На морских просторах

Неудачное начало

Февраль 1944 года. Над Ленинградом — серое небо, как обычно в эту пору. Темные клубящиеся облака низко стелются над городом. Порывистый ветер метет снежную пыль по набережной, бьется в мачтах и снастях боевых кораблей.

В один из таких хмурых зимних дней я подходил к плавучей базе «Иртыш». Возле нее, плотно пришвартованная, стояла подводная лодка «К-52», на которой мне предстояло теперь служить. Два чувства волновали меня.

С одной стороны, очень не хотелось расставаться с нашей «старушкой» и ее экипажем — меня связывала с ним крепкая боевая дружба, выкованная в трудных походах.

С другой стороны, мне уже не терпелось ознакомиться с тем замечательным, гораздо более совершенным кораблем, командиром которого меня назначили.

За восемь лет службы на подводной лодке «Щ-303» я досконально ее изучил, и она «слушалась» меня даже в самой сложной обстановке. Но как поведет себя новый корабль? Сумею ли оправдать доверие командования?

Поглощенный такими мыслями, подошел я к «К-52» и невольно залюбовался ее мощным и в то же время легким, изящным корпусом. [90]

Немного оробев, как это часто случается в Жизни, когда попадаешь в новое положение, сошел с «Иртыша» на лодку. На мостике меня встретил дежурный по кораблю и четко отдал рапорт. «Хорошо, если так же четко весь экипаж исполняет свои обязанности», — невольно подумал я.

Осмотрев с мостика надстройку рубки, бросил взгляд на нос и корму. Лодка казалась в два раза длиннее «старушки».

Представившись командиру, я стал расспрашивать его об экипаже, о качествах лодки. Многое было еще неясно, но я уже испытывал радостное нетерпение поближе ознакомиться с вверенным мне кораблем.

«К-52» по своим маневренным качествам и по мощности механизмов значительно отличалась от лодок типа «Щ». В течение месяца я ежедневно изучал ее новые устройства и технику. В этом мне помогал весь экипаж и особенно трюмный старшина Перевозчиков.

Павел Петрович Перевозчиков был сверхсрочником. Он служил на «К-52» с момента ее закладки, отлично знал лодку, любил ее и старался помочь каждому в изучении ее сложных механизмов. За эти знания корабля и большой опыт Перевозчикова уважала вся команда. Я прослужил с ним вместе в дальнейшем более трех лет и всегда был спокоен за трюмное хозяйство — на старшину можно было положиться.

Личный состав нового корабля имел хорошую теоретическую подготовку, но не приобрел еще прочных практических навыков — «К-52» длительных походов не совершала, боевых заданий не выполняла. Поэтому особенно велика была моя радость, когда инженер-механиком к нам назначили капитан-лейтенанта М. А. Коростылева, опытного подводника, требовательного к себе и к подчиненным.

Помощником командира на «К-52» несколько позже был назначен старший лейтенант Г. Т. Кудряшов. Он уже воевал на Балтике в должности штурмана лодки, имел боевой опыт и хорошо знал организацию службы на корабле.

Инженер-механику Коростылеву и помощнику командира Кудряшову пришлось много потрудиться, чтобы в течение летних месяцев поднять боевое мастерство личного состава лодки. [91]

А в это время героическая Советская Армия вела победные бои по всему фронту. В результате летнего наступления 1, 2 и 3-го Прибалтийских фронтов наши войска освободили часть Эстонской республики и к осени вышли на линию Нарва — Чудское озеро.

В начале сентября 1944 года восточная часть Финского залива также была освобождена от гитлеровских захватчиков. Для «К-52» представилась возможность выйти в Лужскую губу, чтобы отработать задачи по боевой подготовке, и я смог наконец по-настоящему ознакомиться с маневренными качествами нового корабля.

В первый день плавания волнение на море было не очень сильное, но при срочном погружении лодка почему-то «не хотела» отрываться от поверхности. Мы продолжали заполнять уравнительную цистерну, считая, что «К-52» имеет положительную плавучесть. И вдруг она камнем пошла под воду с дифферентом на нос. С трудом удалось восстановить нормальное положение на тридцатиметровой глубине.

Я задумался. «Почему лодка в свежую погоду так тяжело отрывается от волны? При торпедной атаке корабли охранения успеют протаранить нас, прежде чем погрузимся».

Когда вечером мы вернулись в базу, я пригласил в свою каюту помощника командира и инженер-механика, чтобы обсудить волновавший нас вопрос — как лучше подготовить личный состав к боевому походу. Первый день плавания показал, как мало еще практического опыта у экипажа. Особое внимание решили уделить тренировке рулевых.

На следующий день ветер, разбушевавшийся было накануне, стих. «К-52» рано утром снялась со швартовов и направилась в полигон. На этот раз я смог по достоинству оценить отличные маневренные качества корабля.

В процессе учений и проверки механизмов мы добились такого положения, при котором точно знали быстроту погружения лодки на различные глубины. Это было для нас очень важно.

Но вот закончился период боевой подготовки. Я не сомневался в том, что ни один член экипажа в походе не подведет.

Вскоре «К-52» вернулась в Кронштадт. Начались последние приготовления к выполнению боевого задания. [92]

С выходом Финляндии из войны в конце сентября 1944 года советские подводные лодки развернули активные действия на морских сообщениях противника в южной части Балтийского моря. Первая группа лодок с обеспечивающими их силами вышла из Кронштадта 26 сентября. От Улькотамио она следовала шхерными фарватерами до устья Финского залива, а оттуда направилась на позиции.

Гитлеровцы и на этот раз приняли меры по дальнейшему усилению противолодочной обороны: конвои стали ходить только ночью, в южной части Балтийского моря была создана разветвленная сеть корабельных и авиационных дозоров.

28 октября 1944 года начальник штаба бригады вручил мне боевой приказ о выходе в море.

Возвращаясь на корабль из штаба, я думал о том, с какой радостью воспримет экипаж это сообщение. Ведь прошло три года войны, а личный состав «К-52» еще не участвовал в боях против фашистских захватчиков.

Матросы, старшины и офицеры — все были в сборе. Они ждали моего прихода в кают-компании — понимали, что неспроста командира вызвали в штаб.

— Завтра в море, — обратился я к собравшимся. — Поход предстоит трудный и сложный. Но я убежден, что мы с честью выполним приказ командования.

Подводники с ликованием встретили эту весть. Наконец-то кораблю поручено боевое задание!

Отдав последние распоряжения, я собрал офицеров и рассказал им об обстановке в районе позиции, где для борьбы с нашими лодками фашисты использовали большое количество кораблей и самолетов, подчеркнул важность надежного зрительного и акустического наблюдения, обратил внимание на то, что некоторые противолодочные корабли врага имеют радиолокационную и гидролокационную аппаратуру.

До позднего вечера весь экипаж с большим подъемом производил последние приготовления.

На следующий день мы покинули Кронштадт и направились в Хельсинки, где находилась временная база советских подводных лодок. А 9 ноября 1944 года «К-52» вышла в южную часть Балтийского моря. [93]

На переходе от маяка Чехар до маяка Хоборг провели несколько учебных погружений.

13 ноября прибыли в назначенный район.

Сурово Балтийское море в осеннее время. Оно встретило нас неласково. На его просторах гулял порывистый ветер, срывая седые гребни крутых волн. Нести боевую вахту было трудно.

Я принял решение разведать Гданьский залив. Направляясь туда, мы заметили вдали силуэты трех кораблей. Серая пелена дождя мешала определить, к какому классу они относятся.

Только приблизившись к обнаруженным целям на дистанцию примерно трех кабельтовов, увидели, что это противолодочные катера.

Чтобы успешно выполнить задачу, поставленную перед нами командованием — топить транспорта противника на его путях сообщений, — мы не должны были обнаруживать себя. Поэтому я резко развернул лодку в сторону и приказал погружаться.

Однако вскоре «К-52» вновь всплыла на поверхность.

Мы продолжали свой путь на юго-восток, в глубь Гданьского залива. Вахтенные вели тщательное наблюдение за горизонтом. Через несколько часов они вновь различили вдали силуэты неприятельских кораблей. На этот раз шли сторожевики. Мы уклонились от них погружением.

В течение трех суток мы вели тщательную разведку Гданьского залива. Установили, что на прибрежных морских сообщениях, проходивших от Гданьска до Свиноуйсьце, действуют сильные противолодочные дозоры. Первая линия дозора находилась приблизительно на параллели маяка Хель и обслуживалась катерами; вторая линия состояла из тральщиков и сторожевиков; третья линия — из больших тральщиков и миноносцев. Кроме того, противник создал поисковые группы кораблей, которые ходили переменными курсами вдоль своих коммуникаций.

Через несколько дней после выхода из Хельсинки со мной произошло несчастье. Это случилось 15 ноября. «К-52» лежала на грунте. Матросы исправляли носовые горизонтальные рули. Накануне их заклинило в результате сильных ударов о волну. Вечером я приказал всплывать. [94]

Уже на двадцатипятиметровой глубине стала ощущаться качка — море штормило.

Акустик прослушал горизонт и доложил, что шумов надводных кораблей не обнаружено.

Прозвучала команда «По местам стоять к всплытию»; Продули главный балласт. Отдраили рубочный люк. Я вышел на мостик, осмотрелся. Горизонт был чист. Лодку сильно качало. Высокие волны перекатывались через палубу.

Внезапно корабль накренился на левый борт. Крутая волна накрыла ходовой мостик. Вода ринулась через рубочный люк внутрь лодки и увлекла за собой меня. Я упал на стальную палубу центрального поста и потерял сознание.

Через несколько минут пришел в себя. Первой мыслью было: что с лодкой? Оказалось, что небольшая авария — залило шахты перископов — уже ликвидирована.

Я же чувствовал себя очень плохо. В результате падения у меня была пробита голова и сломана рука. Командование кораблем пришлось сдать командиру дивизиона подводных лодок Шулакову, который шел с нами.

На следующий день, в половине четвертого, акустик услышал шум винтов надводного корабля.

Подвсплыли на перископную глубину и обнаружили на горизонте большой мотобот, который периодически стопорил ход и выслушивал море — нет ли подводных лодок. Только командир дивизиона опустил перископ, как судно пошло на сближение.

С этого момента мотобот неотступно следовал за нами. Мы отчетливо слышали шум его винтов за кормой и ощущали посылки гидролокационных импульсов.

Мотоботы являлись разновидностью судов-ловушек. Они были снабжены новейшей аппаратурой для обнаружения лодок. Когда наши подводные корабли приближались к казалось бы безобидному рыболовному траулеру, он получал возможность взять контакт с ними и начинал их преследовать, одновременно вызывая к месту обнаружения свои сторожевики и катера.

Чтобы оторваться от мотобота, резко отвернули в сторону и увеличили скорость.

«К-52» продолжала поиск противника, но безуспешно. [95]

Более того, вскоре мы сами попали в крайне тяжелое положение.

Ночью 21 ноября всплыли на поверхность.

Неожиданно остановились дизели. Оказалось, что в цилиндр попала вода. А в этот самый момент сигнальщики обнаружили четыре неприятельских сторожевика. Они полным ходом шли прямо на нас.

Раздался сигнал срочного погружения.

Я лежал в своей каюте — здоровье восстанавливалось медленно. Услышав команду «Срочное погружение», с тревогой посмотрел на стрелку манометра, показывавшего забортное давление. Оно нарастало с каждой долей секунды. Мы быстро погружались. И вдруг на двадцатипятиметровой глубине по всему кораблю раздался страшный треск.

Что это? Такой грохот, словно снаряды рвутся в отсеках...

Подводная лодка стремительно проваливалась в морскую пучину. К счастью, она вскоре достигла грунта. Если бы глубина оказалась здесь больше предельной, толща воды раздавила бы корабль.

В центральном посту наступило некоторое замешательство.

Я попросил корабельного фельдшера помочь мне дойти туда. Отдал приказ:

— Слушать мою команду! Осмотреться в отсеках и уточнить место аварии!

К этому времени подоспели дозорные корабли противника и начали сбрасывать глубинные бомбы. Они рвались над нами, но вреда не причиняли, поскольку «К-52» лежала на большой глубине.

Через некоторое время из пятого отсека доложили:

— Порвана топливная цистерна, соляр поступает в аккумуляторную батарею. Повреждено много аккумуляторных баков. Нарушен прочный корпус, вода под большим давлением поступает в отсек!

Положение создалось очень серьезное. Разрушенные аккумуляторные баки каждую секунду могли замкнуть батарею на корпус, и тогда — пожар. Но подводники не допустили этого. Смелый, хорошо знающий свое дело матрос Чугай своевременно отключил аккумуляторную батарею. [96]

Однако забортная вода быстро прибывала. Она покрыла уже батарею и подходила к палубному настилу. Повреждение прочного корпуса находилось в таком месте, что устранить его можно было только в доке.

Пятый отсек, изолированный от всех остальных отсеков лодки, очутился в очень тяжелом положении. Его все больше и больше затопляла вода, смешанная с соляром.

Аварийными работами в нем руководил коммунист инженер-механик Коростылев. Матросы Чугай, Ерохон, Соколинский, Лихобабо, Гусаров и Середин, секретарь парторганизации, мужественно боролись за жизнь корабля.

Весь экипаж с тревогой следил за действиями своих товарищей.

Время тянулось невыносимо медленно. Мы знали, что там, в пятом, люди самоотверженно борются за ликвидацию аварии, за жизнь всего корабля. Им было очень трудно, а мы ничем не могли помочь. Хватит ли у них сил, хватит ли выдержки? Но мы верили им и ждали.

А наверху, на поверхности моря, ходили сторожевые корабли. Они искали нас, прослушивая морскую пучину.

Через двадцать минут после первой серии глубинных бомб стали слышны характерные звуки работы гидролокаторов — противник не сомневался, что лодка находится где-то недалеко.

Снова возобновляется бомбометание. Одна за другой бомбы рвутся с правого борта, взрывы то удаляются, то приближаются.

Матросы молча прислушиваются. Для многих из них эта атака вражеских кораблей — первое боевое крещение. Весь экипаж держится стойко.

Остановлены все механизмы. В лодке — тишина. Приказания отдаются вполголоса.

Мне предстояло решать: оставаться ли нам и дальше на грунте или же всплывать — тревожило поступление воды через прочный корпус. Но чтобы всплыть, надо было откачать воду из аварийного отсека.

Однако делать этого нельзя, потому что соляр поднимется на поверхность и выдаст кораблям противника местонахождение лодки. Надо выждать.

А вода в пятый отсек все прибывала и прибывала. [97]

После небольшого затишья внезапно снова раздались взрывы серии глубинных бомб. На этот раз уже недалеко от нас. Вероятно, сторожевики хотели взять «К-52» в кольцо.

Но через несколько минут шум корабельных винтов стих. Это могло означать, что сторожевики или ушли или, застопорив машины, ожидают момента, когда мы начнем всплывать и обнаружим себя.

В 1943 году, будучи командиром «Щ-303», я попался однажды на подобную хитрость, и тогда враги чуть было не потопили лодку. Я хорошо помнил об этом случае.

Однако долго ждать тоже опасно: вода могла залить важные механизмы.

Посоветовавшись с командиром дивизиона, на рассвете я отдал команду осушать воду из пятого отсека, но как только помпы заработали, гидроакустик услышал шум винтов надводных кораблей.

Без всякой команды матросы мгновенно остановили помпы. Все застыли на своих местах. Предосторожность оказалась оправданной.

Вот один за другим раздались взрывы глубинных бомб. Но, очевидно, это были «прощальные» удары. Вскоре снова стало тихо. Последние два корабля, которые, видимо, еще надеялись обнаружить лодку, ушли. — Приготовиться к всплытию! — приказал я. Но сделают ли свое дело помпы, справятся ли они с поступающей водой? И, наконец, нет ли поблизости самолетов противника, которые могут обнаружить соляровые пятна на поверхности?

Над морем уже занималась заря, когда мы снова принялись осушать пятый отсек. С автоматической четкостью матросы и старшины выполняли привычную работу. Вода медленно убывала.

Гидроакустик через каждые две — три минуты докладывал, что шум винтов кораблей противника не прослушивается.

Наконец «К-52» оторвалась от грунта и через несколько минут всплыла на поверхность моря. Пока все шло хорошо. Осмотрелись вокруг — горизонт чист. Запустили дизели. Серьезная авария вынуждала нас возвратиться в базу. Сообщили об этом по радио в штаб бригады. [98]

Проложили курс на Хоборг и полным ходом пошли по намеченному курсу.

Когда совсем рассвело, штурман точно определил место корабля по маякам Хоборг и Фальуден, после чего мы погрузились и снова легли на грунт. Еще раз попытались заделать пробоину.

Все попытки приостановить поступление воды были тщетны. Единственное, что экипаж смог сделать, — это добиться, чтобы вода прибывала медленно.

Секретарь партийной организации Середин предложил провести открытое партийное собрание всего личного состава корабля.

Лодка лежала на грунте. Весь экипаж, свободный от вахты, собрался в одном из отсеков.

Матросы и офицеры со всеми подробностями разобрали причину аварии. Она заключалась в следующем: в момент, когда прозвучал приказ «Срочное погружение», мотористы занимались продуванием остановившихся дизелей, в отсеке стоял сильный шум и вследствие этого там не слышали поданной команды (а приборы сигнализации были залиты водой) и опоздали перекрыть клапан замещения соляровой цистерны, связанной с забортным давлением.

Забортная вода разорвала соляровую цистерну внутри прочного корпуса. На крыше цистерны размещалась аккумуляторная батарея, которая тоже полностью вышла из строя. Вместе с тем была нарушена герметичность прочного корпуса, в результате чего забортная вода стала поступать в пятый отсек.

При таком состоянии корабля продолжать боевые действия стало невозможно. Авария требовала постановки лодки в док для длительного и серьезного ремонта.

Настроение всего экипажа было подавленное. Один из матросов — комсомолец Гусаров обратился ко мне:

— Товарищ командир, как же мы можем вернуться из первого боевого похода, не потопив ни одного фашистского транспорта?

Я ответил матросу, что возвращаться нам необходимо, но мы обязательно еще поквитаемся с фашистами.

В ночь на 23 ноября «К-52» всплыла. Личный состав занял посты согласно немедленной готовности к борьбе [99] за живучесть корабля. С максимальной скоростью мы направились в базу.

Забортная вода постепенно прибывала в пятый отсек, и это меня беспокоило. В случае срочного погружения при возможной встрече с авиацией или кораблями противника лодка могла попасть в опасное положение, во-первых, потому, что из-за поступления воды она чрезмерно отяжелела, а во-вторых, потому, что имела теперь переливающийся груз, могущий вызвать катастрофический дифферент.

25 ноября мы возвратились в Хельсинки, а в конце ноября «К-52» перевели в Кронштадт и поставили на длительный ремонт в док.

Весь наш экипаж был удручен — наступала зима, и ледовая обстановка могла помешать нам выйти в море.

А в это время героическая Советская Армия на всех фронтах вела победное наступление и фашистские полчища все дальше откатывались на запад. Поэтому особенно досадно было оставаться в базе и ждать.

2 декабря состоялось открытое партийное собрание экипажа нашего корабля. На повестке дня стоял один вопрос — задачи парторганизации по выполнению ремонтных работ в кратчайший срок. В те дни это было для нас главным. Коммунисты взяли обязательство вместо трех месяцев, как планировал завод, отремонтировать лодку в полтора месяца.

И подводники вместе с рабочими завода взялись за ремонт корабля. Трудились много, упорно, героически, иногда по двенадцать — четырнадцать часов в сутки. Трудились с одной мыслью — скорее в поход, в море. [100]