За Днепр

К весне 1943 года, несмотря на все усиливавшиеся карательные меры фашистов, партизанское движение в Белоруссии охватило всю республику и перешло во всенародную войну. Девять обкомов партии и комсомола вели подпольную работу в тылу захватчиков. Партизанские отряды насчитывали в своих рядах около шестидесяти тысяч бойцов. Партизанами контролировалось [217] более половины территории республики, а пятую часть родной земли партизаны держали в своих руках постоянно. Только Кличевский партизанский край занимал большую территорию с населением в семьдесят тысяч человек.

Сбылось предсказание народного поэта Белоруссии Янки Купалы: «Я знаю, что будет делать мой народ... Пока будет жить хоть один белорус, не будет на белорусской земле покоя фашистским захватчикам, горькой будет их жизнь: с каждого дерева, из каждого оврага будут следить за ними зоркие партизанские глаза».

Разгром немецко-фашистских войск на Волге, отступление гитлеровских полчищ с Кавказа, героическая оборона Ленинграда — все это поднимало моральный дух и боеспособность партизан.

Оперцентр готовил партизан к решительным действиям. В начале апреля меня с Елецким вызвали в Могилевский подпольный обком партии. Нас принял первый секретарь обкома Дмитрий Степанович Мовчанский, которого мы хорошо уже знали по работе в оперцентре. Здесь были также знакомые нам подполковник Сидоренко-Солдатенко и М. И. Кудин, помощник первого секретаря.

Нас попросили доложить о боевой деятельности отряда с первых дней его существования. А потом секретарь обкома, обращаясь к Сидоренко-Солдатенко, спросил:

— Савелий Герасимович, а не кажется ли вам, что 128-му отряду уже тесно на Кличевщине?

— Да, кличевская рубаха для этого богатыря стала тесной, давно швы разошлись, — ответил подполковник и разложил на столе карту боевых действий нашего отряда.

Карту эту Мовчанский, наверное, уже знал. Мельком глянув на нее, он прочертил красным карандашом стрелку за Днепр.

— Вот сюда бы вам перебраться.

— Почему же так? — удивился Елецкий.

— Все стремятся к магистральным путям Минск — Москва. И это правильно, — отвечал Мовчанский. — Но немцы убедились, что магистральные железные дороги стали ненадежными: до фронта доходит теперь уже меньше половины поездов. Так они стали гнать свои эшелоны по окольным путям. Это дальше, зато надежнее. [218]

— Условно, конечно, — кивнул подполковник. — От Барановичей до Слуцка крепко работают партизаны. А вот дальше, например от Могилева до Кричева, тарахтят поезда почти беспрепятственно.

— Может быть, вам удастся расположиться где-то в районе Чаус, — продолжал Мовчанский, — южнее железном дороги Могилев — Кричев.

Мы с Елецким так и впились в карту.

— От Чаус недалеко и к путям Могилев — Орша, Кричев — Орша, — прикинул Елецкий.

— Правда, на пути, кроме Днепра, еще несколько рек, — заметил Савелий Герасимович и, расправляя на широкой богатырской груди огненно-рыжую бороду, добавил с поощрительной улыбкой: — Но мы посылаем именно ваш испытанный отряд.

— Вот вы и двинетесь железным потоком на заречные коммуникации врага, — подхватил Кудин.

— Сочтем за большую честь такое доверие, — ответил Елецкий.

— С этого дня ваш отряд решено именовать 14-й Темнолесской бригадой, — объявил Мовчанский. — Ваша задача — парализовать транспортные артерии, поднимать народ на борьбу. Начинать, видимо, надо с подавления местных гарнизонов, чтоб они вам не мешали подрывать поезда. Кстати сказать, за Днепром вы не будете одинокими: туда же направляется инициативная группа из 208-го отряда под командованием лейтенанта Демидова, а также группа Сергея Мазура.

Затем первый секретарь познакомил нас с двумя товарищами:

— Шпак Максим Васильевич будет в вашей зоне представлять Могилевский подпольный обком партии. — Мовчанский указал на крепко скроенного невысокого мужчину с бледным суровым лицом. — Ольга Степановна Долженкова возглавит комсомольскую работу, — обратился он к худенькой невысокой девушке. — До войны была у нас в Белоруссии секретарем Вилейского обкома комсомола, школьными И: пионерскими делами заправляла... Пришла пешком из Москвы.

— Из Москвы, пешком? — недоуменно переспросил Елецкий.

— Я не оговорился, товарищи, — ответил Мовчанский. — Ольга Степановна пешком пришла из Москвы в Могилевекие леса. Как сами понимаете, по вражеским тылам. [219]

— Так что при форсировании рек и речушек Оля может кое-что подсказать, — ухмыляясь в бороду, сказал Сидоренко-Солдатенко. — Представляете, сколько их было на ее пути?

Я с уважением смотрел на худенькую, скромную девушку и, зная по собственному опыту, каковы они, пути-дороги в тылу фашистов, догадывался, какой силой духа она обладает, сколько в ней отваги и мужества.

С большой любовью и теплотой вспоминаю я сейчас не только Олю, но и других славных девушек-партизанок — их в нашей бригаде было более 100, большая часть которых находилась в разведке бригады и партизанских отрядах, это Голубева Евдокия, Терешко Лариса, Маркова Мария, Маркова Анна, Малахова Елена, Артемова Мария. Они бесстрашно выполняли самые сложные разведывательные задания, проникали в Могилев и другие города области, доставляли необходимые сведения о противнике, предупреждая партизан о грозящей опасности, но эта тема уже отдельной книги.

* * *

— ...А теперь садитесь с начальником штаба за карту и уже в деталях разрабатывайте предстоящую операцию, — сказал нам Мовчанский.

Мы с Елецким срочно сформировали штаб бригады, подобрали командиров и комиссаров партизанских отрядов, включенных в состав нашей бригады. По предложению Ольги Долженковой был сформирован комсомольско-молодежный отряд, которым стал командовать Павел Ясский. Этот молодой, очень волевой и собранный человек за короткий срок сумел сплотить крепкий и дружный отряд, который провел много дерзких операций на железных дорогах.

* * *

Кличевский лес стал для партизан домом родным. С ним были связаны воспоминания о первых радостных победах и горечь утрат. В этом лесу покоились могилы наших верных друзей. В последнее время здесь мы стали полновластными хозяевами, фашисты сюда и носа не показывали. И тем не менее, когда командир бригады перед строем зачитал приказ о выходе за Днепр, это [220] вызвало бурю восторга. Партизаны чувствовали свою силу и стремились на оперативный простор, где можно развернуться во всю мощь. Только теперь я по достоинству оценил слова подполковника Сидоренко-Солдатенко о том, что кличевская рубаха для нашего богатыря стала тесной.

...Вечер был тихий, ласковый, теплый. Солнце уже ушло за густые вершины деревьев. Сизый сумрак начал выползать из-за сосен и елей. Мы сидели молча у костра. Собрались те, с кого начиналась наша бригада. Все было переговорено, все обсуждено.

...Старинная грустная песня родилась почти неслышно и, дрожа как струна, стала рассказывать о том, как тяжело девушке, насильно отданной за нелюбимого. Суровые, хрипловатые голоса мужчин сливались с грудными женскими и не спеша выводили задушевную мелодию, полную боли и тоски.

Я слушал и думал: это про Белоруссию песня, про ее горькую нынешнюю судьбу.

Грустная мелодия на самой печальной ноте затихла, растаяла в лесу.

После этого как-то сразу стемнело, все утихло, даже хворост перестал потрескивать в костре.

Но вот в этой грустной, тоскливой тишине раздался высокий, зовущий куда-то голос нашего юного запевалы Володи Быкова:

Он умолк, как бы собираясь с силой. А кто-то в этот момент бросил в костер охапку сухого хвороста — огонь вспыхнул. И так же вспыхнула песня, подхваченная сотней партизан:

Песня гремела и, казалось, будоражащим набатом катилась по всей Белоруссии.

А впереди у нас были новые бои с оккупантами, «рельсовая война» на железных дорогах, длительный марш на восток, на левый берег Днепра, навстречу Красной Армии...