Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Пикировщики заходят из-под солнца

Утром следующего дня «Незаможник» вновь вышел в прибрежный район деревни Сычавка с заданием: маневрируя, вести наблюдение за прилегающей местностью и сетью дорог, а при обнаружении живой силы и техники противника открывать огонь на уничтожение. Окрыленные вчерашним успехом, мы ни на минуту не сомневались, что приказ выполним успешно. Да и погода была чудесная. На море полный штиль, яркое солнце украсило воду и берег щедрыми красками, на небе ни облачка. В такую погоду просто не верится моряку, что с ним и его кораблем может случиться что-то недоброе.

Приблизились к берегу кабельтовых на двадцать пять, по опыту вчерашнего дня зная — это наиболее удобная дистанция для эффективной стрельбы по береговым целям. Но как ни всматривались сигнальщики и те, кто с биноклями находился на ходовом мостике, не обнаружили ни малейшего движения. Зеленая полоса с песчаной кромкой скорее напоминала пляж, чем театр боевых действий. В такую погоду после учений командир непременно разрешил бы экипажу выкупаться в море, позагорать. Но сейчас ни у кого не возникало подобных мыслей. Как ни успокоительны [77] были тишина и безлюдье, мы ни на минуту не прекращали наблюдения.

Так минул час, второй... «Незаможник» шел малым ходом, глубина под килем была около пяти-шести метров. И вдруг, как гром среди ясного неба:

— Пикировщики из-под солнца прямо по носу на корабль!

Глянув вверх, мы все, находившиеся на мостике, увидели два пикирующих бомбардировщика Ю-87, идущих крыло в крыло почти над нами. Сигнал воздушной тревоги прозвучал в тот момент, когда от самолетов отделились четыре темно-зеленые бомбы. Они летели прямо на нас.

Предпринимать маневр на уклонение было поздно. Мы услышали неприятный воющий звук, который издавали бомбовые стабилизаторы. Это был голос смерти. В следующий момент справа и слева от корабля начали вздыматься водяные столбы и громовой силы разрыв потряс корабль. Тугая взрывная волна хлестнула по людям. Я успел заметить, как подбросило нос корабля кверху, повалив всех, кто был на баке и на ходовом мостике. В последний момент успеваю осознать: идя крыло в крыло, немецкие летчики помешали друг другу сбросить бомбы по продольной оси корабля и, очевидно, только это спасло нас от прямого попадания.

Сбросив бомбы, самолеты сделали крутые виражи, разошлись — один вправо, другой влево и, сопровождаемые огнем наших зениток, стали удаляться.

Всех, кто стоял на верхней палубе и на мостике, трудно было узнать. Взрывы вместе с водой подняли со дна грязный ил, теперь он стекал по лицам и одежде. Но некогда было вычищаться и отмываться.

— Пожар во втором котельном отделении. В трюмы поступают вода и мазут! — доложили на главный командный пункт.

И тут же — следующее сообщение:

— Пробоина и разошедшиеся швы в районе сорокового — сорок пятого шпангоутов правого борта. Вода поступает в трюмы под кубрик и артпогреб.

Эти повреждения вызвали дифферент корабля на нос, то есть в воду погрузилась носовая часть, а кормовая приподнялась.

Экипаж начал борьбу за живучесть корабля.

Во втором котельном отделении бушевало пламя, черный дым от горящего мазута поднимался над верхней [78] палубой. Старшина группы корабельных машинистов М. Т. Паровознюк возглавил борьбу с огнем. Судя по тому, где были наиболее сильные очаги огня, Паровознюк установил: пожар возник в тот момент, когда от близкого разрыва бомб при сотрясении корпуса корабля вышли из строя турбовентиляторы, доступ воздуха в топки котлов прекратился и от выброшенного из топок пламени вспыхнул мазут, текший из лопнувшей нефтемагистрали. Откуда в отделение поступает вода, пока было неизвестно. В самое пекло, пренебрегая опасностью, шли с ми-нимаксами и пожарными пипками краснофлотцы Иван Минаков, Борис Чернов, Григорий Синица, Василий Сидоренко.

Пожарной группой руководил старшина 2-го котельного отделения старшина 2-й статьи Григорий Герасименко. Они пробивались к вентилям, чтобы перекрыть поврежденную нефтемагистраль и тем самым предотвратить проникновение огня в трюм. С верхней палубы подтащили еще два противопожарных шланга. А когда, наконец, старшине Герасименко удалось перекрыть нефтепровод, то обнаружилось, что мазут продолжает поступать из поврежденной бортовой нефтецистерны, вода — из разошедшихся швов и отверстий выбитых заклепок в подводной части корпуса. Вся группа, боровшаяся с огнем, вооружилась ручными принадлежностями и начала заделывать разошедшиеся швы и отверстия.

В районе 40–45-го шпангоутов с течью боролась носовая аварийная партия под началом главного боцмана Егорова. Расставив людей по затопляемым помещениям, сам боцман поспешил в первый артиллерийский погреб, куда особенно интенсивно прибывала вода. Стоя по колено в воде, старшина отделения котельных машинистов старшина 2-й статьи Яков Месечко доложил о месте и размерах пробоины в днище корпуса. Егоров принял решение заделать пробоину пластырем — деревянной рамой с плотной брезентовой подушкой. Мигом трюмный машинист Константин Любинский доставил пластырь в трюм, а котельные машинисты Тимофей Рудой и Григорий Бакалец поднесли необходимые подпоры и деревянные клинья. Воды в погребе уже было по пояс, поэтому старшине Герасименко и краснофлотцу Любинскому для того, чтобы приладить пластырь к пробоине, пришлось нырять в воду, а краснофлотцы Рудой и Бакалец по команде Егорова и Герасименко крепили подпоры. Наконец вода перестала [79] поступать, брешь была заделана и тогда приступили к осушению погреба.

Не легче пришлось старшим машинистам-турбинистам старшим краснофлотцам Григорию Лаурде и Никифору Кащенко, которые под руководством старшины 2-го машинного отделения старшины 2-й статьи Ивана Фоменко вели борьбу с поступающей в 3-й кубрик водой. В полузатопленном трюме было тесно, потому работать приходилось лежа, под водой нащупывая разошедшиеся швы и тут же конопатя их просуроченной ветошью. И здесь победило мужество и упорство. Поступление воды прекратилось и по мере осушения погреба и трюмов дифферент начал выравниваться — корабль становился на ровный киль.

К счастью, «Незаможник» не потерял хода. В этом была немалая заслуга старшего котельного машиниста Антона Мерного, несшего во время авианалета вахту в 3-м котельном отделении. После взрыва бомб в котельном отделении погас свет, вышел из строя питательный насос. Мерный приказал перейти на аварийное освещение, быстро устранили неисправности в питательном насосе, благодаря чему пар в котлах не упал.

В связи с аварийным положением оставаться в море было нецелесообразно, тем более что противника мы так и не обнаружили. Зато следовало ожидать нового налета. Трезво оценив обстановку, Минаев принял решение возвращаться в Одессу. В адрес командира отряда и командира базы было послано донесение о случившемся, а в ответ получили разрешение следовать в Одессу.

Где-то на полпути к Одессе нас встретил идущий полным ходом эсминец «Шаумян». На расстоянии надежной видимости семафора командир «Шаумяна» капитан-лейтенант Г. Н. Валюх запросил: «Командиру — нуждаетесь ли в помощи?» С «Незаможника» последовал ответ: «Благодарим, в помощи не нуждаемся».

Валюх развернул корабль и пошел выполнять боевую задачу, оставив в наших сердцах чувство глубокой признательности. Как важно моряку знать, что в беде, постигшей его в море, он не одинок, что друзья всегда готовы протянуть руку помощи, проявить боевое товарищество, не щадя своей жизни, прийти на выручку! Благодаря святому долгу дружбы часто оказывались спасенными не только люди, но и корабли, обреченные, казалось, на гибель. Так было с крейсером «Красный Кавказ», когда [80] он в январе 1942 года из Феодосии возвращался в Новороссийск, затопленный по четвертую башню. Вовремя подошедшие корабли благополучно довели его в порт. Точно так же лидер «Ташкент» выходил на помощь лидеру «Харьков», поврежденному под Синопом, а через десять дней, 27 июня 1942 года, сам «Ташкент», возвращаясь из последнего похода в Севастополь, был настолько поврежден, что при подходе к Новороссийску оказался в критическом положении. И если бы, опять-таки, подошедшие корабли не протянули ему руку помощи, эскадра могла потерять один из лучших кораблей Черноморского флота.

В Одессе, как только «Незаможник» стал у стенки Восточного мола, И. И. Терещенко со своими людьми сразу же приступил к тщательному осмотру корпуса. Результаты были неутешительны: корпус корабля во многих местах деформирован, имел пробоину, насчитывалось множество разошедшихся швов и выбитых заклепок. И главное — килевая коробка имела большую поперечную трещину.

По всем техническим правилам корабль следовало ставить в док.

Но война многое меняла в обычном представлении о возможностях людей и кораблей. Посоветовавшись со специалистами, командир отряда контр-адмирал Д. Д. Вдовиченко предложил нам ремонтироваться своими силами и в кратчайшее время продолжить выходы в море, имея ограничения скорости хода и избегая выходов в штормовую погоду.

Терещенко это предложение если не обрадовало, то во всяком случае заразило новым энтузиазмом. Ему доверялось произвести ответственный ремонт силами личного состава БЧ-5. Снова начались бессонные ночи.

Как-то я стал свидетелем разговора нашего военврача Лукьянченко и Терещенко. Хмурясь, Лукьянченко заговорил о том, что если Терещенко не даст себе кратковременного отдыха, он может свалиться с ног.

В ответ Терещенко хитровато прищурился:

— Вот если у вас, Петр Иванович, будут раненые, вы будете отдыхать?

Лукьянченко пожал плечами.

— Нет, конечно. Но у вас есть надежные помощники, а у меня их нет. И то — люди, а это — железо.

Последнее утверждение задело Терещенко за живое. [81]

— Вы уверены, что между раненым человеком и раненым кораблем так уж нет ничего общего? Я, например, не уверен!

Лукьянченко безнадежно махнул рукой. Ему тоже было известно обещание Терещенко: пока не залечим раны корабля и не доложим командиру о готовности, мест своих не покинем. А слово Терещенко было твердое. К тому же он и в самом деле относился к кораблю, как к живому организму, зная все его боли и недуги и умея их эффективно врачевать.

Моряки БЧ-5 хорошо сознавали, сколь необходим их корабль защитникам Одессы, и во всем были солидарны со своим командиром. Из наиболее опытных специалистов сколотили четыре бригады во главе со старшинами котельных отделений Григорием Герасименко, Яковом Месечко и старшинами машинистами-турбинистами Алексеем Богдашовым и Иваном Фоменко. С берега на корабль сразу доставили сварочные аппараты, горн для нагрева заклепок и необходимые материалы. Перед ремонтниками стояла задача: как можно быстрее загерметизировать корпус корабля. Многие из моряков вспомнили свои гражданские профессии. Котельный машинист Борис Чернов оказался неплохим сварщиком, а бригадир Григорий Герасименко, как выяснилось, разбирался в цементных растворах. Старшины Яков Месечко и Иван Фоменко стали мастерами по заделке разошедшихся швов и креплению переборок, а на бригаду старшины Алексея Богдашова были возложены клепальные и слесарные работы. День и ночь визжали дрели, стучали молоты, гудел горн, с сухим треском вспыхивали огни электросварки.

Немало забот было и у политрука БЧ-5 К. С. Бурмы, следившего за ходом ремонта, за расстановкой людей, настроением личного состава бригад, а также поощрявшего отличившихся. Вместе с секретарем партбюро П. И. Лукьянченко они поддерживали связь с коммунистами бригад, постоянно подчеркивая их авангардную роль.

В фантастически короткий срок — через двое суток! — «Незаможник» был вновь готов к выполнению боевых задач. Можно было с уверенностью сказать, что личный состав БЧ-5 вслед за артиллеристами выдержал экзамен на боевую зрелость с честью. Это еще больше их сплотило и придало уверенность в своих силах.

Командир корабля Минаев, отправляясь рапортовать контр-адмиралу Д. Д. Вдовиченко об окончании ремонта, [82] мог бы доложить и о том, что, пройдя первые серьезные испытания, весь личный состав возмужал и закалился, стал надежным, спаянным коллективом, на который можно положиться в самых трудных условиях. А это очень много значит, особенно на войне!

Дальше