«Если умирать, так стоя!»

Тревожным был для разведчиков нашего отряда день 1 мая 1943 года. И праздник не в праздник. Накануне, 30 апреля, мы проводили в ответственную операцию по тылам врага большую группу своих товарищей во главе с командиром отряда коммунистом капитаном Дмитрием Семеновичем Калининым.

...В двадцатых числах апреля капитана Калинина вызвали в штаб флота. Дмитрий Семенович возвратился в отряд озабоченным. Созвав узкий круг командиров групп, он сообщил, что получено задание подготовить и произвести высадку большой группы наших разведчиков в тыл к гитлеровцам. Район высадки он не назвал, но ни [112] у кого не вызывало сомнений, что это где-то поблизости, если не на самом Таманском полуострове.

Мы, признаться, со дня на день ожидали такого приказа. Ведь недаром же на наши приморские аэродромы в последнее время прибывали все новые и новые соединения бомбардировочной и штурмовой авиации. По ночам на фронтовых дорогах приморского участка шло оживленное передвижение артиллерии, танков. Эти и другие признаки давали нам, разведчикам, имевшим уже немалый боевой опыт, все основания предполагать, что в начавшемся в первых числах апреля новом наступлении частей Северо-Кавказского фронта в направлении станицы Крымской и далее на Гладковскую и Верх. Баканский — Анапу найдется какое-нибудь дело и для нас. Так оно и случилось...

Для участия в предстоящей операции отобрали тридцать пять разведчиков, разбив их на три группы. С одной из них шел сам капитан Калинин, вторую возглавил один из наших ветеранов, секретарь партийной организации отряда мичман Николай Андреевич Земцов. После сформирования эти группы сутками пропадали то в горах, то в лесу, проводя тренировочные походы. В перерывах между походами, отдыхая в базе, капитан Калинин и мичман Земцов подолгу беседовали со старшиной Аникиным и старшиной 1-й статьи Потаповым, не так давно высаживавшимися с группой разведчиков в районе Анапы. Они тогда раздобыли там очень важные данные о передвижении частей противника по шоссе Анапа — Красно-Медведовская и Анапская — Натухаевская, разведали вражеские оборонительные сооружения на побережье от Анапы до мыса Утриш, установили примерное количество плавсредств в порту Анапа и количество вражеских самолетов на анапском аэродроме. Кроме этого, Потапов с несколькими разведчиками побывал в поселке Павловка и захватил там особенно притеснявших жителей старосту и двух полицейских.

Сделали они это очень ловко, и их рассказ в отряде слушали с большим интересом.

— Пришли мы в эту самую Павловку что-то около двух часов ночи, — рассказывал один из разведчиков. — Предварительно установили, что постоянного гарнизона в поселке нет, а останавливаются здесь лишь проходящие [113] части гитлеровцев — отоспаться в тепле да пожрать. И обобрали они с помощью старосты и полицейских жителей поселка, как говорится, до нитки. Где живет один из полицейских, нам подсказали. Окружили мы дом, чтобы полицейский, чего доброго, не дал тягу, и стучим. «Кто там?..» — послышался из-за стекла елейный такой голосок, словно у пономаря в церкви. Мы не отвечаем и стучим уже понастойчивее. «Да кто там, господи ты боже мой, в такую поздноту?» — снова спрашивает «пономарь», а сам заглядывает в окошко, стараясь рассмотреть, кого это там принесло. Но темень. Ничего не видно. Тут его Ваня Стучинский как стал по-немецки пушить: «Свинья ты, — и даже покрепче загнул. — Вместо того чтобы службу нести, ты с бабой валяешься?!» — И пошел, и пошел. А потом командует: «Выходи немедленно!»

— Так эти же гитлеровские лакеи к деликатному обращению не приучены, — улыбаясь, пояснил матрос Стучинский. — Их чем сильнее лаешь, тем они послушнее...

— Что правда то правда. Выскочил после этого полицай на крыльцо пулей. Даже не все пуговицы на штанах застегнул. А как увидел, к кому в руки попал, таки совсем дара речи лишился. Ни с того ни с сего икать стал. Стоит, глаза выпучил. И «ик... ик...». Еле-еле в себя пришел. Объяснили мы ему, чтобы он нам дом старосты показал да помог его на улицу вызвать. «Все, — лопочет, — сделаю, только вы уж явите божью милость. Я сам, — говорит, — всей душой за Советскую власть. Ну, а что полицаем стал, так это бес попутал...» Религиозный оказался, гад.

Но к дому старосты подвел. Не надул. В окошко тихонько стук-стук. Там еще не спали. Из-за приоткрывшейся занавески замерцал слабый свет не то прикрученной лампы, не то коптилки. Сиплый такой голос спрашивает: «Что нужно?» — «Выйдите, Евдоким Прокофьич, — говорит полицай, — на один секунд. Дело до вас имеется неотложное...» — «Заходи, — отвечает староста, — сам до хаты. Чего это я к тебе ходить буду?..» Не ахти уж какая гитлеровская «шишка», а субординацию соблюдает. «Да уж не сочтите за труд, Евдоким Прокофьич, — еще пуще заюлил полицай, почувствовав у бока пистолет Потапова, и икать стал чуть ли не на [114] каждом слове. — Дело-то безотлагательное и требует секретности...» Староста «снизошел». Вывалилась на улицу туша этак пудов на шесть. Морда — решетом не прикроешь. Глазки заплыли. Щеки красные, сальные, словно два поджаренных пирога. Вышел спесиво. Что ни говори, а все же начальство. Но как только Блинов и Малиновский ему к спине автоматы приставили, так куда вся спесь девалась. Оказалось, что второй полицейский у старосты в гостях был. С «первача» пробу снимали, сволочи. Взяли мы без шума и того, отвели их в укромное местечко, и они там до самого нашего отхода под охраной просидели. Ничего, спокойно себя вели. Только все друг на друга кляузничали. Староста на полицейских, что они, мол, грабили, а те на него и друг на друга, что тот, дескать, сукин сын, а он сам чуть ли не благодетелем для жителей поселка был. На самом же деле по всем троим веревка давно уже скучала...

Вся эта «троица» вражеских прислужников понесла суровое наказание.

Группа Аникина пробыла тогда в тылу врага около двух недель. Полностью выполнив боевое задание, она в условленном месте была снята нашим катером и, не потеряв ни одного человека, возвратилась в базу отряда. Беседуя с Аникиным и Потаповым, капитан Калинин и главный старшина Земцов особенно интересовались районами поселков Варваровка и Павловка и высоты 288,4. Здесь предстояло действовать новой группе наших разведчиков. Перед ней была поставлена задача наделать шуму, создать у гитлеровцев впечатление высадки крупного десанта в их тылу, чтобы они оттянули часть своих сил с передовой линии фронта. Затем, не принимая боя, разведчики должны были оторваться от врага и проводить диверсионно-разведывательную работу, нарушая телефонно-телеграфную связь, минируя дороги.

...Вечером 30 апреля мы (в который уже раз) провожали дорогих друзей на трудное и опасное боевое задание.

Перед посадкой на катера-»охотники» Дмитрий Семенович приказал командирам групп проверить вооружение, боеприпасы и все, что могло потребоваться в тылу врага для выполнения боевого задания.

Глядя на стоящих в строю разведчиков, вооруженных [115] ручными пулеметами, автоматами, бесшумными винтовками, я невольно вспомнил Севастополь осени 1941 года, когда мы выходили в первую операцию в район Кача — Бахчисарай. Тогда у нас на всю группу только у одного меня, командира, был автомат, и это считалось уже хорошо, а все остальные шли в тыл врага с самыми обычными трехлинейками. С тех пор не прошло еще и двух лет. Но советский народ, несмотря на все трудности войны, в изобилии дал своим воинам самое совершенное оружие.

Выслушав доклады о готовности группы, капитан Калинин обратился к разведчикам с кратким словом. Он вообще был немногословен.

— Нам с вами, товарищи, поручено высадиться в тылу врага. Что скрывать, нас ждут немалые трудности. Однако уверен, что задание командования будет выполнено. Мы не посрамим славных традиций нашего отряда. Ну, а если что...

Дмитрий Семенович окинул взглядом строй разведчиков и продолжал:

— А если что и случится, то никто из нас не унизит себя трусостью. Коль уж доведется погибнуть в сражении, умирать будем стоя...

«Если умирать, так стоя!» — это были любимые слова капитана Д. С. Калинина.

...Он принял командование нашим отрядом в первых числах января 1943 года, после гибели батальонного комиссара В. С. Коптелова. Внешне Дмитрий Семенович ничем особенно не был примечателен. Невысокий ростом, худощавый. На прокаленном ветрами открытом лице — крупный нос. Резко очерченные скулы. Темные, уверенно глядящие в мир глаза. Всегда аккуратно зачесанные назад мягкие русые волосы. Вроде бы самый обыкновенный человек. Но стоило хоть недолго побыть с ним, поговорить, понаблюдать за ним, и каждый невольно проникался к нему уважением. Даже в его улыбке (а Калинин улыбался часто, и это сразу меняло выражение его лица) было что-то очень располагающее. Разведчики быстро подметили скромность нового командира. Капитан, например, избегал разговоров о его прежней службе. И не потому, что до этого отсиживался где-то в тылу. Стороной нам удалось узнать, что до прихода в отряд Дмитрий Семенович служил в одной из бригад [116] морской пехоты и не раз проявлял в боях смелость и отвагу. Но он считал неуместным говорить об этом. Люди, сами не раз смотревшие смерти в глаза, — разведчики быстро оценили это качество своего командира. Была у капитана Калинина еще одна хорошая черта, которая также немало способствовала тому, что Дмитрий Семенович быстро завоевал уважение и, не побоюсь употребить это слово, любовь всего личного состава отряда. Он не принадлежал к тем, кто, придя на новое место службы, всячески охаивает все, что было сделано его предшественником, и ясно дает понять, что настоящий порядок начинается только с его приходом. Дмитрию Семеновичу было чуждо это. Напротив, он постоянно подчеркивал заслуги Топчиева и Федорова (старший лейтенант героически погиб, защищая до последнего дыхания любимый Севастополь), Латышева и Коптелова, всякий раз призывая нас ни в чем не уронить добрую славу отряда, завоеванную под руководством этих офицеров. Именно поэтому капитан Калинин и повторял всегда: «Если умирать, так стоя!» И все мы знали, что это были не просто слова.

...В ночь на 30 апреля два «охотника» с тридцатью пятью разведчиками ушли в район занятой врагом Анапы. А утром 1 мая катера возвратились обратно, и в отряде стало известно, что высадка прошла успешно.

— Полный порядок... Наш «визит» к гитлеровцам был для них как снег на голову, — рассказывали катерники. — Дадут ваши хлопцы им жару!..

Все легко вздохнули. Успешная высадка в тылу противника — дело немаловажное.

1 мая, как было заранее условлено, наши радисты стали ждать первых сообщений от группы капитана Калинина. Однако на посылаемые в эфир запросы ответа не было. Мы заволновались. Почему молчат?.. Некоторые из разведчиков, чтобы успокоить товарищей и самих себя, говорили:

— Ну и что тут особенного?.. Это еще ничего не значит. Могла ведь там, скажем, рация отказать...

Но этому трудно было поверить. Радиста матроса Шушкина, ушедшего с группой капитана Калинина, все мы знали (и не без оснований) как одного из лучших специалистов в отряде. Не раз уже, будучи в самых трудных положениях, он находил возможность дать знать о себе. [117]

А тут, несмотря на все старания радистов отряда, не снимавших наушников ни днем ни ночью, Шушкин молчал. Так прошло и 2 и 3 мая... Теперь уже почти никто не сомневался, что наши товарищи, высадившиеся в тылу врага, попали в беду. Последняя искра надежды погасла после того, как с катеров, выходивших к занятому противником берегу, чтобы снять группу, сообщили, что в намеченное место не вышли ни капитан Калинин, ни кто-либо другой из разведчиков.

Мы обратились к командованию с просьбой выделить из числа личного состава, находившегося в базе, новую группу и высадить ее примерно в том же районе, чтобы узнать о судьбе капитана Калинина и его боевых товарищей. Но нам в этом отказали. И вполне резонно: нельзя было рисковать жизнями нового десятка разведчиков.

Только спустя пять месяцев, уже после того как наши войска вышвырнули гитлеровцев с Таманского полуострова, из рассказа проводника группы капитана Калинина, некоего Ларикова (ему удалось спастись и дождаться прихода Советской Армии), и из опроса местных жителей нам удалось более или менее подробно узнать о славной гибели нашего любимого командира и его группы.

...Тогда, в ночь на 1 мая 1943 года, в районе высоты 388,4, что южнее Анапы, первой с катеров на занятый противником берег высадилась группа мичмана Земцова (кстати сказать, сам Земцов и часть разведчиков его группы спустя две недели после высадки возвратились в отряд, но об этом рассказ потом). Убедившись, что гитлеровцев поблизости нет, они передали условный сигнал о продолжении высадки, а сами в сопровождении проводника пошли к поселку Павловка. Близился рассвет, а Земцову и его товарищам предстояло проделать немалый путь.

Группа капитана Калинина высаживалась последней. Сойдя на берег и отправив катера домой, Дмитрий Семенович, прежде чем идти к месту, где намечено было организовать командный пункт всех групп на время этой операции, с десятью разведчиками «заглянул», как того требовало боевое задание, в поселок Варваровка, чтобы расшевелить «осиное» гнездо. Тут у гитлеровцев стоял постоянный гарнизон. [118] Поселок был окружен окопами. В разных местах враг понастроил доты и дзоты. Советская земля горела под ногами у гитлеровцев, и они ни днем ни ночью не чувствовали себя здесь в безопасности.

На переходе до поселка группа благополучно миновала все вражеские заставы. Вот, наконец, и Варваровка.

Старшина 1-й статьи Конев и матрос Михайловский без шума сняли часового, и разведчики проникли внутрь первого из дзотов. Ни один гитлеровец не ушел оттуда. То же повторилось и в соседнем дзоте. Но в это время поблизости оказались офицер и несколько вражеских солдат, проверявших, по-видимому, караулы. Уйти от них незамеченными было невозможно. После первой же автоматной очереди в гарнизоне поселка поднялась паника. Послышались возгласы:

— Рус!.. Десант!..

Со всех сторон застрочили пулеметы и автоматы. В начавшейся суматохе, по рассказам местных жителей, гитлеровцы перестреляли немало своих солдат и офицеров.

Капитану Калинину все же удалось вывести свою группу из боя, и разведчики стали уходить в глубь побережья, направляясь к горе, где должен был быть организован КП.

Начало светать... Напуганное высадкой советского десанта, гитлеровское командование направило в район Варваровки до двух кавалерийских эскадронов и батальон пехоты.

Уже совсем рассвело, когда группа Калинина добралась до склона горы в Тамошенковой. Идти дальше было опасно. Появилось несколько «мессершмиттов», просматривающих все вокруг с бреющего полета. И Дмитрий Семенович отдал приказ залечь в кустарнике, рассчитывая переждать до вечера. Но гитлеровцы с самого утра начали тщательно прочесывать весь этот район, поджигая кустарник, не оставляя не осмотренной ни одной щели на склонах гор.

Выхода не было. Несмотря на многократное превосходство противника, десять советских моряков во главе с капитаном Калининым решили принять бой...

В полдень, как раз тогда, когда в отряде ждали ответа от радиста Шушкина, здесь прогремела, эхом отдаваясь в горах, первая автоматная очередь. [119]

Более часа продолжалась ожесточенная схватка, в которой каждый из наших разведчиков сражался с добрым десятком гитлеровцев. Многие из моряков были убиты. Оставшиеся в живых, израсходовав патроны, отбивались от наседавших врагов гранатами.

Капитан Калинин был ранен в руку и в ногу. Давно уже был расстрелян последний диск, и автомат, как бесполезный, отброшен в сторону. Залитый кровью Дмитрий Семенович разложил перед собой гранаты и метал их здоровой рукой только тогда, когда был уверен, что взрыв разнесет в клочья двух — трех гитлеровцев.

Когда же осталась одна, последняя граната, капитан Калинин встал. Гитлеровцы, решив, что он сдается, кинулись к нему толпой. Пятнадцать, десять, пять метров... И в этот момент со словами «Если умирать, так стоя!» Дмитрий Семенович бросил себе под ноги эту последнюю гранату. Он погиб, уничтожив еще с десяток гитлеровцев.

Так умирали герои!..

Местные жители собрали останки мужественного воина и похоронили его неподалеку от места, где проходил этот неравный бой.

Указом Президиума Верховного Совета СССР капитану Дмитрию Семеновичу Калинину за совершенный им воинский подвиг было посмертно присвоено высокое звание Героя Советского Союза.