VII. Моя деятельность

Мой отъезд из Парижа на север России был лишен каких-либо политических соображений или целей. Политической и общественной жизни Севера я касался очень мало. В своем решении я оставался непреклонным во все время моего пребывания в области, и только — это было в конце января 1920 года — когда земское собрание и Миллер сошлись на моей кандидатуре в члены правительства, я ответил согласием. Да и то только потому, что считал первой задачей нового правительства спасение и эвакуацию фронтовых частей.

Единственно от чего я не мог отказаться, — это от своей связи с заграничной прессой. Будучи постоянным сотрудником парижских газет «L' Information» и «L'Heure», я, по предложению редакций этих газет, посылал изредка корреспонденции о жизни и настроениях Северной области. Мне это казалось безвредным и невинным занятием. Однако неожиданно для меня мое корреспондентство вовлекло меня в ряд неприятных положений. В ноябре я был экстренно вызван к главнокомандующему. [388]

С начальником его канцелярии, ген. Шабельским, у меня произошел нижеследующий разговор.

— Вы корреспондируете в парижские газеты?

— Да, пишу.

— И позволяете себе писать о деятельности главнокомандующего?

— Да.

— Главнокомандующий предписывает вам прекратить корреспондентство, или...

— Или?

— Или вы будете высланы на Иохангу.

Я решительно отказался прекратить корреспондировать, предоставив на усмотрение генерала Миллера наказание или «возмездие» за мою непокорность.

Вскоре я узнал, что мои письма военной цензурой не пропускаются, а телеграммы задерживаются. Друзья же мне сообщили неутешительные известия, что вопрос о моей высылке обсуждается довольно серьезно в военных сферах, но что это встречает сильную оппозицию со стороны Зубова, который-де «не находит решительно никаких мотивов для такого наказания, тем более после того, как главнокомандующий особым приказом отметил полезную деятельность Соколова на фронте».

После этого я решил, не дожидаясь высылки моей на Иохангу, выехать за границу.

Но непредвиденные обстоятельства, осложненный грипп, помешали моим планам, и я не смог выехать, пропустив один из последних ледоколов.

К этому времени произошли на фронте значительные изменения. Блестящие победы Мурузи на Железнодорожном фронте были прерваны высылкой его из пределов Северной области. На смену ему был назначен генерал Вуличевич, который оказался менее счастливым в своих боевых операциях, чем его предшественник. Неудачное наступление в вологодском направлении, предпринятое по специальному приказанию генерала Квинцинского, несмотря на возражения штаба фронта, произвело весьма тяжелое и неблагоприятное впечатление [389] на войска. Наступивший же после этого продолжительный период затишья боевых операций и связанная с этим известная деморализация духа у солдат свели на нет весь успех предыдущих блестящих наступлений.

К этому же времени ликвидация Колчака, окончательный разгром Юденича и неудачи Деникина усиливали общую подавленность настроения, в равной мере охватившую и солдат и офицеров.

Наступали черные дни области...

Им предшествовали характерные признаки.

Ряд лиц, находившихся в «окружении» Миллера, начали проситься в заграничные командировки, точно предчувствуя скорое падение области. Первым уехал генерал Клюев, получив весьма загадочную командировку и весьма реальный чек в несколько тысяч шведских крон. Вскоре вслед за ним уехал Шабельский, получив тоже какое-то совершенно фантастическое дипломатическое поручение, и опять-таки эту командировку сопровождала выдача валюты. А. Репман, бывший в то время директором государственного банка в Архангельске, жаловался мне и возмущался по поводу происходившей в те дни незаконной выдачи иностранной валюты, которую вернее надо бы назвать расхищением.

«Ежедневно ко мне поступает несколько резолюций от главнокомандующего о выдаче иностранной валюты или о переводе таковой отдельным лицам за границу. Как общее правило, все эти просители — из штабных. Я пытаюсь отказать, апеллирую к Зубову, но что я могу поделать? Мне уже грозят увольнением. Но я не сомневаюсь, что это расхищение государственной валюты будет когда-нибудь предметом судебного разбирательства».

В соответствии с этим увеличилась и спекуляция валютой и советскими деньгами среди местного населения.

Эти признаки не могли не дойти до обостренного зрения фронтовиков, дойти увеличенными, раздутыми... [390]