Самолет на лошадях

Долго еще в нашей авиации жил смешной и никому ненужный тип летчика-ухаря. Долго еще приходилось пользоваться старьем, теми самыми «гробами», которые теперь живут только в рассказах старых летчиков.

В первые годы после гражданской войны в авиации была велика аварийность. Били машин много, били глупо, дико, главным образом из-за неумения и недисциплинированности. Иногда по этим же причинам гибли замечательные люди. Учеба была поставлена не так, как сейчас. В наши дни какой бы ни был летчик, будь он хоть семи пядей во лбу, но ежели он прибывает в новую часть, на новое место работы, командир и не подумает выпустить его в воздух, прежде чем не испытает, прежде чем толком не изучит новичка. А в то время поправить летчика, «героя воздуха», «победителя стихии», — да слыхано ли это? Может ли быть что-либо обиднее, можно ли нанести горшее оскорбление! И вот такой «герой», хоть у него и поджилки тряслись, а он все-таки слушать толковое замечание не хотел, лез в машину, летел, ломал самолет, а подчас и сам погибал.

Большую работу в те годы вынесли на своих плечах механики. Они ремонтировали машины на-ходу, наспех. Иногда собирали из двух и трех поломанных машин одну. Выходил такой самолет из ремонта и вновь попадал в руки этакого «короля воздуха». По счастливой случайности иной самолет жил некоторое время. А сплошь и рядом «самолетный век», к досаде механиков, измерялся всего двумя-тремя полетами. [16]

Я помню, как этот примитивный «холодный» ремонт был преобразован. Ремонтировать начали солиднее, фундаментальнее, образовалась целая мастерская, а позднее завод «Авиаработник».

Однажды «Авиаработник» выпустил из капитального ремонта три новеньких самолета «Фарман-4». Для приема их прибыли летчики и механики. Три новеньких, покрашенных свежей краской самолета стояли на поле. Они красиво выделялись на снегу, покрывавшем аэродром. Под мартовским солнцем весело поблескивали их крылья. Самолеты были приняты.

Отряд стоял в городе К. — в 80 километрах от Москвы. Было приказано не грузить самолеты в вагоны, не отправлять по железной дороге, а перегнать по воздуху. Для этой цели из отряда были посланы самые лучшие экипажи. Долго летчики собирались в этот «большой перелет», уговаривались, соображали, подсчитывали, ловили погоду.

И вот, наконец, день вылета назначен.

Летчики поднялись один за другим в воздух. Хотя было строго приказано итти строем, они сразу же потеряли друг друга. Долго блуждали над аэродромом на разных высотах среди ясного солнечного неба, разыскивая друг друга. Поиски успехом не увенчались.

Тогда каждый решил действовать самостоятельно. Один ушел куда-то в сторону, совсем не в направлении города К. и скрылся из виду. К вечеру экипаж самолета пришел на аэродром пешком. Оказалось, что при вынужденной посадке в 8 километрах от Москвы машина была вдребезги разбита. Постигла неудача и второй самолет.

Только третий летчик нашел нужный ориентир и храбро направился к месту назначения. Все хорошо. Мотор работает нормально. Машина исправна. Погода превосходная. Но у летчика, как он рассказывал позднее, было почему-то тяжело на сердце. Томило какое-то предчувствие. Он пытался превозмочь свои сомнения. Но это не удавалось. Предчувствие все более решительно и настойчиво напоминало о себе. Летчик все больше и больше беспокоился. Он перебирал в памяти, не случилось ли чего-нибудь сегодня? Не перебежала ли кошка? Не встретил ли попа? Нет. Все как будто в порядке. И день — не понедельник и не пятница. И [17] брился четыре дня назад. А вот болит сердце. Что-то не так.

И вот среди белого дня, в очень хорошую погоду, на совершенно исправном самолете летчик решил прекратить полет, так как его смущало это самое предчувствие. Он долетел до озера и благополучно опустил машину на густо запорошенный снегом лед. Как только опустился, тотчас повеселел. Не беда, что не долетел до цели. Долетим завтра. А сегодня, хотя туда и обратно можно было бы слетать десять раз, сегодня он лететь не настроен.

Кто-то предложил механику оставить самолет и ехать в К. поездом. Сказано — сделано. Самолет остается на поле, а летчики поездом едут в К. Доклад командиру отряда. Все ясно, все нормально.

Летчики ночуют в К. и утром отправляются к самолету. Погода слегка испортилась, но лететь можно. Однако снова не повезло. Подойдя к самолету, летчики заметили, что у машины кто-то побывал, оставив на снегу следы. Стали осматривать машину — нет часов на приборной доске, нет еще какого-то прибора. Видно, решили подшутить над летчиками.

Вместо того, чтобы спросить, выяснить все в ближайшем селении и все-таки перегнать машину на свой аэродром, экипаж очень разгневался, решил немедленно выехать в К. и доложить командованию о случившемся. Снова оба летчика садятся в поезд. Но на этот раз им от командования был дан основательный нагоняй и категорический приказ — перегнать машину на аэродром.

Летчики возвращаются к самолету. О, ужас! У самолета нет хвоста. К человеческим следам вокруг самолета прибавились еще следы однокопытных и двухкопытных. Повидимому, какая-то веселая корова, решив позабавиться странным, одиноко стоящим сооружением, рогами изуродовала рулевое управление. Лететь нельзя. Но теперь нельзя ехать и с докладом.

Запросили по телеграфу, как быть. Последовал суровый ответ: «Доставить самолет любым способом».

И вот к исходу следующего дня жители города К. наблюдали необычайное зрелище. К городу подъезжал странный экипаж, издали напоминающий своими контурами нечто вроде самолета. Экипаж волокли две маленьких [18] тощих лошаденки. Размахивая палкой, лошадей на веревке тянул мрачный механик самолета. Летчик, утомленный затянувшейся доставкой самолета к месту назначения, в возне с тяговой силой зашиб ногу, не мог итти и уныло сидел в своей кабине.

Толпа забавлялась картиной. Летчик старался не слышать насмешек и веселых возгласов. Он был готов провалиться сквозь землю. Но не провалился...

Самолет починили и через несколько дней нашего героя вновь допустили к полету. Полет прошел удачно. И вечером в кругу товарищей он попрежнему чванился и рассказывал о том, какие необычайно тяжелые случаи бывали с ним в воздухе и как он блестяще побеждал все трудности. [19]