23. Стычки с афганцами. Возвращение в Фергану
Посадив пехоту по два человека на лошадь, по знакомой уже читателю горной дороге, пересеченной в нескольких местах рекой Шах-Дарой, по головоломным карнизам, не щадя сил своих, спешил на выручку товарищей подпоручик Уфимцев с 30 пехотинцами и 3 казаками{121}. Выступая с первыми проблесками рассвета и останавливаясь лишь с наступлением полной темноты, двигался этот отряд к урочищу Вяз-Дара. Непременно должен был Уфимцев поспеть к 5 августа на помощь шахдаринцам, но этот убийственный путь, несмотря на все усилия его, все-таки замедлял движение. За два последних перехода встретили его киргизы с двадцатью высланными лошадьми из Вяз-Дары и передали Уфимцеву записку капитана Скерского, просившего его поспешить с помощью.
Взволнованный офицер недолго колебался, он передал нижним чинам о важности их немедленного прибытия на помощь товарищам и, не отдыхая, заменив утомленных лошадей свежими, отряд двинулся дальше.
Два перехода за один мах сделали солдаты, пройдя таким образом более 65 верст в 16 часов и к 10 часам подошли к позиции.
Весть о прибывшем подкреплении мигом облетела всех в русском отряде, солдаты приободрились, воспряли духом, и позиция, укрепленная капитаном Серебренниковым, при достаточном количестве защитников сделалась, если не совсем неуязвимою, то, во всяком случае, солидною преградою для наступавшего противника. Теперь, даже и при ночном нападении афганцев, являлась полная возможность отстоять ее. [345]
Ночь прошла спокойно, и с наступлением утра капитан Скерский, не видя более необходимости держать захваченных афганцев, являвшихся большою помехою в отряде в смысле отвлечения людей для окарауливания их, приказал отпустить Ниязмата и других пленных на свободу, причем Ниязмату словесно поручил передать афганскому начальнику о прибывшем подкреплении (Ниязмат не знал количества прибывших), и что ввиду избежания столкновения советует ему отойти вниз по Шах-Даре.
Вскоре после отъезда пленных, конечно передавших слова капитана, афганцы как бы в ответ на предложение Скерского снова предприняли наступательное движение, во время которого удалось определить их численность; в афганском отряде, по-видимому, было 2 роты пехоты в составе 130 человек и 28 всадников, которые, выйдя из ущелья, в своих красных мундирах выделывали всевозможные эволюции в виду нашего отряда, не предпринимая, однако, серьезного наступления.
Проманеврировав таким образом несколько времени, они снова скрылись в ущелье.
К полудню опять из афганского лагеря прибыл таджик с письмом, в котором афганцы требовали, чтобы русский отряд отступил на один переход, пока не окончатся переговоры между генералами. В ответ на это письмо Скерский еще раз письменно заявил начальнику афганского отряда, что вступать с ним в переговоры не может по той простой причине, что ни он, ни афганец на это не уполномочены, а что с занятой позиции русские не отступят ни на шаг и что пребывание в сфере нашего ружейного огня афганских войск он будет считать за неприязненные действия и будет встречать выстрелами всякую попытку к приближению их к занятой нами позиции. «Пока вы не отойдете к Дашту, я буду смотреть на вас, как на врагов, и сообразно с этим буду и действовать», — писал капитан.
Всю ночь ожидал отряд нападения, но напрасно, и только с рассветом разъезды сообщили, что афганцы предпринимают обход левого фланга позиции по ущелью Вяз-Дары.
Чтобы помешать им в этом намерении, с позиции был послан разъезд из 15 казаков под командою хорунжего Рябова к месту, где накануне были сосредоточены главные силы противника.
Подойдя на довольно близкое расстояние к афганскому лагерю и не будучи замеченным, разъезд остановился на некоторое время и снова показался в виду афганцев.
Появление разъезда, а в особенности двух молодцов казаков{122}, которые подскакали к неприятельскому бивуаку на 100 шагов, вызвало у афганцев тревогу. По уряднику Каширину и казаку Терехову было сделано несколько десятков выстрелов, к счастью [346] не задевших смелых оренбуржцев, которые, отвечая афганцам на скаку, уже приближались к ожидавшему их разъезду. На выстрелы афганцев хорунжий Рябов с шестисот шагов дал три залпа, причинив противнику значительный вред.
Но самым важным обстоятельством было то, что цель, ради достижения которой был выслан разъезд, осуществилась, так как карабкавшиеся на склоны гор левого берега реки Шах-Дары афганцы, имевшие намерение обойти нас по ущелью Вяз-Даре, услыхав внизу перестрелку, поспешили на выстрелы и таким образом обходное движение их было приостановлено, что и дало возможность более основательно приготовиться для отражения обхода.
Рекогносцировка Рябова была произведена в 11 часов, а в 2 часа афганцы снова начали свое дело. Около пяти часов они бегом из обходной колонны начали спускаться к нашей позиции и повели правильную атаку.
Подпустив наступающего неприятеля на 2000 шагов, отряд встретил его несколькими дружными залпами. Афганцы залегли за камнями и стали осыпать позицию частым одиночным огнем, длившимся около 20 минут, затем поднялись и, быстро перебежав расстояние в 500 шагов, опять скрылись за осколками гранита.
Во время этих перебежек из ложементов было сделано по бегущей цепи с прицелом 1600 шагов пять залпов, положивших нескольких афганцев, и затем до наступления темноты продолжалась перестрелка редким огнем.
Афганские пули то и дело ударялись о брустверы укреплений и рикошетировали, с визгом увлекая за собою мелкие осколки камней. Однако, видя превосходство наших трехлинейных ружей над своими, афганцы не решились продолжать наступления, и, когда сумерки сгустились до того, что стрельба становилась уже невозможною, они отошли к своим главным силам. Утомленным солдатам и на этот раз не удалось отдохнуть.
Нет-нет да и раздастся выстрел из неприятельского лагеря, расположенного у кишлака Видвейн, прожужжит пуля, сделает рикошет и умчится в темноту, затянув свою обычную песню.
К полночи выстрелы стали учащаться, заставляя наших быть все время настороже. Оказалось, что к афганцам подошло подкрепление и с провиантом из Кала-и-Бар-Пянджа прибыл Баба-Ша-хан.
С утра 8 августа афганцы приступили к постройке укрепления в 2400 шагах от нашей позиции на скате, по которому поднимались они, чтобы обойти отряд.
Так как в числе строивших укрепление было много таджиков, силой принужденных служить своим истязателям, капитан Скерский не открывал огня по афганцам, во избежание напрасного кровопролития ни в чем не повинных работников.
До четырех часов длилась постройка и затем была прекращена. [347]
К семи часам стало подходить новое подкрепление к афганцам, состоящее из кавалерии и пехоты, но, несмотря на это, они ничего не предпринимали, так что отряду в первый раз удалось провести мало-мальски спокойную ночь{123}.
Наутро в афганском лагере поднялась суматоха, которая сначала была принята за подготовление к наступлению, но затем очень скоро на позиции убедились, что афганцы вьючили лошадей и собирались в поход.
Не утерпели и тут афганцы и, сделав несколько выстрелов по отряду, стали медленно отступать вниз по Шах-Даре, вскоре после чего начальник отряда получил письмо от афганцев, объяснившее их внезапное отступление.
«Могущественным Правителям и Начальникам русских.В понедельник мы получили ваш пакет. Уходите отсюда назад. Вы так с нами обращались, что мы считаем вас врагами. Если вы отсюда отступите, то между нами может быть восстановлен мир. Согласно вашего письма мы сегодня отступаем с занятой нами позиции и будем ждать того времени, когда высшее начальство ваше и наше покончат переговоры, и тогда уже будем действовать согласно с результами последних.
Просим и вас поступить таким же образом. Мы несколько раз просили вас уходить и предупреждали о грозящей с нашей стороны вам опасности, и если что-либо теперь случится, то вините самих себя.
Мы отступаем теперь. Вы же не наступайте. Отступили мы сегодня для того, чтобы не порождать недоразумений между двумя государствами. На земле нет ни для кого спасения от афганского войска — спастись можно только на небе! Если придут сюда наши молодые катаганы{124}, то живые не найдут своих одежд, а мертвые — саванов.
Мир-Азам-Галяндыр, капитан, Абду-Джабар, Гулям-Мухамед, Магомед-Иса, Мастон (очевидно, англичанин)».
На это письмо начальник отряда воздержался ответом, так как не доверял афганцам в их обещании отступить к Дашту и ожидал о том официального донесения от разъездов, следивших за отступлением противника.
Как ожидал Скерский, так и случилось, афганцы и не думали отступать к Дашту, а остановились в 5 верстах от позиции у крепости Рош-Кала. Ввиду этого осложнения и что к афганцам может подойти новое подкрепление из Кала-и-Бар-Пянджа при форсированном движении в один день, положение отряда становилось опять серьезным, а тут еще выяснилось, что в тылу позиции находятся перевалы Мац, Вранг и Житхорф, не исследованные [348] дотоле и не бывшие намеченными на картах и, очевидно, прекрасно известные афганцам, через которые они легко могли из Вахана зайти в тыл позиции.
Открытие это было сделано значительно позднее выбора позиции, при подробных расспросах таджиков, которые сбивались в своих показаниях, вероятно, благодаря неправильному произношению русскими названий дорог, ущелий и перевалов, а затем подтвердилось предостережением начальника Памирских отрядов. С тридцатью человеками сначала, а потом и с семьюдесятью нельзя бы было и думать прикрыть свой тыл на протяжении 87 верст в случае обходного наступления афганцев через эти перевалы. Перевал Житхорф находился в шести верстах от позиции в тылу, но он не представлял собою опасности, так как для вьючного пути не пригоден, да, наконец, предпринимая обход через него из Вахана, афганцы никак не могли бы рассчитывать на довольствие местными средствами, так как долина Шах-Дары бедная, а хлеба еще нигде не вызревали.
Через перевал Мац от Яушан-Куза до Зута из Вахана два дня хода, а через перевал Вранг движение исключительно пешеходное. За этими обоими перевалами должен был следить со своими кибитками Курбан-Бек-датха и в случае движения через них афганцев немедленно дать знать в отряд.
Тогда в один день рекогносцировочный отряд мог бы отступить к Сеиджу, где и занять неприступную позицию, на которой и удерживать до прибытия нового подкрепления. Теперь же киргизы доставили сведения, что Курбан-Бек-датха откочевал за Кой-Тезек. Это известие ошеломило начальника отряда, тыл его позиции, таким образом, был не только не обеспечен, но даже отряд не мог быть за сутки предупрежден в случае наступления оттуда афганцев. Положение из серьезного делалось критическим, и вот, как раз в это время, прибыло известие, что сам генерал Ионов спешит во главе отряда на помощь шахдаринцам, запасы которых истощались, и провианта оставалось не более как на 3 дня{125}.
Нельзя не удивляться неутомимости отряда капитана Скерского, энергии и распорядительности самого начальника партии и гг. офицеров. Ведь с 24 июля по 5 августа в отряде было всего лишь 27 казаков и 12 пехотинцев против вчетверо превосходного числа неприятеля. С 5-го по 6-е подкрепление подпоручика Уфимцева добавило 30 пехотинцев и трех казаков, зато и афганцы стали сильнее тревожить отряд, не давая ему ни днем ни ночью покоя и получая в свою очередь тоже подкрепления.
Весть о приближении генерала Ионова была с восторгом встречена шахдаринцами, и теперь все, несмотря на труды и лишения, перенесенные за последнее время, жаждали наступления афганцев, [349] намереваясь дать им хороший урок за дерзкое намерение вступить в бой с русскими войсками.
10 августа начальник партии получил письмо от командующего войсками в Шугнане Тимур-Ша-Кумайдана, весьма любезное и совершенно непохожее на предыдущие письма афганских офицеров. В письме этом Кумайдан{126} уведомляет Скерского, что он запретил начальнику Шах-Даринского отряда вести переписку с русскими и предпринимать что-либо до получения ответа из Файзабада.
19 августа, накануне прибытия на Вяз-Дару генерала Ионова, шедшего на Шах-Дару по тяжелому пути по прямой линии от Яушан-Куза, афганцы оставили свои позиции и ушли в пределы Афганистана, отозванные Абдурахман-ханом, а Шугнан и Рошан остались навсегда освобожденными от афганского ига.
Отступление афганцев подтвердилось донесением жителей Хоруга, селения, находящегося близ слияния рек Гунта и Шах-Дары с Пянджем.
«Начальнику русского отряда от хоругских жителей.Донесение
Уведомляем вас, что здесь спокойно. Афганцы в пятницу прошли через Хоруг, сели на лодки и переправились за Пяндж. Притесняемые афганцами, мы принуждены были прятаться по горам и ущельям. Теперь же мы при вашей помощи воспрянули духом и начинаем выходить в свои селения. Семьи же наши пока остаются в горах. Все жители ждут приказаний ваших и с радостью готовы служить вам.
1312 года. Сафара 28-го, пятница.
(Печати жителей)».
После получения этого донесения генерал Ионов со всеми партиями двинулся к Хоругу и соединился с отрядом подполковника Юденича.
Партия, отправившаяся по Гунту, все время находилась у селения Ривака, задержанная также афганцами, укрепившимися на неприступной позиции и выставившими против подполковника Юденича 2 орудия. Однако на Гунте дело обошлось без стрельбы. Продвинуться вперед Юденичу не было никакой возможности, и оба отряда, как афганский, так и русский, спокойно стояли друг против друга.
Афганцы частенько подходили к русскому бивуаку — подойдут на 300 шагов, постоят немного и уйдут обратно. Иногда и подполковник Юденич выезжал вперед к демаркационной линии, куда выезжал и афганский начальник, поговорят немного оба офицера, [350] обменяются комплиментами и разъедутся в разные стороны. И так каждый день до самого 19 августа, покуда афганцы, получив приказание возвращаться в Афганистан{127}, не снялись с позиции и не ушли, оставя русским довольно сильно укрепленную позицию с артиллерийскими окопами, а подполковник Юденич продвинулся к Хоругу, где и соединился с Шах-Даринским отрядом.
В Хоруге вздохнули измученные солдаты и простояли там до 15 сентября. В это время соединенный отряд частью своих сил произвел две рекогносцировки: одну вниз по реке Пянджу до крепости Кала-и-Вамар в Рошане, которая и была занята русским гарнизоном, а другую вверх по той же реке до аметистовых копей. В 20-х числах сентября все рекогносцировочные партии и отряды были уже на Памирском посту, а с 30 сентября по 2 октября сначала сменный, а затем резервный выступили обратно в Фергану, оставив на Памирском посту новый отряд под начальством капитана Скерского.
С этого времени афганцы уже не появлялись в наших владениях. Шугнан и Рошан были очищены от них навсегда, а эмир Абдурахман обязался не переступать русской границы.
Памирским походом заканчивается окончательное завоевание Средней Азии, в память чего в 1896 году отчеканена медаль для ношения на владимирско-георгиевской ленте, с лицевой стороны которой изображены вензеля Николая I, Александра II, Александра III, Николая II, а с левой имеется надпись «За походы в Средней Азии в 1853-1895 гг.». Этот поход является одним из самых тяжелых походов в смысле климатических условий и борьбы с суровою природою, выпавших на долю Памирских отрядов, а также служит красноречивым доказательством того, что нет такой преграды, через которую бы не перешел русский воин.