IX. Защита области и вопросы эвакуации
Основной чертой генерала Миллера и его начальника штаба Квинцинского был неизменный оптимизм. Этот оптимизм может быть констатирован каждым, кто был в Сев. области. Все черное, угрожающее области, преломлялось в глазах штаба в несущественное, второстепенное. В то время когда было ясным, что жизни Сев. области остаются лишь дни и, самое большее, недели, в это время начальник штаба разрабатывал еще план нового наступления, рассчитанного на десятки тысяч подчиненных войск. Наряду с этим необоснованным и безусловно вредным оптимизмом штаб был во власти теоретических выкладок, отвлеченной стратегии и бюрократизма. Это все сказалось сильнее всего на эвакуации.
Решив остаться в Северной области после ухода союзников, военное командование взяло на себя огромную ответственность: тысячи офицерских жизней, которые в случае падения Северной области отдавались в руки большевиков. Ни для кого не было сомнения, что расправа с этими [397] офицерами и партизанами будет жестокой и беспощадной. Тем больше была ответственность и тем больше было оснований сделать все, чтобы в случае падения области обезопасить эвакуацию этих элементов за границу.
Было ли это сделано?
Факты отвечают сами за себя.
Северный фронт был растянут в буквальном смысле этого слова на тысячи верст. Его левый фланг терялся на Печоре, чуть ли не упираясь в северный Урал. Правый же проходил по Карелии, кончаясь на границе с Финляндией. На этой полосе были раскиданы те десятки тысяч воинов, которые защищали область. Неоднократно, еще перед уходом союзников, делались представления штабу и главнокомандующему о необходимости сокращения фронта, ибо, особенно зимою, падение области обрекало на гибель левофланговые части. Однако все распоряжения начштаба, даже в январе и начале февраля, сводились отнюдь не к сокращению фронта, но к его расширению и углублению. Это не оправдывалось ни нуждами области, ни реальными требованиями фронта, но это отвечало теоретическим соображениям штаба главнокомандующего.
Белое море всю зиму, с октября по апрель, труднопроходимо даже для мощных ледоколов. Только полной мобилизацией всего ледокольного состава можно было бы обеспечить тоннаж достаточный, чтобы перевезти четыре-пять тысяч лиц. Иначе говоря, приблизительно то количество, которое надо было эвакуировать из числа защитников Архангельского фронта. Опять-таки в этом направлении были сделаны неоднократные указания и генералу Квинцинскому, и генералу Миллеру, последние разы — в заседаниях нового правительства. Но ответ получался всегда один и тот же: «Эвакуация посредством ледоколов исключается, как ненадежная и не могущая выполнить полностью военные задания. И, несмотря на повторные предложения правительства генералу Миллеру обратить внимание на [398] эвакуацию путем ледоколов, 10 февраля его распоряжением все находившиеся в Архангельске ледоколы ушли в Белое море. Ушли ледоколы «Минин», «Канада», «Русанов», «Сибиряков» и «Таймыр». Их выход для меня совершенно непонятен, как он не мог быть понятен и ни для кого. Это было в дни, когда падение Северной области было ясным для всех, когда только и говорилось, что об эвакуации Архангельска. Вдобавок ко всему вся эта ледокольная экспедиция была предпринята, чтобы отвезти несколько десятков пассажиров и никому не нужных досок, предназначенных для постройки Мурманского порта.
Это отрицательное отношение к эвакуации посредством ледоколов стояло в тесной связи с тем планом эвакуации, который выработал штаб главнокомандующего и который был одобрен этим последним. Я не буду вдаваться в критику этого плана. Я допускаю, что с военной точки зрения он был вполне безукоризнен. Во всяком случае, в нем были несомненные достоинства и продуманность. Но, по отзыву полковника Кос-танди, в нем совершенно отсутствовало знание местных условий. Не учитывались непроходимость лесных дорог зимою, недостаток провианта, но самое главное, что этот план предусматривал воинские части боеспособными, неразложившимися и отступающими в образцовом порядке, при ненарушенной дисциплине. Насколько этот план был схематичен, можно видеть из того, что он был весь построен на постепенном отхож-дении воинских частей на Мурманск. При этом войскам, оперировавшим на Печоре или на Двине и долженствующим, согласно этому плану, последними пройти через Архангельск, пришлось бы идти не одну тысячу верст, прежде чем они достигли бы места своего назначения. Полки, стоящие на Железнодорожном фронте и которые можно было привезти в Архангельск в продолжении 24 часов путем железнодорожного сообщения, — должны были по тому же плану эвакуации идти проселочными труднопроходимыми дорогами на [399] Онегу, а оттуда на Мурманск. Части же, находившиеся в Архангельске, должны были составить крайний левый фланг (вместе с печорскими) и также постепенно отходить на Онегу. Разработав в деталях этот план, генерал Миллер и его начальник штаба приступили, это было уже в конце января, к постепенной его реализации. Были подготовлены провиантские склады в Онеге и на смежных с нею пунктах. Меньше всего было уделено внимания Мурманскому краю. Туда был лишь послан доктор Белелюбский, получивший большие кредиты и звание главноуполномоченного по эвакуации. Между тем в этом крае было исключительно неблагополучно. Сам Мурманский фронт был в очень хорошем положении в смысле боевой обстановки. Командовал этим фронтом генерал Скобельцын, способный и талантливый офицер, но за фронтом была полоса в несколько сот верст, где почти не было войск и которая находилась под влиянием Мурманска, большевистски настроенного. Состав населения Мурманска, отсутствие в нем интеллигенции, большое количество пришлого рабочего элемента, неудачное управление краем Ермоловым — все это создавало благоприятную обстановку для прихода большевиков. Это обстоятельство совершенно не было учтено планом эвакуации, и если бы даже удался отход войск до Мурманского фронта, то вряд ли можно было избежать большевистского переворота в самом Мурманске, переворота, который произошел сам по себе, силами местных большевистских деятелей и который окончился убийством нескольких моряков-офицеров и арестом всей администрации. Роль же главноуполномоченного по эвакуации была менее печальна, но не лишена юмористического оттенка. Присланный подготовить все для эвакуации и для принятия войск Архангельского фронта и увидев, что в этой области все его старания будут тщетны, доктор Белелюбский исподволь подготовил почву для самоэвакуации, приобрел заранее оленей и за день до падения власти белых на Мурманске выехал в Финляндию. Но [400] в Печенге был задержан карелами и после долгого торга, рискуя быть выданным большевикам, отдав карелам добрую половину своего состояния, выбрался в Норвегию. Но я зашел немного вперед. Возвращаюсь к тому плану эвакуации, который разработал главнокомандующий.
Помимо общих недочетов, о которых было сказано выше, то есть то, что не было учтено возможное разложение воинских частей, в этом плане был ряд дефектов, незаметных при теоретической разработке, но выявившихся на практике и совершенно перевернувших всю эвакуационную схему. Так, например, партизаны неоднократно заявляли, что они ни при каких обстоятельствах не уйдут из волостей, где расположены их деревни. По плану же эвакуации войска Двинского и Селецкого фронтов должны были отойти на железнодорожную линию, где и соединиться с войсками Железнодорожного фронта. Можно было заранее предвидеть, об этом речь будет впереди, что мало кто из Двинского фронта дойдет до железной дороги. Сами этапы эвакуации были вычислены с точностью, заслуживающей лучшего применения, но совершенно не отвечали условиям северных путей, настроению местных крестьян и потому фактически не имели под собою реальной почвы.
Все это, помимо других причин, привело к тому, что при реализации эвакуационного плана началась полнейшая неразбериха, части теряли друг с другом связь, одни уходили раньше, другие приходили позже. Происходило все именно так, как это предсказывалось военными специалистами еще за пять месяцев до падения Северной области. Насколько схематична была вся конструкция этого отхождения войск, свидетельствует следующий небольшой эпизод из эвакуационной эпохи.
По схеме генерала Миллера для эвакуации раненых, находившихся в ведении Красного креста, в городе Архангельске был предоставлен наряд в 150 лошадей, который должны были выполнить подгородные [401] крестьяне. Тщетно уполномоченный Красного креста ждал этих подвод, наконец прибыли откуда-то три мужика, которые после некоторого колебания отказались тоже везти раненых.
Итак, военное командование Северной области, отказавшись в свое время от эвакуации, предложенной англичанами, считая также невыполнимым план эвакуации при помощи ледоколов, на котором настаивали отдельные военноначальники, и правительство в лице генерала Миллера приняли план сухопутной эвакуации, теоретические принципы которого были изложены в настоящей главе, а практическому осуществлению которого посвящена одна из следующих глав. [402]