Суровые будни
Шла весна сорок четвертого года. На лесных полянах уже чуть зеленела молодая изумрудная трава. Острые запахи ожившего леса, прошлогодней листвы пробивались к нам в машину и заглушали даже запах бензина.
Весна... Она радовала сердце каждого фронтовика, а для меня эта радость была двойной: предстояла встреча с женой, детьми, матерью, со всеми родными, которых я видел последний раз перед войной.
Мы ехали по ухабистой, залитой большими лужами дороге. Она шла по освобожденной от врага территории. Около пяти часов вечера мы уже были у стен Ленинграда. Остановились у Вороньей горы. Мне захотелось посмотреть отсюда на город. Перед нами раскинулся Ленинград во всей своей красе: прямые стрелы проспектов, мяггие изгибы Невы, четкие квадраты парков.
С этой высоты фашисты корректировали огонь по городу. Мы увидели один из наблюдательных пунктов гитлеровцев. Он был так искусно вписан в местность, что даже вблизи не сразу можно было заметить это сооружение. Чувствовалось, что строили его капитально. Двухэтажный, весь из железобетона, НП имел широкую сеть ходов сообщения, подсобных помещений. Не легко было отсюда выбить противника.
Под вечер мы были в Ленинграде. За четыре месяца он успел изменить свой облик: стали исчезать баррикады и надолбы, снова засверкали витрины магазинов. Закрашивались надписи: «Эта сторона улицы наиболее опасна», «Вход в бомбоубежище». Работали театры, кино.
Ночевать заехали к матери Виктора Ивановича Дуданца, который к тому времени воевал уже на другом [119] фронте. Мария Юрьевна тепло встретила нас, накормила ужином.
После ужина мы долго беседовали, вспоминая пережитое за эти годы — фронт, блокаду, которую Мария Юрьевна испытала полной мерой...
Рано утром, попрощавшись с гостеприимной хозяйкой, снова двинулись в путь: на Московский вокзал, домой...
От Ленинграда до Гомеля дорога неблизкая — около девятисот километров. Ехать пришлось через Москву. Иного пути пока не было.
Гомель трудно было узнать: сплошные руины, красавец парк изуродован, старинный дворец сожжен.
Шоссейная дорога из Гомеля в Ветку, куда мы держали путь, шла через село Хальч. Оно стоит на высоком правом берегу реки Сож и прежде было очень красивым. Добротные домики его всегда утопали в густой зелени садов. Сейчас не было ни домиков, ни садов, лишь кое-где виднелись бугры землянок.
Мы подъезжали к реке Сож утром. Ехали молча, чтобы не пропустить мгновения встречи с родным городом и рекой.
Вот мы и на берегу Сожа, возле парома. Необычное, ни с чем не сравнимое чувство испытывает человек, возвратившийся в отчий край после долгой разлуки! Как дороги мне эти места: тихие речные плёсы, деревни, затерявшиеся в светлых перелесках. Истосковался по ним за три с лишним военных года.
У каждой реки свой неповторимый облик. Сож — река неширокая, то серебристой лентой вьющаяся среди заливных лугов, то теряющаяся в белорусских лесах. Она полна какого-то особого очарования. Каждый камень, тропинка, ведущая к ней, напоминали мне детство... Вон бережок, на котором я любил сидеть с удочкой, а вот там, за островом. — Гончарова яма, где мы обычно ловили окуней и с ее крутого берега прыгали вниз головой. Напротив Гончаровой ямы была кладка, где женщины полоскали белье, а мы, малыши, пришедшие с ними, на мелких местах подолом рубахи ловили мальков...
На другой стороне реки — Ветка, мой родной город. Тревожно и радостно билось сердце. Там больная, рано овдовевшая мать, жена, дети. Через 30–40 минут буду дома. Как томительно тянется время! [120]
Паром мягко ткнулся в деревянные расшатанные мостки. Левый берег. Еще 200–300 метров по сочной траве болотистого луга, и мы на окраине Ветки. Землянки. Жители изможденные, в поношенной одежде. Улицы изрыты воронками, вместо многих домов — пепелища и одиноко торчащие печные трубы. Вся Ветка просматривается из конца в конец.
Интернациональная улица. Я пристально вглядываюсь в каждого прохожего: нет ли знакомых? Мы нагнали стайку ребятишек, возвращавшихся из школы. Среди них — мои дети. Я остановился как вкопанный. К горлу подкатил комок, долго не мог выговорить два безмерно дорогих для меня имени:
— Лера! Тельман!
Какое-то мгновение они широко раскрытыми глазенками всматривались в лица незнакомых военных, потом кинулись ко мне:
— Папа! Папа!
Обнимаю, целую... Как они выросли! Но какие худые, бледные.
Открыв калитку, я увидел жену перед рассыпанной по земле кучкой картофеля. Дети побежали к ней с криком:
— Мама! Папа приехал!
Она замерла, выпрямилась и бросилась ко мне.
— Уж и не думала тебя увидеть...
— А я, как видишь, жив и здоров...
Вот и дождался я счастливых минут, о которых мечтал все эти годы. Во двор вбежала мать — Саша успел сказать ей о моем приезде. Снова объятия, слезы радости. Мать долго гладила меня — плечи, грудь, осторожно трогала ордена и медали, словно не верила, что я перед ней живой и невредимый.
— Что же мы здесь... Идемте в дом, — позвала жена.
Ее мать, Пелагея Николаевна, наварила картошки, поджарила сала, привезенного нами. Все уселись за стол. Я поднял тост: «За победу! За встречу!..»
Быстро, очень быстро пролетела неделя отпуска. Согретый лаской родных, в кругу семьи, среди милой сердцу природы, я набирался сил после болезни. Но пришел час расставанья. Жена стала укладывать мне чемодан. Для меня эти минуты были, пожалуй, более трудными, чем перед боем... [121]
В бригаду я возвратился, когда в лесу цвела сосна. Установились теплые, солнечные дни, воздух был напоен лесным ароматом. Личный состав бригады перешел на летнюю форму одежды, и все воины выглядели помолодевшими.
Части дивизии по-прежнему обеспечивали устойчивую оборону 8-й армии. Во время моего отсутствия вместо убывшего на повышение подполковника В. И. Дуданца прибыл новый начальник штаба майор Глазычев Иван Михайлович, а в должность командира 1300-го полка вступил подполковник Шапиро Абрам Моисеевич.
Через два часа после моего приезда на командный пункт были вызваны командиры полков. Когда окончилось совещание, подполковник Шейнин задержался и весело сообщил:
— А мы здесь без вас свадьбу сыграли. Полковой врач Зинаида Костюкова вышла замуж за врача 1300-го полка Вильгельма Скокана.
— Ну что ж, как говорится, совет да любовь!
На следующее утро я прибыл в штаб стрелковой дивизии, чтобы представиться ее командиру и согласовать порядок огня в период борьбы за главную полосу обороны. Около командного пункта услышал, как кто-то громко разговаривал по телефону:
— Вы слышите меня, ноль-ноль? Черт побери, я ничего не разберу! Начальника связи ко мне...
Уж очень знакомым мне показался голос говорившего. Я остановился, стал напрягать память. Да ведь это бывший командир 8-й батареи 1-го Киевского артиллерийского училища Евсей Никитович Отрощенко — мой первый военный наставник. Был он одним из тех воспитателей, которые умеют отыскивать в каждом курсанте хорошее, утверждать в нем воина, офицера.
Вот так встреча! Еще не веря своей догадке, я подошел поближе. Он полковник, но почему погоны пограничника? Ведь мой учитель был артиллеристом... Вот он снял фуражку. Светлые редкие волосы, зачес немного на правую сторону... Сомнений быть не могло.
Я подошел к Евсею Никитовичу и отрапортовал:
— Товарищ полковник! Курсант Скоробогатов по вашему приказанию явился!
Отрощенко резко повернулся, на миг замер. Узнал. Мы обнялись и расцеловались. [122]
Вечером встретились, вспомнили минувшее. Евсей Никитович возглавлял штаб стрелковой дивизии. Он был душевным человеком и интересным собеседником. Проговорили мы до рассвета.
Июнь принес немало радостных новостей. Указом Президиума Верховного Совета СССР полковнику Б. И. Кознову было присвоено звание генерал-майора артиллерии, а семь отважных воинов 1428-го легкого артиллерийского полка за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленный при этом героизм были удостоены звания Героя Советского Союза.
Многие офицеры, сержанты и солдаты дивизии были награждены орденами и медалями.
За мужество и стойкость, проявленные при прорыве блокады, 2-й тяжелой гаубичной бригаде полковника Михаила Петровича Несвитайло было присвоено наименование Ленинградской.
До сих пор я сохраняю признательность этому простому и душевному человеку, прекрасному организатору и знающему артиллеристу. С Михаилом Петровичем мы подружились с первых же дней моего пребывания на Ленинградском фронте.
Особую симпатию я питал и к заместителю командира 2-го дивизиона 1229-го полка капитану Д. В. Дзнеладзе.
Давид Владимирович — невысокий, полноватый, с традиционными кавказскими усиками — даже в самой сложной обстановке не терял хладнокровия, чувства юмора. Это был смелый, душевный человек, с именем которого связывалось много доброго. По его инициативе в полку проходили дружеские встречи офицеров. На этих встречах читали стихи, пели любимые песни, рассказывали интересные истории из фронтовой жизни.
10 июня 1944 года войска Ленинградского фронта силами 21-й и 23-й армий после длительной и мощной артиллерийской подготовки, поддерживаемые огнем артиллерии и ударами авиации, при активном содействии Краснознаменного Балтийского флота и Ладожской флотилии перешли в наступление на выборгском направлении. За короткий срок они взломали долговременную оборону врага на глубину до 110 километров и овладели крепостью и крупным центром обороны финнов — Выборгом. В результате победы Ленинградского и Карельского фронтов Финляндия была выведена из войны. [123]
В боях за удержание нарвского плацдарма часть офицеров, сержантов и рядовых бригады выбыла из строя. К нам пришло новое пополнение, которое не имело еще достаточного боевого опыта.
Начались дни упорной учебы. Чтобы приблизить учебу к боевой действительности, возле штабов полков были построены миниатюр-полигоны с обозначенной обороной противника. Здесь командиры батарей и дивизионов тренировались в решении артиллерийских задач. В масштабе бригады проводились учебные сборы разведчиков, вычислителей по обмену боевым опытом.
Наша бригада теперь составляла корпусную группу 117-го стрелкового корпуса. Огневая деятельность в этот период заключалась в подавлении активно действовавших вражеских батарей, пристрелке звуковых и наземных реперов и подготовке плановых огней на случай отражения атак, а также по скоплениям живой силы и танков гитлеровцев.
Части 8-й армии все время вели бои местного значения. Противника мы держали в постоянном напряжении и не позволяли ему перебрасывать силы и средства на главное направление.
23 июня войска 1-го Прибалтийского, 3, 2 и 1-го Белорусских фронтов начали Белорусскую наступательную операцию, в результате которой немецкая армия потерпела еще одно поражение. Взломав мощную, глубоко эшелонированную оборону противника, войска этих фронтов во взаимодействии с партизанами за короткий срок завершили окружение и уничтожение значительных сил немецкой группы армий «Центр» и 3 июля освободили столицу Белоруссии город Минск.
И у нас заканчивался период боев местного значения. 8-я армия развернула подготовку к наступательной операции.
В ночь на 9 июля части нашей дивизии начали смену боевых порядков. Они подтягивались ближе к переднему краю. В штабах артиллерийских частей тем временем шла напряженная работа по планированию огня, отработке вопросов взаимодействия с пехотой.
Надо сказать, что густые леса облегчали немцам маскировку траншей и ходов сообщения. Большое число долговременных огневых точек в глубине главной полосы [124] обороны врага нами вообще не просматривалось. Мы очень обрадовались, когда узнали, что в полосе обороны 98-й стрелковой дивизии намечено провести разведку боем. Нам с командиром 80-й тяжелой бригады полковником М. Т. Волковым было приказано огнем обеспечить ее успешное проведение.
Немало часов провели мы вместе с командующим артиллерией корпуса полковником И. Т. Петровым и с командирами полков у карты, на вышках наблюдательных пунктов. В хитросплетении траншей и ходов сообщения, дзотов и других огневых точек нужно было выбрать наиболее опасные цели для подавления.
С Макаром Терентьевичем Волковым мне приходилось работать и раньше. Он вступил в командование 80-й тяжелой бригадой, перейдя из 65-й легкой. Это был отлично подготовленный офицер. Невысокого роста, большеголовый, он был порывист, даже резок в движениях, и от этого казалось, что Волков всегда куда-то спешит. Однако в бою он действовал расчетливо, обдуманно, наверняка. Мы с ним очень подружились. Эта дружба сохранилась и по сей день.
В полдень мощный огонь его тяжелой бригады обрушился на немцев. Снарядами 152-миллиметровых гаубиц было разрушено более 300 метров бревенчатых траншей, три дзота, уничтожено около сотни гитлеровцев. Наша бригада вела огонь на подавление минометных батарей врага.
После короткого артиллерийского налета 1-й батальон 308-го стрелкового полка атаковал позицию противника. Завязался тяжелый бой. Оставив в первой траншее много убитых и раненых, враг отступил во вторую бревенчатую траншею в районе Каевунурга. В этом бою стрелковый полк должен был взять пленных, предстояло также вскрыть и засечь огневые средства немцев, не разведанные ранее. Задача дня была выполнена: наши стрелковые подразделения захватили довольно большой участок первой траншеи гитлеровцев и взяли пленных. Один из них на допросе показал, что основные силы немцы сосредоточивают на своей третьей позиции, которая проходит на рубеже высот Ластеколония.
Вечерело. Солнце спряталось за зубчатую кромку леса. Бой стал постепенно затихать. Мы с полковником М. Т. Волковым спустились с наблюдательной вышки. Было [125] ясно, что враг не оставит нас в покое, пока не вернет утраченные позиции, но атаку его мы ожидали только утром.
После июльского дня, после жаркого боя вечерний воздух действовал освежающе. Мы прилегли под сосной, закурили. Вдруг над передним краем противника в небо одна за другой взвились несколько ракет. И сразу же немецкая артиллерия и минометы открыли огонь по нашему переднему краю, вражеская пехота пошла в контратаку. Теперь нам оставалось только скомандовать:
— НЗО «А»... Огонь!
Грянули артиллерийские залпы. Наши стрелки открыли огонь из пулеметов и автоматов. Стремительный и неожиданный бросок гитлеровцев не застал врасплох ни артиллеристов, ни пехотинцев. Когда уцелевшие фашисты подошли совсем близко, в ход были пущены гранаты. Оставляя на поле боя убитых и раненых, немцы откатились. А мы еще раз убедились, как важно быть всегда готовым к любым неожиданностям.
8-я армия имела задачу: ударом на север прорвать оборону противника и выйти к Финскому заливу. Тем самым отрезались пути отхода нарвской группировке гитлеровцев. Одновременно переходила в наступление и 2-я ударная армия, которая должна была форсировать реку севернее города Нарва и овладеть им. К 23 июля были закончены последние приготовления.
Раннее утро. На востоке все ярче разгорается заря. Вот первые лучи солнца осветили верхушки деревьев, на лесных полянах стал рассеиваться туман.
Тишину разорвали залпы гвардейских минометов я ствольной артиллерии. Заработала группа разрушения, основные силы которой составляли 2-я и 80-я тяжелые бригады. Лишь час вели они огонь, но десятки дзотов врага, множество блиндажей и сотни метров бревенчатых траншей были разбиты. Всего же в тот день за период разрушения было уничтожено 122 цели.
Затем в бой вступила вся артиллерия армии: артиллерийская подготовка продолжалась еще полтора часа. В расположении противника от разрывов снарядов загорелся лес.
В восемь часов тридцать минут части 117-го стрелкового корпуса перешли в наступление и, преодолевая упорное [126] сопротивление гитлеровцев, к 12 часам овладели их первой и второй позициями. Завязались ожесточенные бои на третьей позиции. Здесь немцы сосредоточили свои основные силы, в том числе танки и артиллерию. Эта позиция находилась на возвышенной местности и имела развитую траншейно-дзотную систему обороны. К началу боя она не была нами вскрыта и подавлена.
Весь день бой не затихал ни на минуту. Гитлеровцы хорошо понимали, что с прорывом третьей позиции и выходом наших частей к Финскому заливу вся их нарвская группировка окажется под угрозой. Поэтому свои главные силы они сосредоточили против частей 8-й армии. К исходу дня продвижение ее было остановлено интенсивным огнем противника.
Удачнее развертывалось наступление 2-й ударной армии. Ее части после артиллерийской подготовки стремительным броском очистили значительный участок восточного берега Нарвы, форсировали реку и ворвались в город. Завязались уличные бои.
Через некоторое время соединения 8-й армии возобновили наступление. Бой продолжался почти весь день. К вечеру части 8-й армии, несмотря на отчаянное сопротивление врага, завершили прорыв его главной оборонительной полосы, а утром встретились с частями 2-й ударной армии. Противник, опасаясь полного окружения своей нарвской группировки, оставил город Нарва и начал отступать на запад. К исходу дня 26 июля он отошел на рубеж, который проходил западнее города Мумасааре, высоты Ластеколония, город Хаава, и закрепился на нем.
26 июля 58-я артиллерийская и 42-я минометная бригады совершили марш в район города Нарва и перешли в оперативное подчинение 2-й ударной армии для поддержки наступления 110-го стрелкового корпуса.
В этот день я познакомился с вновь назначенным командиром 42-й минометной бригады Героем Советского Союза полковником И. А. Киргетовым. Он произвел на меня большое впечатление. Высокий блондин с красивым волевым лицом, Киргетов выделялся не только своей внешностью, но и простотой. Взаимопомощь и взаимовыручку считал святой обязанностью. Минометный полк, а потом и бригада, которыми он командовал, отличались высокой эффективностью огня, большой маневренностью [127] и исключительной организованностью. Киргетов был влюблен в свою технику и эту любовь прививал подчиненным.
Заняв новый выгодный оборонительный рубеж, противник сумел довольно быстро подтянуть резервы, привести в порядок свои потрепанные части и оказал нам здесь упорное сопротивление.
Прекрасно понимая, что эта позиция является ключом к Эстонии, фашистское командование сосредоточило здесь, на фронте в 50 километров, шесть пехотных дивизий и мощную артиллерию. В тылу были созданы узлы сопротивления, к длительной обороне подготовлены большинство высот, населенных пунктов, рощ и даже отдельные каменные дома. Особенно сильно был укреплен узкий участок земли между Финским заливом и высотами Ластеколония. Наступление частей 2-й ударной армии на этом участке замедлилось. Гитлеровцы цепко держались за каждый удобный рубеж, часто переходя в контратаки.
Артиллеристам нашей бригады приходилось решать боевые задачи как в составе всей бригады, так и полками, дивизионами и батареями, порой не дожидаясь приказов старших начальников. Инициатива и смекалка помогали офицерам с честью выходить из многих сложных ситуаций.
Двое суток артиллеристы батареи 1220-го полка под командованием старшего лейтенанта Евгения Сергеевича Амелина вели тяжелые бои за высоты. Они вместе со стрелковыми подразделениями ворвались в первую траншею противника и завязали рукопашную схватку. Вскоре наши воины закрепились на этих позициях.
27 июля фашисты силой до роты пехоты контратаковали их и подошли почти к самому наблюдательному пункту батареи. Дважды в этот день старший лейтенант Амелин вызывал огонь наших гаубиц на себя. Данные, которые он передавал, были настолько точными, что разрывы снарядов как бы окаймляли наблюдательный пункт. Когда немцы оказались совсем рядом, разведчики и связисты во главе с командиром батареи вступили с ними в рукопашную схватку и помогли нашей стрелковой роте отбить контратаку врага. Через некоторое время фашисты возобновили контратаку. На этот раз им удалось вклиниться в наши боевые порядки. Наблюдательный пункт опять оказался на пути гитлеровцев. И снова командир [128] батареи поднял разведчиков и связистов в рукопашную схватку...
Командир батареи старший лейтенант Е. С. Амелин погиб в этом бою. Вместе с ним отдал жизнь за Родину разведчик Александр Васильевич Хрящев. В критическую минуту боя он своим телом закрыл командира.
Бои на плацдарме с каждым днем становились все более ожесточенными. Нашим частям предстояло взять высоты Ластеколония — этот крупный узел сопротивления. Брать его фронтальной атакой — значило нести большие потери, обойти же высоты не представлялось возможным: справа — Финский залив, слева — непроходимые болота, тянущиеся до берегов Чудского озера. В первых числах августа мы предприняли несколько фронтальных атак, но они не имели успеха. У нас оказалось явно недостаточно артиллерии для подавления вражеских огневых средств: 18-я артиллерийская дивизия вела боевые действия в полосах двух армий.
В этих боях гитлеровцы применяли свой обычный прием. В период нашей артиллерийской подготовки по первой траншее они переходили во вторую или прятались в «лисьих норах», а как только мы переносили огонь в глубину, по ходам сообщения возвращались обратно. Подпустив нашу атакующую пехоту метров на пятьдесят, они открывали сильный автоматный и пулеметный огонь. Так повторялось несколько раз. Чтобы ввести противника в заблуждение относительно начала атаки пехоты и танков, мы стали производить ложные переносы огня артиллерии с переднего края в глубину обороны. Гитлеровцы выводили живую силу из укрытий, изготавливались к отражению атаки и в результате несли потери от огня нашей артиллерии. Но все же недостаток средств поражения не давал нам возможности прорвать глубоко эшелонированную оборону противника.
Чтобы выполнить эту задачу, Маршал Советского Союза Л. А. Говоров принял решение: имитируя подготовку наступления на прежних направлениях, сместить направление главного удара к югу, туда, где противник уже еле сдерживал натиск Прибалтийских фронтов. С этой целью войскам 2-й ударной армии генерала И. И. Федюнинского предстояло совершить глубокий обходный маневр — обойти гитлеровцев со стороны города Тарту, нанести удар на северо-запад и выйти в тыл его таллинской группировке. [129]
В ночь на 5 августа я получил приказ: бригаде совершить марш-маневр в верховье реки Нарва, в район Заборовье, что севернее Чудского озера, и поддерживать наступление 602-го Краснознаменного стрелкового полка по захвату острова Пермискюла-Саар. Мы должны были оттянуть на себя возможно большее количество сил противника, чтобы облегчить выполнение задачи 2-й ударной армии.
Большой речной остров Пермискюла-Саар (до трех километров в длину и пятисот метров в ширину) был превращен немцами в форт и надежно прикрывал правый фланг их нарвской группировки.
Наша подготовка к сложному виду боя с форсированием реки Нарва закончилась к 10 августа. На этом участке фронта огневая система противника совершенно не была нами разведана, так как обе стороны не вели здесь активных боевых действий.
58-я бригада с приданной ей 14-й отдельной батареей звуковой разведки и 1-й батареей 625-го отдельного разведывательного артиллерийского дивизиона составляла полковую группу 602-го стрелкового полка.
Чтобы успешно бороться с фашистскими минометами при форсировании реки и захвате острова, необходимо было заблаговременно не только разведать их, но и провести занятия с офицерским составом по совместной работе со звукометрическими подразделениями, а потом отработать взаимодействие с пехотой.
Было решено, что батареи 1220-го полка ударят по минометам врага, а батареи 1300-го полка с началом форсирования откроют стрельбу по огневым средствам противника, расположенным на острове; 1229-му полку предстояло вести усиленную разведку огневых средств гитлеровцев на левом берегу Нарвы и подавлять их.
Мы широко применяли дымовые завесы, на флангах имитировали движение машин, создавали ложное сосредоточение войск. Велась интенсивная пристрелка реперов, целей.
11 августа на рассвете ударила наша артиллерия. Наступление 602-го Краснознаменного стрелкового полка началось. Под прикрытием огня батарей первый десант отчалил от берега. Гребцы на лодках и понтонах налегли на весла. С подходом десанта к острову артиллеристы перенесли огонь в глубину, по вражеским опорным пунктам. [130]
Первый эшелон 602-го полка успешно форсировал Нарву и захватил часть острова. С первым эшелоном переправились и командиры батарей 1220-го и 1300-го полков. Они развернули на острове свои наблюдательные пункты. Это позволило обеспечить артиллерийским огнем атаку стрелковых подразделений.
Командиры дивизионов и командир 1220-го полка подполковник П. Г. Смирнов переправились со вторым эшелоном десанта. Для закрепления захваченного плацдарма ими были подготовлены данные и пристреляны рубежи заградительного огня. В короткое время стрелковые подразделения овладели всем островом, захватили большое количество техники и около двух рот пленных.
Форсирование реки и атака острова оказались столь неожиданными для противника, что он не смог оказать серьезного сопротивления.
В период артиллерийской подготовки, продолжавшейся 1 час 20 минут, минометная группировка врага была надежно подавлена, и во время форсирования реки и захвата острова минометного огня со стороны противника почти не было. Овладев островом, мы ввели немцев в заблуждение относительно места и времени начала нашего наступления, сковали их войска и вынудили произвести перегруппировку сил и средств в этом районе.
14 сентября 1944 года перешли в наступление войска трех Прибалтийских фронтов, а тремя днями позже начала наступление в направлении на Тарту и далее на Таллин 2-я ударная армия Ленинградского фронта.
Этот маневр создал угрозу окружения всей нарвской группировки противника. Тесня врага, 2-я ударная армия быстро продвигалась к Финскому заливу. Опасаясь нового котла, фашистское командование стало спешно отводить свои войска с переднего края в западном направлении. Этот отход немцы прикрывали сильным артиллерийским огнем. Двое суток днем и ночью били фашистские орудия и минометы по нашим войскам. На западе заполыхало зарево пожаров. Как всегда перед отступлением, гитлеровцы поджигали дома, стога сена. Из показаний пленных стало известно, что немцы решили уйти из Эстонии морем.
К этому времени 8-я армия уже располагала достаточным количеством сил и средств, чтобы начать успешное [131] наступление. Правда, мы могли только выталкивать нарвскую группировку, а ее надо было уничтожить.
После тщательной оценки обстановки командование пришло к выводу, что необходимо принять все меры к тому, чтобы не дать противнику возможности оторваться от нас. А в случае, если он начнет отход, преследовать его вдоль дороги Нарва — Раквере — Таллин, уничтожать заслоны и арьергарды, не давать закрепляться на промежуточных рубежах.
Разведка 18-й артиллерийской дивизии, возглавляемая энергичным и опытным офицером майором В. Э. Угрехелидзе, внимательно следила за поведением противника и его огневой деятельностью.
Так, в течение ночи на 18 сентября пунктами сопряженного наблюдения дивизионов 58-й гаубичной бригады было засечено свыше 40 минометных и артиллерийских батарей врага — количество небывалое за последнее время. Таким образом, благодаря хорошо поставленной разведке мы имели исчерпывающие данные о противнике и могли предвидеть его действия.
В ночь на 19 сентября враг оставил первую траншею. Командующий 8-й армией генерал-лейтенант Ф. Н. Стариков сразу отдал приказ организовать преследование.
В 8-й армии были созданы две подвижные группы. Первая — в составе 82-го танкового и 1222-го самоходно-артиллерийского полков, стрелкового батальона 657-го полка 125-й стрелковой дивизии, посаженного на машины, и 1229-го артиллерийского полка 58-й бригады — наступала по северному маршруту. Вторая — в составе 27-го отдельного танкового и 1811-го самоходно-артиллерийского полков, стрелкового батальона 14-го полка 72-й стрелковой дивизии и 1300-го артиллерийского полка 58-й бригады — наступала по южному маршруту. Обе группы получили задачу: к исходу 20 сентября овладеть городом Раквере и преследовать противника в направлении на Таллин. 1220-й артиллерийский полк двигался в составе главных сил 117-го стрелкового корпуса.
Наша бригада должна была поддержать действия подвижных групп, уничтожить заслоны и арьергарды врага. Успех дела решал темп.
Для разведки маршрутов через первую оборонительную полосу противника были высланы разъезды, которые отыскивали проходы в минных полях и совместно с инженерными [132] постами комендантской службы пропускали через передний край вражеской обороны нашу артиллерию и танки.
Мы двигались по пятам врага по двум параллельным дорогам. Из-за частых дождей их развезло. Обочины были заминированы, а мосты взорваны. Все это замедляло продвижение наших частей, хотя саперы работали, как говорится, в поте лица. Впереди было еще множество рек с заболоченными поймами, с мягким торфянистым и глинистым дном.
Несмотря на все трудности, темп преследования врага нарастал. А вскоре получилось так, что 58-я бригада, как наиболее подвижная, посадив на свои «студебеккеры» небольшой десант пехоты, вырвалась вперед, отбила у противника несколько населенных пунктов и удерживала их до подхода танков и основных сил пехоты.
По данным авиаразведки, гитлеровцы готовили промежуточный рубеж восточнее города Раквере. Утром 20 сентября мы с командующим артиллерией 117-го стрелкового корпуса полковником И. Т. Петровым на двух машинах выехали в передовые подразделения. Необходимо было как можно быстрее развернуть артиллерию и подавить огнем сопротивление немцев в опорных пунктах. В нескольких километрах от Раквере машина остановилась — мост через реку Кунда был взорван. Развернули карты, стали искать кратчайший объезд. На карте значилось, что ближайший мост находится выше по течению. Вернулись назад, свернули налево и вскоре заметили, что следов машин на дороге нет. Возвращаться не хотелось, и мы продолжали двигаться вперед.
Заехали в город Раквере. Узкие, как во всех прибалтийских городах, улицы, одно-, двухэтажные старинной постройки дома. Проехали базарную площадь, вымощенную булыжником. На одном из перекрестков улиц остановились. Сразу же стали подходить местные жители. Многие говорили на русском языке, завязалась беседа. Вскоре к нам подошла делегация представителей города с хлебом-солью на белоснежном полотенце.
— Разве наших еще не было в городе? — спросили мы.
— Да нет, — ответил по-русски один из жителей. — Вы первые.
Наши подвижные группы обходили город с севера и юга и вошли в него несколько позже. Мы приняли хлеб-соль. [133] Обстановка сразу сложилась непринужденная, дружеская. Вдруг кто-то из толпы крикнул:
— Немцы!
В конце улицы мы увидели вражеских солдат, торопливо садившихся в машины.
Как потом оказалось, это была немецкая рота с двумя орудиями. Установив, что нас немного, фашисты решили пробиться. Едва мы успели занять положение для боя за изгородями дворов и садов, как машины на большой скорости двинулись по улице. Мы открыли огонь. Не знаю, сколько было убито гитлеровцев в этой короткой схватке, но и уцелевшим не удалось уйти от расплаты. Едва выехав из города, машины сразу же напоролись на наши передовые отряды, которые вышли на западную окраину Раквере, обойдя город с севера и юга. В результате недолгого боя вся рота немцев была уничтожена. В живых остались лишь те, кто не успел сесть на машины и сдался в плен.
«Мы не ожидали такого стремительного наступления, — признавались пленные гитлеровцы. — Не ожидали обхода города с севера и юга. У нас началась паника...»
Приказом Гитлера от 8 марта 1944 года по всему Восточному фронту предписывалось создать систему крепостей и опорных пунктов и удерживать их до конца, даже в случае окружения. Этим гитлеровское командование надеялось сковать как можно больше наших сил и стабилизировать фронт. В полосе боевых действий Ленинградского фронта такими крепостями были Тарту, Раквере и Таллин.
20 сентября наши передовые отряды освободили город Раквере, гарнизон крепости попал к нам в плен.
Пленные сообщили, что немецкие войска на этом участке фронта отходят на рубеж Таллин, Пярну. Учитывая вновь полученные сведения, командование приказало нам усилить преследование. Мы должны были помешать врагу занять оборону под Таллином.
Командующий 8-й армией генерал-лейтенант Ф. Н. Стариков объединил два созданных ранее передовых отряда в единую подвижную группу во главе с командующим бронетанковыми войсками 8-й армии генерал-майором А. В. Зазимко. В состав этой подвижной группы вошла вся наша 58-я бригада.
Вскоре воины батареи капитана Б. П. Никанорова под [134] городом Тапа встретили передовые части 8-го стрелкового Эстонского корпуса генерала Л. А. Пэрно, который вошел в состав 8-й армии. Передовым отрядом корпуса командовал полковник Василий Вырко. Этому отряду в трудных условиях лесисто-болотистой местности за одни сутки удалось совершить 100-километровый переход.
Передовые отряды 8-й армии и 8-го стрелкового Эстонского корпуса, тесно взаимодействуя между собой, успешно продвигались к Таллину. Особенно отличились в этих боях воины 7-й стрелковой Эстонской дивизии под командованием генерала К. Алликаса.
1229-й полк нашей бригады двигался в составе передового отряда. Около населенного пункта Кехра батарея капитана Н. В. Калуцкого с ходу врезалась в колонну гитлеровцев, решивших занять здесь оборонительный рубеж.
Батарея оказалась лицом к лицу с превосходящими силами противника. В колонне врага были танки, бронемашины. Оставался только один выход: атаковать немцев как можно стремительнее. Под прикрытием огня взвода управления капитан Калуцкий развернул батарею, и она несколькими выстрелами прямой наводкой уничтожила бронетранспортер, автомашину и до десяти гитлеровцев. Немцы не смогли развернуться, так как дорога была очень узкой, по обеим сторонам ее — глубокие кюветы. Фашисты открыли лишь беспорядочный огонь из пулеметов и автоматов. Этот бой был внезапным, скоротечным и закончился нашей полной победой.
Преследование врага не прекращалось ни днем, ни ночью.
21 сентября я ехал на легковой машине вместе с майором Минаевым, адъютантом Посоховым и радистом. За рулем был мой брат Саша. Мы сбились с пути и оказались в районе дачного поселка Меривялья. Неожиданно перед нами открылся морской простор. Далеко слева светилось множество огней отходивших от причалов кораблей. Очевидно, это был Таллинский порт. Мы остановились и, высвечивая карту фонариками, стали разбираться в обстановке.
Вдруг послышалась чужая речь. «Немцы!» — молниеносно пронеслось в голове. Мы замерли, притаились.
— Оружие к бою! — шепотом скомандовал я.
Было видно, как слева от баржи отделилась группа людей и стала уходить в сторону леса. [135]
— Поворачивай назад, Саша! — приказал я брату.
Он завел машину, включил сцепление. Но не так-то легко сделать быстрый разворот на песчаном грунте. Машина забуксовала.
— С машины!
Едва успели броситься на песок, как над нами просвистели пули. Мы открыли ответный огонь. Отстреливаясь, помогали шоферу выталкивать машину из песка. Наконец Саша дал полный газ. Машина рванулась к лесу. Мы стали отходить вслед за ней.
Фашисты не прекращали огня. К автоматным очередям присоединились пулеметные. Положение усложнялось.
— Обходят! — крикнул нам Саша, указывая рукой вправо.
Действительно, послышались треск сучьев, отрывистые команды. Мы поняли, что гитлеровцы пытаются отрезать нам путь к машине. В это время брат с радистом открыли огонь из автоматов по обходившей нас вражеской группе и заставили ее залечь. Каких-то мгновений оказалось достаточно, чтобы проскочить к машине. Через десяток минут мы уже были на шоссе Раквере — Таллин. В этом ночном бою с самой лучшей стороны показал себя мой брат Саша: он действовал мужественно, находчиво.
Утром 22 сентября, задолго до восхода солнца, мы с Иваном Тимофеевичем Петровым выехали в передовые отряды, подходившие к реке Пирита. Здесь немцы оборудовали рубежи обороны, прикрывавшие Таллин с востока, и при поддержке артиллерии и танков оказывали довольно упорное сопротивление.
Перед нами как на ладони расстилалась равнина, пересекаемая быстрой рекой Пирита, катившей свои светлые воды к Финскому заливу. Эту реку нужно было форсировать с ходу.
На подготовку штурма Таллина командующий 8-й армией генерал Ф. П. Стариков отвел нам, артиллеристам, всего два часа. Перед командирами полков П. Г. Смирновым и Л. И. Шейниным я поставил задачу: немедленно занять боевые порядки, произвести топоработы и начать пристрелку целей.
Гитлеровцы вели неорганизованный и неуправляемый пулеметный и редкий артиллерийский огонь. Наши части, наступавшие по центральной дороге, подошли уже вплотную [136] к реке и занимали исходные позиции для решительного броска.
В девять часов утра наши первые снаряды упали на противоположном берегу. Части 8-й армии начали форсировать реку. Фашисты заминировали ее дно, и в местах бродов, где проходило форсирование, то и дело слышались взрывы.
Авиация врага несколько раз бомбила район переправы, но зенитчики успешно отгоняли фашистские самолеты.
Захватив противоположный берег, передовые подразделения, не задерживаясь, стали развивать наступление в глубину. Вслед за пехотой и танками реку форсировали полки бригады. Они сразу же открыли огонь по отступавшему противнику.
Немцы устраивали подвижные засады и минировали все, что только можно. Однако сдержать натиск советских частей они не могли. Во второй половине дня 22 сентября мы ворвались в столицу Эстонской ССР город Таллин.
Наша бригада вместе с пехотой вела бои в кварталах, прилегающих к порту. Прижатые к морю, гитлеровцы вынуждены были спешно переправляться на острова Моонзундского архипелага. Мы захватили большие трофеи и пленных.
Таллин освобождали две армии, наступавшие с разных направлений: 2-я ударная — с юга и 8-я — с востока. Одним из первых в город ворвался 27-й танковый полк. Огнем его поддерживал 1300-й артиллерийский полк подполковника А. М. Шапиро. Почти одновременно с 27-м полком в Таллин вошел передовой отряд 8-го стрелкового Эстонского корпуса.
Лейтенант Иоханнес Лумисте укрепил Красное знамя на башне «Длинный Герман», а бойцы 14-го стрелкового полка 72-й дивизии Вьюрков и Головань водрузили красный флаг над зданием Президиума Верховного Совета Эстонской ССР.
Поздно вечером по радио передали приказ Верховного Главнокомандующего, в котором говорилось об освобождении столицы Эстонии города Таллин. В ознаменование этой победы Москва салютовала нашим войскам двадцатью артиллерийскими залпами. Личному составу 18-й артиллерийской дивизии Верховным Главнокомандующим И. В. Сталиным была объявлена благодарность. Наша 58-я бригада за отличные боевые действия по освобождению [137] Эстонской ССР и города Таллин получила наименование Таллинской.
В первой половине дня 23 сентября части 18-й артиллерийской дивизии были выведены из Таллина. Наша бригада сосредоточилась южнее города, в пяти километрах от него.
Я с генералом Б. И. Козновым и подполковником Л. И. Шейниным заехал в 6-ю батарею 1229-го полка. Командир батареи Н. В. Калуцкий доложил о положении дел в подразделении, проведенных боях, потом повел нас на позиции. Едва мы вышли на дорогу, как столкнулись с заряжающим Киримовым. Согнувшись под тяжестью двух больших ящиков — с трофейным шампанским и шпротами, — он шел прямо на нас. Борис Ильич остановил Киримова, о мужестве и находчивости которого в полку знали все. Наступило неловкое молчание. Киримов пытался стоять по стойке «смирно», но мешали ящики. От растерянности он не опускал их на землю.
Борис Ильич решил все свести к шутке:
— Не тяжело? Почитай, от самого порта волочешь...
— Никак нет! — обрадованно заулыбался солдат. — Надо будет — еще доставим...
Все рассмеялись, и генерал отпустил Киримова.
Отдых артиллеристов... Это и беседы на лужайке в тени берез, и песни, и пляски. Залилась переборами гармонь. Первым в круг вышел Юсупов, сплясал дагестанскую лезгинку, потом украинец Скачко — гопака, а Кириллин — плавно повел барыню...
В дни отдыха нас посетил командующий артиллерией фронта генерал Г. Ф. Одинцов.
— Какой полк бригады первым вошел в Таллин? — сразу задал он вопрос.
— Тысяча трехсотый гаубичный, товарищ генерал! — доложил я.
— Поехали к ним! — коротко бросил он.
Б. И. Кознову Георгий Федотович приказал собрать в 1300-м полку всех командиров бригад и их заместителей.
После обхода батарей генерал-полковник Одинцов осмотрел материальную часть артиллерии, долго беседовал с солдатами и офицерами. Он приказал мне представить к правительственным наградам всех особо отличившихся при взятии города. [138]
Тем временем в полк прибыли командиры бригад. Началось совещание. В связи с тем что 18-я артиллерийская дивизия вошла в оперативное подчинение 2-й ударной армии, перед нею была поставлена задача обеспечивать боевые действия наших частей по ликвидации фашистских войск на побережье Рижского залива, освобождению города Пярну, а в дальнейшем поддержать наступление на Ригу.
58-я гаубичная бригада должна была действовать вместе со 116-м стрелковым корпусом генерала Ф. К. Фетисова, который в то время находился южнее Таллина. Бригаде надлежало пробиться в расположение корпуса через разрозненные группировки гитлеровцев, а их в то время было еще немало на эстонской земле. Дело в том, что немецкое командование не смогло вывести все войска из района Таллина. Часть их была зажата там и вела бои самостоятельно.
Мне было приказано выехать к командиру корпуса для получения боевой задачи. Отдав бригаде приказ на марш, утром 24 сентября вместе с разъездом пути я отправился к командиру корпуса. В группе разъезда было около двадцати разведчиков, которыми командовал майор Н. В. Минаев. В их задачу входила разведка пути на протяжении 50 километров по дороге Таллин — Тюри, разминирование дороги, разведка обходов разрушенных мостов, уничтожение мелких фашистских групп.
Едва мы отъехали от города, как столкнулись с автомашиной, полной вражеских солдат. Завязался бой. Немцы не выдержали и отступили к лесу.
Уже под самым городом Тюри нам еще раз пришлось вступить в бой с гитлеровцами. Я приказал майору Н. В. Минаеву разбить бойцов на две группы с тем, чтобы обойти противника с двух сторон. Фашисты разгадали этот маневр и, опасаясь окружения, разбежались по лесу.
К концу дня я прибыл к командиру 116-го стрелкового корпуса генералу Ф. К. Фетисову и получил от него боевую задачу. Нашей бригаде было приказано своим огнем подавить сопротивление немцев в опорных пунктах и совместно с частями корпуса преследовать противника вдоль Финского залива. Я тотчас же отправил майора Н. В. Минаева встречать бригаду и вести ее в город Тюри. Командирам полков было приказано выехать вперед для получения боевой задачи. Сам я остался в штабе корпуса готовить боевые распоряжения полкам. [139]
С майором Минаевым мы встретились уже поздно ночью. Он доложил, что задание выполнено. Потом рассказал, что по пути в бригаду разведчики неожиданно натолкнулись на колонну фашистов. Немцев оказалось в десять раз больше. Укрываться было уже поздно, принимать бой — бессмысленно. И Николай Минаев принял решение: на полном ходу промчаться вдоль вражеской колонны. Шофер дал газ, автоматчики открыли огонь во все стороны. Фашисты оторопели. Они не успели сделать ни единого выстрела.
— Удачно отделались, — закончил рассказ Н. В. Минаев.
Обычно в подобных случаях говорят: «Повезло!» Но нет, тут было не просто везенье. Победили смекалка, находчивость, смелость.
Фронт откатывался все дальше на юго-запад, к Риге. Гитлеровское командование спешно отводило свои потрепанные части на заранее подготовленный рубеж «Сигулда», который был оборудован в 60 километрах северо-восточнее Риги.
Поддерживая действия 116-го стрелкового корпуса, наша бригада подходила к Риге. Однако вечером 26 сентября, когда мы были уже в нескольких десятках километров от города, я получил по радио приказ от генерала Б. И. Кознова остановить бригаду и к исходу 27 сентября сосредоточиться в районе города Тарту.
В приказе генерала Б. И. Кознова говорилось, что на участке от Тюри до Тарту дивизия берет на себя службу регулирования и ремонта дорог, а от места, занимаемого бригадой, до города Тюри мы должны обеспечить регулирование и ремонт своими силами.
— Зада-ача... — протянул начальник штаба И. М. Глазычев, ознакомившись с приказом. — Выходит, за сутки мы должны отмахать около трехсот километров.
— Что ж, — ответил я, — водители у нас неплохие. Если штабы как следует поработают над организацией марша, то мы свою задачу выполним. Отдайте распоряжение в полки пополнить запасы горючего, провести техосмотр, дать выспаться водителям. С рассветом — в путь!
В ту ночь в штабах не спали. Планировали и готовили части к маршу. И вот рассвет. Я вышел из помещения и подал штабу команду на марш.
Вскоре, растянувшись на несколько километров, бригада двинулась в обратный путь вдоль берега Балтийского [140] моря. Нелегкие это были для нас километры! Машины мчались на большой скорости, выбрасывая из-под колес фонтаны грязи. Водители сделали все, чтобы выполнить приказ. К двенадцати часам дня полпути было уже пройдено. Не доезжая до города Пярну, мы повернули вправо от берега моря, и через несколько часов впереди показался город Тюри. Тут нас встретил адъютант генерала Кознова и передал мне приказ Бориса Ильича явиться к нему.
Когда я прибыл, Кознов сообщил мне, что ожидается приезд генерала Одинцова.
— Организуйте привал. Осмотрите технику, заправьте машины, накормите людей. Да поторапливайтесь, времени у нас всего два часа. Как только отдадите нужные распоряжения, сразу ко мне.
Когда я снова возвратился в штаб, там уже был Георгий Федотович Одинцов. Перед ним лежала развернутая карта и множество разных бумаг. Рядом за столом сидели командир 65-й легкой бригады полковник А. С. Герасименко, 42-й минометной — полковник И. А. Киргетов, начальник штаба дивизии полковник М. Ю. Темпер и другие офицеры.
Георгий Федотович сделал краткий обзор действий дивизии в период последних наступательных боев, подчеркнул ее роль в освобождении от врага Советской Эстонии. Он отметил неплохую организованность, умение тесно взаимодействовать в бою с пехотой и танками, широкий маневр бригадами, возросшее мастерство солдат, сержантов и офицеров. Сказал и о недостатках. Самым серьезным, по его мнению, был медленный темп продвижения тяжелых бригад. Именно из-за этого они, по сути дела, не принимали участия в последних боях. Отставание тяжелых бригад во многом объяснялось тем, что у них в качестве средств тяги имелись тихоходные тракторы ЧТЗ, средняя скорость которых была не более пяти километров в час.
Чтобы ускорить введение в бой тяжелых бригад, генерал Одинцов предложил высылать вперед органы управления для разведки и подготовки наблюдательных пунктов и огневых позиций.
Затем генерал Б. И. Кознов зачитал приказ командующего фронтом маршала Л. А. Говорова. В нем отмечались заслуги дивизии при снятии блокады Ленинграда, [141] освобождении Ленинградской области и Советской Эстонии от гитлеровцев.
После совещания Борис Ильич пригласил всех в соседнюю комнату. Здесь уже был накрыт стол. Генерал Г. Ф. Одинцов первый поднял бокал и после слов благодарности в адрес личного состава дивизии пожелал нам новых боевых успехов в составе 1-го Белорусского фронта.
Все мы почувствовали горечь расставания. Жаль было расставаться с Георгием Федотовичем. Ведь многими своими успехами мы были обязаны ему.
Человек высокой культуры, смелый новатор, генерал Г. Ф. Одинцов умел успешно применять большие массы артиллерии как в оборонительных, так и в наступательных операциях. Его новые методы прорыва долговременной обороны противника получили всеобщее признание. Артиллерия фронта под командованием Г. Ф. Одинцова немало сделала, чтобы обеспечить боевые действия наших войск по ликвидации блокады Ленинграда, а также при освобождении Выборга и Таллина.
Георгий Федотович был для нас не только командующим артиллерией фронта, но и человеком, у которого мы многому учились и которого крепко любили. Умный, трудолюбивый, принципиальный, простой в общении с людьми и очень внимательный к их нуждам, он покорял сердца солдат и офицеров.
Георгий Федотович поздравил командиров бригад и командира дивизии с награждением орденами за освобождение города Таллина. В числе награжденных орденом Красного Знамени был и я.
Вскоре мы разъехались по своим соединениям. А через час 58-я бригада уже продолжала движение в направлении к городу Тарту. 300-километровый марш бригада совершила в срок. В этом большая заслуга водителей, автотехников, механиков и помощников командиров полков по технической части.
Сосредоточившись в городах Тарту и Раквере, дивизия стала готовиться к новым боям — ремонтировались автомашины, материальная часть артиллерии, связь и приборы наблюдения.
Забегая вперед, скажу, что 24 ноября 1944 года, когда отгремели бои на полуострове Сырве, территория Эстонской Советской Социалистической Республики была полностью освобождена от фашистских захватчиков. [142]