Боевой груз
Готовясь к боям под Тронгсундом и к другим операциям на островах, наша рота сумела обеспечить артиллерию дивизии пятью боевыми комплектами. Такие запасы снарядов имели огромное значение для успеха боев за острова.
Снаряды подавались на огневые позиции непосредственно машинами, без перегрузки. Отважные шоферы под огнем противника проскакивали со своим ценным грузом к батареям и под пулями бережно разгружали его. В такие дни мы на всех перекрестках выставляли своих лаборантов, которые встречали машины, на ходу проверяли калибр, пересчитывали снаряды и направляли их в нужные места.
В дни напряженных боев весьма важен подсчет расхода снарядов и оставшихся запасов. Если нет строгого учета привезенных израсходованных снарядов, легко остаться и совсем без них. Чтобы наладить такой учет, мы собирали сведения от батарей всевозможными способами: и по телефону, и нарочными, и лично выезжая на огневые позиции. Особенно много здесь поработали заведующий делопроизводством Козлов и старший писарь Генаев. Они всегда имели точные сведения о наличии снарядов у орудий.
С первых же часов работы дивизионного обменного пункта стало ясно, что нужна серьезная охрана как самого пункта, так и перевозимых грузов, поскольку противник стремился вывести из строя наши склады боеприпасов, расстроить систему снабжения.
Для охраны пункта пришлось большое внимание уделить маскировке. В боевой обстановке мы быстро усвоили истину: чем лучше замаскирован пункт, тем меньше людей нужно выставлять в охранение. Хорошо маскируя пункты, мы сделали их неуязвимыми. Финским самолетам долго приходилось кружиться над нами, и все же их бомбы падали не ближе километра. Помню, в Линке и Кархуле финские самолеты, стараясь найти пункт, несколько ночей летали над нами, пока не были сбиты зенитчиками. [352]
Отчаявшись найти нас с воздуха, финны стали посылать разведчиков, чтобы те, идя по следам машин, определили местонахождение пункта. Требовалась неусыпная бдительность часовых. Кроме того, чтобы запутать врагов, мы делали ложные дороги, прорубали ложные просеки и секторы в лесу, искусно маскировали часовых и ни разу не зажигали ночью огня.
Наши предосторожности быстро давали результат. Однажды ночью в районе Вейхмас часовым была задержана финская шпионка, а в районе Линке — шпион...
Так боролись мы за безопасность своих баз снабжения, стремясь обеспечить бесперебойное пополнение фронта огнеприпасами.
Не меньшей заботы в отношении охраны требовала и перевозка снарядов. Бойцы, которые сопровождали и охраняли нагруженные машины, должны были сидеть сверху на ящиках, на ветру, при сорокаградусном морозе. Перед выездом бойцы смазывали открытые части тела жиром, и поэтому обмороженных в роте не было. Они рисковали быть подстреленными или же взлететь на воздух вместе с машиной, наскочившей на мину. Их самоотверженная, полная героизма работа не может быть не отмечена, а в первую очередь работа таких младших командиров, как Левкин, Солонович и Обеднюк. Всегда бодрые и веселые, они личным примером увлекали бойцов...
В грохоте боев поняли мы, что в Красной Армии на любом участке можно приносить большую пользу Родине, на любом участке можно стать героем, потому что исход боя решает не только боец, занимающий вражеский дот, но и шофер, сумевший во-время доставить снаряды на огневые позиции для разгрома этого дота. [353]
Ночной бой
Со второго дня наступления наша рота шла направляющей. Через 14 дней мы были уже под Тронгсундом.
Минуло два дня после занятия Тронгсунда, и батальон капитана Звягинцева приступил к штурму крепости на острове Раван-саари. На фланге батальона висел занятый белофиннами островок Курин-саари. Огонь с фланга мешал продвижению.
5 марта командир нашей роты получил приказ — взять ночью остров Курин-саари. Сложность операции заключалась в том, что лед пролива, служившего подступом к острову, был разбит снарядами, а на самом острове была высота, которая сходила к берегу крутым обрывом. Наступать по такому обрыву — чрезвычайно трудно.
Для начала командир роты решил выслать разведку. Он отобрал парторга Клименко, комсомольца Каракуца и Гусака. Им было поручено осмотреть также лед в проливе. Через час они сообщили, что нашли на льду свободный от полыней путь.
В наступление пошли налегке. Сняли шинели, ватники, оставили ранцы.
В 2 часа ночи вышли на лед. Двигались бесшумно, щупая лед впереди себя шестами. Благодаря осторожности нам удалось подползти незамеченными к расположенным на берегу вражеским окопам. До белофиннов оставалось не более десяти метров, когда их часовой окликнул нас.
Открылась беспорядочная пальба. Финны стреляли через наши головы. Нужно было действовать решительно, пока враг не забросал нас гранатами.
Первым в атаку кинулось отделение коммуниста Астахова.
Над нами нависла неприступная обрывистая скала. Уступы скалы были в форме лестницы. Успевший подняться на скалу боец Шевченко был тяжело ранен. Тогда боец Лещенко попросил, чтобы я подсадил его. Он вскочил на первый уступ — за ним стали подниматься остальные. Так, подсаживая друг друга, мы прошли несколько ступеней. [354]
Вот и окоп. Навес из камней прикрывал от вражеских пуль. Но стоит выйти из-за него — смерть.
Коммунист Лазаренко с криком «За Родину! За Сталина!» быстро выскочил из-за прикрытия, увлекая за собой бойцов.
Отряд дружно бросился на окоп. Эта атака оказалась для финнов столь неожиданной, что они даже не сумели перестроить огня. Высота была занята. Теперь бой разгорался уже в густой роще, куда нам удалось загнать финнов.
Комсомолец Масленников со станковым пулеметом занял удобную позицию и обрушил огонь на рощу. Финны не выдержали и откатились на лед. Двое бойцов у пулемета Масленникова вышли из строя. Пулеметчик оказался один, но он продолжал метко разить врагов.
Финнов осталось человек шестьдесят. Когда рассвело и противник, лежащий на открытом льду, стал хорошо виден, наши снайперы начали поражать белофиннов по одному. Как только финны поднимали голову, — огонь пулеметчиков поражал их. Убедившись, наконец, в безнадежности своего положения, оставшиеся в живых белофинны решили сдаться в плен. Они стали поднимать руки.
Наблюдавшие за боем с острова Раван-саари финские офицеры, заметив, что их солдаты сдаются в плен, направили посыльную собаку с приказом держаться до последнего. Но собака была убита, и приказ попал в. наши руки. Тогда офицеры открыли по своим же солдатам стрельбу, и в плен успела сдаться только 9 человек.
Захватив, согласно приказу, остров Курин-саари, мы открыли огонь по Раван-саари и этим помогли наступающим бойцам капитана Звягинцева. [355]
Рейд в глубокий тыл противника
Одним из самых сложных и удачных боев нашей дивизии был бой по занятию острова Уран-саари и города Тронгсунд. При этом бойцы моей роты совершили ночной рейд на остров Уран-саари, зайдя в глубокий тыл противника и перерезав его коммуникации.
Нас было только 80 человек, а финнов, оборонявших остров, в несколько раз больше, и все-таки победили мы.
Дело было так. К исходу 2 марта 9-я рота достигла острова Питкя-саари (первый из лежащих вблизи материка островов).
Обстановка на фронте к этому времени складывалась следующим образом: обороняющийся противник занимал сильно укрепленный остров Уран-саари. Система его обороны распространялась почти на все протяжение прибрежной линии. Особо прочно оборонялись станция Монола (по железной дороге, соединяющей город Тронгсунд с материком) и Тронгсунд.
Моей роте приказано с приданными ей подразделениями составить отряд и с наступлением темноты проникнуть в тыл противника по направлению к станции Уурас, лежащей на полпути от станции Монола до станции Тронгсунд. Цель операции — создать панику в тылу неприятеля. Достигнув этой цели, отряд должен был занять оборону и продержаться в тылу финнов, пока не подойдут наши наступающие части.
Перед началом похода, обращаясь к бойцам, я разъяснил им трудность задачи и сказал:
— Кто больной — пусть выходит из строя!
За всех бойцов ответил украинец Саенко:
— Хворi!, товарыщ командiр, осталысь у госпiгалi. Тут хворых немае.
И ни один боец из строя не вышел.
За день до этого мы, находясь на острове Питкя-саари, числились в резерве, и никто из нас не предполагал, что сегодня придется итти на трудное дело. [356]
Кто-то из бойцов сказал:
— Вот и хорошо, что сегодня идем в бой. Вчера для этого в бане вымылись...
Шутка бойца пришлась всем по вкусу. Действительно, осматривая занятый остров Питкя-саари, мы наткнулись на баню, которую впопыхах финны не успели сжечь. Я приказал саперам проверить, не минирована ли баня. Саперы ответили, что ничего подозрительного не нашли.
Приказал затопить печь. Первыми мыться пошли саперы. Все сошло благополучно. В течение дня вся рота побывала в бане. Поистине это был праздник для нас. Хорошенько отдохнув, помывшись в бане, бойцы выглядели отлично. Я еще раз с удовольствием оглядел их бодрые, помолодевшие лица и отдал приказ готовиться к выступлению.
Сначала я послал разведку на соседний остров Пукин-саари и дальше, в направлении станции Уурас. А с наступлением темноты, оставив на острове охранение, рота в расчлененном строю стала двигаться вслед за ушедшим вперед разведывательным отделением.
Ночь выдалась наредкость морозная и темная.
До острова Пукин-саари дошли без приключений. Отсюда мы слышали гром близкой канонады. Это наша доблестная артиллерия громила белофинские гнезда, обстреливая побережье острова в районе станции Монола.
На острове Пукин-саари — ни одного финна. Враги покинули его.
С волнением вступили мы на битый лед пролива, разделявший Пукин-саари и Уран-саари. Пулеметы и патроны везли за собой на лыжах.
Стараясь ни одним звуком не выдать своего присутствия, осторожно ползли мы вперед по разбитому снарядами льду. Каждый из бойцов полз по льду, ощупывая перед собой путь шестом. Если бы мы не догадались взять шесты, многие могли бы утонуть.
Продолжая энергично работать локтями, мы подползали все ближе к берегу острова. Наконец, смутная полоса финского берега предстала перед нами.
Достигнув района на один километр севернее станции Монола, разведывательное отделение и наша рота натолкнулись на новое препятствие: финны устроили искусственное заболачивание некоторой части берега. Пришлось кое-кому выкупаться в воде.
Командир разведывательного отделения Шумаков, преодолев эту водную преграду, обнаружил в створе станции Уурас густую сеть проволочных заграждений.
Прошли через эти заграждения и снова в расчлененном строю поползли дальше. Обеспокоенный подозрительным стуком, [357] неприятель обстрелял весь окружающий район из пулеметов и минометов.
Я приказал ответного огня не открывать, чтобы не выдать своего присутствия. Через короткий промежуток времени финны замолчали.
Вернувшийся из разведки Шумаков донес, что, наблюдая за огнем противника, он обнаружил стык между двумя частями белофиннов на один километр севернее станции Уурас. Я решил проникнуть в тыл противника именно через этот стык.
В 5 часов утра 3 марта наш отряд, не замеченный неприятелем, проник в стык и, достигнув безымянной высоты на пересечении проселочной и шоссейной дорог, занял круговую оборону.
Здесь был расположен мой командный пункт. Отсюда были хорошо видны обе дороги — и шоссейная и проселочная. Расставив часовых и устроив в камнях и ельнике засады с пулеметчиками, я стал поджидать донесений от взводов, ушедших по моему приказанию в разведку.
Через некоторое время прибыл связной 1-го взвода красноармеец Саенко и доложил:
— Товарищ командир роты, по шоссейной дороге в направлении города Тронгсунд двигаются три подводы и группа финнов.
Я взглянул на дорогу. По шоссе медленно двигались три тяжело нагруженные подводы. Несколько финских солдат шагали вразвалку за медленно бредущими лошадьми.
Когда раздался первый выстрел из нашей засады, они оглянулись по сторонам. Но было уже поздно. Огонь советских пулеметов скосил их прежде, чем они успели что-либо предпринять. Вся группа финнов была уничтожена. Только три офицера, ехавшие на подводе, были взяты в плен. Офицеры имели легкие ранения и могли дать показания. Их привели ко мне.
Я приказал убрать с дороги трупы и засыпать снегом кровь, чтобы другие обозы финнов ничего не смогли заметить и не обнаружили нас.
Разгрузив подводы, мы нашли под рогожей три финских пулемета с запасом патронов и большое количество взрывчатых веществ. Я немедленно распорядился вооружить пулеметчиков, залегших в засадах на стыке дорог, финскими пулеметами. Звук финского пулемета слабее и глуше, чем у нашего. Ведя огонь из такого пулемета, я мог ввести в заблуждение финнов.
Пленные финские офицеры держали себя не так замкнуто, как мы ожидали. На допросе один из них рассказал, что направлялись они в Тронгсунд, чтобы взрывать там склады и поджигать дома, так как финское командование намеревалось отводить войска. [358]
Финский офицер сказал правду. Под действием сильного артиллерийского огня финны начали неорганизованно, мелкими группами отступать в направлении Тронгсунда. Здесь, на стыке дорог, мы ловили их в огневой мешок и уничтожали отряд за отрядом.
Слыша звук своих пулеметов, финны кричали нам:
— Не стреляйте! Это свои!
Но «свои» продолжали стрелять.
За этот день мы уничтожили много белофиннов, пробиравшихся к Тронгсунду.
Через несколько часов запас финских патронов иссяк. Пришлось пустить в ход советские пулеметы — белофинны поняли, наконец, что в тылу у них противник. Они пытались атаковать нашу высоту. Но круговая оборона, которую заняли мы, была почти неуязвима.
25 часов мы находились в бою, без сна, без отдыха, в обледеневших полушубках и шинелях, без горячей пищи и воды... Положение наше становилось все труднее. Связь с дивизией была потеряна. Связь с нашей базой на Питкя-саари также отсутствовала. Патроны на исходе, пища — также. «Скоро ли подойдут наши? Как же быть с пленными?» — эти вопросы мучили меня.
Пошел, как всегда, советоваться с Отрощенко. Помню, я ему сказал:
— Знаешь, политрук, если мы в течение суток не установим связи со своими, дело наше — труба.
— Ну, а что ты предлагаешь? — угрюмо спросил он.
— Я предлагаю уничтожить пленных, пока их не освободили финны.
— Подожди. Расстрелять их мы всегда успеем.
— Бойцы хотят отдохнуть, а тут нужно охрану специальную ставить.
— Я против! — решительно сказал Отрощенко. — Нельзя пленных расстреливать. Да кроме того, это офицеры. У них мы нашли в карманах документы, карты. Если мы доставим их в дивизию, они могут дать ценные сведения.
Решено было оставить пленных до утра. Заперли мы их в заброшенную баню. Политрук был прав. Впоследствии, когда мы доставили пленных в дивизию, они на допросе действительно сообщили много ценных сведений.
Наконец-то мы получили подкрепление. Прорвали белофинское окружение и ровно в 12 часов ночи с 3 на 4 марта вступили на окраину Тронгсунда. Но здесь финнов уже не оказалось. На улицах Тронгсунда состоялась волнующая встреча. [359]
Мы встретились с капитаном Звягинцевым — командиром 2-го батальона, которому было поручено занять крепость.
Звягинцев сообщил нам, что в дивизии весь наш отряд считался уже погибшим. Тот же Звягинцев сказал мне, что благодаря действиям нашего отряда город Тронгсунд был спасен от сожжения. Враг не успел разрушить портовые сооружения, богатейшие лесные склады и склады боеприпасов.
Красная Армия получила в Тронгсунде громадные военные трофеи. Стали подсчитывать и мы свои трофеи. Нами были захвачены 13 пленных и следующее боевое снаряжение: три станковых пулемета, семь ручных пулеметов, три подводы с взрывчатыми веществами и 4 тысячи пулеметных патронов.
Наш отряд потерял двух убитыми, и одного бойца ранило.
Капитан Звягинцев предложил моим бойцам обогреться и отдохнуть. Оставленный мной на острове Питкя-саари 1-й взвод догнал меня здесь, в Тронгсунде.
Делегация поваров нашего батальона преподнесла моим замерзшим бойцам по горячей белой булке. Эти булки были только-что выпечены полевым хлебозаводом.
Эту ночь, впервые после долгого перерыва, мы провели в домах Тронгсунда. Заснули, правда, поздно, в 3 часа ночи... Но сон наш был недолог. В семь утра я получил приказ: выступить по следам отступающего противника в направлении острова Раван-саари. [360]
Как мы отплатили за гибель полковника Саакяна
Это случилось в местечке Кяня, где мы остановились на короткий привал после непрерывных боев. От взрыва белофинской мины погиб полковник Георгий Саакович Саакян — командир артиллерийского полка. Скорбное известие быстро облетело весь полк. В боевой обстановке трудно было провести похороны торжественно, так, как это подобало сделать, провожая в последний путь любимого командира и товарища.
Но то, что говорили бойцы над телом Саакяна, никогда не изгладится из моей памяти.
— Выбьем противника с материка!
— Выбросим белофиннов на лед залива и прогоним их с островов!..
Мы выбрали место для могилы Саакяна в сосновом бору и скромно похоронили его там, отдав последние воинские почести славному командиру.
Простые венки из еловых веток украсили могилу Саакяна. Мемориальная надпись на небольшом самодельном склепе говорила о героизме и бесстрашии погибшего полковника.
В раздумье стояли бойцы у дорогой могилы, и кто-то сказал: — Кончится война, мы вернемся сюда. И место, где покоится прах нашего командира, мы превратим в один из красивейших уголков района...
В этот же день полк получил приказ итти на штурм Койвисто-Бьерке.
Полк занял боевой порядок. Меткий огонь наших артиллеристов полностью парализовал сопротивление белофиннов. В бой пошла доблестная пехота. Ее удар был коротким и страшным. Белофинны, оставшиеся в живых, бежали с материка на лед залива, и наша артиллерия отправляла их под лед.
Так выполнили бойцы и командиры свою клятву над бездыханным телом полковника Саакяна.
Так поставили они нетленный памятник своему командиру, вписав в историю полка еще одну замечательную победу... [361]
На. льду
Ледовый поход нашей дивизии начался с боев под Койвисто. Пуля, снаряд, мина, — вот что грозит бойцу в наземном бою. Это опасность привычная. На твердой земле есть средства защиты от нее. Камень, холм, ствол дерева, не говоря уже об искусственных укрытиях, могут защитить бойца. А надежно защищенный боец активен. Он не чувствует себя мишенью. Наоборот, он сам ищет мишень.
Ледовый поход совершался в иных условиях.
Все опасности, с какими боец встречается на твердой земле, встретились и на льду. Но встретились в гораздо более грозном виде.
Ослепительно белая гладь Финского и Выборгского заливов не могла укрыть от ожесточенного огня противника. Здесь природа была совсем безжалостна. На земле всегда можно как-то бороться и с сорокаградусным морозом, и с леденящим ветром. Труднее было на льду. Боец лежал в снегу и часами не мог шелохнуться из-за бешеного огня противника. А вдобавок его иногда поливал фонтан морской воды из воронки, вдруг пробитой по соседству снарядом.
И нужно быть бойцом Красной Армии, который твердо знает, за что он сражается, чтобы после долгого лежания на льду все же сохранить в себе первоначальный наступательный порыв и по приказу командира устремиться на штурм береговых укреплений противника.
К обычным опасностям, какие встречались на твердой земле, прибавилась еще и необычная: опасность утонуть. Это была не только психологическая опасность, отражавшаяся на самочувствии бойца, но и вполне реальная. Ведь кроме того, что лед был разрушен снарядами — и нашими и белофинскими, — местами он был тонок (из-за сильных междуостровных течений) и умышленно разрушался белофиннами, причем места разрушений они искусно маскировали.
И, наконец, полное отсутствие дорог. К началу ледового похода лед в иных местах был покрыт почти метровым пластом [362] снега. Можно представить себе, как много человеческих сил затрачивалось на одну только ходьбу!
Если боец все-таки мог как-то преодолеть бездорожье на льду, то артиллерии и танкам приходилось хуже. Еще хуже приходилось тыловым подразделениям, которые должны были продвигаться за бойцами, снабжать их боеприпасами, продовольствием, оказывать медицинскую помощь, эвакуировать раненых и убитых.
Здесь могла помочь только инженерная служба. И она помогла. Коварная ледяная равнина, покрытая метровым слоем снега, предстала пред славными саперами дивизии, как новый противник
Под стремительным натиском наших частей пал Тронгсунд.
Натиск был так неудержим, что белофинны не успели, против обыкновения, сжечь город. Не успели они вывезти и боевое имущество. Нам достались богатые трофеи.
Потеряв Тронгсунд, белофинны отчаянно уцепились за острова, и особенно за маленький островок Раван-саари. Здесь были сильные укрепления. Наши наступавшие части встретили у Раван-саари упорное сопротивление, несли потери, но решающего успеха все же не могли добиться.
Помощь пехоте должны были оказать танки. Но боевые машины встретили непреодолимое препятствие: лед перед Раван-саари был совершенно не проходим для них. Местами он был тонок, ненадежен, а местами разрушен. И разрушен не только снарядами. Белофинны, например, пропиливали лед квадратами я маскировали эти квадраты. Кое-где прибегли они и к помощи ледокола.
Настойчиво разыскивали разведчики-саперы прямую ледовую дорогу для танков к Раван-саари. И не могли найти. А танки были нужны. Создавшаяся здесь обстановка повелительно требовала их.
Мне и лейтенанту Хоруженко пришло в голову разведать лед не по прямому направлению — от Тронгсунда на Раван-саари, а с востока, по огромной, в несколько километров, дуге. Мы наметили начать разведку от самой Тронгсундской крепости.
В этом случае танки, выйдя из крепости, должны были бы забирать по льду вправо на километр с лишним и только потом повернуть налево — на Раван-саари. При этом удар танков по огневым точкам противника, по его окопам и прочим укреплениям, приходился не в лоб, а с тыла. [363]
Но этот удлиненный путь на Раван-саари имел один недостаток: он лежал перед противником, как на ладони, на всем своем протяжении. Однако другого выхода не было.
Начальником разведки был назначен тов. Коршаков, лучший помощник командира взвода. В помощь ему дали шесть человек. В зимних маскировочных халатах, вооруженные топорами, пешнями, которые отличались от полярных только более короткой деревянной ручкой, примитивными измерителями толщи льда (они были сделаны самими саперами из проволоки) и, конечно, неразлучными винтовками, — собрались семеро героев на берегу, скрытые от глаз наблюдателя противника стеной Тронгсундской крепости.
Самый выход на лед в этих условиях был похож на цирковой трюк. Белофинны обстреливали все живое, появлявшееся со стороны советского берега на ослепительно белой глади залива.
Коршаков выходил первым. Неожиданным броском он выскочил из-за каменной стены и ринулся на лед. Он бежал изо всех сил по глубокому снегу, пока не началась стрельба белофиннов. А стрельба вспыхнула через минуту.
Шестеро остальных сапер, я и лейтенант Хоруженко стоим на берегу и смотрим... молчим и смотрим на бегущего по снегу Коршакова. На лицах сапер — нетерпение, когда они смотрят на своего начальника, и ненависть, когда они коротко взглядывают [364] в сторону Раван-саари. А мы с лейтенантом Хоруженко едва скрываем волнение.
Пули свистят вокруг Коршакова... Вот он упал. Он лежит на снегу без всякого движения. Обстрел стихает. Я и Хоруженко разрешаем мучительную загадку: убит или не убит?..
Нет, он жив! Мы отчетливо видим, как Коршаков, лежа на снегу, начинает интенсивно работать пешней. Он врезывается в лед, пробивает в нем лунку, чтобы измерить его толщину. До белофиннов слишком большое расстояние, чтобы они могли заметить движения человека в белом халате, лежащего на снегу.
Тогда шестеро остальных тоже выскакивают из-за стены и стремглав бегут на лед, обгоняя один другого. Опять вспыхивает стрельба. Белофинны убеждены, что люди бегут, чтобы подобрать «убитого». Пусть так думают как можно дольше...
Обстрел усиливается. Саперы падают один за другим. Подобно Коршакову, они некоторое время лежат «убитыми». Затем, когда огонь прекращается, они начинают работать. Вдруг Коршаков вскакивает и бежит дальше. Немедленно вспыхивает беспорядочный огонь. Должно быть, белофинны очень удивлены, что «убитый» ожил и помчался куда-то вдаль от советского берега.
Но вот Коршаков опять «убит».
И снова обстрел стихает.
Но «оживает» второй, третий, четвертый сапер... И каждый бежит, и как только оказывается впереди других, — падает.
Больше часа длилась эта «игра» со смертью и белофиннами. И только тогда финны раскусили, в чем тут дело.
И какой яростный огонь они вдруг открыли! Сколько бы теперь ни лежали саперы, огонь не прекращался. Угрожала опасность, что храбрецы будут постепенно перебиты, несмотря на большое расстояние, отделявшее их от противника. Пришлось отдать приказ о прекращении разведки.
Но лед в этом направлении оказался вполне надежным, и разведку было необходимо как-то продолжить. Продолжение ее назначили на самые темные часы ночи. Вместе с разведчиками вышли на лед две боевые танкетки. Они могли быть использованы как надежное укрытие во время обстрела и как средство эвакуации раненых и убитых.
На этот раз разведчики успели промерить лед почти по всему намеченному маршруту. Трудно сказать, когда их обнаружил противник. Разведчикам оставалось не более 100 метров до берегов Раван-саари, и только тогда белофинны открыли бешеный огонь из пулеметов и автоматов. Можно думать, что саперы были замечены гораздо раньше, но финны умышленно подпустили их поближе к своему берегу, с тем чтобы уже никто не вернулся на советскую сторону. Бронированные танкетки [365] выручили героев: они послужили надежным прикрытием при «отступлении». Никто из сапер не был убит и лишь один ранен.
Ледовый путь для танков к Раван-саари был найден.
На следующий день танки должны были сделать пробный налет на Раван-саари.
Командиру танковой роты дан был наказ: «Ни в коем случае не уходить от проторенной полосы влево... Если лед затрещит, — не останавливаясь, делать поворот вправо и полным ходом итти обратно»... «Подойдя к белофинскому берегу, тщательно просмотреть еще не разведанную саперами стометровую полосу льда»... «Наметить выход на берег, удобный для всей массы танков, когда они пойдут на штурм». И много еще других указаний получил командир танковой роты.
И танки пошли. Громыхая, вступил на лед первый... второй... третий... четвертый... последний.
Саперы стояли на берегу. Они переживали.
Танки уверенно идут вперед. Лица бойцов светлеют. Саперы мысленно идут впереди танков.
Начался орудийный обстрел. Сначала снаряды падают очень неточно. Но постепенно ложатся все ближе. Вот один танк остановился.
Подбивается второй танк. Третий, хотя попадания в него не было, тоже почему-то стоит на месте.
Но зато остальные идут. Идут смело. Значит, лед вполне надежен. Значит, он выдержит и всю массу танков, которая пойдет на штурм вместе с пехотой.
Вот головной танк резко надбавил скорость, вплотную подлетел к берегу и понесся вдоль него. Он просматривает удобный выход на берег. Просматривает и одновременно ведет ожесточенную дуэль с белофинскими батареями. Другие экипажи поддерживают его усиленным огнем...
Завтра — послезавтра, по приказу командования, масса могучих машин ринется на штурм Раван-саари вместе со славной пехотой.
Пехота наступает.
А по пятам за пехотой идет трактор. На нем сидят младший командир Белоцерковцев и тракторист Суслик. Они оледенели на пронизывающем ветру.
Трактор снабжен спереди большим металлическим клином. При продвижении трактора вперед этот треугольник отбрасывает в обе стороны толстые пласты снега. Позади трактора остается гладкая и достаточной ширины «полковая» дорога. [366]
А с материка по только-что созданному пути уже несутся полковые орудия, на рысях мчатся повозки, с грохотом катят танки.
Так прокладывались дороги на льду.
В очень короткий срок была создана такая дорога для стрелкового полка. Она прошла от материка до острова Пии-саари, на расстоянии четырех километров, а затем была продолжена до самого дальнего из островов — Тиурин-саари.
Для другого стрелкового полка была построена двухколейная трехкилометровая дорога — от городской кирки в городе Койвисто до бухты, врезавшейся в остров Койвисто с запада. Дорога прочная и надежная. По ней легко прошли все полковые обозы, полковая артиллерия. Не раз по ней громыхали танки, катились автомашины. После того как белофинские острова были переданы их новым хозяевам — морякам Краснознаменного Балтийского флота, по этой дороге прошли отряды краснофлотцев с их мощной боевой техникой.
Все дороги строились под огнем противника.
Многие строители гибли. Их заменяли другие. Они также отважно продолжали дело первых.
Саперы нашей дивизии чтят память погибших товарищей и гордятся храбрейшими из своей среды, которых правительство отметило высокой наградой. [367]