Миус-фронт
В ночь на 16 августа 1943 года, сменив части 44-й армии южнее Куйбышево, наши войска заняли исходное положение для наступления.
Наблюдательные пункты — командарма и мой — саперы построили на высотке севернее села Русского. Они отстояли метров на двести друг от друга, соединяясь прямым ходом сообщения.
17 августа подготовка к прорыву закончилась. Артиллерия ночью незаметно заняла позиции, топографы заранее «привязали» боевые порядки батарей и полков. В последние дни перед наступлением офицеры штаба превратились в своеобразных комендантов по надзору за маскировкой. Чтобы не вызывать у гитлеровцев никаких подозрений о готовящемся наступлении, пристрелку вели отдельными пристрелочными орудиями.
Кажется, все сделано, подготовлено, проверено, осталось подать команду. Однако не терпится еще и еще раз окинуть взором знакомые позиции, где побывал за эти дни не раз. Звоню командирам частей и соединений, расспрашиваю офицеров штаба, наблюдаю в стереотрубу. Позади наблюдательного пункта ждут решающей команды расчеты сотен орудий, минометов, знаменитых «катюш».
Начальник отделения разведки штаба артиллерии армии, пришедший на НП, говорит, что у противника на этом участке отличная дисциплина. С рассвета и дотемна — никакого движения, а когда наступает ночь, над траншеями непрерывно взлетают в небо ракеты, освещая прилегающую местность. Гитлеровцы явно нервничают: [69] бьют по перекресткам дорог и по другим тыловым объектам, потом пушки и минометы внезапно умолкают. По всему видно, враг живет ожиданием каких-то больших событий.
— Это верно, враг настороже, — слышу за спиной знакомый голос Александра Яковлевича Сергеева, начальника политотдела армии. — Ну, как ты тут живешь? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, продолжает: — Представить себе не можешь, какая это паршивая штука — ездить днем по степным дорогам. То и дело попадаешь под бомбежку, а куда тут скроешься? Некуда.
Воспользовавшись тем, что я встал из-за стереотрубы, он прильнул к окулярам.
— Что же это ты, Иван Семенович, по пустому месту будешь вести огонь? — спрашивает, улыбаясь, генерал.
— Смотри внимательнее. Ориентир четыре видишь?
— Вижу.
— Вправо — сорок, цель двадцать шесть: наблюдательный пункт командира триста тридцать шестой пехотной дивизии генерал-майора фон Кунтце.
Сергеев всматривается, но ничего примечательного не находит.
— Почему же ты даешь спокойно работать командиру немецкой дивизии? — недоумевает Сергеев. — Раз уж обнаружил — отправляй его побыстрее к праотцам.
Тут на наблюдательный заходят второй член Военного совета армии полковник В. Д. Александров и начинж генерал-майор И. Н. Брынзов. Разговор о судьбе командира немецкой дивизии становится общим. Как лучше поступить? Уничтожить сразу или же подождать начала операции? Я раскрыл разведывательную карту. На ней по данным аэрофотосъемки и показаниям пленных с достоверной точностью нанесены два генеральских командных пункта и около пятнадцати офицерских — полковых и батальонных.
Время подавления немецких пунктов управления войсками уже предрешено командармом, но я спрашиваю Александрова:
— А как ты поступил бы?
— Знаешь правило, — живо ответил он, — не откладывай на завтра того, что можешь сделать сегодня. Накрыть [70] бы его сейчас, гада, хорошим огоньком — и дело с концом.
Брынзов посмотрел на него и поучающим тоном заметил:
— Важно не какого-то командира дивизии или полка уничтожить, а в критическую минуту парализовать управление войсками.
— Это правильно. — Александров махнул рукой, взял со стола карту, посмотрел в амбразуру и попросил: — Расскажи нам, Иван Семенович, как сейчас выглядит оборона гитлеровцев.
Беру у него карту, раскладываю на столе. Напоминаю, что на Миусе еще в октябре 1941 года генерал Клейст, командовавший 1-й танковой армией, готовил оборону. Затем полтора года противник укреплял этот рубеж, создав три оборонительные полосы. Первая, наиболее оборудованная, имеет глубину до восьми километров и начинается непосредственно у реки Миус. Там имеются глубокие траншеи, несколько рядов проволоки, много дзотов и дотов с железобетонными и броневыми колпаками, большие минные поля. На второй полосе обороны, судя по аэрофотоснимкам, спешно укрепляются позиции по реке Мокрый Еланчик от Донецко-Амвросиевки до Мало-Кирсановки. Третью оборонительную полосу оборудует 6-я немецкая армия по реке Кальмиус — это в тридцати километрах от переднего края.
— На нашем участке фронта река Миус не очень широка, но преодолеть укрепления, созданные на правом берегу, будет не легко, — дополняет А. Я. Сергеев. — Гитлеровцы не зря назвали свою оборону здесь «Миус-фронт-колоссаль». Берлинские газеты в дни нашего июльского наступления писали: «На Миус-фронте все спокойно. Доблестные солдаты заверяют своего фюрера, что Миус-фронт — неприступная крепость».
— С помощью пленных точно определены границы участков обороны не только полков, но и рот. Перед третьей траншеей — минные поля. Они разведаны артиллерийским огнем, — сообщил я.
Брынзов, как всегда, ревниво оберегая приоритет своих саперов, авторитетно заявляет:
— Знаешь, Иван Семенович, все-таки артиллерийским огнем точно не установишь, где минное поле.
Офицер разведки нашего штаба молча пододвигает [71] мне схему, подчеркнув карандашом одну из граф. В ней как раз на сегодня была намечена артиллерийская разведка минных полей.
— Немного подождем и увидим, — возразил я Брынзову, посмотрев на схему и на часы.
Вскоре справа от нас две гаубичные батареи открыли редкий огонь. Прочесывались промежутки между второй и третьей немецкими траншеями, вблизи проселочной дороги.
Снаряды ложились точно в отведенных участках, где, по показаниям пленных, заложены мины. Однако прошло шесть — восемь минут с момента начала обстрела, а мины не взрывались. Значит, их нет. Батарея перенесла огонь по площади влево, но с тем же результатом.
Брынзов, сверкая толстыми стеклами очков, толкнул меня в бок:
— Вот видишь, никуда не годится ваша огневая разведка. То ли дело инженерные войска! — подмигнул он Сергееву. — Чисто работают, наверняка. Ползет наш сапер вместе с пехотой, а миноискатель вдруг ему и зазуммерит: «Вот, брат, здесь — мина!»
Едва он кончил свою тираду, как среди разрывов гаубичных снарядов взметнулись необычные по форме и цвету облачка. Минное поле обнаружено. Сергеев, молча смотревший в амбразуру, весело пропел:
— И были посрамлены враги его!
Брынзов примирительно откликнулся:
— Сдаюсь, сдаюсь.
18 августа 1943 года вновь опоясался огнем Миус-фронт. Полторы тысячи наших орудий и минометов открыли смертоносный огонь. Вслед за ними появились в небе штурмовики 7-го авиационного корпуса. Они обрушили сотни бомб на траншеи, штабы и линии связи врага.
После мощной артиллерийской и авиационной подготовки войска Южного фронта начали наступление. Наша армия во взаимодействии с 5-й ударной армией наносила главный удар.
Пехотинцы, окрыленные поддержкой артиллеристов и авиаторов, дружно кинулись вперед. Нейтральную полосу преодолели быстро и почти без потерь. Две линии [72] траншей достались нам без особых усилий. Враг потерял управление. Лишь отдельные немецкие пулеметы, минометы и артиллерийские батареи обстреливали наступающие войска.
В полдень пехота и танки противника начали ожесточенные контратаки, продолжавшиеся до темноты. Усилился и огонь артиллерии.
Стало ясно, что нам не удалось полностью подавить вражескую артиллерию: большинство батарей успело переехать на запасные позиции и таким образом уйти из-под обстрела. Причин здесь много. Главная — мы не имели еще достаточного опыта контрбатарейной борьбы такого крупного масштаба и не изучили повадок артиллеристов противника.
Тем не менее к концу первого дня штурма армия вклинилась в главную полосу обороны врага на глубину до двух километров. 19 августа неприятель попытался выправить положение. Особую активность проявляли его артиллерия и авиация. Но сломить наступательный порыв гвардейцев им не удалось.
Зенитная артиллерия и истребители умело и настойчиво отражали ожесточенный натиск противника с воздуха, помогая наземным войскам метр за метром продвигаться вперед. Немецкие бомбардировщики, испытывая чувствительные удары советских истребителей и артиллеристов, часто вынуждены были отклоняться от намеченных целей, беспорядочно и с большой высоты сбрасывали бомбовый груз.
В тот день противник потерял на участке 2-й гвардейской армии двадцать «юнкерсов». Наибольший успех выпал на долю истребителей, которыми командовал генерал-майор авиации Е. Я. Савицкий. Они смело атаковали сильного противника. На этот раз превосходство в воздухе было на нашей стороне.
19 августа наступающие части и соединения отвоевали у врага еще километр сильно укрепленной полосы. Один километр! Мало? Да. Но ведь каждый метр этого пространства брался с бою. Густая сеть ходов сообщения, пересекавшая в глубину многочисленные траншеи, давала возможность гитлеровцам скрытно и очень быстро накапливать свежие подкрепления и контратаковать наступающих. Наша артиллерия не всегда успевала оказать поддержку. Бойцам приходилось отражать [73] контратаки только своими силами. Помогали им, когда это было возможно, лишь полковые орудия.
По мере продвижения войск перемещался и наш штаб. Однажды, направляясь на новый наблюдательный пункт, мы въехали в широкий овраг, где совсем недавно отсиживались гитлеровцы в добротных землянках. Шофер, смеясь, показал на позолоченную вывеску, прикрепленную над входом в блиндаж. На квадратном листе железа красовался мифический бог вина Бахус верхом на бочке, с пивной кружкой в руках. Здесь же стояла группа пленных, которых допрашивал наш офицер. Остановив машину, я спросил пленного немецкого обер-лейтенанта:
— К чему сей балаган на войне? Вытянув руки по швам, он ответил:
— Выдумка полковника фон Бюлова и генерала Кунтце{7}, господин генерал. Они устроили «Берлин на Миусе». Один ряд блиндажей, как видите, имеет табличку: «Унтер-ден-Линден». Здесь было два кабачка и один публичный дом. Другой ряд назывался «Фридрих-штрассе», где размещались кафе с девицами.
— Совершенно верно, — подтвердил другой пленный, командир 1-й роты 687-го пехотного полка. — Мы были убеждены, что «Миус-фронт-колоссаль» неприступен. Недаром он объявлен «зимней линией обороны рейха». К тому же и попытки ваши прорваться зимой и летом, извините, не удались...
Давал показания сухопарый, с бесцветными серыми глазами командир роты 294-й пехотной дивизии. С этой дивизией мы познакомились на Миусе еще в феврале 1943 года. Она почти сплошь состояла из нацистов. Офицер угрюмо сообщал:
— Солдаты наши могут побеждать, а вот генералы, возможно, проиграют войну. Нет в войсках доверия ко многим из них. Поэтому нам и трудно выдержать серьезное испытание. Во Франции и Голландии мы легко побеждали, а у вас в России наткнулись на крепкий кулак. [74]
Прямота командира роты дала повод разоткровенничаться плотному унтер-офицеру с выразительным, красивым лицом.
— Наш командир дивизии генерал-майор фон Блок, подражая фюреру, произносил истерические речи, а солдат совсем не жалел! — резко выкрикивал унтер-офицер. — Сколько у нас ничем не оправданных потерь! И все это видят и знают. А сколько Блок вынес смертных приговоров! Насаждал прусскую дисциплину. А что толку? Мы в плену, а дивизия разбита...
В результате упорных боев 2-я гвардейская армия прорвала главную полосу обороны на Миусе и устремилась вслед за отступающим противником к реке Крынка. Перед нашими войсками открылись дороги в Донбасс.
Соотношение сил в августе изменилось в нашу пользу. Небом владели советские летчики. Превосходство в танках было на нашей стороне. Оперативные резервы 6-й немецкой армии перешли под Харьков, где в это время развернулись ожесточенные бои.
Эти благоприятные условия учитывала и умело использовала Ставка Верховного командования. Она крепко держала инициативу в своих руках, диктовала свою волю противнику и оперативно создавала на решающих направлениях необходимое превосходство в силах и средствах наступающих войск.
Большую помощь 2-й гвардейской армии оказал 4-й механизированный корпус под командованием генерала Т. И. Танасчишина. Ему удалось нащупать слабый участок в обороне противника и прорваться в тыл врага. Танкисты освободили населенные пункты Надежный, Белояровку и Колпаковку.
Командующий немедленно воспользовался этим и ввел в образовавшийся коридор 2-й механизированный корпус генерала К. В. Свиридова.
Бойцы и офицеры гвардейской армии дрались отважно. Многие из них достойны похвалы.