Кривой Рог — наш!
Вечерело. За окном по-прежнему валил мокрый снег. Зазвонил телефон. Меня и Велибекова вызывал командир полка, вместе с замполитом недавно возвратившийся с совещания, проведенного командиром дивизии.
— Садитесь, — пригласил нас подполковник Орахов. По его хмурому лицу чувствовалось, что он чем-то недоволен.
Затянувшуюся паузу прервал Велибеков:
— Что нового, Василий Романович?
Орехов ответил не сразу. Он достал свой видавший виды блокнот, полистал его и лишь потом ответил:
— Девяносто второй и восемьдесят шестой полки получили приказ на наступление...
— А мы?
— Нам приказано пока обороняться, прикрывать их действия слева.
Мне стало ясно, почему Василий Романович не в духе. Он всегда расстраивался, когда другим полкам поручались дела посложнее да поответственнее.
Орехов дал нам указания о подготовке полка к наступательным действиям, вполне возможным, если дела у соседей справа пойдут успешно.
17 февраля войска 3-го Украинского фронта возобновили наступление на криворожском направлении. Развивалось оно успешно.
Наша 37-я армия наступала на город с севера. 82-й стрелковый корпус наносил главный удар центром своего боевого порядка, а 28-я гвардейская стрелковая Харьковская Краснознаменная дивизия, располагавшаяся на левом фланге корпуса, наступала двумя полками. Наш, левофланговый полк прикрывал действия главных сил дивизии. [152] Мы зорко наблюдали за поведением гитлеровцев, были готовы перейти в наступление. Однако приказа о нем не поступало.
Орехов несколько раз просил у командира дивизии разрешения прощупать оборону противника и на нашем участке. Но генерал Чурмаев все не разрешал. И только в ночь на 19 февраля нам наконец дали «добро» на проведение разведывательного поиска. Местом действия разведчиков избрали участок обороны гитлеровцев между селениями Авдотьевка и Елизаветовка. По нашему предположению, там враг оборудовал мощный опорный пункт.
— Оборону врага разведайте основательно и по возможности поглубже, вот до сих пор, — показывая карандашом на карте, инструктировал Орехов командира взвода пешей разведки младшего лейтенанта Алексея Максимовича Смолярчука. — Было бы очень желательно взять «языка». А на обратном пути наделайте побольше шуму, чтобы противник раскрыл свою огневую систему.
Твердо уяснив полученную задачу, разведчики вышли.
Мы считали, что если на этом участке гитлеровцы обороняются ослабленными силами, то на других, менее выгодных, они могут быть еще незначительнее. Поиски разведывательных групп в полку проводились обычно во второй половине ночи — в это время у противника более всего притуплялась бдительность. На сей же раз Орехов решил изменить время разведки. Он приказал Смолярчуку проникнуть в расположение врага в 21–22 часа, когда, по имеющимся у нас сведениям, гитлеровцы ужинали.
С наступлением темноты началась сильная пурга. Снег заметал окопы и траншеи, хлестал по лицу, слепил глаза. Это было на руку разведчикам. Мы на них надеялись.
Результаты разведывательного поиска превзошли все ожидания. Мы получили два донесения: одно от командира 1-го батальона о том, что в 21 час 50 минут в расположении противника поднялась сильная стрельба; а спустя некоторое время — второе, уже от начальника разведки полка старшего лейтенанта Луконина. Он докладывал, что разведчики благополучно возвратились в свое расположение с пятью «языками».
— Молодцы! — похвалил Орехов разведчиков. — Срочно ведите пленных в штаб полка. [153]
Обрадованный Василий Романович взялся было за ручку полевого телефона, связывающего нас с командиром дивизии, но затем звонить раздумал.
— Потом, потом. Сначала сами посмотрим, что это за птицы, а потом уж и доложим. Пойдем.
Мы оделись и вышли из дома. На улице все еще бушевала пурга, дул порывистый ветер. Проваливаясь в сугробы, мы пробирались в штаб. Туда же вскоре пришли разведчики. Раскрасневшиеся, возбужденные, они пропустили вперед помощника командира взвода старшего сержанта Т. П. Краснова.
С нескрываемым удовольствием Василий Романович выслушал доклад разведчиков, крепко пожал каждому руку, поблагодарил за службу.
— Ну а где же Смолярчук, Луконин и где ваши трофеи? — спросил Орехов у Краснова.
— Командир взвода ранен. Его унесли в санитарную часть, — смущенно доложил Краснов. — А старший лейтенант Луконин пошел его проводить, а попутно и выяснить у него сведения об огневой системе противника.
— Пленных ведите сюда.
Для допроса «языков» я вызвал переводчика И. И. Лазаревича и помощника по спецсвязи Б. М. Кривопола, тоже знавшего немецкий язык. Вскоре в дом ввели и пленных. Вид они имели жалкий: лица в болячках, шеи обмотаны шарфами и женскими платками. Под зелено-серыми потрепанными шинелями надеты дамские кофты — тоже отнюдь не немецкого производства...
— Вот это воинство! — заметил Орехов и приказал Лазаревичу начать допрос.
Коллективного допроса не получалось. Гитлеровцы даже в плену боялись друг друга.
— Оставьте вот этого, плюгавенького, — приказал Орехов, указывая карандашом на фольксштурмовца. — А остальных выведите за дверь.
Допрашиваемые поодиночке, гитлеровцы разговорились. Особенно ценные сведения дал унтер-офицер, командир взвода. Высокий, тонкий, с резко выделявшимся кадыком на длинной шее, он подробно рассказал нам, где находились минные поля, где располагались гарнизоны в глубине обороны, назвал и все части, которые знал.
Закончив допрос, Орехов распорядился отправить пленных в штаб дивизии. Затем доложил о них Чурмаеву. [154]
— Пойдем-ка, начальник штаба, опять ко мне, — сказал Василий Романович после разговора с комдивом. — Надо кое-что обмозговать.
Уже на улице Орехов приказал мне найти Луконина и Краснова и с ними прийти к нему. Когда мы вошли в дом командира полка, Василий Романович уже сидел за столом и о чем-то размышлял над картой. Краснову он приказал рассказать о том, что видел в расположении врага, а Луконину — что сообщил ему Смолярчук. Сопоставив данные Краснова и Луконина с показаниями пленных, мы получили определенное представление о противнике.
Перед фронтом нашего полка оборонялись подразделения 15-й пехотной дивизии. Рубеж обороны был хорошо оборудован в инженерном отношении. Там имелась развитая система траншей и ходов сообщения полного профиля с прочными блиндажами и дзотами для станковых пулеметов. Перед каждой траншеей было возведено проволочное заграждение на низких кольях, устроены сплошные минные поля. Однако сами подразделения противника имели некомплект 30–40 процентов. К тому же, как показали пленные, прошлой ночью часть сил была снята с нашего направления и переброшена на другие участки фронта. Не было у врага поблизости и танков.
Когда разведчики вышли из дома, Орехов снова склонился над картой, запустив руки в кудлатую шевелюру. Я сидел молча, стараясь не мешать ему. Вдруг Василий Романович поднял голову и взглянул на меня.
— А знаешь, начштаба, что я думаю? Если в такую погоду через оборону врага незамеченными прошли девять наших разведчиков, то можно ведь и батальон провести?
У меня уже возникла подобная мысль, когда я слушал доклад Краснова о том, как разведчики преодолели заграждения врага и проникли в глубину его обороны. И я без колебаний согласился с планом Орехова скрытно провести наши подразделения в глубину вражеской обороны. Правда, напомнил, что разведчики прошли незамеченными в то время, когда гитлеровцы ужинали и сидели в блиндажах. Теперь же они наверняка усилили бдительность...
— А я считаю, что гитлеровцы будут более бдительными на других участках, а не на этом. Они посчитают, [155] что уж во второй раз посылать разведчиков к ним в тыл мы не станем. «Языка»-то мы взяли!
— Ну что ж, убедили, Василий Романович. Рискнуть можно. Только надо еще раз продумать, не кроются ли здесь какие подводные камни.
— Что тут гадать? — с некоторым раздражением сказал Орехов. — Я уже все обдумал и принял решение. Я уверен, что успеха добьемся.
Оценив обстановку, мы составили план действий. Он сводился к следующему: участок, где действовали разведчики, приходился по центру боевого порядка полка. На этом направлении мы решили сосредоточить по одной роте от каждого батальона с задачей скрытно проникнуть в глубину обороны врага и ударить по его тылам, во взаимодействии с ротами, наступающими с фронта, овладеть населенными пунктами Авдотьевка, Елизаветовка. В дальнейшем наступать в направлении, которое укажет командование дивизии. Впереди стрелковых рот пустить взвод разведчиков и два взвода автоматчиков. Им надлежало сразу же развивать прорыв в глубину до высоты с отметкой 102,7. Начало действий было намечено на 3 часа ночи без артиллерийской подготовки.
Выработанный план действий Орехов решил доложить Чурмаеву. Разговор был продолжительным, горячим. Орехов приводил много доводов в пользу своего плана. Мне не было слышно, что ему говорил Чурмаев, но хорошо запомнились слова Орехова:
— При чем здесь партизанщина? Я дело говорю! Два дня девяносто второй и восемьдесят шестой полки пытались начинать наступление с артиллерийской подготовкой, и все без особого успеха. А мы сидели, глядели и не помогали соседям. Теперь и силы противника перед нами ослаблены. Я головой ручаюсь за успех...
Василий Романович все же убедил генерала Чурмаева. Комдив согласился с нашим планом. Однако время атаки назначил единое для всех полков дивизии.
В полночь мы получили распоряжение наступать в общем направлении на Ново-Житомир. Начало короткой артиллерийской подготовки для 92-го и 86-го полков назначалось на 5 утра.
В нашей части все пришло в движение. Орехов вызвал к себе Синягина, Велибекова и меня. Настроение у Василия Романовича было приподнятое. По всему чувствовалось, [156] что он до мелочей продумал весь ход предстоящего боя, стремился как можно лучше свои мысли передать нам. Подробно, до самых мелких деталей, продумали мы действия батальонов, вопросы взаимодействия между ними и артиллеристами, порядок наращивания усилий первого эшелона резервами, организацию связи, подвоз боеприпасов и обеспечение ими батальонов, эвакуацию раненых и оказание им первой помощи. Заканчивая совещание, Орехов взволнованно, с душевным подъемом сказал:
— Родина приказала нам освободить Кривой Рог. Так давайте же с честью выполним эту почетную задачу.
Слова командира вскоре знал каждый гвардеец. Политработники сразу же ушли в подразделения. Они разъясняли воинам задачу, говорили об огромном значении скорейшего освобождения Кривого Рога — одной из металлургических баз страны.
Вернувшись в штаб, я собрал своих помощников, поставил каждому задачу. На наблюдательный пункт командира полка были посланы первый помощник капитан Мазный, начальник разведки старший лейтенант Луконин, начальник связи капитан Ожередов. По указанию командира полка там же должны были находиться начальник артиллерии капитан Декань и начальник инженерной службы капитан Рогалевич. Туда же был направлен и начальник химической службы полка старший лейтенант Селиверстов.
К половине пятого 19 февраля все было готово к «бесшумной» атаке. А ровно в пять справа от нас началась артиллерийская подготовка. В этот же момент основные силы полка двинулись вслед за полковыми разведчиками по знакомому им пути. За разведчиками шли полковые автоматчики. Их вел двадцатилетний командир роты лейтенант Александр Федорович Волоснов. Затем параллельно двигались роты 1-го и 2-го батальонов, усиленные минометными взводами. Таковы были силы, которые по решению командира полка должны были проникнуть в глубину обороны противника и нанести удар по его тылам.
Метель не унималась. Непогода, а также и то, что артиллерийская подготовка гремела в стороне от нас и туда было приковано внимание гитлеровцев, способствовали успеху задуманного плана. За время, в течение которого у соседей шла артиллерийская подготовка, наши подразделения [157] вклинились в оборону гитлеровцев на глубину до полутора километров. Только в двух-трех случаях разведчикам пришлось бесшумно убирать вражеских наблюдателей.
Атака началась по общему сигналу. Гвардейцы ударили по врагу одновременно с фронта и тыла. Фашисты были ошеломлены, организованного сопротивления не оказали. Это позволило нашим подразделениям расширить прорыв между населенными пунктами Авдотьевка и Елизаветовка.
Однако, опомнившись, гарнизоны этих селений открыли огонь из пулеметов и автоматов. Предутренняя темень озарилась всполохами осветительных ракет, кое-где занялось зарево пожарищ. Горловина, проделанная в обороне врага, стала простреливаться со всех сторон. Справа, слева и с фронта разрезали ее трассы пулеметных и автоматных очередей. Однако артиллерийского и минометного огня гитлеровцы не открывали. Видимо, не успели еще разобраться в сложившейся обстановке. Этим воспользовался командир стрелковой роты лейтенант Сергеев. Его подразделение ворвалось на северную окраину Елизаветовки. Роту поддерживала полковая батарея 76-мм пушек капитана Александра Ивановича Чистякова. Несмотря на плохую видимость, батарея эффективно поражала огневые средства врага. Этому во многом способствовал артиллерийский разведчик старший сержант Г. И. Ирзагитов, кавалер двух медалей «За отвагу». Он шел в цепи роты, отыскивал цели и по согласованию с лейтенантом Сергеевым передавал их координаты на огневые позиции.
В бою за опорный пункт врага в Елизаветовке вместе с гвардейцами Сергеева на окраину села ворвались пешие разведчики сержанта А. А. Пшеничникова. Когда продвижение стрелков было приостановлено огнем пулемета, ударившего из подвала дома, уничтожить его вызвались комсомольцы-разведчики сержант В. И. Климцов и ефрейтор А. П. Зайцев. Ползком они подобрались к пулемету сзади и забросали его гранатами. Пулемет умолк, гвардейцы ворвались в дом и захватили в плен двух вражеских автоматчиков. Так, дом за домом, подразделения очищали Елизаветовку.
Ожесточенный бой разгорелся и за опорные пункты в Авдотьевке и Егоровке. К одиннадцати часам они уже [158] были почти окружены. И тогда противник, поняв замысел наших гвардейцев, начал отход.
К этому же времени в штаб поступила информация о наметившемся успехе и у других полков дивизии. Началось преследование гитлеровцев. В сохранившейся у меня тетради записано: «Полк в 11 часов овладел Авдотьевка, Елизаветовка, Егоровка. Развивая наступление... в 11 часов 30 минут занял хутор Рац, в 12 часов 30 минут — Куколовка».
В большом селении Ново-Житомир, подготовленном к круговой обороне, гитлеровцы попытались задержать наше наступление. Однако мощный огонь противника не остановил наших воинов. Взвод автоматчиков под командованием лейтенанта Геннадия Ивановича Бурцева первым ворвался в крайние дома и завязал рукопашный бой. Этим воспользовались другие подразделения, с разных направлений штурмовавшие село.
К 14 часам Ново-Житомир был освобожден. А к исходу дня наш полк, овладев совхозом «Полтавцы» и продвинувшись почти на 14 км, вышел на восточные окраины поселка Красный и колхоза «Таганча». За день враг потерял в полосе наступления нашего полка более 50 солдат и офицеров убитыми. 4 гитлеровца были взяты в плен. Наши потери: 9 раненых и 2 убитых. Пал смертью храбрых командир пулеметной роты Петр Ефимович Никулин.
Успех наступления поставил перед штабом и заместителем командира полка по тылу капитаном П. В. Спировым срочную задачу: обеспечить подразделения всем необходимым, и в первую очередь подвезти боеприпасы и продовольствие.
А дороги из-за распутицы все еще были непроходимы. В качестве тягловой силы у нас в полку могли быть использованы только конь и человек. По списочному составу обслуживающих и тыловых подразделений мы определили максимально возможное количество людей, которых можно было привлечь на поднос боеприпасов и других материальных средств.
Цифры получились не очень-то утешительные. А тут еще встал и другой вопрос: где взять вьючный материал? Чтобы его решить, собрали всех начальников снабжения: обозно-вещевого — Я. Л. Бобрицкого, продфуражного — В. П. Кобозева, военно-технического — И. Е. Кутумова, [159] артиллерийского — А. М. Гутмана, а также старшего ветеринарного врача М. З. Семенова и командира конной разведки И. Д. Акимова. Общими силами эта проблема была решена. Для изготовления вьюков были использованы мешкотара, солдатские вещмешки и плащ-палатки, трофейные ранцы и другое имущество.
Когда мы подсчитывали свои возможности, в полк приехал заместитель командира дивизии по тылу подполковник М. Э. Серебрянный, как всегда, веселый и энергичный.
Спиров доложил Серебрянному о проделанной работе и намеченных мероприятиях.
— Ну что ж! Вижу, что не сидите сложа руки в ожидании хорошей погоды, — сказал подполковник. — Но и я прибыл не с пустыми руками. В пункте боепитания полка разгружают боеприпасы с десяти воловьих упряжек. Местные жители добровольно нам помогают. Десять упряжек остаются у вас. Используйте в своих целях.
И действительно, помощь местного населения в подвозе боеприпасов, продовольствия и эвакуации раненых оказалась весьма существенной...
Боевые действия продолжались всю ночь. К середине дня 20 февраля полк, овладев колхозом «Нива» и хутором Поды, вышел к железнодорожному узлу Долтинцево. Этот населенный пункт гитлеровцы приспособили к прочной и длительной обороне, используя его как форпост, прикрывавший Кривой Рог с востока. Долгинцево было опоясано окопами полного профиля, проволочным в минным заграждениями. Каменные строения противник приспособил для ведения огня из пулеметов, а всю систему обороны густо насытил автоматическим оружием. Действия пехоты поддерживались несколькими артиллерийскими и минометными батареями. Подступы к Долгинцево были без единой складки местности, что затрудняло скрытый подход к этому населенному пункту.
Мы понимали, что взять Долгинцево будет трудно. Успех боя во многом зависит от инициативы командиров, стремительности и дерзости атаки.
В ночь на 21 февраля боевая задача была доведена до каждого воина. Как всегда, в этом важном деле большую роль сыграл партийно-комсомольский актив. И каждый гвардеец знал: «Взять Долгинцево — значит ворваться в Кривой Рог». Наступление началось в 5 часов 21 февраля. [160] Бушевавшая четыре дня пурга прекратилась еще накануне. Землю сковал мороз. Гвардейцы после многих дней наступления по непролазной грязи, впервые почувствовав твердую почву под ногами, стремительно бросились в атаку. В этом бою блестяще раскрылись замечательные командирские качества старшего лейтенанта Семена Макаровича Полищука, коммуниста, кавалера орденов Красного Знамени и Александра Невского. Его батальон, действуя на правом фланге полка, стремительным броском достиг вражеской траншеи. Гитлеровцы, не выдержав удара, стали отходить. Воины батальона Полищука на плечах врага ворвались на их позиции, оборудованные у полотна железной дороги Долганцево — Апостолово. На этом рубеже враг оказал ожесточенное сопротивление. Но, искусно управляя подразделениями и маневрируя огнем минометов и артиллерии, комбат и его гвардейцы преодолели этот рубеж. Еще один рывок — и батальон вышел на юго-восточную окраину Долгинцево. Там воины обнаружили проволочные и минные заграждения, прикрываемые плотным огнем. Гвардейцам 4-й роты пришлось залечь. Остановились и их соседи справа — воины 86-го гвардейского полка.
Старший лейтенант Полищук выдвинулся в боевые порядки и на месте разобрался в сложившейся обстановке. Комбат понял: атаковать в лоб — значит нести неоправданные потери.
— Атакой с фронта опорного пункта не взять, — доложил Полищук командиру полка. — Разрешите совершить маневр влево и ударить во фланг.
Замысел Полищука Василий Романович не только одобрил, но и развил. Он приказал комбату оставить с фронта заслон, а главные силы сосредоточить на левом фланге.
В то время как подразделения совершали маневр, полковые саперы по указанию Орехова проделывали проходы в заграждениях на подступах к южной окраине селения. Только отделение сержанта Ф. Е. Ястребова в неимоверно трудных условиях проделало три прохода в проволочном заграждении и минном поле. Саперы обезвредили более 70 противотанковых и до 50 противопехотных мин.
Атака началась в полдень. Решительным и неудержимым был натиск гвардейцев. Не ожидая удара с фланга, гитлеровцы отступили. К 14 часам подразделения нашего [161] полка и соседних частей освободили от врага Долгинцево.
Почти трое суток полк вел непрерывные бои. Три дня и две ночи без сна и отдыха. Люди выбились из сил. Впереди же был бой в большом городе, требующий еще большего напряжения. Командование решило дать возможность красноармейцам хотя бы немного поспать. Однако это не касалось офицеров. Им нужно было готовить предстоящий бой.
К полуночи был получен боевой приказ на штурм города. Наш полк должен был наступать в направлении Рабочий поселок (спецгородок), рудник «Смычка» с ближайшей задачей выйти на восточный берег реки Саксогань и к исходу дня во взаимодействии с соседними частями овладеть городом и выйти на рубеж железнодорожной ветки севернее рудника «Смычка». Справа от нас наступал 92-й гвардейский полк нашей дивизии, слева — части 195-й стрелковой дивизии 34-го корпуса 46-й армии.
Василий Романович, понимая сложность поставленной задачи, прочитал еще раз боевой приказ и задумался.
— Без личной рекогносцировки не обойтись, — сказал он наконец как бы про себя. Затем, повернувшись ко мне, уже громче сказал: — Вот что, начштаба. Срочно свяжитесь с Кащеевым и спросите разрешение на объединение двух наших батальонов в один. Если командование дивизии нашу просьбу удовлетворит, сразу беритесь за это дело. Офицерский состав в основном возьмите из первого батальона. Ну а я пройдусь на «передок», посмотрю на окраину города.
В рекогносцировочную группу Орехов включил моих помощников Мазного и Луконина, начарта Деканя и начинжа Рогалевича.
Орехов и его спутники ушли, а я приступил к выполнению приказа. Разрешение на объединение батальонов было получено. Однако батальоны находились в непосредственном соприкосновении с противником, и объединить их было нелегко. Хорошо еще, что стояла сухая морозная погода. К переформированию батальонов я привлек весь свой аппарат: Гриня, Ожередова, Кривопола, Матвейчука, Лазаревича и писарей штаба. Помогали нам парторг Костюк и комсорг Крехов. Они занимались расстановкой [162] коммунистов и комсомольцев по подразделениям.
Рядовой и сержантский состав 2-го батальона направили на укомплектование 1-й и 2-й рот, а также на пополнение роты автоматчиков. Высвободившийся офицерский состав зачислили в резерв. Примерно в час ночи я доложил командиру полка о выполнении приказа.
В свою очередь Орехов рассказал мне о результатах рекогносцировки, сообщил свое решение на штурм. Затем он поставил боевую задачу комбату Шишковцу, командиру 1-го артиллерийского дивизиона Н. Г. Лаврентьеву, командирам полковых артиллерийских и минометных подразделений, согласовал с ними действия в ходе атаки и при бое в городе.
Вскоре к нам прибыла группа политработников дивизии во главе с начальником политотдела подполковником Г. М. Молчановым. В этой группе были агитатор политотдела капитан И. М. Черкасов, секретарь партийной комиссии майор В. Г. Егоров, заместитель командира 61-го гвардейского артиллерийского полка, первый дивизион которого поддерживал нас. майор А. Д. Левашов. Левашов и Егоров — старые друзья и ветераны нашего полка. Встреча с ними для меня была большой радостью.
Геннадий Михайлович Молчанов, побеседовав с командиром полка, собрал политработников и дал им указание немедленно довести до каждого воина обращение Военного совета фронта. Позднее в подразделениях состоялись партийные и комсомольские собрания.
К 3 часам утра стрелковые роты заняли исходное положение. Политработники были вместе с бойцами. Они разъясняли тем гвардейцам, которые не смогли присутствовать на собраниях, обращение Военного совета фронта с призывом взять Кривой Рог. «Мы освободили Долгинцево, освободим и Кривой Рог! Даешь Кривой Рог!» — как клятва звучали слова гвардейцев.
Время атаки медленно приближалось. Орехов, Синягин, я и группа офицеров собрались на НП, оборудованном на безымянном кургане, что высился у обочины шоссе Долгинцево — Кривой Рог. Отсюда было немногим более двух километров до первых зданий восточной окраины города. Велибеков, Костюк и все политработники ушли [163] в батальон. Наблюдательные пункты Шишковца и командиров рот по указанию Орехова были приближены к цепа атакующих.
Казалось, бесконечно длившаяся февральская ночь еще не отступала. Небо было темно-серым, готовым вновь засыпать землю белыми хлопьями снега. Порывистый ветер гнал поземку. Видимость отвратительная. Все это играло на нас. Гвардейцы, одетые кто в белые полушубки, кто в маскхалаты, сливаясь с окружающей местностью, уже в десяти метрах становились невидимыми.
На переднем крае тихо. Только время от времени вспыхивают немецкие осветительные ракеты.
Мы молчим. Каждый думает о своем. Я вновь перебираю в памяти все, что было задумано, оговорено, сделано. В полосе наступления нашего батальона у противника в первой траншее обнаружено до десятка пулеметных огневых точек. Это большая сила, если учесть, что мы наступаем по совершенно открытой местности. Уничтожить их минометным огнем или огнем орудий прямой наводки? Конечно, можно попытаться это сделать. Но из опыта мы знали, что полностью эти задачи не выполнишь только полковыми артиллерийскими и минометными средствами, да еще при остром недостатке боеприпасов (в этом бою артиллерийских средств дивизии не придавали). К тому же огневой налет насторожит противника, атака потеряет элемент внезапности. Поэтому-то командование и решило начать штурм города без артиллерийской подготовки. Имелось в виду и другое: сохранить от разрушений здания и промышленные сооружения.
Вот мы и нацелили на каждый пулемет врага огневые средства и ударные группы смельчаков с гранатами. «Так что же еще может помешать атаке? — думал я. — Мины и проволочное заграждение? Но вместе со стрелками в цепи идут саперы. Если потребуется, они в проволочном заграждении на низких кольях проделают проходы. О минах мы тоже подумали. Свежих минных полей не обнаружено. А старые? Они занесены снегом, скованным морозом. Снежный наст при осторожном передвижении выдерживает вес человека, а при переползании — и тем более.
Конечно, враг настороже, но он не знает, когда мы атакуем. За последние дни наши атаки начинались в разное время: и в полночь, и перед рассветом, и после... [164]
А вражеским солдатам надо и отдохнуть и погреться в блиндажах».
Казалось, продумано и сделано все возможное. Теперь многое зависело от внезапности удара...
Дежурный телефонист прервал мои мысли. Он сообщил, что Орехова вызывает к телефону Первый.
— Все готово. Ждем вашего сигнала. Есть, начинать выдвижение! — услышал я голос Орехова.
Распоряжение о начале выдвижения телефонные провода понесли к Шишковцу, от него — к командирам рот, взводов, а от них — в отделения, расчеты, к бойцам.
И вот серия зеленых ракет озарила хмурое небо. Передний край заискрился тысячами трассирующих пуль. Атака началась. Ошеломленный внезапным ударом, противник открыл беспорядочную стрельбу. Заговорили его пушки и минометы. Однако больших потерь не было: в темноте враг не видел наши цепи.
Гвардейцы, уничтожив пулеметные точки и прикрытие гитлеровцев в первой траншее, хлынули в глубину обороны врага.
— Передний край обороны противника прорван, — доложил Орехову по телефону Шишковец. — Наступление развивается по плану...
Довольный таким сообщением, командир полка, поправляя пистолет, затянул потуже поясной ремень и коротко сказал:
— Оставайся, начштаба, здесь, а я пойду вперед.
Василий Романович легко выскочил из щели и вместе со своей рабочей группой офицеров и связистов исчез в предутренней мгле. Велико было мое желание поспешить за ними, принять непосредственное участие в бою. Но обязанности начальника штаба не позволяли сделать это. Через меня поддерживалась связь со штабом дивизии, соседями, подразделениями тыла.
Около семи часов утра старший адъютант батальона И. Д. Комолов по телефону доложил: бой идет за восточную окраину города — Рабочий поселок...
Вот как он, этот бой, проходил.
До сигнала о начале атаки стрелки и автоматчики лежали на снегу в 20–30 метрах от вражеских дзотов. Они не выдали себя ни единым движением. А как только взвились ракеты, гвардейцы ударили «карманной артиллерией» по амбразурам дзотов, дружно атаковали вражеские [165] позиции. Оставшиеся в живых гитлеровцы заметались по траншеям и ходам сообщения. Наши воины расстреливали их из автоматов, уничтожали в рукопашной.
В этом бою отличился командир роты лейтенант В. Н. Сергеев. Он умело маневрировал взводами. Это по его приказу командир стрелкового взвода В. К. Малолетков, не задерживаясь в первой траншее, повел гвардейцев вперед и с ходу овладел второй траншеей, очистив ее от врага на фронте до 300 метров. Руководя боем из первой траншеи, Сергеев попал в сложную ситуацию. Группа фашистов контратаковала его наблюдательный пункт. Сергеев и сопровождающие его гвардейцы встретили гитлеровцев огнем автоматов и пулемета. Когда пулеметчик был ранен, Сергеев сам взял ручной пулемет. Его тоже ранило, но он не покинул поле боя до тех пор, пока по передал командование ротой старшему лейтенанту В. И. Лабадзе.
Сопротивление врага было сломлено. А когда гитлеровцы начали отступать, то попали под огонь батальонных минометов, которыми командовал старший лейтенант Г. М. Чухлонцев. Корректировал их огонь находившийся в боевых порядках стрелков младший сержант А. К. Дергачев.
Преследуя врага, наши гвардейцы подошли к восточной окраине города и ворвались в ближний дом. Однако противник отчаянно сопротивлялся. Огонь пулемета, установленного в одном из кирпичных зданий, прижал к земле взвод левофланговой роты. На этом же направлении действовали и полковые разведчики. Двое из них, комсомольцы А. А. Пшеничный и А. П. Зайцев, где ползком, а где короткими перебежками подобрались к дому. Гранатами и огнем из автоматов они уничтожили шесть фашистов, а троих захватили в плен. Пулемет замолчал...
Однако вскоре Комолов доложил, что продвижение батальона приостановлено огнем из опорного пункта, оборудованного в массивном каменном здании. Как стало известно позднее, это было здание школы № 25. Гитлеровцы хорошо укрепили это здание, огонь наших минометов и орудий, поставленных на прямую наводку, нужного эффекта не давал.
В это время на наблюдательный пункт батальона прибыл подполковник Орехов. Изучив обстановку, он сказал:
— Нужна штурмовая группа. Из самых смелых... [166]
— Есть в батальоне такая группа! — ответил парторг Костюк.
Вскоре три бойца-коммуниста красноармейцы Мейс, Хасаншин и Кондаков стояли перед командиром полка. Возглавил группу парторг батальона старшина Костерев, Командир полка сам поставил задачу гвардейцам.
Воины штурмовой группы незаметно пробрались в здание с тыла. В это время подразделения батальона отвлекли внимание гитлеровцев с фронта. Гвардейцы-коммунисты штурмовой группы внезапно ударили по врагу. Гранатами и автоматным огнем они уничтожили четыре пулемета и истребили до полутора десятков гитлеровцев. Двоих взяли в плен. Остальные фашисты в панике разбежались. Овладев школьным зданием, наши стрелковые роты вновь пошли вперед и, очищая от гитлеровцев один дом за другим, прорвались к центру города.
Разместив свой наблюдательный пункт в школе, Орехов приказал мне подтянуть в город штаб полка. К перемещению штаба у нас уже было все готово. Получив разрешение у полковника Кащеева, мы отправились на новое место. Пройдя немного к центру города, вышли на небольшой сквер. И там увидели совсем иную картину: бой шел еще близко, а жители уже вышли на улицу и радостно приветствовали своих освободителей.
Мы не имели времени, чтобы поговорить с горожанами, спешили на командный пункт. Лишь позже мне стал известен такой случай.
Когда Шишковец, Велибеков и офицеры штаба батальона вошли в город, кто-то из жителей рассказал им, что недалеко отсюда, в шахте № 5 «Коммунар», гитлеровцы держат под охраной многих горожан и могут вот-вот учинить над ними расправу.
Шишковец немедленно приказал резервному взводу лейтенанта Малолеткова уничтожить фашистов у шахты «Коммунар» и освободить заключенных в ней советских граждан. Бой был коротким. Четверо гитлеровцев были сражены огнем из автоматов, а двое захвачены в плен.
Пройдя к штольне шахты, Малолетков и его бойцы попытались вызвать на поверхность томившихся в шахте людей. Но им никто не ответил. Тогда боец Кондаков спустился в штольню и объявил узникам, что город освобожден [167] Красной Армией. Не передать словами ту радость, которая охватила этих до крайности истощенных и измученных людей. Более трехсот узников штольни поднялись на поверхность. Возле шахты стихийно возник митинг. Его открыл наш парторг Костюк. Рабочий Игнат Сергеевич Черный, томившийся в лагере около четырех месяцев, сказал:
— Спасибо Красной Армии за то, что она нас освободила. Теперь и мы будем громить фашистских изуверов.
С гневом слушали гвардейцы рассказы о пытках, издевательствах и унижениях, которые перенесли советские люди от гитлеровских оккупантов. В сердцах воинов крепло благородное стремление разгромить врага, освободить советскую землю.
— Наконец-то прибыли! — сказал Орехов, когда мы поднялись в комнату, расположенную на верхнем этаже школы, где и был оборудован НП.
Не теряя времени, Василий Романович ввел меня в обстановку, а затем сказал:
— Расположите штаб здесь. За себя оставьте Ожередова, а мы пойдем в батальон. Там что-то опять застопорилось.
К нашему приходу на наблюдательный пункт батальона стрелковые роты вели огневой бой в северной части города на восточном берегу реки Саксогань. Сосед справа — 92-й гвардейский полк также находился перед рекой. Мосты через нее были взорваны. Попытка подразделений по разбитому льду переправиться на противоположный берег не удалась. Враг засыпал их минами, не давали поднять головы и его пулеметы, особенно те, что били с колокольни на западном берегу.
На наблюдательном пункте не знали, что и делать. Командир полка сначала нашумел на Шишковца, затем досталось и Велибекову. Но разгоном дела не поправишь. Надо было что-то предпринимать. Мы поднялись на верхний этаж одного из кирпичных зданий. Оттуда хорошо просматривался противоположный берег, наблюдатели засекли многие огневые точки противника.
Изучив обстановку, Орехов приказал мне эти огневые точки нанести на карту. Затем он подозвал командира артиллерийского дивизиона Лаврентьева, приказал ему подавить минометную батарею врага в районе сквера, что в километре западнее моста, и уничтожить пулеметные [168] точки на противоположном берегу. Командирам минометной и артиллерийских батарей полка также были поставлены задачи на подавление и уничтожение огневых средств противника.
— Ну а теперь подумаем о способах форсирования, — сказал Орехов.
Найти решение ему помог Василий Георгиевич Егоров, секретарь парткомиссии дивизии. Он и агитатор политотдела Иван Максимович Черкасов все это время находились в ротах, личным примером воодушевляли воинов.
— Василий Романович, а ведь у нас есть опыт форсирования подобных речек по разрушенному льду. На Северо-Западном мы их преодолевали с помощью жердей и досок.
— Вы правы, Василий Георгиевич. Так и сделаем, — согласился Орехов.
— Я и сарайчики дощатые приметил. Недалеко отсюда, — добавил Егоров.
Не прошло и часу, как ударили наши орудия и минометы, застрочили «максимы». Противоположный берег реки заволокло дымом. Огневые средства гитлеровцев замолчали. Этим воспользовались наши подразделения, устремившиеся к реке. Гвардейцы несли с собой доски, жерди, целые двери. Вместе с бойцами шли парторг Костюк, комсорг Крехов, агитатор Сидунов, замполит батальона Вараксин, представители политотдела дивизии Егоров и Черкасов. Были тут и жители города, вызвавшиеся помочь своим освободителям.
Неширока река Саксогань. Немного времени потребовалось преодолеть ее... Гвардейцы роты старшего лейтенанта Варлама Ибрдановича Лабадзе первыми добрались до западного берега. Сам Лабадзе забросал гранатами вражеский пулемет, ведущий огонь из крайнего дома.
Форсировав реку, дружно атаковали врага и воины роты Фишкова. Потеряв около трех десятков солдат и офицеров, враг начал отступать. И тогда командир пулеметной роты старший лейтенант Семен Кириллович Попков приказал двум пулеметным расчетам выдвинуться по параллельной улице и отрезать огнем пути отхода фашистам.
Грозен был огонь «максимов» в руках опытных пулеметчиков рядовых Г. Ф. Евдокимова и Н. И. Чурсина. Не [169] один десяток гитлеровцев остались лежать на улицах Кривого Рога.
Однако противник еще не был сломлен. В северо-западной части города он приспособил к обороне кирпичные здания, улицы перекрыл баррикадами, перекрестки пристрелял огнем пулеметов. Сопротивлялись фашисты с отчаянием обреченных. Но это не остановило гвардейцев. Там, где было особенно трудно, в их рядах появлялись Орехов и Шишковец. Они помогали командирам подразделений организовывать маневр и обходить очаги сопротивления по параллельным улицам.
Грохот боя слышался уже с противоположной окраины города. В начале одиннадцатого И. И. Лазаревич, наблюдая из окна здания, в котором располагался штаб, радостно оповестил:
— Смотрите, смотрите! Красный флаг!
Я бросился к окну и в бинокль увидел алое полотнище, развевавшееся на самом высоком здании в западной части города. Его прикреплял к трубе советский воин-освободитель Кривого Рога. Но что это? Вдруг солдат покачнулся, медленно сполз на крышу. Однако красный флаг по-прежнему гордо реял на холодном февральском вотру.
Подвиг этот совершил двадцатидвухлетний гвардеец Владимир Денисович Мисевич. Родился он в деревне Костюково Полесской области. В 1939 году был призван в Красную Армию. С первых дней войны на фронте. Испытал горечь поражений и радость побед. И вот пуля фашистского снайпера оборвала жизнь отважного гвардейца...
Воодушевленные подвигом Владимира Мисевича, гвардейцы поднялись в атаку и вышли на западную окраину города в районе рудника «Смычка». Свою задачу полк выполнил. А к полудню 22 февраля город Кривой Рог был полностью очищен от гитлеровцев. Это был хороший подарок воинов 3-го Украинского фронта к 26-й годовщине Красной Армии.
Тем временем подразделения полка начали было закрепляться на рубеже, который был указан командиром дивизии. Но вскоре высланная нами разведка доложила, что к западу от рудника «Смычка», в совхозе «Красный шахтер», замечено движение частей противника, которые поспешно переходят к обороне. Подполковник Орехов, [170] оценив обстановку, решил по своей инициативе занять это селение и не дать врагу закрепиться там. Наши гвардейцы вновь пошли вперед.
Удар был настолько неожиданным, что гитлеровцы не смогли оказать организованного сопротивления. Они в панике бежали, не успев даже поджечь или взорвать совхозные постройки. Нашими трофеями оказались около двух тысяч центнеров зерна и весь совхозный инвентарь. На западной окраине населенного пункта, на выгодном для обороны рубеже, подразделения закрепились.
На следующий день мы вновь двинулись в наступление и вышли южнее Моисеевки на восточный берег реки Ингулец. Попытки с ходу форсировать реку успехом не увенчались. Западный берег враг сильно укрепил. Полк перешел к обороне.
Родина высоко оценила отвагу и мужество, проявленные гвардейцами нашего полка в боях за Кривой Рог. Орденами и медалями было награждено 86 человек.
Войскам, участвовавшим в освобождении Кривого Рога, приказом Верховного Главнокомандующего № 76 от 22 февраля 1944 года была объявлена благодарность, столица нашей Родины Москва салютовала им двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий. [171]