Гвардейцы Заполярья

Меня с Кубеевым неожиданно вызвали в Мурманск. Мне предстояло вступить в командование мурманской оперативной группой, Кубееву — ее артиллерией. На мыс Мишуков мы приехали еще засветло, но попутный катер, на который нас определил комендант пристани, отвалил только с наступлением темноты. Два часа катер шел на юг между невидимыми берегами Кольского залива.

В Мурманском порту, несмотря на полное затемнение, кипела жизнь. В непроглядном мраке слышались громкие команды и шум работавших портальных кранов, сигналы автомобилей.

В гостинице мы встретились с бригадным комиссаром Василием Тимофеевичем Писклюковым, бывшим военкомом 14-й стрелковой дивизии.

— Будем служить вместе, — сказал он. — Я назначен членом Военного совета мурманской оперативной группы.

Забегая вперед, скажу, мы стали настоящими друзьями. Большой жизненный опыт Писклюкова, спокойный, уравновешенный характер и какая-то схожесть наших военных судеб очень быстро нас сблизили, и совместная работа сразу пошла на лад.

Утром в штабе армии мне официально сообщили о том, что я назначен командующим мурманской оперативной группой, а Кубеев — командующим ее артиллерией.

В группу входили три дивизии — 52-я, 14-я и Полярная. Кроме нашей в состав 14-й армии вошла Кандалакшская оперативная группа. Стрелковые корпуса расформировывались. [140]

Меня принял командующий армией генерал Р. И. Панин. Мы с ним были большими друзьями еще с 1923 года, когда оба командовали ротами в 32-м стрелковом полку в Ленинграде. Потом служили в разных дивизиях Ленинградского военного округа. После почти трехлетнего перерыва, когда я командовал полком в Кеми, а Панин находился в качестве военного советника в Китае, стали работать в штабе округа. Расстались в марте 1941 года, когда он уехал в Кандалакшу командовать корпусом. Генерал был обаятельный человек, быстро находил путь к сердцу каждого сослуживца. От него так и веяло бодростью, энергией. В самые трудные минуты он не терял присутствия духа. Жизнерадостный, остроумный, Панин пользовался всеобщей любовью.

Покончив со служебными делами, мы предались воспоминаниям. Говорили о своих семьях, оставшихся в осажденном Ленинграде. Редкие письма, приходившие от наших жен, были весьма сдержанными, и мы даже не представляли, какие лишения и муки переносят наши близкие вместе с другими ленинградцами.

Командный пункт нашей оперативной группы был намечен в районе 29-го километра Мишуковской дороги, [141] там, где от нее начиналось ответвление на север к Ура-Губе. Здесь в горы вдавалась небольшая песчаная долина, поросшая хвойным лесом.

Неподалеку от командного пункта находился мост через реку Ура. Это было не очень приятное соседство, потому что немецкие самолеты все еще продолжали сбрасывать бомбы на ложный мост, о котором я уже писал.

2 октября мы приехали сюда. Землянок у нас еще не было. Поселились в утепленных палатках с маленькими железными печами. Стояли морозы, землю покрывал снег, и в палатках было холодновато.

Основные отделы штаба — оперативный и разведывательный — были укомплектованы пограничниками, которые быстро вошли в курс дела и работали дружно. Через неделю прибыл и начальник штаба полковник Сергей Иванович Буковский, переведенный с должности начальника штаба 122-й стрелковой дивизии. На его место убыл Ф. Ф. Коротков, а в командование 112-м полком вступил капитан Н. К. Солдатов.

Вместе с Писклюковым мы побывали в двух дивизиях — 14-й и Полярной, которая теперь именовалась 186-й.

14-я дивизия занимала прежние позиции. Возглавлял ее новый командир — подполковник Т. В. Томола, финн по национальности, артиллерист, окончивший Военную академию имени М. В. Фрунзе. Командиром Полярной был полковник С. В. Коломиец, о котором я много слыхал и читал в нашей армейской газете во время советско-финской войны. Тогда, командуя полком, он успешно действовал на Кандалакшском направлении. Полярная дивизия располагалась в резерве у озера Кадел-яри.

Как Томола, так и Коломиец произвели на меня хорошее впечатление.

4 октября поехали в 52-ю дивизию. Эта поездка мне особенно памятна, потому что в тот день меня приняли в члены партии. Мой кандидатский стаж был просрочен. Получилось это потому, что я все время переезжал с одного места на другое. Так как срок моей службы в той или иной части исчислялся всего несколькими месяцами, казалось неудобным просить рекомендации у новых сослуживцев. Правда, и в 52-й дивизии я пробыл три месяца, но они стоили нескольких лет. Трое коммунистов, в том числе военком Орлов, дали мне рекомендации. [142] Собрание было коротким. Я видел вокруг знакомые лица боевых друзей, с которыми пришлось так много пережить в дни напряженных боев. Это их воля и мужество преградили дорогу врагу. Коммунисты сражались в первых рядах, не щадя себя во имя победы. Я почувствовал глубокое волнение и гордость. Теперь и я стал, так же как и они, членом великой ленинской партии.

На собрании присутствовал и новый командир дивизии полковник М. К. Пашковский. 135-й полк, которым он до этого командовал, сыграл большую роль в отражении атак противника на южном перешейке полуострова Средний.

Наступила полярная зима. Дни становились все короче. А потом потянулась сплошная ночь. На много месяцев мы расстались с солнцем. На нас навалилась уйма забот. Зима в Заполярье очень коварна. То страшные морозы, то оттепель с дождем. Неделями бушуют бураны и метели. Снег валит так густо, что уже через несколько часов дороги становятся непроходимыми. Ветер ураганной силы сбивает с ног. Даже такое красивое явление природы, как северное сияние, причиняет неприятности — магнитные бури надолго прерывают радиосвязь.

Надо было учиться воевать в таких условиях. Строили и утепляли землянки. Солдаты сооружали окопы и ходы сообщений из снега, поливая брустверы водой. Из слежавшегося снега нарезали «блоки» и выкладывали перед позициями сплошной стеной. Для наблюдения оставляли в ней узкие щели.

Много канители было с проволочными заграждениями. После снегопада они оказывались под сугробами. Более удобными оказались заграждения в виде спиралей — их легче было поднимать по мере повышения снежного покрова.

От минирования переднего края пришлось отказаться. В Заполярье ставить зимой мины бессмысленно: они сразу покрываются толстым слоем снега и перейти через них, особенно на лыжах, можно совершенно свободно.

Зимнее обмундирование у нас было добротное — полушубок, ватная куртка и брюки, на ногах теплые валенки. Но и в такой одежде было не сладко на пронизывающем морозном ветру. [143] Я побывал на командном пункте 58-го полка. У Худа-лова возникла мысль отбить у противника южную вершину высоты 314.9. Как помнит читатель, фашисты овладели этой вершиной лишь после упорного боя. Но бойцы 58-го полка все же не ушли с высоты. Они зацепились за южные скаты, и, как ни старались гитлеровцы, им не удалось сбросить советских солдат в лощину.

План Худалова сводился к следующему. Поздно ночью одна рота без выстрела атакует передний край противника (до него было всего двести метров). В случае успеха вслед за ней двинется батальон. Но если противник окажет сильное сопротивление, рота немедленно возвращается в исходное положение и атака прекращается.

Для наступления был выделен батальон Шарова, ранее занимавший позиции на вершине высоты. Бойцы его знали здесь каждый камень. Кубеев вместе с новым начартом 52-й дивизии Н. И. Ярославцевым разработали план артиллерийской поддержки, имея в виду только отражение контратак, а также заградительный огонь на случай вынужденного отхода.

Атака состоялась в ночь накануне 24-й годовщины Великой Октябрьской революции. Бойцы горели желанием преподнести Родине к празднику боевой подарок. Они застигли противника врасплох и взяли вершину почти без потерь.

От пленных мы узнали, что фронт восточнее Лицы занимает 143-й полк 6-й горноегерской дивизии, которая в последних числах октября сменила отведенную в тыл 2-ю дивизию. 6-я прибыла в Заполярье с Крита. В составе воздушного десанта она участвовала в захвате острова.

Конечно, потеря вершины явилась позором для такой знаменитой дивизии. Начались яростные контратаки. В них попеременно участвовали все три батальона горного [144] полка. Но наши бойцы держались крепко. Поддерживая пехоту, отлично действовали артиллеристы 52-й дивизии. Фашисты понесли огромные потери. По показаниям пленных, в 7-й роте, например, осталось лишь десять человек из ста шестидесяти, а в 13-й — только шесть. Много было обмороженных. Гитлеровцы смирились, и после 16 ноября на высоте 314.9 наступило затишье.

Вскоре поступило донесение о том, что на южном фланге обороны противник оставил высоту Пила. Сначала мы не поверили, но повторная разведка подтвердила эти данные. А потом стало известно, что фашисты оставили все свои позиции перед 14-й дивизией и заняли новый рубеж левее Лицы фронтом на юг. Тем самым они более надежно прикрыли свою коммуникацию до реки Титовки.

Радоваться бы надо, но для нас это оказалось не совсем приятным сюрпризом. Мы оказались перед необходимостью изменить свою линию фронта, а это значило строить новые укрепления, землянки, прокладывать новые дороги — и все это в условиях суровой полярной зимы.

Убыла в распоряжение фронта Полярная дивизия. В ее район переместилась полубригада морской пехоты Северного флота. Она состояла из трех батальонов. Командовал ею начальник штаба бригады полковник В. В. Родионов. Я часто бывал у моряков, ранее занимавших оборону левее 14-й дивизии. Чувствовалось, что моряки, сойдя с кораблей, тяжело осваиваются с новой для них обстановкой. Мы организовали «экскурсию» командиров подразделений полубригады в район обороны одного из батальонов 14-й дивизии. После этого дело пошло лучше. [145] Командующий армией приказал продумать план частного наступления. Мы должны были овладеть небольшим районом обороны противника, чтобы сковать и отвлечь на себя его силы. Тогда я не знал, для чего это нужно. Только позже стало ясно, что наши демонстрационные атаки были в какой-то степени связаны с наступлением советских войск под Москвой. Великая битва под столицей вызвала активизацию боевых действий на всех фронтах.

Объектом атаки мы выбрали высоту 258.3 у северо-восточного берега озера Круглое. Решили и на этот раз ударить внезапно, без артиллерийской подготовки, ночью и обязательно в метель, которая скроет наши наступающие цепи. Чтобы противник ничего не заподозрил, мы прекратили разведывательные поиски восточнее Лицы и усилили их к западу от реки, где, кстати, нужно было уточнить новый рубеж обороны противника.

Командующий армией согласился с нашим планом, но предупредил, чтобы я не увлекался и не втягивал в наступление более двух, самое большее трех батальонов, а также не тратил много снарядов.

Для наступления в первом эшелоне назначили «морской» батальон 58-го полка под командой капитан-лейтенанта Сысоева. Находясь во втором эшелоне, моряки прошли основательную лыжную подготовку. Теперь вокруг был глубокий снег, и без лыж батальон не смог бы преодолеть тех четырехсот метров, что отделяли его от переднего края противника. Кроме того, на лыжах легче пройти над засыпанными снегом проволочными заграждениями и минными полями. В случае необходимости лыжи разрешалось бросить, их должна была собрать специально выделенная небольшая команда.

Атакующему батальону предстояло одним рывком захватить высоту и немедленно перейти к обороне. А дальше вступал в бой лыжный батальон 112-го полка, который должен был развить успех.

Непосредственное руководство боем было возложено на командира 52-й дивизии Пашковского.

После рекогносцировок и лыжных тренировок оба батальона были подтянуты к переднему краю. Батальон Сысоева расположился в кустарнике в зимних палатках, а батальон второго эшелона — южнее, в землянках. Ждали [146] метели. И хотя командарм торопил меня с началом наступления, мне каждый раз удавалось упросить его дождаться непогоды.

Наконец 20 декабря завыл норд, повалил снег, в трех шагах нельзя было различить человека. Батальон Сысоева двинулся в атаку. Высота 258.3 была взята сразу и без потерь, но донесение об успехе несколько запоздало. Из-за этого произошла задержка с выдвижением второго эшелона. А немцы быстро опомнились и сосредоточили артиллерийский и минометный огонь по захваченной нами высоте и всему пространству южнее, вплоть до основного переднего края. Посылать в атаку второй батальон через глубокую полосу интенсивного артиллерийского огня бессмысленно. Пришлось ждать, когда обстрел стихнет или немного ослабнет. Лишь поздно ночью второй батальон устремился вперед, продвинулся немного. Противник еще более усилил огонь. Начались его контратаки. На третий день были введены в бой батальон морской бригады и батальон полка Худалова, доставлены на высоту 258.3 боеприпасы и продовольствие.

В эти дни дивизии было присвоено звание 10-й гвардейской.

К сожалению, мне пришлось расстаться с дивизией, ставшей мне родной. Меня направили на масельское направление, на несколько сот километров южнее.

Но я продолжал следить за боевыми делами гвардейцев.

Весной 1942 года 10-я гвардейская под командованием генерала Д. Е. Красильникова участвовала в Мурманской наступательной операции. В пургу, которая частенько навещает северные края в весеннюю пору, гвардейцы под огнем врага продвинулись вперед, улучшив свои позиции. Среди заснеженных скал бойцы дивизии стойко защищали родную землю, и враг не продвинулся ни на шаг. А осенью 1944 года началась Петсамо-Киркенесская операция Советской Армии. 10-я гвардейская, находясь в составе 131-го стрелкового корпуса, вместе с 14-й прорвала сильно укрепленные позиции немцев. Охватив фланг и тыл противника перед полосой 99-го стрелкового корпуса, гвардейцы способствовали успеху соседа. Затем — штурм Луостари и Петсамо, освободительные бои в Норвегии, завершившиеся взятием Киркенеса.

В числе лучших дивизий Карельского фронта [147] 10-я гвардейская была включена в 19-ю армию, которая весной 1945 года вела бои в составе 2-го Белорусского фронта. Дивизия участвовала в Восточно-Померанской операции. Она наступала вдоль побережья Балтийского моря, освобождала город и порт Гдыню. Когда советские войска штурмовали Берлин, 10-я гвардейская Печенгская Краснознаменная орденов Ленина, Александра Невского и Красной Звезды дивизия наступала вдоль Балтийского побережья на Свинемюнде. Здесь и закончили свой поход гвардейцы.

По-разному сложились судьбы воинов дивизии. Большинство из них после великой победы вернулись к заводам и пашням, а кадровые командиры долго еще оставались в строю, укрепляя боевую мощь Вооруженных Сил Советского Союза. И все они вправе гордиться тем, что в грозные годы защищали родную землю от фашистского нашествия. Бывший начальник штаба 52-й В. А. Соловьев стал генералом, командовал корпусом. С осени 1942 года и до конца войны командиром 10-й был X. А. Худалов — бывший командир 58-го полка, разгромившего егерей во встречном бою у высоты 314.9. Ныне он генерал-лейтенант. Командир 205-го полка Н. И. Шпилев, начальник разведотдела дивизии Гребенкин и комбат Н. К. Солдатов вели в бой дивизии. Наш «артиллерийский бог» Д. Д. Кубеев, ныне генерал-лейтенант в отставке, командовал артиллерией армии; его правая рука — начальник штаба дивизионной артиллерии Жученко, за подвиги в боях на Юге удостоенный звания Героя Советского Союза, командовал артиллерией корпуса, так же как бывший командир полка Н. И. Ярославцев, отбросивший со своими «пушкарями» егерей от Мишуковской дороги.

Бывший военком дивизии полковник М. В. Орлов живет в Туле. От него я частенько получаю письма. Так же, как и он, начальниками политотделов корпусов закончили войну Иванников и Лазарев.

Я уже рассказывал о встрече с героем Заполярья В. П. Кисляковым, которого мне довелось увидеть на экране телевизора. В той же передаче из Москвы я увидел бывшего командира 112-го стрелкового полка Короткова. Федор Федотович — генерал-майор в отставке. Корпус, которым он командовал, освободил от фашистской оккупации датский остров Борнхольм. [148]

Иногда в Ленинграде — на улице, в трамвае, парке, метро — я встречаю участников боев в Заполярье. Узнаю их по светло-зеленой ленточке на орденской планке. Никогда не упускаю случая познакомиться и поговорить с ветераном. Я видел нашу заполярную ленточку у рабочего Кировского завода и председателя колхоза из-под Тихвина, у поэта и инженера, воздвигающего жилые дома за Нарвской заставой.

Они остались в строю.