Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава восьмая.

Воздушный щит

В связи с тем что противнику удалось глубоко охватить правый фланг Юго-Западного фронта и на его стыке с Южным фронтом сосредоточить сильную группировку, наши наземные части отступили на линию Новая Калитва, Чупринин, Новая Астрахань, Попасная. Но и здесь они не успели организовать оборону, поэтому Ставка Верховного Главнокомандования приказала им отойти на рубеж Богучар, Кантемировка, Беловодск. На командующего Южным фронтом генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского возлагалась ответственность за строительство сталинградского оборонительного рубежа между Суровикино и Нижне-Чирской.

10 июля войска Южного фронта начали оборонительные бои на реке Миус, западнее Ростова-на-Дону против 17-й немецкой армии. В ходе кровопролитного сражения наши части, находившиеся на правом фланге, уже на следующий день отошли на рубеж Денежниково — Трехизбенка — Красный Луч. Трое суток в районе Кантемировки упорно дрались с врагом 38-я и 9-я армии, а войска 57-й и 28-й армий отдельными группами отходили за Дон. 15 июля 28, 38 и 57-я армии были переданы в состав Сталинградского фронта.

4-я воздушная армия прикрывала отход наземных войск всеми наличными силами. Особенно эффективно действовала бомбардировочная авиация, в частности 219-я дивизия полковника И. Т. Батыгина. Летчики 8-го гвардейского, 188-го и 366-го бомбардировочных авиаполков работали с максимальным напряжением. По три-четыре [147] вылета в день совершали они на самолетах Пе-2 и Су-2. На лисичанском направлении только с 9 по 12 июля они произвели 280 самолето-вылетов. Бомбардировочные удары по наступающему врагу, по скоплениям его танков и живой силы наносились группами от шести до девяти самолетов в сопровождении 12—18 истребителей.

За три дня боевых действий на лисичанском направлении наши летчики сбили 20 самолетов противника, уничтожили до 50 танков, около 300 автомашин, 700 солдат и офицеров. Мы за этот период потеряли 10 самолетов.

11 июля воздушная разведка обнаружила мотомеханизированные части противника, выдвигавшиеся на рубежи Бараниковка —Калитвинская; Тихожуравская — Мешковской. Данные о прорыве нашей обороны севернее Харькова были немедленно доложены командованию фронта. Наступление со стороны Кантемировки развивалось стремительно. На следующий день воздушные разведчики выявили в районе Богучар большое скопление немецких танков и автомашин.

К исходу 12 июля враг прорвал фронт, его мотомехчасти вышли в район Кашары, Дегтево, Криворожье. Вторая колонна противника двигалась из района Богучара на юго-восток. Таким образом, гитлеровцы оказались в тылу частей и соединений Южного фронта. Чтобы избежать угрозы окружения, наши войска вынуждены были отступать на юг, к Дону.

В этот критический момент части 4-й воздушной армии бомбовыми и штурмовыми ударами уничтожали танки, колонны автомашин, перемалывали живую силу противника, вели разведку в районе Дебальцево, Чистякове. Только за 13 июля наши летчики уничтожили 25 танков, 140 автомашин и до 350 гитлеровцев.

14 июля крупные мотомехчасти противника вышли к Морозовской, перерезав все коммуникации войск Южного фронта севернее железной дороги Лихая — Сталинград. А через два дня враг овладел Ворошиловградом и начал продвигаться на юго-восток.

17 июля в районе Калитвинская немцы захватили плацдарм на правом берегу Северного Донца и начали сосредоточивать здесь танки, артиллерию и пехоту. Вторая фашистская группировка выдвигалась из района Тацинская на юг с целью прорваться к Дону у Константиновской. [148]

Наступление немецко-фашистских войск активно поддерживалось авиацией, особенно бомбардировочной. Она наносила удары не только по нашим войскам, но и по коммуникациям и переправам. Выйдя на оперативный простор, Кантемировская группировка противника начала быстро продвигаться на юг.

Летчикам 4-й воздушной армии приходилось действовать в крайне сложной и напряженной обстановке. Они наносили удары по наступающему противнику, обороняли свои наземные войска от налетов вражеской авиации, следили за направлением их движения, выполняли другие важные задачи. Для того чтобы определить, наши это части или вражеские, разведчики, как правило, снижались до бреющего полета, а порой даже производили посадку, чтобы личным опросом узнать номера полков и дивизий.

Из числа многих отважных разведчиков хочется выделить трижды орденоносца старшего лейтенанта Середу Петра Селиверстовича. Однажды он получил задание установить принадлежность воинской колонны, двигавшейся по проселочной дороге. Сев неподалеку от проселка, летчик, не выключая мотора, вылез из кабины И-16 и направился к солдатам. Едва успел сделать несколько шагов, как те начали стрелять. Поняв, что напоролся на фашистов, Середа побежал к машине. Две пули угодили ему в ногу и в спину. Однако летчик нашел в себе силы, чтобы добраться до самолета и сесть в кабину. Резко развернувшись в сторону вражеских автоматчиков, которые намеревались захватить его в плен, он сбил их и взлетел. Несмотря на тяжелое ранение и потерю крови, Петр довел самолет до своего аэродрома и доложил командиру о результатах разведки. За мужество и отвагу старший лейтенант П. С. Середа был удостоен звания Героя Советского Союза.

Помнится, выкроив несколько минут, работники штаба армии собрались поужинать и заодно послушать сводку Советского информбюро. Радио сообщало о результатах боевых действий советской авиации за минувшие сутки.

— Короткая сводка,— с ноткой недовольства сказал начальник оперативного отдела Одинцов. — Да и фронт велик, обо всех подвигах не расскажешь. — Он вздохнул и отодвинул недопитый стакан чаю. [149]

— Да, в сводках обо всех не расскажешь, — согласился с ним начальник политотдела Федор Иванович Жмулев. — О своих людях мы сами должны рассказывать в полках и дивизиях.

Работники управления хорошо знали, о каких героях может идти речь. Однажды группа штурмовиков нанесла удар по вражескому аэродрому в районе Артемовска. С боевого задания не вернулся капитан В. Ф. Васильев В штаб поступило донесение о том, что наши самолеты были встречены плотным огнем зенитной артиллерии. Один из снарядов попал в машину Васильева и поджег ее. Пожар потушить не удалось; прыгать с парашютом на территорию, занятую фашистами, летчик не стал, ибо гитлеровский плен — хуже смерти. Оставался один выход — направить объятый пламенем штурмовик на стоянку немецких самолетов. Бесстрашный авиатор так и поступил. Словно огненный метеорит, «ильюшин» протаранил скопище машин и в конце стоянки взорвался, похоронив под своими обломками десятки вражеских солдат и офицеров.

— Ребята возвратились с задания без капитана Васильева, но имя и подвиг его никогда не забудутся, — убежденно сказал начальник политотдела армии.

Боевые товарищи полной мерой воздали врагу за смерть Васильева. Три дня спустя летчики-штурмовики подполковника С. Г. Гетьмана, совершив два налета на вражеский аэродром, уничтожили 22 самолета.

В частях и соединениях воздушной армии стал широко известен подвиг заместителя командира эскадрильи 131-го истребительного авиационного полка лейтенанта Ярового Филиппа Степановича. Возглавляемая им шестерка ЛаГГ-3 сопровождала восьмерку бомбардировщиков Су-2. Несмотря на сильный огонь вражеской зенитной артиллерии, они прорвались к целям, расположенным южнее Ростова, и выполнили задание. На обратном пути наши самолеты были атакованы двенадцатью Ме-109. Завязался бой. «Мессершмитты» разделились на две группы. Одна устремилась в атаку на «лавочкиных» и сумела отсечь их от Су-2. Вторая набросилась на бомбардировщиков, с которыми остался Ф. С. Яровой. Пятеро против одного. Однако это не смутило лейтенанта, он смело вступил с ними в схватку и первой же лобовой атакой сбил «мессера». Обозленные потерей, немецкие летчики [150] усилили натиск на Су-2, но лейтенант не допускал их к бомбардировщикам. Он не только оборонялся, а сам атаковал. В результате противник потерял еще один самолет.

Растерявшись, гитлеровские летчики дали возможность нашим бомбардировщикам плотно сомкнуть строй и снова взять курс на свой аэродром. Следом за группой Су-2 катился клубок сражающихся истребителей. У Ярового кончились боеприпасы, и он стал имитировать ложные атаки, обеспечивая бомбардировщикам заход на посадку. А тем временем пятерка «лавочкиных» дралась с первой группой «мессершмиттов». Особенно успешно действовали летчики Семенюк и Ковалев, не давая возможности противнику объединить усилия.

Когда Су-2 благополучно приземлились, лейтенант Яровой подвергся особенно яростным атакам. Одному из «мессеров» удалось повредить мотор его самолета. Летчик на мгновение потерял управление машиной, но тут же выровнял ее и с убранными шасси посадил на поле, неподалеку от аэродрома. Немцы сделали два захода, но не смогли поджечь самолет. Экипажи бомбардировщиков, которых Яровой прикрывал от вражеского огня, подъехали к нему на машине. В знак благодарности авиаторы подняли героя и понесли домой на руках.

Командир полка подполковник В. И. Давидков, старший политрук М. С. Токарев тепло поздравили Филиппа Степановича с успешным выполнением боевого задания и представили его к высшей правительственной награде. Спустя некоторое время Ф. С. Яровой стал Героем Советского Союза.

На страницах этой книги мне уже приходилось говорить о штурмане 88-го (159-го гвардейского) истребительного авиаполка майоре В. Б. Москальчуке. Это был настоящий ас, летчик-истребитель большого таланта, мужества и героизма. Отлично владея техникой пилотирования, он постоянно искал новые тактические приемы. Любой бой, в какой бы обстановке он не протекал, Москальчук завершал победой.

Василий Борисович погиб смертью храбрых в июле 1942 года под Ростовом, когда прикрывал свои наземные войска. Однополчане с почестями похоронили героя в поселке Койсгут. Его именем еще в годы войны была названа одна из средних школ в Батайске.

Примерно в то же нелегкое время отдал свою жизнь [151] за Родину и другой летчик, известный далеко за пределами 4-й воздушной армии, — гвардии капитан Мосьпанов Илья Петрович. На его боевом счету было 33 танка, 21 самолет противника, 4 броневика, 13 полевых орудий, 2 зенитные точки, 3 дзота, 2 командных пункта, 12 товарных вагонов, 140 автомашин, 2 переправы через реки, более 1000 истребленных гитлеровцев. Самолет Мосьпанова был поистине летающим танком, «черной смертью» для врага.

Когда боевые друзья отдавали последние почести Герою Советского Союза И. П. Мосьпанову, в небе над станицей Кагальницкой кружил штурмовик, пилотируемый лейтенантом Александром Руденко. Поэт Иосиф Уткин посвятил памяти погибшего летчика стихотворение «Клятва». Вот его заключительные строки:

...Над свежей могилой героя
Клянутся сурово друзья.
И клятвы, чем эта, суровей
Придумать, должно быть, нельзя!

Приказом Народного комиссара обороны И. П. Мосьпанов был навечно зачислен в списки первой эскадрильи 7-го гвардейского ордена Ленина штурмового авиационного полка.

Воздушный щит фронта. Сколько сыновей нашего многонационального Отечества, сплоченных братскими узами дружбы, обрели здесь славу крылатых бойцов, бесстрашных соколов, настоящих героев! Русские и белорусы, украинцы и дагестанцы, казахи и грузины, дети других народов Советского государства — все они жили единым стремлением: остановить и наголову разгромить полчища зарвавшегося врага.

Летом 1942 года, когда войска нашего фронта отходили на юго-восток, с невероятным напряжением работала инженерно-авиационная служба 4-й воздушной армии, которую возглавлял военный инженер 1 ранга П. В. Родимов — энергичный, высокообразованный человек с большим опытом работы в войсках.

Чтобы наметить конкретный план действий этой службы, я пригласил на совещание кроме Родимова его заместителя П. В. Лебедева, начальника ремонтного отдела Антонова, инженеров Вазингера, Красных, Ефимова, Уварова, Орлова, Пухальского и других специалистов. [152]

— Быстрое продвижение противника в районе Лисичанска и по направлению к Дону, — сказал я собравшимся, — создало угрожающее положение для наших ремонтных органов. Необходимо принять срочные меры к эвакуации мастерских, сохранению ремонтного фонда, материальных ценностей и, самое главное — к сохранению личного состава. Ваши предложения, товарищи?

Первым взял слово Родимов.

— Как известно, — сказал он, — у нас имеются три стационарные авиамастерские и четыре передвижные. И все они, кроме шестнадцатых САМ, находящихся в Сталинграде, должны эвакуироваться одновременно. Для этого потребуется несколько эшелонов.

— Транспортом обеспечим, — заверил мой заместитель по тылу генерал П. В. Каратаев. — Успели бы демонтировать оборудование и погрузить в вагоны.

— Успеем, — ответил главный инженер и посмотрел на Антонова, начальника ремонтного отдела. Тот молча кивнул. — Для оказания помощи начальникам мастерских мы пошлем в Ворошиловград, Новочеркасск, Морозовскую и Обливскую представителей от инженерно-авиационной службы армии. Что же касается ремфонда, то здесь имеется несколько вариантов.

Родимов предложил создать нечто вроде ударных ремонтных бригад для восстановления материальной части, не требующей капитального ремонта. Самолеты и моторы, имеющие серьезные повреждения, должны быть эвакуированы к новому месту дислокации мастерских. В исключительных случаях принимать крайние меры — уничтожать технику. Лучше ее сжечь или взорвать, чем оставить врагу.

Кроме инженеров выступили представители тыла и других служб. Они внесли немало конкретных предложений. В конце совещания я выразил надежду, что товарищи справятся с поставленной задачей. В тот же день мы подготовили приказ об эвакуации реморганов.

Надо сказать, что четыре мастерские удалось без особых осложнений отправить на новые места. Работая день и ночь, полностью отдавая себя делу, авиаторы с честью выполнили свой долг. Труднее пришлось личному составу 59 НАМ и 48 ПАРМ.

Немцы уже, по существу, окружили станцию Лихую, и специалисты 48 ПАРМ не имели никакой возможности [153] эвакуировать ремонтный фонд — три поврежденных в бою самолета. И тогда начальник мастерских принял решение уничтожить производственное здание и машины. Сами пармовцы вырвались из окружения, не потеряв ни одного человека.

Чрезвычайно трудное положение сложилось в 59 передвижных авиамастерских. ПАМ — это, по существу, завод, имеющий самолетный, моторный, прибороремонтный, слесарно-механический цехи, радиоцех, цех вооружения и другие. Несмотря на огромный объем работы, инженеры, техники, механики, мотористы и вольнонаемные специалисты демонтировали все оборудование и погрузили его в железнодорожные вагоны. Когда эшелон был готов к отправке, на станцию Морозовская неожиданно налетела группа немецких бомбардировщиков — 37 Хе-111. Вскоре фашисты нанесли по станции еще три таких же удара. В результате бомбардировки пять человек было убито, 17 ранено, сгорело 11 вагонов с оборудованием, выведены из строя входные и выходные стрелки, взорваны пути.

Подвергаясь смертельному риску, воины спасли 22 вагона с драгоценным имуществом, затем своими силами восстановили железнодорожные пути и отправили эшелон в Сталинград.

Теперь оставалось принять меры к спасению ремонтного фонда. Инженеры определили, что 18 самолетов можно отремонтировать и перегнать летом. Среди них — «илы», «миги» и «лаги». Шесть «ильюшиных» ожидали замены моторов —в масле была обнаружена металлическая стружка. В условиях, когда противник уже приближался к Морозовской, о таком ремонте не могло быть и речи.

— Летчики-испытатели, — заявил капитан Бабичев, — берут на себя ответственность за перегонку «ильюшиных» на аэродром Котельниково.

— Перегоним, — поддержал его капитан Завгородний.

Они сдержали свое слово, хотя лететь на таких самолетах было рискованно. Позже из Котельниково шестерку «илов» перегнали дальше в тыл.

Оставалось 12 машин, подлежащих восстановлению. Однако ремонтировать их было некогда: на северной окраине Морозовской появились немецкие танки. Уже под огнем противника авиаторы погрузили самолеты на [154] бревенчатые сани и другие самодельные приспособления и вывезли их. Сильно поврежденную боевую технику пришлось уничтожить. Личный состав 59 ПАМ был выведен на юг через Дон.

В сложнейших условиях эвакуировались за Дон и тыловые части 4-й воздушной армии. Порой батальоны аэродромного обслуживания ве покидала мест своей дислокации до тех пор, пока противник не начинал обстрел летного поля. И тогда воины спешно грузили оборудование, техническое имущество, горючее, продовольствие иа автомашины и под огнем уходили в заранее намеченный район. Оставленные площадки перепахивались или минировались.

Пример самоотверженности показывая личный состав 471, 464, 348, 343-го БАО и других тыловых частей. Они уходили с аэродромов после арьергарда наземных войск, сдерживая своими силами натиск передовых частей противника. Имущество уничтожалось лишь в самом безвыходном положении, когда, например, воинам приходилось вплавь преодолевать водные преграды под ураганным артиллерийско-минометным и танковым огнем или бомбежкой с воздуха.

Майоры Жерновой, Белоусов, Бабков и многие другие командиры БАО показывали образцы самообладания, организованности и военной сметки. Б любых условиях, порой немыслимых, они обеспечивали боевую работу авиации в степях за Доном.

Что говорить о тыловых частях, если сам штаб воздушной армии с 11 июля но 10 августа перебазировался 11 раз. По существу, мы все время были на колесах, в походном положении. И тогда не теряли связи с дивизиями, полками и батальонами, управляли ими, руководили боевыми действиями. Заслуга в этом прежде всего принадлежит начальнику войск связи нашей армии военному инженеру 1 ранга К. А. Коробкову и его подчиненным: Н. М. Лобанову, П. Н. Трусову, А. Т. Гострику, А. И. Голику, Н. Н. Бирюкову, И. И. Иванову, Кулакову и другим специалистам.

Противник шел за нами по пятам. Чтобы сдержать его, мы бросили основные силы воздушной армии на разрушение переправ через Северный Донец, на бомбардировку мотомехчастей на правом берегу реки, на уничтожение живой силы в Каменске, Бело-Калитвинской и [155] других населенных пунктах. Только с 17 по 20 июля 1942 года летчики разрушили 7 переправ, уничтожили 90 танков, 400 автомашин и до 1500 гитлеровцев.

Активные действия наших авиационных частей, особенно ночных бомбардировщиков, вынудили противника отказаться от форсирования Северного Донца с ходу и совершить обходный маневр по правобережью от устья реки. Тем временем наземные войска Южного фронта планомерно отходили в направлении Ростова.

В ночь на 20 июля противнику удалось форсировать Северный Донец в 15 километрах северо-западнее Константиновской, а на следующий день — в районе Каменска. Над правым флангом фронта снова нависла угроза. Около 300 немецких танков и бронетранспортеров, перерезав железную дорогу Шахты — Новочеркасск, двинулись на Ростов. Одновременно враг начал наступление на этот город и с таганрогского направления. Фашистская авиация совершала массированные налеты на наши переправы через Дон.

События развивались стремительно. К 22 июля передовые части противника на широком фронте вплотную подошли к Дону и стали готовиться к переправе на левый берег. В этой сложной и напряженной обстановке требовались чрезвычайные меры. И они были приняты. Части 5-й воздушной армии{19} также были нацелены на уничтожение переправ. Это дало возможность усилить бомбовые и штурмовые удары по врагу.

23 июля меня вызвал командующий войсками фронта генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский.

— Ознакомься, Константин Андреевич, с директивой Ставки, — сказал он.

Директива была адресована Р. Я. Малиновскому, Маршалу Советского Союза С. М. Буденному и генерал-лейтенанту В. Н. Гордову. В ней говорилось:

«...Если немцам удастся построить понтонные мосты на Дону и получить таким образом возможность перевезти на южный берег Дона артиллерию и танки, то это обстоятельство создаст большую угрозу Южному, Сталинградскому и Северо-Кавказскому фронтам. А если же немцам не удастся перекинуть понтонные мосты и они [156] перебросят на южный берег только отдельные пехотные части, то это не составит большой опасности для нас, так как отдельные пехотные части немцев, без артиллерии и танков, легко будет уничтожить нашими войсками. Ввиду этого, главная задача наших частей на южном берегу реки Дон и нашей авиации состоит в том, чтобы не дать немцам построить понтонные мосты на Дону. А если им все же удастся построить их, обязательно разрушить их ударом артиллерии, наземных войск и всей массой нашей авиации...»

— Задача ясна? — спросил Родион Яковлевич.

— Предельно ясна, товарищ командующий.

— Кроме пятой воздушной в интересах нашего фронта будут действовать и части ВВС Черноморского флота, — сообщил Малиновский. — Правда, далековато им придется летать, но они теперь станут дозаправляться на аэродроме подскока в районе Краснодара, вот на этом озере, — указал он на карте.

На той же карте были обозначены основные пункты, где противник приступил к наведению переправ.

— По ним бить надо днем и ночью. О результатах налетов докладывай лично мне, Константин Андреевич. От меня Генштаб тоже требует ежедневных донесений.

В тот же день командиры и политработники, партийные и комсомольские активисты довели требования директивы до каждого авиатора. И закипел, застонал Дон от свинца и стали, помутнела его вода от черной крови оголтелых захватчиков.

238-я смешанная авиадивизия 5-й воздушной армии громила немецкие переправы в районе Морозовская; 49 черноморских экипажей на сухопутных и лодочных самолетах типа МБР-2 наносили удары по скоплениям фашистов и по их плавсредствам у Константиновской и Николаевской; части 4-й воздушной армии уничтожали переправы в районах Мелеховской, Раздорской, Цимлянской. Штурмовики Ил-2 действовали группами по шесть— восемь самолетов, бомбардировщики Су-2 по пять — семь, «петляковы» —по три-четыре.

С 20 по 28 июля был произведен 2431 самолето-вылет, из которых около 98 процентов — на неприятельские переправы. Гул раздирал небо днем и ночью. Летчики-ночники, в том числе девушки из полка Е. Д. Бершанской, совершили 828 самолето-вылетов. И каждый такой вылет [157] приравнивался к подвигу, ибо в большинстве случаев наши самолеты подвергались обстрелу зенитной артиллерии. Днем же кроме зениток за ними охотились немецкие истребители.

За указанный период наши авиаторы уничтожили в воздушных боях 31 самолет противника. Мы тоже потеряли немало боевых машин. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, ибо мы выполняли задачу особой важности — сдерживали бешеный натиск врага, рвавшегося за Дон, на оперативный простор.

Трудно найти слова, чтобы выразить восхищение героизмом крылатых бойцов. Он был поистине массовым: в каждой эскадрилье, в каждой части рождались герои, отважные богатыри.

Ведя воздушный бой, лейтенант Кальченко из 265-й истребительной авиадивизии израсходовал боекомплект. Однако летчик не хотел упускать врага. Выбрав момент, он сблизился с «Мессершмиттом-109» и таранил его. Самолет с паучьей свастикой упал в пятидесяти пяти километрах севернее Пролетарской. А лейтенант Кальченко довел свою машину до аэродрома и благополучно приземлился.

Командир 366-го бомбардировочного авиаполка поставил перед звеном старшего лейтенанта Озерова задачу разбомбить скопление автомашин, танков и живой силы противника в районе одной из переправ через Дон. Самолеты поднялись в воздух и взяли курс к намеченной цели. Шли они без сопровождения истребителей, которых у нас в то время не хватало. Командиры экипажей заранее предупредили своих штурманов и стрелков-радистов, что в случае нападения «мессеров» им самим придется отбивать атаки.

У Озерова штурманом был лейтенант Лепешинский, стрелком-радистом — старшина Беспалов.

— Смотрите в оба, друзья, — сказал им командир, еще издали заметивший «мессеров» на подходе к цели.

Вскоре завязался воздушный бой. С бортов бомбардировщиков плеснули струи пулеметного огня. Лепешинский и Беспалов умело отражали атаки вражеских истребителей, а Озеров точно выдерживал курс на переправу. Но вот в небе появились черные шапки разрывов. Один снаряд попал в кабину командира экипажа и ранил его в правое плечо. [158]

Заметив, что Озеров истекает кровью и с трудом управляет машиной, штурман приказал стрелку:

— Отбивайся, старшина, «от мессов», а я помогу командиру.

Теперь Беспалов стрелял один по наседающим истребителям. Дойдя до цели, летчик и штурман метко сбросили бомбы и развернули машину на обратный курс.

За линией фронта Озеров потерял сознание. Лепешинскому пришлось вести самолет одному. Но почти у самого аэродрома командир пришел в сознание. Он и помог Лепешинскому посадить машину. Даже в таких крайне трудных условиях взаимная выручка позволила членам экипажа успешно выполнить боевую задачу.

Группа бомбардировщиков 288-го авиаполка во главе со старшим лейтенантом Капустиным нанесла удар по немецкой переправе в районе Цимлянской. На обратном пути ее атаковали три «мессершмитта». Во время воздушной дуэли ведущий получил ранение, а его самолет был серьезно поврежден. Заметив это, гитлеровцы решили добить машину. На выручку командиру ринулись все экипажи бомбардировщиков. В результате схватки один «мессершмитт» был уничтожен, а два других поспешили выйти из боя. Капустин же, несмотря на ранение, сумел довести поврежденную машину до своего аэродрома.

Вообще наши летчики очень бережно относились к самолетам. Мне запомнился такой случай. Старший сержант Коробейников, воевавший в 192-м истребительном авиаполку, после выполнения боевого задания произвел вынужденную посадку: отказала материальная часть. А линия фронта уже отодвинулась на восток. Летчик вот-вот мог оказаться в тылу противника. Коробейников имел полное право сжечь самолет, но решил пока не делать этого: «безлошадник» — уже не воздушный боец.

Летчик попросил колхозников помочь ему доставить машину в полк.

— На чем же повезем ее? Автомашин у нас нет, лошадей тоже. Может быть, на волах?

— И на волах можно. Давайте попробуем, — сказал старший сержант.

Впрягли четырех бугаев и поволокли самолет по проселкам. Четыре дня буксировали, а на пятый попалась попутная автомашина.

— Помоги, браток, добраться в полк, — обратился [159] летчик к шоферу. — А то на волах я и за полмесяца не доберусь до своих.

В части уже считали, что старший сержант Коробейников погиб, но мужественный воин на исходе пятою дня прибыл в полк и доложил командиру:

— Боевое задание выполнил. Самолет сохранил.

Действуя по переправам, наша авиация уничтожила за восемь дней около 100 вражеских танков и 4 бронемашины, 28 артиллерийских орудий, 19 бензоцистерн, 800 автомашин, 2 парома и до 1700 гитлеровских солдат и офицеров. Некоторые переправы разрушались неоднократно. Кочетовская, например, дважды, Константиновская — четырежды, а Николаевская — шесть раз.

Помимо основной боевой работы нам непрерывно приходилось вести разведку на огромном пространстве — от Батайска до Цимлянской. Воздушные следопыты собирали данные о подготовке новых вражеских переправ, о состоянии действующих, о подходе резервов противника, разыскивали скопления его живой силы и техники на донском правобережье. Гитлеровцы довольно часто сооружали подводные переправы. От летчика требовались исключительная наблюдательность и зоркость, чтобы обнаружить мост, проложенный на 20 сантиметров ниже уровня воды.

Сведения, добытые разведчиками, немедленно сообщались в штаб фронта, а оттуда — в Москву. Если учесть, что в течение суток к одной и той же переправе приходилось летать по шесть-семь раз (так было, например, с Николаевской), то не трудно представить, с каким невероятным напряжением работал разведывательный отдел.

Когда противнику удалось потеснить войска 56-й армии, форсировать Дон в районе Ростова и на других участках и широким фронтом начать продвижение на юг, действия нашей авиации по переправам потеряли свое прежнее значение. Теперь важнее стали бомбовые и штурмовые удары непосредственно по полчищам фашистов, наступающим на Тихорецк, Армавир и Ставрополь.

28 июля Ставка Верховного Главнокомандования объединила войска Южного и Северо-Кавказского фронтов в один — Северо-Кавказский с оперативным подчинением ему Черноморского флота и Азовской военной флотилии. Командующим был назначен Маршал Советского Союза С. М. Буденный. А на следующий день для удобства управления [160] фронт разделили на две оперативные группы: Донскую (командующий генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский) в составе 51, 37 и 12-й армий и 4-й воздушной армии и Приморскую (командующий генерал-полкрвник Я. Т. Черевиченко) в составе 18, 56 и 47-й армий, 1-го отдельного стрелкового и 17-го кавалерийского корпусов. С Приморской группой действовала 5-я воздушная армия, возглавляемая генерал-лейтенантом авиации С. К. Горюновым.

Под давлением противника левофланговые армии Донской группы оставили занимаемые позиции и отошли на рубеж Романовская — Ильинов — Ермаков — Каменно-Балковский. Между 51-й и 37-й армиями образовался разрыв протяженностью около 62 километров. В связи с этим 51-я армия была переподчинена Сталинградскому фронту. В последующем войска нашей группы отошли к Ворошиловску (Ставрополю), затем к Невинномысску.

Имея в своем распоряжении всего-навсего 126 самолетов, то есть почти в восемь раз меньше, чем у немцев, штаб 4-й воздушной армии принимал все меры к тому, чтобы выполнить поставленные перед авиацией задачи. «Прикрыть отход наземных войск, бомбардировочными и штурмовыми ударами максимально задержать наступление противника и снизить темпы его продвижения, — пишет Маршал Советского Союза А. А. Гречко в своей книге «Битва за Кавказ». — Борьба с танковыми и механизированными колоннами противника осуществлялась, в основном, по данным воздушной разведки. Это единственное, что позволяло своевременно реагировать на сложившуюся обстановку: сосредоточивать ограниченные силы авиации для действий по наиболее угрожавшим группировкам противника»{20}. [161]

Дальше