Мы вернулись!
Черниговка. В этом большом украинском селе продолжали боевую учебу, мужали, росли. Иван Олефиренко уже комэск, командует нашей первой эскадрильей. А совсем вроде бы недавно переучивался он, придя в полк из транспортной авиации. Сумел постичь нелегкую науку. И тут не просто продвижение по службе, не стечение обстоятельств, в результате чего стал он комэском. На эту должность тщательно отбирают кандидата, взвешивают, обдумывают, анализируют, прежде чем отдать приказ. И делают это компетентные люди, сами прошедшие этот этап — эскадрилью.
Кто он — комэск? Это главная фигура боевого подразделения. Это он водит в бой группы самолетов, и вся тяжесть управления групповой воздушной схваткой лежит на нем. От него, его мастерства, его выучки, воли зависит результат сражения, а значит, и жизни летчиков доверены ему. В этом ли не авторитет ведущего воздушного бойца!
На такую же должность, но в третью эскадрилью назначен Герой Советского Союза Александр Клубов. Он ли не мастер сверхточных атак и меткого огня? Но этого мало: надо обладать умением руководить людьми, заражать их примером, вести за собой. Надо уметь командовать боевым коллективом. Герой Советского Союза Аркадий Федоров принял штурманскую службу полка.
Речкалов уже заместитель командира нашего полка. Пал Палыч Крюков назначен командиром 104-го гвардейского авиаполка, а 100-м полком командует тоже наш «выдвиженец» — бывший комэск, майор, Герой Советского Союза Сергей Лукьянов.
Во главе нашего полка теперь дважды Герой Советского Союза Александр Иванович Покрышкин, и это — немаловажный факт. Вырос он. И вместе с ним выросли многие из тех, кого он учил и наставлял.
Пришло пополнение. В числе новоприбывших «возвращенные» из пехоты, кавалерии, даже из морских десантных подразделений летчики. Были среди новичков и молоденькие выпускники летных училищ. В первую эскадрилью зачислены младшие лейтенанты Андрей Иванков, Николай Кудинов, Алексей Сеничев. Два последние были в свое время техниками, переучились и стали «летунами».
К тому времени, когда мы в качестве «перегонщиков» возвратились в полк, «старики» разобрали их ведомыми. Мне выбирать не пришлось: остался один Виктор Жигалов, худощавый, веснушчатый, совсем еще мальчишка. А были мы ведь одногодки... На фронте взрослеют быстро.
Познакомились. Опыта у Виктора (разумеется, боевого) еще нет: из училища направили его в запасный полк, а оттуда — прямиком к нам, в боевую часть. Видно по всему — летать любит. В строй его уже ввели. Но надо еще с ним слетаться. А времени совсем мало.
Потолковали, разобрались, что к чему, наметили план действий. Нравится парнишка все больше. Вот только вид у него неказистый — стебелек, да и только!..
К тому ж новичку надо многое дать. На это необходимо время: разговорами летчика ведь не научишь. Теория должна подкрепляться практикой. Сто раз напоминай ему об осмотрительности, а один раз «даст зевака» — тут как тут уже и «мессер» атакует...
Не менее важно уметь стрелять — быстро прицеливаться, метко вести огонь. Виктор хорошо показал себя на полигоне — все Цели поразил. А как будет по воздушным целям бить? Это еще проверить тоже надо.
Тревожит меня еще один вопрос: как он будет держаться в паре, да и в целом в группе? Как воспримет боевую атмосферу?
Присматриваюсь к Виктору. Вроде бы никаких признаков безволия. Сам просится:
— Возьмите меня ведомым!
Можно понять парня: в нем уже и самолюбие заговорило, да и обидно как-то стало. Товарищи, с которыми вместе пришел он в полк, уже летают парами со своими ведущими, отработали групповую слетанность, а он еще «кустарь-одиночка» — только-только «закрепился» за ведущим...
Жизнь отвела нам всего лишь пять летных дней. «Спрессовали» программу, можно сказать, до предела.
Первым долгом, отработали слетанность пары. Выполняли по нескольку полетов ежедневно. Вели учебные воздушные бои — один на один и пара на пару. Какие только ни делал я «выкрутасы», какие только резкие маневры ни выполнял — тот рядом. Пытался ему и в хвост зайти, и снизу «ударить» — крутится здорово! Держится. Значит — не оторвется...
И видит меня хорошо, и машину чувствует, и реакция у него быстрая. Да и в воздухе хорошо видит — каждый раз докладывает: «Сзади, сверху, снизу...»
Даже на фоне пестрой земли замечал силуэт самолета... Порой его доклад заставлял меня повнимательнее всмотреться в даль.
В общем — молодцом оказался Виктор. Ведомым своим я был очень доволен.
Затем учили новичка держать свое место в строю звена. А коль это отшлифуется, в строю эскадрильи будет держаться уверенно. Правда, этот элемент Виктор отрабатывал уже в процессе перелета на фронт. А маршрут оказался не близкий — более тысячи километров.
...Перелет закончен. Сели в тех местах, где полк начинал войну. Хоть это и символично, да огорчал тот факт, что мало вернулось ветеранов — тех, кого поднял в тот июньский рассвет военный гром.
Сюда, под Бельцы, возвратились Пал Палыч Крюков, Иван Вахненко, за это время он из техника «переквалифицировался» в летчика, Андрей Труд, Григорий Речкалов и, разумеется, наш теперь уже комдив, Александр Иванович Покрышкин. Технический состав почти тот же.
Вижу на аэродроме, как техники обступили кого-то, ведут оживленный разговор с каким-то летчиком. Спрашиваю ребят, кто это, — и кивком головы указываю на незнакомца.
— Да это же Валентин Фигичев!
— А-а! — отвечаю так, будто знаю его. Собственно, лично с ним не был знаком: тот ушел из полка до того, как я туда пришел. Но в боевой истории части Валентин оставил большой след. Много слышали мы о Фигичеве от ветеранов полка. Рассказывали о нем удивительные вещи. Как он в составе восьмерки истребителей МиГ-3 спустя месяц после начала войны штурмовым ударом по аэродрому Бельцы нанес ответный «визит» гитлеровцам, в результате чего враг лишился тринадцати самолетов. Как, «оседлав» оказавшийся на аэродроме Ил-2 «одиночку» — без стрелка — Фигичев штурмовал на нем вражеские колонны, устремившиеся на Одессу и в Таврию. Как, вылетая на разведку и обнаружив «стоящую цель», Фигичев первым делом наносил по ней штурмовой удар, подавлял зенитные средства, а следовавшие за ним истребители МиГ-3, И-16, «Чайка» расправлялись с моторизованными колоннами гитлеровских войск, обрушивали огонь на железнодорожные эшелоны, склады горючего и боеприпасов. Вспомнили, как он уничтожил на станции Раздельная крупный склад горючего, вызвав огромный пожар.
Теперь сошлись его фронтовые дороги с дорогами старых боевых друзей. Начав войну командиром звена, он к этому времени вырос до командира 129-го истребительного полка, с которым нам предстояло действовать бок о бок. И вот смуглый, худощавый, черноволосый летчик в вылинялой добела гимнастерке, на которой искрятся Золотая Звезда, два ордена Ленина и два Красного Знамени, чистый, подтянутый, аккуратный, обнимается и целуется со всеми окружившими его ребятами. Он улыбается, глаза его сияют, он восторженно выкрикивает имена и бросается обнимать очередного боевого товарища.
Оказывается, он знал, что полк летит на «его» аэродром, и ждал нас.
«Так вот он какой, Фигичев!» — с улыбкой думаю я и проникаюсь еще большим уважением к этому общительному, доброму человеку, боевая храбрость которого, дерзость и находчивость не знали, казалось, границ.
Через три дня перелетели на аэродром Стефанешты (это уже Румыния), а с рассветом следующего дня начали облет района боевых действий.
Несем боевое дежурство, летаем на прикрытие наземных войск. Привычная наша «работа»!
Полк находится в подчинении командующего 2-м Украинским Фронтом в составе 5-й воздушной армии.
…До 28 мая сидим в готовности номер один и номер два, прикрывая из состояния боевого дежурства наши войска в районах Яссы и Тыргу-Фромос.
Стало известно, что противник готовится к наступлению на ясском направлении. Необходимо было ослабить его авиацию, помешать ей выполнить задуманные гитлеровским командованием планы.
Вот и приказ: с рассвета 29 мая наш полк должен блокировать передовые вражеские аэродромы, на которых базируются истребители.
Почти полгода мы готовились к этим боям. Знали и понимали, что они будут не менее упорными, чем те, которые пришлось вести нам до этого.
Длившийся более пяти месяцев перерыв требовал известной психологической подготовки «стариков». Не секрет ведь: день-два не слетаешь на боевое задание, уже это чувствуется там, в небе, когда мгновения решают исход твоих или вражеских атак. Быстрота реакции, умение взаимодействовать, безошибочно выбирать самый оптимальный вариант атаки... Это целый комплекс, вырабатываемый практикой и поддерживаемый постоянными тренировками.
Случился перерыв — неизбежны «провозные» для восстановления утраченных навыков. Закон этот строг и не признает компромисса, не пасует перед авторитетами, не преклоняется перед званиями и рангами...
В общем, хотя и противостоит полку 4-й воздушный флот противника, с летчиками которого нам уже приходилось драться в небе Кубани и южной Украины, новые встречи с ними еще таят немало загадочного.
...Погода отличная — тепло, ясно, безветренно. Самолеты рассредоточены, хорошо замаскированы в лесопосадках и садах.
Местное население тепло и радостно встретило нас. Но какая-то настороженность в глазах людей все же заметна: фронт близко... Читаем их мысли: «А вдруг снова придут гитлеровцы!»
Детвора, особенно мальчишки лет десяти — двенадцати, так и льнет к нам. Весь день она толчется возле аэродрома, предлагает различные денежные знаки — марки, форинты, левы и даже доллары — в обмен на рубли. Нам смешно: зачем?
Удивляет: совсем еще дети, а в коммерцию уже втянуты.
Вечерком невдалеке от нашей столовой заиграла вдруг скрипка и, тонко подпевая ей, на высоких нотах весело отозвалась флейта. Мы потянулись туда, на площадь, где в нашу честь начинался импровизированный концерт.
Женщины держат корзинки с черешней, клубникой — угощают нас. Старики — бутылки с искристым, рубинового цвета домашним вином, наливают в стаканы, а наши знакомые ребята разносят их и произносят «просим»... Звучала «сырба», горячил кровь «чардаш», радовала сердце быстрая полька. Плясали местные девчата, плясали и Пал Палыч, Жердев, Руденко. И даже Дмитрий Константинович Мачнев не удержался и вдвоем с Пал Палычем показал собравшемуся народу русскую пляску.
Играла музыка, звенели медали. Развеселились все.
...Когда покидали Стефанешты, многие пришли проводить нас. Были среди них и взрослые, и дети.
...30 мая был днем первых сильных воздушных сражений с активным и многочисленным противником после наших «каникул». С рассвета восьмерками полк летает на боевые задания. После мощной артиллерийской подготовки к массированных ударов авиации противник силами четырех танковых, пяти пехотных и одной горнострелковой дивизий перешел в наступление из района Ясс в общем направлении на Карпиций.
К этому времени мы уже подлетали в район прикрытия и услышали в эфире отрывистые команды, предупреждения и... ругань. Издали замечаем несколько горящих самолетов: идет воздушный бой.
«Наверху» уже светло — встающее из-за горизонта солнце золотит наши самолеты. А земля еще окутана сумерками, и внизу то и дело сверкают оранжевые вспышки.
Для Виктора Жигалова нынешний боевой вылет — четвертый по счету. Но встреча с противником — первая. В это утро состоялось боевое крещение новичка.
...Группу ведет Николай Чистов. Ведомым у него Иван Руденко. Во второй паре — Саша Ивашко с Вячеславом Березкиным. Это — ударная группа.
В четверке прикрытия — Жердев, Душанин и мы с Жигаловым. Наша пара — крайняя, идем на высоте 5000 метров — выше всех. Пара Чистова ниже на тысячу метров, и временами теряется из виду на фоне темных еще полей и дыма...
Слышен радиообмен Покрышкина с ведущим нашей восьмерки, командир поторапливает, сообщает обстановку. Только что отбомбившиеся фашистские бомбардировщики атакованы истребителями других полков нашего корпуса. А на подходе на трех — трех с половиной тысячах метров более двадцати «Фокке-Вульфов-190».
«Фоккеры» уже видны.
— Жердев, прикрой! — скороговоркой произносит Николай Чистов и сразу же своим звеном устремляется в атаку. За ним последовала пара Жердева.
Мы оттянулись, идем парой по большому кругу и наблюдаем за действиями товарищей, готовые в любую секунду прийти им на помощь. Внимательно слежу за воздухом. Непрерывно верчу головой, посматриваю каждый раз назад: как там ведомый?
«Молодец, Виктор! Без подсказки принял боевой порядок «пеленг», точно выдерживает установленную дистанцию в 200 — 250 метров. В случае если попытается атаковать противник, ведомый тут же отсечет его огнем».
Впереди внизу сверкнули строчки, понеслись чередой «фонарики»: это ребята уже открыли огонь, вступив в схватку с «фоккерами».
Вдруг два наших истребителя круто пошли вверх. В чем дело? Оказывается, Жердев и Руденко заметили двух «фоккеров», пытавшихся атаковать пару Чистова, увлекшуюся преследованием удирающих «фокке-вульфов». И получилась целая цепочка, которую сейчас замыкаем мы с Виктором, ибо пошли за парой Жердева и прикрыли ее.
Вот от истребителя Жердева рванулись трассы. В наушниках голос Жигалова:
— Ух, красота какая!..
Молодой летчик впервые видит такую картину. Восторг юноши обрывает чья-то бесцеремонная фраза с земли:
— Помолчи, болтун!
Тем временем Ивашко и Березкин действуют «в окружении» противника — завязали на горизонталях бой с вражескими истребителями, пытающимися штурмовать наши войска. Но с «фокке-вульфами» драться на горизонталях нелегко. Благо, что попались неопытные летчики, и Ивашко удается поджечь одного. Остальные разворачиваются, уходят на запад.
Собрались — и продолжаем патрулировать. На смену нам уже идет очередная группа — сужу об этом по радиообмену.
А вот и команда «тридцать три»...
Бой был не очень трудным, и победы нам достались легко.
Николай Чистов еще раз показал свою боевую зрелость, сумел правильно организовать действия пар и увеличить свой личный счет еще одним «Фокке-Вульфом-190». Да и сами летчики проявили тактическую гибкость, смелость и решительность. Что ж, опыта им не занимать. Всем, кроме одного Виктора Жигалова. Но и он научится, станет отважным воздушным бойцом: хватка у парня есть!..
Этот бой знаменателен и для меня — впервые участвовал в нем в качестве ведущего пары.
На земле, как принято, разбор, тщательно проанализировали действия каждого. Тоже учеба, особенно — для новичка. Виктор возбужден, глаза блестят: радуется парень, хоть и мокрый весь, даже гимнастерка прилипла к телу. А в шесть утра еще не жарко.
Похвалил Виктора и замкомэск Жердев. Командир эскадрильи Андрей Труд поздравил его с боевым крещением. Каждый от души пожелал новому боевому товарищу ратного успеха.
Но разбор — не только хвалебные слова. На нем, как правило, скорее услышишь и замечания, и критическую оценку действий, и нелицеприятный упрек, а то и резкое слово. Не «в общих чертах», а довольно объективную оценку, аргументированную, конкретно выраженную и подкрепленную убедительными фактами и доводами.
Успех успехом, а ошибки все же были допущены. На сей раз досталось Трапочке. Нет, его не ругали. Его просто-напросто пожурили.
— Зачем надо было драться на виражах с «фоккером», который — и это хорошо всем известно — по маневренности нисколько не уступает нашему истребителю? — допытывался Чистов. И утверждал: — У вас были все условия после атаки уйти за мной вверх. Хорошо, Жердев увидел, что «лобатый» мне на хвост сел, и свалил его...
Ивашко, еще не остывший после жаркой схватки, пытается оправдать свои действия, но его аргументы слишком слабы.
Комэск подводит итог боя:
— Вам удалось сорвать штурмовку, начатую противником, и сбить три «фоккера»...
...Десять самолетов под командой Еремина вылетели на задание. Сбив «фоккера», открыл боевой счет Иван Вахненко. По одному Хш-129 свалили Еремин, Торбеев, Иван Онищенко и Никитин. А Новиков и Иванов записали на свой счет по «фокке-вульфу». Но к району прикрытия на высоте три тысячи метров подходит новая группа вражеских самолетов — 30 Ю-87 и около двадцати истребителей.
С «Тигра» Покрышкин торопит Клубова:
— Иди в район Скулени, помоги Еремину!
— Понял. Иду!..
Подошел, когда бой уже затих. Увидел дымки уходящих на юг вражеских самолетов.
А тут земля вновь взволнованно вешает:
— Подходят «лаптежники»!..
Он увидел их: тоже шли группами по 6 — 9 самолетов с прикрытием.
— Трофимов, прикрой!..
Первая атака не дала результата, но вражеские летчики все же были ошеломлены, и боевой порядок фашистских самолетов нарушился.
Повторной атакой Клубов на догоне сбивает ведущего первой десятки «юнкерсов».
Истребители противника коршунами набрасываются на отважную четверку. Тогда ведущий группы прикрытия лейтенант Николай Трофимов бросается товарищам на выручку, атакует и сбивает «фоккера», втягивает в схватку вражеские истребители, связывает их боем, чем дает возможность ударной группе беспрепятственно расправляться с бомбардировщиками...
Итог боя — пять уничтоженных самолетов противника.
Шестнадцать самолетов готовы к взлету. Ждем команды. В наушниках слышим довольно активный радиообмен: группа Еремина ведет трудный бой.
Девятнадцать пятнадцать. Ракета!
Первыми взлетают две четверки ударной группы: одну возглавил Клубов, вторую — Трофимов.
За ними стартует восьмерка прикрытия под общим руководством Речкалова. Иду в ее составе и я в звене Ивашко ведущим второй пары.
«Тигр» сразу же выводит нас в район Вултурул, Скулени, и наводит на два десятка «Фокке-Вульфов-109». Они идут двумя группами: одна — на трех с половиной, вторая — на четырех с половиной тысячах метров.
Обе ударные четверки с ходу завязали бой с нижней группой вражеских истребителей.
Нашу восьмерку Речкалов «тянет» вверх: под нами запестрели Разрывы зенитных снарядов.
Вот и враг: хорошо видно вторую десятку «фоккеров» — она растянулась и начинает разворачиваться в сторону Ясс, не пытаясь даже ввязаться в бой и помочь своим коллегам, уже ведущим схватку. Не иначе, «завлекают» нас...
Голос Карпова в эфире:
— Есть: горит «фоккер»!..
Шарю глазами по огромному простору — где же он, тот горящий враг? Не нахожу. Зато вижу двух «фоккеров» на кабрировании, следом тянется за ними пара наших истребителей. Это Петухов и Барышев. Сужу об этом по радиообмену: Клубов, предупредив их об опасности — «фоккеры» увязались и за ними, резко бросив свой истребитель в пике, открывает огонь и отсекает врага. Карпов не отстает от своего ведущего и тоже стреляет. Один из «фоккеров» переворотом устремляется вниз, Клубов и Карпов метнулись за ним, а второй, немного отвернув вправо, продолжает идти вверх.
Его уже подстерегает Трофимов, и метров с семидесяти бьет врага, да так, что «фокке-вульф» вмиг взрывается, и только обломки да черно-белое облачко, нашпигованное искорками, возникает там, где секунду-две тому назад стремительно несся куда-то вражеский истребитель.
Тем временем вторая группа «фокке-вульфов» совершает новый маневр — разделяется. Три пары чуть ли не парадным строем идут прямо на нас и, ведя огонь, проскакивают мимо, ныряют вниз. Опять демонстрация: пытаются увлечь за собой, увести с высоты, где мы барражируем. Нет, не выйдет! Мы на уловку «не клюем»! Твердо заучили правило: у кого высота — у того и перевес. Теперь мы в буквальном смысле висим над «каруселью», которую крутит группа Клубова, не давая «фоккерам» выйти вверх и с высоты ударить по ней.
Эфир перенасыщен звуками — в наушниках свистит, гудит, воет, кто-то кому-то подает команду, кто-то кого-то предупреждает об опасности, снова шум, треск, брань... Кто-то включил передатчик и не отпускает тангенту — ив уши бьет буквально треск, давит угнетающе зудящий напев умформера. И вдруг, как после обвала, наступает тишина. И четко, внятно слышен резковатый голос Покрышкина:
— С юго-запада — до пятидесяти «юнкерсов» и двадцать истребителей. Высота три — три с половиной...
На фоне синеватой дымной пелены, сквозь которую едва-едва просматривается земля, хорошо видны тут и там разбросанные группки самолетов. Вокруг них, выше и ниже, взблескивают огоньки рвущихся в небе снарядов, проносятся цветные ниточки пулеметных трасс, вспухают темные комья дымков — бьют зенитки среднего калибра.
А ниже, почти у самой земли, над занятой нашими войсками территорией то и дело появляются необычные дымки — желтые и белые: это вражеская артиллерия дает целеуказания авиации — вот, мол, куда надо бросать бомбы...
Пустить туда врага мы не можем. И не пустим!
Вот Ивашко переходит в пикирование, я за ним, атакуем головную шестерку Ю-87. По второй группе кто-то из наших тоже ведет огонь: видимо, пара Петухова завершает атаку. Два «лапотника» уже горят.
Интуиция это или привычка, но вдруг словно бы кто приказал: «Оглянись!»...
И почему-то именно в тот момент, когда никак не хочется отрываться от прицела: очень уж заманчивая цель, «юнкерс» почти вписался в прицел. Дистанция — двести метров, еще несколько мгновений, и нажму гашетки.
Но трезвый разум охлаждает страсть, и снова звучит внутренний приказ: «Оглянись — там ведь Жигалов один, и больше никого из наших за плечами нет!..»
Быстрый, почти молниеносный взгляд бросаю вправо вверх и затем вниз. Жигалов должен быть где-то в поле зрения. Ага — вот он! А что это за дымки ниже его?.. «Фоккеры»! Вот-вот дотянутся до Виктора, уже пытаются взять упреждение. Если даже и крикнуть в эфир, предупредить ведомого об опасности, успеет ли он быстро и правильно отреагировать? В одно мгновение бросаю свой самолет в сторону Жигалова, и Виктор, предотвращая столкновение, левым полупереворотом уходит под меня, но, оказавшись над «фоккерами», сразу же сориентировался и устремился им навстречу. Те от неожиданности метнулись вправо, стали уходить вверх.
Тем временем Виктор, разогнав на пикировании скорость, переводит истребитель в набор высоты и пристраивается ко мне.
Так и хочется похвалить молодого летчика за смелость, за грамотные действия. Но сделаю это не сейчас, а когда возвратимся на аэродром.
Продолжаем полет. Осматриваюсь. Внизу творится невообразимое: сущий ад — да и только! Смешались «юнкерсы», «мессеры» и «фокке-вульфы» с нашими самолетами, и не разберешь, кто кого атакует, кто уходит из-под огня.
В стороне вижу двух «фокке-вульфов», намеревающихся забраться выше нас. Эфир забит настолько, что и не пытайся установить связь. Доворачиваю истребитель и нацеливаюсь на заднего «фоккера». Но ведущий вражеской пары выполняет переворот и тут же устремляется вниз, атакуя кого-то из наших в той «куче». Крутнулся и «мой» «фоккер» и тоже почти отвесно вошел в пике.
Как ни быстр взгляд, брошенный в сторону ведомого («Молодец, Жигалов, не отстает!»), на какое-то мгновение теряю вражескую пару из виду. Вот незадача! Где же они, те «фоккеры», которых только что преследовал? Да вот же — опять «лезут» вверх. Видимо, их атака сорвалась, и теперь они снова пытаются занять выгодное положение для повторения удара. Нет уж — теперь им не уйти!
Резко беру на себя ручку, выношу упреждение. Впереди с дымом «ползет» все выше и выше «мой» «фокке-вульф». Даю очередь. Сверкнула трасса, замелькали впереди, перед самым носом вражеского истребителя, огоньки. По моим расчетам, Он вот-вот должен был напороться на этот фейерверк, который и решит его участь.
Но что это? Перед взором вдруг вырастают контуры еще одного «лобатого». Он всплывает в каких-нибудь пятидесяти метрах и своим желтым носом закрывает «фоккера». И то, что в ту же секунду увидел, что буквально парализовало пальцы, уже коснувшиеся было кнопки открытия огня из пушки: в поле зрения четко вырисовывались ярко-красные звезды на камуфлированных плоскостях. Так это ведь «лавочкин»!
С трудом отвернул, чтобы не столкнуться с ним. На резком маневре истребитель буквально дрожит. А страх уже холодит душу: попал ведь в своего, наверняка попал!..
Проходят отяжелевшие, растянувшиеся секунды. «Фокке-вульф» падает: «лавочкин» все же завалил его. Подходит еще один, ведомый, и оба, присоединившись к нашей группе, продолжают вести бой. Откровенно говоря, злюсь на этих друзей: «украли» ведь у меня «фоккера», а теперь как ни в чем не бывало крутятся рядом...
Со станции наведения, именующейся «Мушка-7» (это передовой командный пункт командира нашего авиакорпуса генерала Утина), передана новая команда:
— Всем, кто в воздухе, идти на Карпиций, Вултурул: идет большая группа «юнкерсов» и «хейнкелей» с истребителями. Высота — четыре — пять тысяч метров...
Идем с набором высоты. Жигалов — на своем месте. Молодец, новичок! Невдалеке плывет и пара «приблудившихся» Ла-7. Ведущий покачивает крыльями — поддразнивает. Показываю ему кулак.
К нам подстраивается еще пара истребителей. На борту одного из них знакомая цифра — «25». Это Ивашко. Значит, второй — Слава Березкин... Наконец, команда «тридцать три» — домой: горючего едва хватит на обратный путь. «Лавочкины» тоже возвращаются.
К счастью, под нами какой-то аэродром. Включаю передатчик и — докладываю Ивашко:
— Сажусь к соседям — горючего мало!
— Давай. Только не задерживайся.
— Понял.
Сели с Жигаловым с ходу. Заруливаем. За нами один за другим садятся «лавочкины». Такие же по окраске — желтоносые. «Ну, найти бы мне того архаровца!» — думаю я.
А тут подруливает Ла-7 прямо к нам. Летчик выбрался из кабины, спрыгнул на землю, подошел к техникам, внимательно осматривающим самолет. Вот они забегали вокруг истребителя, засуетились, позвали летчика, что-то показывают ему.
Подошли с Виктором к «желтоносому». Это ведь «мой» — вон сколько пробоин темнеет!
— Ну что, получил! — спрашиваю летчика с ехидцей. — Сколько насчитал?
Он поднял голову — и хоть бы что: улыбается!
— Семь.
Пересчитал и я «просверленные» моей трассой отверстия. Действительно, семь: все — от крупнокалиберных, в фюзеляже и в плоскости.
— Что же ты за летун? — спрашиваю с укором. — Ты что, меня не видел?
— Видел.
— Зачем же под трассу полез?
— Да цель уж очень хорошая. Ты его сверху хотел ударить, а я ведь гонюсь за ним чуть ли не от самой земли.
— Мы ведь столкнуться могли — я тебя не видел!.. А что, если бы я из пушки врезал, да не в него, а в тебя попал?
— Тогда бы мы с тобой сейчас не разбирались, — зубоскалит мой «крестник».
Поговорили, отвели душу, пощипали друг друга, потом помирились. Поздравил я нового своего знакомого еще с одной победой. Он оказался комэском, Героем Советского Союза, старшим лейтенантом: под летной курткой не видно ни погон, ни Золотой Звезды. Ходил, оказывается, с напарником на «охоту».
— Не спеши, Константин. Переночуй у нас, завтра полетишь домой, — уговаривает меня.
— Нет, не могу...
— Что ж — вольному воля!.. Сейчас только распоряжусь, чтобы побыстрее заправили ваши самолеты.
А минут сорок спустя мы уже были на своем аэродроме в Стефанештах.
Там и узнали окончательный итог. Он был более чем внушителен: двенадцать — один.
Единственно плохо — самого Еремина сбили, и он выбросился с парашютом.
...Над аэродромом уже сгущались сумерки. Солнце легло на горизонт и подсвечивало только далекие облака на западе. Летчикам велели собраться в одном из пустых капониров: вот-вот с передового командного пункта должен приехать комдив и провести разбор этого первого дня воздушных боев в районе Ясс.
Вдруг — очередь, вторая. Специфический звук стрельбы нам Хорошо знаком: «мессершмитты»!.. В ту же секунду затукали зенитки, охраняющие аэродром. А вот и «гости» — стремительно Проносятся вдоль границы аэродрома два «мессера». Мы их увидели, когда они уже выполнили «горку» метров на сто, потом нырнули вниз и «змейкой» стали уходить от трасс 37-миллиметровых пушек, посылавших и посылавших вдогонку им снаряды.
Потом стало совсем тихо: «мессеры», уйдя на бреющем, скоро скрылись из виду. Прекратили пальбу и пушки.
Но вот послышался какой-то новый звук. Вроде бы «кукурузник» тарахтит. Но как-то странно — с перебоями. Уже видно его — у самой земли несется, чуть ли за капониры не цепляется. Мотор явно перегрет — дымные выхлопы выстреливает. Вот он плюхнулся, круто развернулся и, прижимаясь к лесопосадке, катит к нашей стоянке. Остановился.
Бегом устремляемся ему навстречу. Мотор чихнул, винт качнулся — и замер. Из обеих кабин сразу же выскочили двое. Один спрыгнул на землю, а второй повернулся, перегнулся и что-то тяжелое достает из кабины. Когда соскользнул на землю, мы увидели в его руках... бронестекло. Бледный, но улыбается.
— Витя!.. Примаченко!.. Жив!..
Ребята восторженно улыбаются, обрадованные такой встречей. Тем временем летчик быстро обходит самолет, осматривает его. Да, досталось «кукурузнику»: в перкалевой обшивке плоскостей зияет несколько рваных дыр, в фюзеляже — тоже.
Перевожу взгляд на летчика и... не верю: Щербина!
— Миша, откуда ты взялся? Быстрый, пристальный взгляд на меня.
— Костя, ты?.. Каких только встреч не бывает на грешной земле! — произносит бывший старшина летной группы в Ейском авиаучилище. Обнялись, расцеловались. Стали друг друга расспрашивать.
— Так ты, оказывается, тоже возвратился в авиацию!
— Как видишь. Только вместо истребителя «оседлал» вот эту «стрекозу», — отвечает Михаил.
Ребята смотрят на нас, удивляются. Объясняю им:
— Однокашник. Вместе в училище были, потом вместе в пехоту попали. Два года не виделись.
Рад я нынче несказанно: и Виктор вернулся целый да невредимый, и старый друг нашелся.
Ребята тем временем Виктора Примаченко донимают:
— Ну что, опять операцию «открыл», — съязвил Николай Старчиков.
Клубова больше интересует, цел ли самолет. Он почти уверен, что цел: так обычно бывало прежде, когда Виктор садился вынужденно. Но на сей раз Примаченко помрачнел и долго не отвечал на вопрос.
— Сел-то я нормально, — тихо начинает он. — Правда, переднее колесо в траншею закатилось. А бой невдалеке идет, снаряды Рядом рвутся. Чувствую, самолет спасти не удастся. И тогда решил хоть заднее бронестекло снять. Полез, снял. Думаю: надо еще и часы прихватить. Но тут кто-то меня за парашют тянет. Оглянулся — два наших солдата...
Только успели они меня в траншею приволочь, а тут мины или снаряды возле самого истребителя стали рваться и разнесли мою машину вдребезги.
— Волноваться нечего — тебе это не впервой! — с ехидцей произнес Жердев. — Считай, без тебя и эта операция завершена будет. А бронестекло можешь подарить Иванкову — ему оно больше пригодится, тем более что у него есть только броненаголовник.
Ребята засмеялись.
Виктор сердито, с нескрываемой обидой глянул на Жердева.
— Да ты не дуйся: на правду не обижаются... Спрашивают Щербину:
— Где же ты его взял? — и указывают на Виктора.
— Пехотинцы привезли на нашу эскадрильскую площадку: мы ведь обслуживаем штаб 7-й гвардейской армии. Начальство и распорядилось отвезти «гостя» домой. Вот я его и привез...
Прибыл комдив. Приказал отремонтировать «кукурузник» — и его сразу же принялись латать наши авиаспециалисты.
В целом боевой день был успешный к показал, что мы не только сохранили боевую форму, хорошо владеем тактикой группового воздушного боя, не только не утратили в связи с длительным перерывом приобретенные ранее навыки, но и сумели разгадать некоторые новые приемы противника.
В то же время в ходе боев этого дня проявились и недостатки, которые должны были бы насторожить всех...
О них хорошо, убедительно сказал на разборе Покрышкин.
— Опять допускаются нарушения радиодисциплины, — с возмущением говорил он. — То, что ругаются, — ладно: душу отводят. Но перебивают один другого, передающий не называет своего позывного, некоторые включаются в радиообмен и забывают выключить передатчик. Почему сбили Примаченко? — комдив, задав вопрос, сам же и стал отвечать на него: — Потому что его ведущий ни свой позывной не назвал, ни позывной ведомого. Вышло, что он предупреждает всех, а не одного лишь своего напарника. Или взять Еремина...
Еремин, услышав свою фамилию, встал, выпрямился. Лицо, ободранное, исхлестанное ветками в момент приземления, сразу же налилось багровостью.
— Слышал предупреждение?
Глаза комдива смотрели в упор, и комэск, испытывая неловкость за свою оплошность, к тому же, зная, чем она могла обернуться, честно ответил:
— Да что и говорить, товарищ командир: конечно, не слышал. Уже в атаку пошел, по «юнкерсам» бью — азарт охватил, даже забыл, что тангенту нажатой держу.
— А что ведомый?
Вскочил напружиненный Новиков:
— Сам из-под «фоккера» выкручивался, но Еремину кричал:
— Сзади «фока»!
— Все вы — «фока», «фока»! Готовиться на земле лучше надо! И меньше в воздухе болтать. Сколько раз об этом напоминать надо? Уже и командир корпуса мне за вас замечание сделал: во-первых, шумите без толку, во-вторых, с его станцией наведения ведущие почему-то не связываются, а ведь она для нас — главная... И еще одно. Из-за лишней болтовни пеленгатор невозможно, когда это необходимо, использовать.
Высказал Покрышкин свои замечания — и вроде бы душу отвел. Хоть и резковато говорил, но знал и верил: ребята все учтут и постараются не повторять недостатков. Эта мысль, эта уверенность помогла Покрышкину строить вторую часть выступления, нацеленную уже вперед, в завтрашний день. Летчики внимательно ловили каждое слово командира дивизии, осмысливая его новые рекомендации по тактике.
— Противник широко применяет свой старый метод — высылает в районы предстоящего бомбометания группы «расчистки воздуха». Идет он и на различного рода уловки и ухищрения, стремясь «выманивать» наши истребители, уводить их из районов прикрытия. Не поддавайтесь на удочку, не увлекайтесь, присматривайтесь, думайте, оценивайте ситуацию. Учтите еще одно: ходят вражеские «охотники», подлавливают оторвавшиеся от групп и неорганизованно выходящие из боя самолеты — будь это одиночный или пара. Летают мастера, бьют с высоты на больших скоростях. Выполняют только одну атаку — и сразу же уходят... Воздушные сражения над Яссами во многом напоминают кульминационные воздушные бои в небе Кубани — как по массированности, так и тактикой: смешанные группы разнотипных самолетов эшелонируются по высоте, идут «волнами», противник применяет хитрость...
Покрышкин помолчал, словно бы изучая, все ли в аудитории восприняли сказанное, и продолжал:
— Общая обстановка: противник упорно пытается прорвать нашу оборону, разорвать боевые порядки сильными ударами на небольших по протяженности участках фронта. Завтра с рассвета быть готовыми работать большими группами по 12 — 16 самолетов с перекрытием по времени, и каждая очередная группа будет находиться в готовности номер один: возможно, придется вылетать всем составом полка. Речкалов, помоги Глинке создать стабильные группы. Он ведь новый человек в полку.
...И вот наступил день 31 мая. Он действительно оказался сложным и трудным. И даже печальным.
Первый вылет состоялся на рассвете. В пять сорок пять вылетает группа Еремина в составе двенадцати самолетов в тот же Район. Иду в паре с Лихачевым, на самом «верху».
Тут надо пояснить: у меня теперь два ведомых, которых беру поочередно на задания, даю им «провозные», как говорят авиаторы. Хорошо уже дерутся оба — и Жигалов, и Лихачев. У Лихачева есть сбитые самолеты.
Уже в конце патрулирования обнаружили две группы Ю-87 общим числом 27 самолетов и одиннадцать Ю-88. Каждая прикрыта была восьмеркой Me-109. Сбили шесть самолетов врага...
Второй вылет в тот день явился для нас суровым предостережением от погони за количеством сбитых самолетов и непомерного увлечения личного счета побед в воздухе, что приводило к нарушениям боевого порядка и управления воздушным боем, а в результате этого — к неоправданным потерям.
...Было девять сорок утра. На взлет уходят четырнадцать истребителей — экипажи первой и третьей эскадрилий. Во главе ударной восьмерки — Александр Клубов.
Иду в составе шестерки прикрытия, которую ведет командир всей группы майор Речкалов. Высота — 5 тысяч метров. Район прикрытия — станция Ларга. Земля просматривается будто сквозь толстое синеватое стекло — дымка тяжело повисла.
Группа Клубова идет ниже нас. Других самолетов нигде не видно.
Клубов, судя по его ответу радиостанции наведения, видит противника. Странно, мне с высоты еще не удалось обнаружить врага, а он уже видит!..
— Клубов, атакуй: прикрою! — подает команду Речкалов командиру ударной восьмерки.
Но не прошло и нескольких мгновений, как пара Григория Речкалова круто устремилась вниз. За ней следом почти отвесно своими парами ныряем в бездну и мы с Чистовым. Пикируем долго. Стрелка высотомера быстро идет по кругу. Хорошо уже видна группа Клубова, атакующая на догоне три десятки Ю-87. Что происходит? Почему это мы вдруг вместо прикрытия взяли на себя иные функции?
Мимо нас, ведя огонь, снарядами проносятся «мессершмитты». Сцепиться бы с ними, не пустить к истребителям группы Клубова. Но Речкалов и Чистов, поймав в прицел по «юнкерсу», уже стреляют.
Группы смешались, «разделение труда» не устояло перед азартом, подогретым желанием пополнить личный боевой счет.
Эфир забит командами, треском и шорохом, какими-то возгласами, бранными словами. Вслушивайся — не вслушивайся, лови знакомый голос — не лови, ничего все равно не разберешь в этом диком смешении звуков.
Тем временем «мессершмитты» и «фоккеры» парами и четверками подходят в район боя с разных направлений, с разных высот и сразу же, с ходу устремляются на нас.
Первую атаку ударная группа провела удачно: Клубов сбил подряд два Ю-87. Затем, вступив в схватку с четырьмя ФВ-190 и двумя Me-109, отправил одного «фоккера» на землю. Речкалов тоже сбил одного. Николай Чистов довел свой счет до девяти, а Николай Карпов уничтожил восьмого.
Успех подбодрил. Но упиваться победой было еще очень рано: куда ни глянь — одни кресты мелькают. Впечатление такое, что вся наша группа оказалась в западне, в окружении вражеских истребителей. И уже не бой идет, а свалка образовалась, ревущий клубок крутится в небесном пространстве, сверкает фейерверком трасс. А его, этот клубок, все время держат под огнем вражеские истребители.
Смотрю в оба, маневрирую, опасаюсь столкнуться как со своими, так и с вражескими истребителями.
Бой постепенно смещается в сторону Ясс — ближе к противнику. Уловка тут же разгадана: гитлеровцы преднамеренно оттягивают нас туда. Снова промелькнули кресты. Опасаюсь за ведомого: как-никак опыта у него мало. Но Жигалов держит свое место. Я уже отбил несколько атак, предпринятых противником против него.
С земли поступает команда:
— Речкалов, Клубов, набирайте высоту, атакуйте «юнкерсов»!..
Вскинул глаза вверх — и все стало ясно: там важно плывут Ю-88 и Хе-111. Идут уверенно, четким строем. Уже на боевой курс стали.
Хорошо сказать — набирайте высоту!.. А как ее набрать, если «худые» не пускают? То и дело приходится от них отбиваться, выкручиваться, выходя из-под атаки и ныряя под трассы. Настроение — не из лучших. Даже страх какой-то заполз в душу: если не собьют, то, чего доброго, столкнешься в этой «куче» с какой-нибудь машиной. Ну и карусель!..
Горючее уже на исходе, и надо выходить из боя. Парами и одиночками вырываемся из кольца — ив сторону. А Жигалов (какой молодец!) держится, будто нитью привязанный. Оба все время тем и заняты, что выручаем друг друга да отгоняем вражеские истребители, так и норовящие зайти то мне, то ему в хвост.
Подлетаем к аэродрому. Впереди со снижением идет чья-то пара. Передний истребитель дымит, за ним каждый раз вспухают в небе темные «мячики». Второй беспокойно ходит то слева направо, то справа налево — оберегает товарища, готовый крылья ему подставить, помочь продержаться хоть еще немного.
Догоняем их. По бортовому номеру определяю: Иван Руденко подбит. А рядом с ним идет самолет из третьей эскадрильи.
Но дотянул Иван израненную машину, посадил ее на фюзеляж. Хорошо сел, удачно: самолет почти не получил повреждений.
Вот и аэродром. Садимся поодиночке. Зарулили. Сосчитали: взлетело 14 истребителей, возвратилось только 7...
Кто же остался там, в неведомой, тревожной неизвестности? Что с ними? Живы ли?..
Время тянется в ожидании, сердце полнится беспокойством... И вот узнаем: не вернулся с задания Николай Чистов: «Мессершмитт-109» сбил парня, увлекшегося атакой «юнкерса» и не подозревавшего о грозящей ему опасности.
Лишились мы и Николая Карпова.
Защищая своего ведущего Александра Клубова, он отбил атаку «фокке-вульфа» и зажег его, но и сам был подбит. Пришлось прыгать из горящего самолета. Высота была небольшая. Никто не видел раскрывшегося парашюта.
Так как все произошло над занятой противником территорией, уточнить подробности не удалось. Николай, видимо, разбился.
Не возвратилась из этого боя также пара Петухов — Барышев. О их судьбе долго ничего не было известно. И только семь месяцев спустя, когда полк находился уже на территории Польши, вернулся Барышев. Рассказал, что выбросился с парашютом из горящей машины, обгорел. Попал в плен. А Петухов погиб. Он долго тянул на пылающем истребителе на свою территорию, но не долетел...
Пара Табаченко — Чертов «дружно» села на соседнем аэродроме: кончилось горючее. Заправили самолеты — и к вечеру появились дома. Оба истребителя имели по нескольку пробоин.
Нетрудно представить, какое настроение овладело каждым, как тяжко переживал весь боевой коллектив случившееся. Неудача в бою, потеря людей и техники... Хоть и сбили несколько вражеских самолетов, но потери понесли несравнимые. Речкалов стоит расстроенный, Трофимов места себе не находит — обоих друзей своих закадычных потерял. Клубов хоть и пытается выглядеть спокойным, внутреннего волнения скрыть ему не удается. Это был шок. Но он постепенно проходил, уступая место трезвому размышлению над происшедшим. Как и почему такое случилось, в чем причина, кто виноват?..
Надо было дать ответы на целую серию вопросов. Требовался тщательный, честный анализ дел и обстоятельств.
Лица у всех осунулись. Погасли улыбки. Каждый пытается осмыслить свалившуюся вдруг беду. И в самом деле: не вернулись ведь не новички, а отличные, многоопытные воздушные бойцы, умелые пилоты.
Табаченко с Чертовым, к примеру, «идут» с самой Кубани, приличный боевой счет оба имеют, ни разу сбитыми не были. А Чистов, Карпов, Руденко?.. В каких только переделках не приходилось им бывать!.. Только у Петухова и Барышева боевого опыта нет: оба прибыли из запасного авиаполка на стажировку. Хорошие летчики-инструкторы. Петухов был в ЗАПе командиром звена. Прибыл фронтового опыта набраться: счел своим долгом воевать. В Черниговке настоял на своем и уговорил Покрышкина оставить его в полку.
Так что же произошло?
Загадка постепенно разгадывается. И хоть мнения несколько разошлись, общий вывод в значительной степени объяснял все Довольно точно и объективно.
Уже позднее, подводя 16 июня итоги участия в сражении над Яссами, Покрышкин об этом бое скажет:
— Одна из причин происшедшего состояла в том, что принятый, узаконенный у нас и хорошо оправдавший себя боевой порядок групп был нарушен. Не стало взаимодействия этих групп, распавшихся по сути на бессистемно действующие пары и даже одиночки. Руководства воздушным боем не было. Некоторые летчики отрывались от своих ведущих, отставали от своих групп. Злую шутку сыграло и тщеславие, погоня за пополнением личного счета сбитых самолетов. Атаки порой выполнялись без надежного прикрытия. Допускались серьезные нарушения радиодисциплины (Покрышкина эти обстоятельства привели в ярость: сколько надо говорить, сколько напоминать такие элементарные требования?!)...
Прежде чем провести разбор, комдив все тщательно проанализировал, обдумал, взвесил. Что еще могло оказать на летчиков негативное воздействие? А то, что уверовали в собственную непогрешимость, переоценили свои силы и возможности и недооценили противника?.. А что? Вполне возможно!
Было еще одно предположение, которое он долго не решался высказать вслух. Отбрасывал его, снова «ловил» и, как бы взвешивая на весах объективности, решился вдруг поделиться с собравшимися:
— Чем все же объяснить то, что произошло — дезорганизацию? — Покрышкин обвел взором присутствующих. — А может, кто из вас боится, может, кем-то владеет страх, сковывает действия, мешает?..
Аудитория словно бы съежилась, совсем притихла от столь неожиданного вопроса. Подними сейчас комдив любого и спроси, ведом ли ему страх, он бы ответил... Здесь, в этой настороженной тишине, в обстановке, где просто невозможно сфальшивить и сказать неправду, здесь каждый сказал бы прямо и откровенно: страх в нем живет где-то в самых дальних тайниках души. Конечно, это коварное чувство волей своей, силой разума надо уметь погасить.
Да, бояться может каждый. Думать, загадывать, вернется ли он из боя.
Летчики словно затаились, стараясь уловить, к чему клонит комдив. А он вдруг спокойно разрядил скованность и напряжение:
— Думаете, мне не бывало страшно? И в сорок первом, сорок втором и потом на Кубани?.. Но теперь страха нет. И у вас его не должно быть. Сегодня в сердце, в мыслях, в руках ваших должна быть только уверенность! Она помогает побеждать врага.
Покрышкин, обычно всегда сдержанный, никогда не позволявший себе повышать тон, был сегодня резким.
— Состав групп должен быть постоянным, слетанным, — говорил он. — Боевой задор — штука хорошая. Но не надо терять голову. Помните: бросив группу и погнавшись за одиночным вражеским самолетом, наш летчик снижает ударную силу патруля, предает напарника. Не секрет, что у нас есть потери по вине самих же летчиков. Возвращающихся с вынужденных посадок летчиков встречают в полку чуть ли не как героев. Конечно, радостные чувства друзей вполне естественны. Но плохо, что никто не анализирует допущенных этим летчиком ошибок, не требует от него объяснений, не учит его, не спрашивает с ведущего за ошибки его ведомого. Нам нужны летчики — истребители самолетов противника, а не летчики, истребляющие свои машины! — заключил Покрышкин.
Чувствовалось, что ему нелегко было сказать все это, да еще в присутствии командира корпуса. Но его доклад на летно-тактической конференции ничего общего не имел с разносом, с критиканством. Объективный анализ причин неудачи сопровождался комментариями, умозаключениями, выводами, и каждому становилось ясно: только порядок, организованность, дисциплина в сочетании с мастерством, мужеством и отвагой, стремлением во что бы то ни стало победить врага способны обеспечить успех.
А как здорово, поистине — в лоб, сказал он о страхе!.. Да, в самом деле: потеря в течение одного дня нескольких наиболее, пожалуй, опытных наших летчиков угнетающе подействовала на весь коллектив, а новички и вовсе духом пали. Вчера еще моральный дух был у всех высок, никто и в мыслях не держал, что может вдруг все перемениться и сегодня уже многие из нас окажутся в тисках моральной и физической усталости, за которой стоят неуверенность, боязнь...
Поднялся командир корпуса генерал Утин — уважаемый в среде авиаторов военачальник.
— Претензий к Девятой истребительной авиадивизии у меня нет! — произнес он. И зал, готовый услышать «разгромную» речь, словно замер, не веря услышанному. А генерал вел мысль дальше:
— Летчики дрались над территорией, занятой противником. Сражались сильно, самоотверженно. Потери, на мой взгляд, объясняются в немалой степени еще одним важным фактором: сказывается почти полугодичный перерыв в боях. Некоторые летчики слишком «стараются», сломя голову атакуют противника, увлекаются, не применяют хитрости, теряют выдержку. Ведущий должен отвечать за судьбу ведомого. Еще одно: нарушая радиодисциплину, летчик мешает товарищам, мешает командному пункту и операторам радиопеленгатора...
Командир корпуса как бы беседовал с собравшимися, и каждый принимал его слова так, будто они сказаны именно ему. И каждый сделал в этот день серьезные выводы из этого сурового урока.
...Не добившись успеха в Ясской наступательной операции, противник с 7 июня стал перебрасывать свою авиацию на тыловые аэродромы.
Штабники подсчитали: за одну неделю проведено 52 групповых воздушных боя, в которых принимало участие 608 наших и 1238 вражеских самолетов. Наши летчики сбили в воздушных боях 128 вражеских самолетов.
Выдающийся успех выпал на долю Александра Клубова: он за эту неделю лично уничтожил 9 вражеских самолетов!
Нашим частым гостем бывала Ирина Дрягина. Круг ее забот был довольно обширным — и собрание помочь секретарю старшине Виктору Короткову провести, и о пополнении рядов ВЛКСМ позаботиться, и в протоколы заглянуть, и актив проинструктировать. Авторитет ее был высок еще и потому, что она кровно связана была с боевой авиацией: летчица ведь, летала на боевые задания, когда в женском авиаполку служила, к тому же комиссаром эскадрильи там была.
Внимательная, отзывчивая, деловитая, знающая и технику и людей, она снискала у авиаторов большое уважение.
Много помогала она, в частности, и комсоргу нашей эскадрильи старшему сержанту Юре Храповицкому.
Как-то обстоятельства потребовали улучшить штурманскую подготовку летчиков. Комсомолия горячо взялась помочь командиру и в этом деле. Что и как надлежит сделать, подсказала Ирина. Провели собрание, выпустили специальные боевые листки, организовали дополнительные занятия с авиаторами, пригласили выступить лучших специалистов, подготовили по нескольким темам бюллетени. Летчики хорошо изучили район боевых действий.
Точно такая же работа проведена была и с целью изжития нарушений радиодисциплины.
В общем, молодцы были наши комсомольцы!
Коммунисты призывали молодежь держать равнение на лучших воздушных бойцов, изучать опыт мастеров огня и маневра, учиться у них искусству побеждать врага.
И мы следовали этим призывам, мы действовали так, как требовал долг, как подсказывала совесть. И час от часу росло наше мастерство. Николай Трофимов стал заместителем командира 3-й эскадрильи. Мне доверили звено, и теперь в подчинении были три летчика, техники, механики, мотористы — более двух десятков подчиненных.
Теперь и забот прибавилось: хоть и знаю людей, их характеры, Уровень их подготовки, а все же предстоит с ними поработать, слетаться, чтобы водить эту группу в бой; нас, летчиков, теперь уже четверо, и это — целое тактическое подразделение, способное самостоятельно выполнять сложную боевую задачу.
Наступившая в середине июня передышка позволила проанализировать успехи и недостатки в боях. Этот перерыв помогал добиваться сколоченности звена, отрабатывать слетанность в боевых порядках самостоятельно звеном и звена — в составе эскадрильи.
Звено — это я и мой ведомый Виктор Жигалов, старший летчик Иван Вахненко и его напарник Алексей Сеничев: два опытных летчика и два молодых, но уже обстрелянных — оба в Ясской операции успешно выдержали строгий экзамен на боевую зрелость.
Наступившее затишье — явление временное, это лишь спад боевой активности. Несколько дней летаем мелкими группами на боевое патрулирование, ходим на «охоту» парами. И тренируемся, тренируемся...
Так, однако, долго продолжаться не может. Чувствуется, если на этом участке фронта противник не возобновит активности, обязательно перебросят туда, где воздушная обстановка обостряется.
Тем временем полк пополняется материальной частью взамен вышедшей из строя. Теперь за ней в тыл не летаем: ее доставили в полк перегонщики. Пришли из запасного полка и новые ребята. Среди них не только молодые летчики, но и инструкторы, «вырвавшиеся» на фронт для стажировки. В нашу эскадрилью назначены двое — лейтенант Турченко и младший лейтенант Голосуй. Есть и опытные, проверенные в схватках бойцы, переведенные из других частей.
Передаем новичкам опыт. Обучая их, учимся и сами — перенимаем все интересное, значимое у своих соседей.
В начале июля 1944 года догадки о предстоящем перебазировании обрели реальность: моему звену командир поставил задачу сопровождать транспортные самолеты Ли-2 с передовыми командами на борту. Уточняя маршрут, поняли: перебрасывают в новый район боевых действий. Находится он севернее нынешней дислокации.
Выходит, летим на 1-й Украинский фронт — навстречу новым боям...