Июльское сражение

Активная оборона. — Некоторые подробности боя.— Прорыв из окружения.— Несостоявшаяся встреча

Едва закончилась вторая конференция (делегаты еще не успели разойтись), а мы уже вынуждены были принять бой. Вот как это произошло.

15 июля 1942 года стоял жаркий день, когда так и тянет поваляться в тени под кустиком на теплой ласковой земле. Воронянский, Тимчук и я обменивались впечатлениями о конференции, собирались обедать. Однако еду пришлось оставить: верхом на коне примчался начальник разведки отряда «Мститель» Владимир Романов. Выпрыгнув из седла, он возбужденно рассказал о том, что в Валентинове прибыли двадцать пять больших грузовиков с немецкими солдатами. Фашисты под командованием офицеров направились к нашей приемочной площадке, куда четыре ночи подряд сбрасывали груз транспортные самолеты с Большой земли.

Надо было принимать решительные меры. На мой вопрос о численности неприятеля Романов ответил:

— Точно не скажу. Но думаю, более пятисот наберется.

Воронянский и Тимчук встали из-за стола. Заметно посуровели их лица. Положение было серьезное: впереди лес, за которым расположился немецкий гарнизон, сзади река Илия. Отходить некуда.

— Что будем делать? — обратились товарищи ко мне.

— Организуем активную оборону,— сказал я.

Всем нам было ясно, что отойти без боя не удастся. Начальникам штабов наших отрядов Лунькову и Серегину приказали поднять по тревоге бойцов, предупредить соседний отряд «Борьба» Сергея Долганова. На опушку леса послали дополнительных наблюдателей. Отдали приказ первыми огня не открывать, стараться как можно дольше не обнаруживать себя.

Когда прибыли Долганов и Ясинович со своими партизанами, подсчитали силы: в отряде «Борьба» — 70, в «Мстителе» — 80, в нашем вместе с делегатами — 90 и 38 во взводе украинцев, недавно перешедшем к патриотам из националистического формирования. Всего 278 человек.

— Маловато,— сказал Воронянский,— да не в арифметике дело!

Прибежавшие из секрета партизаны доложили, что лес обложен. Эсэсовцы наступали от деревни двумя колоннами, охватывая полукольцом приемочную площадку. Теперь дорога каждая минута. Следовало как можно скорее занять линию обороны. Если бы только знать: известно ли немцам наше местонахождение? Осведомители могли сообщить о нем гитлеровцам только приблизительно. Но мы принимали самолеты — немцы могли засечь место выброски груза и по этим данным определить, где мы находимся. Однако противник не может знать, какими силами мы располагаем. Численность личного состава, вооружение, оснащенность боеприпасами и снаряжением мы хранили в строжайшей тайне, и вражеская разведка была здесь бессильна.

Поделившись этими соображениями с Морозкиным, Тимчуком и Воронянским, я, как председатель военного совета, поручил командовать боем майору Воронянскому.

Воронянский отдал приказ:

— Занять линию обороны по кромке приемочной площадки!

Партизаны немедленно заняли круговую оборону. Каждый знал свое место, так как план обороны площадки был составлен заранее. Левый фланг защищали украинцы, ими руководил лейтенант Цыганков.

На командный пункт прибежали разведчики.

— Идут прямо на площадку! — сообщили они.

— Подпустить как можно ближе,— пронеслось по цепи приказание.

Прошло еще несколько минут. Эсэсовцы шли во весь рост, в новеньких мундирах, на рукавах фашистские эмблемы, на животах — автоматы и ручные пулеметы. В цепи партизан тишина. Нервы напряжены до крайности.

Вот из леса, напротив центра площадки, на несколько минут появились фигуры карателей и снова скрылись.

— Собираются захватить площадку в клещи, — прошептал мне Воронянский и приказал Долганову перейти с отрядом на правый фланг, а Серегину — на левый.

Партизаны поползли на указанные рубежи. И действительно, через некоторое время с обеих сторон площадки показался противник. Вот уже можно различить их сытые хмурые лица. Они совсем близко. Делают перебежки, прижимаясь к земле, прячась за стволы сосен. На правом фланге каратели подошли уже на 25 метров.

Я посмотрел на лежащего рядом Лунькова. Он спокоен и строг, взгляд устремлен на цепи противника. За капитаном притаился Карл Антонович. У него состояние сосредоточенное и даже несколько задумчивое.

Внезапно раздался голос Воронянского:

— По фашистской сволочи! За Родину! Огонь!

Его голос потонул в грохоте залпа. Дружно заработали ручные пулеметы, автоматы и винтовки, метко бил батальонный миномет отряда «Борьба». По цепи был отдан чрезвычайно редкий у партизан приказ: «Патронов не жалеть».

От первых залпов противник дрогнул и остановился.

— Огонь! — снова крикнул Воронянский, и по рядам противника ударил повторный шквал.

Серая полоса порохового дыма встала перед нами, и несколько секунд ничего нельзя было различить. Но вот легкий ветерок разогнал завесу, и мы увидели, как одни каратели падали, пораженные насмерть, другие со стоном уползали в кусты.

Вдруг на участке, обороняемом украинским взводом, замолкли автоматы. Мы заволновались: «Не предательство ли?» Но в этот момент прибежал посыльный от Цыганкова.

— Мы заходим в тыл,— быстро доложил он и помчался назад.

Фашисты, опомнившись, перегруппировались и открыли сильный огонь. Над нашими головами свистели пули, заставляя вжиматься в землю. Эсэсовцы то ползли, то делали короткие перебежки, стреляя на ходу. Вдруг, как по команде, на мгновение все стихло. От непривычной тишины зазвенело в ушах. Но это лишь на миг. Гитлеровцы поднялись в атаку.

Ко мне подбежал вспотевший, закопченный пороховой гарью Воронянский. Он отлучался на левый фланг.

— Зададим еще! — крикнул майор и залег.

Ни на секунду не прекращая огня, каратели приближались. Их искаженные лица были видны без всякого бинокля. Наша оборона молчала. Уже не более 40 шагов отделяло нас от немцев.

— Приготовить гранаты! — раздался сквозь трескотню фашистских автоматов голос Воронянского.

Тут я заметил, что в тылу неприятеля появились партизаны-украинцы. Укрывшись за толстыми соснами, они поливали эсэсовцев свинцовым дождем.

— Молодцы ребята,— обрадовался я.— Хитрый маневр!

Неожиданный удар с тыла ошеломил карателей. Беспорядочно отстреливаясь, они поползли назад. Чаще захлопали разрывы наших гранат. Вновь поднялась туча порохового дыма. Справа донесся голос комиссара Морозкина:

— За Родину! Вперед!

Фашисты не выдержали контрудара, начали отступать, отбежав, они залегли за бугры и снова открыли огонь, но в атаку больше не поднимались. Бой продолжался полтора часа. Противник беспрерывно пускал в воздух серии разноцветных ракет.

— Помощи просят,— сказал я Воронянскому.

— Придется отойти. Как ты считаешь? — отозвался он. К нам подошел Долганов, его одежда была перепачкана землей.

— У вас раненые есть? — спросил он, с трудом шевеля пересохшими губами.

Мы с Воронянским отрицательно покачали головой.

— Черт побери, а у меня четверо ранены.

Посоветовавшись, мы приняли решение отойти. Возвратились в лагерь. Захотев подкрепиться после боя, мы собрались возле кухни.

Повара Володи нигде не было, под котлами чуть тлели угли.

Вблизи мы увидели трех убитых карателей, кровавый след уходил в кусты. Вскинув автоматы, партизаны пошли по следу. Он привел к месту, где лежал четвертый немец в форме ефрейтора. По всей видимости, это работа Володи.

— Но где он сам? — забеспокоился Воронянский.

Повар пропал.

Лаврик перевязал раненых. К счастью, раны у всех были легкие, все могли передвигаться.

Надо было уходить отсюда, враг мог напасть вторично. Но куда? Впереди залегли эсэсовцы, сзади река Илия с вязкими берегами, покрытыми высокой, в рост человека крапивой.

— Через нее и пойдем,— сказал я Воронянскому и Тимчуку, рассматривая карту,— другого выхода нет.

Они согласились.

Почти половина партизан отсутствовала. Они еще до боя ушли на диверсии и не могли знать о нападении немцев на лагерь. Для подобных случаев мы имели контрольные пункты-тайники, где оставляли знаки, предупреждающие об опасности, если она нависала над базой. Разведчики и диверсанты отправлялись на операции по строго намеченным маршрутам, и возвращаясь, они, прежде чем войти в лагерь, заглядывали на контрольный пункт. Сейчас необходимо было дать сигнал опасности, чтобы вернувшиеся товарищи не попали в лапы фашистам. На один из контрольных пунктов я послал бойцов нашего отряда, на другие поспешили партизаны «Мстителя». Выполнив задание, они должны были ждать основные силы в лесу около деревни Рудни.

Позже, когда мы отошли за реку Илию, я перед строем всех трех отрядов объявил благодарность взводу украинцев за мужество и находчивость в трудном бою.

Вечерело. Красные лучи солнца освещали вершины высоких стройных сосен, стеной поднимавшихся по границам приемочной площадки. В лесу стояла глубокая тишина, трудно было представить, что недавно здесь гремел бой и бушевала смерть. Командиры понимали, что этот безмятежный покой обманчив и недолговечен: дождавшись подкреплений, противник вновь пойдет в наступление.

Мы двинулись на запад по вязкому берегу Илии. Ноги засасывала болотная топь, одежда намокла и стала тяжелой, лица и руки обжигала едкая крапива. Впереди шагал отряд Долганова, наш за ним. Сильная группа, которой руководил капитан Луньков, сопровождала обе рации. Вместе с нашим отрядом шли раненые. Замыкали колонну партизаны «Мстителя».

Вошли в сырой сумрачный лес. Прислушались. Ни звука. Только в болоте, захлебываясь от восторга, квакали лягушки да в кустах мелькали светлячки. Здесь-то и решили форсировать Илию. Первым, раздвинув заросли, вошел в воду командир отряда «Борьба» Сергей Долганов. За ним последовали остальные. Держа над головами оружие и вещевые мешки, мы осторожно продвигались вперед. Радисты и охранявшие их бойцы бережно несли радиостанции. Переправившись через речку, мы, не останавливаясь, продолжали путь. Хлюпала вода в сапогах, мокрая одежда противно прилипала к телу. Лишь через час, выйдя на сухое место, сделали привал.

— Быстрее свяжитесь с Москвой,— сказал я воентехнику Лысенко, и он тотчас вместе с Глушковым начал настраивать рацию. Партизаны помогли радистам натянуть антенну. Я накрылся плащ-палаткой и при свете карманного фонарика коротко написал: «Сегодня самолет принять не можем. На приемочной площадке вели бой с карательным отрядом. Потерь нет. Имеются легкораненые. Ждите дальнейших сообщений».

Когда радиограмма была закодирована, под плащ-палатку залез Лысенко, включил аппаратуру, заработал ключом. Затем перешел на прием, стал сосредоточенно записывать и вскоре расшифровал ответ Центра. Текст я зачитал партизанам: «Берегите личный состав. Отойдите в наиболее безопасный район. До получения ваших сигналов самолетов посылать не будем».

В северной части леса, в окрестностях деревни Кременец, нашли подходящее место для стоянки и выслали во все стороны сильные дозоры и разведывательные группы. Леоненко с несколькими бойцами отправился к деревне Валентиново. Оставшиеся партизаны заняли круговую оборону.

С наступлением темноты возвратились разведчики и доложили, что гитлеровцы разместились в окружающих населенных пунктах Батраки, Путилове, Трубачи, Янушковичи, Барсуки, Стайки и Кременец.

Поздно ночью прибыли люди, посланные на контрольные пункты, и группа Леоненко. Они принесли раненого повара Володю Стасина и сообщили, что гитлеровцы собирают в районе приемочной площадки и прилегающих лесах убитых и раненых и на грузовых автомашинах увозят их.

На совещании командиров мы единодушно решили до получения точных данных о противнике оставаться на месте.

Костров не разжигали. В наскоро сооруженном из сосновых веток шалаше Лаврик перевязывал раненого повара, которому разрывной пулей сильно повредило плечо. Обычно румяное лицо Володи теперь было желтым, как воск. Он потерял много крови.

— Где вы его нашли? — спросил я стоящего рядом Леоненко.

— Совершенно случайно обнаружили,— ответил тот.— Пробирались через кусты, вдруг неподалеку от приемочной площадки услышали шум: подползли, видим — эсэсовцы укладывают в машины трупы своих солдат. Мы сделали большой крюк и вышли на поляну, там встретили старика, который пришел в лес за вениками. Он нам и рассказал, что в Валентинове полно немцев. «А много убитых?» — спросили мы. «Много»,— ответил старик. Каратели хвалились, что 100 партизан уничтожили. Население посмеивалось: почему же мертвых карателей навалом, а партизанских трупов нет? Тогда гитлеровцы пустили слух, будто одна немецкая часть наскочила на другую и, приняв их за партизан, открыла огонь, а партизан никаких вовсе и не было.

Все усмехнулись. Леоненко продолжал:

— Возвращаясь, мы обнаружили на траве кровавый след и медленно пошли по нему, полагая, что наткнемся на раненого немца. И вот возле берега увидели в кустах лежащего человека. Сначала думали, что это мертвый, но он застонал... Когда перевернули его, узнали повара. Окровавленное плечо перевязано разорванной рубашкой. Он попытался было схватить автомат, но до того ослаб, что не смог его поднять. Бойцы принесли воды, напоили раненого, обмыли ему лицо. Открыв глаза, Володя узнал нас. «Товарищи, не оставьте меня»,— чуть слышно прошептал он и опять погрузился в забытье...

Заботливый Лаврик всю ночь не отходил от Володи.

К утру он почувствовал себя лучше и слабым голосом рассказал, что произошло.

После того как партизаны всех трех отрядов начали бой, помощники повара взяли винтовки и убежали на линию обороны. Володя остался один у закипающего борща. Внезапно кусты зашелестели, партизан отскочил в сторону и залег. На поляну выбралось шесть немцев. Володя выпустил очередь из автомата. Трое сразу свалились, остальные залегли. Володя дал еще две очереди, как вдруг почувствовал боль в плече. Собрав силы, он ножом разрезал рубашку, с трудом перевязал себя и потерял сознание. Когда очнулся, было уже темно. Цепляясь за траву и кусты, он пополз к реке. В горле пересохло, сильно хотелось пить, невыносимо болело плечо. Немного передохнув, Володя еле поднялся на ноги и, волоча автомат, пошел. Партизана мучила жажда, и он, не дойдя до берега, опять потерял сознание. Там его и нашли разведчики.

Вечером собрали военный совет. Сидели без костра.

— Долго здесь оставаться мы не можем,— начал я.— Наша стоянка в кольце вражеских гарнизонов. Оккупанты подтянут свежие силы и уничтожат нас.

— Все верно, но как мы пойдем? У нас раненые. Как только углубимся в болота — постреляют нас, как куропаток,— угрюмо проговорил Долганов.

— Что же ты советуешь? — спросил Воронянский.

— Утром хорошо разведать местность, найти у неприятеля слабое место и с боем прорваться из окружения.

Предложение было характерным в устах напористого, отчаянного лейтенанта.

— На прорыв пойдем после полудня,— сказал я товарищам.— В это время каратели готовятся к ночным нарядам и сидят по домам.

Действия противника не смогли помешать осуществлению наших планов.

Из деревни Янушковичи прибыли разведчики и сообщили, что в лес вошло более 200 эсэсовцев. Еще раньше мы с Долгановым и Воронянским условились, что после прорыва из блокированного района отряды разделятся: они пойдут в Бегомльский район, а наш и делегаты — в Смолевичский, чтобы находиться как можно ближе к столице Белоруссии, не привлекая внимания оккупантов многочисленностью.

Каратели приближались. Мины рвались вблизи нас. Улучив удобный момент, отряд Воронянского внезапно ударил по врагу и сразу же отошел. На месте бывшей нашей стоянки стрельба все усиливалась. Через некоторое время до нас долетели громкие крики: это противник атаковал пустой лагерь.

— Вперед! — скомандовал я, и два отряда, наш и «Мститель», двинулись на север, а «Борьба» остался прикрывать отход. Мы проскользнули между двумя подразделениями карателей.

— Деревня Трубачи осталась в стороне. Давайте дойдем до деревни Михайловичи и сделаем привал. И там же после отдыха расстанемся,— сказал я не без грусти друзьям-командирам.

И когда пришла пора прощаться, мы долго и проникновенно жали друг другу руки и обменивались короткими репликами:

— Ни пуха, ни пера!..

— До скорой встречи!..

Карл Добрицгофер поднял сжатый кулак, вытянулся во весь свой огромный рост и трижды повторил:

— Рот фронт!..

Как позже выяснилось, фашисты в этой блокировке потеряли более 120 солдат и офицеров убитыми и ранеными. Так закончился бой с эсэсовцами, навязанный нам 15—16 июля 1942 года.

Он типичен для партизанских оборонительных сражений как по тактическим приемам, так и по результатам. Оккупанты превосходили нас численностью во много раз. Отсюда следовало, что обычный фронтовой бой нам невыгоден, и мы воевали не количеством, а использовали свои преимущества: подвижность, стремительный маневр, лучшее знание местности, тесную связь с населением, отлично поставленную разведывательную службу. Одним словом, мы вели нормальную партизанскую войну.

Яростное сопротивление населения захватчикам снимало трудности в действиях каждого отдельного отряда, помогало с меньшими жертвами выполнять свои задачи. Однако в целом битва в тылу противника отличалась невероятной сложностью, потому что враг в той войне был могуч, отлично вооружен, оснащен разнообразной техникой, хитер, изощрен в подавлении очагов сопротивления, жесток, коварен, дисциплинирован, фанатически предан бредовым идеям расовой исключительности и мирового господства. Тем ярче вырисовывается в этих обстоятельствах не только морально-политическое превосходство, массовый героизм, но и профессиональное мастерство советских партизан, громивших неприятеля с неподражаемым искусством, при минимуме потерь в своих рядах, как это произошло, в частности, в июльском сражении под Валентиновом.

В то время когда я со своими бойцами и делегатами второй партизанской конференции перешел железную дорогу и шоссейную магистраль Москва — Минск в одном направлении, Николай Покровский со своим отрядом «Беларусь» и группой Дмитрия Меньшикова тоже пересек с обозом железнодорожную линию Москва—Минск в обратном направлении.

Переход был совершен партизанами с боем, но, к счастью, без потерь. На следующий день перепуганные фашисты через своих болтливых прислужников распространили слухи о том, что якобы тут проходили части регулярной Красной Армии. Железная дорога не работала целые сутки.

В деревне Сухой Остров наши связные сообщили Меньшикову и Покровскому, что отряд Градова направился в Смолевичский район. Разведка уточнила и подтвердила эти сведения. Тогда Покровский решил возвращаться, но раздумал, так как обстановка была угрожающая. Опасаясь невыгодного для себя столкновения с фашистами, которые теперь стали усиливать гарнизоны, он бросил обоз, а самый необходимый груз взвалил на плечи партизан. Таким образом, запланированная встреча спецотряда с «Беларусью» не состоялась из-за усилившихся карательных экспедиций.

Весь отряд Покровского после тщательной подготовки двинулся к селу Яловиц. С трудом партизаны преодолели топкое болото, но зато железнодорожное полотно проскочили без столкновения с гитлеровцами. Около озера Песочное Покровский встретился с отрядом Дербана «Большевик», однако все же не остановился и ушел в район озера Палик, где и продолжал действовать.