени — в обрез. Рассчитывайте его вплоть до минут. Приветственное письмо киевлянам получите в политуправлении.

Поскольку я уже выполнял подобную миссию от имени 3-й гвардейской танковой армии в прошлом году, спросил, удобно ли мне будет делать это вновь. [451]

— Удобно, — подтвердил маршал. — Опыт уже есть. Но главное, повторяю, — время. Уложитесь в него, как бы ни было трудно. Летной погоды нет. Избирайте любой вид транспорта, но на месте быть в срок.

Нет необходимости подробно говорить о наших дорожных злоключениях. Скажу только, что наша группа, состоявшая из офицеров и генералов — Героев Советского Союза, с неимоверным трудом одолела на легковых машинах путь до Кракова, затем продолжила его на более проходимой грузовой. Без сна, на студеном ветру, в мокрый снег. Достигли Львова ранним утром пятого ноября. Как быть дальше? До прибытия в Киев нам оставалось несколько часов. Мчимся на аэродром. Там находим единственный самолет. Как выяснилось, он обслуживал Председателя Совета Министров УССР Л. Р. Корнийца. Немедленно связываемся с ним и получаем «добро». Вскоре мы уже в объятиях гостеприимных киевлян. А через несколько минут слушали, как в телефонной трубке рокотал довольный голос И. С. Конева: «Я же вас не на прогулку посылал».

Или другой случаи. Было это зимой пятьдесят третьего. Рабочий день командующего войсками Прикарпатского военного округа Ивана Степановича Конева затянулся до глубокого вечера. По вызову прибываю к маршалу и получаю задачу: утром вместе с ним и несколькими генералами штаба надлежит прибыть в район полкового учения. Присутствовавший во время нашего разговора начальник штаба округа генерал Г. К. Маландин заметил, что до полигона добраться будет весьма трудно, так как дороги занесены снегом. И. С. Конев уже более строго сказал: дескать, командир же полка сумел за короткий срок добраться до района учений, должны суметь и мы.

От Львова по направлению к Нестерову дороги засыпало и перемело снегом. Машины наши буксовали. Отвоевывали каждый метр. Кое-кто надеялся, что И. С. Конев решит возвратиться. Но он был непреклонен. В пути мы догнали машину командира части, которая застряла в сугробе. Иван Степанович спросил попавшего в беду генерала, что он может сказать в свое оправдание: застрял и ждет какой-нибудь оказии, когда надо действовать. Конев приказал командующему артиллерией округа вызвать тягачи. Тот ответил, что в ближайшей воинской части есть только трактора. «Вот и хорошо, — сказал маршал. — Проветримся». Вскоре мы покинули свои легковые машины и пересели на трактора. В район учений прибыли в срок.

Не стану приводить другие примеры, скажу только, что маршал И. С. Конев своим твердым характером закалял характеры всех тех, с кем ему доводилось вместе идти в боевом строю. [452]

На фронте И. С. Конев умел быстро и глубоко разобраться в боевой обстановке, своевременно повлиять на ее развитие. Помнится, в один из дней подготовки Львовско-Сандомирской операции И. С. Конев прибыл в нашу 3-ю гвардейскую танковую армию. В большой палатке был собран командный состав до комбрига включительно. Конев спросил, для чего приглашено так много генералов и офицеров. Командарм П. С. Рыбалко ответил, что все они будут докладывать ему свое решение. Иван Степанович заметил, что всех ему не удастся заслушать. Будет лучше, если командарм свое решение и решение ком-коров рассмотрит с каждым из них в отдельности. Так будет конкретнее. Война требует точности в расчетах и глубокого знания всех обстоятельств боевых действий. Но поскольку уж все командиры собраны, послушаем кое-кого. Начнем с доклада командарма.

И. С. Конев детально ознакомился с докладами генералов Рыбалко, Митрофанова, Новикова, Сухова, а затем комбригов, выяснил организацию взаимодействия, обеспечение операции. В конце заслушивания и уточнения ряда вопросов подготовки операции приказал командирам главное внимание сосредоточить на работе непосредственно в войсках. Армия имеет богатый боевой опыт, но предстоящая операция будет сложной, и полагаться на старый багаж знаний нельзя. Легкой победы не будет. Надо лучше изучить противника и тщательно подготовить свои войска для трудных боев.

В ходе самой операции командующий фронтом действовал по давно выработанному правилу: мало отдать приказ, надо в любой момент знать, как он воплощается в жизнь, чтобы немедленно среагировать во имя достижения боевого успеха, парировать намерения врага.

Чтобы предотвратить угрозу дальнейшего продвижения врага в стыке двух наших общевойсковых объединений, командующий фронтом направил в полосу 38-й армии соединения 4-й танковой армии и артиллерийско-противотанковые резервы. По указанию маршала И. С. Конева генерал-полковник П. А. Курочкин выдвинул от 60-й армии к угрожаемому участку гаубичную, пушечную и истребительно-противотанковую бригады. Для прикрытия исходного положения своей армии слева в случае прорыва танков противника генерал П. С. Рыбалко развернул в районе Олейнова 91-ю отдельную танковую бригаду. В район Лопушан выдвигалась 10-я гвардейская истребительно-противотанковая артиллерийская бригада.

Командующий фронтом нацелил 2-ю воздушную армию на разгром массированными ударами бомбардировщиков и штурмовиков танковой группировки врага, вклинившейся в боевые порядки 38-й армии. В полдень 15 июля 135 самолетов 4-го бомбардировочного авиационного корпуса генерал-лейтенанта [453] авиации П. П. Архангельского нанесли первый массированный удар. За ним последовали удары 2-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса генерал-майора авиации И. С. Полбина, 1-ю гвардейского — генерал-лейтенанта авиации В. Г. Рязанова и 8-го — генерал-лейтенанта авиации В. В. Нанейшвили штурмовых авиационных корпусов, а также 10-й гвардейской авиационной штурмовой дивизии генерал-майора авиации А. Н. Витрука. Свыше 3 тысяч самолето-вылетов сделали наши летчики, громя танки врага. На каждый квадратный километр в районе целей было сброшено более 100 тонн бомб. В результате упорного сопротивления наземных войск и действий авиации контрудар врага был сорван. Противник понес большие потери.

Однако обстановка к исходу 15 июля продолжала оставаться сложной. Если на рава-русском направлении наши войска, возобновив наступление, завершили прорыв тактической зоны обороны и значительно расширили его, то во всей полосе главного удара сделать это и создать условия для ввода в сражение танковых армий не удалось. Лишь в полосе 60-й армии, в районе Колтова, наши войска на узком участке фронта пробили брешь в первой и второй полосах вражеской обороны. Непрерывно контратакуя, противник мог ликвидировать достигнутые результаты. Требовалось как можно быстрее завершить прорыв вражеской обороны, но 60-я и 38-я армии своими силами не могли этого сделать. Тогда командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал-полковник П. С. Рыбалко с разрешения Военного совета фронта, не ожидая выхода пехоты на рубеж Сасов, Золочев, начал вводить армию в сражение в общем направлении на Красное, Дзедзилув. Это был момент, который П. С. Рыбалко охарактеризовал как железную необходимость: хочешь или не хочешь, но вводись в прорыв, хотя ширина фронта прорыва ни в коей мере не удовлетворяла армию.

Вводу в прорыв предшествовали успешные ночные действия передовых отрядов 7-го гвардейского танкового корпуса генерал-майора С. А. Иванова (с 21 июля — генерал-майор В. А. Митрофанов) и 9-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта И. П. Сухова. Они должны были захватить рубеж, с которого намечался ввод в сражение танковой армии. 56-я гвардейская танковая бригада полковника З. К. Слюсаренко и 69-я механизированная бригада полковника С. Г. Литвинова вклинились в оборону врага, перерезали шоссе Сасов — Золочев и к утру 16 июля вышли в район севернее Золочева. Вот тогда-то южнее Колтова и был образован так называемый колтовский коридор, который во многом определил развитие дальнейших событий. Здесь, на узком (шириной 4 — 6 и длиной до 18 км), резкопересеченном и заболоченном участке местности, простреливаемом фланговым артиллерийским и даже пулеметным [454] огнем, по размытым беспрерывными дождями грунтовым дорогам, по одному маршруту, друг за другом в прорыв должны были вводиться две танковые армии. Необходимо было расширить этот жизненно важный коридор, благодаря которому создавались условия для нового мощного броска вперед. К исходу 16 июля он уже доходил у основания прорыва до 20 км, в центре — до 13 км и в острие своем равнялся 6 км.

Колтовский коридор надолго запомнился не только танкистам, но и всем, кто их обеспечивал. Это была дорога мужества и тяжелого ратного труда советских воинов, дорога испытания на прочность советской боевой техники, которая еще раз доказала свои высокие качества.

Вражеское командование, стремясь ликвидировать образовавшийся коридор и не допустить выхода наших подвижных войск на оперативный простор, предприняло в течение 16 — 18 июля ряд мощных контратак с севера, из района Колтова, а также и с юга большими силами пехоты и до 120 танками из района Иванув, Волчковце. Для отражения этих контратак у основания колтовского коридора был развернут наш 6-й гвардейский танковый корпус (145 танков и САУ, более 200 орудий и минометов). Он обеспечивал тыл 3-й гвардейской танковой армии. Кроме того, для расширения горловины прорыва и обеспечения флангов вводимых в сражение танковых соединений в район коридора были выдвинуты совместно с артиллерийскими частями 106-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта А. Н. Нечаева (с 21 июля командир генерал-майор И. А. Кузовков) второй эшелон 60-й армии; 4-й гвардейский танковый корпус генерал-лейтенанта П. П. Полубоярова и 31-й танковый корпус генерал-майора В. Е. Григорьева. Эти войска и удерживали коридор, отражая попытки противника перерезать его.

Исключительно тяжелой была задача инженерных войск по обеспечению ввода в сражение танковых соединений. 15-й штурмовой и 53-й инженерно-саперной бригадам, инженерным частям 60-й армии приходилось отыскивать объезды, прокладывать и восстанавливать колонные пути, устраивать жердевые и хворостяные настилы, минировать участки возможных контратак врага. Только одна 42-я моторизованная инженерная бригада фронта в течение 16 июля установила шестнадцать противотанковых минных нолей и большое количество других заграждений.

К исходу 17 июля первый эшелон 3-й гвардейской танковой армии — 9-й механизированный и 7-й гвардейский танковый корпуса вышли к реке Пельтев и приступили к ее форсированию. Этот этап оказался для армии одним из тяжелых. Командарм П. С. Рыбалко, выступая два месяца спустя на разборе действий войск армии в Львовско-Сандомирской операции, заметил, [455] что мы задержались очень долго на переправе через Пельтев в районе Куткоржа. Куткорж явился для нас вторым колтовским коридором. Мы знали, что Пельтев — плохая речка, но в сухое время она не являлась бы серьезным препятствием. Выпавшие дожди значительно повысили уровень воды и сделали непроходимой долину. Замедление получилось еще из-за неточности донесения. Командир 7-го гвардейского танкового корпуса доложил, что корпус уже форсировал реку, на самом же деле этого не было. Получилось большое скопление войск. Мы задержались на целые сутки. При планировании, подчеркнул командарм, надо принимать в расчет все, с чем придется встретиться во время боевых действий, вплоть до возможного повышения воды в реках.

Наш 6-й гвардейский танковый корпус, которым командовал генерал-майор В. В. Новиков, в этот же день во взаимодействии с передовыми соединениями 60-й армии овладел городом Золочев. К вечеру он достиг реки Пельтев, но преодолеть ее с ходу не смог. Потребовались немалые усилия, чтобы в кратчайший срок силами своих инженерных подразделений навести мост. Корпус должен был выйти в район Вырув, Руданьце, Заставе.

Несмотря на эти трудности, наступление 3-й гвардейской танковой армии продолжалось. Успешному вводу ее в прорыв способствовало надежное прикрытие и поддержка авиации 2-й воздушной армии. Штурмовики и бомбардировщики уничтожали огневые точки противника на флангах участка прорыва и на маршрутах движения наших танков. Особенно эффективно действовали летчики 1-го гвардейского штурмового авиационного корпуса. Его командир, генерал-лейтенант авиации В. Г. Рязанов, вместе с оперативной группой находился в самом узком месте колтовского коридора. За три дня боев, с 16 по 18 июля, летчики армии совершили около 4500 самолетовылетов.

Решительные действия 3-й гвардейской танковой армии имели важное значение для развития наступления на львовском направлении, однако ее фланги оказались открытыми, и сил для дальнейшего маневра в интересах фронта было недостаточно. Поэтому командующий фронтом решил вслед за пашей гвардейской ввести в сражение и 4-ю танковую армию, которая должна была двигаться в направлении на Городок. Выход двух танковых армий на рубеж Дзедзилув, Ольшаницы создавал на этом направлении внешний фронт окружения бродской группировки врага и благоприятные условия для наступления на Львов. На рава-русском направлении внешний фронт окружения достигался выдвижением 1-й гвардейской танковой и 13-й армий к Западному Бугу. Что касается внутреннего фронта окружения, то он был окончательно создан 18 июля. [456]

В этот день главные силы 3-й гвардейской танковой армии с напряженными боями форсировали реку Пельтев и вышли в район Дзедзилува, а 71-я механизированная бригада полковника А. Д. Кочетова из 9-го механизированного корпуса овладела узлом дорог Буек и в районе Деревлян соединилась с частями 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, завершив тем самым непосредственное окружение бродской группировки.

В это же время по колтовскому коридору продвигалась 4-я танковая армия. Она растянулась по глубине на 50 — 60 км. Из-за сильных контратак противника 17 и 18 июля ввести армию в прорыв полностью не удалось. Только 10-й гвардейский танковый корпус генерал-майора Б. Е. Белова к исходу 18 июля вышел в район Ольшаницы и охватил бродскую группировку врага с юга. К утру 19 июля совместно с пехотой 60-й армии он овладел Ольшаницей. 6-й гвардейский механизированный корпус генерал-лейтенанта А. И. Акимова в это время отражал яростные контратаки противника южнее Золочева.

Таким образом, к исходу 18 июля в полосе фронта в оперативную глубину прорвались три танковые армии и конно-механизированные группы. Войска на обоих направлениях продвинулись на глубину до 80 км в полосе около 200 км. В районе Бродов было окружено восемь вражеских дивизий общей численностью более 50 тысяч человек. Создались условия для решительного наступления с целью расчленения и разгрома вражеской группы армий «Северная Украина».

Все попытки врага прорвать кольцо окружения и соединиться с частями, действовавшими южнее и юго-восточнее Золочева, не увенчались успехом. Главные силы конно-механизированных групп, 4-й гвардейский танковый корпус во взаимодействии с общевойсковыми соединениями 13-й и 60-й армий и частями 4-й танковой армии сорвали намерения врага.

Об ожесточенности этих боев свидетельствуют многочисленные факты. Боевая летопись частей и соединений пополнилась тогда новыми легендарными подвигами советских чудо-богатырей. Даже бывалые фронтовики никогда не перестанут удивляться стальной стойкости, непреклонному мужеству и геройству многих наших солдат и офицеров. Помнится, в ту пору войска фронта облетела весть о подвиге наводчика орудия коммуниста гвардии ефрейтора Василия Егоровича Чуркина.

Ратные заслуги его к июлю 1944 года венчали орден Отечественной войны I степени, медаль «За отвагу». При уничтожении бродской группировки гитлеровцев он участвовал в отражении нескольких контратак. Батарея, где он служил, подверглась бешеному натиску противника силой до двух батальонов. Гвардейцы-артиллеристы почти в упор расстреливали наседавшего врага. На огневой позиции, казалось, не было места, [457] где бы могло уцелеть что-либо живое от шквала огня и стали. Погибли последние четыре орудийных номера. Ранен в плечо единственный оставшийся в батарее наводчик Василий Чуркин. Он действует за весь расчет. После боя на подступах к его орудию насчитали более ста сорока сраженных фашистов. Отважный гвардеец Герой Советского Союза В. С. Чуркин за три года своей фронтовой жизни истребил двадцать семь вражеских танков, из них девять «тигров».

История донесла до нас глубоко волнующий документ о геройской боевой жизни участника ликвидации бродской группировки старшего лейтенанта Ивана Павловича Пятина: его письмо и комсомольский билет, пробитые вражеской пулей, говорят о высоком моральном духе молодого офицера, не знавшего страха в священной борьбе с фашизмом.

«Моя маленькая, скромная жизнь, — писал И. П. Пятин, — для моих друзей была незаметной... Но жизнь моя, как советского человека, патриота своей любимой Родины и своего народа, формировалась с самого детства в стремлении служить только народу и своей любимой Родине. Интересы Родины, интересы народа в повседневной жизни своей стояли основными, выше своих интересов. Я с личными интересами почти никогда не считался.

С начала Отечественной войны мне не удалось попасть сразу на фронт, работал на железнодорожном транспорте, горел стремлением попасть на фронт, непосредственно бить гитлеровских гадов.

...Был ранен. Сейчас снова попал на фронт. Буду бить немецких гадов, пока бьется сердце, пока течет в жилах кровь, до последнего дыхания. В минуту жаркого боя я напишу кровью о своей любви к Родине.

Я написал это письмо для того, чтобы послать в ЦК ВЛКСМ и комсомольцам, провожавшим меня на фронт, чтобы они знали: воспитанник Ленинского комсомола и нашей партии оправдает оказанное доверие».

Так дрались с лютым врагом наши доблестные солдаты и офицеры, коммунисты и комсомольцы, когда надо было ценою своей жизни проложить путь к трудной победе.

Чтобы быстрее сломить сопротивление окруженной бродской группировки противника, командование фронта потребовало 16 июля от войск 3-й гвардейской и 4-й танковых армий увеличить темп наступления на внешнем фронте окружения, а па внутреннем — начать более активные наступательные действия.

Решительными действиями наших стрелковых, танковых частей и авиации бродская группировка врага была рассечена на части. Противник был деморализован, психика его подавлена. [458] Сдача в плен его солдат и офицеров происходила на всех участках окружения и, с каждым часом увеличиваясь, приняла массовый характер. Характерно, что частыми были случаи, когда фашистские вояки сами искали путь к нашим частям и их штабам по линиям телефонных проводов и сдавались целыми подразделениями. Нашими войсками были пленены командир 13-го армейского корпуса с его штабом, командиры 361-й пехотной и 454-й охранной дивизий, штаб 340-й пехотной дивизии гитлеровцев.

Один из пленных офицеров штаба 13-го армейского корпуса показал: «Когда выяснилось, что мы окружены, было принято решение стянуть все силы... группировки на юг в район Почаны, Княже, Ясиновце и прорваться к нашим войскам, которые находились от нас на удалении 3 — 4 км. Это решение по радио было передано в штаб 1-й танковой армии, и оттуда был получен ответ, что 8-я танковая дивизия прорвется к нам на помощь и мы соединимся...

В ночь на 22 июля в 2 часа должен был состояться прорыв, но русские, очевидно, предвидели возможность прорыва и пустили танки. Мы понесли огромные потери. В нашем распоряжении к тому времени осталось только 30 самоходных орудий и 4 танка. Но и эти орудия и танки были подбиты русской артиллерией. После этой нашей контратаки сопротивление наших частей почти прекратилось.

Командир 13-го армейского корпуса генерал Ауфе был удивлен и взволнован. Со стороны 8-й танковой дивизии не было сделано никаких серьезных попыток прорваться к нам.

Большой ущерб нам причинила русская авиация. Особенно жестоко нас бомбили 20 и 21 июля в районе Белого Камня, где скопилось много обозов, автомашин и людей. Русские бомбардировщики и штурмовики бомбили в течение всего дня непрерывными волнами. Зная, что русская авиация активно действует на центральном участке фронта (в Белоруссии), мы никогда не могли предполагать, что против нас введено в действие такое большое количество авиации. Бомбили нас беспрерывно, не давая возможности поднять головы. Даже старые офицеры, участвовавшие в войне 1914 — 1918 гг., были морально подавлены.

Несколько раз генерал Ауфе радировал в штаб армии, просил прислать авиацию, но наших самолетов не было.

Мне известно, что, несмотря на отсутствие продовольствия (последние четыре дня солдаты не получали вовсе горячей пищи), самолеты на парашютах продовольствия не сбрасывали, было сброшено за все время окружения только несколько бочек горючего, в общем количестве не более 8 тонн. [459]

Все офицеры считали, что русские для прорыва южнее Бродов избрали очень удачное место. Они прорвали фронт в районе участка обороны 349 пд, где мы их меньше всего ожидали, а 349 пд была наименее устойчивой и плохо укомплектована»{114}.

Управление войсками противника было развалено. По этой причине ему не удалось избежать дробления группировки и уничтожения по частям.

22 июля бродская группировка была полностью разгромлена. В ходе боев было уничтожено более 38 тысяч и взято в плен свыше 17 тысяч немецких солдат и офицеров.

Боевые действия наших войск при ликвидации окруженного противника имели ряд особенностей. Вначале их усилия были направлены на ограничение свободы его маневра, чтобы не допустить сосредоточения сил и средств на важных для нас направлениях. Затем основная группировка противника была расчленена на несколько изолированных групп. Ликвидация группировки осуществлена путем широкого маневра крупных сил наших войск и мощных ударов как по окруженному противнику, так и по его соединениям, действовавшим на основном фронте. Особенно эффективную роль в уничтожении вражеской группировки сыграли танковые, артиллерийские соединения и авиация, которые своими ударами дезорганизовали противника.

Важное значение имели действия 31-го танкового корпуса генерал-майора В. Е. Григорьева, который нанес фланговый удар по врагу, стремившемуся прорваться на юг. Вместе с 4-м гвардейским танковым корпусом генерал-лейтенанта П. П. Полубоярова они рассекли окруженную группировку на две части, чем содействовали ее быстрейшему уничтожению.

Следует заметить, что ликвидация бродской группировки врага имела важное значение для всего хода и исхода Львовско-Сандомирской операции — одной из крупнейших операций Великой Отечественной войны, в результате которой наши войска разгромили главные силы группы армий «Северная Украина», освободили от оккупантов западные области Украины и часть территории Польши, что улучшило стратегическое положение советских войск, создало выгодные условия для наступления в Чехословакию с востока и на крупные промышленные центры Польши.

Одновременно с уничтожением бродской группировки противника продолжалось наступление главных сил фронта. Наиболее стремительными были по-прежнему действия на его правом крыле. Этому способствовало возобновившееся 18 июля наступление [460] войск левого крыла 1-го Белорусского фронта на люблинском направлении. К исходу 20 июля танкисты 1-й гвардейской танковой армии генерала М. Е. Катукова завязали бои южнее Гродыславице, 13-я армия генерала И. П. Пухова овладела Рава-Русской. 3-я гвардейская армия генерала В. Н. Гордова, ведя успешные бои, форсировала Западный Буг и 23 июля овладела Грубешувом.

К этому же времени 1-я гвардейская танковая армия, преследуя отходящего противника, подошла к восточному берегу реки Сан, передовыми частями форсировала ее и 27 июля совместно с частями подошедшей 13-й армии овладела Ярославом. 13-я армия, кроме того, освободила Пшеворск.

Из-за отставания 3-й гвардейской армии, которая вела ожесточенные бои с главными силами 4-й танковой армии противника, между ее флангом и флангом 13-й армии образовался разрыв. Используя свое положение, противник мог нанести удар по тылам войск, выдвинувшихся к реке Сан. Поэтому командующий фронтом решил силами конно-механизированной группы генерал-лейтенанта С. В. Соколова и 3-й гвардейской армии выйти во фланг и тыл отходящей группировке врага. Успешное продвижение войск правого крыла фронта создало угрозу противнику, действующему в районе Львова, и облегчило разгром врага на львовском и Станиславском направлениях.

На подступах к Львову сопротивление противника было чрезвычайно упорным. Он надеялся выиграть время и создать на реке Сан новый оборонительный рубеж. Чтобы сорвать замыслы врага, командование фронта приняло необходимые меры.

Рано утром 19 июля командующие 3-й гвардейской и 4-й танковых армии получили телеграмму Военного совета фронта, в которой говорилось, что в районе Львова резервов у противника нет. 3-й гвардейской приказывалось не позднее утра следующего дня обходными маневрами с севера и северо-запада овладеть Львовом. Группе генерал-лейтенанта В. К. Баранова предписывалось 19 июля освободить Жолкев. Стремительный удар в обход Львова с юга должна была нанести 4-я танковая армия. Во взаимодействии с войсками генерал-полковника П. С. Рыбалко ей так же было приказано овладеть Львовом.

Задача была исключительно трудной, тем более что ее выполнение осложнялось рядом обстоятельств. В частности, приданные 3-й гвардейской танковой армии две пушечные артиллерийские бригады из состава 60-й армий не успели прибыть в назначенный район к указанному сроку. Запоздал с прибытием переподчиненный генерал-полковнику И. С. Рыбалко 31-й танковый корпус. [461]

Прошедшие накануне ливневые дожди размыли дороги, превратили их и поймы рек в непроходимую хлябь. Оставшиеся проходы оборонялись противником. Это значительно замедлило темп наступления войск. Колонны частей на марше нередко оказывались под артиллерийским обстрелом и бомбежкой вражеской авиации. Тылы отставали. Корпуса вынуждены были ждать подхода артиллерии, боеприпасов, горючего, средств управления — всего того, без чего невозможно выиграть сражение.

Все это привело к тому, что действия войск армии оказались частично скованными. Были ограничены в своем маневре и бригады нашего 6-го корпуса — 51, 52 и 53-я гвардейские танковые и 22-я гвардейская мотострелковая. В штаб корпуса поступали донесения от комбригов И. И. Чугункова, М. Л. Плеско и В. С. Архипова, в которых они, не сетуя на трудности боевой обстановки, ставили вопрос о целесообразности вывода своих соединений из труднопроходимой зоны.

Командир корпуса генерал-майор В. В. Новиков и я большую часть времени находились тогда непосредственно в войсках. Советовались с командирами, искали выход из создавшейся обстановки. Вечером 19 июля Василий Васильевич Новиков собрал своих заместителей и комбригов, выслушал их доклады и предложения. Мы с начальником штаба корпуса полковником С. В. Лебедевым доложили, что, на наш взгляд, теперь возможность захвата Львова с ходу ускользала. Если она была надежной одними-двумя сутками раньше, то сейчас стала весьма сомнительной. Правда, еще оставалась надежда на то, что противник не сумеет подтянуть к Львову крупные резервы и тогда сравнительно небольшой гарнизон города может быть разбит.

Наше предложение сводилось к тому, чтобы просить командующего армией вывести корпус севернее Львова на 30 — 40км, в район Жолкева, оттуда нанести удар на Немиров и далее повернуть его на юг в направлении Яворов, Судовая Вишня, Мостиска. Этим маневром мы выходили бы в тыл львовской группировке, отрезали ей путь на запад к Перемышлю. В последующем обстановка показала бы, куда нанести разящий удар танками — на Львов с тыла или на Перемышль.

Генерал Новиков заметил, что командарм требует выполнения приказа о наступлении на Львов с севера, а вы, дескать, выступаете со своим планом. Мы возразили, сказав, что речь идет о способе выполнения задачи по овладению Львовом и это в самом главном не противоречит приказу.

Чувствовалось, что командир корпуса, хотя и разделял наше мнение, намеревался основательно обдумать вариант маневра, прежде чем доложить командарму. Вскоре командиров корпусов, их заместителей и некоторых комбригов вызвали па КП армии, куда прибыл Маршал Советского Союза И. С. Конев. [462] Иван Степанович, это проскальзывало в его разговоре, был недоволен тем, что продвижение войск армии кое-где застопорилось. Однако он не упрекал в этом командиров корпусов, стремясь хорошенько разобраться в создавшемся положении.

После обстоятельного доклада генерала П. С. Рыбалко о боевых действиях армии мы вместе с В. В. Новиковым спросили во время небольшого перерыва, поддерживает ли командарм предложение о выходе 6-го гвардейского на Жолкев, Немиров и далее на юг, о чем ему уже было известно. Рыбалко ответил: «Ваш план — вам и докладывать. Совет всегда должен быть выслушан и воспринят в своей рациональной основе».

После перерыва И. С. Конев детально проанализировал обстановку в полосе 3-й гвардейской танковой армии, дал оценку ее действиям и сказал, что в район Львова немецко-фашистское командование успело перебросить по шоссейным дорогам три дивизии со Станиславского направления, которые заняли удобные для обороны рубежи и опорные пункты. Противник значительно укрепил свои позиции с севера, предвидя отсюда сильную угрозу. Наши корпуса, хотя и напрягали силы, все же не имели значительного продвижения. Вражеские войска удерживали узлы дорог, высоты, населенные пункты, районы, доступные для танков, и переправы. Наибольший успех сопутствовал 7-му гвардейскому танковому корпусу нашей армии, который в одном месте отделяли от Львова всего лишь 6 км. С КП уже просматривались здания, церкви и костелы этого старинного города, его парки и улицы. Но враг все подбрасывал и подбрасывал против наступающих войск свежие подкрепления, боясь нашего прорыва.

Командующий фронтом сказал, что надо подумать, как разделаться с этой группировкой. Лезть на рожон танкистам не стоило бы. Танки — маневренный род войск. Они могут появиться неожиданно для противника, и им надо это сделать. Танковая армия — это очень сильный и подвижный войсковой организм. Она может отрываться от стрелковых соединений, врываться в тыл врага, громить его резервы, занимать выгодное положение на тыловых рубежах, отрезать там отход противнику, действовать на оперативном просторе.

Такая оценка командующего фронтом окрыляла нас, свидетельствовала о том, что И. С. Конев хорошо понимает силу танковых войск. В конце своего выступления он бросил резкий и неожиданный вопрос, обращенный к генералу П. С. Рыбалко:

— Что вы можете сказать в оправдание действий танковой армии?

Командарм не стал вдаваться в объяснения, предложив заслушать командира 6-го гвардейского танкового корпуса генерала [463] В. В. Новикова. Он, мол, имеет предложение, заслуживающее внимания.

И. С. Конев спросил:

— Вторично слушать его решение? Или генерал Новиков имеет что-то новое? Не думаю, что старый солдат и командир не уверен в своем прежнем решении или стесняется доложить свои соображения, продиктованные последними обстоятельствами. Я его очень хорошо знаю. Это опытный генерал.

Несколько смущенный такой похвалой, Василий Васильевич тут же четко доложил план действий корпуса, который был выработан в нашем штабе. Осуществление его должно было повлечь за собой изменения в действиях всей 3-й гвардейской танковой армии.

— Относительно армии может доложить командарм. А что касается выхода вашего корпуса в тыл львовской группировке, то хотелось бы знать также мнение начальника штаба армии генерала Бахметьева. По-видимому, в штабе уже известно о вашем предложении и там обмозговали его.

Генерал Д. Д. Бахметьев уверенно доложил, что план ком-кора Новикова в основе своей соответствует обстановке. Но тут же высказал сомнение: будет ли оправдан риск посылать 6-й гвардейский танковый корпус в столь далекий тыл. Надо бы выработать коллективное мнение.

Маршал И. С. Конев, пристально вглядываясь в карту, вполголоса посоветовался с П. С. Рыбалко, а затем объявил:

— Разделяю мнение генерала Новикова. Готовьтесь, Василий Васильевич, к выполнению выдвинутой вами же задачи. Я утверждаю ее. Она повлечет за собой коррективы в действиях всей танковой армии. Но об этом будут указания командарму. Вы свободны.

Такой, по-настоящему творческий совет командующего фронтом с подчиненными ему генералами и офицерами ободрил каждого из нас. Маршал не просто диктовал волю, а вызывал всех присутствовавших на смелый, откровенный разговор, чтобы найти самый разумный выход из трудной обстановки, который после детального анализа был воплощен в приказ, требовавший безусловного выполнения тысячами и тысячами бойцов и командиров. Командующий держал руку на пульсе боевой жизни фронта и стремился безошибочно определить его биение.

Последующий ход событий показал, что решение было правильным. В тех условиях дальнейшее наступление армии на Львов с севера действительно было нецелесообразным. Генерал-полковник П. С. Рыбалко позднее, при разборе действий армии, так оценивал положение:

«Овладение городом Львовом могло быть решено здесь ценой больших потерь, и армия не имела бы возможности наступать [464] дальше. Поэтому... было решено выйти из боя и совершить марш-маневр. Расчет на кавалерийский наскок не всегда хорош, можно заскочить и не выскочить. История знает не один пример, когда армии пытались овладеть Львовом с этого направления. В 1920 году Первая Конная армия брала Львов также с направления Жултаньце. Тогда тоже обходили Львов. В 1939 году немцы пытались брать город с этого направления (с севера). 10 дней держали осаду, но город не взяли. Наше решение (П. С. Рыбалко имел в виду обход города с запада. — И. Я.) считаю правильным. Не проливая крови, мы заперли все выходы из города, разгромили тылы противника...»{115}.

Несмотря на то что наступлением 3-й гвардейской танковой армии с севера не была достигнута одна из целей операции — захват Львова с ходу, все же сам выход армии в указанный район оказал большое влияние на развитие успеха всем фронтом. Противник вынужден был ослабить свои силы на Станиславском направлении, на время отказаться от контратак против 38-й и левого фланга 60-й армий. В этом заключается важное значение боевых действий армии П. С. Рыбалко севернее Львова.

Военный совет фронта, учтя изменившуюся обстановку, телеграфировал в 3 часа 30 минут утра 20 июля командующему 3-й гвардейской танковой армией: «В случае, если встретите сильное сопротивление при атаке Львова с севера и северо-востока, обходите Львов глубже с запада»{116}.

На подступах к городу продолжали греметь бои, но главные стрелы ударов уже были перенацелены. 3-я гвардейская танковая армия начала маневр в глубокие тылы противника. Главным силам нашей танковой армии предписывалось стремительно выйти в район Яворов, Судовая Вишня, Мостиска, чтобы воспрепятствовать отходу львовской группировки противника. Армии предстояло обогнуть большой Яновский лесной массив, чтобы избежать столкновения с противником в этом трудном для действий танков месте.

Выполняя поставленную задачу, генерал-полковник П. С. Рыбалко для прикрытия выхода армии на рубежах севернее Львова оставил два батальона 9-го мехкорпуса, усиленных артиллерией, и одну танковую бригаду 7-го гвардейского танкового корпуса. Кроме того, здесь же оставался и 31-й танковый корпус.

Хорошо помню, как самоотверженно танкисты готовились к этому 135-километровому марш-маневру, который они совершали с боями в трудных дорожиых условиях. Все танки мы постарались подготовить очень тщательно. Горючим заправили [465] как основные, так и запасные баки. Загрузились боеприпасами до предела, разместив еще по 5 — 6 ящиков па верху машин. Кроме того, на каждом танке имелись боеприпасы для пулеметов, гранаты, сигнальные ракеты, сухой паек на четверо суток, необходимое имущество. На броне расположились автоматчики. Каждый танк стал настоящей подвижной крепостью.

Маневр по обходу Львова с запада начал наш корпус. Вслед за ним двинулись другие соединения 3-й гвардейской танковой армии. Сильный дождь затруднял продвижение танков, но скрывал нас от авиации противника. 23 июля 22-я гвардейская мотострелковая бригада нашего корпуса, которой командовал подполковник Н. Л. Михайлов, овладела городом Яворов, а 52-я гвардейская танковая бригада полковника М. Л. Плеско — населенным пунктом Янов. К утру 24 июля 51-я гвардейская танковая бригада полковника И. И. Чугункова освободила Судовую Вишню.

Умело и исключительно храбро сражался с врагом, показывая пример подчиненным, командир роты 51-й гвардейской танковой бригады гвардии старший лейтенант Я. И. Афанасьев. Наступая на деревню Выснобоки, его рота, благодаря искусному маневру, вышла во фланг противнику и создала угрозу окружения. Офицер лично подбил вражескую пушку, бронетранспортер и уничтожил до двадцати гитлеровцев. Его подразделение стремительно прорвалось на железнодорожную станцию Судовая Вишня, захватило два эшелона с военным имуществом и большой склад горючего.

В тот же день 53-я гвардейская танковая бригада Героя Советского Союза (впоследствии ему вторично было присвоено это высокое звание) полковника В. С. Архипова освободила Мостиску.

Выходом 6-го гвардейского танкового корпуса в район Яворов, Судовая Вишня, Мостиска были перерезаны коммуникации противника на северо-запад от Львова, на Ярослав и Перемышль.

Успех этих боев, как и многих предшествовавших, в значительной мере зависел от твердого и умелого руководства ими командира нашего корпуса генерал-майора Василия Васильевича Новикова, человека трудной и очень интересной судьбы. С ним у меня прошли многие месяцы фронтовой жизни. Василий Васильевич был из тех людей, жизненный путь которых неразрывно связан с Красной Армией от самого ее зарождения.

Был он красногвардейцем в 1918 году, участвовал в подавлении кулацко-бандитских выступлений. В местах, где теперь проходил наш путь, он воевал еще в годы гражданской войны, участвовал в рейдах конницы С. М. Буденного, был дважды [466] ранен — под Бродами и Замостьем — и, охваченный боевым азартом, оба раза оставался в строю лихих кавалеристов.

В ту горячую пору ему едва минуло двадцать, а он уже был начальником штаба у прославленного командира 1-й кавбригады В. И. Книги. Служил под началом таких легендарных начдивов, как О. И. Городовиков, Ф. В. Литунов, С. К. Тимошенко.

В предвоенный период В. В. Новиков командовал механизированным полком в Белорусском военном округе, руководил командным факультетом Военной академии механизации и моторизации РККА. Во время вооруженного конфликта с Финляндией занимал должность заместителя командира армейской группы, водил полки на штурм острова Койвисто в Финском заливе. Великую Отечественную начал на посту командира механизированного корпуса, затем командующего 47-й армией в Закавказье. До декабря 1941 года — командующий группой советских войск в Иране. Потом был послан на Крымский фронт руководить боевыми операциями 45-й армии. С мая до конца сорок второго был заместителем начальника Главного управления автотранспортной и дорожной службы Красной Армии.

Словом, он имел завидный разносторонний боевой опыт, хорошо знал многие театры военных действий и вырос до крупного военачальника, чья храбрость и смелость были впоследствии отмечены званием Героя Советского Союза и другими высокими наградами.

Генерал В. В. Новиков, а мне это известно как очевидцу и непосредственному участнику многих совместно проведенных боев, уверенно управлял танковым корпусом в самых сложных условиях, четко налаживал взаимодействие между частями и соединениями различных родов войск.

Кадровый военный, Василий Васильевич и обоих своих сыновей вырастил мужественными и волевыми людьми. Многими боевыми орденами были отмечены подвиги Юрия Новикова, павшего геройской смертью в апреле победного сорок пятого, при штурме Берлина. Офицер Дмитрий Новиков, беззаветно сражавшийся с врагом под Москвой, Сталинградом, на западе, также был удостоен высоких правительственных наград за славные ратные дела.

Это была семья бойцов, любящая и дружная, где не только по праву отца, но и бывалого солдата Василий Васильевич почитался как очень уважаемый человек, с которого сыновья делали свою жизнь. Таким же любимым и уважаемым был он и для личного состава 6-го гвардейского танкового корпуса, с которым его породнили тяжелые боевые испытания. Очень нелегкими были они и здесь, в боях западнее Львова. [467]

В трудных условиях действовала и 4-я танковая армия, которая втянулась в уличные бои на окраине Львова. Командующий фронтом, учтя, что противник перебросил к городу резервы, потребовал не вводить армию во Львов, а обойти его с юга. В частности, 21 июля он приказал: «... Энергично выполнять поставленную задачу, не оглядываться назад, стремительно выходить на Городок»{117}, а через два дня еще раз напоминал: «Тов. Лелюшенко, категорически запрещаю ввязываться в бой за Львов 6-му гвардейскому механизированному корпусу»{118} — и приказал ему к исходу дня овладеть Городком.

Однако эти требования 4-я танковая выполнить не смогла: оба ее корпуса, встретив сильное сопротивление противника на южной и юго-восточной окраинах Львова, задержались на этом рубеже. Вырвать войска из боя было очень нелегко. Трудность заключалась еще и в том, что армия вынуждена была часть своих сил отвлекать на решение других задач, в частности на ликвидацию прорыва вражеских сил из окруженной бродской группировки на юг через Золочев. Непосредственное руководство частями, отражавшими натиск противника, возглавил начальник штаба армии генерал-майор К. И. Упман. Вместе с ним энергично действовал на этом участке начальник оперативного отдела штаба армии полковник С. С. Маряхин.

О Сергее Степановиче Маряхине у меня остались светлые, самые сердечные воспоминания. Немало добрых отзывов слышал я о нем еще в пору, когда он был командиром танковой бригады. Исключительное трудолюбие, твердость воли, мужество и настойчивость, умение организовать личный состав на решение сложных задач уже тогда выделяли этого боевого офицера. Наши фронтовые дороги нередко проходили рядом. О лучших людях соседней 4-й танковой армии, в том числе и о С. С. Маряхине, мы узнавали и от старших начальников, и из печати, и от ветеранов-сослуживцев.

Как человека особенно близко я узнал Сергея Степановича в период послевоенной службы, когда он, успешно окончив Военную академию Генерального штаба, командовал дивизией, был моим заместителем в гвардейской армии, командовал армией, а потом Северной группой войск, войсками Белорусского военного округа, стал впоследствии заместителем Министра обороны — начальником Тыла Вооруженных Сил СССР.

Незаурядные способности организатора боевых действий проявил С. С. Маряхин и в тот памятный для нас период борьбы с окруженной бродской группировкой гитлеровцев.

Трехдневные бои в районе Золочева и Княже, рассказывал мне Сергей Степанович, носили крайне ожесточенный характер. [468] Враг, не видя другого выхода, рвался из огненного кольца на юг и находил здесь гибель. Трупы фашистских солдат и офицеров усеяли почти всю лощину между Золочевом и Княже.

В то же время успешно продолжали наступление и общевойсковые армейские объединения. К 23 июля 60-я армия находилась в 15 км северо-восточнее и восточнее Львова, а 38-я армия, преследуя отходящего противника, достигла реки Гнилая Липа. Для львовской группировки противника сложилась угрожающая обстановка, и немецкое командование с боями начало отводить свои войска на юго-запад, по единственной еще не перерезанной дороге на Самбор.

В этот период стали поступать важные сведения от разведки 3-й гвардейской танковой армии. Она доносила, что в Перемышле враг имеет незначительные силы, но с запада к городу следуют эшелоны с войсками, намереваясь занять оборону по реке Сан. Генерал-полковник П. С. Рыбалко с согласия командующего фронтом решил нанести удары одновременно в трех направлениях: 6-м гвардейским танковым корпусом, 91-й отдельной танковой бригадой и 50-м мотоциклетным полком — на Перемышль, главными силами — на Львов и незначительными силами 9-го мехкорпуса — на Самбор.

Обстановка во фронте требовала быстрого разгрома львовской группировки противника. На это были направлены основные усилия фронта. Разгром львовской группировки и овладение Львовом имели не только оперативное, но и крупное политическое значение. Возвращение Львова было символом освобождения всей Украины.

Для обеспечения ударной группировки с юга еще 21 июля начали наступление 1-я гвардейская армия генерал-полковника А. А Гречко и 18-я армия генерал-лейтенанта Е. П. Журавлева. Они форсировали Днестр и к 27 июля освободили города Станислав и Богорадчаны.

С запада на Львов с утра 26 июля с двух направлений, вдоль шоссе Грудек Ягельоньски — Львов и со стороны Янова (Ивана Франко), начали наступление войска 3-й гвардейской танковой армии. На первом направлении действовал 7-й гвардейский танковый корпус, на втором — 52-я, 56-я гвардейские танковые бригады подполковника М. Л. Плеско и полковника З. К. Слюсаренко и подразделения 9-го механизированного корпуса, а также временно подчиненная командарму 280-я стрелковая дивизия полковника Ф. Ф. Симаченкова из 13-й общевойсковой армии.

Силы были немалые, но взломать оборону противника, построенную по очаговому принципу, было нелегко. В условиях открытой болотистой местности опорные пункты, созданные в селениях, давали возможность гитлеровцам сравнительно небольшими [469] силами удерживать широкий участок. И только наши мощные, таранные удары, хорошо организованное взаимодействие между частями и соединениями, высокий наступательный порыв личного состава позволили в короткий срок преодолеть сопротивление противника. Уже через сутки во Львов устремились главные силы 56-й гвардейской танковой бригады и 280-й стрелковой дивизии, закрепившись на его северо-западной окраине.

Сильная круговая оборона Львова была прорвана нашими войсками сразу в нескольких направлениях благодаря согласованным действиям многих соединений 38-й и 60-й, 3-й гвардейской, 4-й танковой армий, а также соединений авиации дальнего действия и 2-й воздушной армии. Успех боев внутри города обеспечило четкое планирование усилий каждой бригады и дивизии.

Штурм Львова, начатый 22 июля передовыми частями 4-й танковой армии, после упорных боев был завершен 27 июля. В этот день на рассвете наши войска нанесли решительный удар по врагу. Свыше 8 тысяч гитлеровцев было убито. Остатки вражеских частей бежали на Самбор, бросив 20 эшелонов с военным имуществом, десятки танков, орудий, автомашин.

Древний украинский город был возвращен стране. Его история — это история героической борьбы за свободу. Издавна входивший в состав Киевского государства, он был основан еще около 1250 года галицким князем Даниилом Романовичем, давшим ему имя своего сына — Льва. Чрезвычайно выгодное географическое положение способствовало превращению Львова в город-крепость, расположенный на высоких холмах, на скрещении важных путей, соединяющих Балтийское и Черное моря, Запад с Востоком.

Территория города многократно оказывалась местом военных действий против монголо-татар, польских и венгерских феодалов и других чужеземных захватчиков. История Львова с давних времен переплетена с историей России и Украины. Львовяне в составе отряда Максима Кривоноса участвовали в освободительной борьбе украинского народа под руководством Богдана Хмельницкого, вместе штурмовали Высокий замок и овладели этим важным пунктом обороны города. Объединенные русские и украинские войска Хмельницкого взяли Львов под свою защиту. Небезынтересны личные симпатии Хмельницкого к городу, с которым связаны годы его учебы, а также служба его отца (в Жолковском замке).

Долгие годы Львов томился под властью австро-венгерской монархии, папской Польши. В конце XIX и начале XX века Львов становится центром революционной борьбы рабочего класса Галиции и национально-освободительной борьбы [470] украинского народа. В октябре 1939 года Народное собрание Западной Украины единодушно приняло декларацию об установлении Советской власти и обратилось с просьбой принять Западную Украину в состав Союза ССР и воссоединить ее с Украинской ССР.

В советский период Львов стал превращаться в крупный индустриальный, культурный город. Однако гитлеровское нашествие прервало его дальнейшее социалистическое развитие. Немцы хотели превратить старинный украинский город Львов в немецкий город Лемберг, где ничто не напоминало бы об украинской культуре.

Уже в первые дни своего хозяйничанья во Львове немецко-фашистские захватчики арестовали и расстреляли тысячи невинных людей. За период оккупации гитлеровские палачи уничтожили в Яновском концлагере около 200 тысяч мирных жителей, а в крепости — 140 тысяч военнопленных из многих европейских стран.

Львовяне не покорились фашистскому режиму и лютой власти врага. В городе действовала подпольная антифашистская организация «Народная гвардия имени Ивана Франко». Через подпольную печать она рассказывала правду народу, вела активную борьбу с фашистами и их прислужниками — буржуазными националистами. Украинские патриоты пускали под откос вражеские поезда, поднимали на воздух мосты, уничтожали живую силу врага.

Во Львове действовал также бесстрашный разведчик Н. И. Кузнецов, который днем, на глазах у врага, расстрелял вице-губернатора города Отто Бауэра.

Жители города свято берегут нетленную память о советских воинах, которые ценой своей крови вернули им счастье свободного труда и полнокровной советской жизни. На площадях и улицах Львова, на холме Славы высятся ныне памятники и обелиски в честь легендарных бойцов и командиров. Никогда не исчезают свежие цветы на могиле Героя Советского Союза Н. И. Кузнецова, погибшего под Львовом от рук банды националистов — приспешников гитлеровцев. Благодаря его героическим усилиям, безграничной храбрости и мастерству разведчика, было предотвращено покушение на участников Тегеранской конференции, раскрыта ставка гитлеровского командования под Винницей, добыты столь необходимые данные о подготовке наступления врага под Курском, совершены многие другие героические дела во имя свободы и независимости Родины.

На улице Ленина, ведущей к холму Славы, установлен как памятник легендарный танк «Гвардия», входивший в состав 63-й гвардейской Челябинской танковой бригады 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса. Экипажу [471] машины: командиру комсомольцу лейтенанту А. Н. Додонову, механику-водителю коммунисту старшине Ф. П. Суркову, башенному стрелку Н. И. Мельниченко, радисту коммунисту А. П. Марченко — надлежало выполнить почетное задание командования. Ему было приказано пробиться к центру занятого гитлеровцами города, поднять Красное знамя — символ освобождения и победы — над зданием горсовета.

Прошло двое суток, прежде чем танкисты с боями пробились к узкой площади, где находилась старая ратуша. Уничтожив гитлеровцев, охранявших здание, старшина Марченко с группой автоматчиков ворвался в него и водрузил на башне алый стяг. Это случилось 23 июля. В этот день Марченко был смертельно ранен, а гвардейский экипаж продолжал громить фашистов, уничтожив их более сотни, истребив восемь вражеских танков. Однако в одной из схваток танк «Гвардия» был подбит «пантерой». Механика-водителя Ф. П. Суркова, обгоревшего и окровавленного, выбросило из машины. Он был подобран местными жителями и доставлен в госпиталь нашими разведчиками. Только там удалось установить имя героя. Тяжелое ранение было крайне опасным, но сильный организм одолел смерть. Ф. П. Сурков выздоровел и вернулся в боевой строй.

Погибшие в боях за Львов лейтенант Александр Додонов, старшина Александр Марченко и другие отважные воины покоятся ныне в братской могиле на холме Славы. Имя А. П. Марченко названо первым в числе почетных граждан Львова. Героем Советского Союза стал старшина Ф. П. Сурков. Очень символично, что бывалый танкист поселился во Львове, где он потерял своих друзей по экипажу, где возвышается на постаменте танк, который он вел к зданию горсовета, чтобы возвестить городу о заре освобождения. Защитник Львова стал его тружеником.

В сражении за древний украинский город навечно прославили свои имена многие другие бойцы и командиры из 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса, у которого сложились в ходе ожесточенных сражений богатейшие боевые традиции. Как уже упоминалось, назван он по месту рождения. Свою родословную ведет от 30-го добровольческого корпуса, который был создан в самый разгар Великой Отечественной. Его поистине замечательная история — это яркое воплощение единства героических усилий фронта и тыла, единства армии и народа. Известно, что в годы войны по почину тамбовских колхозников в стране развернулось массовое патриотическое движение — сбор народных средств в фонд обороны. Рабочие Урала выступили в начало 1943 года с новой инициативой: создать добровольческий танковый [472] корпус, укомплектовать его лучшими людьми, снабдить их оружием, выпущенным сверх производственной программы.

Свердловский, Пермский и Челябинский обкомы партии внесли это предложение в Центральный Комитет. Инициатива была горячо одобрена ЦК, Совнаркомом и Государственным Комитетом Обороны.

Урал, который с начала войны работал не только за себя, но и за металлургию юга, был боевым арсеналом страны, стал родиной нового мощного танкового формирования. В первые же дни стало ясно, что в строй корпуса готовы встать более 100 тысяч добровольцев. Из всех желающих были отобраны всего около 9 тысяч человек — лучшие из лучших. Среди них, мужественных и неистовых в своем стремлении попасть на фронт, оказался и 16-летний Ваня Кондауров из Пермской области. Несмотря на отказ зачислить его добровольцем, юноша рискнул поехать по пути следования Пермской (243-й танковой) бригады, догнал ее эшелон и упросил земляков «защитить» и принять к себе. Уральцы с пониманием отнеслись к молодому патриоту, помогли ему стать бойцом. На фронте Иван Кондауров стал поначалу радистом, затем механиком-водителем танка. Мужество и отвага старшего сержанта И. А. Кондаурова были впоследствии отмечены орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда». А после войны, вернувшись на родину, храбрый воин к боевым наградам прибавил и трудовые, стал кандидатом наук. Герой войны и поныне поддерживает живую связь с молодыми преемниками славы фронтовиков — воинами гвардейской Уральско-Львовской Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова, имени Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского добровольческой дивизии. В соединении учреждены грамоты с описанием подвигов таких героев, как Иван Александрович Кондауров, которые вручаются достойным продолжателям славных боевых традиций.

Во время формирования корпуса в его части были подобраны и назначены на ответственные посты хорошо подготовленные военные кадры, имеющие боевой опыт. Командиром корпуса вскоре стал генерал-майор Г. С. Родин, прошедший многотрудную воинскую школу. Достойными людьми были укомплектованы все воинские коллективы. Так, например, в числе добровольцев, посланных в корпус из Челябинской области, свыше 70 процентов были передовые квалифицированные рабочие, около 40 процентов добровольцев умели водить машины, треть добровольцев имела среднее и высшее образование. Много было партийных, советских, комсомольских и хозяйственных руководящих работников, инженеров различных специальностей. [473]

Места уходящих на фронт занимали молодые рабочие, подготовленные в системе трудовых резервов Урала, воспитанные ветеранами уральских предприятий. Подготовка трудовой смены, ее закалка была делом исключительной важности. Каждый доброволец до ухода на фронт старался оставить за себя крепкого парня, который бы мог трудиться за двоих, а то и за троих. Этот высокий энтузиазм добровольцы, бывалые рабочие, как по наследству, передавали своей смене. Мастер Кировского завода Иван Трофимович Лунев так говорил новичкам-рабочим:

«Наша область — область черной металлургии. Славен, братец ты мой, уральский металл. Давно еще гремели пушки, отлитые на Урале. В Полтавской баталии и под Куненсдорфом, под Измаилом и в ущельях Альп били наши пушки уральскими ядрами заморскую нечисть, ходившую на нашу землю. Да ведь, вишь ты, ходили по шерсть, а к себе уходили остриженными. Большая слава у металла нашего. И умны люди уральские. Солдатский сын Иван Ползунов паровую машину сделал, Фролов под землей заводы строил и все иностранные автоматы-заводы предвосхитил. Попов у нас родился — на Урале. Многие к нам за землей ходили, да в землю угодили. Вот и теперь ефрейтор какой-то вздумал идти на землю русскую. Много горя несет он. Но не выйдет. Не по его зубам орешек. Ты вон, хлопец, гляди, — Лунев с гордостью показывал на танки, — вон где наша победа!»

И надо сказать, что каждый рабочий отвечал на призыв фронтовиков ударным трудом: давал по две, три нормы и более в смену. Вот что рассказывал об этом гвардии старший лейтенант А. Сергеев, побывавший тогда на заводах Урала:

— Наш край умножил ряды своих героев. Семнадцатилетний сталевар Володя Нестеровский за каждую плавку дает две-три тонны стали сверх плана. Токарь Виктор Томах работает за шесть, а иногда за десять человек. Горняк Еременко, пообещав дать пять норм, работает за шесть-семь человек...

Там, у истоков наших побед, — несокрушимая мощь советского тыла. Родина наша была и есть для своих Вооруженных Сил то же, что Гея — богиня земли для Антея — героя древнегреческой мифологии. Гея родила, вскормила и вспоила Антея. Каждый раз, когда Антею приходилось туго в жестокой борьбе с противником, он касался своей матери-земли, и она давала ему новые силы. Так и Советская Отчизна для Красной Армии, так и родной край для нашего соединения — неиссякаемый источник силы и мощи, боевого наступательного духа и воинской доблести.

На предприятиях Урала развернулось патриотическое движение — работать за добровольцев, вставших в боевой строй, шел сбор средств на вооружение корпуса. Уральский танковый [474] завод с начала апреля до 7 июля 1943 года изготовил сверх плана и отгрузил для корпуса 154 танка Т-34. Коллектив Уралмашзавода сверх задания дал соединению штатное количество самоходных орудий. Над этими заводами, как и над Кировским танковым, гордо реяли знамена Государственного Комитета Обороны, ВЦСПС и Наркомтанкопрома — знамена трудовой славы победителей социалистического соревнования. С февраля по 15 апреля 1943 года только в Челябинской области было собрано более 44 миллионов рублей народных сбережений для вооружения корпуса. От пуговицы на гимнастерке бойца до могучего танка — все было сделано в неурочное время, по фронтовым программам, приобретено на средства трудящихся.

В дни проводов добровольцев в городах Урала прошли многотысячные митинги. В Троицке от имени трудящихся выступила с благословением на славные ратные дела мать добровольца — Александра Михайловна Александрова. Нельзя и сейчас без волнения читать ее идущие из глубины души слова:

«Родные сыны! Бойцы и командиры! Хочу сказать вам свое напутственное слово матери, которая послала сына своего в бой за Отчизну, за народ наш... Нет на свете любви больше материнской. Нет слез жгучее материнских. Нет ненависти грознее материнской в час борьбы с подлым врагом. Муж мой уже давно в рядах Красной Армии. Старший сын Владимир сражается с фашистами на передовой. С вами я отправляю младшего сына Георгия. Я благословляю его, как и всех вас, на славный подвиг. Пусть будет достоин он своего отца и брата, пусть не будет в сердце у него пощады к врагу.

Знайте, сыновья дорогие, что всеми мыслями своими, всеми чувствами и делами я, как и тысячи других советских матерей, с вами рядом, в одной боевой шеренге, в одном наступательном марше, в одной огневой атаке...

Ты слышишь меня, сын мой Георгий? Вы слышите меня, сыны мои дорогие? Дайте же крепкую клятву, что будете без страха, беспощадно разить и уничтожать фашистскую гадину!»

У добровольцев-уральцев навсегда остались в памяти вдохновенные слова народного наказа, подготовленного по предложению металлургов Златоуста. Под наказом подписались миллионы тружеников Южного Урала. Он был оглашен перед коленопреклоненными рядами воинов и вручен им как оружие высокой моральной силы. В нем каждое слово, каждая фраза рождены сердцем народа.

«Исстари повелось на Урале, — говорилось в напутствии, — провожая на ратные дела своих сынов, уральцы давали им свой народный наказ. И никогда не отступали сыны Урала от наказа народа. Никогда не краснел и не стыдился Урал за дела сыновей своих. [475] Красная Армия, окрепшая и возмужавшая в многочисленных жестоких боях, смертельно ранила осатаневшего фашистского зверя. По всему миру прогремела великая слава героических подвигов защитников Одессы, Севастополя, Ленинграда, Москвы. На берегах священной русской реки, под стенами волжской твердыни, на широких просторах тихого Дона, в горах солнечного Кавказа, на Тереке и Кубани, на больших просторах освобожденной советской земли гниют, как падаль, смрадные останки сотен тысяч гитлеровцев. Советские войска, преодолевая трудности, в пургу и метель, в туман и непогоду шли вперед.

Велики и серьезны победы Красной Армии. Фашистский зверь напоролся на рогатину. Он ревет, истекает кровью, но он еще не издох, он пока силен и взбешен.

Помните, друзья, у нас с вами за спиной нет позора, за спиной у нас доброе имя и заслуженная хвала.

Гремели залпы пушек... Уральские казаки с Яик-реки во главе с Емельяном Пугачевым стреляли по стенам крепостей царской империи. Это уральцы отлили им пушки и ядра! Пугачевцы-уральцы бились за свободу народа.

Русские пушки разбили стены немецкой столицы в 1760 году. Они заставили надменного врага покорно отдать в руки русским генералам ключи от павшего Берлина. Уральцы отлили эти пушки и в рядах русских войск штурмовали стены Берлина...

Наш златоустовский булат известен всему миру. С ним скакали в атаки биться за счастье народа конники-башкиры под водительством Салавата, сына Юлаева. С ним неслись на немца в годы первой мировой войны лихие донцы, кубанцы и уральцы... Вспомните, товарищи, как доблестные уральские и сибирские стрелки крепко били войска германского кайзера.

Славой легендарных подвигов овеяны красные знамена уральских партизан и красногвардейцев. Эти гордые знамена никогда не склонялись в бою. Не жалели крови наши отцы в боях за Советскую власть, за счастье народа.

В боях с ненавистным врагом умножайте славу Урала, — обращался народ к своим посланцам, — будьте смелы и храбры, отважны и умелы. Идите в святую битву, товарищи! И на непроницаемой уральской стальной броне, в жерлах пушек и пулеметов несите проклятому фашисту нашу лютую ненависть. Пронзите его свинцовым ливнем пуль и снарядов, раздавите его металлом гусениц.

И пусть ваше сердце не знает покоя, и пусть ваша рука не знает устали, пока хоть один захватчик стоит своей поганой ногой на нашей советской земле... Бейтесь умело и храбро везде, где укажет вам партия. Бейтесь так, чтобы ярче возгорелось имя, написанное на башнях ваших танков, чтобы в боях [476] и сражениях завоевали вы почетное наименование гвардейского особого корпуса. Вести о присвоении гвардейского звания мы ждем от вас...

Если надо будет металла больше, пойдут уральские старики горняки и геологи искать открытые богатства гор. Они объявятся во множестве. Недаром люди назвали наши горы Уралом, что значит — земля золотая. Спустятся в рудники горняки-рудокопы и достанут из тайников земли всякие руды. Шахтеры нарубают уголь и подадут его на-гора. Металлурги расплавят руду и сварят лучшие в мире чугун и сталь. Кировцы сделают могучие танки. Пушкари и оружейники изготовят пушки, автоматы, минометы, пулеметы. Все пошлем, все доставим родным советским воинам. На переднем крае, в дыму сражений, чувствуйте рядом с собой весь Урал — огромный военный арсенал Родины, кузницу грозного оружия...»

Добровольцы корпуса приняли клятву перед земляками.

Боевое крещение добровольческий корпус получил в Орловской операции на Курской дуге. В ту пору среди гитлеровцев распространился ужасающий слух о появлении на фронте советской дивизии «черных ножей».

«Шварце мессер — унс капут (черный нож — нам конец) «, — говорили пленные фашисты. Дело в том, что уральцы, снаряжая в поход своих земляков, подарили им златоустовские ножи, предназначенные для бытовых солдатских нужд. Эти сувениры стали в глазах запуганных гитлеровцев признаком наших «особых» войск, исключительно отважных и беспощадных.

Что касается беспощадности, то это, как говорят, у страха глаза велики, а вот отваги, храбрости и мужества воинам корпуса, как и других наших частей и соединений, занимать не приходилось. В рядах соединения выросло более тридцати Героев Советского Союза, тысячи воинов удостоились орденов и медалей. Уральцы-добровольцы блеснули своими высокими бойцовскими качествами и в сражении за Львов.

Надо сказать, что традиции добровольческого соединения унаследовали и достойно продолжают ныне воины нового поколения. По-прежнему оно пополняется уральцами, сыновьями и внуками тех бойцов и командиров, которые завоевали добрую славу соединению.

Среди освободителей Львова мне хотелось бы назвать отважного командира 56-й гвардейской танковой бригады нашей армии полковника Захара Карповича Слюсаренко, ставшего впоследствии генералом, дважды Героем Советского Союза. Я хорошо знаю его по фронтовым делам и послевоенной службе. До начала минувшей войны он прошел хорошую школу боевой выучки в 4-й Киевской отдельной танковой бригаде, которая [477] была непосредственно подчинена командарму первого ранга Ионе Эммануиловичу Якиру. Девиз талантливого советского военачальника: «В бой идут не для того, чтобы лечь костьми, а для того, чтобы разбить врага. Но, спасая товарищей и честь Родины, не думают о своей жизни, и надо стараться любой ход ротой обратить в ход полком», — этот девиз командарма стал и девизом его питомца — З. К. Слюсаренко.

По земле Украины ему довелось пройти дважды. В первые дни Великой Отечественной руководимый им отдельный тяжелый танковый батальон вел ожесточенные оборонительные бои в районе Бродов. Потом он участвовал в боях под Полтавой и Харьковом, Фатежем и Курском, Ефремовом и Тулой.

Говоря о Захаре Карповиче, я обычно вспоминаю слова известной песни о том, что смелого пуля боится, смелого штык не берет. Однажды снаряд разорвался совсем неподалеку от него, а Захар Карпович отделался лишь легким ранением: осколок оторвал ему три пальца на руке. Не успев долечиться, он возвращается в строй и снова вместе с бойцами бывает на наиболее трудных и опасных участках сражений. В одном из них вражеская пуля угодила в орден комбрига, благодаря чему он и остался жив. А сколько было других, самых невероятных ситуаций, из которых офицер вновь и вновь выходил невредимым!

Как-то раз, оказавшись зажатым на своем НП вражескими танками, Слюсаренко вызвал огонь наших артиллеристов на себя, чтобы не попасть в плен. Но танкисты бригады вовремя выручили своего любимого командира.

Неувядаемой ратной славой покрыли себя воины гвардейской бригады З. К. Слюсаренко и в боях на подступах к Львову, в борьбе за город. Это было победное возвращение танкистов к западным границам Украины.

Ныне подвиги многих и многих освободителей Львова воплощены в величественных мемориалах, в памятниках и обелисках, у подножия которых пылает Вечный огонь памяти.

Каждый раз, когда мне доводится бывать во Львове, я стараюсь вновь и вновь вглядеться в его памятники, вспомнить его освободителей, в руки которых Отчизна вложила тяжкий меч возмездия для врагов. И каждый раз невольно приходят на память удивительно точно выражающие нашу горячую любовь к солдатам-патриотам слова, выбитые на граните мемориального комплекса в Волгограде, о том, что все эти герои были простыми смертными, что железный ветер бил им в лицо, а они все шли и шли вперед в своем неистребимом стремлении добиться победы над врагом.

Памятники живут дольше, чем люди. Но именно люди, только люди, говорит народ, дают бессмертие всему, чего касается их подвиг. [478]

За Перемышль

Одновременно со сражением за Львов не менее ожесточенные бои развернулись за Перемышль, запирающий выход в долины Венгрии и к Восточной Польше. Этот город еще к началу цервой мировой войны был превращен австрийцами в мощную, первоклассную крепость, где имелось 15 фортов (более половины из них с бронебашнями) и 25 укрепленных опорных пунктов, расположенных на 45 км по периметру. В крепости было размещено более тысячи орудий, австро-венгерский гарнизон ее составлял тогда около 130 тысяч человек. Русская армия в 1914 — 1915 годах дважды штурмовала город и, сломив в упорных, многодневных боях сопротивление австро-венгерских войск, овладела им, пленила почти весь гарнизон, захватила большую часть его артиллерийского вооружения. Тогда это был довольно крепкий орешек. В эту войну Перемышль также был превращен гитлеровцами в очень сильный опорный пункт. Резко пересеченный рельеф местности, господствующие высоты в районе крепости, а также река Вяр в сочетании с разветвленной сетью дорог давали большие преимущества для обороняющейся стороны. Фашистские войска, используя эти укрепления, создали здесь крепкую оборону.

С запада и северо-запада, из района Ярослава, на Перемышль наступали части 1-й гвардейской танковой, 13-й общевойсковой армий и группа генерала В. К. Баранова. С востока, из района Мостиски, наступали наш 6-й гвардейский танковый корпус, 91-я отдельная танковая бригада и 50-й мотоциклетный полк.

Вместе с командиром корпуса мне довелось участвовать в организации и руководстве этими боями. Для успешного решения задачи необходимы были стремительность действий и, я бы сказал, исключительная собранность каждой части, каждого подразделения. Предусматривалось, что в то время, как главные силы корпуса будут штурмовать Перемышль, 91-я отдельная танковая бригада полковника В. И. Тутушкина вместе с 50-м мотоциклетным полком должны освободить населенные пункты Нижанковицы, Добромиль и Хыров, расположенные южнее города-крепости.

Наступление на Перемышль началось вечером 24 июля. К утру следующего дня передовой отряд корпуса — 53-я гвардейская танковая бригада полковника В. С. Архипова, наступая вдоль шоссе Мостиска — Перемышль, овладела районным центром Медыка и вступила в бой за переправу через реку Вяр, открывавшую прямой путь к Перемышлю. Противник успел взорвать мост и вел ураганный огонь из сорока восьми орудий и трех бронепоездов. Значительная часть огневых средств гитлеровцев находилась на западной, возвышенной окраине города. [479] С тех позиций хорошо просматривались восточные обводы крепости, к которым подступали наши войска, и огонь противника был достаточно эффективен. Наше наступление приостановилось. Стало ясно, что взять Перемышль с ходу невозможно. Мы начали готовиться к решающему штурму города.

При организации штурма мы руководствовались указаниями генерал-полковника П. С. Рыбалко, которые он изложил в своем письме на имя командира 6-го гвардейского танкового корпуса. В нем говорилось, что, подтянув пехоту к городу, необходимо произвести детальную разведку, выявить наиболее опасные точки противника, для разведки использовать партизан, которые хорошо знали Перемышль и подступы к нему.

В частях были созданы штурмовые группы, пополнены запасы снарядов и горючего. Уточнялись задачи, налаживалось взаимодействие. В течение 26 июля были подтянуты артиллерия корпуса и приданные нам артиллерийские подразделения.

Мы хорошо понимали, насколько сложно взять город-крепость. И войска готовились к этому всесторонне, хотя времени было в обрез.

В ходе подготовки штурма Перемышля командование корпуса весьма тщательно изучило подступы к городу, систему огня противника. Генерал-майору В. В. Новикову и мне довелось побывать почти во всех соединениях и частях, организуя их взаимодействие.

Припоминается в связи с этим один небезынтересный эпизод. Штаб 53-й гвардейской танковой бригады полковника В. С. Архипова временно разместился в одном из фортов на внешнем восточном обводе города-крепости. Уточнив с комбригом предстоящие задачи, мы разговорились о том, что в этих местах проходили когда-то боевые пути русского воинства и надо бы командирам и политработникам частей и подразделений побеседовать об этом с личным составом. Слава нашего оружия должна быть продолжена, тем более что сила его неизмеримо возросла, умножена благородными целями освободительной миссии.

Полковник В. С. Архипов заметил при этом, что волею судьбы ему приходится воевать как раз там, где почти тридцать лет назад пролегала солдатская дорога его отца. В Перемышле Архипов-старший был в первую мировую войну, когда австрийцы, разгромленные в Галицийской битве, вынуждены были оставить город под натиском русской армии. И вот теперь сыну бывшего солдата, офицеру Красной Армии, предстоит принести городу свободную жизнь.

— Удачное совпадение, — ответил я Василию Сергеевичу, — путь на Перемышль проторен отцом, — значит, сыну будет легче одолеть этот путь, подобрать ключ к обороне города, хотя дело это очень и очень сложное. [480]

...В ночь на 27 июля небо над Перемышлем озарилось орудийными вспышками, ярким светом ракет. После короткого, но интенсивного артиллерийского налета части корпуса начали штурм. Бой в городе продолжался всю ночь. Гвардейцы 53-й танковой бригады Героя Советского Союза В. С. Архипова и 22-й мотострелковой бригады полковника Н. Л. Михайлова наступали с востока, остальные силы корпуса, совершив обходной маневр, действовали с юго-запада.

Утром па северную окраину Перемышля ворвались части 11-го гвардейского танкового корпуса 1-й гвардейской танковой армии генерал-полковника М. Е. Катукова и 25-го танкового корпуса конно-механизированной группы генерал-лейтенанта В. К. Баранова, В боях за город отличились также 287-я стрелковая дивизия генерал-майора И. Н. Панкратова, 2-я гвардейская кавалерийская дивизия генерал-майора X. Д. Мамсурова, 33-я пушечная артбригада полковника Ф. В. Куликова и другие соединения и части.

Умножил свою славу в этих боях и наш 6-й гвардейский танковый корпус, находившийся на острие наступления танковой армии. Ратная история гвардейского соединения, как и многих других, исключительно богата славными традициями, а личный состав его не раз был испытан в сражениях. Начало свое он ведет от 12-го танкового корпуса. Формировался с конца мая 1942 года в Москве и ее окрестностях, а затем в Тульской области.

Боевое крещение корпус, первым командиром которого был генерал-майор С. И. Богданов, получил в августе 1942 года в районе города Козельск. Он участвовал в Харьковской наступательной операции, был отмечен благодарностью Верховного Главнокомандующего. От Кантемировки через Харьков и далее на запад соединение прошло с боями около 700 км, разгромило во взаимодействии с другими частями 2-ю венгерскую армию, 8-й итальянский корпус. Доблестью отмечены ратные дела воинов корпуса и в Орловской операции. Соединению, как и другим войскам, участвовавшим в освобождении Орла, салютовала Москва, ему было вручено гвардейское Знамя. Боевой опыт корпуса был, как уже известно, умножен при форсировании Днепра, в Киевской операции. Говорю об этом с гордостью, считая соединение родным, в его рядах я воевал за освобождение братской Украины, а затем и Польши.

Перемышль также стал важной вехой в боевой летописи гвардейского танкового соединения.

Противник оставил в городе-крепости 48 орудий, большое количество военных складов, а на станции 3 бронепоезда, более 10 эшелонов с грузами. Взорвав за собой мосты, враг бежал. В период боев за Перемышль наши части захватили станцию Нижанковицы. Сюда устремились танки с надписью «Радянська [481] Житомирщина», которые 91-я отдельная танковая бригада получила (30 боевых машин) от трудящихся Житомирской области незадолго до начала Львовско-Сандомирской операции. Их появление на станции было неожиданным, ошеломленные гитлеровцы были в панике. Танкисты рассказывали позже: «В Нижанковицах надрывались немецкие телефоны. Из города Хыров от наших военных переводчиков, которые подслушивали вражеские переговоры, добивались, чтобы они сообщили, где русские. Мы отвечали: «Ждите, скоро будвiм у вас». И действительно, через несколько часов города Хыров и Добромиль были освобождены от оккупантов.

В боях за эти города было продемонстрировано четкое взаимодействие всех родов войск, их летопись пополнилась многими примерами мужества, отваги и героизма.

При штурме Перемышля смертью храбрых пал командир 22-й гвардейской мотострелковой бригады 6-го гвардейского танкового корпуса гвардии полковник Н. Л. Михайлов. Это был храбрый, способный офицер. Бригада под его командованием участвовала во многих операциях и нанесла врагу значительный урон. За отличное выполнение боевых заданий бригада удостоилась звания гвардейской и почетного наименования Фастовской. Ее боевое Знамя украсили два ордена. 23 сентября 1944 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, гвардии полковнику Н. Л. Михайлову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Вскоре после овладения Перемышлем мы понесли другую тяжелую утрату. В боях на реке Вислок был убит командир 70-й механизированной бригады Герой Советского Союза полковник М. С. Новохатько. Как и многие офицеры 3-й гвардейской танковой армии, я давно знал Михаила Степановича по совместной службе, по боям и походам. С полным правом могу назвать его одним из мужественных представителей советских танкистов, до самозабвения преданных нелегкому ратному делу. Он прошел большой и славный боевой путь.

Близко мы познакомились с ним, когда Михаил Степанович встал во главе 51-й танковой бригады. Бойцы уважали и любили его не только за организаторское умение, но и за веселый, общительный характер, за смелость и храбрость. Случалось так, что за провинности кого-либо из солдат бригады крепко доставалось ее командиру. Но он никогда не помнил зла, верил в человека, старался помочь оступившемуся или совершившему ошибку своим вниманием и строгой добротой.

За несколько месяцев командования 70-й механизированной бригадой он горячо полюбился и ее личному составу. И после своей гибели Герой Советского Союза М. С. Новохатько [482] незримо находился в боевом строю соединения, которое доблестно прошло свой путь до Берлина и Праги.

Благодарные жители польского города Пшемысль (Перемышль) ныне воздвигли Героям Советского Союза гвардии полковникам Н. Л. Михайлову и М. С. Новохатько памятник, который стал одним из вечных символов нерушимой советско-польской дружбы, скрепленной кровью патриотов-интернационалистов.

Эти подвиги, можно сказать, свершились на моих глазах. Я видел их рождение, шаги этих людей к бессмертию.

Но там, на подступах к Перемышлю, мне довелось видеть и другое. То, о чем человечество с содроганием заговорило в дни Нюрнбергского процесса. Мне пришлось видеть одну из самых зловещих картин войны — кровавые зверства гитлеровцев, перед которыми мрачнеют изуверства средневековой инквизиции.

Километрах в трех южнее Перемышля, в селе Пикулицы, наши части освободили так называемый лагерь-«лазарет» для тяжелораненых советских военнопленных. Он представлял собой типичный образец фабрики физического уничтожения наших людей. Я и теперь не могу без содрогания вспоминать эту жуткую картину. В бараках, обнесенных колючей проволокой, на голых деревянных двухъярусных нарах, в каком-то невероятном подобии одежды, а то и без нее, лежали тяжелораненые и больные — скелеты, обтянутые желтой кожей. В этом лагере, с издевательской добавкой «лазарет», в диких условиях содержалось более 1400 человек. Люди находились в крайней степени истощения, едва могли передвигаться. Немало было таких, которые от систематического голодания потеряли даже дар речи.

Ни о каких мало-мальски сносных санитарных условиях нельзя было и говорить. Содержавшихся в лагере в баню водили один раз в три месяца. Массовое распространение получили кишечно-желудочные заболевания и туберкулез. Огромной была смертность. Раненых и больных гитлеровцы беспощадно избивали, подвергали уничтожению и оскорблению даже за сбор травы в пищу.

Медицинский персонал лагеря состоял из советских военнопленных — врачей, фельдшеров и санитаров, которые сами чудом исцелили свои раны и старались облегчить горькую участь тяжелобольных и раненых, заботливо врачевали их.

Мне довелось накоротке поговорить с одним из наших врачей, работавших в лагере. В плен он попал в сорок первом, получив тяжелое ранение. Сколько времени его «лечили», он не помнил. Это было время чуть ли не сплошного беспамятства и адских мук. И только живое участие товарищей помогло ему вырваться из цепких рук смерти. Как и другие, содержавшиеся [483] в лагере, военврач был истощен и обессилен. Он с трудом выговаривал слова и никак не мог поверить, что наконец-то пришло спасительное освобождение.

Кровь закипала в жилах от всего увиденного и услышанного в этом лагере-«лазарете». Да и не только в нем. Мы, фронтовики, были очевидцами многих зверств и злодеяний фашистов на временно оккупированной ими территории. Они, изощренные в издевательстве над славянскими и другими народами, покрыли захваченные страны коричневой паутиной лагерей самого различного назначения: концентрационных и трудовых, пересыльных и еврейских, для военнопленных и штрафных... На Украине они создали 10 только крупных лагерей для военнопленных, порядки в которых, как и во всех других, обусловливались расовой концепцией фашизма о том, что славяне являются низшей расой и поэтому любые меры по отношению к ним оправданы. Военнопленные ставились в лагерях вне закона и вне международного права. Зверские издевательства над ними были продолжением преступной политики гитлеровцев, направленной на массовое уничтожение советских людей на захваченной ими территории.

В этом отношении типичным был террористический режим в лагере для советских военнопленных в городе Славута Хмельницкой области. Лагерь именовался гросслазаретом Славута. В нем постоянно находилось около 18 тысяч тяжело и легко раненных и больных. Немецкие «врачи» преднамеренно распространяли среди них инфекционные заболевания. От голода, расстрелов, болезней и непосильного труда только за два (1941 — 1943) года здесь погибло 200 тысяч советских военнопленных.

Массовое, нередко поголовное уничтожение советских военнопленных подтверждали сами главари фашистского рейха. Обер-палач Гиммлер цинично заявил, в частности, в своем выступлении в октябре 1943 года перед высшими чинами полиции и фашистской партии: «То, что военнопленные десятками и сотнями тысяч умирали от голода и истощения, сейчас вызывает сожаление, так как при этом терялась рабочая сила; однако, рассматривая это в масштабах поколений, в этом раскаиваться не стоит»{119}.

То, что предстало перед нами на подступах к Перемышлю и в самом городе, отозвалось острой болью в сердцах гвардейцев, всех наших воинов новым приливом неистребимой ненависти к злобному и коварному врагу. В частях, где это было возможно, накоротке состоялись митинги и собрания-летучки, на которых командиры, политработники и бойцы выразили чувство гнева и неукротимого стремления гнать вражеские войска [484] все дальше и дальше на запад, крушить о уничтожать их, освобождая оккупированную ими территорию.

Получив донесение о столь быстром освобождении Перемышля, генерал П. С. Рыбалко поначалу усомнился в полной объективности информации. По его предположению, могло случиться так, что в черте города завязались затяжные бои и командиры бригад, уверенные в их скором успехе, поторопились донести о полном освобождении Перемышля. Поэтому Павел Семенович несколько помедлил, прежде чем передать радостную весть в штаб фронта.

В полдень 27 июля на южную окраину Перемышля, где я находился в одной из частей нашего корпуса, прибыли два офицера связи из штаба фронта. Они сообщили, что в штабе стало известно об освобождении города, но командарм П. С. Рыбалко почему-то не доложил об этом. Маршал И. С. Конев направил офицеров связи для выяснения обстановки на месте.

Я дал им копию своего донесения, которое уже было отправлено командиру 6-го гвардейского танкового корпуса генералу В. В. Новикову. В нем указывалось, что корпус овладел юго-восточной частью Перемышля, до реки Сан, и соединялся с передовыми частями 1-й гвардейской танковой армии. Разобравшись в обстановке, офицеры убыли, о чем я доложил В. В. Новикову, получив от него приказание оставаться в Перемышле в качестве старшего начальника в гарнизоне.

Вечером того же дня начальник штаба 6-го гвардейского танкового корпуса полковник С. В. Лебедев вызвал меня к телефону и передал приказание генерала В. В. Новикова немедленно прибыть в штаб корпуса, который размещался в нескольких километрах восточнее Перемышля, в местечке Седлиска, в уцелевшем фортификационном сооружении. Доложив обстановку в освобожденном городе, я получил от комкора указания о дальнейших боевых действиях. Василий Васильевич был крайне утомлен. Было похоже, что он приболел. Но всем своим видом давал понять, что не приемлет никакого сочувствия, я старался держаться бодрее.

— Скоро будут передавать по радио приказ Верховного, — торжественно объявил Василий Васильевич. — Подумайте, как известить об этом весь личный состав. Приказ этот — хороший боезапас для солдата.

После знакомых позывных Москвы мы услышали восторженный голос диктора, возвещавший о том, что нами пройдено и завоевано, что «войска 1-го Украинского фронта, форсировав реку Сан, прорвали оборону противника и в результате обходного маневра танковых соединений, конницы и пехоты овладели городом а крепостью Перемышль и городом Ярослав — важными [485] узлами коммуникаций и мощными опорными пунктами обороны немцев, прикрывающими пути на Краков». Части и соединения, наиболее отличившиеся в боях, приказывалось представить к присвоению почетных наименований и к награждению орденами.

Весть, конечно, была окрыляющей. Но в приказе, где назывались фамилии командармов, нескольких командиров бригад нашего корпуса, отличившихся при штурме Перемышля, почему-то отсутствовала фамилия комкора В. В. Новикова.

Василий Васильевич был удивлен и взволнован. Объясняя, чем это вызвано, он подчеркнуто сказал мне:

— Не за свою персону пекусь. Вы это хорошо знаете. Гвардейцы должны были услышать ободряющее слово не только о своих родных бригадах, но и о своем родном корпусе. Это всегда поднимает боевой дух. Да и как поднимает! Вот о чем пекусь, Иван Игнатьевич.

Комкор тут же приказал соединить его с П. С. Рыбалко.

— Павел Семенович, — возбужденно говорил Новиков, — разве наш корпус не участвовал в освобождении Перемышля? Почему он не назван в приказе Верховного?

— Я тоже переживаю, Василий Васильевич, — послышался голос командарма. — Это какое-то недоразумение.

В. В. Новиков попросил меня выйти, решив, очевидно, продолжить разговор наедине. Я тотчас оставил его и направился к начальнику штаба корпуса полковнику С. В. Лебедеву. Посетовав на то, что генерала Новикова не назвали в приказе, Лебедев посоветовал немедленно позвонить командарму и доложить ему обстановку в освобожденном Перемышле.

Генерал Рыбалко, внимательно выслушав доклад, поблагодарил меня за успешное выполнение боевой задачи и поздравил с награждением орденом Красного Знамени. Он сообщил также, что Василий Васильевич Новиков заболел и нуждается хотя бы в небольшом отдыхе. Мне приказывалось временно исполнять его обязанности.

Командарм пожелал успеха и добавил:

— Приказ о дальнейших действиях корпуса вам будет направлен немедленно. Завтра в пять ноль-ноль вы должны выступить в направлении Каньчуга, Кольбушова, Баранув. О выступлении доложите.

Около 23 часов приказ командарма был уже в штабе корпуса. Вместе с С. В. Лебедевым мы подготовили необходимые указания комбригам и проект приказа по корпусу. Глубокой ночью прибыли к генералу Новикову. Он ходил вокруг своей палатки, о чем-то сосредоточенно думал. Выслушав доклад о приказе командарма и новой боевой задаче, Василий Васильевич рассмотрел подготовленные нами документы, подписал их. [486] Мне было приказано находиться в левофланговой 51-й гвардейской танковой бригаде. Комкор назвал место, где будет находиться сам. Он словно забыл о своем недомогании. Сердце старого солдата не хотело покоя.

Вбит прочный клин

К 27 июля был завершен первый, решающий этап Львовско-Сандомирской операции. За это время войска фронта продвинулись на глубину до 200 км в полосе шириной свыше 400 км, нанесли вражеской группировке тяжелое поражение и в основном завершили освобождение западных областей Украины.

В результате освобождения Львова и Перемышля — этих важных узлов сопротивления противника — наши войска лишили гитлеровцев возможности организовать подготовленную оборону по реке Сан и создали благоприятные условия для дальнейшего развития наступления. Предстоял нелегкий путь дальше на запад — к Висле.

Мощным ударом советских войск группа армий «Северная Украина» была рассечена на две части. Одна группировка войск (4-я танковая армия) в составе десяти дивизий и четырех бригад штурмовых орудий в 110-километровой полосе в беспорядке отходила за Вислу. Другая — остатки 1-й немецкой танковой и 1-й венгерской армий, объединенных в армейскую группу «Раус», — поспешно откатывалась к Карпатам. Разобщенность этих вражеских группировок и наличие крупного плацдарма на реке Сан, севернее Перемышля, создавали советским войскам благоприятные условия для завершения разгрома вражеской группы армий «Северная Украина» и достижения конечной цели операции.

Этому способствовала и обстановка в полосах соседних фронтов. Войска левого крыла 1-го Белорусского фронта овладели Люблином, Демблином и подходили к Висле; войска 2-го и 3-го Украинских фронтов готовились к нанесению удара по группе армий «Южная Украина».

Немецко-фашистские войска, изгнанные из Белоруссии и почти всей Украины, стремились удержать в своих руках Польшу и не допустить Красную Армию на территорию Германии. Фашистское командование, решив закрепиться на Висле, начало стягивать сюда войска с других участков советско-германского фронта, а также из Франции и Германии.

В этих условиях необходимо было, чтобы войска 1-го Украинского фронта без оперативной паузы продолжали развивать наступление на всех направлениях. Только в этом случае можно было сорвать намерение гитлеровцев создать прочную оборону на Висле и в Карпатах. [487] Учитывая предстоящие тяжелые бои, а также понесенные потери и имевшийся ранее некомплект техники, командование фронта запросило у Верховного Главнокомандующего пятьсот танков Т-34, пятьдесят ИС-122, пятьдесят ИСУ-152, а также восемьдесят СУ-76{120}. Такая материальная поддержка могла бы значительно усилить мощь фронта и его боевые возможности.

При планировании дальнейших действий командование фронта учитывало такой немаловажный фактор, как возросшее политико-моральное состояние наших войск и некоторое ослабление его у противника. Наше наступление, разгром бродской группировки врага подействовали на гитлеровцев ошеломляюще. У вражеских солдат и офицеров усилилась боязнь окружения, танкобоязнь, часты были случаи массовой сдачи в плен. Немецкое командование вынуждено было издать ряд приказов о суровом наказании тех, кто будет оставлять свои позиции. С солдат и унтер-офицеров брались письменные клятвы о том, что они будут сражаться до последнего.

Немалое число старых немецких солдат, вернувшихся в свои части из госпиталей, а также ограниченно годных, служивших ранее в тылу, а теперь брошенных в бой, устали от войны, хотели покончить с ней, не считаясь даже с поражением Германии. Молодое пополнение, состоявшее в значительной части из членов гитлерюгенда, не имело достаточного боевого опыта. Большое деморализующее влияние на личный состав немецких частей и соединений произвели события в самой Германии, связанные с покушением на Гитлера.

Активную работу по разоблачению преступлений нацизма вели немецкие коммунисты, члены созданного антифашистами комитета «Свободная Германия».

Все это подрывало моральный дух фашистских войск. Наше наступление привело также к ослаблению действующих соединений противника.

Тем не менее противостоящие вражеские войска были достаточно боеспособны, многие солдаты и особенно офицеры в массе своей продолжали фанатично выполнять приказы гитлеровского командования на поле боя и представляли собой силу, способную к активному сопротивлению.

Командующий фронтом, оценив состояние своих войск и войск противника, пришел к выводу о возможности дальнейшего наступления. Свои соображения он доложил в Ставку Верховного Главнокомандования. Согласно замыслу командования фронта войскам предстояло довершить разгром львовско-дрогобычской группировки противника, уничтожить подходившие резервы, форсировать Вислу и овладеть районом Ченстохов, Краков. Эту цель предполагалось осуществить нанесением [488] двух одновременных ударов главных сил фронта на кельненском и краковском направлениях.

Верховное Главнокомандование в принципе одобрило соображения командования фронта, обратив особое внимание на важность первоначального сосредоточения основных усилий на захвате плацдармов на реках Висла и Вислока и разгроме фланговых группировок противника. 27 июля оно уточнило и конкретизировало задачи фронту. Ему было приказано силами 13-й и 1-й гвардейской танковой армий Н. П. Пухова и М. Е. Катукова не позднее 1 — 2 августа форсировать Вислу и захватить плацдарм на участке Сандомир, устье Вислоки, с тем чтобы использовать его в первую очередь для удара на север и обеспечить выход к реке и ее форсирование танковыми и механизированными соединениями армии П. С. Рыбалко. На этом же направлении должны были действовать 3-я и 5-я гвардейские армии В. Н. Гордова и А. С. Жадова и конно-механизированная группа С. В. Соколова. Войска центральной группировки фронта в это время должны были подойти к реке Вислока и овладеть городами Санок, Дрогобыч, Долина, а войска левого крыла — захватить и удерживать перевалы через Карпаты и развивать наступление в Средне-Дунайскую низменность. Поддержка боевых действий наземных войск с воздуха возлагалась на 2-ю воздушную армию С. А. Красовского.

Основные события развернулись на сандомирском направлении. Здесь очень сложно было создавать наступательную группировку войск. В ходе боев пришлось повернуть с львовско-перемышленского на сандомирское направление две танковые и две общевойсковые армии. В брешь во вражеском фронте на этом направлении был выдвинут вначале 31-й танковый корпус генерал-майора В. Е. Григорьева из состава конно-механизированной группы, а затем обе танковые армии, которые уже через три дня после освобождения Львова вышли в район Сандомира.

Сражение за Вислу весьма поучительно. Оно включает самые разнообразные виды боевой деятельности войск: преследование при выходе к реке, форсирование, расширение плацдарма и отражение сильных контрударов противника, закрепление захваченных рубежей.

Нашим войскам предстояло преодолеть реку, ширина которой в районах переправ достигала 250 — 400 м, а глубина 2,5 — 4 м. Заранее были намечены полосы и участки форсирования для армий и соединений, распределены переправочные средства, без умелого и продуманного использования которых нельзя было ожидать успеха. Более того, следовало позаботиться, чтобы эти средства не отстали от войск при выходе к реке. Требовалось организовать разведку, действия передовых отрядов, зенитное и авиационное прикрытие переправ, поддержку [489] войск на плацдарме. Главная задача заключалась в том, чтобы в короткие сроки форсировать водную преграду, захватить на противоположном берегу плацдарм и сосредоточить на нем сильную группировку войск, способную безостановочно вести решительное наступление.

Войска фронта имели богатый опыт форсирования водных преград. Успех их преодоления зависел от учета многих факторов, в том числе и от правильного выбора времени суток для форсирования. Помню, нередко делалось так, что первые отряды пехотинцев с пулеметами, минометами и орудиями переправлялись не утром и ночью, а вечером, до захода солнца. Выбор этого времени был наиболее удачен потому, что противник свой отход на новый оборонительный рубеж, в том числе и на противоположный берег реки, обычно начинал с наступлением темноты и за ночь готовил там систему огня. Вот тут-то и важно было нарушить его планы. Переправляясь вечером, наши передовые подразделения не давали противнику возможности оторваться от их преследования, ускользнуть из-под удара и организовать сопротивление. В то же время наши командиры успевали накоротке разведать местность на противоположном берегу и создать оборону для обеспечения переправы основных сил.

Так было в большинстве случаев и при форсировании Вислы. 29 июля передовые части наших армий вышли к реке. Первыми преодоление ее у села Седлещаны, под Баранувом, начали в 18 часов 30 минут части 350-й стрелковой дивизии генерал-майора Г. И. Вехина.

Одними из первых в районе Баранува оказались также разведчики 19-й гвардейской мотострелковой бригады, которыми командовал Герой Советского Союза гвардии старший лейтенант Владимир Подгорбунский. Об этом лихом, необычайной храбрости офицере, воспитаннике читинского детдома, на фронте ходили легенды. Рассказывая о нем, бойцы говорили, что таким людям, как Подгорбунский, можно было бы носить кольчугу из дерева, потому что сердце у него из стали.

Солдатская молва при жизни сделала его неуязвимым для врага. Утверждали, что он не любил ходить в разведку с большой группой, всегда действовал по суворовскому правилу — бить врага не числом, а умением. И действительно, например, еще при штурме Казатина его разведгруппа состояла всего из восемнадцати человек, но дела ее были по-настоящему громкими. За четыре дня боевых действий она уничтожила в тылу врага три танка, семь орудий, двенадцать бронетранспортеров, около трехсот фашистских солдат и офицеров, захватила необходимое число «контрольных» пленных, одно орудие, до пятидесяти автомашин и продовольственный склад. [490]

Не менее дерзкими и смелыми были действия разведчиков Подгорбунского и при форсировании Вислы. Дозор совместно с саперами из 350-й стрелковой дивизии вырвал буквально из-под носа у противника паром и к исходу 29 июля переправил на нем взвод автоматчиков на противоположный берег реки. Они обеспечили форсирование водной преграды передовым мотострелковым подразделениям.

К водному рубежу стали подходить и соединения 3-й гвардейской армии, взаимодействовавшие с конно-механизированной группой генерал-лейтенанта С. В. Соколова. Передовые части захватили три небольших плацдарма. Один из них, у местечка Юзефув, «освоил» с небольшой группой бойцов командир 2-го батальона 899-го стрелкового полка 197-й стрелковой дивизии капитан А. Т. Алтунин (ныне генерал-полковник, начальник Гражданской обороны СССР — заместитель Министра обороны СССР). Поздним вечером 29 июля под жестоким вражеским обстрелом из орудий и минометов, под огнем снайперов им удалось форсировать Вислу, не потеряв ни одного человека. Группа смельчаков, закрепившись на берегу, обеспечила переправу и высадку десанта с других лодок, засекла огневые точки противника, координаты которых были немедленно переданы по радио нашим артиллерийским и минометным дивизионам для подавления.

Когда на левый берег переправилось около 70 бойцов, капитан А. Т. Алтунин организовал огневое обеспечение форсирования реки другими подразделениями. Благодаря разумной расстановке сил, батальон преодолел Вислу в минимальный срок и получил тактический успех. За личную храбрость и умелое командование батальоном капитану А. Т. Алтунину было присвоено звание Героя Советского Союза.

Сопротивление врага на занятых нашими частями плацдармах в полосе действий 3-й гвардейской армии было ожесточенным, и расширить их сразу не удалось.

Успешнее действовали армии Н. П. Пухова, М. Е. Катукова и П. С. Рыбалко. В районах севернее и западнее Баранува 350-я и 162-я стрелковые дивизии Г. И. Вехина и А. О. Муратова во взаимодействии с передовыми отрядами танковой армии М. Е. Катукова захватили плацдарм на Висле. Вслед за соединениями 13-й и 1-й гвардейской танковой армий 1 августа к форсированию Вислы приступили и соединения армии П. С. Рыбалко.

Наш 6-й гвардейский танковый корпус подошел к Висле, в район Баранува, днем раньше. Переправы были заняты частями 1-й гвардейской танковой армии, и генерал В. В. Новиков приказал мне организовать форсирование реки передовыми частями корпуса вначале на лодках, подручных средствах, а потом на паромах. К вечеру на наш участок переправы прибыли [491] начальник инженерных войск фронта генерал-лейтенант И. П. Галицкий и начальник инженерных войск 3-й гвардейской танковой армии полковник М. П. Каменчук. Выслушав мой доклад о подготовке к форсированию и высказав удовлетворение ее ходом, они выделили на помощь нам инженерные подразделения, что значительно ускорило дело.

Едва Галицкий и Каменчук убыли от нас, как на район переправы противник обрушил авиационный и артиллерийский удар. Вода буквально кипела от взрывов вражеских снарядов и авиационных бомб. Истребительная авиация фронта, видимо, тогда еще не успела перебазировать свои аэродромы и пока действовала ограниченными силами. Зенитное прикрытие наших войск порой не было эффективным. Правда, сила вражеских авиационных налетов снижалась тем, что для маскировки наших переправ умело применялись дымовые завесы.

В последующие дни количество наших истребителей, прикрывавших переправы, возросло. Над Вислой разгорелись жаркие воздушные бои. Изменившееся в нашу пользу соотношение сил в воздухе вынудило вражескую авиацию снизить интенсивность действий, а затем и вовсе прекратить налеты на переправы.

Масштабы форсирования нарастали с каждым часом. Непрерывно увеличивалось количество действующих переправ. К 1 августа только одних паромов было около трех десятков, в том числе несколько для переправы танков и другой тяжелой техники. Советские воины при форсировании Вислы проявили много изобретательности, показали образцы мужества и героизма.

Вспоминается несколько эпизодов. Одной из первых переправлялась на западный берег батарея зенитного полка. Этого требовала воздушная обстановка. На середине реки паромы с зенитчиками попали под авиационный налет. От взрыва бомбы в воду упал ящик с прицелом зенитного пулемета. Командир расчета гвардии рядовой Я. Т. Дидок немедленно бросился в воду, достал прицел и с ним переплыл на другой берег. Когда переправу атаковали более 20 немецких самолетов, расчет Дидка сбил «фокке-вульф». От меткого огня зенитчиков загорелось еще несколько самолетов. Враг беспорядочно сбросил бомбы, не причинив большого вреда переправе и войскам.

Или другой случай. Ночью на середине реки лодка с группой наших автоматчиков была пробита и начала тонуть. Ефрейтор Т. Джимов, показывая пример своим боевым товарищам, бросился в воду, с оружием вплавь преодолел Вислу и вступил в схватку с гитлеровцами. Будучи раненным, он не покинул поле боя и лично уничтожил 12 фашистов.

Бесстрашие и находчивость показал на переправе командир пулеметной роты старший лейтенант С. Е. Авдошкин. Руководимое [492] им подразделение форсировало реку на подручных средствах и успешно вело бой на противоположном берегу. В схватке с врагом рота уничтожила до двух взводов солдат и офицеров, подбила восемь автомашин с боеприпасами и продовольствием, захватила три станковых пулемета, взяла в плен двенадцать солдат противника.

В условиях быстро меняющейся обстановки очень важно было своевременно разгадать намерения противника, вскрыть группировку его войск, установить маршруты передвижения частей и подхода его резервов. Наша авиация вела непрерывную воздушную разведку, однако она не могла дать исчерпывающих данных о количестве и наименовании частей, их боеспособности. Поэтому на протяжении всей операции активно велась и наземная разведка.

Для этих целей в зависимости от обстановки применялись самые различные силы и средства. Например, для разведки огневых точек врага использовались танки, бронемашины и бронетранспортеры. Широкое распространение получили подвижные наблюдательные пункты, которые размещались на танках, бронемашинах, мотоциклах. Командиром такого пункта обычно назначался офицер-разведчик. Подвижные наблюдательные пункты следили за действиями противника, за изменением обстановки и информировали о противнике подходившие части. Двигаясь вслед за отступающим противником, они подбирали документы убитых, а иногда брали «языка». Захваченные пленные, как правило, давали командованию ценные сведения.

В тыл врага систематически направлялись группы разведчиков. Особенно эффективно они действовали в период форсирования Вислы и борьбы за расширение сандомирского плацдарма.

С задачей разведки отступающего противника ушел в его тыл и танковый взвод 51-й гвардейской танковой бригады нашего корпуса. В составе взвода был гвардии старшина, удостоенный впоследствии звания Героя Советского Союза, В. Н. Майстренко. Случилось так, что, благодаря боевой инициативе танкистов, действия взвода помогли не только добыть ценные разведданные, но и спасти от разрушения польский город Скальбмеж, предотвратить массовую расправу гитлеровцев над его жителями.

Три советских танка углубились на несколько десятков километров в тыл противника. Радиосвязь с бригадой прекратилась: не хватало мощности танковых радиостанций. Пришлось к утру 4 августа, выполнив одну из задач, вернуться в зону радиослышимости. Приказ — замаскироваться, организовать наблюдение за движением вражеских войск. Ночью — снова в путь. С рассветом следующего дня головной танк подорвался [493] на мине. Оставшиеся в живых из его экипажа пересели на броню командирской машины. Короткий отдых в лесу под Вислицей. Встреча с польскими партизанами. Они просили о помощи; в город, занятый народными мстителями, ворвались гитлеровцы и готовят массовые расстрелы. До Скальбмежа километров тридцать. Связи со своими снова нет. Командир разведгруппы принял решение двигаться вместе с польскими партизанами к городу. Наши танки ворвались в горящий Скальбмеж и подняли панику среди гитлеровцев, которые, очевидно, посчитали, что в город вошла советская танковая часть. Враг поспешно ретировался. Жители Скальбмежа, стихийно собравшиеся на митинг, сердечно благодарили своих освободителей.

К вечеру два наших танка вошли в радиосвязь с командованием бригады и доложили обстановку. Получена новая задача: продолжая разведку, захватить мост и удерживать его до подхода главных сил. Следующий день начался для танкистов трагично. В момент, когда они проходили дефиле, попали под обстрел вражеской батареи и потеряли одну машину. Осталась одна-единственная, за рычагами которой был гвардии старшина Владимир Никитович Майстренко. Ему удалось добраться по лощине до батареи противника. Все орудия были раздавлены гусеницами.

Мост разведчики захватили в полдень 6 августа и удерживали его трое суток, уничтожили из засад колонну вражеских машин. Захваченные трофеи — боеприпасы, противотанковые мины, зенитный пулемет и миномет — пустили в дело, создали крепкую оборону на занятом берегу. Гвардии старшина Майстренко, заменив погибшего командира, организовал отражение атаки пяти фашистских танков и пехотной роты.

И когда к мосту подошли наши части и на запад устремилась колонна краснозвездных машин, у переправы в живых из двенадцати разведчиков-танкистов осталось только двое: Майстренко и стрелок-радист Семен Ветров.

В те трудные дни боев за Вислу отличились воины всех родов войск. Душой форсирования были саперы и понтонеры. Эти неутомимые труженики не только обеспечили переправу главных сил двух танковых и двух общевойсковых армий, но и вместе с другими войсками отражали контратаки врага. Особенно успешно действовали 3-я и 6-я понтонно-мостовые бригады РГК. Их командиры полковники Н. В. Соколов и Я. А. Берзин были удостоены звания Героя Советского Союза.

Организатор и участник форсирования многих водных преград, Ян Андреевич Берзин особо отличился при переправе войск через Вислу. Несмотря на сильный артиллерийско-минометный огонь и почти беспрерывную бомбежку, офицер так наладил дело на переправе, что она действовала без перебоев. На третий день форсирования ему пришлось лично организовывать [494] контратаку против вражеских танков и автоматчиков, прорвавшихся в район переправы. Угроза уничтожения ее была ликвидирована благодаря исключительной распорядительности и мужеству командира бригады.

На главном направлении действий нашего фронта основные задачи второго этапа Львовско-Сандомирской операции, по существу, были выполнены в период с 29 июля по 5 августа. Стремительно преследуя врага, советские войска вышли к Висле, форсировали ее с ходу и захватили в районе Сандомира крупный плацдарм, протяженность которого к этому времени составляла 45 км по фронту и до 25 км в глубину. Этот плацдарм приобрел важное оперативное значение. К исходу 4 августа на нем находились главные силы трех армий.

Танковые корпуса 3-й гвардейской танковой армии{121} во взаимодействии с соединениями 13-й армии вели бои по расширению плацдарма в западном и юго-западном направлениях, а 1-я гвардейская танковая армия — в северном и северо-восточном. В стратегическую оборону врага, на которую он возлагал столько надежд, был вбит прочный клин. Активизировались действия нашей авиации и зенитной артиллерии, которые надежно прикрыли переправы и войска на плацдарме от воздушного противника.

Чтобы понять общую картину боевых действий 1-го Украинского фронта и, следовательно, яснее представить условия борьбы основных его сил на сандомирском плацдарме, необходимо коротко рассказать и о событиях, которые произошли в этот период и на других участках, то есть в центре и на левом крыле.

На подступах к городу Дембица, сильному узлу обороны и крупному промышленному центру Юго-Восточной Польши, который прикрывал пути к Кракову, действовали соединения 60-й армии. Из-за неполной разведки противника, который активно контратаковал, из-за недостаточной артиллерийской поддержки наших наступающих войск и слабого их маневра на поле боя им не удалось с ходу прорвать оборону на этом участке.

Особенно резкими были нарекания командующего этой армией генерал-полковника П. А. Курочкина в адрес 23-го стрелкового корпуса генерал-майора М. Ф. Григоровича. Командарм потребовал от него более решительных действий, смелого выхода на фланги и тылы противника. Он приказал комкору иметь впереди главных сил мощные передовые отряды, усиленные артиллерией, саперами и средствами разграждения{122}. [495]

Последующие боевые действия войск 60-й армии вынудили генерала Курочкина обратить внимание командиров корпусов на необходимость более надежного обеспечения флангов и стыков наступающих соединений. В результате снижения внимания даже на короткое время к этому важному вопросу боевого взаимодействия стык между 107-й и 68-й стрелковыми дивизиями, выводящий в районе Кшива в тыл 15-го стрелкового корпуса генерал-майора П. В. Тертышного, оказался открытым. Это могло привести к печальным последствиям. Однако командарм своевременно принял действенные меры. В частности, в соединениях были выделены необходимые огневые средства, которые находились в постоянной готовности обеспечить стыки. Им была поставлена задача постоянного контроля за флангами и стыками. С этой целью высылалась специальная офицерская разведка{123}. Для овладения городом Дембица потребовалось провести более тщательную подготовку, перегруппировать силы, подтянуть артиллерию. Начало атаки командование фронта наметило на 20 августа.

Войска 38-й армии генерал-полковника К. С. Москаленко в начале августа вышли правым флангом на подступы к Ясло и Кросно, овладели городом Санок. Большое оперативное значение для этой армии имел перехват коммуникаций дрогобычской группировки противника, связывающих ее с Краковом. Левофланговые соединения армии К. С. Москаленко настойчиво пытались прорвать хорошо подготовленную в противотанковом отношении оборону важнейшего опорного пункта врага в предгорьях Карпат — Самбора. Противник, сознавая значение города, непрерывно контратаковал, пытался застопорить наше наступление. И лишь только после выхода наших войск в тыл самборской группировке, в результате овладения соединениями 1-й гвардейской армии генерал-полковника А. А. Гречко городами Борислав и Дрогобыч, враг ослабил здесь сопротивление, будучи вынужденным создавать оборону по Днестру.

Штурм Самбора в ночь на 7 августа успешно провела 305-я стрелковая дивизия полковника А. Ф. Васильева из состава 38-й армии. Сутками раньше мощными ударами соединений 1-й гвардейской армии была сломлена вражеская оборона в городе Стрый. Удержанию его противник придавал большое значение. Город пересекали пять железных и несколько шоссейных дорог, он являлся сильным узлом сопротивления на прикарпатском участке фронта. Уже к 8 августа задача овладения Дрогобычским промышленным районом была выполнена.

Особенно важные события теперь были связаны с борьбой за овладение опорными пунктами и узлами дорог, ведущих в [496] Чехословакию и Венгрию. Оборону в Карпатах заняли свежие вражеские резервы, преодолеть ее стоило большого труда и сил. Естественно, что для этого требовалась тщательная специальная подготовка войск, своеобразные методы управления ими, так как открылся горный театр военных действий. Войскам 4-го Украинского фронта предстояло в короткий срок подготовить и провести Восточно-Карпатскую операцию.

Войска 1-го Белорусского фронта к этому времени форсировали Вислу севернее и южнее Демблина и прочно закрепились на магнушевском и пулавском плацдармах. Все это создавало предпосылки для организации последующего мощного удара Красной Армии.

Немецко-фашистское командование, видя реальную угрозу прорыва всей своей обороны на рубеже Вислы, кроме ранее прибывших 23-й и 24-й танковых дивизий направило в этот район новые силы. В группу армий «Северная Украина» были переброшены управление 17-й армии, три пехотные дивизии и четыре пехотные бригады, а также отдельные охранные, маршевые и специальные подразделения. Враг оказал ожесточенное сопротивление нашим войскам, создал на флангах плацдарма мощные ударные группировки.

И здесь мы снова возвращаемся к рассказу о борьбе за сандомирский плацдарм.

Кровопролитные бои развернулись одновременно на обоих берегах Вислы. На восточном берегу враг нанес контрудар с севера и юга на Баранув. Удар двух пехотных дивизий противника с севера, из района Тарнобжега, был успешно отбит. Но на юге, в районе Мелеца, где противник создал более мощную группировку из трех танковых и одной пехотной дивизий, обстановка оставалась напряженной. 3 августа гитлеровцы овладели населенными пунктами Падев, Бур, подошли к переправам и на подступы к Барануву.

В те дни я еще находился на одной из переправ в районе Баранува, продолжая выполнять приказ по организации форсирования реки. Противник упорно рвался к переправам, стремился сорвать накапливание наших сил на плацдарме. Чтобы сохранить паромные мосты, я приказал временно отвести их к берегу Вислы. Хитрость удалась — гитлеровцы не успели захватить переправы.

Для уничтожения прорвавшегося противника были привлечены все имевшиеся здесь силы, в том числе части 1-й гвардейской артиллерийской дивизии полковника В. Б. Хусида, саперные подразделения и даже ремонтируемые танки. Для обороны Баранува была развернута и 70-я механизированная бригада 3-й гвардейской танковой армии, воины которой проявили особую стойкость. Враг был остановлен. Но он не успокоился и начал подтягивать новые силы. [497] Вскоре мне было приказано передать переправу и прибыть в штаб корпуса, в лес юго-западнее Сташува.

Тем временем на плацдарме бои разгорелись с новой силой. Проявляя активность на восточном берегу Вислы, враг наращивал силы и на западном, задавшись целью ликвидировать плацдарм.

В этих условиях решающую роль сыграл второй эшелон фронта — 5-я гвардейская армия генерал-лейтенанта А. С. Жадова. Алексей Семенович, в ту пору сорокатрехлетний генерал, уверенно и четко управлял подчиненными ему войсками. За его плечами был многотрудный боевой путь, начатый в годы гражданской войны, В сорок первом он командовал 4-м воздушно-десантным корпусом, затем в должности начальника штаба 3-й армии Брянского фронта участвовал в битве под Москвой. Со своей 66-й армией, ставшей потом 5-й гвардейской, он познакомился и породнился в дни сражений под Сталинградом и руководил ею до конца войны. Мне, как и многим другим командирам, было известно, что И. С. Конев высоко ценил его и, как командующий фронтом, доверял ему решение сложных боевых задач: он видел в нем человека с проницательным умом и незаурядными способностями военачальника.

В ту пору 5-я гвардейская армия, взаимодействуя с частями 9-го механизированного корпуса армии П. С. Рыбалко, в течение трех суток разгромила мелецкую группировку врага, отбросила его от переправ через Вислу и 4 августа освободила Мелец. Главные силы армии А. С. Жадова переправились на сандомирский плацдарм и значительно его расширили, ликвидировав угрозу войскам фронта с юга. 32-й и 34-й гвардейские стрелковые корпуса генерал-лейтенанта А. И. Родимцева и генерал-майора Н. М. Маковчука во взаимодействии с танковыми корпусами армии П. С. Рыбалко к исходу 8 августа вышли на рубеж Шидлув, Стопница, Новы Корчин.

Соединения 13-й и 1-й гвардейской танковой армий наступали юго-западнее Сандомира на Островец. Имея задачей расширить плацдарм и разгромить группировку противника в этом районе, к 10 августа они вышли на южную окраину Сандомира, Качице, Лагув, Ракув. Однако из-за назревавшего сильного контрудара противника их наступление было временно приостановлено. Враг сосредоточил в районе Хмельника четыре танковые и моторизованные дивизии и два отдельных тяжелых танковых батальона.

Надо заметить, что противник не сумел полностью раскрыть нашей группировки на плацдарме, считая, что он захвачен незначительными силами, с которыми не представит большого труда расправиться. О недооценке наших сил и возможностей [498] свидетельствует, в частности, приказ командира 16-й танковой дивизии генерала Бокка.

Мне довелось ознакомиться с этим приказом более детально в академии Генерального штаба вскоре после окончания минувшей войны. А тогда, во время боев на сандомирском плацдарме, этот приказ был перехвачен нашей разведкой. В нем говорилось, что наши 1-я и 3-я гвардейские танковые армии, которые форсировали Вислу северо-восточнее Баранува, продолжают наступать в северо-западном направлении, имея тяжелые потери. Юго-западнее Хмельника противником были установлены лишь слабые группы наших разведчиков.

16-я танковая дивизия врага с наступлением темноты должна была выступить из района Хмельника в восточном направлении, уничтожать встречающиеся «слабые» вражеские группы, не обращая внимания на фланги, с ближайшей задачей захватить плацдарм на реке Чарна в районе Сташува. 3-й танковой дивизии врага предписывалось наступать из района Енджеюва через северную окраину Сташува на Ракув. Как потом стало известно, в дальнейшем противник имел задачу выйти к Висле в районе Баранува, этим самым соединиться с остатками своей 4-й танковой армии и по частям уничтожить наши войска на плацдарме.

Противник явно обманулся в оценке противостоящих сил. Однако напор его был довольно мощным. Первый свой удар он нанес утром 11 августа двумя группировками — одной с севера, из района Опатува, и второй — в направлении Шидлув, Стагаув, в стык между 13-й и 5-й гвардейской армиями. Здесь разгорелись наиболее упорные бои. Ценой больших потерь противнику удалось несколько потеснить войска, оборонявшие сандомирский плацдарм, и ненадолго овладеть Шидлувом.

В этих боях активное участие принимал и наш 6-й гвардейский танковый корпус. Передо мной и сегодня отчетливо вырисовывается картина тех тяжелых и кровопролитных схваток с врагом на огненных рубежах плацдарма. Противник наступал двумя колоннами — на Ракув и Сташув. Тут действовали 53-я и 52-я гвардейские танковые бригады нашего корпуса. Гитлеровцы впервые применили новые тяжелые танки — «королевские тигры». Противник возлагал на них большие надежды как на оружие устрашения. Но боевой опыт показал, что, при некоторых преимуществах, эти машины имели целый ряд отрицательных качеств в сравнении с обычными «тиграми»: слабые гусеницы, большие габариты, меньшую скорость и маневренность. Наши танкисты огнем из засад с расстояния 100 — 250 м метко поражали врага. За один день боевых действий противник потерял до 60 танков, в том числе более 20 «королевских тигров», большое количество артиллерии и [499] живой силы. Дальнейшее продвижение гитлеровцев было приостановлено.

За образцовое выполнение боевых заданий и проявленные при этом доблесть и мужество командир 6-го гвардейского танкового корпуса генерал-майор В. В. Новиков представил тогда комбрига 53 полковника В. С. Архипова к награждению второй медалью «Золотая Звезда». Он показал в этих боях свои недюжинные способности вождения танковых частей и личный героизм. Его бригада стремительным маневром одной из первых вышла на Вислу, несмотря на бешеное сопротивление гитлеровцев, форсировала ее, с боями заняла Сташув, Шидлув и расширила плацдарм. Танкисты бригады успешно отразили контратаки численно превосходящего противника.

Я от всей души поддержал это представление генерал-майора В. В. Новикова, ибо достаточно хорошо знал способности и высокие морально-боевые качества Василия Сергеевича Архипова, с которым меня связывал совместный боевой путь от стен Сталинграда.

Впервые звания Героя Советского Союза Василий Сергеевич удостоился еще в 1940 году, в войне с белофиннами. Во время Сталинградской битвы, будучи тогда майором, он командовал танковым полком. В период Львовско-Сандомирской операции мне также довелось неоднократно видеть его в горячем деле — смелого, решительного и волевого.

Не могу не сказать здесь и о другом своем боевом товарище — командире 23-й гвардейской Васильковской ордена Ленина, дважды Краснознаменной, ордена Суворова мотострелковой бригады полковнике А. А. Головачеве, удостоенном высшей степени отличия за умелые действия в те памятные августовские дни 1944 года. Уже после войны я познакомился с одним из фронтовых писем Александра Алексеевича, в котором он, сын старого большевика, коммунист, раскрывается как подлинный советский патриот, человек с горячим и любящим сердцем: «Я могу честно смотреть в глаза народу я сказать что начал воевать в 6 часов утра 22 июня 1941 года, Я видел горечь первых поражений, а теперь испытываю радость наших побед... Я не допустил ни одного бесчестного поступка на войне. Был всегда там, где жарко. Семь раз уже ранен, а ран на моем теле всего одиннадцать. Если у меня не будет рук — буду идти вперед и грызть врага зубами. Не будет ног — стану ползти и душить его. Не будет глаз — заставлю вести себя. Но пока враг в России — с фронта не уйду».

Дважды Герой Советского Союза Александр Алексеевич Головачев{124} находился в огненном пекле до последнего дня [500] своей пламенной жизни, пал смертью храбрых на немецкой земле, Етавечно оставшись в памяти потомков как человек, который всегда мог честно смотреть в глаза народу.

Бои за Вислу были суровым испытанием стойкости наших воинов, многих из которых Родина также назвала в числе самых отважных. Например, гвардии старшего лейтенанта В. А. Удалова. Его взвод во время контратаки противника на Сташув вступил в бой с 27 немецкими танками. Умело маневрируя на местности, взвод отразил удар противника и уничтожил несколько его машин. В этом бою только экипаж гвардии старшего лейтенанта В. А. Удалова поджег 3 тяжелых танка.

В те дни всех нас взволновал подвиг комсомольца сержанта Петра Семенова. Вместе с бойцами подразделения храбрый минометчик отражал атаки гитлеровцев, пытавшихся овладеть высотой. Огонь врага то стихал, то разгорался с новой силой. Во время затишья сержант Семенов заметил, что вражеский снаряд поджег автомашину с боеприпасами. Мины, которые так нужны были в тот напряженный момент боя, могли каждую минуту взорваться. Семенов бросился к машине, вскочил в кузов и начал стаскивать ящики на землю. На нем горела одежда, огонь обжигал лицо, но комсомолец продолжал спасать боеприпасы. На машине их оставалось уже немного, когда раздался взрыв...

Тем временем атаки противника на Стопницу и Сташув и далее к Висле становились все настойчивее. Потребовались срочные меры. На это направление был перегруппирован 31-й танковый корпус, а из района Самбора была переброшена танковая армия Д. Д. Лелюшенко. Наши войска на плацдарме получили на усиление значительное количество артиллерии, особенно противотанковой. И хотя противнику удалось временно овладеть Стопницей и вклиниться на 6 — 10 км в оборону 5-й гвардейской армии, его наиболее мощный контрудар на плацдарме был сорван. В результате умелого маневра танков, артиллерии, инженерных войск и ударов авиации враг, несмотря на превосходство в танках, понес тяжелые потери, его атаки захлебнулись. Противнику не удалось ликвидировать наш плацдарм и восстановить оборону по Висле.

Этому в значительной мере способствовало возобновившееся 14 августа наступление армий Н. П. Пухова, М. Е. Катукова, а затем и армии П. С. Рыбалко по расширению плацдарма в северном направлении, сковавшее маневр вражеских резервов. Разгромив группировку противника в районе Сандомира, наши войска 18 августа овладели городом. Противник был вынужден отказаться от дальнейших наступательных действий. В конце августа бои на плацдарме в основном закончились. Резервы врага иссякли. Его потери были огромны: до 40 тысяч [501] убитых солдат и офицеров, около 300 подбитых и сожженных танков и штурмовых орудий.

Большую помощь наземным войскам в боях за плацдарм оказали авиационные корпуса, которыми командовали генералы В. Г. Рязанов, А. Е. Златоцветов, А. В. Утин. В течение августа советские истребители сбили свыше 200 самолетов противника. Штурмовики и бомбардировщики надежно подавляли огонь артиллерии, уничтожали вражеские танки. Так, 17 августа при отражении контрудара немецких танков в районе Стопницы две эскадрильи штурмовиков, возглавляемые капитанами А. Н. Компанийцем и М. П. Одинцовым, сожгли до 15 танков врага.

Советское правительство высоко оцепило подвиги славных летчиков. Многие из них были награждены орденами и медалями. Полковник А. И. Покрышкин был награжден третьей, а майор А. В. Ворожейкин второй медалью «Золотая Звезда». 12 летчикам звание Героя Советского Союза было присвоено впервые.

В боях за сандомирский плацдарм и в других сражениях Львовско-Сандомирской операции наши воины проявили массовый героизм. Более 300 соединений и частей фронта были награждены орденами, свыше 200 получили почетные наименования Владимир-Волынских, Рава-Русских. Станиславских, Львовских, Дрогобычских, Сандомирских, Висленских. Более 123 тысяч солдат и офицеров были удостоены правительственных наград, а 160 человек получили звание Героя Советского Союза.

Высоко были оценены и ратные подвиги советских танкистов. Свыше 4500 воинов были награждены орденами и медалями, а 50 присвоено звание Героя Советского Союза. Среди них старшие лейтенанты Я. И. Афанасьев, В. А. Удалов, С. Е. Авдошкин, младший лейтенант С. М. Крайнов, младший сержант Т. И. Джапаридзе, старший сержант Г. П. Комарычев, старшина В. Н. Майстренко и многие другие танкисты.

Среди награжденных за боевые отличия немало имелось и танкистов-ремонтников. В основном это были люди солидного возраста, с высокой профессиональной подготовкой, житейским опытом. В труднейших условиях, зачастую под артиллерийским обстрелом и бомбежкой, они проводили техническое обслуживание и ремонт боевых машин. Танки из их умелых рук получали вторую жизнь. Так, например, в 53-й гвардейской танковой бригаде они «провоевали» по 100 — 150 часов сверх установленных нормативов.

На войне, как известно, не обойтись без потерь. Были они и у нас. Поврежденные танки и самоходно-артиллерийские установки быстро эвакуировались и сосредоточивались в корпусных ремонтных органах. С танков, не подлежащих восстановлению, [502] снимались исправные агрегаты, которые затем вновь использовались при ремонте. А это было очень важно в период интенсивных боевых действий. За время операции ремонтники нашей 3-й гвардейской танковой армии выполнили около 1300 текущих, почти 790 средних и капитальных ремонтов. Танкисты-ремонтники — эти беззаветные труженики войны — сделали все необходимое, чтобы в возможно более короткие сроки восстановить боевую технику, ускорить разгром ненавистного врага.

Итак, Львовско-Сандомирская операция успешно завершилась. Войска 1-го Украинского фронта по указанию Ставки в последних числах августа перешли к обороне. Были созданы условия для последующего удара войск фронта на силезском направлении.

В ходе Львовско-Сандомирской операции войска 1-го Украинского и выделенного из его состава 4-го Украинского фронтов достигли важных военно-политических результатов. Была разгромлена группа армий «Северная Украина». Из 56 дивизий противника, втянутых в сражение, 8 были полностью уничтожены, а 32 потеряли от 50 до 75 процентов своего состава. В ходе наступления войска двух Украинских фронтов очистили от противника западные области Украины и совместно с войсками 1-го Белорусского фронта начали освобождение союзной с нами Польши.

Резко улучшилось стратегическое положение наших войск. Выход их на Вислу и захват важных в оперативном отношении плацдармов южнее Варшавы и в районе Сандомира перечеркнули расчеты гитлеровского командования на создание непреодолимой стратегической обороны на этой крупной водной преграде. Советские войска заняли выгодное положение для последующего наступления в январе 1945 года на лодзинском, ченстоховском и краковском направлениях.

Львовско-Сандомирская операция явилась дальнейшим развитием теории и практики советского военного искусства, поучительным примером решения крупных стратегических задач силами одного фронта. Сосредоточение в его составе огромного количества войск, глубокое оперативное построение позволяли создавать на главных направлениях мощные ударные группировки, успешно маневрировать силами и средствами, активно влиять на ход и исход сражений.

Заслуживает внимания опыт применения в этой операции танковых армий и отдельных танковых корпусов. Они, например, использовались для выхода в тыл противника и завершения окружения его группировки в районе города Броды. Выйдя к реке Сан, войска 1-й гвардейской танковой армии и конно-механизированной группы перерезали пути отхода противнику на северо-запад, создав тем самым благоприятные условия [503] для нанесения удара главными силами фронта на сандомирском направлении. Марш-бросок 3-й гвардейской танковой армии в обход Львова способствовал овладению Львовом и Перемышлем.

Можно сказать, что маневр столь крупными силами танковых и механизированных войск составлял наиболее характерную особенность боевых действий в Львовско-Сандомирской операции. Применение этих сил обусловило высокую динамичность сражений, разнообразие форм и способов ведения боевых действий, что во многом сближает их с характером современных операций.

Следует отметить и большой пространственный размах операции. Уже через неделю после прорыва обороны противника войска фронта действовали в полосе около 300 км, продвинувшись на глубину до 350 км.

Наши военачальники продемонстрировали высокое мастерство в выборе направления главного удара. Наступление войск фронта на трех направлениях затрудняло действия противника, ограничивало возможности его маневра и использование оперативных резервов. Умелый перенос усилий с львовского на сандомирское направление обеспечил не только быстрое форсирование Вислы и захват плацдарма на ее левом берегу, но и успех в последующих боевых действиях войск фронта.

Необходимо подчеркнуть, что в этой операции наряду с танковыми и механизированными войсками высокие боевые качества продемонстрировала советская пехота: она осуществляла стремительный маневр на поле боя, успешно выполняла боевые задачи во взаимодействии с другими родами войск.

Советская артиллерия сокрушала оборонительные укрепления врага, уничтожала его живую силу и технику, расчищая путь пехоте и танкам. Массирование артиллерии на направлениях главных ударов обеспечивало огневое превосходство над противником и позволяло создавать плотности до 250 орудий и минометов на 1 км фронта. Важную роль играла артиллерия при отражении контрударов и контратак противника. Она быстро перегруппировывалась, в ней создавались необходимые плотности на угрожаемом направлении. Например, крупный маневр артиллерии был совершен на сандомирском плацдарме в период с 11 по 14 августа, когда в полосу 5-й гвардейской армии было переброшено свыше 800 орудий и минометов. Такой же крупный маневр осуществлялся и с 21 по 28 августа. В полосу действий 13-й армии за это время было передислоцировано до 18 артиллерийских и минометных полков.

Мощные удары по врагу наносила советская авиация. Завоевав полное господство в воздухе, наши летчики громили вражеские войска на поле боя и в тылу, обеспечивали успешное продвижение нашей пехоты и танков. В интересах фронта [504] было произведено около 50 тысяч самолето-вылетов, сброшено на врага 6500 тонн бомб, израсходовано 3 миллиона 300 тысяч снарядов и патронов. В Львовско-Сандомирской операции был получен опыт применения крупной группировки авиации для последовательного решения важнейших оперативных задач.

Огромную боевую работу проделали специальные войска — инженерные, связи и другие. Неоценима заслуга медицинских работников, ремонтников и других тружеников войскового тыла.

В период подготовки и в ходе наступления большую помощь войскам фронта оказали подпольные партийные организации Украины во главе с подпольными обкомами, а также партизаны. Еще в ходе зимнего наступления наших войск многие партизанские соединения и отряды перешли в западные области и продолжали действовать в тылу немецко-фашистских войск. Они нарушали вражеские коммуникации, вели разведку в интересах наступающих войск, содействовали нашим передовым частям в форсировании рек, захвате важных рубежей, освобождении городов.

На территории Львовской, Станиславской, Дрогобычской и Тернопольской областей активную борьбу с оккупантами вела сильная, насчитывающая около 600 человек, подпольно-партизанская организация «Партизанское движение западных областей Украины». Ее возглавлял Военный совет, куда входили Н. Ф. Березин, И. П. Вовк, Т. А. Гаевский, А. Т. Дацюк, Кароль Курилюк и многие другие. В ее рядах сражались с врагом русские и украинцы, поляки и представители народов других стран,

ЦК КП (б) У принял необходимые меры для усиления боевой и диверсионной деятельности партизан во Львовской и Дрогобычской областях в период их освобождения Красной Армией. В тыл противника были заброшены самолетами для боевых диверсионных действий: на дорогах Львов — Самбор — два отряда, на участке Львов — Перемышль — два отряда, на участках Перемышль — Фелыптын, Фелыптын — Санок — один отряд. Кроме того, в июне и июле были сформированы и заброшены в тыл врага еще двадцать два небольших отряда и группы.

Большую ценность представляет накопленный в войсках опыт непрерывной партийно-политической работы с личным составом, которая явилась одним из важнейших условий успеха Львовско-Сандомирской операции. Политорганы, партийные и комсомольские организации воспитывали у воинов непреклонную волю к победе, беспредельную преданность Родине, Коммунистической партии. Коммунисты вдохновляли воинов на героические подвиги, разъясняли им великую освободительную миссию Советских Вооруженных Сил,

В ходе операции имелись и недостатки. Так, например, [505] наши войска не всегда использовали благоприятные условия для разгрома врага. При форсировании Вислы в некоторых армиях переправочные средства были рассредоточены на участках большой протяженности. Артиллерийские группы отдельных стрелковых дивизий имели орудия лишь одного калибра. Тыловые органы иногда запаздывали с подвозом боеприпасов. Однако, оказав в той или иной степени свое влияние на ход боевых действий, эти недостатки не могли снизить общий наступательный порыв войск 1-го Украинского фронта.

Львовско-Сандомирская операция по своему размаху, военно-политическим результатам, массовому героизму советских воинов и высокой степени военного искусства советских войск занимает достойное место в ряду выдающихся операций Великой Отечественной войны.

Опыт Львовско-Сандомирской операции весьма поучителен, и к нему еще многие годы будут обращаться военные историки, исследователи и другие военные специалисты. Что касается меня, то ее опыт я постигал непосредственно в ходе боевых действий, вместе со многими тысячами солдат Великой Отечественной. Это, конечно, главный этап изучения операции, который не только обогатил знаниями, но и развил навыки управления войсками, наложил отпечаток на морально-боевые качества, помог в большей полноте увидеть величие советского воина-богатыря, незаурядные полководческие дарования наших военачальников.

Случилось так, что опыт операции мне довелось анализировать и вскоре после окончания Великой Отечественной войны, будучи слушателем ордена Суворова Академии Генерального штаба имени К. Е. Ворошилова, Этой теме была посвящена моя дипломная работа. Руководителем ее был известный в то время ученый — профессор, генерал-лейтенант Федор Платонович Шафалович, о котором я сохранил самые теплые, благодарные воспоминания еще с осени 1944 года, когда он участвовал в разборе боевых действий 3-й гвардейской танковой армии в Львовско-Сандомирской операции. В стенах академии мы встретились вновь и исследовали избранную тему в том широком плане, который необходим для обобщения опыта руководства крупными операциями.

И вот теперь, уже в ходе работы над этой книгой, я задавался целью не только показать значимость Львовско-Сандомирской, как и других операций, их уроки, но и раскрыть героику воинского подвига, воскресить имена беззаветных героев минувшей войны — солдат, командиров, политработников, которые вынесли на своих плечах главную тяжесть борьбы.