В боях за освобождение Прибалтики
На другой день после освобождения столицы Белоруссии — Минска, 4 июля 1944 года, последовал приказ Ставки: 2-му Прибалтийскому фронту под командованием генерала армии А. И. Еременко подготовить и провести операцию с целью разгрома группировки противника в районе Идрица, Себеж, Дрисса и овладения Резекне и Даугавпилсом. В дальнейшем, прочно обеспечивая себя с севера, наступать в общем направлении на Ригу с задачей во взаимодействии с 1-м Прибалтийским фронтом отрезать прибалтийскую группировку противника от его коммуникаций в сторону Германии.
Два дня спустя, 6 июля 1944 года, Ставка приняла решение об участии в этой крупномасштабной операции и 3-го Прибалтийского фронта.
Войска 2-го Прибалтийского фронта начали наступление 10 июля 1944 года. Противник оказывал ожесточенное сопротивление, опираясь на рубежи своего мощного Восточного вала, но тем не менее терял одну позицию за другой. 16 июля боевые действия развернулись во всю ширь уже на латвийской земле. После разгрома нашими войсками одной из вражеских группировок был освобожден город Даугавпилс.
Войска 2-го и 1-го Прибалтийских фронтов вышли на рубеж, с которого было взято главное направление на Ригу.
С 28 июля 2-й Прибалтийский фронт начал наступательную операцию на Мадону с задачей в последующем овладеть Ригой.
Координация действий и руководство операциями на 2-м и 1-м Прибалтийских фронтах ввиду особой сложности условий и обстановки Ставка возложила на Маршала Советского Союза А. М. Василевского. Это представляло собой новую, более гибкую форму руководства Ставки Верховного Главнокомандования наступающими фронтами.
К осени 1944 года стратегическое положение в Прибалтике определялось общими успехами Советских Вооруженных Сил, которые нанесли летом ряд сокрушительных ударов по врагу и освободили почти всю ранее оккупированную им советскую территорию, за исключением западной части Прибалтийских Советских республик.
Гитлеровское командование стремилось любой ценой удержать в своих руках Прибалтику и остановить наступление советских войск. Перейдя к обороне, оно развернуло строительство многочисленных рубежей и сооружений, усилило группировку своих войск. Лишь в августе из Германии, а также с других фронтов в Прибалтику было переброшено несколько пехотных и танковых дивизий, около 1000 танков и штурмовых орудий.
Перед войсками трех Прибалтийских фронтов к середине сентября 1944 года в Эстонии, Латвии, Литве противник имел до 56 дивизий, 730 тысяч солдат и офицеров, 650 танков, 566 штурмовых орудий и свыше 7000 орудий и минометов, около 400 боевых самолетов.
Свое намерение прочно удерживать Прибалтику противник подтверждал также активностью в обороне и попытками контрударами и контратаками ликвидировать опасные для него выступы в линии фронта.
Основной же замысел наступления трех Прибалтийских фронтов состоял в том, чтобы отрезать группе армий «Север» пути отхода на запад, расчленить вражеские войска и по частям уничтожить.
Главные силы 2-го Прибалтийского фронта наступали прямо на Ригу. Темпы наступления на первом этапе, с 14 по 27 сентября 1944 года, были сравнительно невысокими из-за многочисленных укреплений и большой плотности войск противника. Приходилось с боями овладевать каждой позицией, преодолевать многочисленные и разнообразные оборонительные сооружения и заграждения.
13 октября части наступающих советских войск ворвались в правобережную часть города, а 15 октября 1944 года была полностью освобождена от врага столица Латвийской ССР.
В предвидении попыток противника прорваться из Курляндии в Восточную Пруссию на путях его отхода были сконцентрированы значительные силы советских войск. Они оттеснили на рубеж Тукумс, Гардене 33 дивизии противника и блокировали их на Курляндском полуострове до конца войны. Здесь оказались прижатыми к морю и лишенными возможности маневра остатки 16-й и 18-й гитлеровских армий.
Советские войска, удерживавшие в состоянии полной пассивности курляндскую группировку противника, участвовали таким образом в решении важных стратегических задач завершающего этапа Великой Отечественной войны.
Утратив свои позиции на реке Зилупе, противник стремился как можно дольше удерживать город Лудза, расположенный между тремя большими озерами. Используя особенности такого расположения, гитлеровцы всячески укрепляли здесь свою оборону.
Соединения 7-го гвардейского стрелкового корпуса — наша 29-я, 8-я и Панфиловская дивизии — не смогли с ходу прорвать промежуточный оборонительный рубеж противника и закрепились перед ним.
Используя время вынужденного затишья, штабы уточняли оборону противника и планировали новое наступление. Политработники, партийно-комсомольский актив проводили работу с людьми в батальонах и дивизионах. Они организовывали также встречи гвардейцев с жителями первых освобожденных населенных пунктов Латвии. Это были теплые, сердечные встречи, где в задушевных беседах высказывались думы и чаяния о полном изгнании врага с советской земли, о восстановлении порушенного войной хозяйства.
С 1944 года я командовал 87-м гвардейским стрелковым полком, который сражался в Прибалтике.
У нас побывал в эти дни Председатель Совета Народных Комиссаров Латвийской ССР В. Т. Лацис. Он беседовал с солдатами и офицерами, выступал на встречах воинов с местными жителями, рассказывал о планах работ в освобожденных районах Советской Латвии, об участии 130-го латышского стрелкового корпуса в освобождении республики, об успешных боевых действиях 1-го латышского авиационного полка ночных бомбардировщиков, о латышских партизанах и подпольных группах, наносящих большой урон фашистам и этим способствующих войскам в ускорении освобождения Родины.
По донесениям разведки стало известно, что город Лудза гитлеровцы не успели заминировать и разрушить. Были приняты все меры к быстрейшему освобождению Лудзы. Это, разумеется, требовало и больших усилий, и многих жертв, на что всегда самоотверженно шли наши солдаты, когда дело касалось спасения от фашистских варваров очередного города или населенного пункта.
По плану вышестоящего штаба освобождать Лудзу предстояло 29-й дивизии во взаимодействии с 8-й гвардейской стрелковой дивизией. Наша дивизия должна была наступать на северную окраину города. Штабы провели большую работу по организации взаимодействия пехотинцев, артиллеристов, саперов, ведению непрерывной разведки и обмену информацией. В предвидении упорного сопротивления противника нашей авиации была поставлена задача: нанести удары по наземным войскам гитлеровцев и прикрыть с воздуха свои части. И вскоре стало известно: утром 21 июля группа штурмовиков под командованием Героя Советского Союза старшего лейтенанта В. Кошукова, внезапно налетев на вражеский аэродром, уничтожила несколько бомбардировщиков и разрушила взлетную полосу. Весть эта была с восторгом встречена в пехоте.
Закончив подготовку к бою, полки нашей дивизии в ночь на 23 июля заняли исходное положение. В 4 часа утра началась атака.
Части 29-й гвардейской стрелковой дивизии, в том числе и наш 87-й полк, преодолев полосу минных заграждений, овладели вражескими позициями на рубеже Б. Медишево, озеро Лудза. Но на ближних подступах к городу наши боевые порядки подверглись сильному артиллерийскому обстрелу и замедлили темп наступления. Воспользовавшись этим, противник отвел свои части за дорогу Лудза — Краслау и успел занять выгодный для обороны рубеж. 87-й и 93-й полки в первом эшелоне дивизии прорвали эти позиции гитлеровцев.
Созрело решение, которое в дальнейшем и было удачно осуществлено. Один батальон я оставил на месте — вести бой с отходящей пехотой противника. Остальными силами полка мы двинулись вдоль северного берега озера Лудза, используя скрытые подступы к городу. И в шесть часов утра мы уже завязали уличные бои на северной окраине Лудзы.
Наступавший южнее 93-й полк под командованием подполковника И. Н. Чумакова был контратакован с направления Звиргздене пехотой и танками противника. Гитлеровским танкам удалось вклиниться в боевые порядки полка, вынудив к отходу его правофланговые роты. Но стойко сражалась находившаяся на стыке с нашими подразделениями 6-я стрелковая рота 93-го полка под командованием старшего лейтенанта С. Фомина. Пропустив танки противника, гвардейцы огнем отсекли следовавшую за ними пехоту. Танки стали поворачивать обратно, пехота залегла. Командир полка подполковник Г. Фролов восстановил порядок на правом фланге. Отпрянувшие было под натиском танков подразделения вновь стали активно воздействовать на противника. Им оказали помощь и наши роты, успешно продвигавшиеся вперед. И 93-й гвардейский полк продолжал наступать, обходя город с севера.
Нашему 87-му полку командир дивизии полковник В. М. Лазарев поставил задачу: развивая успех, сосредоточить основные усилия в направлении Ленджи.
Части дивизии, вклинившись с севера, освободили половину города и продолжали наступать. С юга теснили противника полки 8-й дивизии. Вскоре из города были выбиты части оборонявшейся там 126-й пехотной дивизии противника. Но они и после этого не прекратили активных действий. Пришлось приложить немало усилий, чтобы отбросить их на запад от города на 8–10 км.
К 8 часам 23 июля 1944 года Лудза была освобождена. Состоялись митинги, на улицах всюду проходили теплые встречи гвардейцев с жителями города. В тот же день в городском парке был похоронен отличившийся в боях при освобождении Лудзы командир роты 23-го полка 8-й гвардейской стрелковой дивизии Герой Советского Союза лейтенант В. И. Зайцев.
Сражение на Лубанской низменности, проходившее в жаркие дни конца июля и начала августа 1944 года, получило свое освещение в печати. О его боях и эпизодах много писала также наша дивизионная газета «Суворовец».
«Геройски проявил себя в бою за важный опорный пункт гвардии рядовой Владимир Пролетаев, — рассказывалось в одной из оперативных корреспонденций. — Искусно применяясь к местности, он скрытно подобрался к вражеским окопам. Выждав удобный момент, Пролетаев ворвался на вражескую позицию. Десять немецких солдат и одного офицера уничтожил гвардеец в рукопашной схватке. Он проложил путь всему своему отделению. В течение одного дня Владимир Пролетаев совершил несколько боевых подвигов и был дважды отмечен правительственными наградами. Утром командир полка наградил его медалью «За отвагу», а вечером за новый подвиг командир дивизии вручил ему орден Славы».
У многих из нас все это случилось на глазах, и мы с удовольствием перечитывали заметку о нашем Володе Пролетаеве.
— Геройский парень, ничего не скажешь! — воскликнул сержант, который в том бою вел отделение вслед за Пролетаевым, и добавил: — Стоило бы прописать и о том, как наши пушкари орудия на себе тащили...
К его мнению присоединились многие участники солдатского разговора, который мне довелось невольно подслушать. И действительно: в событиях тех дней было сколько героики, столько же и ратного труда, изнурительной работы до кровавых мозолей на руках, до темноты в глазах, до такого состояния, когда, споткнувшись и упав, сам не в силах подняться.
Лубанская низменность — край непролазных топей и болот, густых лесов и многоводных рек... На сотни квадратных километров раскинулся он в Восточной Латвии. Мало чего увидишь, окидывая местность взглядом. Чтобы получить о ней представление, надо воспользоваться крупномасштабной картой. В центре широкой низменности голубым пятном обозначено озеро Лубаны. Вокруг него насчитаешь полтора десятка больших и малых рек, увидишь густое разветвление притоков. К северу вытянулись озера Балтэзери, Эйни, Звидзес, они постепенно превращаются в болота, тоже имеющие названия, — Плакшица, Вилку, Олгас...
Местные жители рассказывали: в здешнем озерно-болотном краю есть места, где редко ступала нога человека, только ловкие охотники пробирались там звериными тропами.
Немало коварных загадок таила Лубанская низменность: проходимы ли здешние места для войск, возможны ли тут действия? Редкие дороги и межозерные дефиле немцы тщательно подготовили к обороне. Что же касается других путей, то они, видимо, были уверены, что пехота, артиллерия и танки там не пройдут — никаких путей, собственно, нет.
Время, однако, не ждало, требовало смелых решений и умелых действий.
Сражение началось. В соответствии с замыслом командования наши войска наносили удар двумя клиньями — севернее и южнее озера Лубаны.
Гвардейцы наши, отличавшиеся всегда бравым внешним видом, превратились в болотных солдат: пропотевшие насквозь, измазанные липкой грязью, подчас задыхающиеся под тяжким грузом, они шаг за шагом преодолевали трясины по узким гатям, наскоро сооруженным саперами.
Зной стоял нестерпимый — будто все мы в одежде и обувке попали в парную баню. Словно паром, подернулись густым туманом болота и озера.
И в таких прямо-таки адских условиях наступление развивалось стремительно! Мало того — мы старались найти и находили возможности для применения внезапного маневра.
Задача нашего полка в этом бою состояла в том, чтобы овладеть крупным населенным пунктом. Этим, собственно, начинался штурм вражеской обороны.
Населенный пункт окружен болотом, единственная дорога, ведущая к нему, оседлана усиленным батальоном противника, каждый клочок земли пристрелян. Решение могло быть основано только на тактике маневра, фронтальная атака в данном случае не годилась.
Бой на дороге завязала одна лишь рота, хотя своей активностью она производила на немцев впечатление наступающего крупного подразделения. Главные же силы под командованием офицеров Г. Макарова и Н. Боронина я направил в обход, через болото.
Пехотинцы шли по колено в воде, преодолевая топь. То там, то здесь вдруг слышался среди монотонного хлюпанья трясины тяжкий всплеск — кто-то провалился по грудь. Оступившегося подхватывали сильные руки товарищей.
Еще труднее было двигаться нашим артиллеристам. Солдаты, сержанты и офицеры батареи старшего лейтенанта С. Кудлаева все до единого впряглись в постромки, перетаскивая по топям свои пушки. Если орудие застревало в грязи, на помощь артиллеристам бросались пехотинцы. Перед началом этого «марша» через болото я особо предупредил всех: помогать друг другу, глядеть друг за другом.
Долго потом ныли кости и болели мускулы после многочасовой тяжелой работы и вынужденного купания в трясине — напряжение ведь потребовалось предельное. Зато как оправдал себя маневр! Преодолев болото, подразделения вышли на открытый, незащищенный фланг немцев. Короткий, стремительный удар — и населенный пункт, казавшийся неприступным, был взят с ходу.
Несмотря на все трудности, болото и помогало нам, как помогают в своем доме стены. Немцы же чувствовали себя на болотистой местности неуверенно. Они судорожно цеплялись за твердую землю дорог и дамб (которых было мало), а очутившись даже на мелкой топи, лишь чуть-чуть увязнув, сейчас же пасовали. Куда девалась обычная немецкая стойкость в обороне... Подразделение капитана Ж. Абдурахманова, отрезав немцам путь отступления по единственной дороге, почти без боя овладело вражеским опорным пунктом. Взвод лейтенанта П. Владенко загнал в болото и в считанные минуты уничтожил около полусотни гитлеровцев.
Штурм вражеских оборонительных укреплений на Лубанской низменности как начался успешно, так и продолжался. Важно было не дать врагу опомниться, упредить его в боевых действиях. Не менее важно было сохранить силы личного состава наших подразделений, наступавших в тяжелых условиях болотистой местности. Командиры, политработники, офицеры-хозяйственники использовали малейшую возможность и проявляли немало выдумки, находчивости, поддерживая боевой порыв солдат и вместе с тем обеспечивая время от времени нужную передышку. Полкотелка горячей каши, пахнущей дымком походной кухни, часок-другой крепкого сна на сухом месте у костра, ободряющее слово в минуту перекура — вот что нужно солдату.
В течение четырех суток наш полк, продвигаясь вперед, совершая маневры на болотистой местности, громил вражеские силы, передовые и резервные. Гитлеровцы трижды пытались расчленить наши боевые порядки, но всякий раз безуспешно. Каждый из командиров подразделений понимал: потеря боевого контакта равносильна гибели. В критический момент, когда кончились боеприпасы, только сила взаимной выручки спасла нас от беды. Подразделения полка атаковали немцев, добыли у них оружие и продолжали решать свои задачи, громя врага его же снарядами, минами, патронами. За время боев на Лубанской низменности наши гвардейцы захватили в плен сотни гитлеровцев.
Преодолев трясины и топи, наступавшие вышли не на сухую землю, где можно бы хоть немного отдышаться, а к реке Айвиэксте, быстротечной и глубокой, ширина ее более полусотни метров. Гитлеровцы придавали этому водному рубежу большое значение, надеясь удержаться за ним в Прибалтике. Они подорвали все переправы через реку, на Западном берегу заранее отрыли несколько линий траншей, расчистили полосы обстрела, создали сильные опорные пункты в городах, таких, как Мадона и Гулбенэ, опоясали их проволочными заграждениями и минными полями.
Все мы понимали: задержаться перед рекой — значит дать противнику возможность еще больше укрепиться на водном рубеже. Была очевидной крайняя необходимость форсировать Айвиэксте с ходу, на широком фронте. Все гвардейцы — командиры, политработники, солдаты — в едином боевом порыве стремились к берегам реки.
3 августа наша 29-я дивизия была введена в бой из второго эшелона. Мы переправились через речку Лысина (это явилось как бы тренировкой перед форсированием более крупной водной преграды) и продолжали наступать в общем направлении на Майране. При выдвижении нам пришлось перевалить через боевые порядки 85-й дивизии. Всякий раз такой способ ввода в бой производит сильное впечатление и на тех, кто действует в передовых подразделениях, и на тех, кто выходит броском еще дальше вперед. Гвардейцы братской дивизии, усталые, задымленные, с белевшими там и здесь бинтами, провожали нас восторженными взглядами. А наши гвардейцы, пробегая мимо окопов и пулеметных гнезд, перепрыгивая через траншеи, со свежими силами шли в атаку.
В ходе наступления части нашей дивизии вели скоротечные, хотя и жестокие бои, преодолевая сопротивление двух только что пополненных личным составом и боевой техникой полков 19-й пехотной дивизии СС и подразделений 126-й пехотной дивизии. Немцы дрались упорно. Попадавшиеся в наши руки пленные повторяли наизусть заученный приказ Гитлера, который объявлен у них повсеместно: «...если группа или отдельный солдат будут встречены за пределами своего подразделения, то они могут быть расстреляны любым солдатом или офицером».
На рассвете 4 августа полки нашей дивизии внезапной атакой отбросили противника за Айвиэксте. Попытки некоторых наших подразделений тут же преодолеть реку с ходу оказались неудачными. Отступив за реку, противник занял заранее подготовленные траншеи, инженерные сооружения. Поэтому вражеская оборона по северо-западному берегу Айвиэксте оказалась весьма стойкой.
Началась подготовка к организованному форсированию реки.
А через сутки, значительно раньше, чем было спланировано вышестоящим штабом, передовые подразделения броском выдвинулись к берегу.
Героями форсирования можно назвать многих воинов. Имена первых отважных вскоре стали широко известны: комбат майор А. Черников, завоевавший со своими бойцами плацдарм на северо-западном берегу, старший сержант А. Валиев, шесть раз переплывший под огнем реку, переправляя на старой плоскодонке по шесть-семь солдат, сержант О. Денисов, возглавлявший дерзкую вылазку разведчиков по захвату переправочных средств. Всем троим было вскоре присвоено звание Героя Советского Союза.
29-я дивизия, в том числе наш полк, в течение дня 5 августа готовилась к форсированию, а к 19 часам после артподготовки и штурмового удара авиации начала действовать в высоком темпе. Наши десантные отряды переправились через реку и захватили на северо-западном берегу сразу несколько плацдармов.
Форсирование Айвиэксте без преувеличения можно назвать массовым подвигом, совершенным в едином боевом порыве всеми нашими гвардейцами. Рота гвардии капитана Н. Кузьмина преодолела реку и ворвалась в траншеи противника буквально вслед за разрывами снарядов наших батарей. Переправлялись на плотах и лодках, на бревнах, на плащ-палатках, прикрепленных к плавучим предметам.
«Переправа — переправа: берег левый, берег правый...» — не чувствуется ли в этих стихах и тяжкий вздох поэта? Видать, сам испытал, что оно такое, переправа через реку в боевой обстановке. Литературный образ идет от жизни.
Когда время торопит, а вода в реке будто кипит от всплесков рвущихся снарядов, надо действовать не только смело, быстро, но и с выдумкой. И то, что делали во время переправы через Айвиэксте наши гвардейцы, обогащает понятие боевой сметливости — за такую изобретательность им бы патенты выдавать!
Взять такое дело: переправа первых артиллерийских подразделений, идущих вместе с пехотой. Штатных плавсредств под пушки в полку тогда не было, расчет строился на мост, который должны саперы навести. А ведь как трудно удержать на противоположном берегу занятый плацдарм без огневой поддержки! Додумались протаскивать орудия на тросах по дну реки. Попробовали — получилось. Вместе с творческой мыслью тут же и шутка родилась: «Переплывает реку пехота, тащит пушки-игрушки на веревочке».
Одновременно и саперы делали свое дело. Впрочем, не одновременно, а опережая всякие нормы. Выдвинувшись к берегу вместе с пехотой, саперы по нескольку часов под огнем противника работали в воде: вбивали сваи, подтягивали бревна и доски, связывали плотничьими узлами деревянные фермы. Мосты наводились в рекордные сроки, просто росли на глазах. Не раз мне доводилось слышать похвалу командиров в адрес саперов:
— Мастеровой народ, отважный! Ни усталости, ни страху не знает.
Форсирование шло в высоком темпе. К 22 часам 5 августа наша дивизия в полном составе оказалась на северозападном берегу, продолжая наступать в направлении железнодорожной станции Мейраны.
Спешно подтянув резервы, противник попытался спасти положение. Но не тут-то было — атакующие даже не дали им развернуться. Вступив в бой с марша, вражеские части уже не смогли существенно повлиять на ход событий.
На северо-западном берегу Айвиэксте наш полк получил от командования новую задачу, которую возможно было решить, опять-таки лишь используя выгодные условия местности.
Ночью по лесным тропам подразделения совершили марш-бросок, пройдя кружным путем около 20 км. Оседлали железную дорогу, отсекли противнику последний путь отхода.
Я, конечно, понимал, что немцы обрушатся на нас всеми силами, какие у них есть, и потому держал подразделения в кулаке, надежно прикрывая фланги. И действительно: гитлеровцы вскоре остервенело накинулись на нас, обрушили всю мощь своего огня. Много контратак стойко выдержали и отразили гвардейцы. Но силы были не равны. Противнику удалось расчленить боевой порядок полка на три части, которые продолжали вести упорные бои. Затем немцы подтянули свой бронепоезд. Командир саперного взвода старшина Балдаков с двумя солдатами подорвал железнодорожный мост. Бронепоезд и другие вражеские эшелоны оказались отрезанными. Мы продвигались вперед, теснили противника.
Вслед за нами устремились другие стрелковые полки, танковая бригада, артиллерийские дивизионы. Натиск атакующих сдержать было невозможно. Гвардейцы овладели последними рубежами Лубанской низменности и вышли на оперативный простор.
Полки 29-й гвардейской дивизии преследовали противника в колоннах, готовые в любую минуту развернуться к бою. На дорогах уже пестрели указатели и плакаты — те, кому положено, своевременно позаботились об этом. Стрелки указателей были повернуты острием на запад, призывы, начертанные крупно и броско на плакатах, гласили: «Вперед, на Ригу!»
29-ю гвардейскую возглавлял теперь полковник Лазарев Венедикт Михайлович — тот самый, который однажды провожал меня в разведку на переднем крае, будучи еще капитаном, начальником штаба полка. Быстро вырос офицер: от капитана до полковника, от начштаба полка до комдива, а ведь и двух лет не прошло. Не просто повезло, не потому, что «в струю попал», как говорится, а благодаря своим высоким морально-боевым качествам, незаурядному командирскому таланту.
И не один он — многие командиры быстро выдвигались, достигали боевой зрелости, проходя, так сказать, сокращенный курс «фронтовой академии». Систематически и довольно часто та «академия» устраивала свои строгие зачеты и экзамены.
В наступательных боях на Лубанской низменности мне доверили командовать стрелковым полком. Как справился с поставленной задачей майор в возрасте двадцати одного года — не мне, а старшим начальникам было судить.
Уже после «болотного рейда», когда несколько замедлилось продвижение войск и спало напряжение боев на нашем участке фронта, заглянули как-то в мой блиндаж командиры соседних полков И. Чумаков, П. Скрябин и еще один майор, недавно прибывший к нам. Все они были примерно того же возраста, что и я. Всех сопровождали ординарцы — солдаты постарше и поопытнее в житейских делах, напоминавшие чем-то добрых дядек.
— Гостей принимаешь? — спросил Чумаков, откидывая полог, закрывавший дверной проход.
— Милости прошу, — отозвался я книжной фразой, чтобы посолиднее прозвучало.
— Кое с кого, значит, причитается... — намекнул, прищурив глаз, вошедший следом Скрябин.
За ними «подтянулось» в блиндаж еще несколько офицеров. В их числе оказался этакий острый на язык товарищ, майор с юношескими веснушками вокруг носа, который всегда готов к исполнению роли тамады в дружеском кругу, — Миша Яздовский. Он же без какого-либо на то моего поручения и объявил во всеуслышание:
— По случаю назначения на высшую должность гвардии майор Третьяк дает малый прием!
Чумаков и Скрябин встретили эти слова благосклонными усмешками.
Что тут было делать? Послал я за ужином, чтобы с помощью полевой кухни организовать этот самый «малый прием». Принесли полведра каши с мясом, огурцов, луку, селедки. Появилась на дощатом столе и фляга.
Все мы были стойкими трезвенниками со светлым сознанием в головах — иначе, как я полагаю, не стали бы командирами частей. А выпить сто граммов на радостях, конечно, могли — греха в том нет. Плеснули в железные кружки понемножку водки, и наладился у нас добрый разговор.
О разном толковали и с особым интересом — о последних успехах наступления на других фронтах. Можно было подумать, прислушавшись к нашей беседе, что боевые успехи соседей, ближних и дальних, дороже нам своих собственных. Впрочем, все основания для этого были. В те дни газеты писали о победах советских войск в Белоруссии, где завершалось одно из крупнейших сражений. Бобруйский котел, минский котел, витебский котел — эти названия многократно повторялись в среде фронтовиков.
Чумаков рассказал, что его гвардейцы на днях взяли двух пленных, которые с ужасом выкрикивали слова: «Паричи!», «Озаричи!». Переводчик при допросе обратил на это внимание, и выяснилось, что оба фашистских унтера побывали в районе небольших белорусских городков — Паричи и Озаричи, где наступавшие советские танкисты наголову разгромили немецкие подразделения и части. Как показали пленные унтер-офицеры, от их полка после боя осталось всего несколько десятков человек. Их потом собирали в лесу поодиночке и направляли в другие соединения. Так они очутились на этом фронте.
— Посмотрите, как быстро продвигались танковые корпуса, — заметил Чумаков.
— Танковая лавина все сметает на своем пути, — сказал Скрябин. — И что, на мой взгляд, особенно интересно, так это действия танковых корпусов и даже армий.
Все мы согласились, что массированное применение танков в той или иной наступательной операции — это действительно новая глава в советской военной науке. Потом мы сдержанно и негромко высказали свои предположения о возможных событиях на нашем участке фронта.
— Скоро зададим и тут фрицам «Паричи», — многозначительно молвил Чумаков, ударяя кулаком в ладонь.
Слово это стало у нас нарицательным, и как только заходила речь о предстоящих боевых действиях, кто-нибудь будто лозунг бросал: «Сделаем «Паричи»!»
Начиная с сентября 1944 года 29-й гвардейской стрелковой дивизией стал командовать полковник В. М. Лазарев. А генерал А. Т. Стученко получил повышение — принял в нашей же армии 19-й гвардейский Сибирский добровольческий корпус. Так что уехал Андрей Трофимович недалеко, приходилось встречаться с ним на совещаниях и рекогносцировках, слышать его голос по радио, когда он управлял частями Сибирского корпуса.
Наступление на Ригу планировалось вести широким фронтом. С юго-востока выдвигалась в район сражения 1-я ударная армия, маневр на запад в направлении Митава, Кулдича совершила 22-я армия, имея на своем правом фланге 130-й латышский корпус под командованием генерал-майора Бранткална. Два корпуса 10-й гвардейской армии, совершив обходный маневр, наступали с юга, третий корпус — с запада.
В один из дней, когда в штабных землянках и в местах расположения подразделений шла напряженная работа по подготовке к наступлению, в дивизию прибыл член Военного совета армии генерал-майор И. Ф. Иванов. На передовой как раз держалось затишье, и это дало возможность собрать офицерский состав для беседы с генералом.
Мы собрались на лесной поляне, усыпанной опавшими листьями. В воздухе витали пряные запахи ранней осени.
— Успешно завершилась Белорусская наступательная операция, товарищи, — сказал генерал, и присутствовавшие радостно зааплодировали. — Штаб и политотдел армии получили информационный материал. Хочу поделиться некоторыми интересными сведениями с офицерами двадцать девятой гвардейской. Полезно будет об этом знать, тем более что и здесь, у нас, скоро предстоит крупное наступление, и надо действовать не хуже.
Мы слушали генерала с большим интересом.
Разгромив на белорусской земле немецко-фашистскую группу армий «Центр», советские войска продвинулись на запад на 550–600 км. Они освободили Белоруссию, почти всю Литву с ее столицей Вильнюс, часть Латвии, вступили на территорию Польши и подошли к предместьям Варшавы. Когда же генерал сказал, что наступающие на соседнем с нашим направлении советские войска вышли к границам Восточной Пруссии, многоголосое «ура!» прозвучало в полную силу.
В дальнейшем генерал сообщал весьма поучительные для нас сведения: как достигались высокие темпы преодоления сильно укрепленной тактической зоны обороны врага, в чем проявилось командирское творчество, каких результатов удалось добиться благодаря высокоманевренным действиям частей и соединений.
Белорусская операция потрясала своими масштабами и темпами. Ее результаты говорили сами за себя: сокрушительный разгром группы вражеских армий, стремительное продвижение вперед на обширной территории, моральное подавление противника, в том числе его высшего командования.
Одной из особенностей Белорусской операции явилось широкое применение такого сложного и решительного способа боевых действий, как окружение и уничтожение крупных группировок врага. Причем окружение осуществлялось методом двустороннего охвата и в пределах тактической зоны, и на большой оперативной глубине, как это заблаговременно планировалось Ставкой. Советское военное искусство обогатилось в ходе операции опытом боевого применения крупных танковых и механизированных соединений и объединений.
Белорусская операция в отличие от других имела еще одну особенность. Она явилась классическим образцом согласованных ударов Советской Армии и партизанских соединений. Активные спланированные действия многотысячной армии белорусских партизан приобрели огромное политическое и оперативно-стратегическое значение. Успехи, достигнутые в Белорусской операции, — яркое свидетельство высоких морально-боевых качеств советских воинов и партизан, тесного единства фронта и тыла, сплоченности всего советского народа вокруг Коммунистической партии, под руководством которой ковались и осуществлялись наши победы на всех фронтах.
Крупные масштабы и решительные цели планировались и в наступлении в Прибалтике, в котором готовилась принять самое активное участие 29-я гвардейская дивизия. Боевой настрой, политический подъем царили и в нашем гвардейском полку. По всему чувствовалось: люди не пожалеют сил, крови и самой жизни, выполняя боевые приказы, освобождая прибалтийские земли от фашистской нечисти.
А время не ждало.
Офицеры вышестоящих штабов в эти дни беспрерывно посещали нас, вникая в ход подготовки уже, собственно, начавшегося наступления, требуя ускорить темп ведения наступательной операции.
Задача же вставала перед войсками весьма сложная — и по оперативному замыслу, и по срокам, и по размаху наступления.
В Прибалтике оборонялась немецкая группа армий «Север», в состав которой входила оперативная группа «Нарва», 18-я и 16-я армии. Немецко-фашистское командование к тому времени, т.е. к концу лета 1944 года, значительно расширило строительство оборонительных сооружений и усилило группировку войск. Севернее Даугавы, где действовал 2-й Прибалтийский фронт, было подготовлено четыре оборонительных рубежа, эшелонированных на всю глубину, включительно до Риги. Первые три соответственно назывались «Валга», «Песис», «Сигулда».
Вместе со 2-м Прибалтийским фронтом, решавшим основную задачу, в разгроме группы армий «Север» должны были принять участие войска левого крыла Ленинградского фронта, 1-го и 3-го Прибалтийских фронтов, а также корабли Балтийского флота.
10-я гвардейская армия под командованием генерал-лейтенанта М. И. Казакова получила задачу прорвать оборону противника на участке севернее железной дороги Мадона — Аргли и затем во взаимодействии с другими наступавшими объединениями окружить и уничтожить вражеские войска, сосредоточенные к востоку от линии Смилтэне, Дзербене. «Очередной котел!» — с восхищением и боевым задором повторяли командиры после совещания, на котором до нас доводили общую обстановку. Такие котлы, в которых сгорали многие гитлеровские соединения, в 1944 году прочно вошли в практику нашего оперативного искусства.
Боевой порядок армии строился в два эшелона, фронт ее наступления составлял 75 км, а участок прорыва — всего-то 5 км.
Боевые действия в тяжелейших условиях на Лубанской низменности, форсирование болотистой Айвиэксте вымотали наши силы почти до предела. Но о передышке думать не приходилось. Сразу же началась короткая и поспешная подготовка к боям за город Мадона.
Побывавший в нашем полку генерал провел с офицерским составом разбор предыдущих боев и поставил новые задачи. На этом же совещании генерал вручил ордена отличившимся в недавних боях командирам и политработникам.
В других частях подобные встречи провели начальник политотдела и начальник штаба дивизии. Гвардейцам предстояли новые нелегкие испытания, и представители командования лично встречались с людьми — это в соединении давно вошло в традицию.
Утром 12 августа наш полк, отразив контратаку вражеской пехоты и танков, выдвинувшихся вдоль шоссе из Мадоны, закрепился на ближних подступах к городу. Во второй половине дня во взаимодействии с 93-м стрелковым полком мы вновь перешли в наступление. Вражеское сопротивление было упорным, и нам удалось развить успех лишь частично: после захвата первой траншеи противника полки продвинулись еще немного вперед и залегли под сильным огнем и бомбежкой.
Стало темнеть. Ночью сохранялось достигнутое положение. Наши разведчики вели разведку противника, штаб полка во главе с майором Г. Бушмакиным занимался организацией предстоящего боя на ближних подступах к городу (до Мадоны оставалось 2–2,5 км).
Вражеская разведка, вероятно, работала тоже неплохо. На другой день утром, примерно за час до нашей атаки, по нашим боевым порядкам были нанесены артиллерийский и авиационный удары. Время атаки пришлось несколько оттянуть. А когда стрелковые подразделения двинулись вперед, возникла новая заминка. Вражеские позиции прикрывались множеством противопехотных мин. Они подпрыгивали метра на полтора над землей и, взрываясь, поражали шрапнелью. По нашей просьбе комдив выслал в стрелковые полки по пять-шесть танков, и они проделали широкие проходы в минном поле (противопехотные мины не причиняли бронированным машинам никакого вреда).
Используя эти проходы, пехота поротно устремилась вперед. Приходилось вести бои за каждую высоту, одновременно отражая контратаки вражеской пехоты. Командир пулеметного взвода лейтенант А. Дятлов, не ожидая распоряжений, по своей инициативе выдвинул вперед пулеметные расчеты, и они сосредоточенным огнем заставили вражескую пехоту залечь. Гитлеровцы открыли по пулеметчикам артиллерийский огонь, их пехота вновь повела контратаку. Но Дятлов, приказав расчетам сменить позиции, подпустил фашистов поближе и на этот раз окончательно отбил вражескую контратаку. Николай Боронин со своим батальоном обходил город по южной окраине, создавая противнику угрозу окружения. В этом, собственно, и состоял наш замысел: обходным маневром воздействовать на противника, заставить его оттягивать силы с фронта. Вслед за батальоном Боронина успешно продвигались и другие наши подразделения. И вскоре полк достиг западной окраины города. Это, видимо, подействовало на гитлеровцев ошеломляюще. Они, опасаясь окружения, стали уже не отходить, а бежать. К полудню 13 августа город был полностью очищен от врага.
Впоследствии на разборе боев за Мадону командир дивизии особо отметил инициативные действия 87-го полка.
Занимая в ходе наступления очередной город, мы первым делом поднимали над ним красный флаг, символ освобождения. Алое полотнище, полыхавшее на ветру, будто вспыхнувший костер, в первые минуты своего появления вызывало бурное ликование среди населения и воинов-освободителей. Но тут же, вслед за волной всеобщего восторга, наступала молчаливая скорбь: отдавались почести тем, кто пал в бою.
Вот так же было при освобождении небольшого прибалтийского города Мадона. Вскоре после того как взвился красный флаг над островерхой крышей здания райисполкома, на центральную площадь вступила похоронная процессия. Гвардейцы провожали в последний путь двадцатитрехлетнего командира 90-го гвардейского стрелкового полка подполковника Владимира Андронникова. Не хотелось верить, что этого отважного, жизнерадостного человека уже нет.
Немало пало бойцов при освобождении Мадоны и в рядах других частей дивизии, в том числе нашего полка. Отныне в этом небольшом прибалтийском городке остались обелиски со звездочками и братские могилы с длинными списками погибших.
Наступающие войска, с первой атаки взявшие высокий темп и оказавшие сильный натиск, добились большого успеха. Но в дальнейшем сопротивление противника ожесточилось. В бой за главную полосу его обороны были введены вторые эшелоны. К исходу дня 17 сентября удалось прорвать эту полосу и продвинуться на 6–8 км, однако оборона немцев оставалась еще прочной. Противник прилагал все усилия к тому, чтобы удержаться на рубежах «Валга» и «Цесис». Борьба затягивалась, темпы наступления снижались.
18 сентября было принято решение перенести главный удар на новое направление — севернее железной дороги Мадона — Рига, на фланг 10-й гвардейской армии. Наступление возобновилось, полыхнуло жаркими боями. В ходе напряженных боев войска армии прорвали оборону противника и в течение двух дней, 22 и 23 сентября, продвинулись на 18–20 км.
В одном из документов вышестоящего штаба отмечалось, что наиболее успешно действовала 29-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием полковника В. М. Лазарева. А дальше в тексте официального документа я прочел похвалу в адрес нашего гвардейского полка, с ходу овладевшего переправой через реку Видзе. Захотелось, выскочив из окопа, огласить короткие строки, поделиться радостью с солдатами и офицерами — ведь это они так храбро дрались, отбивая у противника переправу для своих войск.
В районе северо-западнее Эргли наша 10-я гвардейская армия разгромила 121-ю и 126-ю пехотные дивизии гитлеровцев. Об этом не только сообщалось в донесениях, следы разгрома были видны всем солдатам: на недавнем поле боя громоздились груды искореженной, обгорелой техники врага, зияли провалами развороченные блиндажи, валялось множество трупов. От двух вражеских дивизий остались только номера.
Прорвав последовательно вражескую оборону на рубежах «Валга» и «Цесис», войска нашей армии вышли к оборонительной линии «Сигулда».
В течение 28 сентября дивизии и полки первого эшелона, в том числе наш 87-й гвардейский, дважды пытались прорвать рубеж «Сигулда», но особого успеха не добились. В результате боя удалось овладеть только двумя вражескими траншеями. Этим, собственно, закончились боевые действия на первом этапе Рижской наступательной операции.
Наступающие войска вышли на подступы к Риге. До нее оставалось еще 50–60 км.
Удержанию Риги фашистское командование придавало огромное значение, и было сделано все возможное для укрепления обороны на ближайших подступах к городу. Она состояла из двух оборонительных полос с многочисленными линиями траншей и укреплений на них. Были установлены мощные противотанковые заграждения. Свои оборонительные позиции противник удерживал крупными силами пехотных и танковых дивизий с большим количеством артиллерии.
Гестаповцы и их подручные, пытаясь скрыть следы своих злодеяний, в спешном порядке уничтожали узников в концлагерях и тюрьмах. Сравнивались с землей места массовых расстрелов, сжигались учетные документы. Гражданские оккупационные власти отправляли пароходы со своими семьями и скарбом в Германию и Швецию.
Командующий группой «Север», как стало известно, в связи с угрозой отсечения рижской группировки попросил разрешения отвести войска на тукумсский оборонительный рубеж. Просьба была гитлеровским командованием отклонена.
Освобождение Риги, по замыслу Советского Верховного Главнокомандования, возлагалось на войска 3-го Прибалтийского фронта, наступавшие на правобережную часть города, и 2-го Прибалтийского фронта, который к этому времени заканчивал перегруппировку своих войск на левый берег Даугавы. Войска нашего фронта получили задачу: обойдя Ригу с запада, отрезать пути отхода противника из города.
В результате решительных, хотя и тяжелых наступательных боев войска 3-го Прибалтийского фронта 13 октября освободили от немецко-фашистских захватчиков правобережную часть Риги.
На подступах к левобережной части города обстановка 10–11 октября складывалась следующим образом. Войска нашей 10-й гвардейской армии во взаимодействии со 130-м латышским стрелковым корпусом, охватывая противника с юга, вынуждали его к отходу из Задвинья. Фашисты постепенно отходили, но время от времени организовывали мощные контратаки со стороны Риги.
Оборонявшийся на подступах к левобережной части города противник имел большой опыт, был хорошо оснащен боевой техникой и оружием. Он ожесточенно сопротивлялся. Но личный состав наших наступавших частей, в том числе и 87-го гвардейского полка, ломал вражеское сопротивление, проявляя в боях массовый героизм. Гвардейцы показывали исключительно высокие морально-боевые качества.
С 12 октября 10-я гвардейская армия наступала одним корпусом с юга на левобережную часть Риги — Бардаугаву и двумя юго-западнее — с целью выхода к реке Лиелупе и перехвата путей отхода вражеских войск из Риги.
В районе Риги гитлеровцы за счет отступавших из Эстонии соединений создали сильную группировку войск. С утра 6 октября начался отход вражеских войск также с рубежа «Сигулда». Установив это, наши передовые части стали преследовать противника, не давая ему передышки. Ежедневно мы продвигались, обходя вражеские арьергарды, на 10–15 км.
Перед тем как изменить направление наступления частей 29-й дивизии, командарм генерал-лейтенант М. И. Казаков прибыл в дивизию, выслушал доклады командиров полков о результатах рекогносцировки и подготовки наступления, одновременно советовался с командирами. И когда кто-то из молодых подполковников высказывал свои соображения, да к тому же говорил дельно, Михаил Ильич, бывалый генерал, немало потрудившийся в крупных штабах рядом с выдающимися советскими военачальниками, внимательно и с уважением слушал, задумчиво покручивая свои усы.
Обсудив обстановку с командиром корпуса генералом Н. Г. Хоруженко, также прибывшим к нам, командарм решил:
— Начатую перегруппировку мы с вами обязаны до завтра закончить. Войска правого крыла фронта сейчас выходят на рубеж Чукури, Саласпилс. Наши дивизии, в том числе двадцать девятая гвардейская, наступая на Ригу с юга, не позднее 11–12 октября должны овладеть западной окраиной города.
29-й дивизии был указан рубеж, на котором следовало развернуться и наступать дальше.
Проследив за генеральским карандашом, двигавшимся по карте, и зримо представив ту самую местность, сложившуюся там обстановку (ведь только что привез меня оттуда командирский «виллис»), я решился предложить один вариант:
— Разрешите, товарищ генерал?
— Слушаю вас, товарищ Третьяк.
— По данным нашей разведки и наших передовых подразделений, в этом районе организованной сплошной обороны противника нет, хотя сопротивление он оказывает, — докладывал я, стараясь формулировать свои соображения коротко и четко. — Разрешите наступать здесь одному восемьдесят седьмому гвардейскому стрелковому полку, не ожидая подхода остальных частей дивизии. А силы дивизии сохранить для последующих действий.
Командарм взглянул на меня пытливо-строго, и я поспешил дополнить свой доклад:
— Дайте мне на усиление полка один-два артдивизиона да положите один-два полковых залпа «катюш», и мы тогда сможем усилиями одного своего полка преодолеть оборону противника в полосе всей дивизии...
Михаил Ильич крутнул один ус. Комдив полковник Лазарев сощурил глаза, будто прикидывая в уме, что это даст.
Пока Михаил Ильич думал, взвешивая аргументы, хотя, конечно, уловил смысл сказанного мною сразу, полковник Лазарев промолвил вполголоса:
— Давайте пустим, товарищ генерал, восемьдесят седьмой вперед...
Командарм решительно кивнул головой:
— Добро!
Мне послышалось в этом слове не только разрешение. Михаил Ильич выразил им свои добрые чувства и пожелание боевого успеха.
Действовать полку предстояло ночью. До темноты оставалось несколько часов, и мы с начальником штаба полка майором Г. Бушмакиным набросали за это время наш боевой план. Командир дивизии полковник В. М. Лазарев утвердил его.
По ходу работы над картами и боевыми документами Венедикт Михайлович заметил:
— Напросился ты, Иван Моисеевич, на это дело сам. И заманчиво оно, и рискованно.
— Какой-то риск, может, и есть... — с напускной беспечностью в тоне сказал я, чтобы, чего доброго, не передумало начальство. Хотя понимал, разумеется, какую большую ответственность за полк и судьбы людей брал на себя.
В условленный час наша артиллерия совершила огневой налет на местность, где нам предстояло действовать. Особенно порадовали нас и придали уверенности мощные залпы «катюш».
С наступлением ночи полк двинулся в сторону расположения войск противника. Быстро преодолел передний край и вновь свернулся в колонны. В период короткой подготовки к действиям мы с начальником штаба полка майором Бушмакиным тщательно изучили карту, и теперь местность, где мы никогда до того не бывали, казалась нам знакомой.
Командир двигавшейся впереди головной походной заставы доложил по радио:
— Саперная команда противника, готовившая к подрыву мосты, уничтожена.
Внезапный и решительный натиск полка все сокрушал на своем пути. За ночь полк прошел с боями 12–15 км. И только утром к занятым нами рубежам подтянулись главные силы дивизии, имея большие возможности для дальнейшего наращивания удара и развития успеха.
Дивизия прорвала оборону противника южнее Кекавы и продолжала наступление вдоль шоссе Кекава — Рига. Вслед за этим перешли в наступление все соединения первого эшелона 10-й гвардейской армии. В течение дня войска продвигались на 12–15 км.
Вместе с другими соединениями высокую активность проявлял в этих наступательных боях личный состав 130-го латышского корпуса, которым командовал генерал-майор Бранткалн. С беззаветной отвагой бросались в огонь кровопролитных атак латышские воины, стремясь как можно скорее вызволить из-под гнета родную Ригу. Солдаты и офицеры корпуса совершили в этих боях много героических подвигов.
В ночь на 13 октября наша гвардейская армия вела напряженные бои на юго-восточных подступах к Риге. Оборона противника отличалась большой стойкостью, была хорошо подготовлена в инженерном отношении. Очень высокая плотность минирования крайне затрудняла продвижение наступающих. Взрывы гремели на каждом шагу, с дьявольскими ухищрениями были заминированы все предметы, которых могли коснуться руки солдат, — перила лестничных маршей, дверные ручки, калитки, ограды дворов.
Крепка во всех отношениях была вражеская оборона в районе Риги. Сокрушать ее приходилось ценой больших усилий. Наступавшие дрались воистину по-гвардейски, превосходя противника мужеством и боевым мастерством. Мы не могли похвалиться превосходством в силах. Укомплектованность войск в то время снизилась до невероятных цифр. Ряды соединений и частей в результате длительных, непрерывных боевых действий очень поредели. Потери наступающей стороны, как утверждает военная наука, значительно больше, чем обороняющейся. Так, например, в соседней 85-й гвардейской стрелковой дивизии насчитывалось всего... 12 стрелковых рот, а в каждой роте в строю было от 27 до 35 человек. И все равно гвардейцы наши успешно наступали, все равно били врага, следуя мудрой пословице русского воинства, не числом, а умением.
30-я гвардейская стрелковая дивизия продвигалась вдоль левого берега Даугавы на Кекаву. Пройдя около трех километров вне соприкосновения с противником, полки дивизии внезапно попали под сильный артобстрел со стороны города и под минометный огонь с фланга — с острова Долес. Продвижение вперед крайне замедлилось.
Губительный фланговый огонь с острова Долес делал почти невозможным дальнейшее наступление. Командир 30-й дивизии выделил несколько подразделений, поставив им задачу форсировать Даугаву и уничтожить огневые средства противника на острове Долес. И только после этого успешно проведенного гвардейцами боя возобновилось наступление.
29-я дивизия наступала левее 30-й и также приближалась к Бардаугаве. Нашу пехоту поддерживали батареи 1199-го самоходного артиллерийского полка, 28-й и 90-й гвардейские минометные полки.
Посоветовавшись с начальником штаба Г. Бушмакиным, я принял такое решение. Учитывая, что 87-му полку после овладения первой позицией противника предстоит форсирование реки Кекава, следовало выслать вперед разведку и саперов для подготовки проходов в минных полях. Это было сделано быстро и надежно. Полковые саперы поработали в поте лица: ими было обезврежено 8 минных полей, снято 560 противопехотных и 140 противотанковых мин. Затем по установленному сигналу батальоны поднялись в атаку. Сознание того, что нам предстоит освобождать столицу Советской республики, вдохновляло гвардейцев. Командиры шли в боевых порядках своих подразделений, солдаты самоотверженно сражались, тесня бешено сопротивляющегося противника. В боевых порядках находились, непосредственно управляя действиями подразделений, также офицеры командования и штаба полка. Наступая решительно, оказывая сильное огневое воздействие на гитлеровцев с разных направлений и часто весьма неожиданно, полк сбил противника с оборонительных позиций. И сразу же нам пришлось форсировать реку Кекава. Используя переправы и подручные средства, гвардейцы очень быстро оказались на противоположном берегу вместе с боевой техникой.
Гвардейцы отбросили противника с возведенных им в предместьях укреплений и овладели его первой траншеей. Было уничтожено до 70 вражеских солдат и офицеров, около десятка фашистов взято в плен.
Силами частей 215-й и 205-й пехотных дивизий и 204-го дорожного батальона противник пытался задержать продвижение наших атакующих подразделений. Но гвардейцы, действуя с решительностью и натиском, выбивали врага с рубежей, за которые он цеплялся, вынуждали его к отходу в северо-западном направлении. Оставляемые заслоны прикрытия противник бросал на произвол судьбы. Солдаты этих заслонов держались недолго и, чуя верную гибель, переодевались в гражданское платье, отобранное у населения, разбегались по лесам.
Левее нас наступал 90-й полк под командованием подполковника С. Надеждина. Отразив несколько вражеских атак, его подразделения заняли предместье Кустиле. Но здесь вынуждены были задержаться, так как на них противник обрушил мощный удар авиации. Лишь через некоторое время была восстановлена боеспособность полка.
Все ближе к предместьям Риги подходили боевые порядки 93-го полка, которым командовал подполковник И. Чумаков. 62-й артполк подполковника П. Скрябина поддерживал нашу пехоту в ходе всего наступления.
87-й гвардейский стрелковый полк продолжал активно действовать и вновь выдвинулся вперед. В предбоевых порядках, а подчас и в колонне подразделения все дальше проникали в глубину обороны противника. В самый решительный момент борьбы за Ригу нашей верной союзницей для осуществления маневра опять явилась ночь.
Двигаясь ночью по большакам и бездорожью, обходя стороной город, где каждый дом был превращен гитлеровцами в дот, а каждая дверная ручка обладала свойством гранатной чеки, подразделения полка вели бои в самых различных условиях: то приходилось отражать фланговый удар, то самим нападать, упреждая вражескую атаку. Во время этого ночного штурма полк потерял около полусотни человек личного состава. Столь трудную задачу почти невозможно было решить бескровно — все мы это понимали, и все же сердца наши сжимались болью, когда падали, сраженные в бою, дорогие товарищи, отважные воины-гвардейцы.
Прорвавшись в тыл противника, наш полк в походном порядке устремился к юго-западной окраине Риги. Далеко вперед были выдвинуты разведдозоры. Организация и ведение разведки в условиях ночного рейда по тылам противника, в постоянном предвидении боя имели очень важное значение. Майор Бушмакин и другие офицеры штаба, прекрасно понимая это, позаботились о том, чтобы мы получали разведданные заблаговременно. Разведдозоры, значительно опередившие полковую колонну, имели с нами связь, да и ребята в их состав были подобраны такие, что не пропустят ни шороха, ни огонька.
Когда разводка доложила, что навстречу движется колонна противника численностью до батальона, у нас было достаточно времени для принятия решения.
Майор Бушмакин, подумав, предложил:
— Полк развертывается на рубеже вдоль дороги и огнем изо всех видов оружия наносит внезапный удар по немецкой колонне... Хорошо бы вот тут. — Начштаба показал на карте место, где дорога проходила по узкому дефиле. — В последующем полк завершает разгром колонны противника.
— Решение само по себе напрашивается, — поддержал я предложение начальника штаба. — Только надо развернуть полк не с одной, а с двух сторон дороги, дать вражеской колонне втянуться в мешок, а потом и ударить по ней с флангов и в лоб, сразу с трех направлений.
— Понял вас, товарищ командир! — воскликнул Бушмакин.
— Пулеметчиков подтяни поближе, Григорий!.. — крикнул я вдогонку ему, зная, что наш Дятлов любит вести огонь с наименьшей дистанции.
— Есть! — донеслось из темноты.
Без излишнего шума, без суеты развернулись батальоны, образовав своими боевыми порядками глубокий огневой мешок. Вскоре всякое движение замерло, установилась глухая тишина, будто полк канул в ночь.
Вражеская колонна — до роты пехоты впереди, повозки с имуществом и боеприпасами, замыкающее пешее подразделение — постепенно втягивалась в мешок. Растянулась она на целый километр. Судя по беззаботной, довольно громкой болтовне немцев, они ничего не подозревали.
Хлестко ударил одинокий выстрел — условный сигнал. Вслед за тем мы охватили колонну противника массой огня. Расчетливо и вместе с тем дерзко действовали пулеметчики Александра Дятлова. Рота рассредоточила свои «максимы» вдоль дороги на большом протяжении и уничтожала все живое кинжальным огнем.
Попытка гитлеровцев организовать атаку, чтобы прорваться, ни к чему не привела. Пожалуй, очень немногим из них удалось унести ноги, прикрываясь темнотой. Автоматные и пулеметные очереди, осколки гранат настигали их всюду.
Колонна противника была полностью разгромлена.
Наш полк принял походный порядок и ускоренным темпом двинулся дальше.
И может быть, воодушевленные боевыми успехами ночных действий, мы несколько снизили бдительность. Иногда, к сожалению, так бывает. Полк в колонне двигался дальше в направлении Риги. Боевое охранение мы не выделили и напоролись на засаду. Гитлеровцы открыли по нас сильный огонь. Из беды выручило предусмотрительное правило командиров стрелковых полков — держать в голове колонны наготове роту автоматчиков. Колонна остановилась, подразделения, как могли, наскоро укрылись от огня, а рота автоматчиков атаковала засаду противника. Атака была отчаянно смелой и злой: не считаясь с потерями, автоматчики уничтожили вражескую засаду в огневом, а затем в рукопашном бою. Ради спасения жизни товарищей они пошли на все, мужественно, самоотверженно защищали своих друзей-однополчан.
Отважный разведчик коммунист старшина Андрей Галушин славился как мастер по захвату «языков». Орден Отечественной войны II степени и две медали «За отвагу» украшали его грудь.
На подступах к Риге старшина получил задачу захватить контрольного пленного. Под сильным вражеским огнем Галушин подполз к траншее противника и гранатой подавил пулеметное гнездо. Вслед за тем он, быстро сориентировавшись, набросился на сидящих в стрелковой ячейке двух гитлеровцев и, связав им руки, отконвоировал в наше расположение.
Этот подвиг разведчика был отмечен орденом Красного Знамени.
При подходе к Риге полк развернулся в предбоевой порядок. Подразделения были готовы в любую минуту изготовиться к бою.
Нашей разведке удалось нащупать в системе вражеской обороны слабое место. Быстро созрел замысел: прикрыться одним батальоном справа, а главными силами полка энергичным маневром вдоль дороги, идущей на Рижское взморье, атаковать противника с юго-запада. «Смелость города берет» — есть такая поговорка. Боевая дерзость, как нам было хорошо известно из собственного опыта, в условиях ночи многократно усиливает эффективность атаки.
Краткое совещание с майором Бушмакиным, постановка задачи комбатам. Атака на сей раз без огневой подготовки — ведь полк прорвался в тыл противника без артиллерии, с нами лишь минометы.
Батальоны ринулись вперед, пробиваясь, проламываясь сквозь вражеские заслоны. Маневренный бой быстро перемещался с окраинных кварталов к центру города — он гудел, полыхал огнем, как гонимый ветром пожар, который уж никакими силами не остановить.
В южном предместье города был разгромлен вражеский гарнизон. Одновременно гвардейцы из подразделений старшего лейтенанта А. Архипова, лейтенантов М. Лазарева и Н. Пусикова спасли многие здания города от разрушений, уничтожая команды фашистских подрывников и поджигателей.
Вскоре в одном из захваченных зданий разместился мой КП. На соседних домах гвардейцы водрузили красные флаги. Заработала наша радиостанция, и я передал открытым текстом, прокричав в эфир, наверное, более восторженно, чем приличествовало командиру полка, примерно следующее:
— Гвардейский Краснознаменный стрелковый полк ворвался в Ригу!
Это не было нарушением правил радиосвязи или каким-нибудь бесшабашным ухарством. Перед наступлением мне поставил именно такую задачу сам комдив: ворваться полком в город и доложить об этом по радио открытым текстом. Победную весть надо было громко провозгласить.
Комдив поздравил нас. Доклад о местонахождении авангардного полка пошел по инстанциям. Активизировались действия других наступавших частей, усилились удары по врагу.
К полудню 13 октября 1944 года войска 10-й гвардейской армии сломили сопротивление противника и полностью овладели левобережной частью города Рига, завершив тем самым освобождение столицы Латвии от немецко-фашистских захватчиков.
Войскам, участвовавшим в освобождении Риги, приказом Верховного Главнокомандующего была объявлена благодарность. Двадцатью четырьмя залпами из 324 орудий салютовала Москва в честь победителей.
Вскоре рижане во время массового митинга горячо приветствовали членов ЦК КП(б) Латвии и правительства Латвийской ССР, сердечно выражали свою благодарность Коммунистической партии, Советскому правительству и Красной Армии за избавление от фашистской тирании. Это была яркая демонстрация нерушимой дружбы латышского народа с русским, украинским, белорусским и другими народами Советского Союза.
Когда наступавшие войска овладели побережьем Рижского залива, завершив тем самым важнейшую часть операции, появилась возможность перегруппировать силы. Нашу 29-ю дивизию вывели во второй эшелон армии. Тогда же, 16 октября, состоялся парад войск, освобождавших столицу Латвии. Рижане очень тепло, очень радушно приветствовали советские войска: на улицы, казалось, вышло все население от мала до велика, люди были одеты по-праздничному, они пели свои замечательные песни, исполняли народные танцы.
Шагая во главе полка, слыша за плечами поступь наших гвардейцев, я думал о том, что самое большое счастье советских воинов — это вот так победить врага и вернуть, подарить людям свободу.