Записки танкиста
Шесть часов утра. 30 ноября 1939 года. Мой танковый батальон вместе с авангардным батальоном капитана Угрюмова, ныне Героя Советского Союза, сосредоточился на исходном рубеже у финской границы.
Кругом лес и лесная предутренняя тьма.
Бойцы и командиры моего батальона бесшумно уточняют задачу, проверяют, все ли готово.
Часто поглядываем на часы, и все кажется, что время идет тягуче-медленно. Механики-водители еще раз проверяют состояние машин, хотя знают отлично, что они в полной боевой готовности.
Время идет. Часовая стрелка приближается к 8.
Тихо раздалась команда: «По машинам!» До открытия артиллерийского огня остаются секунды. Вдруг кругом все засветилось, загрохотало. Лес ожил...
Наблюдатели настороженно всматриваются в щели машин, ожидая сигнала. Неожиданно над языками пламени от орудийных выстрелов высоко поднялись три зеленые ракеты. Одновременно с командирского танка взвилась, описав дугу, красная ракета. Это я дал сигнал «В атаку!» Танки ринулись вперед и, ломая кустарник, деревья, подошли к переправе.
Рассвело.
В щель танка ясно видна река и справа — пограничный столб № 61.
Чувствуется большой наклон танка, затем танк поднимается чуть ли не вертикально и, удерживаемый умелыми руками, плавно опускается на ровную почву.
Мелькает мысль: река преодолена, и хочется крикнуть: «Молодец, механик! Вперед, вперед!»
Смотрю назад: остальные танки также успешно преодолевают первое препятствие — пограничную реку. Налево ясно видны [72] перебегающие фигуры бойцов капитана Угрюмова. Справа — ровной цепочкой продвигаются в белых халатах разведчики.
Усиленное наблюдение в сторону врага, руки — на механизмах наводки оружия, нога — на педали спуска, но противника не видно. Стало ясно: враг отходит. Необходимо догнать, отрезать отход. Приказываю механику: «Вперед, больше ход!» Танк стремительно несется по вражеской территории, но вдруг резкий толчок, и машина остановилась: впереди заметны бугорки, пересекающие дорогу. Решаю — это мины. Даю команду по радио:
«Стой! Мины!» Танки остановились, укрылись в роще. Организовав наблюдение и разведку проходов через минное поле, приступили к осмотру мин.
Вот они — кругленькие, металлические, словно новые эмалированные тарелки, уложены правильными рядами и замаскированы землей.
Мысль работает быстро. Вспоминается наставление по разряжанию мин, их описание, но мины такого типа, как эти, встречаю впервые. Бойцы угрюмовского батальона уже впереди. Оставлять без танков наших пехотинцев рискованно. Надо действовать.
Справа мчится дозорный танк с донесением, что проход найден. Командую: «По машинам! Дозорный танк вперед!» и колонна танков отправилась догонять свою пехоту. Не пройдя и одного километра, я увидел сигнал дозорного танка: «Противотанковое [73] препятствие!» Подхожу ближе. В перископе вырисовывается противотанковый ров метра в два глубиной, дорога заложена каменными надолбами. Препятствия не взять. А мозг сверлит мысль: «Угрюмов прошел и уже далеко впереди, вдруг понадобятся танки».
Подаю команду: «Экипажи, ко мне!»
Приказываю свернуть надолбы с дороги. Каменные глыбы полетели вниз, и через пятнадцать минут проход был свободен. Снова двигаемся вперед, и снова дозорный танк сигнализирует о препятствии.
Приблизившись, мы ясно увидели сваленные деревья: лесной завал, к тому же минированный. Нужно вновь искать обход. А впереди слышна ружейная и пулеметная стрельба. Батальон Угрюмова вступил в бой. Необходимо как можно быстрее обеспечить поддержку батальону.
Лейтенант Преображенский получает приказ со взводом танков лесом итти вперед, оказать помощь пехоте. Задача ясна. Танки двинулись через лес, который противник не заминировал, считая его и так непреодолимым для танков. Но белофинны ошиблись. Взвод лейтенанта Преображенского прошел и во-время поддержал пехоту. Когда капитан Угрюмов настиг белофиннов, они, прикрываясь противотанковым рвом, организовали оборону, ведя сильнейший пулеметный и ружейный огонь, не дававший возможности продвигаться вперед. Лейтенант Преображенский повел свой взвод в атаку и, дойдя до противотанкового рва, огнем с места уничтожил вражеские огневые точки и обратил противника в бегство.
С этого момента батальон капитана Угрюмова продвигается безостановочно вперед. Угрюмов выделил команду по разграждению пути для танков. Мы не отстаем от пехоты. Когда появляется противник, танки немедленно идут в атаку, обеспечивая своим огнем продвижение пехоты.
Батальон капитана Угрюмова, преодолевая бесчисленное множество заграждений, подошел к Териокам. Враг поджег город.
Слева от Териок — Финский залив, справа — лес и болота.
И вот впервые здесь встречаемся с финскими снайперами, ведущими огонь с деревьев. Впоследствии их прозвали «кукушками» и, разгадав их хитрую тактику, научились отыскивать и уничтожать их. Но в первые дни они были неуловимы. Не предполагали наши бойцы, что огонь ведется сверху, и белофинских снайперов разыскивали на земле.
Разведка получает задачу узнать о силах противника на противоположном конце города. Вскоре является посыльный с донесением: «Противоположная окраина города обороняется противником. [74] Имеются пулеметы, а перед фронтом — противотанковый ров и каменные надолбы».
Капитан Угрюмов принимает решение немедленно атаковать белофиннов. Короткий приказ. Задача ясна. Роты двинулись вперед. Но командир батальона озабочен. Необходимо обеспечить наступление стрелков танками. А мои танки сзади. Они обходят одно минное поле, другое, но мины всюду. Пройти нельзя, но пройти нужно. Лейтенант Преображенский видит невдалеке железнодорожную линию, идущую на Териоки. И вот приходит естественное решение — танкам двигаться по железнодорожному полотну.
Осторожно один за другим танки преодолели высокую железнодорожную насыпь и помчались прямо на Териоки. Когда подошли к вокзалу, объятому пламенем, стала слышна ожесточенная стрельба. Это наша пехота завязала бой. Танки на максимальной скорости понеслись по улицам горящих Териок. Через несколько минут выскочили на противоположный конец города, увидели свою пехоту.
— Танки, вперед! — махнул рукой капитан Угрюмов.
Сигнал ясен. Не уменьшая скорости, машины идут в бой.
Дорогу преградил противотанковый ров. Машины стали за укрытиями. Командиры отыскивают огневые точки белофиннов.
— Слева пулемет противника, — докладывает механик командирского танка. Быстрый поворот башни. Видны короткие вспышки пулемета, укрытого в дерево-земляном сооружении. Немедленно следуют три орудийных выстрела. Накат дзота осел, и пулемет умолк. Остальные танки также быстро отыскали цели и уничтожили их огнем. Пехота, обогнав танки и оставив за собой противотанковый ров, бросилась в штыки. Противник не выдержал удара, отступил.
На рассвете вышли к реке... Мосты через реку оказались взорванными. Саперы приступили к наводке моста. Это вызовет задержку на 10 часов.
Белофинны укрепились на другом берегу и не дают возможности наводить мост. Решено выслать танки с задачей подавить огневые точки врага и отыскать брод. При поддержке артиллерийского огня танки подошли вплотную к берегу и открыли огонь по белофиннам. Одна за другой умолкают вражеские огневые точки. Саперы приступили к работе. Танки прикрывают их, зорко следя за противником.
Взвод лейтенанта Преображенского тем временем нашел два брода. Пехота пройти может, но артиллерия и танки завязнут. Продолжая поиски, один из танков осторожно продвигается вперед. Но что это? Глухой взрыв, рывок, и танк остановился. [75]
Механик с недоумением смотрит на командира: «Что случилось?» Командир поворачивает башню, отыскивая пушку противника, но пушки нет.
Оказалось, танк наскочил на мину. Повреждения были здесь же исправлены самим экипажем.
Командир полка получил донесение от танковой разведки о бродах и решил продолжать наступление без танков и артиллерии и до восстановления моста овладеть станцией Ино. Батальоны двинулись вперед, а танки и артиллерия остались. Подошли полковые обозы. Быстро наступает темнота. Танки устанавливают оборону и ведут наблюдение за противником.
Танкисты беспокоятся — батальоны ушли вперед без танков. В направлении станции Ино слышна стрельба. Видно пламя пожара. Надо помочь пехоте. Мост еще не скоро будет готов. Но быстро находим способ. Берег реки срезается и выравнивается, и взвод танков, переправившись через реку, продвигается к станции Ино.
Экипажи возвратились на сборный пункт к мосту. Только танки остановились, как со всех сторон раздалась стрельба. «Окружены!» — мелькает мысль. Бой у моста нарастает. [76]
Слышны взрывы гранат. Финские ракеты освещают поле боя. Справа танки открыли ответный огонь. В ночной темноте ярко вспыхивают короткие язычки пламени пулеметных очередей. Обстановка неясна. Предполагают, что противник, пропустив пехоту, решил контратаковать ее тылы. Но не так просто захватить врасплох бойцов Красной Армии. Контратакующие группы противника, наткнувшись на губительный огонь танкистов, вынуждены были оставить свои намерения и отойти. Скоро огонь справа прекратился, но у переправы по-прежнему — частая пулеметная и ружейная стрельба.
В тылу все тихо. Весь личный состав занял оборону. Часто падают снаряды, но разрывы их ущерба не приносят. Противник ведет огонь неточно — перелеты. Ночь тянется долго. Кругом патрули, секреты, а бой у моста продолжается.
Вдруг в зареве огня появилась фигура человека, идущего шатающейся походкой со стороны моста. К нему подбегают двое бойцов, берут под руки и бережно ведут. Это командир взвода танков-амфибий лейтенант Комаров. В его танк попал снаряд и осколками нанес Комарову шестнадцать ран...
К рассвету бой утих, и стрельба прекратилась. Экипажи геройски сражались всю ночь, отбили контратаку белофиннов и ликвидировали окружение. Враг вынужден был отойти, оставив на поле боя много убитых и раненых.
В сумке убитого финского офицера найдена карта. По нанесенной на карту обстановке можно убедиться, что намечался удар во фланг нашим частям. Но намерения врага были сорваны.
Утром саперы закончили наводку моста, и танки, соединившись с полком, продолжали успешно преодолевать полосу заграждений, быстро продвигаясь к главной оборонительной линии противника, так называемой линии Маннергейма. [77]
Удар по живой силе врага
Рано утром 30 ноября мы получили боевой приказ — разбомбить аэродром. Это был мой первый боевой полет.
Мы договорились с капитаном Кочевановым, что микрофоном пользоваться будем мало. Главное внимание он должен обращать на световые сигналы: продолжительный зеленый — разворот влево, продолжительный красный — разворот вправо, белый короткий — прямо и т. п.
Погоду нам предсказывали неважную: высота 100–400 метров, видимость 3–4 километра.
Взвилась зеленая ракета — старт разрешен.
С полной бомбовой нагрузкой легли на курс к «входным воротам».
Встретили истребителей. Мы дали сигнал «Я свой», и, сделав левый разворот, они ушли дальше.
На контрольном этапе я промерил ветер. Чтобы не сбиться с курса, выбирал такие контрольные ориентиры, которые по своей конфигурации и расположению можно было бы легко опознать. Производя эту работу, я старался выдерживать режим полета — курс, скорость, точность во времени при проходе над ориентирами от «входных ворот» до цели.
Двадцать одну минуту летели мы над водой. Здесь нет ориентиров. Только волны бушуют. Нас прижимает до пятидесяти метров и ниже.
— Держите курс и скорость как можно точнее, — говорю я капитану Кочеванову.
— Посмотрите на стрелки, — ответил он мне. Я посмотрел на стрелки приборов. Они почти не шевелились, разве немного, от болтанки. Кочеванов выдерживал маршрут. Нам нужно было обязательно выйти к намеченному ориентиру, чтобы от него построить маневр подхода к цели и ухода от нее.
Полет над морем показался чрезвычайно продолжительным. Вражеский берег появился совсем неожиданно, как будто вырос из воды. Начался лес. [78]
Капитан Кочеванов точно выдержал рассчитанные мною скорость и курс, — через две минуты мы летели над озером с островком посредине.
Я дал сигнал — разворот влево, в район цели, подальше от населенных пунктов, чтобы внезапно появиться над врагом.
Цель уже совсем близко... Волнуюсь.
— Смотрите, Анисимов, не завезите, — говорит мне капитан Кочеванов, — что-то ничего не видно. Лес да лес. Я проверил расчеты и отвечаю:
— До цели 6 минут... Смотрите за сигналами.
Опять уточнил снос, скорость, угол прицела.
Все установлено на прицеле и на сбрасывателе. Бросил взгляд на схему цели: она вытянута с запада на восток. Решил бомбить не с хода, а отойти километра на три юго-западнее цели и, развернувшись вправо, пройти над нею. Бомбить с хода было бы опасней, потому что пришлось бы пролететь над несколькими селами, в которых могла находиться зенитная артиллерия.
Высота 250 метров. Лес мешает издали видеть цель. Но вышли точно.
Увидев поверх деревьев крыши ангаров, капитан Кочеванов не выдержал и крикнул в телефон:
— Смотрите, ангар!.. Если нет самолетов — бомбим по ангарам и по рабочему полю.
Я дал сигнал: «Внимание».
Вижу большой ангар, слева еще два ангара поменьше, служебные постройки, аэродромное поле, справа пусто. Глаза шарят по опушке леса — нет ли там самолетов? Самолетов нет. Пусть — и без них есть, что разгромить.
Левая рука — на сигнальных кнопках, правая рука и ноги работают с прицелом, для крепости я зажал его ногами. Пора! Открываю люки. Смотрю в прицел. Цель на курсовой черте, она быстро движется на меня. Щелчок петельки на треугольнике — центр цели. Нажимаю кнопку прицела. Бомбы сброшены. Сигнализирую летчику. Закрываю люки.
И тут только вижу перед самолетом красные нити. Нас обстреливает зенитный пулемет. Прошли чуть дальше и сделали разворот вправо, летчик увидел попадание, да и стрелок-радист Дементьев доложил — бомбы попали в ангары и на рабочее поле.
Над целью мы находились не больше полминуты. Обратно капитан Кочеванов решает лететь за облаками. Спрашивает:
— Сумеем выйти к «входным воротам»?
— Ну, уж раз на цель точно вышли, то на своей земле на любой перекресток дорог выйдем.
Даю курс, уходим в облака. Для облегчения ведомым ведущий включил бортовые огни. Облака пробили на высоте [79] 800 метров. Здесь ярко светит солнце, самолеты, как лебеди, плывут в них. На душе стало весело.
Подходим к «входным воротам», надо снижаться под облачность. Опять высота 150–200 метров. Снег.
Вернулись все, потерь нет, только в одном самолете оказались две пулевые пробоины.
На разборе начальник штаба бригады полковник Тищенко отметил хорошую работу экипажей. Командование бригады и полка прислало телеграмму, поздравило С отличным выполнением первого боевого задания в сложных метеорологических условиях.
Следующий боевой вылет был 1 декабря. Бомбили скопление войск на стыке двух шоссейных дорог северо-западнее Выборга, Финские войска, идущие от Иматры, пропускали части, идущие от Лаппенранты и Хельсинки. Масса войск не могла, конечно, остаться без охраны истребителей и зенитной артиллерии. Четыре «Фоккера Д-21» уже подкарауливали нас. Но мы вошли в нижнюю кромку облачности и развернулись на цель. (Войск было очень много, такой благодатной цели я больше не встречал.) На боевом курсе, на секунду оторвав взгляд от прицела, я прямо перед собой увидел черные шары разрывов и в тот же момент почувствовал, как подбросило машину.
В первый момент мне показалось, что не прорваться сквозь сплошные разрывы снарядов зенитной артиллерии. Хотел сманеврировать, но капитан Кочеванов сообщил:
— Отворачивать некуда, бьют со всех сторон, разрывы между самолетами.
Я дал белый сигнал и в ту же секунду нажал кнопку — бомбы пошли, они разорвались в самой гуще белофиннов. Все перемешалось. Маневрируя по курсу, на повышенной скорости, с набором высоты, мы ушли в облачность и проскочили зону зенитного огня.
Зная, что за нами следят истребители противника, я рекомендовал летчику выйти за облачность и развернуться на юго-запад. И получилось неплохо: «Фоккеры» потеряли нас под облачностью, а мы по ее верхней кромке уходили домой.
На обратном маршруте, у острова Сескарь, мы наблюдали морской бой наших кораблей с кораблями белофиннов.
Припертые в бухте, вражеские суда метались от берега к берегу, отстреливаясь из орудий. Мы пожалели, что нет бомб — помочь нашим морякам раздавить это осиное гнездо. С советских кораблей нам дали сигнал: «Я свой», мы ответили тем же, обойдя их слева.
Особую трудность в этот момент представлял участок от «входных ворот» до аэродрома. У «входных ворот» нас пригнуло к земле, сплошной снег закрывал горизонт, мы шли, почти цепляясь за верхушки деревьев. [80]
И тут я особенно почувствовал ответственность за десять самолетов, которые должен привести на свой аэродром.
Капитан Кочеванов включил бортовые огни, передал, что он землю не видит, ведет только по приборам.
Стрелок-радист Дементьев доложил, что самолеты идут почти вплотную.
От быстрого мелькания ориентиров и снега болели глаза.
В районе аэродрома снег чуть-чуть реже, уже можно лететь на высоте 50 метров и различать ориентиры На аэродром пришли хорошо, — только две пробоины осколками снаряда.
Пятьдесят два боевых вылета, которые я сделал на Северо-Западном фронте в разных условиях и на разных высотах, научили меня тщательно готовиться к каждому боевому вылету, продумывать каждую деталь полета, быть готовым ко всяким неожиданностям и каверзам со стороны врага. [81]
Удар во фланг
Головной отряд 3-го батальона после короткого, но жаркого боя занял 3 декабря селение Пирхоланмяки. Сюда же, разгромив противника на высоте 181,8, подошли 1-й и 2-й батальоны. Чтобы двигаться дальше на Рауту — Кивиниеми, нужно было преодолеть линию белофинских дзотов. Отброшенный к этой линии противник сосредоточил здесь гаубичную батарею, батарею минометов крупного калибра, пулеметы и автоматы. Свинцовым дождем встретили белофинны наш полк. Положение усложнялось тем, что артиллерия и танки запаздывали.
Оценив обстановку, командир полка майор Васильев принял решение: 2-й батальон сковывает противника с фронта. 1-й — обходит его с правого фланга, 3-й — с левого. [82]
Зайти слева и ударить во фланг укреплениям — такую задачу поставил майор перед командиром 3-го батальона старшим лейтенантом Шутовым.
Ночью 3-й батальон круто взял влево и начал продвижение к флангу противника.
Сначала двигались, прикрываясь мелким кустарником. Попав в лес, пошли цепочками. Все распоряжения отдавались шепотом. Завладели несколькими окопами и углубились дальше в лес.
Справа непрерывно гремела канонада.
Пройдя 5 километров, батальон достиг края лощины. Лощину в 150 метров шириной и 15 метров глубиной белофинны заранее очистили от леса, покрыли несколькими рядами проволочных заграждений и противотанковыми завалами. Все подступы были пристреляны: стоило нашим разведчикам показаться на краю лощины, как белофинны открыли ожесточенный пулеметный и винтовочный огонь из искусно замаскированных дзотов.
Батальон развернулся для боя.
Казалось, что без артиллерии и танков преодолеть лощину невозможно. К тому же бойцы были сильно утомлены: двигались с боем от самой государственной границы, не спали уже третью ночь.
Но никакие трудности не могли остановить отважный батальон.
За естественными прикрытиями на краю лощины командир батальона расположил пулеметные подразделения. Тут же залегли наблюдатели. Разведчикам было приказано осторожно двигаться по самому краю.
План командира удался целиком. Решив, что начинается атака, белофинны открыли огонь из всех своих огневых точек. Наблюдатели засекли эти точки, и тогда батальон ответным огнем заставил их замолчать одну за другой.
Под прикрытием своего огня разведка спустилась в лощину, подползла к проволочным заграждениям и сделала в них проходы.
Батальон двинулся в стремительную атаку.
Белофинны не выдержали натиска. Оставив раненых и убитых, не успев захватить боеприпасы, продовольствие, обмундирование, они в панике отступили.
Противник, расположенный на основном направлении, узнав, что на его правом фланге идет бой, побоялся окружения и начал поспешно отступать.
Достигнув местечка Мякряля, старший лейтенант Шутов выслал к командиру полка связного с донесением, что 3-й батальон свою задачу выполнил. [83]
На рассвете 4 декабря 1-й и 2-й батальоны закрепили успех, достигнутый батальоном старшего лейтенанта Шутова.
Путь на Рауту — Кивиниеми, вплоть до самой линии Маннергейма, был открыт.
За мужество и инициативу, проявленные в трудном ночном бою, старший лейтенант Шутов награжден орденом Красного Знамени. [84]
Под огнем
Мы прибыли 6 декабря в район деревни Лоунатиоки. Дорога в этом районе была непригодна для передвижения. Мост через реку был взорван. На дороге возле реки имелись железобетонные надолбы и завалы. На том берегу, около разрушенного моста, белофинны сделали с двух сторон эскарп, чтобы затруднить проход танков и постройку объездов. А объезды и так делать было очень трудно. По обе стороны дороги тянулось топкое болото.
Чтобы обеспечить продвижение танков, артиллерии, автомобильного и другого транспорта, начальник инженерной службы дивизии военинженер 2 ранга Мерман приказал:
«Командиру саперного батальона капитану Аксенову — проложить дорогу для объезда по болоту; усилить мост, построенный для пропуска легких грузов; построить новый мост под тяжелые грузы; расчистить дорогу от надолб и завалов. Время на работу — 24 часа».
Задача была очень сложная. Она требовала большого напряжения сил. Капитан Аксенов приказал командиру роты старшему лейтенанту Стародубцеву заготовить лесоматериалы, применив всю имеющуюся технику. Командир парка старший лейтенант Кужну должен был обеспечить своевременный подвоз лесоматериалов.
Перед саперной ротой, которой командовал я, была поставлена задача: построить мост.
Для ускорения работы по забивке свай на одном берегу реки был поставлен взвод лейтенанта Титова, а на другом — взвод младшего лейтенанта Пшеничникова. 3-й взвод подносил бревна.
Работа не прерывалась ни днем, ни ночью. Младший командир Тасим и красноармеец Бохалов, надев прорезиненные костюмы, полезли в ледяную воду и пробыли там около двух часов, расчищая дно от камней. Сваи забивали вручную. Только слышались дружные возгласы: «Взяли!», «Разом!», «Эй, ухнем!», «Еще раз!», «Сама пойдет!». [85]
Это было после длительных переходов под огнем противника, когда бойцы и командиры не спали по трое и более суток. Невдалеке горел костер. Иной боец пойдет к костру перекурить, да и заснет. Дав ему поспать с полчаса, товарищи будили его, и он с новой силой принимался за работу.
Мост был построен на два часа раньше срока. Через 2–3 дня, пройдя по этому мосту, наши части заняли Пэрк-ярви.
Зимняя ночь была на исходе. Луна освещала острые верхушки хвойного леса. Бойцы и командиры, ожидая приказа, сидели в шалашах из еловых веток и грелись у маленьких костров. Говорили вполголоса о предстоящем бое.
В этот предрассветный час я вспомнил днепровские плавни, баштаны, город Берислав, где родился и провел детство. Вспомнил, как давным-давно шли через Берислав на Каховку красноармейцы и двигались орудия, как по улице проходил один-единственный танк, и все бериславские жители, в том числе и я, тогда девятилетний мальчишка, смотрели на него, как на чудо. Вспомнил, как полураздетые бойцы гнали белых, и рассказал сейчас об этом своим бойцам. Напомнил о боевых традициях Красной Армии, разгромившей Колчака, Юденича, Деникина, Врангеля, выгнавшей вон с нашей родной земли полчища интервентов. Рассказал о боях [86] у озера Хасан, на Халхин-Голе, о боях, показавших тем, кто это забыл, что славные традиции Красной Армии живут и крепнут. И мы в лесах и снегах Финляндии высоко несем и будем нести эти боевые традиции.
Подошел командир батальона старший лейтенант Земсков. Он отдал приказ об устройстве переправы на реке Косен-йоки: «Произвести усиление льда для пропуска танков». Было 7 часов 30 минут.
Прежде чем приступить к устройству переправы, надо было поднести все щиты и доски к реке, на самый край опушки леса. Собрав командиров взводов, я объяснил, какую задачу поставил перед нами командир батальона и как ее выполнить. Бойцы стали подносить щиты и доски на край опушки леса. Носили их, пригнувшись, бегом или быстрым шагом. Во время работы искусно маскировались, чтобы белофинны с противоположного берега не обнаружили места подготовлявшейся переправы. Передвигались со щитами и досками небольшими группами, по разным дорожкам.
Вот подготовительные работы окончились. Каждый боец, прижавшись к земле, наблюдал за берегом противника. Ожидали приказа приступить к усилению льда.
Ко мне подходит красноармеец Голубев, спрашивает:
— Скоро ли начнем строить переправу? А то бойцы никак не могут дождаться команды.
— Скоро, товарищ Голубев. Как только подойдет наша пехота, так и начнем, — ответил я ему.
Через несколько минут была подана команда.
Напряженность ожидания разрядилась. Саперы подхватили щиты и двинулись к реке. Река текла по открытой холмистой местности. От опушки леса до берега было 200 метров. Передние бойцы находились уже на полпути. Белофинны, увидев, что начинается постройка переправы, открыли сильный ружейный и пулеметный огонь. Нам пришлось залечь и, толкая щиты и доски перед собой, ползти вперед. Вот поднялся младший командир Логинов, поднялись заместитель политрука Лопухов, красноармейцы Лапин, Мануйлов и другие и побежали к месту переправы.
Из-за реки, где лес подходил к берегу, слева и с фронта били белофинские снайперы и пулеметы. Вражеской пулей был убит красноармеец Иван Лапин, упали ранеными лейтенант
Шулятьев, отделенный командир Гуляков и красноармеец Белоусов.
Наконец, интенсивный огонь нашей артиллерии заставил противника замолчать. Воспользовавшись этим, мы броском достигли места переправы. Только начали укладывать щиты на лед, как на нас вновь обрушился свинцовый град. Младшие [87] командиры Логинов, Лопухов, бойцы Голубев, Мануйлов, Шаров, Кушин, Кузнецов и другие остались работать под огнем. Работали, переползая по-пластунски. Изредка перебрасывались словами: «Давай скорей», «Забивай». Несмотря на огонь, одни из сапер продолжали усиление льда, а другие подносили щиты. Работали мы под огнем всего 20 минут, а нам показалось, что прошло очень много времени.
Так была устроена переправа в районе деревни Хопила на реке Косен-йоки. Танки быстро перешли реку и двинулись туда, где был враг. Враг отступил. [88]
Танки форсируют реку
Приказ командира был короток; моему взводу предстояло совершить марш на станцию Ино и поступить в распоряжение командира отряда.
Я был уверен в боевой сплоченности моих людей. Утром 7 декабря повел танки по заданному маршруту. Через час дошли до реки Ной-йоки. Мост взорван, объездов нет. Все мои попытки перейти реку вброд оказались безуспешными. Тогда решаю навести мост силами взвода. Младший лейтенант Василий Груздев был за инженера, младший лейтенант Котунов на танке подвозил лес. Работу закончили засветло, и машины прошли по трясучему мосту. Марш проделали уже в сумерках, в любую минуту готовые принять бой. Но все было тихо.
В лесу бродил скот, разбежавшийся из сожженных шюцкоровцами деревень.
А утром мы двинулись вперед, на захват пункта Юккола. За нами в 100 метрах двигалась пехота. Когда мы подходили к передовой линии, мой танк внезапно скользнул под откос. Соскочила гусеница. Стоять нельзя было ни минуты, и я решил перейти к Котунову. Приказав ему с моим экипажем вывести танк, я, командуя двумя машинами, принял первый бой.
В тот же день мы заняли Юкколу и после двух суток преследования отступавшего противника быстрым ударом взяли высоту 29,21.
У нас оставалось по десятку снарядов. Задача была выполнена, и можно, казалось, отправляться в обратный путь. Но в тот же день товарищ Ф. Дудко привез мне новый приказ — следовать дальше с отрядом — и снабдил нас горючим и боеприпасами.
Утром взвод двинулся на штурм местечка Тойвола. Я действовал с левого фланга, идя впереди батальона. Как только рассвело, мы стали спускаться с высоты 29,21. Помню слова моего боевого друга Василия Груздева (впоследствии ему было присвоено звание Героя Советского Союза): [89]
— Многому нас с вами, товарищ командир взвода, научит это утро. Вождение, тактика, огневое дело — все тут. Приедем домой, будет чем гордиться!..
Вот уже близок противник. Впереди река, моста нет. С противоположного берега нас встретили ураганным пулеметным огнем. Танки стоят, артиллеристы ведут огонь, заработали все наши пулеметы. Пехота залегла позади нас. Но долго стоять нельзя, без нашей помощи пехота понесет ненужные потери на правом фланге. Тогда я решил сам разведать реку.
Вышел из танка и ползком пробрался к берегу. Все в порядке — река проходима, только подходы местами минированы, и нужно обходить стороной. Найден обход, теперь можно вернуться в машину.
В это мгновение меня заметил финский снайпер.
Я услышал треск автомата и почувствовал боль в правом плече. Кровь потекла в рукавицу. Всем телом прижался я к мерзлой, холодной земле. Оказывается, и правая нога ранена. Стараюсь быстрее добраться до танка. Наконец, дополз.
О своем ранении я умолчал, только крикнул Груздеву:
— Сейчас повернем вправо, река проходима!
Когда я садился в танк, третья пуля разорвала мускулы правой руки. Я упал под машину. Груздев, увидев, что я лежу на снегу, кинулся ко мне. Скрипя зубами от злости и прижав меня к груди, мой товарищ Вася Груздев крикнул:
— Командир ранен! Команду принимаю я!
Он прикрыл меня шубой и, прыгнув в танк, подал команду:
— Вперед!
Я остался на дороге под теплой шубой и вскоре услышал, как танки с ревом взяли водную преграду. [90]