Легендарная Курская

Обмен мнениями на конференции хирургов Воронежского фронта был в известной степени учтен при планировании и организации медицинского обеспечения войск в Курской битве, проходившей с 5 июля по 23 августа 1943 года, но только в известной степени, которую нельзя признать значительной, в частности на Воронежском фронте, учитывая силы и средства [209] противоборствовавших сторон и причины, определившие начало битвы с оборонительной операции. Политическое и военное руководство фашистской Германии летним наступлением 1943 года рассчитывало резко изменить ход войны на восточном фронте в свою пользу. Врагу нужна была победа любой ценой. Для ее достижения он сосредоточил свои лучшие войска в ударные группировки групп армий «Центр» и «Юг». Использовав выгодную конфигурацию фронта, немецко-фашистское командование решило ударами из районов Орла и Белгорода окружить и уничтожить наши войска, оборонявшиеся в районе Курского выступа. Перейдя 5 июля в наступление против Центрального и Воронежского фронтов, вражеские войска к 12 июля были остановлены. В этот же день перешли в контрнаступление силы Брянского и левого крыла Западного фронтов, а 15 июля и Центрального фронта. 5 августа был взят Орел, а 18 августа ликвидирован орловский плацдарм противника. Войскам группы армий «Центр» был нанесен тяжелый удар. 2-я танковая и 9-я армии понесли большие потери в живой силе и боевой технике. 3 августа перешли в контрнаступление войска Воронежского и Степного фронтов. В результате успешного проведения операции 5 августа советские войска освободили Белгород, а 23 августа — Харьков. Группе армий «Юг» также был причинен большой урон.

Боевые действия на Курской дуге имели ожесточенный и кровопролитный характер, особенно на направлениях главных ударов немецко-фашистских войск. На Воронежском фронте один из них пришелся по войскам 6-й и 7-й гвардейских армий. С 5 до 18 июля 6-я гвардейская армия потеряла ранеными, контужеными и обожженными 12810 человек, а 7-я гвардейская — 11522 человека. Потери этих двух армий составили более трети потерь фронта за названный период. В общих санитарных потерях больных было немногим более 13%{12}. 6 июля, спустя сутки после начала наступления гитлеровцев, по указанию начальника Генерального штаба я вместе с ним на его служебном самолете рано утром вылетел на Воронежский фронт. Прибыв в штаб и ознакомившись у командующего фронтом генерала Н. Ф. Ватутина с обстановкой, я спросил у него:

— Куда мне целесообразнее выехать?

— Поезжайте в штаб шестой гвардейской армии и на месте ознакомьтесь с положением дел, учитывая, что противник прорвал фронт и продолжает наступать крупными [210] силами танковых и моторизованных соединений, — проговорил Николай Федорович.

А. М. Василевский, ознакомившись по карте с местом расположения штаба армии, распорядился:

— Дайте ему такую же карту, но без нанесенной на ней обстановки.

Н. С. Хрущев после моей беседы с ним предложил утром 7 июля вместе поехать по корпусам.

— Но командующий настойчиво рекомендовал мне побывать в шестой гвардейской армии, разобраться на месте в сложившейся медицинской обстановке. Уж займусь своими делами, — сказал я.

— Как хотите, — буркнул Н. С. Хрущев.

Попрощавшись с А. М. Василевским, Н. Ф. Ватутиным я Н. С. Хрущевым, я выехал к начальнику тыла фронта В. Н. Власову, которого знал еще по работе в штабе Ленинградского военного округа, потом и в центральном аппарате Наркомата обороны, где он возглавлял Управление вещевого снабжения.

У начальника медицинской службы фронта С. А. Семеки я ознакомился с дислокацией армейских госпиталей 6-й гвардейской, узнал, какие госпитали действовавшей правее 40-й армии располагаются вблизи разграничительной линии. Вместе с Власовым и Семекой мы определили время выезда. Было решено, что меня будет сопровождать К. М. Жуков, заместитель Семеки, и группа автоматчиков.

Я поинтересовался также расположением госпиталей ГБФ и высказал мнение, что ее нужно было бы приблизить к войскам на основном, белгород-харьковском операционном направлении и сделать более емкой Солнцевскую передовую госпитальную базу. К началу операции ее основу составляли только 3 ППГ 38-й армии и 1 ППГ 40-й. В ходе оборонительных боев, к 15 июля, ее усилили 2 ХППГ и 9 группами роты медицинского усиления из резерва фронта, несколько позднее еще 6 ХППГ и 1 ТППГ, а также 1 ЭП за счет 38-й и 40-й армий, госпитали которых находились недалеко на юго-западе от Солнцево. Когда же войска Воронежского фронта выходили на рубеж, обороняемый ими до перехода противника в наступление, в период с 23 июля по 3 августа Солнцевская база была усилена госпиталями фронта в составе 6 ХППГ и 2 ТППГ. Если бы это было сделано раньше, можно было бы продлить сроки послеоперационной госпитализации раненых и уменьшить число эвакуируемых из базы в оборонительный период битвы.

Рано утром 7 июля мы двинулись в путь, подъехали к [211] небольшой роще, где должен был располагаться штаб 6-й гвардейской армии. Однако он уже переместился в другое место. Посоветовавшись с Жуковым, мы решили поехать, если память не изменяет, в село Ивню. Там размещался один или два ХППГ 40-й армии. Меня интересовало, куда эвакуируются раненые и больные из правофланговых дивизий 6-й гвардейской армии, поскольку ее войска были потеснены, а образовавшийся разрыв между дивизиями был закрыт соединениями 1-й танковой армии. В двух-трех километрах до села мы встретили группу людей с детьми, небольшой поклажей, коровами и овцами. Плач детей и женщин, рев коров и блеяние овец произвели на меня тягостное впечатление. На вопрос, почему и куда они идут, люди отвечали, что фашисты наступают и находятся недалеко от их села. Мои сведения об обстановке, полученные в штабе фронта, выходит, полностью расходились с реальностью. Но это, как говорили жители, было вчера. Тот факт, что в ночь на 7 июля штаб 6-й гвардейской армии переместился на северо-восток, заставил меня воздержаться от попытки убедить уходящих селян в том, что опасности прихода врага нет. Мы въехали в центр на площадь, где я узнал от оставшихся здесь жителей, что полевые госпитали в ночь на 7 июля эвакуировались. Мне пришла в голову мысль, что причиной ухода людей была эвакуация, которую они наблюдали. Я предложил Жукову перейти на противоположную сторону площади, внимательно слушать меня и в ответ на приказание громко ответить: «Есть, будет исполнено». Вокруг меня собралось много колхозников с детишками. Они меня закидали вопросами о положении дел на фронте, далеко ли от их села немцы и допустят ли наши войска их до села.

Вместо объяснений я громким голосом приказал Жукову возвратить госпитали в село. Жуков ответил, как мы условились. Это оказало свое действие. Колхозники стали расходиться по домам, переговариваясь между собой о том, что понапрасну подняли панику.

Я уговорил Жукова из Ивни поехать в село Ольховатку, где дислоцировался ХППГ 6-й гвардейской армии. Он опасался за нашу безопасность в пути и имел на это веские основания. Танки есть танки. Но мое убеждение в том, что нам ничего не грозит, основывалось на том, что прорвать оборону танковой армии ведь не так-то легко. Ее мощь превосходила силу танковых дивизий противника, наступавшего на обоянском направлении против 6-й гвардейской армии. Об этом я узнал от командующего фронтом Н. Ф. Ватутина. [212] Мы свободно доехали до Ольховатки. Село большое. На широкой улице приземлялись с некоторыми промежутками времени санитарные самолеты. Много раненых лежало в тени у домов на улице. В селе находился начмедарм Г. И. Гаврилов. Он доложил мне, что половину госпиталя свернул и отправил на север, в Котово, но не на Обоянь, которая находилась в 12–13 километрах северо-западнее Ольховатки и откуда до Котово еще более 10 километров на северо-восток. Это направление не безопасное, оно избрано фашистами главным в наступлении на Курск. Я заметил, что Котово находится дальше, а этим нельзя пренебрегать, когда речь идет об эвакуации раненых автотранспортом. Не стал ему говорить, что армейские госпитали неправильно развернуты восточнее главного направления удара танковых и моторизованных сил немецко-фашистских войск. Из них шесть госпиталей в районе станции Голофеевка. Расстояние до нее от середины переднего края войск армии 115 километров. Остальные медицинские учреждения дислоцировались восточнее, северо-восточнее и юго-восточнее станции Прохоровка. Они принимали раненых из дивизий, которые после прорыва противника развернулись фронтом на запад, как и левофланговая 7-я гвардейская армия. Но ведь она занимала юго-восточный фас Курского выступа.

Боевая обстановка не давала оснований беспокоиться за судьбу госпиталя в Ольховатке, а медицинская обстановка требовала возвращения обратно убывшей части госпиталя, о чем мне и пришлось распорядиться.

Для того чтобы принять решение усилить одним или двумя госпиталями ольховатский госпиталь, нужны были сведения о боевой обстановке, в частности южнее Ольховатки. Узнать ее можно было двумя путями. Первый — выехать вперед. Но я не знал места расположения штаба 1-й танковой армии, которая вела оборону впереди, да и Жуков был категорически против. Он настаивал на возвращении в штаб фронта. Этот вариант он подкреплял еще и необходимостью резко усилить эвакуацию раненых автотранспортом. Не принимать во внимание его доводы было трудно. 6-я гвардейская армия 6 июля понесла большие потери — 1616 солдат и офицеров. 7 июля их число уменьшилось до 889{13}. Выбрав кратчайший маршрут, мы выехали в штаб фронта, но с заездом на место первоначального расположения штаба 6-й гвардейской армии. Там мы застали начальника политуправления фронта генерала С. С. Шатилова. [213]

Я рассказал ему обо всем увиденном и отправился дальше. Не успел я войти в штаб фронта и поздороваться с Н. Ф. Ватутиным, с которым у меня еще до войны, когда он был заместителем начальника Генерального штаба, сложились хорошие деловые отношения, как услышал его резкий и до крайности возбужденный голос с упреками в адрес командующего 6-й гвардейской армии И. М. Чистякова за его неправильные действия.

Я доложил Н. Ф. Ватутину, где был, что видел, а также свои соображения. Одно из них — об усилении ольховатского госпиталя — он счел рискованным, а быструю эвакуацию раненых автотранспортом из Ольховатки крайне необходимой. Он порекомендовал мне вернуться в штаб 6-й гвардейской армии, подчеркнув при этом, что штаб вот-вот возвратится на старое место.

В штабе армии я впервые познакомился с ее командующим И. М. Чистяковым, начальником штаба В. А. Пеньковским и членом Военного совета Н. И. Крайновым.

Были ли взяты немецко-фашистскими войсками Ольховатка и Ивия? Нет, это гитлеровцам не удалось. Но это не означает однако, что передислокация в Ольховатку 1–2 ХППГ не сопровождалась бы риском потерять госпитали и раненых. Делать серьезные хирургические операции, носящие неотложный профилактический характер, бессмысленно, если нельзя тут же предоставить раненым многодневный покой и надлежащий уход. В условиях сложившейся боевой обстановки, когда противник танковыми клиньями, насчитывавшими до полусотни и более танков и штурмовых орудий, продолжал денно и нощно наступать, не считаясь с большими потерями, было более чем рискованно предоставлять раненым многодневный послеоперационный покой. Но это касается Ольховатки. Другое дело Ивня. Находясь в 20 километрах юго-западнее Ольховатки, она оказывалась по на пути главного удара немецко-фашистских войск на Обоянь и вспомогательного на Корочу. Самовольная передислокация медицинских учреждений 40-й армии из Ивни была недопустимой. Она 5 и 6 июля понесла потери в количестве всего 97 человек. Даже 8 июля ее потери составили только 200 человек. Но они стали возрастать с 9 июля. За весь оборонительный период, с 5 по 18 июля, 40-я армия потеряла ранеными 6289 человек{14}. Это является наглядным уроком тому, что поддержание в войсковом и армейском тыловых районах благоприятных условий для оказания квалифицированной [214] хирургической помощи раненым связано со знанием в деталях боевой обстановки и с оперативностью руководства медицинской службы не только армий, но и фронтов. Знание обстановки и оперативное вмешательство начальника медицинской службы Воронежского фронта даже в таких тяжелых условиях, которые сложились на фронте, позволило бы предупредить большое скопление раненых в Ольховатке, переориентировать эвакуацию части раненых из медсанбатов на Ивню, в свободный госпиталь 40-й армии.

* * *

Медицинское обеспечение боевых действий войск в Курской битве планировалось и готовилось в условиях заранее подготовленной обороны, что предопределило развертывание сил и средств медицинской службы на направлениях ожидавшихся главных ударов противника против войск Воронежского и Центрального фронтов и последующего перехода их в контрнаступление. С этой целью на важнейшие эвакуационные направления медицинской службой Центрального фронта были выдвинуты госпитали с наличием в них медицинских учреждений ГБА и ГБФ всех профилей. Это отвечало требованиям эвакуации по назначению и специализированного лечения раненых. Не лучшим образом это было сделано на Воронежском фронте, как об этом уже говорилось.

Заблаговременное создание достаточного резерва госпиталей — дело сложное. В госпиталях много раненых, которые в течение месяца должны закончить лечение и вернуться в строй. В этом крайне заинтересованы командующие фронтами и армиями. Они постоянно имели сведения о том, сколько воинов, когда и каких возвращаются в части. Госпитали не могли рассчитывать на все удобства при размещении в пунктах сосредоточения вблизи исходного положения для наступления. Не всегда время, отведенное медицинской службе для подготовки к обеспечению операции, позволяло подготовить все необходимое. Сосредоточение госпиталей угрожало бы скрытности подготовки операции. Но как бы ни были основательными эти причины, ими нельзя оправдывать несвоевременное создание резерва госпиталей и сосредоточение их в пунктах, откуда они могут доставляться санитарным и другим попутным транспортом в ближайшие тыловые районы наступающих войск. Такая точка зрения диктовалась стремлением возвратить в строй как можно больше раненых. ГВСУ на протяжении всей войны держало в поле зрения вопрос об усилении ГБА и ГБФ [215] как главной основы создания резерва госпиталей в армейских и фронтовых наступательных операциях. Привлекало пристальное наше внимание и не менее важное дело — оперативное руководство службой. Одно дело иметь возможность хорошо поставить работу по восстановлению боеспособности и трудоспособности раненых, другое — превратить эту возможность в реальность в конкретных боевых условиях.

* * *

Крупные танковые силы неприятеля вклинились в оборону 6-й гвардейской армии и к утру 7 июля продвинулись на глубину от 9 до 18 километров. Кратчайшие пути эвакуации в ГБА из правофланговых дивизий были небезопасными и для раненых и для санитарного транспорта. Начальник медицинской службы фронта С. А. Семека, да и начальник тыла фронта В. Н. Власов об этом не знали. Не знали они, что два ХППГ 40-й армии, располагавшиеся в населенном пункте вблизи разграничительной линии с 6-й гвардейской армией, в ночь на 7 июля были передислоцированы в другое место. Такое положение нельзя было признать нормальным. Эти недостатки в управлении службой в ходе битвы крайне нежелательны, но они не умаляют положительных сторон, свидетельствующих о возросшем мастерстве использования медицинских учреждений, количество которых все время увеличивалось. На 1 июля фронт (5 общевойсковых, танковая и воздушная армии, а также стрелковый и 2 отдельных танковых корпуса) имел 62 ХППГ, 13 ИППГ, 18 ГЛР, 14 ТППГ, 80 ЭГ и 3 СГ. Кроме того, во фронте было 7 ОМРУ и 9 автосанитарных рот. В июле туда прибыло дополнительно 5 ЭГ. Было сформировано 4 ГЛР и 2 СГ, каждый на базе одного ЭГ. На 5 июля из 81400 штатных коек было развернуто 79556, из них свободных — 50 967. Санитарные потери были незначительными, причем они были понесены главным образом войсками 6-й, 7-й гвардейских и 1-й танковой армий.

Передовая ГБФ была развернута в районе Солнцево, в 35 километрах северо-восточнее Обояни, то есть на направлении основного и вспомогательного ударов главной группировки врага. Эта база имела госпитали всех профилей. Она по своей емкости была небольшой, но достаточной для приема, а в последующие дни, с нанесением контрудара 5-й гвардейской и 5-й гвардейской танковой армий, и специализированного лечения поступавших раненых и больных. База располагалась на главном направлении оборонительных, а [216] потом и наступательных боев и находилась на расстоянии 75 километров от исходного положения войск. Для обеспечения оборонительных боев такое расстояние можно считать небольшим. А они длились с 5 до 15 июля. Противник за это время продвинулся в глубь нашей обороны на 35 километров. Следовательно, дислокация головной ГБФ была вполне удачной, но по емкости недостаточной. 12 июля наши 5-я гвардейская и 5-я гвардейская танковая армии нанесли контрудар. Произошло знаменитое танковое сражение в районе Прохоровки. Оно закончилось поражением танковых соединений противника. Медицинское обеспечение боевых действий войск там не встречало трудностей, несмотря на то что обе наши армии вступили в сражение с ходу, оставив свои госпитали далеко позади. Для раненых солдат и офицеров были к услугам госпитали 6-й гвардейской армии, располагавшиеся восточнее Прохоровки вплоть до станции Голофеевка, и госпитали Солнцевской передовой ГБФ. Контрудар двух армий создавал условия для перехода в наступление войск Воронежского и Степного фронтов. 23 июля они вышли на линию обороны, которую Воронежский фронт занимал до 5 июля. Для того чтобы продолжать наступление на Харьков, фронтам потребовалось время на подготовку, которая длилась до 3 августа. Этим временем воспользовалась и медицинская служба. Со взятием 23 августа Харькова закончилась Курская битва. За 20 дней наступления фронты продвинулись до 140 километров. Медицинская служба со своими задачами справилась.

Центральный фронт во время оборонительных боев располагал 128 госпиталями на 57 100 коек. Из них 61 госпиталь на 37 200 мест был во фронтовом подчинении, остальные 67 госпиталей находились в армиях. Кроме того, ожидалось прибытие 56 госпиталей на 29875 коек, которые следовали в 37 железнодорожных эшелонах и должны были разгружаться в пунктах новой дислокации с середины июня.

Расположение госпиталей фронтового подчинения обеспечивало прием раненых и лечение их по различным профилям, ФЭП № 73 дислоцировался в Курске, а МЭП № 14 — в Ельце. Подчиненные им 36 госпиталей на 22 200 коек частью размещались в Курске, от которого 13-я и 70-я армии, вынесшие главную тяжесть оборонительных боев, находились на расстоянии 60, а левофланговая 65-я армия — 90 километров, а частью — в городе Ливны, от которого передний край обороны правофланговых 48-й и 13-й армий был в 60 километрах, и в городе Елец. Второй эшелон ГБФ в количестве 25 ЭГ на 1500 коек размещался в Рязани и ее [217] окрестностях, что нельзя было признать лучшим вариантом. Расстояние от тыловой границы первого эшелона ГБФ до Рязани было 375 километров.

13-я армия, принявшая на себя главный удар, нанесенный противником в первый день наступления силами 7 пехотных и 2 танковых дивизий, имела 15 госпиталей на 5000 штатных коек. В первый день наступления противник преодолел главную полосу обороны армии и продвинулся на 5–8 километров. На второй и третий дни наступления немцы ввели в сражение еще 3 танковые дивизии, но успех их был незначительным: им удалось вклиниться в оборону фронта до 10–12 километров. Однако медицинская служба армии была вынуждена передислоцировать 8 из 15 госпиталей. За девять дней оборонительных боев 13-я армия потеряла 9500 солдат и офицеров ранеными и 528 больными. Было эвакуировано за пределы армейского района 5105 человек.

Войска трех правофланговых армий Центрального фронта перешли в контрнаступление 15 июля и 12 августа освободили Дмитровск-Орловский, что юго-западнее Орла, преодолев с боями расстояние 30–90 километров. В последующем соединения этого, а также Брянского и левого крыла Западного фронтов к 18 августа полностью ликвидировали орловский плацдарм противника. Медицинская служба и здесь свои задачи выполнила.

В Курской битве ГВСУ впервые было вынуждено вести эвакуацию раненых из Курска через контрольно-эвакуационный госпиталь. Эта мера вызывалась эпидемией сыпного тифа среди населения освобожденных районов Курской и Орловской областей, а также отдельными случаями сыпного тифа в войсках. Она полностью себя оправдала. Усиленный терапевтами и инфекционистами контрольно-эвакуационный госпиталь со своими далеко не легкими задачами справился.

Хотя искусство управления медицинской службой армии и фронта и возросло в ходе войны, но по-прежнему находилось под пристальным вниманием руководства ГВСУ. Это естественно. Ни одна армейская или фронтовая операции не похожи ни на предшествовавшие, ни на последующие. Это объясняется разнообразием целей и задач их проведения, а также условий, в которых они протекают. Вместе с этим далеко не все начальники медицинской службы армий и фронтов учитывали это в своей практической работе. Они допускали перегрузку одних госпиталей и обрекали на бездействие другие. Вследствие этого не везде и не всегда создавались условия, обеспечивающие оказание своевременной квалифицированной [218] хирургической и специализированной медицинской помощи раненым.

В рядах Красной Армии было только 28% врачей, у которых больничный или клинический стаж работы был не менее 6 месяцев, а остальные таким стажем не обладали. В связи с этим сколько-нибудь значительная перегрузка, если она заблаговременно не планировалась и если госпитали, в которых она возникала, не усиливались кадрами, это отрицательно сказывалось на восстановлении боеспособности и трудоспособности раненых и больных. Нельзя сказать, что это не видели руководители медицинской службы и руководящие хирурги. Они хорошо знали, что запоздалые хирургические вмешательства дают худшие результаты, чем ранние. Им было известно также, какие условия мешают производить их своевременно, однако не принимали предупредительных мер. Это было связано, в частности, с тем, что знание подобных истин они приобрели не личным опытом, который для большинства людей является главным источником познания.

* * *

На хирургической конференции Северо-Западного фронта, проходившей в конце мая 1943 года, на которой я присутствовал, говорилось, что потери 1-й ударной армии в февральско-мартовской наступательной операции 1943 года были очень велики. Они равнялись потерям, которые армия понесла на протяжении пяти предшествовавших месяцев. Вместе с этим ГБА состояла только из одних ППГ с мизерными возможностями развертывания коек. На вопрос, почему не была увеличена госпитальная база за счет ЭГ, вразумительного ответа не последовало. ППГ 1-й линии были таковыми только по названию. Они не усиливали медсанбаты дивизий, а составляли промежуточный этап эвакуации между ними и ППГ 2-й линии. Врач одного из медсанбатов доложил, что в первый день боев поступило очень много раненых, в том числе 467 из других дивизий. В то же время стоявшие несколько сзади два медсанбата почти пустовали.

На вопрос, почему не организован распределительный пост для равномерного распределения раненых по медсанбатам, ответа также не последовало. Хирургические возможности медсанбата невелики. Он может в сутки оказать квалифицированную хирургическую и терапевтическую помощь максимально 200 раненым и больным. ППГ и того меньше. У него в штате шесть, а не восемь хирургов, как в медсанбате. [219]

Медицинские учреждения, первыми оказывающие квалифицированную хирургическую помощь раненым, должны были планировать свою работу так, чтобы она была круглосуточной. Это предполагает бригадный и сменный метод работы. Следовательно, если речь идет о медсанбате, то у него должно быть две сортировочные, каждая во главе с опытным хирургом, и две операционно-перевязочные бригады, каждая во главе с ведущим хирургом и двумя помощниками. Если допустить, что любая операция будет продолжаться в среднем 15–20 минут, то ясно, что медсанбат может оказать хирургическую помощь только 72–96 раненым в сутки. Кроме этого, ничем нельзя было объяснить, почему из десяти конно-санитарных взводов, находившихся в распоряжении медицинской службы армии, девять были розданы равномерно в дивизии, как будто бы соединения имели одни и те же задачи и перед ними местность, оборонительные сооружения и насыщенность ружейно-пулеметного и артиллерийского огня противника были одинаковы.

Не было дано ответа и на вопрос о правомерности ссылок на невозможность развертывания ЭГ в сельских населенных пунктах, если около 1000 раненых размещались в 3 ППГ и 4 медсанбатах, палаточный фонд которых не мог вместить такого количества раненых. В наступательной операции Северо-Западного фронта, имевшей задачу ликвидировать фашистские войска, находившиеся в демянском котле с небольшой горловиной, упиравшейся в реку Ловать, нужно было развертывать ЭГ в населенном пункте Моисеево, находившемся от войск армии на расстоянии 40 километров, вместо города Осташкова, связанного с Моисеево грунтовой дорогой протяженностью 80 километров.

Число раненых, время и место их появления являются следствием выполнения приказа на ведение боя и операции. Приказу предшествует кропотливая, педантичная и большая работа коллектива офицеров штаба и начальников родов войск и служб по анализу и обобщению многочисленных в разнообразных элементов боевой обстановки. Поэтому только творческий, а не шаблонный подход к организации медицинского обеспечения каждой армейской и фронтовой операции в состоянии предупреждать ситуации, когда раненые могут не получить своевременной квалифицированной и специализированной медицинской помощи. Однако творческий подход невозможен без знания выводов из анализа боевой обстановки и основных положений приказа на ведение боя и операции. Но и этого мало. Нужно знать природу общевойскового боя и характер современных армейских и фронтовых [220] наступательных и оборонительных операций. Только сочетание медицинских и военных знаний, а также активного и систематического интереса к боевой обстановке, которая в век господства мотора на поле боя подвержена быстрому и порой весьма существенному изменению, создает основу творческого подхода к решению задач восстановления боеспособности и трудоспособности абсолютного большинства раненых.

Руководители медицинской службы армий и фронтов и их ближайшие помощники должны были в ходе войны на личном опыте изучать особенности операций, анализируя положительные и отрицательные стороны их медицинского обеспечения. Нужно было сократить этот неизбежный период обучения.

Что же беспокоило ГВСУ, почему оно проявляло большой интерес к совершенствованию медицинского обеспечения наступательных операций? Задача повышения процента возвращения в строй из числа раненых и уменьшения инвалидности и смертности среди них могла быть выполнена только при условии соответствия организационных форм медицинского обеспечения и методов оперативного руководства медучреждениями в быстро меняющихся условиях ведения боевых действий.

* * *

В ходе Великой Отечественной войны изо дня в день совершенствовалось советское военное искусство, все более и более росло преобладание над немецко-фашистскими войсками в живой силе, вооружении и технике. В результате этого неуклонно возрастали темпы наступления войск и глубина наступательных операций.

Все эти изменения предъявляли новые, повышенные требования к руководству медицинской службой. Если, скажем, корпус наступает в полосе 4–6 километров, да еще с темпами 25–30 километров в сутки, то перемещение медсанбатов перекатами имеет преимущество перед их делением на 2–3 части. Но это возможно тогда, когда все это регулируется корпусным врачом. В противном случае медсанбаты будут больше находиться в движении, чем работать на месте, и раненые, поступающие даже в небольшом числе, что имеет место при преследовании вражеских войск, далеко не все и не всегда будут получать вовремя необходимую квалифицированную хирургическую помощь и крайне важный, пусть непродолжительный, послеоперационный покой. Включение корпусного звена в оперативное руководство делом лечения [221] и эвакуации раненых в войсковом районе необходимо было для более полного использования лечебных возможностей медсанбатов. Это нужно было делать в интересах армии, в интересах восстановления боеспособности и трудоспособности у абсолютного большинства раненых. В этих условиях начмедарм, учитывая, что дивизии несут неодинаковые потери, должен взять на себя организацию распределительного пункта для равномерного разделения раненых по медсанбатам. Нередко также возникает необходимость организации межармейских госпитальных баз, когда организация армейских баз теряет теоретическую и практическую основу, становится нецелесообразной. Но это уже прерогатива медицинской службы фронта, а не армий.