XV. Иоханга

При самом выходе из горла Белого моря на мурманском берегу — бухта. Кругом голые скалы, ни одного деревца. Постоянные неистовые ветры. Все это заставляло издавна людей избегать этих, как они называли, проклятых богом мест. Действительно, трудно представить себе картину более безотрадную, наводящую свинцовую тоску на душу, чем Иохангская бухта. Земля здесь особенная, скалистая, и даже в летние месяца только слегка отогревается солнцем. На сотни верст никакого селения. Единственное сообщение с наружным миром путем моря. Но в долгие зимние месяцы только изредка заглядывают ледоколы, застигнутые бурным восточным ветром.

Здесь никогда не было селения, да и невозможно оно по местным климатическим и географическим условиям.

Только морская телеграфная станция, в которой несколько телеграфистов, вечно больных и мечтающих лишь об одном — уехать оттуда.

Несмотря на всю очевидную непригодность Иоханги для человеческого жилья, [430] генерал Миллер в середине 19-го года решил обосновать здесь каторжную тюрьму для преимущественно политических преступников. В короткий срок было сюда прислано свыше 1200 человек. Частью это были осужденные военными судами за большевизм, но громадное большинство принадлежало к так называемой рубрике беспокойного элемента, то есть подозреваемого в большевистских симпатиях и в оппозиции правительству. Эта категория лиц была прислана в административном порядке. Немало было среди высланных и уголовного элемента. Несмотря на разнообразие вины и тягости совершенного преступления, все они попали в каторжную тюрьму, ибо хотя Иоханга и не была официально названа каторгой, но весь быт жизни арестантов, режим, которому они были подвергнуты, соответствовал практиковавшимся на самых суровых сибирских каторгах.

Если бы мне кто-нибудь рассказал о правах Иоханги, то я бы ему не поверил. Но виденному собственными глазами нельзя не верить.

Арестанты жили в наскоро сколоченных досчатых бараках, которых не было никакой возможности отопить. Температура в них стояла всегда значительно ниже нуля. Бараки были окружены несколькими рядами проволоки. Прогулки были исключены, да им и не благоприятствовала погода. Арестантов заставляли делать бесполезную, никому ненужную работу, например таскать камни.

Начальником тюрьмы был некий Судаков, личность безусловно ненормальная. Бывший начальник Нерчинской каторги, он, очевидно, оттуда принес все свои привычки и навыки. Он находил какое-то особое удовольствие в собственноручных избиениях арестантов, для каковой цели всегда носил с собою толстую дубину. Помимо всего прочего, он был нечист на руку. Пользуясь отдаленностью Иоханги от Архангельска и тем, что никакого контроля над ним не было, он самым беспощадным образом обкрадывал арестантов на и без того скудном пайке. [431]

Результаты его деятельности были налицо. Об этом говорят голые цифры. Из 1200 присланных арестантов 23 были расстреляны за предполагаемый побег и открытое непослушание, 310 умерли от цинги и тифа и только около 100 через восемь месяцев заключения остались более или менее здоровыми. Остальных, я их видел, Иохангская каторга превратила в полуживых людей. Все они были в сильнейшей степени больны цингой, с почерневшими раздутыми руками и ногами, множество туберкулезных и, как массовое явление, — потеря зубов. Это были не люди, а жалкое подобие их. Они не могли передвигаться без посторонней помощи, их с трудом довезли до мурманских лазаретов. Кто же были по своему социальному и политическому составу эти несчастные?

Анкета, произведенная Иохангским Совдепом уже после падения области, показывает, что только 20 из них принадлежало или, во всяком случае, считало себя коммунистами. Остальные были беспартийные, причем вначале, когда они попали в тюрьму, сочувствующих большевизму было среди них только 180, число коих постепенно возрастало, и ко времени, к которому относится наш приезд на Иохангу, все, за исключением 10, считали себя большевиками. Когда пришло радио комиссара Петрова, что правительство Северной области уехало на ледоколе, то немедленно, в тот же день, это было 21 февраля, произошел переворот и на Иоханге. Судаков был арестован и избит. Также были арестованы большинство из охранявших арестантов надзирателей, а также некоторые провокаторы-предатели из числа арестантов, шпионивших Судакову и список коих был найден у последнего.

Произведя переворот и захватив власть в свои руки, иохангцы организовали Совдеп, председателем которого избрали Бечина, а товарищами председателя Клюева и Цейтлина. После этого стали дожидаться случая: прихода ледокола, чтобы перебраться всем на Мурманск. [432]

Первым таким ледоколом, пришедшим после долгих месяцев перерыва в Иохангскую бухту, был «Русанов», на котором находился и я.

О настроении иохангцев можно не говорить. Они были полны безумного, слепого гнева против белогвардейцев. Ненавидели Северное правительство и генерала Миллера, которых в одинаковой степени считали виновниками их страданий, гибели их товарищей, и были полны одной только мыслью, одним желанием — отомстить белым.

Достойно удивления, почему ими не был убит начальник тюрьмы Судаков, который был ими особенно ненавидим. Это было сделано исключительно под влиянием Бечина, который убедил своих товарищей отложить казнь Судакова до Мурманска.

«Надо по суду» — такова была точка зрения Бечина{2}.