Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Всероссийская конференция

Делегаты «Военки». Наш праздник. Статья Ильича. Освежающий ливень. Прапорщик Крыленко и «Декларация бесправия». «Без этого мы не могли бы победить». Солдаты на Сенатской площади,. Встреча на Крыше мира. Человек из будущего.

Июньские дни запомнились мне еще одним событием. С 16 по 23 июня проходила Всероссийская конференция фронтовых и тыловых военных организаций РСДРП (б).

Конференция была созвана, проводилась с одобрения и при активном участии В. И. Ленина.

Солдатский клуб «Правда» в бывшем особняке Кшесинской украшен лозунгами, знаменами. На красных стягах наименования полков, кораблей, слова, звучащие как программа действия и как клятва: «Свобода или смерть», «В единении сила», «Мир народам», «Да здравствует социализм», «Мы победим».

Сводный оркестр моряков и гвардии Московского полка исполняет «Интернационал». От имени петроградской «Военки» делегатов приветствует В. И. Невский. Он отмечает, что 167 делегатов от 43 фронтовых и 17 тыловых организаций представляют внушительную силу — 26 тысяч армейцев-большевиков.

От Петербургского комитета конференцию приветствует Володарский. Он выражает надежду, что работа конференции не будет закончена в этом зале. Делегаты разъедутся по местам и скажут; близок час социалистической революции.

В президиуме хорошо знакомые мне лица. Что-то быстро пишет Владимир Ильич. Рядом с ним Н. И. Подвойский, М. С. Кедров, Н. В. Крыленко, В. И. Невский. К этому дню мы, активисты «Военки», готовились как к празднику. По поручению Н. И. Подвойского и К. А. Мехоношина я накануне встречал прибывающих делегатов-фронтовиков, обеспечивал ночлегом, газетами, сообщал, кто в какой комиссии, секции. Многие делегаты (разведчик с Юго-Западного фронта полный георгиевский кавалер Солодовников, унтер-офицер минер Пасек) по сей день остались в моей памяти как замечательные борцы за дело революции, верные товарищи. [194]

На повестке дня конференции стояли такие вопросы: доклады с мест, текущий момент, организация власти и Советы рабочих и солдатских депутатов (докладчик В. И. Ленин); война, мир, наступление (докладчики Н. В. Крыленко и Е. Ф. Розмирович); аграрный вопрос (В. И. Ленин), демократизация армии (Н. В. Крыленко); национальное движение и национальные полки, задачи военной организации.

В первые дни работы конференции — сообщения с мест. За выступлениями делегатов — многие из них потом печатались в «Бюллетенях» конференции — вставала картина кропотливой работы армейских большевиков. Несмотря на неимоверно трудные условия, недостаток литературы и агитаторских сил, вопреки репрессиям, все усиливающимся угрозам, дело продвигалось вперед.

Наиболее впечатляющим для всех участников конференции и автора этих строк стал день 20 июня. Задолго до официального открытия утреннего заседания в каменной беседке, в солдатском клубе стали собираться делегаты, обсуждая свежий номер «Правды» (№ 86) со статьей Ленина «Восемнадцатое июня».

Еще не отзвучало на улицах и площадях Петрограда грозное эхо полумиллионной демонстрации, еще отдавалась в ушах «мерная поступь рабочих и солдатских батальонов», а Владимир Ильич уже подверг события 18 июня, «один из дней перелома», всестороннему анализу, показал их гигантское историческое значение.

Помню, меня и знакомых товарищей по «Военке» особенно поразило сравнение Лениным трех демонстраций. Если первая демонстрация на Марсовом поле — «поголовное чествование первой победы революции и ее героев, взгляд, брошенный народом назад на пройденный им наиболее быстро и наиболее успешно первый этап к свободе», а Первомайская демонстрация (18 апреля) — праздник «пожеланий и надежд», то 18 июня — первая политическая демонстрация действия, демонстрация, которая стала «разъяснением — не в книжке или в газете, а на улице, не через вождей, а через массы — разъяснением того, как разные классы действуют, хотят и будут действовать, чтобы вести революцию дальше»{85}.

Буржуазия попряталась, испугалась этой демонстрации действия, демонстрации сил и политики революционного [195] пролетариата. Подводя итоги демонстрации, Владимир Ильич писал, что она, как горстку пыли, развеяла миф о «революционности» буржуазии («Буржуазия — это и есть контрреволюция»), пустые речи о большевиках-заговорщиках и показала, на чьей стороне, с кем промышленный пролетариат столицы и ее войска.

Статья «Восемнадцатое июня», предупреждающая о кризисе «неслыханных размеров», который надвигается на Россию и на все человечество, показывающая и выход из тупика (полное доверив «народных масс своему руководителю — пролетариату»), была прочитана многими делегатами и стала своего рода увертюрой к утреннему заседанию.

С докладом о текущем моменте выступил В. И. Ленин. Выступал он и по аграрному вопросу, но тексты этих докладов, к сожалению, не сохранились, а краткий газетный отчет о докладе по текущему моменту, включенный в собрание сочинений{86}, дает лишь представление о ключевых положениях ленинских выступлений.

В новых условиях июньского кризиса, в свете недавних событий (делегаты конференции принимали в них горячее участие, 18 июня шли в первых рядах демонстрантов) Ленин придавал особое, первостепенное значение созданию революционной армии, подготовке к грядущим революционным битвам.

18 июня показало всем глубокую пропасть между рядовыми эсерами, меньшевиками и их лидерами, которые все больше не только отходили от социализма, но и от демократизма.

Уловив нетерпение отдельных товарищей («Не хватит ли мирных демонстраций, пора брать за глотку буржуазию, учить штыком»), Владимир Ильич подверг критике левацкие настроения отдельных товарищей, предложения немедленно брать власть. Пока не созрели условия, пока большевики не имеют на своей стороне большинства масс, подобные левацкие заскоки опасны; необходимо «направлять свою деятельность на прояснение классового самосознания демократических масс»{87}, бороться за влияние внутри Советов, вести кропотливую разъяснительную работу, беспощадно разоблачать бывших вождей мелкобуржуазной демократии, предательскую соглашательскую [196] роль меньшевиков и эсеров. Ленин призвал к бдительности и организованности. Указал, что большевики должны настойчиво и упорно собирать силы, неустанно бороться за влияние внутри Советов, не поддаваться на провокации, поскольку один неверный шаг, искусственное формирование событий может погубить все дело.

Это было тем более необходимо, поскольку, как показало начавшееся наступление на фронте, массы, поддерживающие лозунг «Долой министров-капиталистов!», все еще верили министрам-социалистам, меньшевистско-эсеровской болтовне о том, что солдат, мол, приносят в жертву во имя свободы, во имя революции, во имя будущего мира.

Общее настроение делегатов и гостей конференции после доклада В. И. Ленина хорошо передает М. С. Кедров: «Доклад т. Ленина имел громадное значение и сыграл роль ливня, освежившего и охладившего раскаленную атмосферу конференции» (курсив наш. — В. В.).

С двумя докладами (о демократизации армии, о войне, мире и наступлении) выступил на утреннем и вечернем заседаниях Н. В. Крыленко. Я слушал его второй раз и еще больше почувствовал в нем ученика Ленина.

Тот же тщательный анализ обстановки, сделанный человеком, знающим армию, фронт, настроения солдатских масс изнутри, из окопа, и та же целеустремленность, вера. Я видел, как внимательно слушал оратора Владимир Ильич. Слушал с явным одобрением, я бы сказал, с какой-то внутренней радостью. И посматривал на ладного прапорщика, как смотрит учитель на любимого ученика. Крыленко ссылался в своих докладах на ленинский анализ расстановки классовых сил в стране и в армии. Своим докладом он ответил на вопросы, которые и мне не давали покоя, например, как совместить сильные антивоенные настроения солдат («Штык — в землю!») с широким участием серошинельной массы в новом наступлении.

Объяснялось это, по словам Крыленко, противоречивостью сознания, настроений солдат, все еще легко поддающихся демагогическим лозунгам. Так, довольно широкое распространение получил на фронте лозунг «Движение вперед приближает мир». Солдаты поверили и пошли в наступление. Вместе с ними пошли и полки революционные, пошли большевики, потому что они против отдельных [197] выступлений и дезорганизации армии. Остро, уничтожающе зло разделался Крыленко с так называемой «Декларацией прав солдата и гражданина», обнародованной Временным правительством. Декларация восстанавливала в армии старые николаевские порядки, сводила на нет завоевания Февральской революции. Под смех и аплодисменты, одобрительные возгласы делегатов Крыленко назвал сей документ «декларацией бесправия солдат».

— Демократизация армии, ее строительство на новых, демократических началах, — говорил Н. В. Крыленко, — процесс, который никакие ухищрения Керенского и К° остановить уже не могут.

С тех пор как была свергнута царская власть, буржуазное правительство поставило своей первейшей задачей подчинить армию себе, сделать ее орудием в своих руках. Отсюда и «свободы», некоторые реформы — они должны были сыграть роль отдушины, оставляя армию орудием в руках буржуазии.

Какую же идею должны положить в основу демократизации мы, если хотим развивать революцию далее? Самовластие народа. И не так, как это самовластие понимается теперь, когда революция облекает полнотой власти одно лицо (Керенского). Идее приказа сверху мы должны противопоставить захват власти снизу, создавая ротные, полковые, армейские комитеты, вооружая солдат идейной спайкой, нашими лозунгами. Серошинельной массе они близки уже теперь, армия стихийно тянется к большевизму.

Возражая горячим головам, тем, кто призывал к немедленному открытому бою с буржуазией, Николай Васильевич в заключительном слове призвал следовать совету Ильича не принимать скороспелых, рискованных, необдуманных решений, помнить, что только массовый отказ частей от наступления в состоянии помочь делу.

В принятой на конференции резолюции по докладу Н. В. Крыленко говорилось, что революционная партия пролетариата должна «добиваться такой организации армии, которая позволяла бы фактически противопоставить контрреволюционным тенденциям сверху организованную массовую революционную волю снизу»{88}. [198]

Конференция сыграла весьма важную роль в завоевании солдатских, матросских масс, упрочила связи военных организаций с Центральным Комитетом РСДРП (б), способствовала объединению распыленных по фронтовым и тыловым частям большевистских сил в единую организацию, действующую под руководством партии, В. И. Ленина.

Решения конференции требовали от военных большевиков «самым энергичным образом всесторонне готовить силы пролетариата и революционной армии к новому этапу революции и возможно более наглядно разъяснять, что только доверие большинства народа, беднейшего крестьянства больше всего, организованному пролетариату и переход власти в руки последнего способен действительно вывести страну из тупика, создаваемого затягиванием войны, приближающейся экономической катастрофой и соглашательской политикой социалистов-революционеров и меньшевиков{89}.

Руководствуясь решениями Всероссийской конференции «Военки», партия проделала в войсках воистину титаническую работу. Подводя ее итоги, Ленин отмечал, что уже в канун Октября армия была «наполовину большевистской. Без этого мы не могли бы победить»{90}.

Конференция избрала Всероссийское бюро военных организаций при ЦК РСДРП (б), в которое вошли Н. И. Подвойский (председатель), Н. В. Крыленко, М. С. Кедров, В. И. Невский, К. А. Мехоношин, Е. Ф. Розмирович, П. В. Дашкевич и другие.

Бюро стало ядром созданного впоследствии Военно-революционного комитета, которому партия в грозовые дни Октября доверила непосредственное руководство вооруженным восстанием.

Забегая вперед, мне хочется закончить эту главу рассказом еще об одной встрече с Николаем Васильевичем Крыленко. В 1934 году я работал в Средней Азии. Скучать не приходилось. Служба была беспокойная, связанная с частыми выездами, так что в своей ташкентской квартире я появлялся очень редко.

В ту ночь меня разбудил поздний телефонный звонок. Звонил из Москвы Я. К. Берзин — мой непосредственный начальник. Павел Иванович, или, как мы его любовно называли, [199] Старик, просил уточнить у пограничников — дело, насколько мне помнится, было ранней осенью, — где теперь в горах Памира находится со своей экспедицией Н. В. Крыленко, и по возможности встретить его. Тревога Берзина — старого друга Крыленко — была мне хорошо понятна. Высоко в горах, в пограничных районах, все еще можно было натолкнуться на группу, а то и банду басмачей. Я знал, что нарком юстиции республики не новичок на Памире. В 1928 году мне уже приходилось помогать ему, тогда Генеральному прокурору РСФСР, людьми, опытными проводниками, охраной. Вот уже шестой год Николай Васильевич именно так проводил свой отпуск: среди стремительных горных хребтов и ледников Памира — в составе, а чаще возглавляя комплексные экспедиции Академии наук СССР.

А сошлись мы близко еще раньше: на подмосковной даче Ворошилова в Кунцеве. Несколько раз вместе выезжали на охоту. Ничто так не сближает, как часы, проведенные у охотничьего костра. Приказ, точнее, просьбу Берзина я выполнил. Узнал о местонахождении экспедиции и несколько дней спустя с группой пограничников выехал ей навстречу. Крыленко я нашел на берегу бурной и коварной реки Кузгин-Су. Как я узнал потом, экспедиция не раз оказывалась в трудной, порой довольно опасной ситуации.

Члены экспедиции с помощью пограничников готовились к последнему броску, и мы больше суток провели вдвоем в небольшом глинобитном домике. Многое и многих вспомнили то за моим походным самоваром, то за шахматной доской, с которой Крыленко не расставался даже на Крыше мира. Николай Васильевич рассказывал, как ему пришлось играть с Ильичем в деревне Минино под Москвой, где они вместе бывали на охоте. Вспоминал, что Ильич называл шахматы «гимнастикой ума». Вообще о шахматах, как и об альпинизме, заслуженный мастер спорта Крыленко мог говорить ночи напролет. Я не переставал удивляться этому человеку. Профессиональный революционер, прапорщик царской армии, первый красный Главковерх (верховный главнокомандующий), выдающийся юрист, прокурор республики, нарком юстиции, остро чувствующий фальшь, непримиримый к врагам революции и почти всегда безошибочно понимающий, с чем пришел к нему человек, — с правдой или обманом. Блестящий публицист, талантливый трибун, автор [200] ряда серьезных трудов по праву, по истории Октября, гражданской войны. И охотник, неутомимый путешественник, отличный ходок и лыжник («лучший воскресный отдых — пройти на лыжах с компасом 50-60 километров»), один из первых советских альпинистов, отличный шахматист.

И во всем — блестящий организатор. Если туризм — то для всех (Крыленко долгие годы руководил Всесоюзным обществом пролетарского туризма). Если альпинизм — то массовый. «Горы коварны, опасны, но, — говорил Николай Васильевич, — человек может покорить их, если не будет отступать перед трудностями... Постоянный тренаж ума, ловкости, храбрости. Чем не школа для будущих воинов, красных командиров?»

Так же горячо он пропагандировал любимые шахматы. Председатель Всесоюзной шахматной секции, организатор и редактор шахматного журнала. Шахматы, в значительной степени благодаря Н. В. Крыленко, стали в те годы чрезвычайно популярными и в армии. В любом армейском клубе — секции любителей шахмат и крыленковские лозунги: «Дорогу шахматам», «Шахматы в массы». Он горячо мечтал о том времени, когда шахматы появятся в каждом советском доме, когда в этой древнейшей игре будут оттачивать свой ум, выдержку, волю рабочий и полководец, красноармеец и дипломат, рабфаковец и государственный деятель. Не раз наблюдал я Крыленко на охоте в лесах Подмосковья и на Кубани — в заказнике Старое жилище. Ходили мы с ним на кабана, на медведя. И охоте он отдавался с таким же знанием дела, с такой же страстью.

Токование глухарей, вспыхнувшее розовым крыло лебедя, четкий силуэт архара на горном утесе — от всего этого он получал огромное наслаждение.

Человек открытый, Николай Васильевич не прятал своих симпатий и антипатий. Ненавидел лицемерие, нравственную нечистоплотность; предельно скромный, не терпел ячества, заносчивости, комчванства.

Высокая принципиальность, требовательность к себе в другим сочетались в Н. В. Крыленко с огромной человеческой теплотой, отзывчивостью. Я знал немало людей, которые многим были обязаны ему. И не по принципу услуга за услугу. Просто он считал своим долгом, счастьем помочь человеку в беде без всякой корысти для себя. Крыленко не раз говорил, что в борьбе за нового человека [201] суровая требовательность к самому себе должна сочетаться с человеческим, чутким отношением к другим.

Чем вызвано это столь пространное отступление? Правомерно ли оно в рассказе о незабываемом семнадцатом?

Мне хочется, дорогой читатель, чтобы, оставшись с этой книгой наедине, ты увидел не только события, но и людей, тех, чьими руками делалась революция, — бойцов ленинской гвардии.

Они — глубоко в этом убежден — принадлежат не только прошлому, не только истории.

Такие люди, как Н. В. Крыленко, всегда впереди. В них мы узнаем тот счастливый сплав советского образа жизни, характера, который складывается сегодня, ту гармоническую личность будущего, к которой нам идти, подниматься не одно десятилетие.

Дальше