Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава шестая.

Южнее Орла

На следующий день к нам в штаб корпуса приехал командующий армией генерал П. С. Рыбалко. Собрав нас в самом вместительном блиндаже, он в первую очередь обратился к исполняющему обязанности командира корпуса полковнику А. Б. Лозовскому (он недавно получил очередное воинское звание), попросил его доложить о готовности корпуса к боям. А затем П. С. Рыбалко сказал уже мне:

— Александр Александрович! Доложите вкратце о наличии, техническом состоянии автобронетанковой техники корпуса, об обеспечении танковых и механизированной бригад боеприпасами и горючим.

— Слушаюсь, товарищ командующий! — поднялся я. — Докладываю. В состав 15-го танкового корпуса входят три однородные — 88, 113 я 195-я танковые бригады, а также 52-я механизированная. Из полков — самоходно-артиллерийский, минометный, истребительно-противотанковый и зенитно-артиллерийский. Имеются также мотоциклетный и саперный батальоны, батальон связи и резерва, подвижные танковая и автомобильная рембазы, транспортная рота. Все перечисленные части и подразделения бронетанковой техникой и вооружением укомплектованы полностью. Обеспеченность же автотранспортом составляет, к сожалению, всего лишь 50 процентов.

Танковые бригады, — продолжал я, — имеют по 65 танков Т-34 и Т-70 с двумя боекомплектами и двумя же заправками горючего в каждой. Самоходный артполк укомплектован 16 самоходными установками СУ-122, а батальон резерва танков — 33 машинами, Т-34 и семью семидесятками. Вместе с танками командования наш корпус имеет в строю 167 танков Т-34, 70 танков Т-70 и 16 самоходно-артиллерийских установок СУ-122. Всего — 253 танка и САУ. Возимый запас боеприпасов в [134] корпусе составляет 3 боекомплекта, а горючего 2,5 заправки.

Внимательно выслушав наши доклады, генерал-лейтенант П. С. Рыбалко удовлетворенно кивнул и сказал:

— Товарищи! До Военного совета нашей армии доведены сведения о том, что довольно значительные силы немецко-фашистских войск, желая, видимо, взять реванш за свое поражение под Сталинградом и захватить в свои руки стратегическую инициативу, 5 июля 1943 года предприняли крупные наступательные действия на орловско-курском и белгородском направлениях. Там сейчас развернулись ожесточенные сражения. Думаю, что со дня на день и нашу гвардейскую танковую армию перебросят именно туда, и ей будет отведена далеко не второстепенная роль. Поэтому призываю вас быть в готовности в любой момент выступить по указанному маршруту.

П. С. Рыбалко слегка пристукнул ладонью по столу и закончил:

— Судя по только что заслушанным докладам, ваш корпус в основном готов к боевым действиям. На завершение же недоделанного даю вам еще три дня. Все, товарищи!

Мы вышли из блиндажа, гадая, когда же нас могут ввести в дело.

* * *

12 июля только что назначенный на должность командира корпуса генерал-майор Ф. Н. Рудкин был срочно вызван в штаб армии. Оттуда вернулся с приказом командарма о передислокации соединений 3-й гвардейской танковой армии в новый район — Новосиля, расположенный от прежнего в 150 километрах.

Сборы были недолгими. Ибо едва ли не впервые мы не загружали трансмиссии танков ящиками с боеприпасами и бочками с горючим, так как недавно полученная довольно большая партия новеньких машин позволила транспортировать на колесах не только тяжелое вооружение и мотострелков, но и значительные запасы горючего, боеприпасов, другого военного снаряжения.

Марш танковых и автомобильных колони корпуса происходил в темное время суток, притом при проливном дожде. Дороги, что вполне понятно, вскоре развезло. Тыловые подразделения на «фордах» и «зисах» отстали [135] от танков и в район первой дневки своевременно не прибыли. В результате чего боевые машины в этом месте дозаправлены горючим не были.

Правда, личный состав обошелся без сухого пайка. Но за автокухнями пришлось посылать несколько танков.

К назначенному сроку в заданный район прибыли не все бригады. Подтягивание некоторых из подразделений, а также тылов проходило в течение еще двух суток.

И вот в яблоневый сад на окраине Новосиля, где в неказистой хатенке сторожа расположился штаб 15-го танкового корпуса, приехали командарм П. С. Рыбалко и член Военного совета армии И. С. Мельников. Строго указав командиру корпуса генералу Ф. Н. Рудкину на допущенное отставание бригадных тылов, П. С. Рыбалко ознакомил нас с общей обстановкой на данный день. В частности, рассказал, что советские войска, измотав противника в ожесточенных оборонительных боях под Курском, сами предприняли решительное контрнаступление против боевых порядков гитлеровцев. В частности, войска левого крыла Брянского фронта под командованием генерала М. М. Попова вклинились в неприятельскую оборону на глубину порядка 22 километров и вышли на рубеж реки Олешня. Однако их последующие попытки с ходу форсировать реку и прорвать оборонительные позиции гитлеровцев теперь уже на западном берегу Олешни пока еще не увенчались успехом.

— Для ускорения темпов наступления войск левого крыла Брянского фронта Ставка Верховного Главнокомандования решила ввести в сражение нашу 3-ю гвардейскую танковую армию, — водя указкой по карте, закончил командарм.

А затем П. С. Рыбалко зачитал нам приказ командующего Брянским фронтом, из которого явствовало, что войска 3-й гвардейской танковой армии должны после прорыва 3-й и 63-й общевойсковыми армиями обороны противника на западном берегу Олешни войти в сражение на участке Аввакумовский, Заброды. И, развивая наступление на Спасское, Нарышкине, обойти Орел с севера и запада.

К концу первого дня боя нам предписывалось перерезать шоссейную и железную дороги Мценск — Орел, форсировать реку Оку и захватить плацдарм на ее западном берегу. В дальнейшем, уже к исходу третьего [136] дня, овладеть населенным пунктом Нарышкино, что в 30 километрах западнее Орла, где и соединиться со 2-й танковой армией генерала А. Г. Родина из состава войск Центрального фронта. То есть завершить окружение орловской группировки войск противника.

* * *

В ночь на 17 июля части нашего 15-го танкового корпуса начали выдвижение в выжидательный район, который находился в 10 километрах от переднего края обороны противника. По прибытии на место в штабах корпуса и бригад закипела работа по организации предстоящего боя.

Большую часть этого дня я провел в подразделениях 113-й танковой бригады. Вначале познакомил ее нового командира полковника Л. С. Чигина и его заместителя по технической части капитана-инженера И. С. Лакунина (заодно и сам познакомился с ними поближе) с корпусным планом технического обеспечения предстоящих боевых действий. Затем рассказал им о традициях нашего корпуса, о ратных подвигах их предшественников под командованием еще первого комкора генерала В. А. Копцова.

Полковник Л. С. Чигин сразу же понравился мне своей горячей приверженностью к танковым войскам, глубоким знанием особенностей этого рода войск, рассудительностью и уважительным отношением к подчиненным. Он высоко отозвался о боевой подготовленности частей и подразделений вверенной ему бригады и не скрывал гордости, что является командиром столь прославленного танкового соединения.

Л. С. Чигин был среднего роста, ладно скроенным крепышом с густой шевелюрой светлых вьющихся волос на крутолобой голове. Его энергичное, с легким загаром лицо подкупало своей приветливостью, внушало невольную симпатию.

Но симпатия симпатией, а дело делом. Я выборочно проверил в бригаде несколько машин. И лично убедился, что танки, их вооружение, остальное военное имущество здесь приведено, что называется, к «нормальному бою», а личный состав готов в любую минуту выполнить поставленную перед ним задачу.

Все это я и доложил по возвращении из бригады комкору. [137]

А на следующий день в корпус приехал начальник штаба армии генерал В. А. Митрофанов. Он-то и сообщил, что нашему 15-му танковому корпусу, как, впрочем, и другим соединениям 3-й гвардейской танковой армии, предстоит наступать не на Спасское и Нарышкино, как было ранее приказано, а на юго-запад, в направлении на Становой Колодезь, Кромы. Задача — выйти во фланг и тыл основной группировки 9-й немецкой армии, чтобы затем во взаимодействии с войсками Центрального фронта уничтожить ее.

Вполне понятно, что это известие серьезно озадачило нас. И в первую очередь, конечно же, начальника штаба корпуса полковника А. Б. Лозовского, который со своими помощниками и без того едва справился с хлопотами но увязыванию первоначального плана взаимодействия танковых частей с пехотинцами и артиллеристами. А тут — новая задача. И на подготовку к ее выполнению времени отводилось в обрез — менее суток!

В штабе закипела напряженнейшая работа. По, несмотря на ее огромный накал, организована она была без нервозности, четко. И в этом была большая заслуга А. Б. Лозовского, всегда очень сдержанного, корректного человека.

Итак, штаб корпуса и на этот раз справился со своей задачей. И под покровом ночи наши бригады организованно совершили марш, к рассвету 19 июля сосредоточившись на исходном рубеже.

Ровно в 8 часов после непродолжительной, но довольно мощной артиллерийской и авиационной подготовки в наступление пошли войска 3-й и 63-й армий. Но успеха добились минимального. Достаточно сказать, что за два часа боя их части и соединения продвинулись вперед лишь на 1,5 километра. И тут были остановлены сильнейшим огнем противника.

Положение создалось серьезное. И тогда, чтобы нарастить силу удара этих армий и сбить-таки врага с занимаемых им позиций, наша 3-я гвардейская танковая армия получила приказ тоже войти в сражение, завершить прорыв обороны гитлеровцев и развить наступление дальше, на юго-запад, в направлении на Становой Колодезь.

В 10 часов 20 минут 15-й танковый корпус на участке от Богдановки до Александровского двинулся вперед По оборудованным саперами бродам его 113-я и 88-я [138] танковые, а также 52-я механизированная бригады, действуя в первом эшелоне корпуса, форсировали реку Олешня, развернулись затем в боевой порядок и стремительно атаковали позиции 36-й пехотной дивизии врага.

С командного пункта нам было хорошо видно, как стальная лавина из более чем ста танков Т-34, несколько оторвавшись от пехоты, стремительно неслась вперед, сметая буквально все на своем пути.

Правда, в районе Александровский, Алексеевка наши танкисты и мотострелки были встречены прямо-таки ураганным артиллерийским и минометным огнем, к тому же и атакованы двумя группами вражеских пикирующих бомбардировщиков. Мы в течение 10 минут потеряли здесь 12 тридцатьчетверок. Однако это не охладило наступательного порыва бригад. Ведя прицельный орудийно-пулеметный огонь, их танки, преодолевая насыщенные огневыми средствами промежуточные рубежи и минные поля, хотя и медленно, но все же продолжали продвигаться вперед.

* * *

Бой в глубине обороны гитлеровцев принял еще более ожесточенный характер. Враг упорно сопротивлялся, бросая против нас значительные силы своей авиации, танков и самоходной артиллерии. Так, на левом фланге, где вела наступление 113-я танковая бригада полковника Л. С. Чигина, из-за леса вскоре появилась довольно внушительная колонна тяжелых немецких танков и штурмовых орудий. В ней было машин 35, не меньше, и принадлежали они, как выяснилось позднее, 8-й танковой дивизии. И вот эта колонна, развернувшись в боевой порядок, с ходу открыла огонь по нашим тридцатьчетверкам. Завязалась артиллерийская дуэль, в результате которой то у одной, то у другой стороны стали возникать дымные факелы из горящих машин.

Понеся большие потери в этой дуэли, передний батальон 113-й танковой бригады вынужден был остановиться. Но ненадолго, ибо следовавший несколько сзади его боевых порядков командир бригады полковник Л. С. Чигин тут же выскочил на своей тридцатьчетверке вперед и бесстрашно устремился на врага, увлекая за собой остальных. Оказавшись под угрозой флангового удара со стороны группы танков, ведомых полковником [139] Л. С. Чигиным, немецкие машины, оставив на поле боя шесть дымящих своих собратьев, поспешно повернули снова к лесу и вскоре скрылись в его гуще.

А танки бригады полковника Л. С. Чигина, ворвавшись в район артиллерийских позиций врага, принялись огнем и гусеницами громить его орудия, расстреливая мечущиеся расчеты. Правда, вскоре они снова были контратакованы довольно большой группой вражеских броневых машин и, понеся потери, несколько сбавили темп наступления.

Итак, в течение первого дня бригадам нашего корпуса почти повсеместно пришлось отбивать яростные контратаки со стороны 8-й танковой дивизии противника, которые активно поддерживались авиацией, а позднее и батальонами автоматчиков из 36-й пехотной дивизии. Отбивать эти контратаки час от часу становилось все труднее.

Но особенно ожесточенные бои ждали нас впереди, во второй половине дня. Враг то и дело наносил воздушные удары по боевым порядкам нашего корпуса. Особенно страдали от них мотострелки и бригадные тылы. Но доставалось и танкистам. Так, от прямых попаданий бомб вышли из строя два легких танка Т-70. И если бы не вмешательство нашей вовремя подоспевшей авиации, сразу же изрядно потрепавшей обнаглевшие «мессершмитты» и «юнкерсы», то потери корпуса в этот день были бы значительно большими.

И все же, несмотря на столь отчаянные попытки врага удержать занимаемый им рубеж обороны, это ни к чему не привело. Наши бригады в конце концов сбили гитлеровцев с реки Олешня. А затем был завершен и прорыв вражеского тылового оборонительного рубежа.

В этот день особенно дерзко и бесстрашно громили фашистов воины мотострелкового батальона из 52-й мехбригады под командованием капитана А. К. Давыденко. Это они под покровом сгущающихся сумерек ворвались на автомашинах в центр занятой противником Александровки. И там, открыв ураганный огонь из автоматов, причем трассирующими пулями, с криками «ура» принялись уничтожать ошеломленных гитлеровцев, И хотя оборонявшийся в Александровке враг по силам больше, чем втрое, был сильнее наших мотострелков, он все же дрогнул и побежал.

Общий итог первого дня нашего наступления был [140] таков: 88, 113 и 195-я танковые, а также 52-я механизированная бригады корпуса с боем форсировали реку Олешню и углубились в неприятельскую оборону более чем на 12 километров. А вообще же под давлением 3-й гвардейской танковой армии и других советских войск противник был вынужден в ночь на 20 июля 1943 года начать отвод своих частей и соединений из района Мценска. А это в корне изменило обстановку в нашу пользу на всем левом крыле Брянского фронта.

Больше того, преследуя в этот же день отступающих гитлеровцев, 30-я бригада соседнего с нами 12-го танкового корпуса овладела Золотаревой и вышла своими танками к железной дороге Орел — Елец. Появилась реальная возможность для 3-й гвардейской танковой армии развить удар в юго-западном направлении и лишить противника условий для организации обороны на рубеже рек Оптуха и Оптушка. Что, в свою очередь, могло оказать существенное влияние на дальнейший ход боев за Орел.

Но, к большому сожалению, эта возможность советскими войсками реализована не была. Здесь сказались как объективные, так и субъективные причины.

И все-таки мы добились многого. За это говорит хотя бы вот эта запись, сделанная 19 июля 1943 года в «Дневнике боевых действий верховного командования вермахта»:

«Из-за сильного наступления противника дальнейшее проведение «Цитадели» не представляется возможным. Наше наступление прекращается, чтобы создать резервы за счет сокращения линии фронта».

На самом же деле это было началом крушения попыток гитлеровцев развернуть наступление в 1943 году.

Но прорыв вражеской обороны в районе Александровка, Алексеевка дорого обошелся и нашему танковому корпусу. Мы потеряли немало боевых машин, смертью героев пали многие наши бойцы и офицеры. В их числе командиры 113-й и 195-й танковых бригад полковники Леонид Сергеевич Чигин и Василий Андреевич Ломакин. А командир 52-й мехбригады полковник А. А. Головачев получил тяжелое ранение.

* * *

Да, бои в районе Орла были ожесточенными и привели к большим потерям в людях и боевой технике как наших [141] войск, так и противника. Например, потери противника составили 62 танка, 75 орудий и до двух батальонов пехоты. Из этого числа 20 танков, 25 пушек, 7 самоходных орудий и 60 автомобилей было уничтожено только 113-й танковой бригадой.

Среди оставленных противником на поле боя машин маячил и огромный, какого-то коробчатого вида танк с поникшей длинноствольной пушкой. По виду он был очень схож с теми немецкими танками, которые я впервые наблюдал в боях в марте этого года южнее Харькова.

Но тогда нам подбить ни одной из этих машин не удалось. Теперь же эта новинка вражеской бронетанковой техники стояла неподвижно, и мне не терпелось поближе ознакомиться с ней. Правда, подбитый фашистский танк находился в нейтральной, обстреливаемой гитлеровцами зоне. И все же незадолго до рассвета мы с адъютантом по-пластунски добрались до него.

Зубчатое ведущее колесо бронированного чудовища было разбито снарядом, а широкая правая гусеница, поблескивая под лунным светом сточенными гребнями траков, распласталась по земле.

Вблизи машины, у которой были открыты крыши башенных люков, в разных позах на земле лежали трупы пяти немецких танкистов. На распахнутой куртке одного из них, по-видимому командира машины, офицера, рядом с Железным крестом и другими значками поблескивала довольно редко встречающаяся у гитлеровских вояк медаль «За боевые заслуги». Ими, как я знал, фюрер награждал, как правило, своих легионеров, особо отличившихся еще в боях против республиканской Испании.

— Вот так встреча! — негромко сказал я лейтенанту, вместо со мной рассматривающему награды фашистского офицера. — Не иначе этот вояка участвовал в боях под Мадридом, Гвадалахарой или у Теруэля. Правда, там советские танкисты преподали хороший урок итало-немецким союзникам Франко. Но это, как видим, не отрезвило фашистов, коль они пришли к нам, в Россию. Что ж, за чем пришли, то и нашли. Как говорится, собаке и собачья смерть.

— Да уж поделом, — сплюнул в сторону адъютант. Забраться внутрь заинтересовавшей меня машины не представляло большого труда. И вот из найденного в [142] боевом отделении заводского формуляра я узнал, что нахожусь в новом 57-тонном тяжелом немецком танке Т-VI с бронезащитой от 62 до 100 миллиметров, с 88-миллиметровым орудием, двумя пулеметами и мощным, до 600 лошадиных сил, бензиновым двигателем, позволяющим танку развивать максимальную скорость до 44 километров в час.

Особый же интерес представляло 88-миллиметровое орудие с довольно высокой начальной скоростью полета снаряда, равной 773 метрам в секунду, а также дальномеры, позволявшие, как явствует из того же формуляра, эффективно управлять огнем.

Теперь-то мне стала понятной причина столь значительных потерь наших танков от неприятельского огня, а также недостаточная результативность 76-миллиметровых пушек, которые были установлены на тридцатьчетверках.

Сняв с подбитого Т-VI показавшиеся нам интересными приборы, некоторые детали вооружения, прихватив танковую документацию, а также наскоро набросав в блокноте характер нанесенного «тигру» повреждения, мы с адъютантом благополучно возвратились в свое расположение. И в тот же день в штаб армии и в Главное бронетанковое управление РККА были отправлены подробный доклад о новом танке и его документация.

А составленная мной совместно с политотделом корпуса «Памятка танкисту» с рекомендациями, по каким местам «тигра» нужно вести огонь, через два дня, размноженная, была направлена во все подразделения.

* * *

Тем временем наш корпус получил от командующего 3-й гвардейской танковой армией новую задачу: наступать на Высокое, к исходу дня перерезать шоссе и железную дорогу Мценск — Орел. Затем форсировать Оку и захватить на ее противоположном берегу плацдарм, с тем чтобы в течение следующего дня развивать наступление на Мценск с юга и совместно с войсками 3-й армии завершить уничтожение мценской группировки войск противника и освободить город.

В 9 часов 20 минут 20 июля бригады 15-го танкового и 2-го механизированного корпусов вместе со стрелковыми соединениями 3-й армии генерала А. В. Горбатова перешли в наступление в северо-западном направлении. [143]

Им противостояли передовые полки 2-й танковой армии, 36-й и 56-й немецких пехотных дивизий.

Едва ли не с первых часов особенно ожесточенные бои завязались в районе Новая Слободка, Ивановская Оптуха. Здесь противник пытался не допустить нас к шоссе и железной дороге. Он то и дело переходил в яростные контратаки. Однако, не выдержав натиска 88-й и 113-й танковых бригад, в конце концов начал отступать, прикрываясь танковыми арьергардами, артиллерийским и минометным огнем и непрерывными ударами своей бомбардировочной авиации.

Дважды наши бригады были контратакованы и большими группами немецких тяжелых танков, которые пытались если не приостановить, то хотя бы замедлить наступление корпуса, чтобы дать возможность своей мценской группировке отойти на Орел.

Но не помогло и это. Перемалывая силы врага, все наши танковые, а за ними и 52-я механизированная бригады упорно продвигались к Оке, этому важному рубежу на пути к Орлу. И к 19 часам с боями прорвались к шоссе Мценск — Орел, разгромили скопившиеся здесь автоколонны, артиллерийские и минометные подразделения противника, тоже находившиеся на марше, и к исходу дня, перерезав это шоссе, вышли к Оке на участке Отрада, Ивановская Оптуха. Здесь тоже включились в активные действия, помогая полкам 3-й армии очищать от немецко-фашистских войск территорию между реками Олешня и Ока.

Вскоре отдельные танковые подразделения корпуса, имея на броне десанты автоматчиков, форсировали Оку в районе Новой Слободки и, несмотря на упорное сопротивление противника, все же захватили небольшие плацдармы на ее западном берегу. Но последующие их попытки расширить эти плацдармы и дать возможность главным силам форсировать реку не удались. Ибо гитлеровцы, подтянув сюда свежие силы, сначала блокировали захваченные нашими подразделениями плацдармы (здесь кроме танкистов оборонялись и роты из 283-й стрелковой дивизии), а затем начали упорно контратаковать. И на некоторых участках даже несколько потеснили наши малочисленные роты и батальоны, прижав их к самой воде.

В этой обстановке командир 15-го танкового корпуса [144] генерал Ф. Н. Рудкин принял решение за ночь тоже подтянуть к Оке свои резервы, на рассвете следующего дня все же форсировать главными силам» реку и, не задерживаясь, продолжить наступление.

Этот его план удался. Затем в ходе упорных боев части корпуса довольно сильно потрепали 56-ю немецкую пехотную дивизию, уничтожив 38 танков и самоходных орудий, до 50 пушек и до 1000 гитлеровских солдат и офицеров.

Таким образом, поставленная 15-му танковому корпусу задача дня все же была выполнена. В этот день советскими войсками был освобожден Мценск.

* * *

Все последующие сутки лил дождь. Дороги размыло настолько, что они стали — непроходимы. И не только для автомобилей. Даже танки подчас застревали в глубоких, заполненных жидким грязевым месивом колдобинах.

Для того чтобы подтянуть резервный танковый батальон и корпусные подвижные ремонтные базы, я на связном самолете У-2 отправился на их поиски. Вместе со мной в одноместную открытую кабину втиснулся и начальник корпусного тыла подполковник Ф. Т. Федотов. Взлетели. И затем, прижавшись друг к другу, еле дыша от тесноты и ветра, стали терпеливо ждать приземления.

Но когда наш низко летевший самолет слегка приподнялся над лесом, его неожиданно атаковал неизвестно откуда появившийся немецкий истребитель. Летчик У-2 в этой обстановке, по-видимому, сплоховал. Во всяком случае, едва миновав лесной массив, он сразу же посадил машину на изрытую окопами поляну. Да так, что скапотировал. Самолет загорелся...

Придя в себя от сильного удара, я сделал отчаянную попытку выбраться из кабины. Но первым это сделал подполковник Федотов. За ним последовал и я. С трудом нам удалось унести подальше от горящей машины получившего серьезные ушибы пилота, а затем передать его на попечение располагавшейся неподалеку санитарной части какого-то стрелкового полка.

Ну а мы... Нам пришлось на попутках возвращаться назад в штаб корпуса. Вернулись вовремя, ибо в конце дня генерал Ф. Н. Рудкин получил приказ командарма немедленно повернуть части 15-го танкового корпуса на юг, в полосу 63-й армии генерала В. Е. Колпакчи, и выйти [145] в тыл группировки войск противника, действующей восточнее и юго-восточнее Орла.

Вот бы опоздали!

Но прежде чем поворачивать части корпуса на юг, нам нужно было еще передать стрелковым соединениям занимаемые участки и небольшие плацдармы, вывести свои бригады из боя. И лишь после этого выступить на марш, который не обещал быть легким: предстояло преодолеть 30 километров сплошного бездорожья.

Ночью снова разразилась гроза, ее сменил проливной дождь. И без того размытые дороги превратились в. еще большее месиво из глины и песка. Тридцатьчетверки, утопая в грязи почти по бортовые полки, натруженно гудя двигателями, медленно шли вперед. Однако при таком темпе движения бригадные колонны растянулись. Дело в том, что некоторые легкие танки Т-70 не выдержали перегрузки, вышли из строя, а другие застряли в канавах и колдобинах. Корпусной и бригадные тылы тоже остались позади.

И все же, несмотря на все трудности, основная масса танков к рассвету сосредоточилась в назначенном районе для действий в новом направлении.

А вскоре грянул ожесточенный бой в районе Наумово, Собакино. Здесь особо отличились батальоны 195-й танковой и 52-й механизированной бригад нашего корпуса, а также 91-я отдельная танковая бригада полковника И. И. Якубовского.

К полудню 22 июля деревня Собакино была полностью очищена от противника, была обеспечена переправа наших войск через реку Оптушку. А несколько позднее бригады 15-го танкового корпуса атаковали гитлеровцев уже в районе Гринева, Евланские Участки, Оржанное.

В этих боях высокое мужество и тактическую зрелость проявил командир танкового взвода из 88-й бригады лейтенант М. П. Окороков. В самый разгар боя он стремительно ворвался на своем танке в занятое немцами село Никольское. Экипаж его тридцатьчетверки огнем и гусеницами подавил фашистский дзот, подмял противотанковое орудие врага вместе с расчетом. Действуя дальше, советский танк таранил на улицах села несколько автомобилей.

Но вот гитлеровцы несколько пришли в себя, открыли по нашей тридцатьчетверке артиллерийский огонь. Им удалось поджечь танк. Но лейтенант М. П. Окороков не [146] растерялся и в этой обстановке. Захватив с собой танковый пулемет и гранаты, он вместе с экипажем покинул через десантный люк горящую машину, пробрался в соседний с ней дом и повел оттуда обстрел наседавших гитлеровцев.

И тогда, не сумев сломить сопротивление храбрецов танкистов, фашисты подожгли этот дом. Но экипаж лейтенанта М. П. Окорокова гранатами проложил себе путь в кольце фашистов и вырвался-таки из села!

Правда, при этом Окороков был тяжело ранен. Подчиненные на руках вынесли своего отважного командира и к вечеру уже были в своей части.

За проявленное в этом бою мужество лейтенанту М. П. Окорокову было вскоре присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Остальные члены его экипажа также были награждены орденами.

* * *

В последующие два дня наши танкисты и мотострелки продолжали вести боевые действия в районе Калинник, Кочкарник, Никольское. И, несмотря на упорное сопротивление фашистов, все же прорвали вместе с частями 63-й армии вражескую оборону у Станового Колодезя.

Но не был взят еще сам Становой Колодезь. И вот в ночь на 24 июля соединения 3-й гвардейской танковой армии, совершив перегруппировку в район Петрово, Аннино, Богодухово, в середине дня перешли в наступление на Становой Колодезь.

Открытая местность затруднила возможность совершения какого-либо обходного маневра. И все-таки нам удалось по балкам выйти почти к самой окраине этого населенного пункта и с ходу атаковать находящийся там довольно крупный гарнизон врага. Застигнутые врасплох, фашисты сопротивлялись недолго и вскоре оставили Становой Колодезь.

На следующий день войска ударной группировки Брянского фронта при содействии опять же нашей 3-й гвардейской танковой армии разгромили мценскую группировку противника, форсировали по всему фронту Оку и Оптуху, выйдя к исходу дня на ближайшие подступы к Орлу.

Итак, за время боев в составе Брянского фронта соединения 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко, [147] несмотря на довольно сильное воздействие вражеской авиации, преодолевая мощные оборонительные рубежи противника, его почти сплошные минные поля, в сложных погодных условиях прошли с боями более 200 километров пути, освободив при этом десятки больших и малых населенных пунктов. При этом ими было уничтожено 84 фашистских танка и самоходных артустановок, 72 орудия, 28 минометов, 124 пулемета, 13 самолетов и более 6 тысяч гитлеровских, солдат и офицеров.

В этих боях отличились многие наши воины, и в первую очередь — коммунисты и комсомольцы. Они были той цементирующей силой, за которой шли, на которую равнялись.

Как-то в одно из коротких затиший между боями я на правах члена армейской партийной комиссии поинтересовался ростом партийных рядов в 52-й механизированной бригаде. Начальник политотдела этой бригады подполковник А. Н. Афанасьев на мой вопрос, много ли воинов стремятся вступить в эти дни в партию, ответил:

— Очень многие! Знаете, мы даже с трудом успеваем рассматривать все поступившие заявления. Представьте себе, что только за два последних дня в партию принято 46 достойных этого высокого звания воинов. А 120 молодых мотострелков стали за это же время комсомольцами. Кто они? Пожалуйста. — Начальник политотдела вынул из своей разбухшей планшетки несколько карточек и стал читать: — Вчера, например, членом ВКП(б) стал бесстрашный разведчик сержант Владимир Калишин. Это он недавно вместе с тремя своими товарищами пробрался ночью через минное поле в расположение гитлеровцев и бесшумно захватил «языка», который оказался самим помощником начальника штаба 285-го пехотного полка. Кстати, — продолжал далее А. Н. Афанасьев, — у этого обер-лейтенанта были обнаружены очень важные штабные документы. Да и сам перетрусивший помначштаба дал ценные показания.

Взяв другую партийную карточку, подполковник А. Н. Афанасьев пояснил:

— А вот здесь отмечено следующее. В тяжелом бою за село Никольское расчеты 45-миллиметровых орудий под командованием старших сержантов Ивана Павлова и Сергея Маслова уничтожили две немецкие самоходки «артштурм», танк Т-III и противотанковое орудие фашистов... Связист Иван Чижиков в одном бою семь раз [148] под огнем врага восстанавливал нарушенную проводную связь мотострелкового батальона. — И закончил: — Вот кто вступает в нашу партию! Достойнейшие из достойных!

И в этих словах не было какого-то преувеличения или же напыщенности. Действительно, достойнейшие из достойных!

* * *

Вскоре в связи с тем, что армии Центрального фронта были сильно ослаблены в последних оборонительных боях, поэтому, наступая на кромском направлении, продвигались слишком медленно, Ставка Верховного Главнокомандования решила для ускорения продвижения передать в их оперативное подчинение нашу 3-ю гвардейскую танковую армию.

В это же время мы узнали, что приказом Народного комиссара обороны СССР за проявленный героизм и отвагу в боях за нашу Советскую Родину, за стойкость и мужество, умелое выполнение боевых задач наш 15-й корпус преобразован в гвардейское соединение с присвоением ему наименования — 7-й гвардейский танковый корпус. А входящие в его состав 88, 113 и 195-я танковые, а также 52-я механизированная бригады преобразованы, соответственно, в 54, 55 и 56-ю гвардейские танковые и 23-ю гвардейскую мотострелковую бригады.

Столь высокая оценка нашего ратного труда вызвала вполне понятное воодушевление среди воинов, еще более подняла боевой дух в частях и подразделениях корпуса.

— Мы — гвардейцы! А это обязывает нас еще упорнее, с большим умением бить ненавистного врага. Бить и гнать его до полного очищения нашей священной земли от фашистской скверны! — так на одном из ротных партийных собраний сказал механик-водитель Сергей Большаков. И этими словами выразил все думы и чаяния своих товарищей.

В эти самые дни во фронтовой газете я прочитал заметку, написанную военкором из нашего корпуса. «Драться с врагом по-гвардейски, — писал он, — стало девизом для всего личного состава нашего подразделения. За то, что мы с честью следуем этому девизу, говорят такие цифры: в последних боях нами подбито 28 вражеских танков, среди которых 3 «тигра», а также 18 самоходных орудий, 24 пушки разного калибра и 56 минометов. [149]

Кстати, известие о присвоении нашей части гвардейского звания, — продолжал далее военкор, — застало нас на марше. Со всеми танкистами были сразу же проведены беседы, в которых наряду с поставленной боевой задачей разъяснялись задачи гвардейцев в предстоящих сражениях.

Да, мы завоевали в боях гвардейское Знамя! Так будем же и дальше бороться с ненавистным врагом по-гвардейски! Таково единодушное решение всех воинов нашего подразделения».

От себя добавлю, что по перечисленным в заметке трофеям я догадался, что речь в ней идет о боевых делах нашей 54-й гвардейской танковой бригады.

* * *

К утру 28 июля 1943 года соединения 3-й гвардейской танковой армии, продвинувшись от станции Еропкино на 20–25 километров юго-западнее, сосредоточились в районе Слободка, Калинник, Озерны, Рыбница, выйдя на новое направление для наступления. И уже через час вступили в бой.

Он проходил в сложных условиях. Противник упорно сопротивлялся. А воздействие нашей авиации на него, к сожалению, и на этот раз было довольно слабым.

И все-таки мы хотя и медленно, но продвигались вперед. Гвардейцы дрались геройски. Так, танк старшего лейтенанта Афанасия Федорова первым ворвался в населенный пункт Рыбница. Здесь у противника были сосредоточены довольно мощные огневые средства. В частности, в засады были поставлены «тигры».

Поясню, что за рычагами советской тридцатьчетверки сидел лучший механик-водитель корпуса Иван Дуплий. Он-то первым и заметил длинный ствол орудия, который, медленно покачиваясь, разворачивался в их сторону.

Присмотревшись повнимательней, Дуплий воскликнул:

— Командир, за углом каменного дома «тигр»! Может, возьмем на таран?

— Вперед! — мгновение подумав, скомандовал старший лейтенант Федоров.

Дуплий тут же переключился на высшую передачу и, маневрируя, сблизился с «тигром». Его экипаж так и не сумел поймать в прицел юркий танк Т-34. Да было уже и поздно: тридцатьчетверка с ходу ударила «тигра» в бок, сорвала с него гусеницу. Гитлеровцы, находившиеся [150] в нем, попытались было покинуть поврежденную машину, но были тут же скошены меткой пулеметной очередью.

Заканчивая рассказ об этом подвиге, добавлю, что танк старшего лейтенанта Федорова при таране совершенно не пострадал, остался полностью боеспособным.

Во второй половине дня 29 июля 3-я гвардейская танковая армия генерала П. С. Рыбалко и 48-я армия генерала П. Л. Романенко возобновили наступление с новой силой. В течение двух последних суток они продолжали теснить зло огрызающегося противника на запад, глуша в зародыше все его попытки перейти в контратаки. Но затем обстановка сложилась так, что наступление пришлось временно приостановить: соединения названных армий в ходе боев понесли ощутимые потери, срочно требовалось пополниться новыми или хотя бы отремонтированными на рембазах танками, подвезти горючее и боеприпасы, другое снаряжение, необходимое для успешного продолжения боя. Словом, поступил приказ о прекращении наступления.

Здесь хочется сказать, что львиная доля забот, волнений и неудобств, вызванных частым перенацеливанием бригад нашего корпуса, выпала, конечно же, на долю начальника штаба корпуса полковника Александра Борисовича Лозовского. И подчас можно было только удивляться, как мог этот на вид далеко не богатырского здоровья человек сутками работать без отдыха и сна, проделывая при этом огромный объем организационно-штабной работы: изучать поступавшие разведданные, правильно оценивать ежеминутно менявшуюся боевую обстановку, готовить соответствующие предложения командиру корпуса и направлять по команде свои донесения. И вообще готовить уйму других оперативных документов. Как его на все хватало?

И еще я замечал, что там, где закипал наиболее жестокий бой или же случались заминки с наступлением, всегда оказывался полковник А. Б. Лозовский и, невзирая на вражеский огонь, спокойным тоном отдавал необходимые распоряжения.

Короче говоря, Александра Борисовича всегда отличала высокая эрудиция, огромная работоспособность, партийная принципиальность и твердость в отстаивании своих всегда аргументированных планов. А очень уравновешенное, благожелательное отношение к подчиненным [151] снискали ему любовь и уважение со стороны сослуживцев.

Итак, выйдя из боя, 7-й гвардейский танковый корпус к утру 4 августа сосредоточился в районе южнее Красникова. Но отдохнуть или хотя бы перегруппировать свои силы нам не удалось: тотчас же поступила задача совместно с другими соединениями нашей армии развить успех дивизий 13-й армии и ударом в общем направлении на Кромы свернуть оборону противника по западному берегу Оки, содействуя тем самым продвижению вперед войск 48-й армии.

Где-то пополудни 4 августа 1943 года бригады 7-го гвардейского танкового корпуса уже перешли в наступление. Но, встретив сильное артиллерийское и авиационное сопротивление противника, не смогли форсировать и прорвать оборону врага на противоположном берегу реки Кромы. Пришлось нашим саперам под огнем спешно оборудовать наплавные переправы, которые то и дело разрушались вражеской авиацией.

Ночью переправы были все же наведены, и с утра 5 августа части корпуса форсировали Крому. С ходу сломив сопротивление гитлеровцев, они перешли к их преследованию. К исходу 6 августа кромовский оборонительный рубеж врага был прорван на всю глубину и освобожден город Кромы.

Не давая противнику опомниться и закрепиться на промежуточных рубежах, 6-й и 7-й гвардейские танковое, а также 7-й гвардейский механизированный корпуса нашей армии к вечеру 8 августа уже продвинулись вперед еще на 20 километров и вышли на рубеж Троицкий, Хмелевая, Катыши. Гитлеровцы, то и дело предпринимая мощные контратаки, в которых принимали участие десятки «тигров», отошли на следующую сильно укрепленную позицию, которая проходила по рубежу Гнилое Болото, Ивановка, Сосково, Еньшино. Прилегающие к ней с востока и северо-востока высоты были заранее превращены противником в сильнейший узел сопротивления с довольно развитой системой инженерного оборудования.

— По всему видно, что нашим ослабленным бригадам вновь придется прорывать заблаговременно подготовленную оборону фашистов, — тяжело вздохнув, сделал вывод полковник А. Б. Лозовский, выслушав донесения разведчиков. [152]

Так оно и вышло. В завязавшихся с 8 по 10 августа тяжелых боях 7-му гвардейскому танковому корпусу пришлось с большими потерями буквально прогрызать до предела насыщенную огневыми средствами оборону противника.

На всю жизнь мне врезались в память те ожесточенные, кровопролитные бои, которые вели 54, 55, 56-я гвардейские танковые и 23-я гвардейская мотострелковая бригады 7-го гвардейского танкового корпуса в районе Масловка, Катыши. И в особенности бой за безымянную высоту у деревни Сосково, которую гитлеровцы превратили в настоящую крепость.

Сосредоточив в лесистой части этой господствующей над местностью высоты большую группу своих новеньких 68-тонных самоходных артиллерийских установок «фердинанд», вооруженных 88-миллиметровыми орудиями, с мощной броней (с 200-мм лобовой и 85-мм бортовой и кормовой), проведя минирование подножия высоты, противник в течение нескольких дней успешно отражал все наши атаки.

Кровопролитный бой завершился трудной победой лишь к ночи 10 августа. Высоту удалось взять фланговым ударом. А вскоре наши танкисты и мотострелки освободили и прикрытую этой высотой деревню Сосково. На поле боя, изрытом воронками и траншеями, остались дымить десятки танков, наших и немецких, среди которых своими, внушительными размерами особенно выделялись «фердинанды» и «тигры».

* * *

Большая растянутость танковых бригад корпуса по фронту, а также разбросанность на значительной территории более полусотни поврежденных в боях тридцатьчетверок вскоре вынудили меня раздробить корпусные танковую и авторемонтную подвижные базы на шесть автономных танкоремонтных отрядов. В каждый из них вошло по три рембригады и по столько же автомастерских, оборудованных грузоподъемными средствами и специальными приспособлениями. Вместе с танкоремонтными мастерскими батальонов и танковых бригад эти отряды смогли в недельный срок вернуть в строй большинство из поврежденных в сражениях танков.

Большой вклад в восстановление боеготовности корпуса внес в эти дни подвижный таннеремонтный отряд, который [153] возглавлял очень энергичный и досконально знающий свое дело офицер-ремонтник Я. Д. Горпенко. Это он, проявляя умение, инициативу и находчивость, в течение десяти дней кочевал со своим отрядом по заминированным местам прошедших боев и, несмотря на воздействие вражеской авиации, сумел восстановить и вернуть в строй 26 танков, в том числе две тридцатьчетверки, тяжелый танк КВ с серьезными повреждениями бронекорпуса и силовой установки. И никто не мог сказать, когда же отдыхали осунувшиеся, с воспа ленными глазами, измазанные тавотом и газойлем воины этого подвижного танкоремонтного отряда и их доблестный командир.

А теперь слово новым цифрам. За весь период боевых действий в орловской операции наш 7-й гвардейский танковый корпус частично или полностью разгромил части 8-й и 12-й танковых, 36-й механизированной, 56-й пехотной дивизий врага, нанес серьезные потери частям его 262, 292 и 299-й пехотных дивизий. Нами было уничтожено 226 фашистских танков и самоходных установок, 252 орудия и миномета, 26 самолетов, 155 автомашин и много другого тяжелого оружия. Части корпуса взяли в плен 328 солдат и офицеров противника, а 10632 уничтожили.

11 августа 1943 года 3-я гвардейская танковая армия была вновь выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. На этом ее наступательные действия в орловской операции закончились.

Мы, воины 7-го гвардейского танкового корпуса, были горды тем, что при нашем непосредственном участии был ликвидирован орловский плацдарм врага, тот самый, который гитлеровская пропаганда называла не иначе как кинжалом, направленным в самое сердце России, и что за отличия в боях нам именно в этот период было присвоено высокое звание гвардейцев.

Сокрушительные удары наших армий на орловском направлении не позволили командованию немецко-фашистских войск перебросить часть своих сил с советско-германского фронта для спасения своего итальянского союзника, а, наоборот, заставили гитлеровцев перебросить из Европы именно сюда значительные силы. В итоге это в большой степени способствовало успеху англо-американских войск в Италии, а также наших войск на других участках советско-германского фронта. [154]

К сожалению, очередное тяжелое ранение на долгое время приковало меня к госпитальной койке и не позволило принять участие в форсировании Днепра, а также в последующих боевых действиях прославленной 3-й гвардейской танковой армии. Но в них участвовал мой родной 7-й гвардейский танковый корпус, который к концу войны стал ордена Ленина, дважды Краснознаменным, ордена Суворова Киевско-Берлинским корпусом. И я горд тем, что в его славе есть и моя, пусть и очень скромная, лепта. [155]

Дальше