Бои на Тереке и Баксане
Бои на рубеже Терек, Баксан начались в первых числах сентября. Им предшествовали арьергардные бои войск Северо-Кавказского фронта.
На орджоникидзевско-грозненском направлении беззаветно сражались части генерала Р. Я. Малиновского. В районе Минеральных Вод они неоднократно контратаковали противника, наносили ему большие потери и все же во второй половине августа вынуждены были отойти в район Пятигорск, Прохладный, Нальчик. Части генерала Р. Я. Малиновского успешно отражали неоднократные попытки немцев прорваться к этим городам и сами контратаковали гитлеровцев, пытавшихся с ходу овладеть оборонительным районом на реке Баксан. Многие населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки.
Неувядаемой славой покрыли себя в этих боях многие воинские части, в том числе 392-я грузинская стрелковая дивизия под командованием полковника И. А. Силагидзе. Полки дивизии, отразив яростные танковые атаки противника, перешли в наступление и выбили врага из нескольких населенных пунктов. Особенно жаркий бой разгорелся за село Право-Урвальский. В этом бою был тяжело ранен комбат капитан М. И. Бухаидзе — пуля попала в область сердца. Истекая кровью, он поднялся во весь рост и крикнул своим бойцам: «Я с вами, братья мои! Вперед!» Бойцы батальона бросились в атаку, выбили фашистов из села, закрепились в нем. За этот подвиг капитан Михаил Бухаидзе посмертно награжден орденом Красного Знамени. Известный поэт И. Абашидзе посвятил ему стихотворение, которое стало народной песней.
Беспримерную стойкость, героизм и отвагу проявляли бойцы, командиры и политработники бронепоездов.
Образец выполнения воинского долга показали командир [176] бронепоезда № 20 капитан Бородавко и комиссар бронепоезда политрук Абрамов, павшие смертью храбрых.
Было это так. 23 августа 20-й отдельный тяжелый бронепоезд, прикрывая отход Ростовского артиллерийского училища на южный берег Терека, у разъезда Осетинский вступил в бой с десятью фашистскими танками. Огнем орудий было подбито четыре машины, остальные поспешно покинули поле боя. Вечером бронепоезд отошел на западную окраину Моздока. Здесь его атаковали сорок танков. На помощь бронепоезду поспешил другой легкий бронепоезд из 19-го дивизиона под командованием капитана И. П. Кучмы. Но все равно силы были неравные. Вражеские снаряды вывели из строя все орудия и пулеметы, разбили бронеплощадки. Начали рваться боеприпасы. Бронепоезда были охвачены пламенем. Оставшиеся в живых воины со связками гранат двинулись навстречу танкам. Несколько сот автоматчиков и восемнадцать бронированных машин уничтожили они в этом жестоком бою.
Одновременно с боевыми действиями группы Р. Я. Малиновского на переднем крае обороны по Тереку сражались и передовые отряды войск Закавказского фронта под командованием генерала Г. Т. Тимофеева. Эти отряды были направлены в район Буденновска на рубеж реки Кумы и на протяжении трех недель вели упорные бои с авангардными частями противника.
Имея большое превосходство в силах, гитлеровцы 25 августа заняли Моздок, а 31 августа — Прохладный. К концу августа немецкие войска подошли к левому берегу рек Терек и Баксан на участке от Ищерской до Баксанского ущелья.
Большая нагрузка в эти тяжелые осенние дни 1942 года легла на плечи нашей 4-й воздушной армии, которой командовал генерал-лейтенант авиации К. А. Вершинин. (9 сентября 1942 года К. А. Вершинин был назначен командующим ВВС Закавказского фронта, а командование 4-й воздушной армией перегало к генерал-майору авиации Н. А. Науменко.) Самолеты 4-й воздушной армии прикрывали с воздуха боевые действия наших войск и наносили удары по наступавшим колоннам противника.
14 августа, когда моторизованные части фашистов устремились из района Пятигорска в юго-восточном направлении, стремясь с ходу прорваться к Нальчику, а затем к Орджоникидзе, перед авиацией фронта была поставлена [177] задача — во что бы то ни стало задержать вражеские колонны. Несмотря на неблагоприятные метеоусловия, летчики поднимались в воздух и днем и ночью.
Когда колонны противника подошли к реке Баксан, они не смогли прорвать оборону 37 и армии. Огромную помощь нашим наземным войскам оказала авиация. В воздухе и на земле здесь шли ожесточенные бои.
За три дня, с 14 по 16 августа, части 4-й воздушной армии совершили 1216 вылетов, уничтожили до 60 танков, свыше 600 автомашин, разрушили десятки переправ.
Не добившись успеха на нальчикском направлении, немцы были вынуждены главный удар перенести на моздокское направление. Поэтому с 17 августа 4-я воздушная армия сосредоточивала свои основные силы севернее Моздока.
В течение всей второй половины августа наша авиация продолжала наносить удары по войскам противника, пытавшегося на различных участках форсировать Терек. Маневрируя своими главными силами, авиация быстро сосредоточивалась там, где создавалось наиболее тяжелое положение.
И все же, используя свое численное превосходство, гитлеровцы сумели в ночь на 2 сентября форсировать Терек в районе Моздока. Сконцентрировав на этом плацдарме до 80 танков, они перешли в наступление на станицу Вознесенская и вклинились в оборону 11-го гвардейского стрелкового корпуса.
К исходу 5 сентября вражеские танки, продвинувшись на юг от плацдарма на 16 километров, подошли вплотную к подножию Терского хребта и стали взбираться по его северным склонам. Возникла серьезная опасность для Орджоникидзе и Грозного.
В район Вознесенской были брошены все силы 4-й воздушной армии. Наши истребительные и штурмовые части совершали в день по 4–5 вылетов. Штурмовики и истребители, вооруженные пушками и реактивными снарядами, снижаясь до высоты 10–15 метров, в упор расстреливали и поджигали вражеские танки.
Благодаря хорошему взаимодействию авиации с наземными войсками мощная танковая атака противника была отбита. У подножия Терского хребта осталось много вражеских танков. Немцы откатились на исходные позиции. [178]
Накопив свежие силы, 10 сентября гитлеровцы вторично перешли в наступление на Вознесенскую, бросив в атаку уже до 100 танков. Однако и на этот раз противник не имел успеха. Наши войска, поддержанные авиацией, заставили немцев отступить.
Отважно действовали в этих боях летчики 926-го истребительного авиационного полка под командованием славного сына Дагестана капитана В. А. Эмирова, которого заслуженно называли воздушным джигитом. За месяц боев полк Эмирова уничтожил 43 вражеских самолета. На его личном счету было уже пять сбитых самолетов, когда 10 сентября, прикрывая наши бомбардировщики, он в паре с лейтенантом С. И. Казаковым вступил в бой с шестью фашистскими истребителями. Владимиру Эмирову удалось сбить один вражеский самолет, но вскоре и его истребитель был подожжен. На горящей машине летчик ринулся за фашистским истребителем и уничтожил его. Стремясь спасти свою машину, Эмиров сбил пламя, однако она оказалась неуправляемой. Отважный летчик выбросился с парашютом, но было уже поздно. Он погиб. Воздушному джигиту В. А. Эмирову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
В этих же боях рождалась слава 45-го авиационного полка — полка героев, которым командовал подполковник Ибрагим Дзусов, Герой Советского Союза. Под командой «бати», так называли Дзусова однополчане, сражались легендарные воины — трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, знаменитые асы братья Глинки.
Отважно сражался и личный состав бомбардировочного авиаполка, которым командовала Евдокия Бершанская. Сформирован полк был из девушек-добровольцев и укомплектован самолетами У-2.
Вначале, признаться, я не придавал большого значения этому полку. Однако вскоре мне пришлось изменить свое мнение о нем.
В осенние темные ночи «уточки» сбрасывали свой смертоносный груз на противника. Преодолевая сильное противодействие зенитной артиллерии, наши летчицы смело выходили к переправам и наносили по ним сильные удары. Бывали ночи, когда девушки в трудных условиях совершали по нескольку боевых вылетов. В этих боях росло их боевое мастерство. Впоследствии 23 из них было присвоено звание Героя Советского Союза. [179]
Наши бойцы восхищались удалью и бесстрашием летчиц. На переднем крае часто можно было слышать:
— Ну, сегодня наши сестрички опять зададут жару фрицам. Молодцы девчата! Подумать только — целый авиационный полк, и одни женщины!
Помню, в канун праздника Великого Октября я вместе с командующим авиацией фронта К. А. Вершининым заехал в этот авиационный женский полк. Погода стояла нелетная, над аэродромом клубился туман. Летчицы, техники и механики — тоже девушки — предполагали использовать выдавшееся свободное время для подготовки к празднику.
Завидя нас, они быстро построились. Девушки, не ожидавшие гостей, были не в военной форме и выглядели сугубо гражданскими. В строю стояли бывшие студентки московских и ленинградских вузов, комсомолки Киева и Одессы, шахтерки Донбасса и табачницы Крыма...
Мы поздравили летчиц с наступающим праздником и пожелали им успехов в летной службе, предупредив, что боевой работы в небе Кавказа будет прибавляться с каждым днем.
И действительно, по мере приближения фронта к Закавказью заявок на бомбардировочную авиацию стало все больше, а истребители те и вовсе, как говорится, сбились с ног.
Враг начал интенсивную разведку с воздуха морских коммуникаций, прибрежных черноморских городов Батуми, Поти, Сухуми, а также дорог, ведущих в долину Куры, перевалов через Главный Кавказский хребет и особенно подступов к Баку и Тбилиси.
Как правило, после разведывательных полетов вражеская авиация бомбила крупные населенные пункты, аэродромы. Наиболее сильным ударам подвергались Орджоникидзе, Грозный, Туапсе и железнодорожные станции на перегонах: Шаумян — Туапсе, Дранды — Очамчире — Самтредиа, Червленная — Гудермес, Кизляр — Черный Рынок.
Командующий авиацией Закфронта, докладывая о трудностях перехвата вражеских самолетов, объяснял, что гитлеровские летчики осуществляют различные тактические приемы, чтобы выйти в район объекта необнаруженными.
— Залетают они к цели по криволинейному маршруту [180] на больших высотах с приглушенными моторами или со стороны солнца.
— Ну и вы что же, ворон в это время ловите? — пошутил я однажды.
— Нет, Иван Владимирович... Маневр врага разгадан, но летчики жалуются, что фашисты не вступают в бой. Завидя наших «ястребков», они предпочитают скрыться в облаках или улепетнуть на большой скорости. Даже подфюзеляжные баки сбрасывают, чтоб легче было бежать...
Нет, наших летчиков, конечно, нельзя было обвинить в бездействии или робости. За пять месяцев воздушных боев истребители произвели 2809 вылетов.
Запомнился мне воздушный бой в районе Орджоникидзе.
Группа немецких бомбардировщиков, сопровождаемая двенадцатью «мессершмиттами», устремилась к городу. Девять наших «лагов» встретили самолеты врага на дальних подступах.
Капитан Козаченко пошел в лобовую атаку и сбил одного «мессера». Ведомый капитана молодой летчик лейтенант Гусев уничтожил второй вражеский самолет. Всего в этом бою наши истребители сбили пять фашистских машин.
Позже мне довелось побывать в той авиационной части, где служили Козаченко и Гусев. Я познакомился с этими молодыми летчиками, очень скромными и даже застенчивыми. Они настолько были похожи друг на друга, что я их принял за близнецов.
Героически защищал свою родную землю летчик-штурмовик осетин Владимир Зангиев, о необычайной, удивительной судьбе которого хочется рассказать подробнее.
5 ноября 1942 года, когда начались ожесточенные бои на подступах к столице Северной Осетии — Орджоникидзе, самолет Владимира Зангиева был подбит недалеко от селения Хаталдон.
Владимиру удалось выброситься с парашютом из горящей машины. Коснувшись земли, он почувствовал резкую боль в ноге и потерял сознание.
Немецкие мотоциклисты привезли его в школу, где жила сельская учительница Фаруз Басаева.
Когда Зангиев пришел в себя, явился офицер с переводчиком. Начался допрос. Володя молчал, отказывался [181] отвечать, и его избивали до потери сознания. Так повторялось несколько дней.
Однажды утром немцы согнали жителей Хаталдона к школьному зданию. Зангиева вывели из дома, связали его обожженные руки веревкой, другой конец которой привязали к хвосту лошади. Всадник пришпорил лошадь, она рванулась и поволокла раненого по земле. На другом конце селения, на обочине дороги, была вырыта яма. Гитлеровцы столкнули в нее изуродованное тело летчика и засыпали землей.
Спустя несколько дней, когда советские воины освободили Хаталдон, однополчане на месте падения самолета Владимира Зангиева установили ему памятник — обелиск со звездой.
А через несколько лет, когда уже кончилась война, боевые друзья снова приехали сюда и прикрепили на обелиске другую пластинку, на которой было начертано: «Герой жив! Пусть этот памятник напоминает о его подвигах!» Да, Владимир Зангиев выжил и здравствует поныне.
В тот день, когда фашисты зарыли Зангиева, через селение Хаталдон гнали группу пленных красноармейцев. Они заметили, что свеженасыпанный земляной холмик у дороги шевелится. Пленные разгребли землю, вытащили летчика из ямы и попеременно несли его на руках до осетинского селения Дигора.
В сыром глиняном карьере Дигорского концлагеря к Зангиеву вернулась жизнь. Потом последовал прохладненский пересыльный пункт, долгий путь в обледенелых вагонах и, наконец, «гросслазарет Славута», лагерь 301.
Владимир Зангиев трижды пытался бежать из лагеря, но безуспешно. И только в четвертый раз вместе с группой военнопленных ему удалось вырваться на свободу. Зангиев попал в партизанский отряд. Позже с группой партизан он перешел линию фронта, лечился в госпитале, а черен некоторое время снова сел за штурвал боевой машины.
Бои на реках Терек и Баксан дали возможность укрепить оборону Северной группы войск Закавказского фронта, своевременно сосредоточить там необходимые силы и прикрыть грозненские нефтяные источники, город Орджоникидзе, а значит, и Баку, который немецко-фашистское командование намеревалось захватить 25 сентября. [182]
Стремясь к осуществлению этой цели, Клейст не считался с потерями. Гитлеровцы предпринимали одну ожесточенную танковую атаку за другой.
В садах, на кукурузных полях, на заболоченных берегах Терека — всюду, где пытались пройти немцы, они оставляли сожженные танки, разбитые пушки, сотни трупов. Правда, кое-где им удалось переправиться на южный берег Терека, по и там их попытка вырваться на широкий оперативный простор не увенчалась успехом.
27 августа подполковник генерального штаба Кремер извещал командование 13-й танковой дивизии:
«Необходимо учесть то, что противник упорно обороняет реку Терек и ведет беспрерывные контратаки, имеющие целью охранение нефтяных районов Грозный — Баку. Несмотря на превосходство нашей авиации и удобную для танков местность, не следует забывать, что советское командование располагает в Закавказье большими резервами, которые еще не введены в бой, и что город Грозный, объект нашего удара, имеет тройное кольцо укреплений».
План обороны Кавказа не был рассчитан только на использование резервов извне, с других фронтов. Нашему фронту была поставлена задача малыми силами, в основном за счет местных формирований, приковать немецкие части к предгорьям Кавказа, измотать и обескровить их, а затем во взаимодействии с другими фронтами разгромить врага.
И все же в критический момент Ставка сочла возможным перебросить на Кавказ гвардейские соединения, получившие боевое крещение под Москвой, Смоленском и Тулой. Гвардейцы показывали пример молодым воинам, учили их мастерству боя и в обороне, и в наступлении.
На Тереке мы нанесли противнику очень чувствительные ответные удары. Тяжелое поражение в эти дни потерпела 23-я танковая дивизия фон Макка. Этот генерал трижды подавал рапорт Гитлеру, доказывая, что никто лучше его, фон Макка, не справится с захватом Баку. Потом фон Макк собирался двинуться на Иран, чтобы соединиться с войсками Роммеля, наступавшими через Египет на Суэц.
В районе Ново-Павловская, Право-Урвальский танки и бронетранспортеры с пехотой дивизии фон Макка шесть дней метались до берегу, тщетно пытаясь нащупать слабое [183] место в нашей обороне. Гитлеровцы потеряли здесь свыше ста машин, а к вечеру седьмого дня дивизия фон Макка была оттеснена далеко за реку Баксан.
Где-то у самых вершин горного хребта берет свое начало Терек. Стремительным ручейком бежит он вниз, сплетается с другими притоками и уже бурной рекой врывается в теснину Дарьяла. Сжатый скалами, Терек неистово бушует в каменистом русле, волочит гранитные глыбы. Но, вырвавшись из ущелий, он растекается по долине и лениво катит свои воды в Каспий.
Терек принес степной долине несчетные богатства. Среди зелени садов и виноградников раскинулся казачий город Моздок. В его окрестностях белеют хутора, тянутся поля пшеницы, хлопковые плантации, бахчи. Чуть подальше за гребнем Терского хребта — нефтяные вышки Малгобека, ближняя дорога на Грозный.
Вот сюда-то и бросил Клейст три танковые и четыре пехотные дивизии, полтора десятка отдельных батальонов, чтобы одним таранным ударом пробить нашу оборону.
Впереди двигалась 23-я танковая дивизия. Экипажи машин в ней были укомплектованы исключительно активистами союза гитлеровской молодежи. К цвету немецкой армии принадлежала и дивизия СС «Викинг». Время от времени она появлялась на советско-германском фронте на направлениях главного удара. Дивизия имела три моторизованных полка — «Нордланд», «Вестланд» и «Германия», несколько дивизионов полевой, зенитной и противотанковой артиллерии, около 150 танков усиления.
Излюбленный прием немцев — прорвать, расчленить и погнать — желанных результатов уже не давал.
Наши стрелковые и танковые бригады, только что сформированные в Баку, наносили контрудар от Вознесенской на станицу Терскую и хутор Предмостный.
Экипаж тяжелого танка KB «Александр Невский» во главе с ленинградским рабочим старшим лейтенантом Владимиром Петровым 12 сентября уничтожил 14 танков и до роты пехоты противника. Вражеский снаряд попал в башню машины, ранил Петрова, механика-водителя Соколова и радиста Полигалина, но экипаж не вышел из боя, пока гитлеровцы не были разбиты и отброшены на исходные позиции. На следующий день командир бригады подполковник [184] Филиппов приказал всем троим без промедления отправиться в госпиталь. Однако через сутки он опять встретил Петрова в роте:
— Почему вернулись?
— А мне в госпитале делать нечего.
— Осколок извлекли?
— Он не мешает.
Командир бригады повысил голос, но Петров спокойно возразил:
— Товарищ подполковник, кто же не знает, что у вас тоже два осколка в спине. Вот уж после войны вместе в госпиталь и ляжем. А сейчас разрешите вести танк в атаку.
Командир улыбнулся и махнул рукой:
— Ведите!..
Позже В. Я. Петрову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Немцы приутихли и местами отошли: слишком велики были у них потери. Но после двух дней относительного затишья началось новое наступление гитлеровцев. На небольшом пространстве противник сосредоточил до 500 танков, много артиллерии и тяжелых минометов. С воздуха их надежно прикрывали бомбардировщики и истребители.
...Бой начался на рассвете. После артиллерийской подготовки немцы с яростью устремились на нашу оборону, по встретили не менее яростный отпор.
Заместитель командира дивизиона гвардии капитан Голиков, заняв место убитого наводчика, подбил в этом бою три танка противника. Гвардии старший лейтенант Попков, также действуя за наводчика, уничтожил пять вражеских танков.
Прошли сутки, вторые, пятые... Атаки фашистов захлебывались. На полях под Моздоком громоздились груды обгоревшего бесформенного металла.
И все-таки гитлеровцам удалось отыскать уязвимое место в нашей обороне. Они вбили клин в стыке двух соединений. Стрелковая дивизия, оборонявшая южный и восточный берега Терека, а также междуречье к юго-востоку от Прохладного, оказалась почти в полном окружении. Но, выстояв, она решительным ударом вышибла врага из селения Верхний Кури и подошла к южным окраинам селения Хамидья. [185]
Одновременно на другом фланге стрелковая часть захватила лесной массив, а за ним степной плацдарм в районе Ищерской.
У Закавказского фронта тогда не было сил для мощного контрудара. Но все же нам удалось спутать карты противника, а на участке Терек, Малгобек, то есть на самом важном направлении, заставить его перейти к обороне.
Бои переместились на соседний участок. Снова враг бросил в наступление 120–150 танков и не менее двух пехотных полков. В результате нашим войскам пришлось отойти.
Так продолжалось почти весь сентябрь. Однако существенного успеха немцы не достигли. В Алхан-Чуртскую долину в районе Малгобека противник пробиться не сумел, не прорвался он и через ворота, находящиеся на пути к Орджоникидзевскому и Грозненскому шоссе. За небольшой тактический успех враг заплатил дорогой ценой: потерял 18 700 солдат и офицеров, большое количество танков.
Вера фашистов в близкую победу была подорвана. Один пленный немецкий лейтенант из 685-го отряда полевой жандармерии на допросе заявил:
— Солдаты стали задумываться над тем, что вооружения и техники у нас достаточно, а победа все время ускользает от нас. Операцию по захвату Кавказа нам обещали закончить в июле, но прошел уже сентябрь, а признаков этого нет. Мы все еще топчемся под Моздоком. Люди устали от войны, рвутся домой, идут в бой только под угрозой парабеллума.
В начале октября Гитлер выступил в Берлине с программной речью. В ней он, в частности, заявил, что в текущем году ставилась цель подобраться к нашим нефтяным источникам, взять их или по крайней мере отрезать.
После этого заявления противник усилил поиски обходных путей к нефтяным источникам. В районе Моздока, у Малгобека, близ Эльхотовских ворот — на всех направлениях он завязывал бои. Изо дня в день вражеские танки и мотопехота атаковали наши позиции. Одно из сражений, происшедшее в прибрежной Терской долине, длилось десять с половиной часов. К ночи гитлеровцы недосчитались 53 танков. На поле боя осталось свыше 1200 трупов немецких солдат и офицеров. [186]
Наша Северная группа прилагала все усилия к тому, чтобы ускорить разгром врага. Но ее штаб допустил ошибку, полагая, что противник может наступать лишь на моздокском направлении, а другие пути ему самой природой заказаны.
Между тем гитлеровцы еще в сентябре стали готовить наступательную операцию на другом направлении — нальчикском. В ходе наступления немцы захватили Котляревскую, Майское, Пришибскую, чем обеспечили себе небольшой плацдарм на западном берегу Терека. Затем они скрытно сняли из-под Моздока 13-ю и 23-ю танковые дивизии, пополнили их людьми, материальной частью и сосредоточили на новом плацдарме.
25 октября в 8 часов 25 минут 70 немецких бомбардировщиков нанесли удар по штабу 37-й армии. В результате налета были убиты девять работников штаба, сгорело много автомашин, оказался разрушенным армейский узел связи.
Штаб армии, не имевший запасного КП и дублирующих средств связи, сразу же после авиационного налета потерял управление войсками. А тем временем под прикрытием дымовой завесы неприятельские танки с десантом автоматчиков устремились на наши окопы первой линии. Вслед неслись мотоциклисты. За ними двигались пехотные части румын. До темноты в небе гудели вражеские бомбардировщики. Массированными ударами они старались расчистить дорогу танкам. К исходу дня противнику удалось вклиниться в нашу оборону на глубину до семи километров.
В этот же день немецкие самолеты несколько раз бомбили Нальчик и нальчикский аэродром, где базировался 446-й смешанный авиаполк.
День спустя бои уже шли у самого Нальчика. Несколько раз наш гвардейский полк бросался в контратаку, по на выручку вражеской пехоте приходили танки и авиация. В бой вступили основные силы противника, сосредоточенные на западном берегу Терека.
28 октября, ожесточенно отбиваясь от наседавших немецких танков, наши части отошли на северо-восточное предгорье Главного Кавказского хребта, а вражеские дивизии с рубежа Старый Урух, Хазнидон круто повернули на юго-восток. Они попытались с ходу захватить селение Чикола, но это им не удалось. Протоптавшись двое суток [187] на месте, гитлеровцы стали действовать в другом направлении.
1 ноября немцы заняли Алагир, пере нравились через реку Ардон, отбросив нашу 319-ю стрелковую дивизию, выдвинутую на восточный берег этой роки. Дивизия отошла в район Парт, где и заняла оборону по внешнему обводу Орджоникидзевского района.
В конце того же дня передовые танковые группы противника вышли к внешнему обводу Орджоникидзе некого оборонительного района и атаковали 34-ю стрелковую бригаду 11-го гвардейского стрелкового корпуса. В ожесточенном бою бригада была расчленена: ее основные силы отошли на северную окраину Фиаг-Дона, а часть сил — на юг, в район Майрамдага.
Вход в Суарское ущелье обороняли курсанты Каспийского высшего военно-морского училища имени С. М. Кирова. «Не пропустим фашистов!» — поклялись они и сдержали свою клятву. Ни бомбовые удары, ни атаки танков и мотопехоты не сломили воли и стойкости курсантов-каспийцев. Как ни пытались гитлеровцы прорваться к Военно-Грузинской дороге через Суарское ущелье, это им не удалось: курсанты стояли насмерть.
В первый ноябрьский день активно действовала авиация обеих сторон. При бомбежке в районе Орджоникидзе погибли начальник штаба Закавказского фронта генерал-лейтенант П. И. Бодин, член Военного совета фронта первый заместитель председателя СНК Грузии А. Н. Саджая и Нарком внутренних дел Северо-Осетикской республики Зоделава.
Угроза захвата противником Орджоникидзе и выхода его частей в тыл 9-й армии требовала усиления войск Северной группы в этом направлении.
2 ноября я прибыл из Туапсе в штаб Северной группы войск в Орджоникидзе. Положение было тревожным. Я приказал срочно перебросить на орджоникидзевскоо направление из района Ищерской 10-й гвардейский стрелковый корпус и бЯ-ю танковую бригаду. Дополнительно в район Орджоникидзе подтягивались пять артиллерийских противотанковых полков и три гвардейских минометных полка. Этими силами предполагалось остановить врата, а с подходом 10-го гвардейского стрелкового корпуса нанести контрудар и разгромить наступавшую группировку противника. [188]
Было также принято решение подтянуть непосредственно к Орджоникидзе 276-ю дивизию, находившуюся во втором эшелоне, и выдвинуть на Мамиссонский перевал 25-й полк НКВД, отведя оттуда 351-ю дивизию, основные силы которой должны были действовать теперь в направлении Алагира.
В Орджоникидзе была срочно вызвана группа командиров оперативного отдела штаба Закавказского фронта. Она во многом способствовала улучшению управления войсками на этом направлении.
С той же целью пришлось провести и еще одно организационное мероприятие. Поскольку командующий 9-й армией имел укомплектованный штаб, части, действующие на орджоникидзевском направлении, были переданы в его подчинение.
На командном пункте Северной группы войск, в развалинах дома, который некогда посещал Серго Орджоникидзе, состоялось совещание с руководителями Осетии, с посланцами горцев.
Выступая перед собравшимися, я сказал:
— Завтра наши войска пойдут в наступление. Хотя фашисты и стоят у стен города, но судьба его в наших руках.
Председатель Орджоникидзевского комитета обороны Николай Мазин докладывал:
— Бойцы народного ополчения заняли отведенный им рубеж. Продолжается производство боеприпасов и горючей смеси для истребления танков, работают все пищевые предприятия, действует водопровод. На русском и осетинском языках печатаются газеты и листовки. Стараемся во всем выполнять волю нашей родной Коммунистической партии...
С утра 2 ноября 1942 года дальнобойные батареи врага начали обстрел северо-западной окраины Орджоникидзе. Но это не сломило волю людей к сопротивлению.
В Орджоникидзе у братской могилы бойцов, павших за Советскую власть в годы гражданской войны, состоялся митинг пародов Северного Кавказа.
Открыл его мой старый боевой друг Книга. Вместе с ним мы сражались на фронтах гражданской войны. Много лет прошло с тех пор. Постарел казак, изрезали лицо боевого комбрига морщины, но по-прежнему молодо, озорно сверкали его глаза из-под насупленных бровей. У братской [189] могилы тех, с кем мы били Деникина, Шкуро, Мамонтова и интервентов, звучал его зычный, с хрипотцой голос:
— Боевые други, выточите клинки! Пусть вражина почует всю силу шашки в руках джигита и казака. Пусть заплатит своей черной собачьей кровью за горе, которое причинил лам!..
Три тысячи человек с обнаженными головами внимательно слушали генерала-казака, героя гражданской войны.
За свою жизнь мне довелось побывать на многих митингах. Но этот, собравшийся в грозный час, был каким-то особенным, неповторимым. На трибуну, сменяя друг друга, поднимались и дагестанка артистка Рагимат Гаджиева, и осетин Герой Советского Союза Хадзи-Мурза Мильдзихов, и терская казачка Лидия Любченко, и ингуш председатель колхоза Магомет Эльканов...
Участники митинга призвали воинов фронта, всех трудящихся Закавказья уничтожать ненавистных оккупантов, строить оборонительные рубежи, создавать партизанские отряды, сделать Кавказ могилой для фашистских захватчиков.
Народы Кавказа объявили Гитлеру газават — священную войну.
В боевые порядки Красной Армии, как я уже говорил, влились грузинские, армянские, азербайджанские части, полки славных джигитов, сформированные из горцев Дагестана. Вместе с русскими в предгорьях Кавказа беззаветно сражались за Родину украинцы и белорусы, узбеки и туркмены.
Бойцы из горных аулов Чечено-Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Северной и Южной Осетии, Дагестана и Абхазии стали прекрасными разведчиками и проводниками в горах, отличными снайперами.
Памятный митинг у братской могилы воодушевил защитников Кавказа, еще больше укрепил стойкость советских воинов.
Правда, танковой группе немцев (около 100 машин) удалось прорвать внешний обвод Орджоникидзевского укрепленного района на участке Фиаг-Дон, Дзауджикау, а их передовым частям захватить Гизель, но в Орджоникидзе они не пробились.
У самой городской окраины 60 вражеских танков были [190] остановлены 16 нашими. Гитлеровцы трижды вызывали на подмогу авиацию, но, потеряв 32 машины, отошли на старые позиции. В последующие два дня противник стремился расширить прорыв, пытаясь в то же время прорваться к Орджоникидзе. Однако сопротивление наших войск возрастало с каждым днем, с каждым часом, а темпы наступления неприятеля снижались.
5 ноября наступление немцев было остановлено. Гизельская группировка гитлеровцев оказалась в узком мешке.
Закончив перегруппировку сил, наши части с утра 6 ноября сами перешли в наступление. План этого наступления, разработанный штабом Северной группы войск, предусматривал удар из района Фиаг-Дона на Орджоникидзе. Нашим войскам ставилась задача уничтожить прорвавшуюся группировку врага, не допустить ее отхода в западном направлении и, выйдя в район Орджоникидзе, наступать на Гизель.
Наши наступающие части усиливались четырьмя полками гаубичной артиллерии, семью противотанковыми и четырьмя гвардейскими минометными полками, поддерживались 4-й воздушной армией.
На орджоникидзевском направлении к активным действиям переходили всего лишь три стрелковые и четыре танковые бригады.
Основная же часть войск — четыре стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад — занимала оборонительные позиции, не имея перед собой противника, за исключением его небольших сил перед фронтом 319-й и 351-й дивизий.
В наступление переходили и две бригады переброшенного из 44-й армии свежего боеспособного 10-го гвардейского стрелкового корпуса, а три другие его бригады занимали оборону, причем две из них — в глубоком тылу северо-восточнее Орджоникидзе.
В этот план пришлось вносить существенные поправки. По указанию штаба фронта для контрудара были использованы большие силы. Кроме ранее действовавших на этом участке частей и соединений в наступление переходили 10-й гвардейский корпус целиком, а также 276-я и 351-я стрелковые дивизии.
Гвардейцы заняли северную окраину Гизели и продолжали наступать с северо-запада по Ардонскому шоссе. Наши танкисты прорвались в тыл фашистам и в нескольких [191] местах перерезали главную коммуникацию противника. Тогда для подвоза боеприпасов и продовольствия гитлеровцы стали использовать узкий коридор шириной 2–2,5 километра. По обеим его сторонам они создали очаги сопротивления. В каждом — 3–9 врытых в землю танка, 2–3 противотанковые пушки и 20–25 автоматчиков. Пространство между этими узлами обороны прикрывалось орудийным и минометным огнем. Тут же, по руслу высохшей речки, беспрерывно двигались танки.
При подходе нашей пехоты эти очаги сопротивления себя не обнаруживали, в бой вступали лишь танки, курсировавшие на виду. Но как только появлялись наши танковые подразделения, начинали действовать все без исключения огневые средства врага.
Тогда мы решили прибегнуть к более тонкому маневру. Для штурма немецких узлов обороны вперед стали высылать два-три легких разведывательных танка. Порядком напуганные, изнервничавшиеся гитлеровцы не выдерживали и открывали огонь. Тогда паша пехота без промедления обходила очаги сопротивления с флангов, создавая угрозу окружения. За пехотой следовали танки и артиллерия. Они расстреливали вражеские огневые точки прямой наводкой. Когда большая часть узлов сопротивления была таким образом уничтожена, наши подвижные части обогнали свою пехоту и, ворвавшись в расположение гитлеровцев, перекрыли коридор.
Спасаясь от полного уничтожения, противник в ночь на 11 ноября вынужден был оставить Гизель и, преследуемый нашими войсками, к 12 ноября занял оборону на западном берегу реки Фиаг-Дон. Таким образом, была сорвана последняя попытка немцев прорваться к Орджоникидзе и Грозному. При этом враг понес большие потери. Наши войска захватили 140 танков, 165 орудий и минометов, 2350 автомашин, 183 мотоцикла. Только в районе Гизели гитлеровцы потеряли убитыми 5000 солдат и офицеров.
Фашисты почувствовали непреодолимое желание бежать, но бежать было некуда. Потерпев крупное поражение, 1-я танковая армия гитлеровцев на всем фронте перешла к обороне.
...И вот я в Гизели, большом осетинском селении в шести километрах от Орджоникидзе. Та же чудовищная картина [192] разрушения, уже знакомая по другим селениям, где побывали фашисты. Ни одного целого строения.
Через село идут герои боев за Гизель — старший сержант Сергей Качусов, красноармейцы Аркин Курбадзе и Юсуф Касимов, бронебойщик Иван Остапенко. Лицо Ивана сурово, губы плотно сжаты: в бою под Гизелью он потерял брата Дмитрия, командира отделения. Все считали, что он погиб. Но какие только неожиданности не случались на войне! Дмитрий Остапенко оказался жив.
Иватт и Дмитрий Остапенко — близнецы. Но они не были похожи друг на друга, как это обычно бывает. 19-летними юношами братья ушли на фронт защищать Родину.
7 ноября 1942 года, когда гитлеровцы пытались вырваться из мешка в районе Гизели, Иван и Дмитрий Остапенко вместе с другими бойцами отражали атаки вражеских танков.
Первым же выстрелом из бронебойного ружья Дмитрий подбил головную машину. Танк обволокли клубы дыма, из открывшегося люка вырвалось пламя. Потом загорелась вторая, третья, четвертая машина...
Ими тоже открыл боевой счет. В разгаре боя он и не заметил, как замолчала бронебойка Дмитрия.
Немцы откатились. На поле боя догорали десятки вражеских танков. Иван бросился искать Дмитрия, но его нигде не было...
В этом бою Дмитрий подбил тринадцать танков, а Иван — семь. За этот подвиг Дмитрию Остапенко посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, а Иван награжден орденом Ленина.
Через год после Гизельской операции, осенью 1943 года, Иван Остапенко, командир взвода бронебойщиков, воевавший в то время уже на Кубани, увидел в «Комсомольской правде» фотографию Дмитрия и подпись под ней: «Герой Советского Союза Дмитрий Остапенко жив. Он посылает свой боевой привет товарищам по части».
А вскоре от Дмитрия пришло письмо:
«Дорогой брат Ваня! Я жив и нахожусь в армии. Расскажу тебе, как случилось, что меня зачислили в убитые.
Когда я подбил первый танк, немцы перенесли огонь на наш окопчик. Началось что-то страшное. Я подбил еще несколько машин. Осколками ранило двух моих товарищей, убило лейтенанта. Я остался один. [193]
Неожиданно вперед вырвался тяжелый танк, а у меня патроны кончились. Тогда я схватил автомат и отполз от своего окопа. Тут меня и ранило. Очнулся от удара в бок. Открываю глаза, а вокруг — немцы с автоматами. Трудно рассказать, что пришлось пережить в фашистском плену. Выжил чудом.
Когда рана немного зажила, мне посчастливилось бежать. И вот теперь я снова в Красной Армии. Сил у меня много. Много и ненависти к врагу. Теперь опять имеете будем мстить фашистам за народные муки, за страдания родной земли».
В ожесточенных боях под Гизелью нашими воинами было совершено немало подвигов.
9 ноября 1942 года в районе Гизели закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота секретарь комсомольской организации роты автоматчиков 34-го мотострелкового полка войск НКВД командир отделения сержант П. П. Барбашев.
Заместитель командира эскадрильи по политической части 805-го штурмового авиационного полка капитан С. М. Мкртумян вступил в бой с шестью вражескими истребителями. Один из них он сбил, а еще один поджег. Сам Мкртумян получил шесть пулевых и осколочных ранений. Напрягая волю, он вел бой до тех пор, пока его самолет не загорелся. Бесстрашный летчик, собрав последние силы, сумел посадить объятую пламенем машину на склоне горы.
Политрук В. С. Лурсманишвили из 392-й стрелковой дивизии возглавил роту, которая окружила и уничтожила в сильно укрепленном населенном пункте 168 немецких солдат и офицеров. Лурсманишвили первым ворвался в село и лично истребил 26 фашистов.
Пятьдесят гитлеровцев в одном бою уничтожил из автомата комсомолец Валерий Половинкин. Когда из строя выбыл командир минометного взвода, он принял командование на себя. Взвод отразил три атаки противника, уничтожив при этом около 300 фашистов, 2 минометных расчета и 50 автомашин.
Исключительную силу духа и отвагу проявил молодой командир взвода 43-й стрелковой бригады младший лейтенант Идрис Сулейманов. Во время наступления на опорный пункт в районе Моздока осколком снаряда его ранило в глаз, но Идрис продолжал бежать впереди наступавших. [194]
— Вперед! Только вперед! — кричал он, увлекая бойцов за собой. И вдруг — второе ранение в ногу. Сулейманов упал.
— Гасанов! — крикнул он командиру орудия. — Бери меня на руки и неси вперед!
Так, на руках товарища, с выбитым глазом и перебитой ногой, Суленманов продолжал руководить боем, пока его не покинули силы. Стрелковый взвод выполнил задачу.
Русские П. Барбашев и В. Половинкин, грузин В. Лурсманишвили, армянин С. Мкртумян и азербайджанец И. Сулейманов — сыны одной дружной семьи народов. Все они были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
Благодаря героизму и стойкости советских воинов мы отстояли Орджоникидзе — город, раскинувшийся на берегах Терека у подножия Кавказских гор.
Оценивая значение разгрома гитлеровцев на территории Северной Осетии, Министр обороны СССР А. А. Гречко в книге «Битва за Кавказ» пишет: «С разгромом немецко-фашистских войск на подступах к Орджоникидзе провалилась последняя попытка гитлеровцев прорваться к Грозненскому и Бакинскому нефтяным районам, а также в Закавказье»{6}.
Вскоре после разгрома гитлеровцев под Гизелью, 15 ноября 1942 года, меня и командующего Северной группой войск генерала И. И. Масленникова вызвали в Ставку Верховного Главнокомандования. Я доложил И. В. Сталину о мужестве войск, ополченцев, партизан, жителей столицы Северной Осетии Орджоникидзе. Сталин внимательно выслушал меня и сказал:
— Хорошо! Зайдите к товарищу Щербакову и передайте ему, чтобы об этой победе сообщили в сводке Информбюро.
И. В. Сталин поинтересовался настроением войск и местных жителей, спросил, много ли разрушений в городах и селениях, каково состояние Военно-Грузинской дороги, как сражаются национальные дивизии.
Я доложил, что части армянских, грузинских и азербайджанских национальных дивизий сражаются с врагом умело и мужественно, а все народы Кавказа самоотверженно помогают фронту. [195]
Наша беседа длилась около двух часов. Сталин мягкой походкой прохаживался по кабинету, изредка присаживался за стол, накрытый большой картой, синим карандашом делал на ней аккуратные пометки.
Кавказ Сталин знал хорошо. Называл не только города, но и отдельные населенные пункты, горные перевалы, реки на территории Грузии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, в районе Черкесска и Туапсе.
— Мы в Москве немного понервничали за ваш фронт, — сказал Верховный Главнокомандующий. — Но «кавказцы» молодцы, не подвели нас.
Затем в общих чертах он проинформировал меня о предстоящей Сталинградской операции и приказал готовиться к наступлению на Кавказе.
— Закавказскому фронту скоро будет облегчение. Мы намерены разгромить врага на Волге...
Уезжал я из Москвы в хорошем, радостном настроении. Предстояла подготовка к наступлению на Закавказском фронте.
С приходом холодов «кавказские» немцы стали несравненно больше интересоваться железными печками и высокими барашковыми папахами, чем нефтяными вышками Баку. После поражения под Орджоникидзе и очередных неудач в районе Туапсе гитлеровцы по всему Кавказскому фронту глубоко зарылись в землю, рассчитывая на тихую зимовку. При штурме города Малгобек мы захватили секретные документы, в том числе приказ Гитлера, датированный декабрем 1942 года. Этот приказ гласил: «Берега Терека, изобилующие населенными пунктами, наиболее благоприятный зимний рубеж, который нужно во что бы то ни стало отстоять для покорения Кавказа весной».
По и этим замыслам Гитлера не суждено было осуществиться.
1 января 1943 года началось наступление Северной группы войск. Оно совпало с началом общего отхода главных сил 1-й танковой армии противника. Этот отход был вызван поражением немецких войск под Сталинградом и угрозой оказаться в новом котле.
2 января части 9-й армии заняли Эльхотово, 3 января 417-я стрелковая дивизия под командованием полковника [196] И. А. Шевченко неожиданно для противника вброд форсировала Терек и ворвалась в Моздок. Гитлеровцы в панике начали отходить. К полудню части дивизии во взаимодействии с подошедшими войсками 44-й армии полностью освободили город.
4 января штурмом была взята столица Кабардино-Балкарии Нальчик, а на следующий день освобождены города Прохладный, Майское, Котляревская.
Один пленный немецкий офицер с ужасом рассказывал:
— Солдаты видели, что их очень торопят, приказывают в пути уничтожать грузовики, подрывать орудия и портить другое военное имущество. Уже на третий день отступления пошли разговоры о том, что немецкая армия не отходит от Терека, а бежит. Ясно было — случилось что-то очень тяжелое, а от солдат и даже нас, ротных офицеров, это скрывалось.
Довольно точную картину «эластичной обороны» и «планомерного отхода» давали и другие пленные гитлеровцы.
Продолжая преследование противника, войска Северной группы с 6 по 8 января на отдельных участках продвинулись до 50 километров.
Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Отступая, они то и дело контратаковали преследующие их советские части. Наши воины наносили врагу ощутимые удары, проявляя при этом выдержку и бесстрашие.
Командир роты старший лейтенант И. М. Ефимов служил в полку с двумя сыновьями. Оба они пали смертью храбрых. Мстя за них, И. М. Ефимов за один день боев лично уничтожил 40 гитлеровцев.
Подлинное мужество проявляли саперы, обезвреживая многочисленные минные заграждения, открывая путь для наступавших войск. Воины 64-й комсомольской инженерно-саперной бригады только на рубеже реки Баксан сняли 3000 мин. Особенно отличился при этом старший сержант бакинец Джабраил Аллахвердиев — за два дня он обезвредил 470 мин!
Верховное командование германской армии строжайше приказало трем пехотным и двум танковым дивизиям, а также частям соединения «Ф» (африканский корпус) любой ценой остановить советские поиска на рубеже Кума, Золка. Но из этого ничего не вышло. Войскам Северной [197] группы понадобилось всего два дня, чтобы преодолеть сопротивление противника, форсировать шумную Куму и углубиться в степь, продолжая преследование врага.
11 января войска 9-й и 37-й армий освободили Пятигорск, а части 37-й армии — Кисловодск и завязали бои за Минеральные Воды, Железноводск и Ессентуки.
Первыми в Минеральные Воды с ходу ворвались танкисты 52-й Краснознаменной танковой бригады. К концу дня они вместе с бойцами 131-й стрелковой бригады полностью очистили город.
В этих боях вновь отличились танкисты Героя Советского Союза В. Я. Петрова — теперь уже командира батальона. Прорвавшись к железнодорожной станции и подбив паровозы двух эшелонов, они создали на станции Минеральные Воды пробку. Много эшелонов с танками, боеприпасами и другими военными грузами были взяты к качестве трофеев. Несмотря на отчаянные попытки, противнику не удалось прорваться через Минеральные Воды.
Писатель П. А. Павленко, прибывший в Пятигорск вместе с войсками 9-й армии, рассказывал мне:
«Вместе с сержантом-разведчиком мы прежде всего устремились на Лермонтовскую улицу, к домику, где умер Лермонтов. Хотелось поскорее проверить, уцелела ли эта святыня, дорогая сердцу каждого советского человека, не надругались ли над ней гитлеровцы. На дверях домика увидели проштемпелеванный листок: «Реквизировано и взято под охрану штабом Розенберга и местной комендатурой, согласовано с высшим командованием армии. Вход в здание и снятие печати запрещено». «Что за притча? — думаю. — Откуда такое бережное отношение к реликвиям русской культуры у тех, кто осквернил яснополянскую святыню, разграбил дом-музей Чайковского в Клину?» А дело объяснялось просто. 4 сентября домик Лермонтова посетил нацистский писатель Зигфрид фон Фегезак, заявивший, что отныне «домик будет содействовать ознакомлению немцев с русской литературой и даст понятие о России». Зато с местом дуэли поэта у подошвы Машука, где стоит каменный обелиск, фашисты не поцеремонились. Они вырубили здесь зеленые насаждения, расстреляли немало пятигорцев. Не пощадили фашисты и город. Эсэсовцы заложили мины и подорвали Дом партийного актива, Госбанк, старейшее здание бальнеологического института...» [198]
На месте дуэли поэта собрались бойцы, командиры, политработники. Возник стихийный митинг. С разрешения находившегося здесь командующего 9-й армией генерал-майора К. А. Коротеева была принята необычная присяга. П. А. Павленко обратился к замершим в строю воинам и торжественно произнес:
— Клянемся великому русскому поэту поручику Тенгинского полка Лермонтову, что наши войска дойдут до Берлина!
— Клянемся! — грянули хором бойцы и командиры.
Варварские разрушения увидели мы и в освобожденном Нальчике. Там, где раньше были здания Дворца пионеров, педагогического училища, Кабардино-Балкарского театра драмы, республиканской библиотеки, остались груды развалин.
Город за городом, селение за селением освобождали наши войска от фашистских оккупантов. Минеральные Воды, Кисловодск, Железноводск, степной город Буденновск...
20 января был освобожден Невинномысск, 21 января — Ставрополь, 24 января — Армавир.
Другая группа войск Закавказского фронта вышла из горных теснин Приморья в кубанские стеши, отбила у врага Майкоп, а за ним и Краснодар.
Только за первые 20 дней нашего наступления мы разгромили пять немецких дивизий и много отдельных частей армейского подчинения, уничтожили 170, захватили 314 танков, а также много самолетов и орудий разных калибров.
Трофейные команды собрали без малого 385 тысяч артиллерийских снарядов, почти столько же авиабомб, 3 миллиона винтовочных патронов.
Среди других трофеев были 600 вагонов с авиабомбами. На этих вагонах стояла выразительная надпись — «Для Баку».
Начиная свой поход на Кавказ, Гитлер рассчитывал захватить Баку к 25 сентября. Уже печатались справочники-путеводители и набирался штат для акционерного общества «Немецкая нефть на Кавказе». А в декабре Гитлер мечтал лишь о том, чтобы разбомбить Баку с воздуха. Но и это ему не удалось... [199]