Дни испытаний и мужества
После ухода из батареи моя боевая биография складывалась следующим образом. До февраля 1943 года воевал в должности помощника начальника штаба 1236-го армейского пушечного артиллерийского полка. И снова неожиданный вызов к командиру полка подполковнику Преображенскому.
— Читайте, — сказал он, протягивая мне телеграмму. Я взял из его рук телеграфный бланк, там значилось:
«Майора Соколова срочно откомандировать в мое распоряжение. Генерал Паниткин».
— Понятно? — спросил командир полка и, не дожидаясь моего ответа, прибавил: — Сдавайте дела капитану Афанасьеву и немедленно выезжайте к новому месту службы.
В штабе артиллерии 14-й армии сообщили, что я назначен с повышением на должность старшего помощника начальника оперативного отделения, объяснили, где расположена землянка начальника. Я быстро отыскал землянку, спустился по деревянным ступенькам вниз, открыл дверь и сразу же заметил склоненную над картой знакомую фигуру. Яков Дмитриевич Скробов! Так вот кому я обязан вызовом сюда, в штаб артиллерии!
Скробов закончил какое-то, видимо, важное дело и только тогда поднял голову.
— А-а, Соколов? Заходи, жду. — Он встал из-за стола, шагнул навстречу, крепко пожал руку. — Рад тебя видеть живым и здоровым. Ну что, впечатлениями поделимся потом. Сейчас же — сразу за работу.
Яков Дмитриевич ввел меня в курс дел, обстоятельно рассказал о задачах оперативного отделения.
— Теперь стволов-то артиллерийских в армии во много раз больше, чем было в начале войны. Планировать [83] артиллерийское обеспечение операций стало куда сложнее, но интереснее. Вот этим мы с вами и будем заниматься. Дел хватит.
Их действительно хватало. Часто мы со Скробовым или же с генералом Дмитрием Федоровичем Паниткиным бывали в частях, проверяли их боевую готовность. Нередко ночами засиживались за документами, планируя обеспечение частных операций и действий разведывательных подразделений. Проверяли техническое состояние, уход и сбережение артиллерийского вооружения, средств тяги, приборов и материальной части артиллерии и минометов. Как и Скробов, генерал Паниткин, с которым мне чаще всего приходилось выезжать в части, был чрезвычайно дотошным. Нередко он лично доходил до ротных опорных пунктов, до отдельных ротных минометов, расположенных в первой траншее. Пробирался ползком, преодолевая участки местности, простреливаемые ружейно-пулеметным огнем противника. Стремился лично наблюдать артиллерийскую стрельбу.
Д. Ф. Паниткин был исключительно грамотным и опытным артиллеристом. Он прошел большой и славный боевой путь от красноармейца до командующего артиллерией армии. В 14-ю армию он прибыл в 1940 году и вместе с нею пережил трудный начальный период Великой Отечественной войны, испытал горечь потерь. Он являлся примером для подчиненных ему командиров в стойкости, мужестве, решительности.
Дмитрий Федорович командовал уверенно, со знанием дела. Он внимательно прислушивался к мнению подчиненных, стремился найти рациональное зерно в каждом предложении, любил инициативных, думающих артиллеристов, всячески поддерживал все их добрые и полезные начинания.
По характеру он был уравновешенным, выдержанным человеком. Никогда ничего не решал с наскока, любил все взвесить, продумать и проверить. Принятое же решение [84] проводил в жизнь твердо и без колебаний. Требователен он был до педантизма, не терпел даже малейшего проявления расхлябанности и бескультурья. Несмотря на некоторые свойственные ему сухость и строгость, постоянно проявлял заботу о людях, поощрял достойных.
Служба в штабе под руководством столь опытных начальников дала мне, конечно, немало. А работы в это время было хоть отбавляй. Задачи следовали одна за другой. Как-то нашему командованию стало известно, что враг готовится перебросить 6-ю горнострелковую дивизию на Кавказ, где шли ожесточенные бои. Удержать ее в Заполярье, разумеется, могли лишь активные действия наших войск, и прежде всего 14-й армии.
Помню, сколько дел было с планированием артиллерийской поддержки этих действий.
На левом фланге 10-й гвардейской стрелковой дивизии мы нанесли огневой удар дивизионом 41-го гвардейского полка по скоплению войск противника. Стрельба «катюш» насторожила врага. Ведь применение этого оружия всегда предшествовало наступательным действиям. Активизировались также и действия стрелковых подразделений. Армейские лыжные бригады совершали глубокие рейды в тыл врага, обходя его фланги и нанося ощутимые удары по штабам, резервам, коммуникациям.
Мы тщательно планировали артиллерийскую поддержку таких действий, используя артиллерийские системы, которые могли поражать противника на большую глубину.
Враг так и не решился перебросить на юг свою дивизию, а это была конкретная помощь нашим войскам, сражающимся на юге.
14-я армия занимала оборону на широком фронте. Правый ее фланг упирался в Мотовский залив, оборонительный рубеж проходил восточнее реки Западная Лица до высоты с отметкой 314,9, затем поворачивал на [85] запад, пересекал реку Западная Лица и уходил на запад южнее озера Чапр.
Военный совет армии нацеливал войска на всемерное укрепление обороны, на поддержание ее в состоянии высокой активности, требовал постоянно держать врага в напряжении. Главное внимание командующего артиллерией и всего штаба, в котором мне довелось служить, было обращено на организацию системы артиллерийского огня как основы устойчивости обороны, на управление огнем и поддержание постоянного взаимодействия со стрелковыми частями и соединениями.
Известно, что в обороне, да еще на очень широком фронте, везде быть сильным невозможно. Приходилось восполнять недостаток стрелковых частей и нехватку артиллерии хорошей организацией ее действий, маневром огнем, точным, строгим и рациональным его планированием.
Работал я с каждым днем все увереннее, сказывался приобретенный опыт, однако служба моя в штабе закончилась столь же неожиданно, как и началась. Однажды (это было уже в 1944 году) мы проводили сборы командиров батарей на базе моего бывшего 1236 апап. Я был ответственным за организацию сборов. Дел, как всегда в таких случаях, хватало. В самый разгар занятий генерал Паниткин вызвал меня к телефону.
— Вот что, Соколов, — сказал он. — Передайте дела и немедленно выезжайте в штаб 10-й гвардейской стрелковой дивизии.
Вскоре я был в штабе 10-й гвардейской стрелковой дивизии. Дмитрий Федорович уже находился там.
— Вы, товарищ Соколов, — заявил он мне, — назначаетесь заместителем командира 1942-го корпусного артиллерийского полка. Выезжайте туда прямо сейчас. Командира полка там еще нет. До его. приезда будете командовать полком. Задача: совершить марш в Мурманск, на станцию погрузки. [86]
Я получил приказ, в котором ставились задачи полку, выписку о своем назначении на должность и немедленно выехал к новому месту службы.
После совершения марша и разгрузки на станции Лодейное Поле полк вошел в состав 7-й армии, готовящейся наступать на петрозаводском направлении. Действовать нам пришлось в полосе наступления 4-го стрелкового корпуса. Мы заняли боевые порядки, организовали разведку и связь. Произведя пристрелку, закончили огневое планирование. Командир полка майор Голубев прибыл накануне наступления, так что наше знакомство проходило уже в бою.
21 июня 1944 года рано утром мощной трехчасовой артиллерийской и авиационной подготовкой началась Свирско-Петрозаводская наступательная операция, осуществляемая войсками 7-й армии. Со своих наблюдательных пунктов мы видели, как в расположении противника взлетали вверх бревна от разрушенных дзотов и блиндажей, дыбилась от взрывов снарядов земля. Над нами сверкали молнии реактивных снарядов гвардейских минометов — «катюш». Их огневые позиции располагались где-то позади нашего наблюдательного пункта. Оборона врага покрылась густой завесой дыма.
Как ни обрабатывали передний край противника артиллерия и авиация, все же некоторое количество его огневых точек, по нашим расчетам, должно было уцелеть, а следовательно, ожить, когда начнется форсирование реки Свирь. Было важно быстро выявить эти огневые средства. Но каким образом можно это сделать? Только вызвав их огонь. Это было учтено при подготовке операции.
Вызвать огонь на себя должны были 16 добровольцев из 99-го гвардейского и 296-го гвардейского стрелковых полков. Мне довелось от начала до конца наблюдать за этим коллективным подвигом. Смельчаки под гром артиллерийской канонады выдвинулись к берегу, подошли [87] к замаскированным плотам. Каждый к своему. На плотах были установлены макеты солдат. Едва они отошли от берега, как по ним открыли огонь уцелевшие после артподготовки и ударов авиации орудия и пулеметы.
Огромные фонтаны воды вздыбились вокруг плотов. Противник принял действия смельчаков за начало форсирования. Все уцелевшие его огневые средства вели огонь. Мы быстро засекали цели. То же делали и артиллеристы других частей. Через несколько минут, когда смельчаки еще не достигли противоположного берега, наши орудия обрушили огонь на обнаруженные вражеские огневые точки. Герои-комсомольцы добрались до берега и устремились к траншеям противника.
Тем временем войска по всему фронту начали форсирование большой водной преграды — реки Свирь.
Впоследствии все 16 комсомольцев были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
Операция успешно развивалась: 25 июня войска освободили город Олонец, а уже 28 июня столицу Карело-Финской ССР город Петрозаводск. Во время наступления меня ранило, к счастью легко. Отлежался 2–3 дня в полковом лазарете и вернулся в строй.
1942-й корпусной пушечный артиллерийский полк отличился в боях, за что был награжден орденом Красного Знамени. Член Военного совета фронта генерал-лейтенант Т. Ф. Штыков вручил нам орден прямо на поле боя под городом Сальми.
Когда наступательная операция закончилась, полк остался в обороне. Обороняться пришлось на довольно широком участке фронта. Первоочередная задача заключалась в том, чтобы произвести пристрелку заградительных огней по всему переднему краю. А сделать это в лесисто-болотистой местности весьма сложно. Наблюдать разрывы своих снарядов можно или же с высоких деревьев, расположенных на высотах, или находясь на нейтральной полосе. Эту задачу мне пришлось выполнять [88] вместе с командирами батарей и командирами стрелковых подразделений. Пройти предстояло по всему переднему краю. Тут без хитрости не обойтись. Я вспомнил о макетах солдат, которые применяли на своих плотах герои-комсомольцы при форсировании Свири.
Стоп! Макеты! Это можно использовать и нам. Так и поступили. В полку изготовили макеты, проинструктировали солдат, которым предстояло обращаться с ними.
Однажды нам нужно было произвести пристрелку неподвижного заградительного огня перед самым передним краем. С тремя командирами батарей выдвинулись в первую траншею. Справа и слева от нас, метрах в 20–30, расположились солдаты с макетами. Едва взорвались наши первые снаряды, солдаты приподняли чуть-чуть над брустверами макеты. Тотчас же по ним открыли огонь снайперы, нас же они не заметили, и мы спокойно провели работу.
В другой раз нужно было произвести пристрелку НЗО на закрытом участке местности. Мы выбрали три дерева, на которые намеревались втащить макеты. Деревья эти были расположены несколько в глубине, на опушке сосновой рощи. Два же других не очень высоких, но разлапистых дерева метрах в трехстах от первых мы облюбовали для себя. Заранее незаметно взобрались на них.
Солдаты привязали макеты к шестам, перебросили через сучья поближе к верхушкам деревьев веревки. Как только был произведен первый выстрел, солдаты медленно подтянули макеты вверх и закрепили концы веревок, сами убежали в укрытие. Противник быстро обнаружил макеты и открыл по ним бешеный огонь из минометов.
Мы спокойно произвели пристрелку, засекли минометную батарею противника. Когда потом чучела сняли с деревьев, они были изрешечены осколками мин. Таким образом провели пристрелку всех огней на переднем крае, на участке фронта в 20 километров. [89]
В начале сентября 1944 года Финляндия вышла из войны. Помню, с какой неописуемой радостью встретили мы эту весть. Перед нашими позициями установилась тишина.
Вскоре полк вновь погрузили в эшелон и направили в Заполярье. Из Мурманска своим ходом дошли в район озера Чапр, там заняли огневые позиции. Мне удалось побывать у соседей в 1236-м полку, встретиться с родными мне бойцами 2-й батареи. Наш полк вошел в состав артиллерийской группы, руководил которой бывший начальник штаба 104-го пушечного артиллерийского полка Тюрин Трофим Федорович, теперь уже полковник.
7 октября 1944 года началась завершающаяся на Крайнем Севере Петсамо-Киркенесская операция, знаменовавшая изгнание врага из советского Заполярья и с севера Норвегии. В тяжелых условиях пришлось действовать полку.
Война в Заполярье окончилась нашей полной победой. Полк возвратился под Мурманск. В ноябре на базе нашего полка и других частей были сформированы 204-я и 205-я армейские пушечные артиллерийские бригады.
Я был назначен начальником штаба 205-й бригады и очень жалел, что моя родная 2-я батарея оказалась в 204-й, которая ушла на 2-й Белорусский фронт. Наша же 205-я направлялась на 3-й Украинский.
Назначенные во вновь сформированный штаб бригады офицеры ранее служили на командных должностях и штабную работу знали слабо. Пришлось на ходу сколачивать штаб. Очень пригодился мне опыт, полученный в штабе артиллерии 14-й армии. К счастью, командир бригады полковник Перлов был грамотным офицером, хорошо знавшим штабную работу, много помогал штабу. В результате за короткий срок мы сумели отработать и оформить все необходимые документы артиллерийского обеспечения наступательного и оборонительного боя. [90]
Мне часто приходилось бывать непосредственно в дивизионах и батареях, проверять, как идут занятия по боевой подготовке, как несет службу наряд. Однажды я зашел во взвод разведки управления бригады. Дневальный подал команду «Смирно!», подбежал ко мне и начал доклад.
— Товарищ подполковник... — и осекся, замерев от удивления.
Это был мой младший брат Николай. Я дал команду «Вольно!», крепко обнял его и спросил:
— Как ты сюда попал? — Я знал, что он служил в огневом взводе одной из батарей.
— Попросился, чтобы из огневиков перевели в разведчики, чтоб живых фрицев посмотреть. С огневой-то их не увидишь.
— Хорошо, — засмеялся я. — Вот поедем на запад, там насмотришься.
Увидеть врага ему пришлось, и при серьезных обстоятельствах. В районе города Шапопья в Венгрии Николай вместе с четырьмя другими артиллеристами находился на передовом наблюдательном пункте: командир взвода разведки, два разведчика, радист и телефонист. Высоту, где они располагались, атаковала рота пехоты гитлеровцев, поддерживаемая семью танками. Танки врага обошли высоту. Стрелковый взвод, оборонявший ее, а с ним и пятеро артиллеристов оказались в окружении. И тогда командир взвода разведки, передав свои координаты, вызвал огонь батарей на себя. Мощные разрывы осколочных гранат нашей артиллерии уничтожали наступавших по склону высоты гитлеровских солдат, было подбито три вражеских танка.
К счастью, снаряды не причинили вреда нашим бойцам...
На 3-м Украинском фронте нашу бригаду подчинили 26-й армии. Сразу же пришлось втянуться в тяжелые бои. В середине февраля мы участвовали в Балатонской [91] оборонительной операции. Бригада вела контрбатарейную борьбу. Нередко приходилось отбивать атаки танков противника, прорывавшихся в район огневых позиций, выдвигаться на наиболее угрожаемые направления. Враг хотя и медленно, но продвигался на ряде участков, не считаясь с огромными потерями.
Вспоминаю, как один из наших дивизионов, совершив марш, занимал новые огневые позиции. Не успели еще артиллеристы привести орудия к бою, как были атакованы противником силою до полка пехоты с танками. Командир дивизиона майор Пелюх быстро организовал оборону. Прямой наводкой артиллеристы уничтожали танки гитлеровцев, ружейно-пулеметным огнем и ручными гранатами пехоту. Но крупные силы гитлеровцев теснили наши части к Дунаю.
Мне позвонили из штаба артиллерии армии и передали приказ о перегруппировке. Я доложил о приказе командиру бригады. Полковник Перлов с частью сил и оперативной группой немедленно выехал вперед. Они успели проскочить по рокаде. Нам же, пока мы собрали оставшиеся батареи, упредить врага не удалось. Разведка, выдвинутая вперед, доложила, что населенный пункт, через который проходит дорога, захвачен фашистами. Мы попытались пройти обходным путем. Но протащить по лесным и болотистым тропинкам тяжелые орудия не удалось. Может быть и даже скорее всего, мы бы прошли (и не такому научились в Заполярье), но пришлось бы потратить слишком много времени, а его у нас не было. Командир бригады по радио торопил...
Тогда мы решили пробиться через населенный пункт. Развернули одну батарею, создали усиленную группу бойцов с ручными пулеметами и автоматами и ударили по населенному пункту. Вместе с командиром 1-го дивизиона, с группой воинов на машинах ворвались в село. У одного дома заметили два бронетранспортера. Гитлеровцы были в доме. Часовой, обнаруживший нас, [92] открыл стрельбу из автомата, изрешетил ветровое стекло автомобиля и с криком «Рус, рус!» побежал вдоль домов. Из дома выбежали солдаты противника, но сразу же попали под огонь наших пулеметов. По окраинам села, преграждая путь бегущим, вела огонь наша батарея.
Бой был скоротечным. Гитлеровцы, не ожидавшие такого натиска, бежали из села. Многих из них настигали меткие очереди наших пулеметов и автоматов. Бригада благополучно завершила марш в указанный район, заняла огневые позиции. А утром загремели мощные залпы артиллерии и наши снаряды стали рваться в расположении вражеских батарей.
Не добившись сколь-нибудь значительных успехов, вражеские войска были вынуждены 15 марта прекратить наступление и перейти к обороне. А войска 3-го Украинского фронта и левого крыла 2-го Украинского фронта вскоре начали Венскую наступательную операцию. Активное участие в ней принимала и наша бригада. 13 апреля Москва салютовала доблестным войскам двух Украинских фронтов, штурмом овладевших Веной...
Здесь же, под Веной, я встретил Победу. В тот день мне исполнился 31 год. Я очень счастлив, что праздную свое рождение в такой знаменательный в жизни моего поколения день — День Победы.