1941 год — война
В начале июня сорок первого по заданию редакции «Иллюстрированной газеты» я выехал в большую командировку по Украине. Эта газета выходила по воскресеньям в издательстве «Правда».
Рабочим редактором была любящая фотографию, душа редакции Г. Н. Плеско. Материал проходил через руки Александра Житомирского — лучшего столичного журнального художника. Фотокорреспондентами этой газеты были такие известные мастера, как Аркадий Шайхет и Анатолий Гаранин.
Работать было интересно. Если удавалось сделать хороший материал, газета местом не скупилась. А это, пожалуй, самое главное для творчества.
Погода стояла отличная. Бескрайние пшеничные поля наливались зерном. В городах шла спокойная трудовая жизнь. В магазинах полно товаров. Люди радовались, трудились по-стахановски и были счастливы.
В Донецком музыкальном театре мне удалось сфотографировать сцены из оперы М. Глинки «Иван Сусанин».
В индустриальном институте работали курсы повышения квалификации инженеров шахт союзного масштаба. Видные ученые этого прославленного вуза делились последними достижениями со слушателями.
Побывал я в ФЗО № 13 при шахте № 10-бис треста «Снежнянантрацит» и сфотографировал старшего мастера А. Е. Кретова, который очень подробно, по-отечески рассказывал будущим шахтерам о предстоящей работе в лаве.
Интересно проходили занятия в местном аэроклубе. Инструктор-летчик Д. Бойко требовал от слушателей безупречного выполнения всех правил парашютного спорта.
19 июня я вернулся из командировки в Москву. В воскресенье 22-го утром пошли с женой в магазин, сделали нужные покупки. Вернулись домой в приподнятом настроении и сели пить чай.
В полдень по радио сообщили, что в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы... Правительственное сообщение заканчивалось словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». [10]
Настал час суровых испытаний для нашей Родины. Фашистские самолеты бомбили Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие города. Вражеские полчища перешли наши западные границы и продвигались в глубь страны.
Теперь, много лет спустя, трудно объяснить, насколько сразу изменилась жизнь для нас, занятых мирным трудом и уже видящих, ощущающих результаты этого созидательного труда. Страна надела военную форму.
Свой первый снимок в годы Великой Отечественной войны я сделал 23 июня 1941 года. Уже шла мобилизация военнообязанных в Красную Армию. Не только те, кто пришел по мобилизационным предписаниям, тысячи добровольцев осаждали райвоенкоматы Москвы. В восемь утра я был в Октябрьском райвоенкомате. Здесь собралась большая группа добровольцев.
Среди добровольцев были плавильщик цветных металлов С. В. Манакин, управдом Е. Н. Белов, помощник кочегара С. А. Чудаков, инструктор по сварке М. Ф. Дремин. Их я сфотографировал, когда они писали заявления с просьбой отправить их на фронт.
С первых же дней в Москве стали выходить «Окна ТАСС». Они разоблачали агрессивную сущность гитлеризма и вселяли веру в победу над фашизмом. Москвичи с большим вниманием знакомились с каждым выпуском.
Москва изменилась неузнаваемо. Витрины магазинов завалены мешками с песком. Стекла окон проклеены полосками белой бумаги. В подвалах оборудованы бомбоубежища. Замаскированы многие здания. По улицам патрулируют дружинники. Народ подтянулся. На лицах сосредоточенность и строгое спокойствие. Людей объединило общее стремление разгромить и уничтожить врага. Десятки тысяч москвичей горячо поддержали патриотический призыв и вступили в народное ополчение. Я побывал в лагерях, где ополченцы обучались военному делу.
— Граждане, воздушная тревога! — эти предупреждающие слова раздались из репродукторов в ночь на 22 июля.
На Москву с интервалом в 30–40 минут по трем направлениям летели тяжелые вражеские бомбардировщики.
Благодаря бдительности службы воздушного наблюдения вражеские самолеты были обнаружены, несмотря на темноту ночи, задолго до появления их над Москвой.
На подступах к Москве самолеты противника были встречены нашими ночными истребителями и организованным огнем зенитной артиллерии.
Счет сбитым над Москвой фашистским стервятникам открыла зенитная батарея лейтенанта А. Е. Турукало, находившаяся на Центральном аэродроме, близ станции метро «Сокол». [11]
— К бою! — скомандовал командир батареи.
Бойцы приготовились отражать налет. Московское небо озарилось сотнями лучей прожекторов. Над орудиями повисла вражеская осветительная ракета. Со страшным ревом с пикирующих «юнкерсов» посыпались бомбы. Огромной силы взрывы потрясли окрестности. Но мужественные зенитчики не дрогнули. Они сбили ракету. Комиссар батареи младший политрук Иван Аксен, обжигая руки, дотащил ее до ручья и утопил. Бой продолжался. Прожектористы взяли фашистского стервятника в клещи.
— По самолету, огонь! — раздалась команда Турукало, и после залпа горящий вражеский самолет с воем рухнул вниз. Вскоре за ним последовал и второй самолет.
В ту ночь войска противовоздушной обороны успешно отразили попытку врага нанести удар по нашей столице — сбили двадцать два бомбардировщика; двенадцать самолетов уничтожили истребители и десять — зенитчики.
24 июля 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за проявленное мужество и умение в отражении налетов вражеской авиации на Москву было награждено более восьмидесяти человек. Алексей Епифанович Турукало получил орден Ленина, Иван Павлович Аксен — орден Красной Звезды.
В начале августа 1941 года я сделал два снимка. На одном из них запечатлены зенитчики, сбившие 21 июля два фашистских бомбардировщика над столицей. Слева направо: красноармейцы Анатолий Быстрицкий, Алексей Мельников, Николай Прозоров, Сергей Троицкий, младший сержант Давид Шапиро, красноармеец Иван Пономарев и командир батареи лейтенант Алексей Турукало. На другом — первый сбитый самолет на площади Свердлова.
Тридцать лет спустя я фотографировал А. Е. Турукало (справа) и И. П. Аксена. Несмотря на пенсионный возраст, они активно работают и на свое здоровье не жалуются.
В августе я стал военным фотокорреспондентом «Правды», а само слово «военный» было тогда определяющим мысли и дела каждого из нас.
С командировочным предписанием «Правды» я отправился на Волховский участок фронта.
Болота. Мокрые леса. Дороги, на которых душу вымотаешь, пока доберешься попутными машинами в часть. И дождь, дождь. Нудный, бесконечный, серый...
Работал много, послал в редакцию два пакета с негативами. Мои снимки появились в «Правде».
В районе станции Мга Октябрьской железной дороги сконцентрировались крупные силы противника. Туда направили наш бронепоезд во главе с майором В. В. Головачом. Я отправился с ним. Артиллеристы провели удачную операцию: накрыли плотным огнем вражеские позиции, [12] нанесли гитлеровцам большой урон. На обратном пути нас атаковали фашистские бомбардировщики. Земля дрожала от взрывов бомб. До сих пор помню эту ужасную бомбежку. Зато в «Правде» появилось шесть моих фотографий.
На фронте шли кровопролитные бои. Активно действовали танкисты. В густом лесу, почти у огневых позиций, я увидел двух бойцов в зеленых фуражках. Это были наши пограничники младший сержант М. Луховицкий и сержант Г. Магомедов. Они принимали боевые донесения.
Наши части закрепились на западных рубежах. Запечатлел на пленку связистов — красноармейца В. Шустицкого, младших сержантов Г. Гаручаву и Я. Васалия, тянущих линию связи. Этот снимок «Правда» опубликовала 24 сентября, но негативов, к сожалению, не сохранилось.
(В 1982 году я получил письмо из Минска. Пишет В. Шустицкий. Его отец, увидев в «Правде» фотографию, сохранил газету и вручил ее сыну после войны. Сейчас В. Шустицкий генерал-майор в отставке.)
23 сентября подразделения майора Михайлова атаковали деревню Гайталово. За полтора часа боев противник потерял две роты 39-го инженерного батальона 12-й танковой дивизии, 4 танка, несколько орудий и штабную машину. Участник операции лейтенант В. Николаев захватил четыре миномета и пятьсот мин. Ознакомив бойцов Я. Коваленко и Ф. Шалудкина с устройством миномета, он открыл стрельбу по врагу из его же оружия. Этот снимок «Правда» напечатала 18 октября.
Я сфотографировал много отважных воинов, героически защищавших нашу Родину. Среди них моряки-зенитчики, ведущие огонь по вражескому самолету.
Испытания, выпавшие на долю советских людей во время войны, выявляли в человеке все лучшее. Обретался опыт, закалялись характеры. Передовые воины вступали в партию. Сфотографировал я отличившегося в боях красноармейца А. Черкасова, когда он писал заявление о приеме его в ВКП(б), и старшего лейтенанта П. Покрышева, сбившего на подступах к Ленинграду пять самолетов противника. В августе 1943 года он был уже дважды Героем Советского Союза. За годы Великой Отечественной войны П. А. Покрышев совершил около трехсот боевых вылетов, в шестидесяти боях лично сбил двадцать два вражеских самолета, а в составе группы — еще семь.
«Слухачи» — так называли в годы войны бойцов-акустиков, предупреждавших фронт и тыл о приближении вражеской авиации. Они пользовались аппаратурой, бывшей прообразом современных радиолокаторов. Я сфотографировал группу «слухачей».
В моем фронтовом блокноте 1941 года есть такая запись о снимке: [13] «Волховский участок фронта. Сентябрь. Ленинградский музыкант Дмитрий Павлович Петров — бесстрашный разведчик. За 10 и 11 сентября уничтожил восемь солдат и двух вражеских офицеров. Принят кандидатом в члены ВКП(б). Рядом — 12-летний разведчик Саша Попов (снято под Новыми Киришами)». История этого снимка такова.
В конце сентября я приехал в дивизию, которая упорно сдерживала натиск фашистских танков и пехоты, рвавшихся к Ленинграду. Обстановка была крайне напряженной. И на земле и в воздухе шли ожесточенные бои.
Комиссар полка посоветовал побывать у разведчиков. На окраине небольшой деревеньки в полуразрушенной избе я нашел командира полковой разведки старшину Д. Петрова.
Мы сидели у замаскированного костра на берегу Волхова. В реке было полно рыбы, оглушенной разрывами снарядов. В котелке бурлила наваристая уха. Кругом тишина. Вдруг где-то рядом зашуршала трава. Старшина резко поднял карабин, но тут же опустил его. Повернувшись ко мне, прошептал: «Это наш Сашок, разведчик, сирота».
К костру подошел паренек в потрепанном овчинном зипуне. На поясе трофейный штык, за поясом — граната.
— Я уже беспокоиться стал, — сказал командир, любовно оглядев Сашу с ног до головы. Потом положил руку ему на плечо и спросил:
— А где же корова? Что-нибудь случилось?
Мальчик присел на землю и с трудом снял тяжелые кирзовые сапоги.
— Фрицы не поверили, что я пасу корову. Забрали ее, а мне пригрозили автоматом.
Саша помолчал немного, а потом как бы самому себе сказал:
— Ладно, еще достану корову...
Утром старшина Петров, Саша, другие разведчики и я пошли в Новые Кириши. Высокая железнодорожная насыпь, через которую нам предстояло перебраться, простреливалась вражескими снайперами. Саша короткими перебежками первым добрался до рельсов и крикнул.
— Быстрей!..
В штабе полка мне много рассказали о Саше Попове. Ему двенадцать лет. Отец погиб на фронте. Мать умерла, замученная фашистами. Мальчик увязался за воинской частью, отходившей к Ленинграду, и упросил оставить его с бойцами помощником разведчиков. Отважный паренек много раз переходил линию фронта, «пас» там коров, а назад приносил ценнейшие сведения.
Перед отъездом из полка я сфотографировал старшину Дмитрия Петрова и Сашу Попова. Послал им снимки.
В октябре 1981 года рассказ о наших разведчиках «Отзовись, Сашок!..» опубликовала «Правда». В редакцию пришло [14] много писем, в которых их авторы от души хотели помочь мне найти Сашу Попова.
Вот выдержки из письма подполковника в отставке Е. Г. Шуляковского: «Вам пишет бывший начальник войсковой разведки 311-й стрелковой дивизии. Только что прочитал с чувством пережитого, с большим волнением Вашу статью-обращение «Отзовись, Сашок!..» Особенно взволновала фотография хорошо знакомых, близких моему сердцу Сашки Попова — сына 169-го стрелкового полка — и беззаветно храброго командира разведвзвода этого полка старшины Петрова, который пал смертью храбрых, действуя в тылу фашистов, в январе 1942 года. Они стоят перед моими глазами как живые. К сожалению, я ничего не могу вспомнить о дальнейшей судьбе Саши Попова. Мне кажется, что это должен знать бывший фотограф нашего политотдела Д. Ф. Онохин».
Автор письма сообщил мне еще адреса трех офицеров этой дивизии.
В ответ на мое письмо Д. Ф. Онохин прислал фотографию, запечатлевшую разведчиков, и сообщил, что милый и умный мальчик Саша Попов погиб при выполнении боевого задания под Новыми Киришами летом 1942 года.
С болью в сердце читал я эти строки.
В первых числах октября я вернулся в редакцию. Работу мою одобрили и сказали: «Немного отдохнете и полетите в Ленинград». Но в этот раз поездка моя не состоялась, и я продолжал снимать в Москве.
На улицах города я сделал несколько снимков. Среди них: «Рабочие батальоны идут на фронт» и «Бойцы рабочего батальона Ленинградского района — медник М. Родионов, завхоз Р. Назаров, столяр Д. Бессонов, мастер А. Кузнецов. Эти фотографии были напечатаны в «Правде».
Враг упорно рвался к столице, шли кровопролитные бои под Москвой. Фашистские войска заняли Вязьму, Смоленск, Калинин, Клин и Наро-Фоминск. Подходили к району Крюково. В Химках я сфотографировал автоматчиков в засаде.
Вечером нас, военных корреспондентов, предупредили: «Военное положение. Из редакции без разрешения не отлучаться».
17 октября вместе со Львом Толкуновым (он был тогда дежурным помощником редактора) поехали на Хорошевское шоссе. Там, увязая в раскисшей от осенних дождей глине, москвичи рыли глубокие противотанковые рвы. Строили баррикады, вкапывали в землю огромные надолбы. Сотни стальных ежей перекрывали широкие улицы, оставляя для транспорта небольшой проезд.
С 20 октября 1941 года в Москве и прилегающих к городу районах было введено осадное положение. [31]