В этой повести я пишу о курсантах Московского военного училища имени Верховного Совета РСФСР, о моих товарищах по взводу, окончивших суворовские училища страны и добровольно выбравших для дальнейшего военного образования эту прекрасную кузницу офицерских кадров Советской Армии.
Офицер – это воин-профессионал высшего мастерства воинского искусства.
Офицер-суворовец – воин-профессионал, с детства, с юности прошедший особую школу воспитания, получивший прекрасные знания выше объема знаний средней школы, плюс знания минимум одного иностранного языка; плюс эстетическое воспитание, плюс прекрасное физическое развитие. И самое главное – умение подчинить себя, свою волю законам воинской дисциплины.
С детства, с юности суворовцам были привиты чувство товарищества, братства, где каждый за всех и все за одного.
Офицерские училища России делают из суворовцев офицеров, которых не знала мировая практика военного дела.
Вот почему я назвал свою повесть «Я, суворовец» с подзаголовком – «о своих товарищах, курсантах МКВУ».
Почти на каждой странице этой повести я преднамеренно подчеркивал наше суворовское происхождение, наш суворовский корень, который во многом определил нашу человеческую суть, психологию, даже поведение и образ жизни на многие годы вперед.
Всю свою жизнь с десятилетнего возраста я был прежде всего суворовцем, а уж потом всем остальным – человеком, офицером, рабочим, моряком. Да простят меня за эти дерзкие слова прочитавшие эти строки! Может быть я не прав, может быть ошибаюсь, но, исходя из многих встреч с суворовцами, очень многих жизненных фактов, наблюдений и размышлений, я пришел к твердому убеждению, что СУВОРОВЕЦ – это Человек в самом высоком смысле этого слова.
СУВОРОВЕЦ Прежде всего это:
– честность и порядочность при достижении высоких целей для блага Отечества,
– гуманность, доброта и справедливость к людям,
– интеллигентность и стремление к познанию во всех областях человеческой жизни,
– без уныния, добротно делать свою работу, любить ее, какой бы она не была,
– быть искренним и верным в дружбе,
– не лебезить и не пресмыкаться перед высоким начальством и большими авторитетами, относясь к этой категории людей с должным уважением, без
подобострастия, отдавая должное их опыту, знаниям и способностям.
Это завещал нам, суворовцам (но в другой форме и другими словами) наш великий дед, генералиссимус СУВОРОВ!
Конечно же, как по пословице: «В семье не без урода» – есть среди суворовцев негодяи – изменники Родины и другое отребье. Но их среди суворовцев очень мало, можно по пальцам пересчитать. Есть среди нас и такие, кто забыл тяжесть алых, суворовских погон на своих старых плечах.
Я питаю слабую надежду, что, прочитав мою повесть, суворовцы-старики встряхнут с себя оцепеняющее чувство немощи и бессилия перед неумолимой старостью.
И мне хочется крикнуть им через время и пространство:
«Ребята!
Братишки-суворовцы!
Вы и такие – бесценный капитал нашего Отечества! Ваш жизненный опыт и знания очень нужны людям!»
Из 27 человек, с которыми я учился в одном взводе, мне известны судьбы восемнадцати человек.
Из них:
Один генерал (Лев Николаевич Толстой)
Полковников – 10 человек
Кандидатов наук – 4
Заслуженный летчик-испытатель – 1
По всей России:
Более 1000 суворовцев и нахимовцев стали генералами.
Более десяти суворовцев стали академиками.
Более пятидесяти суворовцев стали докторами наук.
Два космонавта.
Почему я назвал свою повесть в настоящем времени? – «Я – суворовец»?
В 1993 году была опубликована моя повесть «Мы были суворовцами».
Волей обстоятельств я попал под хирургический нож, и мне сделал операцию мой товарищ по Новочеркасскому суворовскому училищу, кандидат медицинских наук Роллан Николаевич Шахмурадян (выпускной 1961 г.). осмотрев меня, Роллан веско поставил диагноз: «Коля! Необходимо срочно делать операцию!» – «Давай, рэжь, генацвале», – милостиво разрешил я.
Операция прошла успешно, я быстро поправлялся. В палате выздоравливающих в институте Скорой Помощи, что в Петербурге, нас было четверо. С одним из них, восьмидесятилетним стариком, Григорием Степановичем, я быстро сдружился. Старик явно тяготился своим положением больного, перечитал все чтиво, которое было в палате, и жаловался, что нечего читать. И тогда, вспомнив, что я прихватил с собою одну свою книжку, предложил ее прочитать Григорию Степановичу. Он был удивлен и спросил меня: «Вы что, литератор? Пишите книги?» – «Нет, я не литератор, но книжку написал, и ее удалось издать». «Хорошо, я прочту вашу повесть, только учтите, в вопросах литературы я привереда и раскритикую ваше произведение!». «Пожалуйста, критикуйте», – ответил я.
Весь вечер ( а это была суббота) старик читал мою книжку. А утром после завтрака задал мне всего один вопрос: «Николай Иванович! Что-то все герои вашей повести этакие красавцы, гренадеры и богатыри. Не идеализируете вы своих друзей?» Я ему ответил: «Григорий Степанович, сегодня день посещения больных родственниками и друзьями, вот и посмотрите на моих друзей-суворовцев».
После полудня проведать меня пришли мои друзья – пять полковников и все как на подбор высоченного роста! В палате стало тесно. Самый младший из них – полковник Иванов Василий Васильевич (выпускной 1962 г. нашего Новочеркасского суворовского училища), двухметрового роста детина! Полковник Велиор Рюмин из третьего выпуска был на два-три сантиметра ниже Иванова, полковник Александр Игнатьевич Тулянов – герой Афгана – такого же роста, как и Рюмин, староста новочеркасских суворовцев, живущих в Петербурге, покручивая свои пышные, как у Буденного, усы, ввел в палату свою супругу Валюшу, нашу суворовочку, очень боевую и популярную среди суворовцев. Ребятам негде было сесть, они стояли у моей кровати и весело балагурили, поздравляя меня с выздоровлением.
Пенсионер Григорий Степанович деликатно вышел из палаты и вскоре вернулся в палату ведя за собой улыбающегося высокого полковника, моего друга по взводу, с которым я проучился в одном взводе десять суворовских лет. Последним в палату колобком вкатился мой хирург, Роллан Шахмурадян, совсем маленького росточка в 172 сантиметра.
А вечером, укладываясь спать, Григорий Степанович спросил меня: «Николай Иванович! Разрешите задать вам один не совсем корректный вопрос: почему вы назвали свою повесть «Мы были суворовцами»? Вы что же больше не суворовец? Были да сплыли, да? Это же чепуха какая-то! Вы есть и будете до конца жизни суворовцами, я почему-то уверен в этом!»
Я долго не мог заснуть, размышляя над словами мудрого старика. И дал себе зарок – никогда больше не называть себя и обожаемых мною суворовцев в прошедшем времени!
Только в настоящем!
Ведь мы суворовцы!