В героическом Сталинграде

Летом 1942 года обстановка под Сталинградом складывалась явно не в нашу пользу. Немецко-фашистские войска, имевшие численное превосходство в танках и самолетах, стремясь прорваться к Сталинграду и Северному Кавказу, достигли большой излучины Дона.

Начиная с 13 июля авиация дальнего действия наносила удары по войскам противника, наступавшим в направлении Сталинграда. На первых порах действовала лишь 50-я авиадивизия. Ее экипажи неоднократно бомбардировали скопление войск противника в районе Богучара, Боковской и Перелазовского. А здесь, как стало известно позже, сосредоточивались 8-й армейский и 14-й танковый корпуса противника, составлявшие основу 6-й немецкой армии Паулюса.

Однако основный силы АДД работали в то время в интересах Западного и Калининского фронтов, которые предприняли местную наступательную операцию в районе Ржев, Сычевка. Лишь позднее, когда положение на сталинградском направлении стало угрожающим, командование подключило туда новые соединения и передислоцировало на южные аэродромы пять авиадивизий АДД. Эти экстренные меры были приняты после директивы Ставки от 9 августа 1942 года, в которой подчеркивалось, что "оборона Сталинграда и разгром врага, идущего с запада и юга на Сталинград, имеет решающее значение для всего советско-германского фронта".

22 августа Голованов приехал из Ставки, по обыкновению, поздно и сразу же вызвал меня.

— Под Сталинградом дела осложняются, — сообщил хмуро, — Верховный дал указание: не отменяя прежних задач и наших действий в интересах Западного и Калининского фронтов, быстро и эффективно перенацелить соединения АДД на поддержку войск, обороняющихся на сталинградском направлении. [215] Голованов сообщил, что фронтовая авиация также усиливается и что для объединения действий всей авиации в Сталинград 12 августа вылетел командующий ВВС Красной Армии генерал А. А. Новиков.

— Вам также надо немедленно отправиться туда, — заключил Александр Евгеньевич.— Ставка утвердила ваш полет. Если потребует обстановка, все соединения АДД будут действовать в интересах сталинградского направления. Завтра вечером переговорим по ВЧ...

Утром с небольшой группой офицеров управления вылетели в Сталинград. На улицах волжского города нас встретило большое оживление. На речные переправы, к паромам нескончаемо двигались тракторы, комбайны, брели гурты скота, тянулись подводы с уходящими за Волгу беженцами.

Оперативную группу ВВС я разыскал в двух маленьких домиках неподалеку от центра города. Представился командующему ВВС. Александр Александрович Новиков приветливо поздоровался со мной и сказал:

— Вовремя прибыл. Давай пообедаем.

Не ycпели закончить обед, как послышалось завывание сирен.. Воздушная тревога!

Часто забили зенитки. С запада, от Калача и Карповки, с севера, от Рынка приближались немецкие бомбардировщики Ю-88, Хе-111, До-17 и другие. Они летели группами — по шесть, девять и более самолетов, — эшелонированно по высотам. Это был типичный массированный налет, по количеству машин, как оказалось, самый крупный налет фашистской авиации. До наступления темноты на Сталинград было совершено до 2 тысяч самолето-вылетов.

Когда послышался вой падающих бомб, пришлось перейти в щели, предусмотрительно вырытые во дворе. Главный удар вражеской авиации пришелся по центральной части Сталинграда, где не было ни промышленных, ни военных объектов. Гитлеровцы стремились посеять среди жителей города и воинов гарнизона панику, создать беспорядки на улицах и переправах. Наряду с фугасными бомбами, противник засыпал город мелкими зажигательными. В жилых кварталах Сталинграда возникло много очагов пожара.

К вечеру мы узнали тяжелую весть. При сильной поддержке авиации и одновременно с массированной бомбардировкой Сталинграда 24-й танковый корпус 6-й немецкой [216] армии Паулюса прорвался в район Рынка, что севернее города, и вышел к Волге. Образовался 8-километровый разрыв между левым флангом Сталинградского фронта, занимавшего оборону севернее города, и правым флангом Юго-Восточного фронта, прикрывавшего непосредственно Сталинград.

Фашистские танки и мотопехота настойчиво рвались к городу. Здесь они встретили героический отпор отдельных воинских частей, отрядов народного ополчения, истребительных батальонов рабочих.

Я выехал на КП командующего войсками Юго-Восточного фронта генерала А. И. Еременко, чтобы уточнить, по каким объектам необходимо нанести в предстоящую ночь бомбардировочные удары. Нелегко было разыскать среди разрушений и обвалов командный пункт фронта. То и дело объезжая воронки от авиабомб, водитель с трудом пробирался по улочкам, загроможденным грудами битого кирпича, кусками обвалившейся штукатурки, покоробившимися листами кровельного железа и брошенным домашним скарбом.

Командный пункт размещался в штольне, пробитой в обрывистом берегу реки Царица, примерно в 300-400 метрах от железнодорожного полотна. Невдалеке от входа в штольню горели подожженные вражескими бомбами штабеля хлопка. Пострадало немало и легковых автомобилей штаба фронта, рассредоточенных по всей территории склада местной фабрики.

На КП находился представитель Ставки генерал А. М. Василевский. Я доложил ему о своем прибытии и возложенных на меня задачах.

— Какими силами располагаете, сколько сможете поднять бомбардировщиков? — спросил меня Василевский.

Я ответил, что под рукой у нас лишь 50-я авиадивизия, базирующаяся в районе Махачкалы.

— Мало, — сказал Александр Михайлович.

— Конечно мало, — согласился я, — но если будет устойчивая связь с Москвой, мы сумеем перенацелить некоторые наши соединения на боевые действия в интересах Юго-Восточного фронта.

Я доложил генералу Василевскому, что в предвидении напряженных боев на этом важнейшем участке фронта командование АДД на днях перебазировало из-под Москвы поближе к Сталинграду пять авиадивизий. [217] Это уже более внушительная сила, — с удовлетворением заметил Александр Михайлович.

— Учтите, товарищ Скрипко, — включился в разговор генерал А. И. Еременко, — Верховный Главнокомандующий возлагает большие надежды на авиацию, и мы, естественно, тоже.

Андрей Иванович сообщил, что несколько часов тому назад пришла телеграмма Ставки, в которой предлагалось собрать всю имеющуюся авиацию и обрушить удар на противника. Затем мы с командующим фронтом довольно быстро уточнили боевую задачу для АДД, я немедленно связался по ВЧ со штабом авиации дальнего действия и передал эти данные в Москву.

Когда все дела были завершены, я начал прощаться с командующим фронтом, прикидывая, где бы обосноваться на ночлег. Словно угадывая мои мысли, Андрей Иванович гостеприимно предложил мне поселиться на КП фронта, обещая обеспечить меня связью с Москвой по телефону ВЧ и телеграфному каналу через Генштаб Красной Армии. Одновременно командующий предупредил, что при всем желании он не сможет разместить в перенаселенной штольне прибывших со мною офицеров. Еременко не рекомендовал держать мою оперативную группу и при 8-й воздушной армии. Штаб этой армии переместился за Волгу, в Среднюю Ахтубу, и связь с ним была неустойчивой, довольно часто нарушалась.

Я поблагодарил Андрея Ивановича за приглашение. В интересах дела мое пребывание на КП фронта было все-таки хорошим решением. А прибывших со мною офицеров решил утром отправить на самолете в Москву. Так я остался во фронтовом Сталинграде один, без помощников, в единственном лице представляя авиацию дальнего действия.

В ночь на 24 августа соединения АДД нанесли бомбардировочные удары по фашистским войскам в районе Сталинграда. После моего доклада по ВЧ командующий АДД успел задержать ранее запланированные вылеты некоторых соединений и перенацелить их с западного на сталинградское направление. 17-я авиадивизия генерала Е. Ф. Логинова бомбардировала скопления гитлеровцев на переправах через Дон в районе населенных пунктов Хлебный, Песковатка, Малая Россошка, Котлубань. Они находились в 35-60 километрах северо-западнее Сталинграда. [218] Несмотря на ограниченное время, выделенное на подготовку, хорошо организованные и успешные бомбардировки противника произвела 50-я авиадивизия. Прямым попаданием авиабомб была разрушена вражеская переправа через Дон в районе Трехостровской.

Удары АДД в ночь на 24 августа частично задержали выдвижение войск противника. Это, несомненно, мешало гитлеровцам закрепляться на захваченных позициях и расширять прорыв.

24 августа мне удалось еще днем с командующим фронтом определить цели для наших бомбардировщиков. Это позволило пораньше поставить боевую задачу авиасоединениям, чем дать возможность частям и экипажам лучше подготовиться к предстоящему вылету.

В ночь на 25 августа в боевые действия на сталинградском направлении включились 53-я и 62-я авиадивизии,. поднявшие 143 корабля ТБ-3 и Ли-2.

Соединении нанесли удары по моторизованным колоннам гитлеровцев в районе переправ через Дон, в 55-60 километрах северо-западнее Сталинграда. Экипажи отчетливо наблюдали попадания двух бомб в одну из основных переправ у Песковатки. Кроме того, вторично разрушили восстановленную немцами переправу у Трехостровской. Прямые попадания бомб в переправы были зафиксированы также у населенных пунктов Н. Акатовка, Вертячий и Калачкин.

В эту ночь наряду с действиями в интересах обороны Сталинграда по требованию Ставки другие соединения АДД бомбардировали железнодорожные узлы Орел, Вязьма. Смоленск, через которые осуществлялись интенсивные перевозки гитлеровцев. Одновременно экипажи тяжелых кораблей 45-й авиадивизии и 747-го отдельного авиаполка нанесли удар по аэродрому в районе Смоленска. Тем самым авиация дальнего действия помогала войскам Западного и Калининского фронтов завершить наступательную операцию в районе Ржева и Сычевки.

Всего в ночь на 25 августа АДД подняла 259 самолетов. Это была не первая ночь, когда мы действовали почти всем своим боевым составом.

На следующее утро я направился с докладом к представителю Ставки Верховного Главнокомандования генералу А. М. Василевскому и доложил ему итоговые данные о результатах ударов наших авиасоединений. Александр Михайлович потребовал, чтобы авиация дальнего [219] действия дала максимальное напряжение на сталинградском направлении.

— В район Рынка, северо-западнее Сталинграда, прорвались передовые отряды 6-й немецкой армии, — сказал он.— Но главные силы гитлеровцев еще на Дону, в районе переправ. Надо непрерывно бить по переправам, разрушать их и сдерживать продвижение противника.

Александр Михайлович выразил уверенность, что Верховный Главнокомандующий разрешит переключить основные силы АДД на сталинградское направление.

— Наступление войск Жукова и Конева на западном направлении, — пояснил он, — носит, так сказать, сковывающий, частный характер, а под Сталинградом решается многое...

Начальник Генерального штаба Красной Армии А. М. Василевский, в общем-то не очень разговорчивый человек, на этот раз изменил своему правилу и разъяснил мне всю сложность обстановки под Сталинградом. Противнику удалось рассечь нашу оборону и выйти к Волге. Немецко-фашистское командование стремится развить успех, ворваться в Сталинград и овладеть городом, перерезать Волгу-главную водную артерию России. Мы не можем допустить этого, заявил Александр Михайлович, Верховное Главнокомандование обязывает нас не щадить сил, для того чтобы отстоять Сталинград и разбить врага.

Выполняя требование представителя Ставки генерала А. М. Василевского, АДД в ночь на 26 августа в течение всего темного времени непрерывно бомбардировала немецкие переправы через Дон в 50-60 километрах северо-западнее Сталинграда. В налетах на скопление войск противника участвовало 176 бомбардировщиков.

Снова, как и в предыдущие ночи, была разрушена вражеская переправа в районе Трехостровской. Прямыми попаданиями двух авиабомб нашим экипажам удалось сильно повредить переправу в районе Перепольного.

В эту ночь особенно отличились экипажи 1-й авиадивизии, которой командовал полковник В. Е. Нестерцев. Эта авиадивизия была ранее транспортной, оснащенной самолетами Ли-2, переоборудованными на заводе в бомбардировочный вариант. Острая нужда в бомбардировщиках заставила нас применять Ли-2 для выполнения боевых заданий. Они поднимали по четыре авиабомбы ФАБ-250. Прицел, вернее, визир, установленный на правом борту корабля, был очень неудобен для [220] прицеливания. При работе с ним штурман испытывал немалые трудности. Естественно, и меткость бомбометания с самолетов Ли-2 была слабее, чем с боевых кораблей Ил-4, ТБ-3, Пе-8 и Ер-2. Но что делать, приходилось мириться с этим. Транспортные самолеты Ли-2, переоборудованные под бомбардировщики, все же увеличивали наш боевой состав. При хорошей видимости цели натренированные штурманы успешно выполняли бомбардировочные задачи.

Так было и на этот раз. Экипажи 1-й авиадивизии АДД прямыми попаданиями авиабомб ФАБ-250 разбили переправы у Вертячего и Лученского. А всего за ночь были уничтожены четыре вражеские переправы.

В боевых действиях участвовал не весь состав авиации дальнего действия. 3-я авиадивизия и некоторые другие части и соединения готовились к массированному удару по столице фашистской Германии — Берлину.

Еще 24 августа представители Ставки, находившиеся на сталинградском направлении, и командование обоих фронтов получили категорическое требование Сталина "обязательно и прочно закрыть нашими войсками дыру, через которую прорвался противник к Сталинграду, окружить прорвавшегося противника и истребить его..."{40}.

Командование Сталинградского фронта принимало все меры к тому, чтобы выполнить приказ Ставки. В течение 23-28 августа войска фронта непрерывно контратаковали противника, прорвавшегося к Волге. И хотя вражеский клин ликвидировать не удалось, планы гитлеровцев с ходу захватить Сталинград были сорваны.

Однако положение оставалось сложным, и напряжение боев нарастало. Ценой огромных потерь гитлеровцы прорвали оборону 64-й армии, угрожая выйти на тылы наших войск. Не успев закрепиться на среднем обводе, части с тяжелыми боями отошли на внутренний оборонительный рубеж. Для Сталинграда создалось угрожающее положение.

Чтобы ослабить натиск гитлеровцев на 62-ю и 64-ю армии и отвлечь часть сил противника от Сталинграда, Ставка решила нанести удар севернее города. К началу сентября сюда должны были прибыть из резерва Ставки 24-я армия генерал-майора Д. Т. Козлова и 66-я армия под командованием генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского. [221] Для оказания помощи войскам, защищавшим Сталинград, в конце августа в район боев прибыл облеченный большими полномочиями генерал армии Г. К. Жуков, которого Государственный Комитет Обороны только что назначил на специально учрежденный пост заместителя Верховного Главнокомандующего.

Положение в городе становилось все напряженное. После того как часть наших войск отошла на внутренний и самый последний оборонительный обвод, начался наиболее тяжелый этап Сталинградской битвы. Вражеская авиация резко увеличила свою активность. Городские кварталы и позиции наших войск подвергались круглосуточным бомбардировкам. Особенно доставалось нашим волжским переправам.

Генерал А. И. Еременко решил перенести свой командный пункт в запасную штольню неподалеку от берега Волги в районе вокзала. Здесь оказалось тесно и душно. Ночью свечи горели тусклым огнем. Однако на новом КП связь работала более устойчиво, чем на прежнем месте, а это — немаловажное обстоятельство.

Когда ночью мы выходили из штольни подышать свежим воздухом, взору открывался волжский простор, озаренный пламенем горящего Сталинграда и зачастую гирляндами светящих авиабомб, то и дело сбрасываемых немецкой авиацией. Ветер доносил пароходные гудки, дробный стук моторов катеров и деловитое пыхтение буксиров, хлюпающих плицами колес по воде. Над рекой тревожно метались прожекторные лучи, били зенитки, и небо расчерчивалось огненными трассами пулеметных очередей.

Под бомбежкой, артиллерийским и минометным обстрелом врага реку пересекали катера, паромы, баржи, лодки с боеприпасами и всем необходимым для боя и фронтовой жизни.

В последних числах августа я получил разрешение побывать на полевом аэродроме за Волгой, куда перебазировалась 1-я авиадивизия АДД. Теперь это соединение стало ближе к Сталинграду, чем какое-либо другое, и могло за ночь совершать по два-три боевых вылета, оказывая помощь городу-герою.

Переправился через Волгу ночью на маленьком катере, эвакуировавшем раненых, и на вездеходе отправился по разбитой пыльной дороге в Среднюю Ахтубу. Оттуда еще затемно на У-2 полетел дальше. [222] В солончаковой степи было непривычно тихо. Далеко позади остались пожары Сталинграда, окутанная черным дымом и сотрясаемая взрывами бомб и снарядов легендарная земля.

Первый вопрос, который мне задали техники, принявшие самолет, — о Сталинграде.

— Ну как он там, стоит, держится?

О боях на Волге расспрашивали буквально в каждой части. На совещании руководящего состава дивизии я кратко ознакомил собравшихся с обстановкой на фронте, сказал о задачах, поставленных перед авиацией дальнего действия Верховным Главнокомандованием, о том, какую помощь ждут от нас войска, обороняющие Сталинград.

На совещании мы обстоятельно говорили о том, как увеличить количество самолето-вылетов и бомбовую нагрузку, как повысить точность бомбометания. Меня вполне удовлетворяло положение дел в соединении, порадовал и порядок на аэродроме. Когда я собрался в обратный путь, на стоянках технический состав авиаполка сноровисто дозаправлял самолеты горючим, подвешивал бомбы ФАБ-250, в грузовые кабины загружались ящики с мелкими осколочными бомбами. Готовился очередной боевой вылет. Словом все шло в заданном ритме. Личный состав соединения, не жалея сил, стремился помочь борющемуся Сталинграду.

Обратная ночная переправа через Волгу проходила, как это часто бывало, в условиях налета фашистской авиации и бомбежки, на которую матросы-речники реагировали с привычным хладнокровием.

На востоке, над заволжскими степями, откуда я возвращался, занималась заря. А перед нами вставал раскинувшийся по правобережным холмам героический Сталинград. Боевые действия АДД шли своим чередом. Впрочем, если мне память не изменяет, в ночь на 29 августа под Сталинградом АДД должна была впервые нанести бомбардировочный удар в непосредственной близости от нашего переднего крал.

Чтобы обеспечить точную бомбардировку, мы организовали целеуказание силами стрелковых дивизий и частей ПВО. Артиллеристы обозначили основные точки прицеливания разрывами снарядов, а ПВО — пересечением лучей зенитных прожекторов. [223] Для войск, обороняющих Сталинград, это дело было новым, но тем не менее все получилось хорошо. Еще до наступления темноты из штаба фронта я получил информацию, что в войсках выложены сигналы и выделенные артиллерийские подразделения и расчеты зенитных прожекторов готовы действовать по плану. Затем связался по ВЧ со штабом АДД, уточнил, что авиадивизии начали взлет, и решил выехать на Сталинградский Тракторный завод, который находился в непосредственной близости от передовых позиций. Отсюда можно было наблюдать удары нашей авиации по скоплениям противника. Вместе со мной изъявил желание поехать представитель Государственного Комитета Обороны заместитель председателя Совета Народных Комиссаров СССР нарком танковой промышленности В.А. Малышев. Нетрудно понять, что Сталинградский Тракторный, где в годы войны cтроились и ремонтировались танки, был предметом его особых забот. 23 августа, когда фашистская авиация с варварской жестокостью бомбила город и вслед за массированным налетом к заводу прорвались немецкие танки, нарком Малышев был на заводе, организовывал работу предприятия и его оборону.

— Раз вы едете на Тракторный, можно быть спокойным за завод, — пошутил В. А. Малышев.— Теперь есть твердая уверенность, что дальняя авиация ошибки не совершит и по заводу не отбомбится.

Пришлось заверить наркома, что ошибки быть и не может, ибо все тщательно рассчитано, подготовлено и обеспечено. Посмотрев на часы, я сообщил Вячеславу Александровичу, что с минуты на минуту должны появиться наши самолеты, высланные для освещения целей и обеспечения успешного бомбардировочного удара.

И вот в темном небе послышался хорошо знакомый нарастающий гул моторов. Долго тянется время, напряженно работает мысль, как будет дальше…

Серии светящих авиабомб, сброшенных с головных самолетов, залили ярким светом всю местность. Ориентировка для подходивших бомбардировщиков была хорошей. Метко легли зажигательные и сигнальные авиабомбы, сброшенные отрядом наведения. А затем в течение полутора часов вспыхивали огненные разрывы фугасных авиабомб. Вячеслав Александрович Малышев не скрывал своего восторга от блестящей работы наших летчиков и штурманов. [224] В ту ночь 119 самолетов бомбардировали скопление танков и моторизованной пехоты противника в районе юго-западнее Ерзовки, а частью сил мы наносили удары по району Самофаловка, Котлубань, Западновка, Новая Надежда, расположенных в 18-35 километрах северо-западнее Сталинграда.

Закончена бомбардировка. Артиллерия врага, подавленная нашей авиацией, на этом участке фронта молчала. Спало напряжение и у нас. Вернувшись на КП, я доложил А. И. Еременко и Н. С. Хрущеву данные нашего наблюдения о бомбардировке. Улыбаясь, они в свою очередь сообщили, что уже получены донесения из войск. Всюду дается хорошая оценка действиям АДД. Но командиры дивизий высказали пожелания, чтобы мы бомбили ближе к нашему переднему краю.

Да, такие пожелания мы слышали неоднократно. К сожалению, не всегда это можно было выполнить. Требовались обеспечить безопасность наших войск. Для поддержки их боевых действий в тактической и оперативной глубине существовала ближнебомбардировочная, штурмовая авиация фронтов. Но поскольку ощущалась большая нехватка фронтовой авиации, тем более под Сталинградом, АДД ставились задачи порой даже тактического характера. Oт нас требовали, чтобы дальние бомбардировщики, в том числе и четырехмоторные гиганты Пе-8, наносили удары чуть ли не по первой траншее противника. Примерно о таких пожеланиях командиров стрелковых дивизий говорил мне и командующий фронтом генерал А. И Еременко. Но мы тогда еще не имели средств для надежного обозначения своих войск ночью — обходились кострами. А костров на войне много. Да и для войск крайне затруднительно выкладывать яркие костры во второй траншее и поддерживать их горение в течение нескольких часов.

Ночь на 29 августа оказалась для меня очень напряженной. Сбрасывание бомб крупного калибра ночью вблизи от своих войск вызвало большую нервную нагрузку. Вернувшись с Тракторного завода в штольню, я бросился на топчан и уснул как убитый.

Вдруг сквозь сон услышал какой-то грохот. Мгновенно вскочил, полусонный, схватился за пистолет... Тревога оказалась напрасной. Как выяснилось, на КП прибыли моряки-артиллеристы, чтобы доложить командующему фронтом о выполнении его боевого задания. Войдя в [225] помещение, бравые моряки по флотской привычке перешли на строевой шаг и так дали "ножку", что затрещал дощатый настил, а гулкое эхо потрясло своды штольни. Возникший шум и грохот взбудоражил членов Военного совета, офицеров штаба, как бодрствующих, так и спавших в столь ранний час. А нарушители спокойствия докладывали командующему фронтом, что батареи орудий крупного калибра установлены где приказано и ужо открыли огонь по врагу.

Об этом несколько комичном эпизоде, предшествовавшем докладу моряков, любил шутливо вспоминать в свободные минуты Андрей Иванович Еременко.

А обстановка под Сталинградом накалялась. Прилетевший сюда из Москвы заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Г. К. Жуков энергично готовил контрудар советских войск, расположенных севернее города.

В районе Ивановки развернулся командный пункт Сталинградского фронта. Там находились блиндажи генералов Г. К. Жукова и А. М. Василевского (который вскоре убыл в Москву), а также члена Государственного Комитета Обороны секретаря ЦК партии Г. М. Маленкова. Здесь обосновался со своей оперативной группой и представитель Ставки по авиации командующий Военно-Воздушными Силами Красной Армии генерал А. А. Новиков.

Мне пришлось воспользоваться гостеприимством командующего 8-й воздушной армией генерала Т. Т. Хрюкина и командующего формируемой тогда 16-й воздушной армии генерала С. И. Руденко. Они решили по-товарищески потесниться.

Прибыв в Ивановку, я представился генералу армии Г. К. Жукову и получил указание ежедневно в первой половине дня докладывать ему о результатах боевой работы АДД за минувшую ночь.

— Задачи для соединений АДД, действующих на сталинградском направлении, будете получать от меня, — закончил он разговор со мной.

В дальнейшем генерал Жуков детально интересовался результатами каждого нашего ночного вылета, порой выражал недовольство, что авиацию дальнего действия отвлекают на другие направления, мало выделяют [226] самолетов для ударов по сталинградским целям. Но это, к сожалению, от нас не зависело.

В ночь на 3 сентября авиация дальнего действия 124 самолетами нанесла бомбардировочный удар по вражеским позициям и скоплению мотопехоты противника вблизи Сталинграда — и районе Кузьмичи, совхоз "Опытное поле", железнодорожная станция Конная и в трех километрах южнее разьезда 564.

Немецко-фашистское командование всеми силами стремилось расширить прорыв. Крупная группировка гитлеровцев, основательно превосходившая войска нашей 62-й армии, поддержанная значительными силами авиации, усилила нажим на эту армию и рвалась к Волге. Обстановка создалась угрожающая.

3 сентября Верховный Главнокомандующий направил генералу Г. К. Жукову телеграмму следующего содержания: "Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если Северная группа войск не окажет немедленной помощи.

Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало.

Получение и принятые меры сообщите незамедлительно"{41}.

Не ожидая полного сосредоточения резервов и подхода усиления, Жуков решил утром 5 сентября нанести контрудар севернее Сталинграда, ввести в дело 24-ю армию генерала Д. Т. Козлова, 1-ю гвардейскую генерала К. С. Москаленко и подходившую 66-ю армию генерала Р. Я. Малиновского. Заместитель Верховного Главнокомандующего приказал авиации дальнего действия нанести в ночь на 5 сентября возможно большим количеством самолетов удар с применением авиабомб крупного калибра по обороне противника в четырех километрах южнее Ерзовки, то есть на участке наступления 66-й армии генерала Р. Я. Малиновского. [227] Но выполнить все, что задумал Георгий Константинович, не удалось. Несмотря на мои настойчивые просьбы дать максимальное количество бомбардировщиков для выполнения этой важной задачи, Голованов смог выделить лишь 108 самолетов из соединений, перебазированных ближе к Сталинграду. В ответ на мои взволнованные протесты Александр Евгеньевич сказал по ВЧ:

— Остальные работают по дальним целям. Так приказал Bacильев.

Кратко поясню: осенью 1942 года в телефонных разговорах и в служебной переписке Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин условно именовался Васильевым. В 1943 году он переменил свой псевдоним и стал называться Ивановым.

В ночь на 5 сентября крупная группа наших самолетов в сложных метеорологических условиях бомбардировала военные и военно-промышленные объекты Будапешта и Кенигсберга. Эффективный удар по военным объектам Будапешта нанес 752-й авиаполк. Первыми вышли на цель экипажи майора П.И. Бодунова, Лейтенантов Д.И. Барашева и С. Захарова. IIIтурманы майор В. Н. Владимиров, лейтенант В. И. Травин и другие точно сбросили бомбы, вызвав пожары, сопровождавшиеся взрывами большой силы.

В ту ночь успешно бомбили заданные цели и экипажи, действовавшие на сталинградском направлении. Точно вышла на цель группа полковника Д. П. Юханова. Большой урон врагу нанесла 53-я авиадивизия полковника И. В. Георгиева, летавшая на кораблях ТБ-3. Образцово выполнила задание и 1-я авиадивизия АДД.

Бомбардировка неприятельских позиций экипажами этих соединений продолжалась в течение всей ночи, начиная с 23 часов 4 сентября и вплоть до 4 часов 40 минут 5 сентября. Затем в дело вступила артиллерия, и с рассветом поднялась фронтовая авиация.

Теперь более подробно о событиях той ночи. Еще засветло я прибыл в район боевых действий. На безымянной высоте километрах в трех южнее Березовки развертывался наблюдательный пункт командующего 66-й армией генерала Р. Я. Малиновского. Здесь царило большое оживление, что, наверное, не укрылось от противника. Саперы заканчивали отрывку щелей, связисты сновали с катушками проводов, собирались группы офицеров и солдат. [228] Строго через эту высоту проходил намеченный маршрут бомбардировщиков наших частей, заходивших с севера. Знаком (сигналом) разрешения производить сбрасывание авиабомб служило выложенное из костров "Т". Длинная линия этого сигнала лежала строго по меридиану. Передний край наших войск также обозначался линией костров, выложенных по оврагам, тянувшимся с востока на запад. Штурманы должны были сбрасывать авиабомбы сразу после прохода этой линии. Разумеется, учитывался относ бомб, равный 600-800 метрам. Это обеспечивало точность попадания по вторым эшелонам и артиллерийским позициям противника и исключало поражение своих войск.

4 сентября стояла ясная безветренная погода. После захода солнца в небе до 19 часов 35 минут была ущербная луна, которая слегка освещала землю, и в вечерних сумерках над районом НП командующего 66-й армией изредка пролетали немецкие легкомоторные самолеты-разведчики.

Примерно к 22 часам приехал командарм Р. Я. Малиновский, вскоре прибыли заместитель Верховного Главнокомандующего генерал Г. К. Жуков, член Государственного Комитета Обороны Г. М. Маленков, другие генералы и офицеры.

Поступило донесение из штаба АДД: все самолеты, участвующие в бомбардировке заданной цели, вылетели и будут действовать в строго заданное время. Начало бомбардировки — 23 часа.

Не успел я доложить об этом генералу армии Г. К. Жукову, как послышался звук приближавшегося легкомоторного самолета, затем возник нарастающий свист авиабомб.

— В щели, ложись! — подал я команду.

Раздались взрывы мелких авиабомб. Пострадавших, к счастью, не оказалось, хотя кое-кого обдало взрывной волной. У некоторых офицеров осколки повредили шинели.

— Почему АДД бьет по своим?! — с возмущением спросил меня Георгии Константинович.— Где ваши сигналы?

Докладываю, что бомбил не наш, а вражеский самолет. Вечером на высотке было большое хождение, и это не могло не привлечь внимание противника.

Показав на свежую воронку, не более сорока сантиметров [229] в диаметре, говорю, что таких мелких бомб авиация дальнего действия не применяет.

— Если бы наши экипажи, — пояснил я, — ударили по высоте, то они сбросили бы не меньше, чем ФАБ-100, — тогда вряд ли кто из находившихся вне укрытий уцелел бы.

— Вот спасибо, утешил, — иронически заметил Жуков. — Нечего сваливать на противника, умейте признавать свои ошибки.

Докладываю, что и по времени наши самолеты не могли быть здесь. До прихода соединений АДД оставалось еще 15 минут. Наши экипажи будут ориентироваться по кострам, выложенным впереди нас в километре, и ни одна авиабомба не будет сброшена на боевые порядки наших войск. Это исключено!

— Смотри, как горячо защищает своих, — усмехнулся Жуков, обращаясь к Малиновскому.— Впрочем, мы запросим отзывы войск о работе АДД.

На наблюдательном пункте еще не улеглось возбуждение, вызванное неожиданной бомбежкой, как послышался рокот наших самолетов. Гул моторов все более нарастал, а спустя минуту все увидели над обороной врага красные всплески, и затем до нас докатилось грохотанье разрывов...

Вдруг прибегает офицер штаба и взволнованно докладывает: АДД бьет по своим!

Это неожиданное сообщение, при всей его неправдоподобности, сильно обеспокоило меня. Решил немедленно выехать в боевые порядки и проверить, правильно ли выложены сигнальные костры. Прошу у командарма разрешение взять с собой проводника из числа присутствующих на НП офицеров 66-й армии, хорошо знающего местность и расположение переднего края наших войск.

Едем в сплошной темноте. Миновав километра полтора, увидел слева, в оврагах, линию костров. Они расположены именно там, где надо, — от сердца отлегло. Решил подъехать к огням, но к оврагам нет ни дороги, ни тропинки. Тогда сопровождающий офицер предложил чуть продвинуться вперед, к перекрестку, а там свернуть к кострам.

Неожиданно попадаем под трассирующие пули немецких автоматчиков, обстреливавших дорогу с южного направления. Впереди наш подбитый танк и несколько обороняющих его бойцов. [230] — Дальше нельзя, товарищ генерал, — предупреждают красноармейцы.— Там фашисты!

После различных злоключений наконец въехали в нужный нам овраг. Еще раз убеждаюсь, что костры горят хорошо, запас топлива достаточный.

— Бомбы ложатся точно, — надо бы еще поближе, — с одобрением говорят командиры и красноармейцы.— По своим не упало ни одной.

Поднявшись из оврага, я некоторое время наблюдал за разрывами бомб. Наши экипажи мощно обрабатывали вражеские позиции.

На НП я едва успел застать генерала Г. К. Жукова, направляющегося в 1-ю гвардейскую армию генерала К. С. Москаленко, и доложил ему, что АДД бьет точно по заданным целям, что безопасность наших войск обеспечена.

Работаете хорошо, — одобрительно отозвался Георгий Константинович.— Мы сами это видим, и командиры с передовых наблюдательных пунктов докладывают.

— А кто же тогда сообщил, что АДД бьет по своим?

— Это вас решили разыграть, не обращайте внимании.

Ничего себе розыгрыш!..

В 4 часа 20 минут отбомбились наши последние самолеты. Все стихло. Я решил остаться на НП и посмотреть, как будут развертываться события дальше. Эта ночь оказалась бессонной не только для меня, но и для многих. Генерал Р. Я. Малиновский уже которую ночь не смыкал глаз. Его армия все время находилась в движении. К наступлению успела изготовиться лишь часть соединений. Остальные стрелковые дивизии после выгрузки совершили почти 40-километровый марш и с ходу заняли позиции.

После артиллерийской и авиационной подготовки войска 24-й, 1-й гвардейской и 66-й армии перешли в наступление. Но немецко-фашистское командование уже успело усилить прорвавшуюся к Волге группировку и укрепить ее фланги. Гитлеровцы упорно оборонялись, предпринимали контратаки и бросили против наших. войск крупные силы авиации. За день напряженных боев мы смогли продвинуться лишь на 2-4 километра, так и не прорвав боевых порядков противника. Воздушная разведка сообщала, что со стороны Гумрака и Орловки большие колонны немецких танков, мотопехоты и [231] артиллерии двигаются на север, спеша на выручку группировке, попавшей под контрудар наших войск.

Крупная переброска вражеских частей несколько облегчала тяжелое положение 62-й и 64-й армий, оборонявших центральные районы Сталинграда. И в ночь на 6 сентября я получил от генерала Жукова новую задачу: авиации дальнего действия бомбардировать моторизованные войска противника в районе Винниковка, МТФ и в оврагах западнее этих пунктов (все в 20 километрах севернее Сталинграда). Эту задачу выполняли, как обычно, 1, 53 и 62-я авиадивизии, а также упоминаемая мною группа полковника Д. П. Юханова. Всего действовало 103 самолета. Кроме них экипажи 50-й авиадивизии АДД уничтожали авиацию противника на аэродромах Обливская и Невиномысск.

Упомянутые соединения бомбили те же цели и в последующую ночь. На этот раз мы сумели поднять 111 caмолетов.

Неоднократные наступательные действия севернее Сталинграда сорвали планы фашистов по захвату города. Время для улучшения организации обороны было выиграно. Однако нажим противника в направлении 62-й и 64-й армий не прекращался. Жуков ставил задачи АДД бомбардировать скопления немецких войск на их исходных рубежах — непосредственно перед окраинами этого героического города. Наши соединения наносили удары по подходящим резервам врага, уничтожали в районе переправ через Дон войска, автотранспорт, боевую технику противника.

В ночь на 8 сентября АДД не только бомбардировала немецкие войска, но и нанесла успешные удары по аэродромам гитлеровцев в районе Сысойкин и Суровикино, где было выявлено сосредоточение фашистских бомбардировщиков.

В ту же ночь, несмотря на напряженную обстановку в Сталинграде, четыре наших авиадивизии бомбардировали дальние цели — военные объекты в районе Будапешта, Кенигсберга, Штеттина, Данцига.

Не прошло и недели, как 3, 17 и 45-я авиадивизии в ночь на 14 сентября вновь нанесли бомбардировочные удары по военно-промышленным объектам Бухареста, Плоешти, Галаца и некоторых других городов. ТАСС сообщал, что в столице королевской Румынии отмечено несколько взрывов большой силы в районе военного министерства, [232] казарм и арсенала. В нефтяном Плоешти также возникло шесть очагов пожара больших размеров.

В то время когда нам был дорог каждый бомбардировщик под Сталинградом, я, признаться, считал, что удары по дальним целям можно отложить, перенести на более удобное время. Но позднее мне стало понятно, что Верховный Главнокомандующий, приказывая ударить по тому или другому дальнему объекту, взвешивал многие обстоятельства, подчас нам неизвестные. Бомбардировочные удары АДД по глубокому тылу противника напоминали не только гитлеровцам, но и войскам их союзников, подтягиваемых к берегам Волги, что фашистская Германия и ее сателлиты по-прежнему уязвимы и находятся под воздействием советской авиации.

После контрудара наших войск севернее Сталинграда бои в начале сентября приняли позиционный характер, хотя разведывательные данные свидетельствовали о том, что противник стягивает крупные силы и готовится к штурму центральной части города.

Авиация дальнего действия по мере своих возможностей помогала войскам отразить наступление немцев. Так, в ночь на 13 сентября, когда три наших авиадивизии бомбардировали военные объекты в Румынии, все остальные соединения АДД работали в интересах войск, оборонявших Сталинград. Цели находились в непосредственной близости к городу. Наши экипажи бомбардировали живую силу и технику врага в 10 километрах севернее Городища и Александровки, переправы через Дон и скопления гитлеровцев в районе Верхней Елыпанки, Воропонова, Старой Дубровки.

Утром 13 сентября противник перешел в наступление из района Городище, который мы бомбили всю ночь. Фашисты наступали также из района Песчанки и Садовой. Натиск на центральную часть Сталинграда усилился. В ночь на 14 сентября мы подняли большое количество самолетов. Наши удары опять распределились по двум направлениям: 58 экипажей бомбили военные объекты в Кенигсберге, Бухаресте, Плоешти, а 122 самолета действовали под Сталинградом.

Это было более чем своевременно, поскольку противник еще значительнее усилил нажим, бросив на штурм Сталинграда 7 пехотных дивизий, около 500 танков и несколько сот самолетов. [233] Развернулись ожесточенные бои в районе легендарного Мамаева кургана, на берегу реки Царица, где совсем недавно обитал я в штольне, на западной окраине пригорода Минина. Гитлеровцы вплотную подошли к западным окраинам заводов "Баррикады", "Красный Октябрь".

Бои были яростными и шли с переменным успехом. Советские войска настойчиво контратаковали врага и несколько потеснили его. Однако крупные силы немецких танков и пехоты восстановили положение и продолжили штурм центральной части города.

В тревожные дни этих сентябрьских боев к защитникам Сталинграда обратились с письмом участники Царицынской обороны 1918 года: "Но сдавайте врагу наш любимый город. Любой ценой защищайте Сталинград! Бейтесь так, чтобы слава о вас, как и о защитниках Царицына, жила в веках".

Солдаты, сержанты, офицеры н генералы, оборонявшие Сталинград, обратились с письмом в Центральный Комитет партии и Государственный Комитет Обороны, в котором выразили свои патриотические чувства и непреклонную решимость отстоять город на Волге. В письме говорилось: "Здесь, под Сталинградом, решается судьба нашей Родины. Здесь, под Сталинградом, решается вопрос — быть или не быть свободным советскому народу.

...Посылая это письмо из окопов, мы клянемся, что до последней капли крови, до последнего дыхания, до последнего удара сердца будем отстаивать Сталинград и не допустим врага к Волге!"

Под этими проникновенными строками, звучавшими как священная клятва патриотов, с душевным волнением подписывались солдаты, сержанты, офицеры и генералы Сталинградского и Юго-Восточного фронтов, в том числе летчики, штурманы и все воины авиадивизий АДД, базировавшихся под Сталинградом и участвовавших в героической обороне славного города на Волге.

Авиация дальнего действия всячески стремилась облегчить положение 62-й и 64-й армий, принявших на себя главный удар фашистских танков и мотопехоты. Наши соединения каждую ночь бомбили скопления живой силы и техники противника вблизи окраины города. Они наносили удары по огневым позициям немецкой артиллерии, били по вражеским переправам и мостам, но аэродромам и другим важным объектам, [234] Анализируя тяжелые сентябрьские бои на Волге, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал: "Необходимо отдать должное воинам 24, 1-й гвардейской и 66-й армий Сталинградского фронта, летчикам 16-й воздушной армии и авиации дальнего действия, которые, не считаясь ни с какими жертвами, оказали бесценную помощь 62-й и 64-и армиям Юго-Восточного фронта в удержании Сталинграда.

Со всей ответственностью заявляю, что если бы не было настойчивых контрударов войск Сталинградского фронта, систематических атак авиации, то, возможно, Сталинграду пришлось бы еще хуже"{42}.

Жуков, улетевший на некоторое время в Москву, в конце сентября вновь вернулся на волжские берега. Он объявил руководящему составу решение Ставки от 28 сентября о переименовании Сталинградского фронта в Донской, а Юго-Восточного — в Сталинградский. Командующим Донским фронтом был назначен генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский.

Буквально на другой день вновь назначенный командующий Донским фронтом выехал в войска, в район севернее разъезда 564. Как раз на этом участке Жуков приказал АДД нанести ночной бомбардировочный удар по войскам и технике противника на поле боя.

Поскольку местность в этом районе была безориентирной, требовалось хорошо продумать организацию светового обозначения и наведения, чтобы обеспечить точность удара по намеченным объектам, исключив попадание бомб по своим войскам.

Константин Константинович предложил мне поехать вместе с ним на наблюдательные пункты командиров дивизий, артиллерийские НП и непосредственно на месте уточнить вопросы взаимодействия и целеуказания. Во время совместной поездки я получил возможность ближе познакомиться с Рокоссовским, этим талантливым военачальником, и понаблюдать глубоко поучительный метод его общения с командирами и рядовыми. Неизменное спокойствие, выдержка не изменяли ему даже при явно неудачных докладах подчиненных. Он обязывал перепроверить неточные данные, провести дополнительную разведку, рекогносцировку местности, требуя правдивого и [235] точного доклада. Ровный в обращении, умеющий выслушать подчиненного, своей доброжелательностью и товарищеским отношением Константин Константинович располагал к себе людей. Быстро исчезала напряженность, скованность, и офицеры, солдаты, как правило, толково и обстоятельно докладывали обстановку, свои соображения о том, как быстрее и эффективнее громить врага.

Генерал К. К. Рокоссовский говорил кратко, задачи ставил четко, был образцом для подчиненных своей подтянутостью, строевой выправкой, хладнокровием и умением искусно и твердо управлять войсками. Солдаты, сержанты и офицеры очень любили Константина Константиновича, уважали за личное мужество, справедливость и заботу о подчиненных, гордились своим командующим и подражали ему.

Прощаясь со мной, генерал Рокоссовский сказал:

— Видели, как фашисты крепко закопались? У нас, к сожалению, жидковато с артиллерией. Вот почему ждем от вас хорошего удара по противнику.

Авиация дальнего действия интенсивно бомбардировала боевые порядки противника, скопления живой силы и техники врага в тактической и оперативной глубине, нарушая железнодорожные перевозки гитлеровцев.

В начале октября начались упорные бои за удержание заводов "Красный Октябрь", "Баррикады" и других предприятии города. Сосредоточив в районе заводов до восьми дивизий, в середине октября гитлеровцы нанесли здесь главный удар и овладели Тракторным заводом.

Для того чтобы отвлечь часть вражеских сил со сталинградского направления, войска Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов предприняли наступление в районе Демянск, Синявино и на других участках. Напряженные бои развернулись под Ржевом и Воронежем. Наши соединения тоже участвовали в этих операциях. Но главные усилия авиации дальнего действия были сосредоточены на сталинградском направлении. В октябре 1942 года, когда бои на Волге достигли наивысшего накала, АДД почти каждую ночь бомбардировала переправы противника через Дон и немецко-фашистские войска, наступавшие непосредственно на Сталинград.

5 октября 1942 года героический подвиг совершил экипаж тяжелого корабля ТБ-3 из 7-го авиаполка 53-й авиадивизии АДД. Над вражеской переправой самолет [236] был сбит огнем немецкой зенитной артиллерии. Гитлеровцы бросились в погоню за советскими летчиками, приземлившимися на парашютах. Три члена экипажа укрылись в скирде соломы возле села Верхнетурово. Однако немцы обнаружили их.

На основе показаний местных жителей секретарь Нижнедевицкого райкома КПСС Воронежской области Н. Болдырев впоследствии писал:

"Фашисты предложили летчикам сложить оружие. Но в ответ услышали:

— Советские летчики в плен не сдаются!

Гитлеровцы открыли огонь из автоматов по омету соломы. Оттуда выскочил человек в форме советского летчика. Он стрелял в упор по немецким солдатам из пистолета. Его скосила автоматная очередь...

Фашисты трассирующими пулями подожгли скирду. Местный жители, наблюдавшие за этой неравной борьбой, услышали, как оставшиеся в горящем омете запели "Интернационал". Из огня и дыма доносились грозные и величественные слова гимна: "Над сворой псов и палачей". Гитлеровцы продолжали стрелять по горящей скирде. Оттуда появился еще один летчик. Одожда на нем горела. Он был словно живой факел. И его сразила вражеская автоматная очередь. Пламя горящей соломы взметнулось до неба. И пение прекратилось. Гитлеровцы сделали свое черное дело и ушли. Крестьяне предали тела погибших воинов земле"{43}.

Участвовавшая в погребении героев Т. Н. Слукина нашла в кармане обгоревшей гимнастерки одного из них опаленный огнем комсомольский билет Атапина Виктора Владимировича. Красные следопыты местной школы установили, что Атапин был в экипаже стрелком-радистом. Вместе с ним геройски погибли штурман Алексей Сергеевич Антипов и воздушный стрелок Михаил Васильевич Ступин.

Командир корабля младший лейтенант Вячеслав Николаевич Щелков, пробившийся к партизанам, затем вернулся в полк и воевал до последних дней войны. Бортмеханик Василий Карпович Шайбак сражался в партизанском отряде имени Суворова, командовал там группой подрывников. [237] Такова необычная история экипажа, свидетельствующая о высоких морально-политических и боевых качествах советских летчиков, готовых сражаться до последнего дыхания, но не покориться врагу.

Бои под Сталинградом отличались большим ожесточением и воздухе и на земле. Сдерживая натиск гитлеровцев, Красная Армия стремилась в ходе оборонительной операции на Волге вырвать у врага стратегическую инициативу. В то время как наши ВВС усилили борьбу за захват господства в воздухе, для АДД, пожалуй, главными целями стали немецкие аэродромы, с которых фашистская авиация совершала налеты на волжские переправы и боевые порядки советских войск.

Но плану Командующего ВВС Kpacной Армии генерала А. А. Новикова с 27 по 29 октября 1942 года была проведена воздушная операция силами 8-й воздушной армии и тремя соединениями авиации дальнего действия. Участвовали 24-я авиадивизия подполковника Б. В. Бицкого, 53-я авиадивизия полковника И. В. Георгиева и 62-я авиадивизии полковника Г. Н. Тупикова, поднявшие в общей сложности 141 самолет.

Наши соединения бомбардировали авиационные базы противника в тесном взаимодействии с фронтовой авиацией — 8-й воздушной армией генерала Т. Т. Хрюкина. Совместным мощным ударам подверглись 13 немецких аэродромов. Авиационная группировка врага понесла серьезные потери{44}.

В октябре 1942 года партия и правительство установили полное единоначалие в Вооруженных Силах и упразднили институт военных комиссаров. В Указе Президиума Верховного Совета СССР говорилось: "Великая Отечественная война с немецкими захватчиками закалила наши командные кадры, выдвинула огромный слой новых талантливых командиров, испытанных в боях и до конца верных своему воинскому долгу и командирской чести. В суровых боях с врагом командиры Красной Армии доказали свою преданность нашей родине, приобрели значительный опыт современной войны, выросли и окрепли в военном и политическом отношениях.

С другой стороны, военные комиссары и политработники повысили свои военные знания, приобрели богатый [238] опыт современной войны, часть из них уже переведена на командные должности и успешно руководит войсками, многие же другие могут быть использованы на командных должностях либо немедленно, либо после известной военной подготовки"{45}.

В авиации дальнего действия, как и во всех Вооруженных Силах, было немало героических комиссаров, которые не только вдохновенным словом, но и примером своей отваги воодушевляли личный состав авиационных частой и подразделений на борьбу с ненавистным врагом. Одни военкомы были отличными летчиками, другие — штурманами, и все они стремились лучше постичь летное дело, тактику и оперативное искусство — ленинскую науку побеждать.

Замечательным летчиком-ночником по праву считался комиссар эскадрильи С. Н. Соколов, ставший затем командиром авиаполка, Героем Советского Союза. Настойчиво изучал штурманское дело и овладевал сложным искусством самолетовождения полковой комиссар С. Я. Федоров. Высокими правительственными наградами были отмечены боевые дела старших батальонных комиссаров А, Д. Петленко, Н. П. Докаленко, Н. Г. Тарасенко и других политработников.

Храбро воевал военком авиаполка летчик А. Ф. Исупов, награжденный в течение одного года тремя орденами Красного Знамени. Он совершил много боевых вылетов на ближние и дальние цели. Получив ранение при выполнении задания, Александр Филиппович довел подбитый самолет до аэродрома и совершил посадку. Он был неутомим в работе, выполнял по два-три боевых вылета за ночь.

Немалую долю труда, умения и таланта А. Ф. Исупов внес в дело воспитания летных кадров. В авиаполку, где он служил, выросло двадцать Героев Советского Союза, а летчиков В. Н. Осипова и П. А. Тарана Родина увенчала второй медалью "Золотая Звезда".

После отмены института военных комиссаров Александра Филипповича Исупова выдвинули на командную работу. В 1943 году он возглавил штурмовую авиадивизию. В одном из боевых вылетов полковник А. Ф. Исупов был сбит и захвачен в плен. Офицер-коммунист прошел через все муки гестаповского ада, но не покорился врагу. [239] Вместе с другими советскими патриотами он готовил массовый побег военнопленных из печально знаменитого лагеря смерти Маутхаузена, но был расстрелян гитлеровцами.

Такие героические и убежденные борцы за дело коммунистический партии, как военком А. Ф. Исупов, возглавляли в полках и дивизиях авиации дальнего действия партийно-политическую работу.

Октябрь никогда не радовал летчиков погожими днями, а в 1942 году все время стояло ненастье. Особенно скверной была погода в районе базирования. Порой под Сталинградом прояснится, взглянешь на звездное небо и думаешь, что скоро послышится гул наших бомбардировщиков, но из штаба АДД сообщают: "Вылететь не можем: аэродромы закрыты туманами, снегопадами, стоит низкая облачность".

Временами даже не верилось, но дело обстояло именно так. И если наступало некоторое улучшение погоды, части АДД при первой возможности спешили вылететь на задание. Летчики заранее знали, что к возвращению экипажей аэродромы базирования могут оказаться закрытыми и самолеты для посадки придется перенацеливать в районы хорошей погоды.

Само собой напрашивалось решение — подтянуть возможно ближе соединения АДД к Сталинграду, чтобы состояние погоды было более или менее одинаковым во всем районе от аэродрома до целей. Именно поэтому мы добились выделения для нас аэродрома в районе Камышина.

Вместе с тем авиация дальнего действия не могла оставлять без поддержки и другие направления, в интересах которых можно успешно работать главным образом с центральных аэродромов.

Положение на Волге становилось все более тяжелым. Фронтовая воздушная разведка установила выдвижение новых немецких частей к заводскому району Сталинграда. Несмотря на плохие погодные условия, соединения АДД вместе с фронтовой авиацией наносили удары по скоплениям врага.

В тревожной обстановке ожидания нового натиска врага мы встречали 25-ю годовщину Великого Октября. Накануне праздника слушали доносившийся из Москвы сквозь радиошумы доклад Сталина. Сделав краткий итог героическому пути советского народа, пройденному под [240] руководством Коммунистической партии за четверть века, он справедливо отметил, что главной причиной временных успехов гитлеровских захватчиков является отсутствие второго фронта в Европе.

И в своем приказе от 7 ноября 1942 года выразил непреклонную веру в победу нашего правого дела: "Будет и на нашей улице праздник!"

О том, что на берегах Волги назревают большие боевые события, нетрудно было догадаться хотя бы по тому, что в начале ноября под Сталинград непрерывным потоком двинулись войска и грузы. На плацдармах на правом берегу Дона начали скрытно развертываться соединения вновь образованного Юго-Западного фронта, который возглавил генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин.

В последних числах октября или в самом начале ноября из штаб Юго-Западного фронта прибыл заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Г. К. Жуков, а в штаб Сталинградского фронта — начальник Генштаба генерал-полковник А. М. Василевский. Их сопровождали командующий авиацией дальнего действия генерал А. Е. Голованов, командующий бронетанковыми и механизированными войсками генерал Я.Н.Федоренко, командующий артиллерией Красной Армии генерал Н. Н. Воронов. Туда же был вызван и находившийся на Донском фронте командующий Военно-Воздушными Силами Красной Армии генерал А. А. Новиков. Столь представительный состав советских военачальников говорил о многом.

По плану, утвержденному Ставкой, АДД надлежало действовать в полосе вновь образованного Юго-Западного фронта, которому на первом этапе контрнаступления отводилась главная роль.

На авиацию дальнего действия возлагались задачи активной борьбы с вражескими резервами, срыв оперативных перевозок противника по железным дорогам, уничтожение немецких самолетов непосредственно на аэродромах, и преимущественно на тех, которые находились вне досягаемости фронтовой авиации.

В начале ноября на полевой аэродром в районе Камышина мы решили перебазировать 17-ю авиадивизию генерала Е. Ф. Логинова. Но погода внесла свои коррективы. Рано начались обильные снегопады. Положение усложнялось тем, что на новом полевом аэродроме [241] совершенно отсутствовала снегоуборочная техника. Пришлось обратиться за помощью к местному населению и мобилизовать колхозников на расчистку взлетно-посадочной полосы, самолетных стоянок и рулежных дорожек.

Дни шли, а работа продвигалась медленно. Это меня сильно беспокоило. Решил сам слетать на новый аэродром и на месте как-нибудь ускорить подготовку летного поля к приему хотя бы головного авиаполка.

После сильного и продолжительного снегопада я вылетел под Камышин на самолете У-2, установленном на лыжи. Отыскав в приволжской степи новый аэродром, мягко приземлился на снежную гладь и подрулил к людям, очищавшим от снега взлетно-посадочную полосу. Работали одни лишь женщины, вооруженные лопатами.

Я вышел из кабины и направился к работавшим. Женщины встретили приветливо.

— Как продвигаются дела? — поинтересовался я.

— Боремся со стихией, — поправляя платок, ответила плечистая колхозница, одетая в старенький полушубок.— Аэродром полностью расчистили, но за ночь столько снегу насыпало, будто и не работали. Пришлось все сызнова начинать...

На мой призыв быстрее ввести в действие полевой аэродром и тем самым оказать помощь сражающемуся Сталинграду колхозницы ответили самоотверженной работой. Они очистили от сугробов огромное летное поле, подъездные пути к нему, помогли нашим специалистам привести в порядок взлетно-посадочную полосу и самолетные стоянки.

Буквально через два дня на новый полевой аэродром под Камышином перелетели экипажи 17-й авиадивизии АДД и немедленно приступили к боевой работе. В хорошую погоду большинство из них совершали в ночь по два-три боевых вылета.

Но часто шли моросящие дожди, перемежаемые снегопадами. Ненастье сопровождалось сильными туманами. Однако в ночь на 9 ноября погода на сталинградском направлении улучшилась. Это позволило авиации дальнего действия сделать 194 самолето-вылета. Наши экипажи нанесли бомбардировочные удары по огневым позициям артиллерии противника в районе юго-западнее поселка завода "Красный Октябрь" и поселка Городище.

В ночь на 11 ноября АДД повторила удары по этим же целям. Одновременно 70 самолетов бомбардировали [242] аэродромы немецкой авиации в Морозовском, Тацинской и Обливской. Удары по аэродромам преследовали двоякую цель: во-первых, надо было ослабить боевые действия вражеской авиации непосредственно по Сталинграду, и особенно в момент ожидаемого нового натиска фашистов на город-герой; во-вторых, осуществлялась планомерная борьба за господство в воздухе и подготовка к контрнаступлению Красной Армии на Волге.

Наши бомбардировочные удары по противнику в ночь на 11 ноября оказались очень эффективными. И хотя экипажи АДД вылетали со своих аэродромов в сплошном дожде, при высоте облачности 80 метров, в районе целей стояла хорошая и безоблачная погода. В ночной темноте ярко светились звезды, отчетливо выделялись освещаемые пожарами руины Сталинграда, а дымный факел горящего нефтехранилища стал одним из вспомогательных ориентиров. Точки прицеливания отчетливо обозначались сигнальными разрывами артиллерии, которая пунктуально действовала по нашим заявкам. В результате еженощных вылетов экипажи АДД и сами хорошо изучили цели на захваченной противником территории. С помощью наведения они бомбили точно, нанося противнику большие потери в живой силе и технике.

Помощь авиации дальнего действия наземным войскам, оборонявшим Сталинград, пришлась как нельзя кстати. Начавшийся ледоход на Волге достиг большой силы. По реке двигалась сплошная масса льда, через которую уже не могли пробиться даже бронекатера. Боепитание войск, защищавших город-герой, было сильно затруднено. Этим решил воспользоваться враг. На рассвете 11 ноября немецко-фашистские войска при поддержке своей авиации предприняли последнюю попытку овладеть заводским районом города. Пленные показывали, что Гитлер требовал продолжать штурм наших позиций с нарастающей силой и во что бы то ни стало взять Сталинград. Но и последняя отчаянная попытка противника прорваться к Волге провалилась.

Так завершался оборонительный период Сталинградской битвы, продолжавшийся 125 огненных дней и ночей; приближалось начало нашего контрнаступления на Волге.

Командиры и политработники, партийные и комсомольские организации неутомимо готовили солдат, сержантов и офицеров к большим боевым испытаниям, [243] создавая в войсках высокий наступательный порыв и решимость разгромить немецко-фашистских захватчиков.

Основательно пришлось потрудиться инженерно-техническому составу авиационных частей и соединений. Именно в дни, предшествующие контрнаступлению, они завершали подготовку материальной части к зимней эксплуатации. Инженеры и техники, авиаспециалисты всех служб в сжатые сроки выполняли задание командования.

Поскольку прилетевший из Москвы генерал А. Е. Голованов находился при заместителе Верховного Главнокомандующего генерале армии Г. К. Жукове, уточнял боевые задачи авиации дальнего действия, я получил возможность побывать в некоторых авиасоединениях, базировавшихся неподалеку от Сталинграда, и на месте проверить готовность летного состава, материальной части к предстоящим наступательным действиям.

Авиация дальнего действия готовилась в ночь на 19 ноября 1942 года нанести всеми имеющимися силами массированный удар по вражеской обороне, оперативным тылам противника с применением бомб крупного калибра и тем возвестить начало исторического контрнаступления Красной Армии под Сталинградом.

Но погода испортила нам все дело. В дни, предшествовавшие операции "Уран", усилились снегопады. Севернее Сталинграда повсеместно стояла сплошная низкая облачность, исключавшая боевое применение авиации. Летчики очень переживали вынужденное бездействие, но не от нас это зависело. Даже 1-я и 17-я авиадивизии АДД, базировавшиеся недалеко от Сталинграда, не могли подняться со своих аэродромов. 50-я авиадивизия сумела взлететь, однако не смогла обнаружить целей из-за сплошных облаков и обильного снегопада. [244]