От автора

У летчиков есть свое счастье. Познав полеты в небо, они верны, ему до конца. С годами, расставшись с авиацией, они живут теперь уже в воспоминаниях той прекрасной жизни, до мелких подробностей помнят свою летную жизнь. И не потому, что полеты исчисляются часами. Каждый из них — и тренировочный, и на боевое задание — имеет свои особенности.

У каждого летчика есть свой дневник — личная летная книжка. В ней записаны учебные и боевые вылеты. Она рассказывает о воздушных боях на фронтах Великой Отечественной войны, о сбитых вражеских самолетах, о штурмовке войск и техники противника и о разведывательных полетах в тыл врага.

В моей летной книжке отражена моя летная биография и в конце записан краткий итог боевой работы за период Великой Отечественной войны: проведено боевых вылетов — сто шестьдесят, проведено воздушных боев — пятьдесят, сбито лично самолетов противника — тридцать один.

Где бы ни был теперь летчик, расставшийся с авиацией по возрасту или по состоянию здоровья, он по-прежнему считает себя летчиком.

Я люблю в уме повторять слова, написанные М. Горьким: «Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо ..» — Полагаю, что эти слова можно отнести ко всем советским летчикам, бесстрашно сражавшимся в небе. Во время Великой Отечественной войны радиопозывной нашего полка был «Сокол» (к нему добавлялся бортовой номер самолета). Такой позывной обязывал сражаться до победы.

С чувством глубокой благодарности вспоминаю своих командиров-наставников, чье высокое летное мастерство служило для нас примером, и в первую очередь командира истребительного авиационного корпуса дважды Героя Советского Союза ныне маршала авиации Е. Я. Савицкого, командиров истребительной авиадивизии полковника В. Т. Лисина, затем генерал-майора К.. Д. Орлова, командира нашего истребительного авиаполка полковника Н. В. Исакова.

В этой книге я хочу рассказать о своих боевых товарищах: Героях Советского Союза В. И. Сувирове, Л. Н. Слизене, С. Н. Моргунове, В. В. Климове, В. И. Меркулове; о прекрасных летчиках М. С. Барабанове, А. М. Бастрикове, И. Г. Банникове, Ф. П. Савицком, В. Евдокимове и других. Вместе с ними я прошел боевой путь в Великой Отечественной войне, с ними делил радость побед и горечь утрат.

С восхищением и глубоким уважением думаю о тех мужественных бойцах, кто, начиная с октября 1917 года, в огне гражданской войны. и в борьбе с иностранной интервенцией защищал молодую Республику рабочих и крестьян, о тех, кто крепил мощь нашей авиации в годы первых пятилеток, о тех, кто сражался в Ленинградском небе и защищал Сталинград.

Я счастлив тем, что служил в замечательном полку имени Ф. Э. Дзержинского, имеющего богатые боевые традиции, тем, что в грозные годы войны служил своей Родине, своему народу.

Выражаю глубокую благодарность однополчанам: А. М. Журавлеву, М. С. Барабанаву, Н.П. Родзевилло, И. Г. Банникову, И. М. Баланенко, В. И. Сувирову, А. И. Одноблюдову, приславшим материалы и документы, а также А. Е. Чернаткиной, оказавшей большую помощь в сборе материалов для книги.

Ровесник Октября

Наш истребительный авиационный Оршанский Краснознаменный ордена Суворова III степени полк имени Феликса Эдмундовича Дзержинского — ровесник Октября. История полка неразрывно связана с историей Советских Вооруженных Сил, с историей военной авиации страны.

Он был создан на базе 2-й авиационной группы, переименованной потом во 2-й авиационный дивизион, затем в 106-ю отдельную авиационную эскадрилью имени Ф. Э. Дзержинского и впоследствии — в 15-й истребительный авиационный полк.

Дзержинцы участвовали в гражданской войне, сражаясь с белогвардейцами и иностранными интервентами на Южном и Юго-Западном фронтах, вели бои в небе над Украиной, Перекопом, воевали под Тулой, Орлом, Брянском и Казанью.

В тридцатых годах многие летчики эскадрильи сражались в небе Испании, у озера Хасан и Халхин-Гола. Эскадрилья участвовала в войне с белофиннами.

15-й истребительный авиаполк, вступив в бой в первый день Великой Отечественной войны, пришел славный боевой путь в Прибалтике, защищал Ленинград, сражался на Воронежском и Брянском фронтах, участвовал в обороне Сталинграда, в освобождении Кавказа, Украины, Крыма, Белоруссии, Литвы, Польши. Воины полка дошли до Берлина, одержав много славных побед над врагом.

Один из первых

В период гражданской войны 2-й авиагруппой командовал Иван Константинович Спатарель. Пятьдесят лет отдал он службе в авиации. Десятки лет не расставался с небом, летал на многих типах самолетов, вел научную работу, участвовал в Великой Отечественной войне. Мужественный летчик, хороший командир, справедливый и человечный, он воспитал много отличных авиаторов, преданно служивших Родине.

И. К. Спатарель родился в 1889 году в предместье Кишинева. «Жил неподалеку от товарной станции. Самой заветной мечтой было — стать машинистом. Для того, чтобы выучиться на машиниста, нужно было много денег, а семья была бедной. Церковно-приходскую школу окончил на одни пятерки. Потом отец устроил его в ремесленное училище, по окончании которого он мог работать на железной дороге.

В 1905 году в шестнадцатилетнем возрасте вместе с ребятами из ремесленного училища участвовал в городской демонстрации, чувствуя, что необходимо изменить жизнь к лучшему. Там же в училище он впервые прочел листовки и брошюры, вверху которых было написано; «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Затем вошел в ученический кружок РСДРП. В 1906 году вместе с товарищами участвовал в маевке. Говорили о том, что нужно улучшить жизнь, пели «Марсельезу» и «Варшавянку».

После окончания ремесленного училища работал в железнодорожном депо Мелитополя слесарем по капитальному ремонту паровозов. За два года изучил устройство различных локомотивов и успешно сдал экзамены по устройству и управлению паровозом, стал помощником машиниста.

В депо действовала хорошо организованная группа большевиков. Иван Спатарель выполнял ее поручения, активно участвуя в рабочем движении: хранил, перевозил и распространял революционные брошюры и листовки.

Иван много читал о полетах на воздушном шаре. В газетах появились сообщения о том, что на самолетах поднялись в воздух первые авиаторы: американцы братья Райт, француз Блерио и другие. Появились имена русских летчиков: Михаила Ефимова, Николая Попова, Сергея Уточкина, Александра Васильева. И появилась у Спатареля новая мечта — взлететь в небо на самолете.

В 1909 году его призвали в армию. Попал в пехоту. Потом, благодаря техническому образованию, в марте 1911 года направлен в Севастополь в школу авиации для работы механиком по обслуживанию самолетов и обучению полетам.

Впервые увидел аэроплан — дух захватило. С тех пор твердо решил научиться летать. Здесь впервые увидел полеты на «фармане» Михаила Никифоровича Ефимова, бывшего железнодорожника, и дал себе слово непременно стать летчиком и летать так же, как Ефимов.

В школе было всего три самолета и первые шесть летчиков-инструкторов во главе с М. Ефимовым. Спатарель готовил к полетам летательные аппараты, уже самостоятельно выпускал в полет Михаила Ефимова и с жадностью ловил каждое слово, когда тот что-либо объяснял летчикам.

Обучал Спатареля летному делу ученик Ефимова — Иван Яковлевич Земитан. Отличало Спатареля от других учеников то, что он сам готовил машину к полету и использовал любые возможности для того, чтобы летать как можно больше, не считаясь с погодными условиями: жарой, ветром и т. д.

В начале 1912 года школу переместили на Качу близ Севастополя. В марте того же года Спатарель поднялся в воздух самостоятельно, а в мае успешно сдал экзамен на звание пилота-авиатора. Перед экзаменационным полетом знаменитый летчик Ефимов пожелал ему удачи и крепко пожал руку. Все пилотажные фигуры в воздухе были выполнены отлично.

Осенью 1912 года Международная воздухоплавательная федерация вручила И. К. Спатарелю диплом пилота-авиатора № 184. Вскоре он летал на новом аппарате «ньюпор-4». Летчиком стал также друг Спатареля, работавший механиком, Василий Вишняков, впоследствии — красный военлет.

В январе 1914 года И. Спатарель был переведен в Одессу в 7-й корпусной авиаотряд, летавший на «ньюпорах». С августа 1914 года участвовал в первой мировой войне. Успешно вел разведку, бомбометание, воздушные бои. Был награжден шестью офицерскими орденами и получил чин подпоручика.

Выдающийся русский летчик-истребитель капитан Евграф Николаевич Крутень был учеником и последователем Петра Николаевича Нестерова. В 25 лет Крутень был известен, как мастер воздушного пилотажа и меткой стрельбы не только в России, но даже в Англии и Франции. Испытали на себе меткий огонь Крутеня немецкие и австрийские летчики. В начале 1917 года на его счету было уже около 20 сбитых вражеских самолетов.

В апреле 1917 года Крутень был назначен командиром 2-й авиагруппы. Он сразу завоевал уважение личного состава. Известный летчик вместо прежнего обращения: «Господа офицеры и нижние чины» назвал всех боевыми товарищами. По его предложению вместо отрядов, в которых было по 5–7 самолетов, были созданы более крупные боевые части — авиагруппы. Из 3, 7 и 8 отрядов и была создана 2-я боевая авиационная группа, командиром которой он стал. Боевые авиагруппы были мощной силой, наносившей врагу ощутительные удары.

Сам Крутень имел наибольшее количество боевых вылетов и побед в боях. Только за один день — 26 мая 1917 года он сбил две вражеские машины. Он внес много нового в применение истребительной авиации: предложил действовать истребителям в бою попарно. Такие действия впоследствии применялись и в период Отечественной войны. В те годы были изданы его труды: «Создание истребительных групп в России», «Тип аппарата истребителя», «Воздушный бой» и другие.

6 июня 1917 года 2-й боевой авиагруппе была поставлена задача не пропустить ни одного вражеского самолета-разведчика в район дислокации войск Юго-Западного фронта. Вылетев на задание, Крутень за линией фронта сбил одного разведчика и вернулся на свой аэродром. В это время по телефону в штаб авиагруппы сообщили о том, что в район расположения наших войск летит еще один разведчик. В баках самолета оставалось горючего меньше, чем на час полета, но дозаправить машину было некогда, разведчик был уже над нашими войсками. Взлетел немедленно, ушел в заданный район, вступил в бой и вскоре сбил врага, но и сам был тяжело ранен. Из последних сил тянул он к своему аэродрому. Кончилось горючее. Самолет, планируя, снижался, но вдруг резко пошел вниз и врезался в землю. Видимо, летчик потерял сознание. Ведь посадить машину с неработающим мотором для него не представляло большой сложности. Так на глазах у товарищей погиб прекрасный летчик, создатель 2-й боевой авиагруппы и ее командир — Евграф Николаевич Крутень.

За власть Советов

Измученная войной армия терпела поражения на немецком фронте. Многие стали понимать бессмысленность кровопролития. Участились дезертирства среди офицерского состава и рядовых. Это явление охватило и 2-ю боевую авиагруппу. Сбежал назначенный после гибели Е. Н. Крутеня командир группы капитан Модрах.

Осенью 1917 года группа базировалась в городе Луцке. Подпоручик И. К. Спатарель почти единогласно был избран председателем революционного солдатского комитета. Он охотно рассказывал о В. И. Ленине, разъяснял материалы, которые печатались в газете «Правда». Рядовые воины очень хорошо понимали призывы «Правды»: «Конец войне! Немедленный мир!»

С каждым днем обстановка все более накалялась. Армия больше не доверяла Временному правительству.

26 октября телеграф принес известие о победе Октябрьской революции. По инициативе Спатареля прямо на аэродроме возле самолетов провели собрание личного состава. И. К. Спатарель рассказал о событиях в Петрограде и обратился с призывом перейти на сторону социалистической революции, сберечь боевые самолеты и оружие.

Офицеры-монархисты и те, кто проявлял жестокость по отношению к солдатам, сбежали сразу же после сообщения о победе Октябрьской революции. Многие же офицеры, сняв погоны, преданно служили Советской власти. Это — Семенов, Афанасьев, Никольский и другие.

Большинство пилотов и мотористов поддержали призыв Спатареля. Была принята резолюция о переходе на сторону «установленного строя народовластия». Бывший в то время командиром группы штабс-капитан Шебалин отнесся враждебно к сообщению о победе революции и не поддержал решение солдатского комитета. Вскоре он сбежал, пригрозив Спатарелю, что его повесит военно-полевой суд.

— Мы еще встретимся... — добавил он.

Они потом действительно встретились в небе, но как противники. Об этом я расскажу позднее.

Все три отряда авиагруппы вошли в состав Красной гвардии. Первые полеты были агитационными. В ноябре 1917 года летчики летали над позициями Западного фронта и засыпали солдатские окопы листовками с декретами Советского правительства о мире и земле.

После срыва мирных переговоров в Бресте германская армия перешла в наступление. Бои шли в 40 километрах от Киева.

В конце 1918 года на станцию Дарница прибыл эшелон из сорока вагонов. На платформах были самолеты и авиационное имущество, в теплушках — личный состав 2-й истребительной авиагруппы, вооруженный винтовками и пулеметами. Командиром группы был Иван Константинович Спатарель.

Решили пробиться в Москву и требовали паровоз. Железнодорожное начальство отправку эшелона не гарантировало. В Дарнице представители Центральной рады пытались склонить руководство группы перейти на их сторону, вместе с немцами взять Киев. Обещали повысить звания. Когда Спатарель отклонил их предложения и потребовал дать паровоз, они пригрозили расправой.

По приказу Спатареля личный состав и вооружение эшелона были приведены в боевую готовность, а Спатарель вместе с Семеновым, Рогалевым и группой вооруженных солдат ворвались к начальнику станции Дарница и вынудили его дать паровоз.

В последний момент перед отправкой эшелона к Спатарелю подбежали мужчина в авиационной форме и женщина со знаком Красного Креста. Они просили взять их с собой. Хотят воевать за Советскую Россию. Это был военный летчик, бывший прапорщик царской армии латыш Карл Скаубит с женой Марией Ивановной. К. П. Скаубит был потом одним из лучших летчиков, ставший впоследствии командиром 2-й авиагруппы.

Чтобы контролировать действия машиниста и его помощника, Спатарель с пулеметчиком обосновался в паровозной будке. Эшелон ушел из Дарницы, а через два дня Киев был занят немцами.

Вскоре по приказу ревкома авиагруппа получила 15 новых истребителей «ньюпор». Два отряда были направлены под Казань для борьбы с чехословацким мятежным корпусом, третий — на помощь защитникам Царицына.

Враг пытался захватить город Свияжск. Он сосредоточил большие силы у железнодорожного моста и на переправе. Необходимо было нанести удар по мосту и коннице врага на переправе. Дождь и низкая облачность очень затрудняли выполнение поставленной задачи. На задание вылетел красный военлет Иван Савин. Совершенно неожиданно для противника он появился над переправой и сбросил несколько бомб. Мост рухнул, на переправе началась паника. Опомнившись, враг открыл сильный огонь по низко летевшему самолету. Но Савин развернулся, сделал еще один заход и сбросил две оставшиеся бомбы на войска противника.

В январе 1919 года группа была переименована во 2-й авиационный дивизион истребителей. Отряды нумеровались — 4-й, 5-й и 6-й. Командиром дивизиона был Иван Константинович Спатарель, комиссаром — Иван Дмитриевич Савин.

После боев под Казанью 2-й дивизион истребителей успешно сражался с белогвардейцами и иностранными интервентами под Тулой, Орлом, Брянском, на Южном и Юго-Западном фронтах, вел бои в небе над Перекопом.

В феврале дивизион перебросили в Елисаветград (ныне Кировоград), где стали готовить самолеты к боям.

Комиссар — 22-летний Иван Савин, в прошлом рабочий, бывший солдат царской армии, был умным и рассудительным человеком, глубоко верившим в дело коммунизма. Надежный помощник командира и прекрасный воспитатель, Савин сумел сплотить ядро коммунистов и преданных Советской власти людей, которые служили ей до последнего дыхания.

Хорошим агитатором был механик Костя Ильинский. Он рассказывал правду о В. И. Ленине и большевиках. В марте 1917 года он вступил в коммунистическую партию. В апреле встречал Ленина на Финляндском вокзале. За большевистскую агитацию брошен жандармами в тюремную камеру-одиночку. Сражался в рядах Красной гвардий, участвовал в штурме Зимнего.

Федор Нестерович Шульговский служил в авиации с начала мировой войны мотористом, затем механиком. В Красную Армию вступил добровольно. Во 2-м дивизионе стал коммунистом. Потомственный рабочий, он со временем стал настоящим большевиком. Трудился на совесть, не считаясь с трудными условиями и фактически руководил всей эксплуатационной службой в дивизионе, так как инженера по штату не полагалось.

Вскоре в дивизион прибыли два коммуниста: Николай Васильченко и Иван Дацко, окончившие Московскую школу авиации.

Дивизион стал сознательным дружным коллективом, ставившим целью своей жизни служить Советской власти и защищать ее интересы.

20 февраля 1920 года в дивизион прибыл военный летчик австро-венгерской авиации Ганс Киш, которого потом все звали просто — Ганя. В период мировой войны он был пленен русскими войсками. После победы Октября добровольно вступил в Красную Армию.

Еще во время мировой войны ему после ранения ампутировали ногу выше колена и он ходил на протезе. Прибыв в дивизион, Киш скрыл это. Однажды после полета он вынужден был снять протез, чтобы немного утихла боль растертой до крови культи. Моторист увидел это и немедленно доложил командиру. И. К. Спатарель в своих мемуарах вспоминает:

« — Почему не доложил об этом? — спросил я с упреком.

Киш смущенно отвернулся и тихо ответил:

— Очшен лублю летайт. Прикончить надо белый гвардия в Россия, потом в Венгрия революция делайт...»

И далее, вспоминает Спатарель:

«Самые трудные задания Киш выполнял безупречно, врангелевские самолеты не раз удирали от него. Вот каким был Ганя Киш, наш боевой друг, настоящий герой гражданской войны».

В начале мая 2-й авиадивизион с погруженными на платформы самолетами прибыл в Александровск (ныне Запорожье) в распоряжение штаба 13-й армии.

Оказалось, что командующим Воздушным флотом армии был красный военлет Владимир Иванович Коровин. В 1914 году он вместе со Спатарелем служил в отряде, был мотористом. Коровин не случайно оказался на этом посту. Он был прекрасным организатором, отличным летчиком, беспредельно преданным делу революции.

Штаб 13-й армии направил эшелон с самолетами и личным составом на станцию Сокологорное, где базировались 3-й и 13-й Казанский авиаотряды. Предстояли тяжелые бои за освобождение Крыма. Вскоре пришел приказ: всеми исправными самолетами бомбардировать белогвардейский аэродром близ станции Джанкой.

Группа Петра Христофоровича Межраупа внезапно появилась над вражеским аэродромом. На ангары, где стояли самолеты, и на белогвардейцев посыпались бомбы и пулеметные очереди. Группу Межраупа сменило звено Феликса Ингауниса. Горели ангары, пулеметные очереди били, не давая белогвардейцам приблизиться к ним.

В этом полете участвовал летчик Сумпур, за два дня до этого вернувшийся из госпиталя после перенесенного тифа. Командир отряда Межрауп приказал ему полмесяца отдыхать и съедать в столовой по две нормы. Но, услышав о предстоящем вылете, Сумпур стал проситься на задание.

И. К. Спатарель в своих воспоминаниях пишет об этом так:

«Межрауп, готовый к вылету, стоял около самолета. К нему подошел Сумпур.

— Разрешите мне слетать, Петр Христофорович! — сказал он умоляющим голосом. — Ведь есть же свободная машина.

— С палочкой полетите? — сердито спросил Межрауп.

— С какой палочкой? А, эта, будь она проклята.

Отбросив палку, Сумпур выпрямился и твердым шагом прошел перед командиром.

— Видите? Я здоров, как бык...»

Товарищи видели, как по лицу Сумпура катятся слезы. Командир разрешил вылет. Вместе с Сумпуром стрелком-бомбардиром полетел моторист Братушка.

Во время бомбометания на машине Сумпура заклинило тягу управления карбюратором. Все попытки исправить положение не удались. «Сопвич» клюнул носом и плюхнулся на окраине аэродрома. Помочь им летчики не могли: было на исходе горючее и кончились патроны.

Белогвардейцы схватили Сумпура и Братушку, допрашивая, пытались склонить на свою сторону. Несколько дней их пытали, но патриоты не изменили Родине. Их без суда и следствия повесили на центральной площади Джанкоя. Товарищи тяжело переживали утрату.

Белогвардейцы решили в составе восьми самолетов «хэвиленд» нанести ответный удар на аэродром Сокологорное. Несмотря на бомбежку и обстрел, с аэродрома взлетели три наших самолета. Белогвардейцы не ожидали, что они так быстро взлетят. Не выдержав стремительной атаки, беляки поспешили удрать. Машины повреждений не получили, и люди не пострадали.

Вскоре дивизион переместили ближе к Перекопу в ровную целинную степь близ Аскания Нова. В него влились 48-й авиационный и 16-й разведывательный отряды. Дивизион стал мощной боевой единицей.

20 мая начались бои на Перекопском направлении. Барон Врангель приказал расправляться с попавшими в плен красными летчиками без суда и следствия, а также уничтожать прямо на месте попавших в плен коммунистов.

Летчики летали над сушей и морем, вели разведку, обстреливали вражеские войска, сбрасывали листовки над передовыми позициями врага.

Свирепый враг совершил налёт на город Херсон, где не было советских самолетов. Они сбросили десятки бомб, уничтожили много домов, убили женщин и детей. Этой группой налета руководил врангелевский полковник Шебалин. Да; тот самый штабс-капитан, ставший после Е. Н. Крутеня командиром группы, не воспринявший Советскую власть, бежавший к белякам и обещавший повесить коммуниста Спатареля.

Наши летчики прочно установили господство в воздухе. Громили вражескую переправу, караваны пароходов, передовые позиции.

Не только ощутимые потери были нанесены врагам, был сломлен их моральный дух, но впереди еще были тяжелые сражения.

Наши самолеты прилетали из боев с множеством пробоин от пуль и осколков снарядов. Летчики наравне с мотористами ремонтировали самолеты, а утром они снова летели в бой. Так было не раз.

В конце мая дивизион расположился еще ближе к Перекопу на хуторе Балтазаровском. Прибыли новые летчики, технически грамотные, которые на стареньких изношенных машинах вели разведку и успешно били врага.

Чтобы выбить Врангеля из Крыма, нужно было взять Перекоп. Нужны были сведения об укреплениях противника. Задачи по разведке возлагались на авиацию. Она велась не только зрительно.

29 мая командир отряда П. X. Межрауп с аэрофоторазведчиком Шишмаревым сфотографировали белогвардейские укрепления на Чонгарском полуострове.

Летчик Н. Н. Васильченко, приспособив на «ньюпоре» фотоаппарат «Потте», под шквальным огнем беляков вел съемку укреплений Турецкого вала. Когда была отснята часть пленки, из-за небольшой неисправности отказал мотор самолета, осколками были повреждены плоскости. Васильченко спланировал и сумел посадить самолет в трехстах метрах от переднего края среди окопов на артиллерийских позициях, рядом с огромной воронкой. Следившие за его полетом командир И. Спатарель и комиссар И. Савин на полугрузовике «пежо» примчались ему на помощь. Вместе устранили неисправность. Нашли удобную для взлета площадку, перетащили туда «ньюпор». Васильченко взлетел и продолжил съемку. Вскоре его самолет снова спланировал и сел, еле дотянув до своей территории. Белогвардейцы открыли артиллерийский огонь, снаряды рвались рядом с приземлившимся самолетом. К нему снова подъехали командир и комиссар. Закрепив хвост самолета на кузове машины, под обстрелом добрались к той же площадке. Обнаружили лопнувшую пружину магнето. Находчивый Васильченко попросил у проходившего мимо красноармейца обойму для патронов, при помощи молотка и напильника сделал из нее пружину. Он вновь взлетел с той же площадки, чтобы закончить съемку. Командир и комиссар не решались снова посылать в такой опасный полет, но в голосе Васильченко слышалось столько решимости и уверенности в успехе, что отказать было невозможно. Наши артиллеристы вели огонь по вражеским батареям, стараясь помочь летчику.

Задача была выполнена отлично. Николай Николаевич Васильченко был награжден орденом Красного Знамени.

Разведданные аэрофотосъемки свидетельствовали о том, что Врангель, строя мощные оборонительные укрепления, решил во что бы то ни стало удержать Крым.

В начале июня 1920 года многочисленные врангелевские войска, имея превосходство в технике, поддерживаемые с моря мощным огнем английских и французских кораблей, перешли в наступление. В борьбу с ними вступила ослабленная в боях 13-я армия. Летчики на старых изношенных самолетах летали в разведку, бомбили, совершали штурмовые налеты на врангелевские позиции, вели бои с вражескими самолетами. Особенно отличились: Карл Скаубит, Феликс Ингаунис, Ганс Киш, Василий Иншаков, Николай Васильченко, Василий Вишняков, Иван Воедило и молодой летчик, комсомолец Юлиан Крекис. Наравне с ними на самые опасные задания вылетал Иван Константинович Спатарель.

Однажды во время разведки в сторону его самолета пронеслась огненная трасса. Спатарель заметил вражеского «хэвиленда». Завязался поединок, и когда на расстоянии пятидесяти метров промчался «хэвиленд», Спатарель ясно увидел перекошенное от злобы лицо Шебалина. Машинально погрозил ему кулаком. Вспомнил угрозу Шебалина. «Необходимо проучить его» — промелькнула мысль. И, хотя в патроннике не осталось ни одного патрона, Спатарель, имитируя атаку, умелыми маневрами заставил Шебалина удрать.

Впоследствии Спатарелю стала известна судьба Шебалина. После поражения Врангеля в Крыму кончилась его летная карьера. Он устроился в Париже шофером такси.

Враг наступал, и нашим отрядам пришлось перебазироваться в Нижние Серогозы.

В июне в боях отличился летчик П. С. Шелухин, за что 20 августа 1920 года был награжден орденом Красного Знамени.

Сын сельского кузнеца Петр Шелухин в семнадцать лет отправился пешком в город Николаев и устроился слесарем на судоремонтный завод «Навель». Здесь под влиянием революционно настроенных рабочих стал читать запрещенную литературу, участвовал в охране стачек. В мае 1915 года участвовал в политической демонстрации. В числе других Петр был арестован, жестоко избит и под конвоем отправлен на фронт в штрафной батальон. Через некоторое время переведен в 36-й корпусной авиаотряд на должность моториста. Вместе с отрядом прибыл на румынский фронт. Смышленый рабочий парень проявил большой интерес к авиационной технике, присматривался к действиям летчиков и поставил себе цель — научиться летать. Авиация требовала пополнения летным составом, и наиболее способных из нижних чинов обучали полетам. Шелухин быстро освоил материальную часть самолетов «Декан» и «Сопвич». Ему присвоили звание унтер-офицера и разрешили летать.

В июне 1917 года Петр Семенович Шелухин вступил в ряды партии большевиков и избран председателем исполнительного комитета авиаотряда. После победы Октябрьской революции он участвовал в боях с белогвардейцами и румынскими оккупантами, сражался за установление советской власти в Одессе и губернии. Десятки раз летал на бомбометание и разведку войск противника.

Со второй половины 1919 года Шелухин учился в Московской школе летчиков-истребителей. В этот период он несколько раз видел В. И. Ленина, слушал его выступления. После окончания школы направлен на Юго-Западный фронт, где в составе 2-го авиадивизиона отличился в воздушных боях с вражеской авиацией, в разведке и штурмовке конницы врага.

В отряде самолеты были старыми и часто выходили из строя. Не имея ремонтной базы, механики и мотористы в тяжелых условиях отступления ремонтировали их. Все меньше оставалось самолетов, пригодных для вылетов. Но летчики смело вступали в бой и обращали в бегство беляков. Когда после тяжелых боев самолетов осталось совсем мало и те подлежали ремонту, встал вопрос об уходе в тыл на доукомплектование. Да и личный состав нуждался в отдыхе. Но уйти в тыл даже на короткое время, пока не разгромлен враг, люди не захотели. Технический состав выполнял титанический труд, постоянно ремонтируя старенькие, израненные в боях самолеты. Особую изобретательность проявляли: Федор Нестерович Шульговский, Сергей Федорович Матвеенко, Федор Святкин, Константин Ильинский, Туркин, Фисенко и другие.

Никто не унывал. Снова летали в разведку, вели воздушные бои, атаковали и разогнали вражескую конницу, не позволив ей переправиться через Днепр.

Всегда и везде в трудных ситуациях среди личного состава был комиссар И. Д. Савин. Он хорошо знал людей, был прост, общителен и очень скромен. Умело и вдохновенно разъяснял призывы партии, объяснял, какая опасность угрожает стране, и ставил конкретные задачи. Он сумел воспитать прекрасные кадры, беззаветно преданные делу революции: Федора Шульговского, Ивана Дацко, Якова Гуляева, Константина Ильинского и других, ставших надежными помощниками в воспитании личного состава.

Летчики постоянно летали на разведку в район Херсон — Николаев. Вели корректировку огня нашей артиллерии. На самолетах в то время не было радио. Сигнализировать приходилось заранее обусловленными разворотами самолета. В воздухе ежедневно над станцией Апостолово велись воздушные бои.

Читая об этом в архивных материалах, я вспомнил зиму 1943–1944 годов, когда мы выполняли поставленные задачи в тех же районах. Но были у нас не старенькие «ньюпоры» и «спады», а прекрасные, хорошо вооруженные отечественные истребители.

В начале августа наша авиация значительно пополнилась самолетами и хорошо подготовленными летчиками. Действия наших летчиков были меткими и точными. И это несмотря на то, что люди испытывали недостаток продовольствия, иногда сидели без хлеба.

7 августа разгорелись бои под легендарной Каховкой. Ударные группы латышских стрелков и бойцы 52 армии начали штурм Днепра. Над их рядами трепетало красное знамя. На высоте двух тысяч метров летали семь наших самолетов, прикрывая бойцов.

Вдруг ниже их появилось двенадцать «хэвилендов». Наша группа разделилась на две части. Одна оставалась охранять переправу, другая — атаковала врага. Первым в атаку пошел Н. Васильченко. И. Спатарель ринулся на ведущую пару и, ведя огонь, заставил их уйти, не сбросив бомбы. В. Вишняков ведет воздушный бой с одним «хэвилендом». А над понтонным мостом, по которому переправляются наши бойцы, атакуют звено врангельцев наши летчики: К. Скаубит, В. Захаров и Б. Рыков. Им на помощь пришли еще три наших летчика. Врангелевцы поспешно сбрасывают бомбы вне цели и, отстреливаясь, уходят. В течение дня наши летчики охраняли переправу, не дав вражеским самолетам пробиться к городу Берислав.

В конце дня в небе появились грозовые облака, на горизонте засверкали молнии. В такую погоду полеты небезопасны. В это время был получен приказ командующего армией Эйдемана послать в разведку один самолет. Выполнить это задание вызвался Васильченко. С тревогой ждали его возвращения. Когда над аэродромом появился «ньюпор», ветер бросал его из стороны в сторону, затрудняя посадку. Васильченко благополучно приземлился. Задание было выполнено, через пятнадцать минут разведданные были уже у командующего. Не раз еще летали летчики в тыл противника на разведку. Юлиан Крекис и летнаб Николай Золотов были награждены орденом Красного Знамени за то, что первыми обнаружили скрытую переброску войск противника.

Наши самолеты бдительно охраняли понтонный мост через Днепр, к которому весь день 12 августа пытались прорваться беляки. Когда спустились сумерки, пришло сообщение с наблюдательного пункта о том, что самолеты врангелевцев летят к переправе. Оставшиеся два исправных самолета перед этим вылетели на разведку, и навстречу врагам некого было послать. Стоявшие на аэродроме увидели семь «хэвилендов», заходивших на переправу с тыла. Вдруг услышали стук пулеметных очередей. Это «хэвилендов» атаковал возвращавшийся из разведки Николай Васильченко.

Атакованный ведущий группы пустился в бегство, нарушился строй «хэвилендов». Николая атаковали два самолета, над кабиной его «ньюпора» пронеслись пулеметные трассы. В это время заело пулемет, и Николаю пришлось в воздухе устранять неисправность. Он изворачивался, уходя из-под ударов, а когда неисправность была устранена, сам бросился в атаку. После короткой очереди один вражеский самолет пошел к земле и упал за Каховкой, второй поспешил удрать.

В это время ведущий врангелевской группы собрал четыре самолета и снова повел их к переправе. Это своевременно заметил Васильченко. Он атаковал их с высоты, заставив сбросить бомбы вне цели и удрать. Против него остался один ведущий семерки. У Николая кончались патроны и давала знать о себе усталость после разведки. Наконец, ему удалось зайти в хвост самолета противника, и он почти в упор дал последнюю очередь. Вражеская машина, сильно дымя, стала резко снижаться. Дотянув до своих, она сразу же за линией фронта пошла к земле и взорвалась.

За этот бой Николай Васильченко был представлен к награждению золотым оружием.

В середине августа, когда все исправные самолеты улетели на задание, на аэродром налетел «хэвиленд». Комиссар Савин бросился к пулемету «льюис», однако пули не достигли цели, враг шел на большой высоте. На аэродром посыпались бомбы. Много людей получили ранения, трое были убиты, среди них — боевой комиссар Иван Дмитриевич Савин.

Вечером врангелевцы решили повторить налет. Они, используя облачность, в сумерках пытались скрыто подойти к Бериславу, но их заметил возвращавшийся с задания Яков Гуляев. Мгновенно набросился на них, одного сбил, другого заставил бежать. Сам он был ранен в руку, но не мог допустить, чтобы враг прорвался к аэродрому. Гуляев в 1917 году в Петрограде видел и слышал В. И. Ленина. По его утверждению, слова вождя революции придавали ему силу и уверенность.

Успешно громили вражескую конницу с воздуха, бомбили артиллерию и вели разведку Ганс Киш, Петр Добров, Георгий Халилецкий, Яков Гуляев, Василий Захаров, Борис Рыков, Василий Вишняков и другие.

Василий Федорович Вишняков в период первой войны был за храбрость награжден двумя Георгиевскими крестами. В начале гражданской войны он перешел к нам и отважно сражался за Советскую власть.

20 августа была прорвана вражеская оборона и началось наступление Красной Армии на Врангеля.

За отличную боевую работу и храбрость командарм Уборевич от имени ВЦИК вручил ордена Красного Знамени и именные часы нашим воинам: Ю. Крекису, В. Иншакову, Ф. Ингаунису, Н. Золотову, Маляренко и Арватову.

Осенью 1920 года И. К. Спатарель был назначен помощником начальника авиации 13-й армии. Командиром дивизиона стал Карл Петрович Скаубит.

В дивизионе осталось мало самолетов и те были очень изношенными. На задания летали поочередно.

16 октября Василий Захаров и Карл Скаубит вылетели на бомбардировку вражеской переправы через Днепр в районе деревни Ушкалка. Вскоре Захаров заметил внизу отряд кавалеристов. Бросив взгляд на машину командира, увидел, что дымит мотор, Скаубит повел самолет на посадку на лугу близ села и удачно приземлился. Захаров, сделав круг над ним, тоже пошел на посадку. Оставив мотор невыключенным, он предложил Скаубиту оставить неисправный самолет и улететь с ним, но Скаубит не согласился. Обнаружили неисправность: оборвался проводок и замкнул свечи, вышли из строя три цилиндра.

При помощи подоспевших крестьян приподняли хвост самолета. Работали быстро, с волнением поглядывая на дорогу, над которой уже поднялось пыльное облачко. Захаров крутнул винт и мотор заработал ровно.

Когда оба «ньюпора» взлетели, навстречу им неслась вражеская кавалерия, пытавшаяся окружить самолеты. Набрав высоту всего пятьдесят метров, Скаубит и Захаров открыли пулеметный огонь по белякам. Сделав два захода, набрали высоту и полетели выполнять задание по бомбардировке переправы. Затем в помощь им прилетели еще четыре самолета.

Во второй половине августа, возвращаясь после выполнения задания, Яков Гуляев совершил посадку в Александровске, полагая, что сел к своим. Выключил мотор и увидел бегущего к нему человека в погонах. Мгновенно выхватил маузер, но от страшного удара по голове потерял сознание. Его пытали, подвергая страшным издевательствам. Яков решил бороться до конца. Опираясь на раздавленные сапогами пальцы, подтянув ноги, встал на колени. Голый и окровавленный, он бросал врагам гневные слова. Напомнил, как били их в семнадцатом году и с уверенностью крикнул, что скоро белякам и Врангелю будет здесь могила. И снова его истязали, допрашивали, но ничего им не сказал Гуляев.

Его вместе с другими пленными бросили в арестантский вагон. В дороге только и думал о побеге. Поезд шел вторые сутки. Двери были на замке, на тормозной площадке — охрана. Яша заметил под крышей вагона небольшие люки, закрытые железными заслонками. Один был закрыт неплотно. Взобравшись на спины пленных, толкнул заслонку и, благодаря маленькому росту, протиснулся. Просунул ноги в люк и, когда поезд, подходя к станции, замедлил ход, свесился вдоль стенки вагона, отпустил руки и провалился вниз. Это было возле станции Джанкой.

Очнувшись, он с трудом добрался до ближайшей деревни. Постучал в окно мазанки. В окне показалось лицо пожилой женщины. Увидев его, заросшего бородой, окровавленного, она вскрикнула. Обессиленный от пыток и голода, Гуляев рухнул на ступеньки крыльца.

Через три дня, еще не окрепший, заросший, в рваной крестьянской одежде, он, не вызывая подозрений, ходил и запоминал расположение артиллерийских позиций, оборонительных рубежей, численность войск и техники. Через девять дней, накануне штурма Перекопа, он перешел линию фронта. Очень пригодились добытые Гуляевым разведывательные данные.

Из-за неблагоприятной погоды наши летчики были ограничены в действиях, но с 1 ноября установилась хорошая погода и красные военлеты выполняли боевые задачи над сушей и морем. Особенно успешными были полеты Ганса Киша, Бориса Рыкова, Петра Доброва, Василия Вишнякова и других.

В ночь на 8 ноября 1920 года наши бойцы вошли в ледяную воду Сиваша. Ударные штурмовые отряды коммунистов захватили плацдарм на другом берегу. За ними пошли тысячи бойцов. Снаряды врагов с суши и с моря выбивали более половины бойцов, но никто не дрогнул, не отступил. А в ночь на 9 ноября был взят Турецкий вал.

Осенние низкие облака опять стелились над землей, делая невозможными полеты. И все же опытные летчики выполняли задания командования фронта и лично товарища Фрунзе. Летали на разведку, привозили ценные сведения о местах скопления войск и техники противника. Эти места потом успешно бомбили штурмовые группы наших самолетов.

11 ноября бойцы дивизии Блюхера уничтожили последнюю укрепленную линию Врангеля. Наши потери были очень велики, но воины выполнили свой долг перед Родиной, освободили Крым.

В боях против Врангеля с мая по ноябрь 1920 года воины 2-го истребительного авиадивизиона выполнили 735 боевых вылетов, налетали 1145 часов, провели около 100 воздушных боев, сбросили около 600 бомб, выпустили по врагу 150 тысяч патронов.

За выдающиеся подвиги орденом Красного Знамени были награждены В. Захаров, Г. Киш, В. Иншаков, Маляренко и Дудолев. Дважды этим орденом награждены Н. Васильченко и Я. Гуляев.

Крепнет флот воздушный

После гражданской войны 2-й авиационный дивизион получил наименование Отдельной истребительной авиаэскадрильи и перелетел на подмосковный аэродром «Подосинки». И. К. Спатарель вернулся в свою часть, где начинал летную службу и воевал против черного барона. Он был назначен командиром авиаэскадрильи.

Авиаторы много тренировались, отрабатывая групповую слетанность, одиночный и групповой пилотаж, стрельбу по конусу и мишеням на полигоне.

Архивный материал того периода дополнили воспоминания генерал-майора авиации П. С. Шелухина, бывшего красного военлета, занимавшего в то время должность заместителя командира эскадрильи по летной части.

« — 2 мая 1922 года в «Подосинки» приехал Михаил Иванович Калинин, — вспоминал Шелухин. — Он принимал первую военную присягу от летчиков-истребителей. Это была волнующая встреча. Председатель ВЦИК интересовался боевой подготовкой и бытом, учебой и отдыхом авиаторов, поговорил с пилотами, техниками, мотористами.

Михаил Иванович спросил:

— А можете сейчас показать слетанность экипажей?

— Мы взлетели девяткой, — продолжил воспоминания Петр Семенович. — Прошли над аэродромом в сомкнутом строю, произвели перестроения в пеленг и кильватер, потом звеньями сели на площадку. Михаил Иванович был доволен нашим полетом, поблагодарил каждого летчика. Потом отозвал меня и Ивана Константиновича Спатареля в сторону, спросил, прищурив глаза: «А не смогли бы вы в групповом полете над Красной площадью изобразить слово «ЛЕНИН»?» Мы растерялись, не зная что ответить. Смотрю, а он улыбается, чуть наклонившись к нам, ждет ответа. Я выпалил:

— Постараемся выполнить ваше указание!

Иван Спатарель кивнул головой: «Согласен!»

— Не горячитесь, — спокойно проговорил Калинин. — Это не указание, а просьба, совет вам...

И мы, летчики, стали готовиться, чтобы выполнить просьбу Михаила Ивановича. Составили план подготовки, тренировались на земле, летали в составе группы в одной букве, затем в слове «ЛЕНИН».

...1 мая 1924 года на воздушном параде впервые была показана связка самолетов в слове «ЛЕНИН». Это произвело сенсацию. После парада летчиков пригласили в Кремль. Встреча с руководителями партии и государства была незабываемой.

С тех пор, вплоть до Великой Отечественной войны, летчики эскадрильи участвовали в воздушных парадах над Москвой. А в 1932 году за хорошую слетанность на параде 1 Мая нарком обороны К. Е. Ворошилов наградил летный состав ценными подарками и месячным окладом.

14 мая 1925 года Союз рабочих транспорта передал III Съезду Советов эскадрилью боевых самолетов «Мартинсайд», купленных на деньги членов Союза. Съезд передал эти самолеты отдельной эскадрилье. По просьбе рабочих транспорта приказом Реввоенсовета СССР № 719 от 3 июля 1925 года эскадрилье присвоено имя Феликса Эдмундовича Дзержинского.

В декабре 1926 года эскадрилья переименована в 7-ю отдельную авиаэскадрилью имени Ф. Э. Дзержинского и перебазирована в город Витебск Белорусского военного округа, где продолжала планомерную учебу.

В 1930 году 7 авиаэскдарилья перешла на отечественные самолеты — И-3.

В 1932–33 годах эскадрильей командовал В. Туржанский, а командиром одного из отрядов был С. Супрун. Впоследствии оба стали Героями Советского Союза. Звание дважды Герой Советского Союза С. П. Супруну было присвоено посмертно 22 июля 1941 года.

25 мая 1935 года эскадрилья была переименована в 106 истребительную авиаэскадрилью имени Ф. Э. Дзержинского и осенью того же года перевооружена на самые скоростные в то время истребители И-16.

28 апреля 1938 года приказом командующего Военно-Воздушных Сил Красной Армии эскадрилья переименована в 15-й истребительный авиаполк имени Ф. Э. Дзержинского. С этим номером полк с честью прошел всю Великую Отечественную войну.

А в то время летчики полка совершенствовали свое мастерство, добивались высоких результатов. В том же 1938 году полк занял первое место в социалистическом соревновании среди истребительных авиаполков Белорусского военного округа и был премирован 5000 рублями.

Если завтра война...

В воздухе запахло грозой. На западе ухудшилась международная обстановка. В стране началось срочное формирование военных соединений. 15-й истребительный авиаполк в составе 65 самолетов был перебазирован в Голодаево. Период мирной учебы закончился. В сентябре 1939 года личный состав приступил к выполнению боевых задач. Началась вторая мировая война.

Для выполнения задач, поставленных Советским правительством по освобождению западных украинцев и белорусов, 15-й истребительный авиаполк под командованием В. Л. Бобрика и комиссара полка — батальонного комиссара П. С. Лещенко в составе четырех авиаэскадрилий был поднят по тревоге.

Полк поддерживал с воздуха наземные войска в этом освободительном походе, осуществлял разведку войск противника и его аэродромов, изучал возможности приземления наших самолетов, определял местонахождения наших головных частей.

В сентябре 1939 года Красной Армией был освобожден Вильнюсский край. С Литвой был подписан договор о взаимопомощи СССР. В целях усиления обороны в Литве было размещено небольшое количество наших воинских частей, в том числе 15-й истребительный авиаполк. 20 сентября полк перебазировался на аэродром Парубанок. Здесь было отражено несколько нападений на аэродром.

Большую работу по разъяснению вероломной сути германского фашизма и внешней политики нашей партии и правительства вели политработники полка. В этот период 20 человек подали заявления о вступлении в ряды коммунистической партии.

Большим уважением и авторитетом в полку пользовались коммунисты и комсомольцы, проявившие мужество и отвагу в боевой обстановке: майор Бобрик, капитан Цымбал, старший политрук Чаркин, батальонный комиссар Киселев, старший лейтенант Цапляев, капитан Андреев и другие.

С 20 января по 15 февраля 1940 года первая и третья авиаэскадрильи во главе с командиром полка находились в Ленинграде. Они там получили 64 новых истребителя И-153. В неимоверно трудных условиях круглосуточно велись работы по сборке самолетов и подготовке их к полетам.

28 февраля 1940 года авиаторы-дзержинцы начали выполнение своего воинского долга в боях с белофиннами.

29 февраля самолеты полка вылетели на сопровождение бомбардировщиков. На обратном пути в районе Хельсинки на высоте пять тысяч метров наши самолеты были обстреляны огнем зенитной артиллерии. Самолет политрука Калугина получил 13 пробоин. Управлять самолетом стало неимоверно трудно. Однако Калугин справился с управлением и благополучно приземлился на своем аэродроме. Технический состав под руководством инженера Богарова отремонтировал самолет в полевых условиях, и к утру следующего дня он был готов к боевой работе.

2 марта группа самолетов под командованием комиссара полка П. С. Лещенко сопровождала наши бомбардировщики до Тампере. Вдруг на встречном курсе появились истребители белофиннов «фоккер-21». Один из них зашел в хвост самолета Лещенко, но комиссар, сбросив подвесные баки, сам атаковал самолет противника. Выпустив очередь по «фоккеру», комиссар увидел, как тот резко вошел в пике, но не сумел проследить дальнейшую судьбу противника, нужно было спешить к своим.

12 марта майор Бобрик, капитан Шавров и старший лейтенант Кузнецов вылетели на розыск совершивших вынужденную посадку летчиков 38-го истребительного авиаполка Боброва и Ромашкова, которые находились на льду Финского залива в 30 километрах юго-западнее Хельсинки.

Два боевых товарища оказались на льду. Бобров посадил раненного Ромашкова на парашют и тащил его по льду. Силы его иссякли, но он не бросил товарища, протащив его 18 километров по направлению к своему берегу, приблизился к незамерзающей части Финского залива. Там они были обнаружены вылетевшей группой.

Майор Бобрик быстро принял решение. Он искусно посадил свою машину на лед, за ним сел капитан Шавров. Старший лейтенант Кузнецов находился в воздухе на случай внезапного нападения противника. Раненного Ромашкова взял в свой самолет Бобрик, а к Шаврову сел майор Бобров. Перегруженные самолеты с трудом оторвались от неровного льда. Летчики благополучно приземлились на своем аэродроме.

В успешном выполнении боевых задач и в воспитании высоких моральных качеств у воинов большая заслуга политработников полка, партийной и комсомольской организаций. Высокую оценку боевых действий получила победа комиссара 2-й авиаэскадрильи Симкевича и коммунистов Васина и Дмитриева. В воздушном бою они первыми сбили вражеский истребитель «спитфайр». Выросла политическая сознательность. Воины подавали заявления в партию, хотели идти в бой коммунистами. За период боев с белофиннами таких заявлений было подано 25.

Полк сделал 514 боевых вылетов и выполнил с честью все задания командования, не имея ни одной потери в личном составе и материальной части.

23 человека Указом Президиума Верховного Совета СССР были награждены орденами и медалями.

В тот период советскими конструкторами уже были созданы новые самолеты: истребители Як-1, Миг-3, штурмовики Ил-2, бомбардировщики Пе-2, которые по своим качествам не уступали зарубежным.

В июне 1941 года полк начал осваивать новую скоростную машину — Миг-3. Для боевых действий на этом самолете готовили 61 экипаж, на И-153–15 экипажей и на И-16–8 экипажей.

Идет война народная...

До начала Великой Отечественной войны полк базировался в Литве на аэродромах Каунас, Поцунай, Венчай. Командовал полком майор В. Л. Бобрик, комиссаром был батальонный комиссар П. С. Лещенко, начальником штаба — М. А. Ловков. Полк вошел в состав 8-й смешанной авиадивизии Северо-Западного фронта.

Начавшаяся война не позволила полностью выполнить программы по переучиванию на новой технике. Пришлось срочно формировать экипажи для боевых действий.

Дзержинцы приняли боевое крещение 22 июня. Первый день войны принес первые победы и первые потери. В этот день летчики полка уничтожили девять фашистских стервятников.

Командир авиаэскадрильи Долженко Иван Алексеевич сделал шесть боевых вылетов и сбил 4 самолета противника. В седьмом боевом вылете отважный летчик погиб.

Другой командир авиаэскадрильи Николай Бояршинов в первых пяти вылетах сбил 3 вражеских самолета. Поднявшись в небо шестой раз над железнодорожной станцией Ионава близ Каунаса, вступил в бой с тремя вражескими самолетами. Он смело шел в атаку, удачно маневрируя, выходил из-под ударов.

Бояршинов сбил один самолет и продолжал вести неравный бой. Фашисты подожгли машину отважного летчика.

Комсомольцы села Кяйшоняй похоронили героя. В 1961 году останки летчика были перенесены на братское кладбище в городе Ионава.

В течение одного дня сбил 3 самолета летчик лейтенант И. И. Шульц.

В первые дни войны сбил 4 самолета противника П. Т. Тарасов.

5 июля 1941 года Тарасов в одном бою сбил 3 самолета противника. В тот же день в следующем полете на разведку над городом Остров Псковской области Тарасова зажали семь Ме-109. Они устроили вокруг него «карусель». Пять «мессеров» кружили вокруг него, не выпуская из круга, а пара беспрерывно атаковала — один спереди сбоку, другой — сбоку с хвоста. Подскочив, выпустив пулеметную очередь, фашисты отворачивали. Вот один «мессершмитт» подлез слишком близко и получил очередь прямо в мотор. Он в штопоре свалился на землю. Такая же участь постигла второго. Но и машина Тарасова была сильно повреждена. Он почувствовал, что еще миг — и самолет потеряет управление. Раздумывать было некогда. Тарасов рванулся в сторону вражеского самолета и ударил по нему своим израненным самолетом.

От удара его истребитель перевернуло в воздухе. Тарасова выбросило из кабины. Он успел выдернуть кольцо парашюта. Падение удачно смягчило моховое поле на болоте. Летчик ушел под зеленый покров. Потеряв три самолета в этой схватке, фашисты с остервенением обстреливали все болото. Тарасов был ранен в обе руки и обе ноги, но сумел выбраться из болота и пришел в часть.

Тарасов был летчиком высокого класса. Его дерзкие атаки ошеломляли врагов. Он вступал в бой с превосходящим численностью противником и наносил ему урон.

Павел Тимофеевич Тарасов родился в 1914 году в поселке Клочко Нижнеднепровского района Днепропетровской области. Вырос в рабочей семье. Окончил семь классов и поступил в железнодорожный техникум, но проучился только два года. Нет, не железная дорога его призвание. Он мечтал о небе.

В 1935 году окончил Ворошиловградскую военную школу пилотов и получил назначение в 106 авиаэскадрилью 40-й бригады. В 1937 году, с двумя кубиками в петлицах, он считался уже опытным летчиком. В 1940 году вступил в члены коммунистической партии.

На фронте Тарасова не раз выручало летное мастерство. 8 сентября 1941 года он вел тяжелый бой. Силы были неравными. Тарасов получил ранение в голеностопные суставы ног. В таком состоянии он сумел посадить самолет в расположении наших войск,

Тарасов первым на Северном фронте подвешивал к истребителю Миг-3 50-килограммовые бомбы и сбрасывал их на противника. Своими меткими штурмовыми ударами выводил из строя технику врага и живую силу.

Имея преимущество в количестве войск и технике, враг наседал, фашисты стремились к сердцу нашей Родины Москве и к колыбели Октябрьской революции — Ленинграду.

С 15 августа по 16 декабря 1941 годя полк в составе 8-й авиадивизии, в оперативном подчинении 7-го истребительного авиакорпуса участвовал в обороне Ленинграда. О напряженности боев в небе Ленинграда, мужестве и героизме дзержинцев свидетельствуют следующие факты.

Старший лейтенант Дмитриев Арсений Алексеевич славился на весь Ленинградский фронт. Его имя было известно в нашей стране, как гроза «хейнкелей». В воздушных боях он сбил 17 самолетов противника. Военный корреспондент писал в армейской газете:

«С земли было видно, как к большому коричневому коршуну, залетевшему разбойничать на нашу землю, стремительно подлетел маленький истребитель. Несколько секунд он шел за его хвостом, затем сделав какое-то едва уловимое движение, оказался у него под самым брюхом. В небе возникли веера трассирующих пуль. Короткие огненные вспышки — и громадный бомбардировщик свалился вниз, словно сраженный молнией».

Газета «Правда» 26 сентября 1941 года писала:

«Гроза «хейнкелей» — Дмитриев, их сбил 11 штук, получив лишь две пробоины на своем истребителе».

Степан Егоров участвовал в боях с первых дней войны. Он родился в 1914 году в Хвалынске — старинном городе на Волге. В 20-х годах семья переехала в город Вольск. В 1932 году окончил ФЗУ. После окончания и до 1938 года работал слесарем на цементном заводе «Большевик». Работал добросовестно, был на хорошем счету, но часто с затаенным вниманием смотрел на летавшие самолеты. Неотвязной была мысль о полетах в голубых просторах. Вскоре осуществилась его мечта. Он поступил в Батайскую школу летчиков имени Серова, которую успешно закончил в 1940 году.

К началу войны у него уже был опыт летной работы. В сражениях на Ленинградском фронте он имел уже на своем счету два сбитых самолета.

Трудным для младшего лейтенанта Егорова оказался день 15 октября. Во время выполнения задания по разведке самолет был подбит огнем зенитной артиллерии. Отказал мотор. Пришлось совершить посадку на территории, занятой противником, в местечке Огорелье. При посадке самолет ударился о деревья. Степана выбросило из кабины. От удара о землю получил перелом носовой кости и сильные ушибы грудной клетки, левого плеча и конечностей. В бессознательном состоянии, истекающего кровью его подобрали партизаны. Полтора месяца лечился в партизанском госпитале. В декабре 1941 года перешел линию фронта, нашел свою часть и — снова в бой.

Командир авиаэскадрильи капитан Михаил Кузнецов сбил лично 5 самолетов и в групповых боях — 3 самолета. Бывший в то время военком полка батальонный комиссар А. Юдаев личным примером доказывал действенность партийно-политической и воспитательной работы, сбив лично 9 и в группе — 1 самолет противника. Командир полка майор В. Л. Бобрик в воздушных боях уничтожил 2 вражеских самолета. Большую отвагу в боях проявлял комиссар авиаэскадрильи старший политрук Иван Подгорный. Все они и многие другие летчики полка были отмечены высокими наградами Родины.

Вместе с летчиками колоссальную работу проделал технический состав. Техники-лейтенанты Н. Ларичев, А. Васильев, А. Кучерявый, старшие техники-лейтенанты В. Смирнов, Ф. Лебедев, старшины П. Голуб, И. Небрат, И, Задорожный и многие другие вкладывали все свои силы и умение в подготовку самолетов к боевым вылетам. Можно только удивляться их ежедневному подвигу в труднейших условиях ленинградской блокады.

Достижению высоких боевых результатов личным составом полка способствовала кропотливая партийно-политическая работа, направленная на обеспечение выполнения боевых задач, и воспитание личного состава в духе преданности Родине. Только за период с 1 августа по 12 декабря 1941 года было проведено 18 заседаний партийного бюро и 13 собраний коммунистов.

Полк успешно выполнил задачи по охране Ленинграда от ударов фашистской авиации, обеспечил успешное выполнение задач трансфертной авиацией по снабжению осажденного города продовольствием и боеприпасами, а также эвакуации раненых из города.

За период боевых действий с 22 июня по 16 декабря 1941 года полк произвел 2080 боевых вылетов. Из них: 182 на штурмовку наземных войск противника; 68 — штурмовка аэродромов противника; 444 — сопровождение бомбардировщиков и транспортных самолетов; 1612 — прикрытие своих войск и другие задания. За этот период проведено 437 воздушных боев, в результате которых сбито 78 самолетов противника и уничтожено на земле — 17. Наши потери составили — 83 самолета (в первый день войны противником было уничтожено на земле 40 наших самолетов), погибло 39 летчиков и 3 техника.

20 декабря полк направлен в город Чебоксары Чувашской АССР для получения самолетов и доукомплектования личным составом. Получили 21 самолет Лагг-3. После переучивания на новом типе самолета, полк в июне 1942 года прибыл в распоряжение 226 истребительной авиадивизии 2-й воздушной армии.

Командиром полка был Герой Советского Союза майор В. Н. Калачев, комиссаром — батальонный комиссар А. М. Журавлев, начальником штаба — майор М. А. Ловков.

Немногие сохранившиеся документы свидетельствуют о замечательной жизни рабочего парня с Путиловского завода, ставшего впоследствии командиром 15-го истребительного авиаполка.

Владимир Николаевич Калачев родился в 1910 году в деревне Гора Кирилловского района Вологодской области. Рос любознательным, возился с металлом, увлекался техникой. В 16 лет — слесарь на станции Гупы Мурманской железной дороги. В 19 лет стал рабочим на заводе «Красный химик», затем на «Красном путиловце». Около трех лет работал машинистом в кузнечном цеху. Здесь он вступил в ряды коммунистической партии.

В 1932 году по партийной мобилизации направлен в Ленинградскую военно-теоретическую школу летчиков. Через три года окончил Энгельсскую летную школу и направлен в боевую часть. Занимал должности командира звена, заместителя командира авиаэскадрильи, а с 1939 года — комиссар 22-го истребительного авиаполка в Забайкальском военном округе.

В мае 1939 года Япония качала войну против Монголии. Советский Союз, верный договору с Монгольской народной республикой выступил на защиту монгольского народа. Переброшенный из Забайкалья 22-й полк в конце мая вступил в боевые действия. Над Халхин-Голом разгорелись ожесточенные воздушные бои против японских самураев.

Командир полка майор Н. Глазыкин и военком — батальонный комиссар В. Калачев водили в бой летчиков полка, много летали, подавая пример отваги и бесстрашия. В одном из боев геройски погиб Николай Григорьевич Глазыкин. Вместо него командиром полка был назначен известный летчик Герой Советского Союза майор Кравченко Григорий Пантелеевич, ставший впоследствии дважды Героем Советского Союза.

С первых дней между Кравченко и Калачевым установились хорошие дружеские отношения. В первое время неоценимой оказалась помощь комиссара. Был установлен хороший контакт с личным составом, полк стал еще более сплоченным.

Летчики любили летать с комиссаром. Его бесстрашие и высокое летное мастерство служило для них примером. В одном воздушном бою Владимир Калачев был ранен в левое плечо разрывной пулей, но не покинул полк. На задания летать не мог. Его однополчане летали в бой, а ой с тоской смотрел в небо. А когда группа возвращалась на свой аэродром, его лицо озарялось улыбкой и он, не скрывая восторга, слушал их рассказы о смелых атаках, умелых действиях и победах над противником.

5 августа истребители приземлились, чтобы заправиться горючим и подготовиться к очередному вылету на прикрытие наземных войск в районе озера Узур-Нур. Внезапно со стороны солнца появилось несколько японских самолетов.

— Боевая тревога! Воздух!

Калачев выскочил из юрты и бросился к самолету. Прямо со стоянки, сделав короткий разбег, самолет взмыл в небо. Четыре японских самолета приближались к аэродрому. Летчики, следя за машиной комиссара, волновались: их четверо, а он один и раненый.

Ведущий вражеской группы, имея превосходство в высоте, спикировав, стремительно мчался к И-16. Сверкнули пулеметные трассы. Наш истребитель отвернул влево и продолжал набирать высоту. Самолет врага — И-97, выйдя из пикирования, оказался впереди нашего истребителя. Довернув свой самолет, Калачев через мгновение в оптическом прицеле увидел крылья японского самолета с яркокрасными кругами в белой оправе. Нажал на гашетку и прошил врага огненной трассой. Японец круто полез в небо, потом накренился и стремительно понесся к земле...

Этот эпизод не единичный. 29 августа 1939 года Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР В. Н. Калачеву было присвоено звание Героя Советского Союза. Он был первый политработник в Военно-Воздушных Силах страны, получивший это звание.

За самоотверженное выполнение своего интернационального долга маршал Чойбалсан вручил В. Н. Калачеву Золотой орден Монголии «Красная Звезда».

В командование 15 истребительным авиаполком вступил опытный и заслуженный летчик.

Это было тяжелое время. В июне 1942 года гитлеровцы, прорвав фронт, двигались к Дону. На земле и в воздухе шли жестокие сражения.

С 4 июня по 6 июля полк вел боевые действия на Воронежском фронте, а с 7 июля — на Брянском. Наши летчики непрерывно патрулировали в воздухе. Авиация противника группами по 18–20 и более самолетов совершала налеты на наши железнодорожные узлы и другие объекты. Самолеты полка часто по тревоге взлетали для отражения этих налетов. Наши имели возможность поднять в небо не более 8–10 самолетов. Но истребители вступали в бой, не считая врагов, расстраивали их боевые порядки, не давая возможность прицельно бомбить.

Полк базировался в районе Старого Оскола Белгородской области Летчики не могли мириться с тем, что враг движется по нашей земле, неся народу страдания и смерть. Едва совершив посадку, просились снова на задание. Особенно отличался этим Степан Егоров. Не успев вытереть пот с лица после вылета, теребил начальника штаба Ловкова:

— Когда следующий вылет? По сигнальной ракете взлетели С. Егоров, А. Баранов и И. Баланенко. 15 Ю-88 летели бомбить станцию Касторную. Истребители врезались в строй «юнкерсов» и те, рассыпавшись, стали сбрасывать бомбы. Баланенко выбрал себе цель. Дважды атаковал «юнкерса» и поджег его. Это был первый сбитый им самолет. Три вражеских самолета сбила группа в этом бою, четвертый, дымя, ушел со снижением.

На командный пункт поступило сообщение: «Двадцать бомбардировщиков противника в сопровождении восьми истребителей летят к разъезду Набокин. Задача — не допустить, чтобы сбросили бомбы на военные объекты».

Взлетели командир звена младший лейтенант Степан Егоров и сержант Илья Баланенко. На высоте 2000 метров увидели шедших плотным строем пять четверок «юнкерсов», а выше их — четыре пары истребителей. Да, большая сила против одной пары наших. Но Егоров и Баланенко молниеносно врезались в строй бомбардировщиков и нанесли удар первым двум четверкам. От меткого огня Егорова вспыхнул самолет ведущего первой четверки, свалился на крыло, упал и догорел на пшеничном поле. Потеряв ведущего, «юнкерсы» рассеялись. Воспользовавшись этим, Баланенко атаковал второй самолет. Первая очередь поразила стрелка — он сразу был убит. После второй очереди вражеский самолет загорелся и пошел к земле. Остальные беспорядочно сбросили бомбы и ушли на запад.

Только за десять дней напряженных боев на Воронежском фронте Егоров сбил три Ю-88. Его грудь украсил орден Красного Знамени. А вскоре ему присвоили звание лейтенанта и назначили заместителем командира авиаэскадрильи.

По боевой тревоге взлетела четверка истребителей во главе со старшим лейтенантом Павлом Очеретько. В районе Старого Оскола на высоте 2000 метров шла большая группа вражеских бомбардировщиков, выше их — восемь истребителей Ме-109. Очеретько атаковал ведущего «юнкерса», а Иван Мильвит надежно его прикрывал. Враг попался опытный, бросал машину из стороны в сторону, то резко снижался, то набирал высоту. Но очередь Павла прошила его, и вскоре «юнкерс» догорал на земле.

В этом бою летчики сбили еще два самолета и вернулись без потерь. Когда приземлились, Очеретько крепко пожал руку Мильвиту:

— Спасибо, друг, за выручку. Ты у меня надежный щит... Хорошо воюешь.

— Нельзя мне иначе, командир. Враги топчут мою родную Белоруссию. Там остались мои родители, братья, сестры.

Иван Петрович Мильвит родился в 1920 году в крестьянской семье в деревне Старая Мечта Борисовского района Минской области. В Борисове поступил в спичечный техникум, но его влекло небо. Путь в авиацию у него такой же, как у большинства летчиков. Окончил Борисовский аэроклуб, а в 1940 году — Одесскую школу военных летчиков имени Полины Осипенко. Его боевая биография началась в июне 1942 года.

Мильвит любил летать с Павлом Очеретько. Он восхищался его эффективными штурмовыми ударами. На задание вылетели звеном. Увидели на дороге колонну вражеских автомашин. Очеретько дал команду летчикам:

— В атаку!

Сделали два захода по автомашинам вдоль шоссе. Попадания были точными. Взрывы боеприпасов, которыми были загружены машины, разметали в стороны технику и живую силу.

Очеретько много летал, и что ни вылет, то бой с врагом. Звеном прикрывали наши войска. Встретили четыре Ме-109, шедших расчищать воздух для своих бомбардировщиков. Силы были равными. Завязался бой. Он длился 5–6 минут, но был очень напряженным. Очеретько поджег одного «мессера», остальные пустились в бегство.

25 июня командир полка майор Калачев повел четверку истребителей, в составе которой были Николай Токарев и Павел Тарасов в паре с Ильей Баланенко. Показалась большая группа «юнкерсов» в сопровождении «мессершмиттов». Калачев и Токарев связали боем шестерку истребителей, а Тарасов и Баланенко врезались в строй бомбардировщиков. От метких очередей свалились на землю два «юнкерса». Эта дерзкая атака нарушила боевой порядок врага. Тарасов и Баланенко вели беспрерывные атаки, не допуская врагов к цели. В схватке с истребителями Калачев сбил Ме-109. И враг дрогнул. Беспорядочно сбросив бомбы, «юнкерсы» поспешно разворачивались и уходили на запад. Задание было выполнено, бомбардировщики не допущены к объекту.

В тот же день по тревоге на отражение налета бомбардировщиков взлетело шесть самолетов во главе с лейтенантом Алексеем Цанцуком Степан Егоров и Илья Баланенко атаковали группу вражеских машин и вскоре два Ю-88, дымя, устремились к земле. Остальные сбросили бомбы, не дойдя до цели.

Пара Цанцука завязала бой с прикрывавшими «юнкерсов» «мессерами». Умело маневрируя, они уводили их от «юнкерсов», давая возможность нашей четверке бить стервятников. В это время снаряд вражеской пушки пробил руль высоты самолета Цанцука, однако летчик, мастерски управляя поврежденной машиной, продолжал вести бой и вышел из него только тогда, когда «юнкерсы» были отогнаны. Он сумел дойти до аэродрома и посадить самолет.

Повреждение руля было значительным и для исправления требовалось время. Инженер полка инженер-майор В. Давыдов организовал бригаду и под его руководством к вечеру того же дня самолет подготовили к вылету. А ночью техники Федор Абраменко и Андрей Смирнов отремонтировали поврежденные в бою самолеты А. Васина и С. Егорова.

26 июня майор В. Калачев сбил «юнкерса». А. Васин, П. Очеретько и штурман полка П. Тарасов сбили по два вражеских самолета. Своих потерь не было.

27 июня в небе над Старым Осколом шли беспрерывные бои. Большие группы бомбардировщиков под прикрытием истребителей совершали налеты на наши объекты. Летчики полка по возможности отражали эти налеты, но силы были неравными.

Калачев вылетел в паре с Токаревым на перехват бомбардировщиков. Небо было чистым, только на большой высоте виднелись небольшие облака. Ждать пришлось недолго. С запада плотным строем «клин» шли группы «хейнкелей», их охраняли Ме-109. Калачев пошел на ведущего первой группы и дал длинную очередь из крупнокалиберного пулемета. Противник накренился влево, оставляя за собой черный шлейф дыма. После вторичной атаки впереди сверкнуло яркое пламя, и самолет Калачева подбросило вверх. Когда он выровнял машину, то увидел, что не стало еще двух «хейнкелей», шедших справа и слева ведущего. Их разнесло в щепки от взрыва сбитого Калачевым самолета.

28 июня стал для полка трагическим. Вылеты начались в пять часов утра. В восемь стало известно, что с задания не вернулось шесть самолетов. Там были летчики: Конотопский, Гаранин, Подногин и другие. О их судьбе до сих пор ничего не известно.

Наш аэродром был хорошо замаскирован, самолеты стояли в капонирах на опушке леса. Около 12 часов с северо-запада к аэродрому летел немецкий разведчик «хеншель-126». Люди на аэродроме прекратили всякое движение, чтобы не демаскировать себя. Но в это время после выполнения боевого задания пошли на посадку два наших истребителя. В их баках не оставалось горючего, и один из них был в бою изрешечен осколками снарядов. Их посадку заметил «хеншель».

Майор Калачев был уже в кабине самолета и через несколько секунд взмыл в воздух. Враг-разведчик не должен уйти, иначе вскоре на аэродром упадут бомбы, уничтожат людей и самолеты.

Калачев настиг врага и атаковал его. «Хеншель развернулся, полетел в нашу сторону, маневрировал, делая крутые развороты, взмывал вверх и опускался до земли. Калачев его упорно преследовал. Ему удалось прижать врага к земле, беспрерывно стреляя. «Хеншель» полез вверх, намереваясь развернуться в сторону леса и скрыться на фоне зеленого массива. В это время у Калачева кончились боеприпасы. Эфир донес голос командира полка:

— Кончились боеприпасы... Иду на таран!

Он дал полный газ, быстро настиг «хеншеля» и правой плоскостью ударил его по хвосту. От сильного удара оба самолета разлетелись на куски.

На центральной площади города Старый Оскол похоронили командира 15-го истребительного авиаполка имени Дзержинского — Героя Советского Союза Калачева Владимира Николаевича, пошедшего на таран вражеского самолета во имя жизни других.

И снова летчики громили ненавистного врага, мстя за смерть любимого командира.

В первых же боях с врагом отличился молодой летчик сержант Илья Баланенко. Он вступал в бой с превосходящим по численности врагом. Своими дерзкими атаками приводил их в смятение, не давал им возможности приблизиться к цели, заставлял сбрасывать бомбы на свои войска.

Всего пару часов тому назад у него на глазах погиб командир полка, несколькими часами раньше не вернулись с боевого задания шесть товарищей. Он рвался в бой. Летать, бить врагов, сражаться до последнего дыхания!

В 14 часов на прикрытие войск 40-й армии взлетела четверка истребителей под командой С. Егорова. Барражировали на высоте 3500 метров. Время прикрытия подходило к концу. Неожиданно появился ФВ-190. Летчики поочередно его атаковали. Последним пошел в атаку Баланенко. Открыл огонь из всех огневых точек. «Фоккер» стал падать, а Илья со снижением пошел за ним, чтобы добить. Увлекся и отстал от группы. Вдруг увидел трассы зенитного огня и разрывы. Хотел сманеврировать, но самолет вздрогнул, задымил и загорелся, пламя стало охватывать кабину. Управление самолета работало хорошо и хотелось дотянуть до своей территории, но огонь быстро распространялся и нужно было покинуть самолет.

Группа вернулась без Ильи Баланенко, о его судьбе ничего не было известно. Вскоре в Батуми Наталье Прокофьевне Баланенко пришло извещение о без вести пропавшем сыне. Тяжело переживала, но какая-то надежда теплилась в сердце матери. Ведь написано «пропал без вести», а не «погиб».

На земле и в воздухе шли тяжелые сражения за Белгородскую землю. Возвратившийся с задания самолет сразу же заправляли горючим, летчики постоянно находились в боевой готовности. Недолго приходилось ждать сигнала на вылет.

Последние дни июня 1942 года. С командного пункта дивизии сообщили:

— 12 самолетов Ю-88 под прикрытием 6 Ме-109 летят к железнодорожной станции Старый Оскол. Перехватить вражеские самолеты, не дать им сбросить груз на станцию!

По тревоге взлетели командир авиаэскадрильи А. Васин в паре с Н. Токаревым. Набрали высоту, осмотрелись и увидели идущих с запада «юнкерсов». Сверху и по сторонам их охраняли «мессера». Наших — всего одна пара.

— Атакуем первую четверку! — скомандовал Васин и пошел в атаку, заходя со стороны солнца.

За ним, не отрываясь, следовал Токарев. Ослепленные солнечными лучами, враги не заметили наших истребителей. Васин дал очередь по кабине ведущего. «Юнкерс» начал крениться, затем, дымя, круто пошел к земле. Токарев пристроился к другому «юнкерсу» и дал очередь по хвостовому оперению, однако тот продолжал полет, бросая машину из стороны в сторону, чтобы оторваться от Токарева. Николай подошел поближе и с короткой дистанции расстрелял стервятника. Он упал на территории, занятой врагом. Остальные «юнкерсы», изменив курс, ушли. Но в это время к нему с двух сторон подошли две пары Ме-109. Токарев стал маневрировать, чтобы увернуться от огня вражеских машин. Самолет уже был сильно поврежден и плохо слушался рулей. Положение было безвыходным, и Токарев, развернув машину, помчался в лоб противнику.

— Что ж, — промелькнуло в его сознании, — погибать, так с честью.

Нервы врага не выдержали, «мессер» скользнул вниз и прошел под самолетом Токарева.

В это время Николай увидел самолет командира. Тот отогнал остальных «мессеров», выручая ведомого. Задание было выполнено, и летчики взяли курс на базу. Но подходя к линии фронта, мотор на самолете Токарева стал работать с перебоями, потом, вздрогнув, затих. Винт, вяло описав окружность, остановился. Николай понял, что кончилось горючее и, планируя, пошел на посадку. Между двумя массивами зеленого леса желтела неширокая полоса пшеницы. Выпустил шасси и начал снижать самолет. Ощутил первый толчок и услышал шелестящие удары колосьев по обшивке крыльев. Самолет остановился.

В это время над ним пронесся самолет капитана Васина. Токарев поднялся на сидение, сорвал с головы шлемофон и взмахнул им несколько раз над головой, мол все в порядке.

Николай выпрыгнул из кабины и присел на корточки.

— Где я, на территории врага? Что дальше предпринять? Сжечь самолет и идти на восток, — мелькнула мысль.

Он снял парашют. И вдруг в ста метрах от него разорвался снаряд.

— Бьют по моему самолету, — догадался Токарев, — значит я сел на передовой линии...

Вынул пистолет, чтобы прострелить бензоотстойник и бросить в него горящую спичку, но услышал русскую речь:

— Товарищ летчик, где ты? Мы, красноармейцы, идем на выручку.

Зашуршали стебли пшеницы и показались два бойца с автоматами.

— Спасибо, друзья! — бросился к ним Токарев. — Где я сел?

— На нейтральной линии. Быстрее собирайся, пошли!

— А самолет?

— Пусть останется здесь, ночью заберем. Вскоре добрались до командного пункта стрелкового полка.

— Молодцы! — сказал командир полка, пожимая руку Николаю. — Все карты спутали немцам, не допустили к станции. А те, которых вогнали в землю, получили сполна...

Ночью самолет удалось подремонтировать, заправить горючим, и Токарев невдалеке от вражеских позиций взлетел и прилетел на свой аэродром.

После гибели майора Калачева командиром полка был назначен капитан Тарасов Павел Тимофеевич. В минувших боях он проявлял беспредельное мужество. Среднего роста, крепкого сложения и очень добродушный по натуре, он был строгим и требовательным командиром. Умело руководил боевыми действиями в воздухе, в трудных ситуациях боя мгновенно бросался на выручку товарища.

8 июля 1942 года он впервые на фронте использовал радиосвязь на истребителе. Находясь в воздухе, он был наведен на «хейнкель-111» и сбил его.

Под руководством П. Т. Тарасова полк с честью выполнил поставленные перед ним задачи.

Хочу рассказать о Илье Михайловиче Баланенко подробнее, о его трудной судьбе и испытаниях, которые он с честью выдержал.

Обо всем, что он пережил, мы узнали в сентябре 1987 года на встрече. Председатель Совета ветеранов полка М. С. Колесников представил нам незнакомого человека, с очень по-молодому живыми глазами, скромно державшегося в стороне:

— Летчик Илья Баланенко, героически сражавшийся в самый трудный период войны. Его считали погибшим, его бесстрашие и мужество ставили в пример молодым летчикам. Он прошел тяжелыми дорогами плена и героической партизанской борьбы.

Меня очень заинтересовала жизнь этого однополчанина, с которым ранее не довелось встречаться. И вот что я узнал.

Илья Михайлович родился в 1923 году в селе Мошорино Знаменского района Кировоградской области в семье крестьянина. В 1933 году умер отец. Мать осталась с двумя малолетними детьми. Трудно в то время жилось крестьянам на Украине, и она поехала в город Батуми искать лучшей доли.

В 1940 году, обучаясь в школе, Ильюша одновременно учился в аэроклубе. Закончив его, поступил в авиационную школу истребителей в Тбилиси. Это был филиал Качинской летной школы. Там обучались выпускники московского и батумского аэроклубов — всего 80 человек.

В начале войны курсанты уже летали самостоятельно на истребителе И-16. Осенью 1941 года окончил школу и получил звание сержанта. Прошел переучивание на самолете Лагг-3 в запасном полку города Чебоксары и получил назначение в 15-й авиаполк в тот период, когда командиром его стал Калачев.

В тот роковой день — 28 июня, вылетая на задание, не думал Илья, что прощается с небом на долгие годы. Потом он уже не мог подняться до вершин, о которых мечтал в начале летной службы.

Раскрылся парашют, и он приземлился на территории, занятой врагом. При ударе о землю потерял сознание. Очнувшись, увидел четырех немцев. Его бросили в нежилое помещение. Через день удалось бежать. Переоделся в поношенную гражданскую одежду, оставив на себе только свитер. Шел по ночам, в надежде прорваться к своим, но наткнулся на вражеский секрет. Задержали.

— Кто такой? Откуда?

— Здешний я, мобилизован на работы, — ответил Илья.

Местность он знал хорошо и назвал село, находившееся в 30 километрах. Он был не брит, не стрижен и на солдата не походил. Разбираться не стали. Старший распорядился отправить в лагерь. Вели колонну военнопленных и его толкнули туда же. Привели в деревню Щигри, затем отправили в огромный лагерь в Курск. На допросах скрыл то, что он летчик, назвался рядовым бойцом.

Так начался для Ильи Баланенко унизительный путь пленника. Непосильный труд, голод, издевательства. Скотину кормили лучше, чем людей в фашистском лагере. Люди заболевали от непригодной пищи, ежедневно умирало 15–20 человек.

Рано пришла холодная осень, повалил снег, начались заморозки. Пленных погрузили в эшелон, отправили в город Борисов, затем в восточную Пруссию южнее Кенигсберга.

В огромном лагере содержались, отделенные колючей проволокой от русских, англичане, французы и другие. Их кормили лучше. Красный Крест направлял им машины с посылками. Наши же оставались по-прежнему на голодном пайке. Заедали вши.

Из этого лагеря в числе нескольких сотен пленных Баланенко перевезли в лагерь г. Летцен. Там засыпали болото, чтобы расширить аэродром. В числе пленных были люди из разных родов войск, среди них человек 300 наших пограничников, попавших в плен еще в 1941 году. Это были стойкие дружные ребята. Они держались вместе в тяжелых условиях плена, поддерживали друг друга. Пленные с большим уважением относились к летчику.

Около года находился Баланенко в фашистском плену и не переставал думать о побеге. Четверо пленников — пехотинец, артиллерист, кавалерист и летчик Баланенко ночами, в наглухо закрытом бараке обсуждали план побега, тщательно к нему готовились. Поздно вечером в щите, закрывавшем снаружи окно барака, сделали отверстие и через него выбрались. До сих пор Илью Михайловича по ночам мучают кошмары лагерной жизни и пережитое в период побега.

Четверо повисли на колючей проволоке. Послышался скрежет... А в голове мысль: сейчас полоснут из автомата... Преодолели два ряда проволоки. Шли по болотам, помогая и выручая друг друга, — по одному там было не пройти. Шли по чужой земле по ночам, а днем скрывались где придется. Питались, в основном, картошкой, вырытой в роле, и шли, шли на восток. Однажды ночью рискнули залезть в сарай немецкого бауэра. Попались сало и хлеб. Очень выручило сало.

Только в сентябре перешли найду границу и укрепления на ней. Нужно было преодолеть реку Неман. Но один из них не умел плавать, а река не маленькая. Необходимо было добыть лодку. Ее заметили на другом берегу. Переплыли, пригнали лодку, и все вместе ночью переправились.

Продолжали трудный, изнурительный путь на восток. Силы придавало сознание того, что вырвались из плена, что идут они теперь по родной земле и, несмотря на то, что здесь еще хозяйничают враги, полное спасение близко. Здесь живут наши советские люди и есть надежда, на их помощь.

Восточное города Гродно в лесу стали наблюдать за мальчиком, пасшим коров. Потом поговорили с ним. Мальчик приносил им еду. Позднее узнали, что это был партизанский связной, который по заданию партизан наблюдал за ними. Однажды вечером пришли партизанские разведчики, побеседовали с ними и увели в свое расположение.

Так бывшие военнопленные попали в партизанский отряд имени Котовского, входивший в бригаду имени Ленинского комсомола. Он действовал на самом западе Белоруссии, был малочисленным и открытых боев не вел. Совершали диверсии на железных дорогах, рвали связь и выполняли другие задания, но при выполнении этих заданий часто приходилось вступать в схватки с немцами и полицаями.

В отряде было два хороших минера. Задания готовились тщательно. Баланенко активно участвовал в выполнении этих заданий. В характеристике, подписанной комиссаром отряда имени Котовского Михалевым, сказано:

«За время пребывания в отряде т. Баланенко проявил себя, как исключительно дисциплинированный и отважный партизан. За короткое время т. Баланенко участвовал в 4-х боях с немецкими захватчиками и спустил под откос 2 вражеских эшелона».

И еще много хороших слов сказано в характеристике о летчике-партизане.

В октябре 1943 года в отряд пришел представитель партизанского соединения «Платон» ( «Платон» — кличка секретаря Барановического обкома партии Чернышева). Узнав, что Баланенко летчик, сообщил, что есть приказ Ставки переправлять летчиков за линию фронта. Его увезли в Налибоцкую пущу, чтобы оттуда отправить самолетом, но так сложились обстоятельства, что в течение всей зимы не прилетали самолеты.

Баланенко не мог бездействовать в ожидании самолета. И вот он снова сражается в партизанском отряде «Большевик». Этот отряд вел большие бои. Имея пушки, минометы и другое оружие, нападал на вражеские гарнизоны, устраивал засады. И здесь летчик бесстрашно воевал наравне со всеми партизанами.

В апреле 1944 года Баланенко был отправлен самолетом через линию фронта. Когда Илья вышел из самолета на гомельском аэродроме, он упал и начал целовать родную землю. Слезы лились из глаз от счастья. Он, наконец, на родной советской земле.

Имея на руках направление из Штаба партизанского движения, отправился в Москву, в отдел кадров Военно-Воздушных Сил Красной Армии. После десятидневного отдыха проверка в другом лагере — под Москвой. И только через пять месяцев — 8 ноября 1944 года направлен в Чебоксары в 1-й запасной авиаполк, откуда когда-то улетал на фронт. Переучился на самолете Ла-5 и был оставлен летчиком-инструктором. В начале 1946 года был демобилизован из армии.

Уехал в Батуми, где жили мать и сестренка. Работал на разных работах, но душа рвалась в небо. Если не летать, то хотя бы трудиться там, где самолеты. Переехал на Украину, стал работать в центре по переподготовке летчиков-истребителей запаса в городе Смеле. А потом, в 1949 году предложили летать на самолете Як-3. Какое счастье ощутил Илья Михайлович, почувствовав опять в руках штурвал самолета... Но снова кто-то вспомнил, что был в плену. В этот раз он с авиацией простился навсегда.

Баланенко стал высококвалифицированным рабочим, честно трудился, пользовался уважением, был рационализатором. Сын и зять Ильи Михайловича окончили военное училище имени Верховного Совета РСФСР. Он живет хорошо, обеспеченно, но когда увидит в небе самолет, так больно щемит сердце, так обидно за несправедливо сложившиеся после войны обстоятельства, помешавшие ему покорять небесные просторы, которые он до сих пор любит беззаветно.

Три самолета сбил Баланенко в короткий период на войне, но ни одного ордена за это не получил. Имеет медали «Партизану Отечественной войны» и «За победу над Германией». И только к 40-летию Победы наравне со всеми фронтовиками получил награду Родины — орден Отечественной войны.

Ни шагу назад...

В район Сталинграда на аэродром Средняя Ахтуба 15-й полк под командованием П. Т. Тарасова прибыл 4 сентября 1942 года. В полку было 20 самолетов Ла-5 и несколько Лагг-3.

23 года тому назад, в 1919 году в тех же исторических местах под Царицыном красные военлеты 2-го истребительного авиадивизиона прославили воздушный флот Красной Армии.

Сразу же, 5 сентября начались боевые вылеты. В этой исключительно трудной обстановке не было времени ни для отдыха, ни для тщательной подготовки. Ежедневно личный состав выполнял тяжелые изнурительные задания. Летали на разведку в район Котельниково, Клетская, Суровикино, Калач. Привозили сведения о передвижении вражеских войск по железным и шоссейным дорогам и на донских переправах. Особенно отличились А. Васин, Н. Токарев, С. Егоров, А. Баранов.

С аэродрома было видно, как «юнкерсы» сбрасывали бомбы на пылающий город. К небу поднимались столбы пламени и черного дыма от горящей на Волге нефти. От дыма и пыли нечем было дышать, от огня лопались камни, горела земля, а люди стояли...

Наши истребители непрерывно вели бои, стараясь не допустить к городу вражеские самолеты. В иные дни делали по 8–10 вылетов. Не вылезая из кабин, докладывали о результатах боев. Иногда даже обедали на старте. Здесь же заправляли самолеты горючим, а по тревоге немедленно взлетали. Боевые группы формировались в воздухе, команды отдавались по радио.

Трудно давались победы в течение всей войны, но такого напряжения, таких трудностей, как в Сталинграде, никогда не испытывали. Никто не думал об усталости, люди рвались в бой.

Первые дни боев в небе Сталинграда принесли успехи и первые потери... 8 сентября подбили самолет командира авиаэскадрильи Олейникова, самолет загорелся, летчик выпрыгнул с парашютом, получил ожоги лица и рук; не вернулся с боевого задания лейтенант Цанцук; ранены лейтенант Егоров и старшина Карпов.

Короткой, но прекрасной была жизнь Павла Очеретько. Всеми лучшими качествами, присущими нашей молодежи, обладал Павел. Прошли десятки лет после его гибели, но невозможно без восхищения и волнения читать даже те немногие сохранившиеся материалы, где описаны его подвиги.

П. Г. Очеретько родился в 1915 году в селе Томаровка на Днепропетровщине. Его отец погиб на фронте в империалистическую войну в конце 1914 года, не увидев родившегося без него сына. А в 1919 году от тифа умерла мать.

Пашу на воспитание взяли родственники» Подрастая, он понимал, что дорогу в жизни придется прокладывать самому. Его интересовало все. Любое дело выполнял добросовестно, ко всему относился серьезно. После окончания семилетки в городе Запорожье работал слесарем на заводе «Запорожсталь» имени Орджоникидзе. Здесь в 1933 году вступил в комсомол.

По путевке комсомола в 1937 году поступил в Качинскую авиационную школу. Учился успешно и был принят в ряды ВКП(б).

После окончания Качинской школы служил в 50-м истребительном авиаполку, выполнял задачи по охране южных границ Родины. Служба была нелегкой. Он отлично овладел техникой пилотирования самолета над Кавказскими горами и Каспийским морем.

Когда началась Великая Отечественная война, командир звена Павел Очеретько в первые же дни подал рапорт об откомандировании в действующую армию, но на фронт удалось попасть только в январе 1942 года.

Он быстро и добросовестно осваивал новую технику, вел напряженную боевую работу. Своей отвагой и мастерством увлекал подчиненных. Каждый его вылет наносил ощутимые удары по врагу. Голубоглазый, среднего роста, крепкий и выносливый, он преображался в воздухе. Он ненавидел оккупантов и знал, что каждый его вылет, каждый бой и каждый сбитый враг приблизит его встречу с близкими, если только они живы... В Запорожье у него остались жена Нина и дочь Люба. Что с ними?..

В тот день дважды привозил из разведки ценные сведения Павел Очеретько. Следующее задание он выполнял по прикрытию наших наземных войск. На командном пункте из динамика доносились короткие фразы летчиков, ведущих бой:

— Степан, — кричал Очеретько своему заместителю, лейтенанту Егорову, — заходи своей парой в хвост «юнкерсам»! Бей бомберов!

— Выполняю! Иду в атаку, — ответил Егоров.

— Ага, попался, гад! — послышался громкий торжествующий голос Павла.

Присутствовавший на командном пункте комиссар Журавлев понял, что летчики бьют врагов...

— Загорелся... пошел к земле, — вновь гремел голос Очеретько.

Вскоре к аэродрому подошла группа самолетов.

— Я ранен... — взволнованно сообщил по радио Очеретько.

Комиссар полка немедленно передал в эфир:

— Первым садиться Очеретько, остальным ожидать на круге.

Самолет снижался, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Плавно коснулся земли и, резко развернувшись вправо, понесся к капониру. Удар, треск...

К месту аварии примчалась санитарная машина. Когда Журавлев прибежал к разбитому Ла-5, Павел лежал на носилках. Он открыл глаза и тихо сказал:

— Тяжело мне, комиссар... Что-то ногу не чувствую. Видно отлетался... — и опять закрыл глаза.

— Не отчаивайся, Паша, — в первый раз назвал его комиссар по имени, — пройдет, еще долетаем...

Нет, больше не поднялся он в небо, которое так любил... Через два дня его похоронили в поселке Средняя Ахтуба близ Сталинграда.

Глядя на портрет Павла Григорьевича Очеретько, стояли со слезами на глазах боевые товарищи. С болью и волнением произнес комиссар:

— Мы отомстим за тебя, Павел, наш боевой друг.

После войны комиссар полка А. М. Журавлев разыскал в городе Запорожье близких Павла Очеретько. Узнал, что с небом связана вся его семья. Жена, Нина Михайловна, была одной из первых парашютисток и совершила несколько десятков прыжков с парашютом. Потом она учила молодежь, прививала им любовь к парашютному спорту. Дочь Люба стала одной из первых женщин-летчиц Запорожского аэроклуба. Павлом в честь деда назван внук. Вся семья свято чтит память о замечательном человеке, отдавшем жизнь за счастье Родины.

7 сентября на разведку вылетели коммунист командир звена лейтенант Степан Егоров и комсомолец старший сержант Алексей Баранов. Собрав разведданные, они возвращались на базу. Не долетая до линии фронта километров десять, заметили скопление вражеских войск и техники. Хотелось нажать на гашетки и ударить по фашистам, но нельзя — разведка есть разведка.

Вдруг за перелеском увидели большое скопление танков. Справа и слева замелькали огненные трассы. Летчики еще ниже прижали к земле истребители. Зенитный снаряд зажег самолет Баранова. Шансов на спасение не было, и Алексей направил охваченный пламенем самолет на скопление вражеских танков. Егоров увидел внизу огромное оранжевое пламя и клубы дыма — взрывались и горели вражеские танки.

— Товарищ капитан, задание по разведке выполнено! — доложил Егоров командиру полка Тарасову и со скорбью тихо добавил: Алексей погиб... геройски...

Потом, глубоко переживая, рассказал о подвиге боевого товарища.

Командир авиаэскадрильи А. Е. Васин летал в паре с Н. Токаревым. Они понимали друг друга с полуслова. Мастерство помогало им выходить победителями в самых трудных ситуациях.

Васин Александр Ефимович родился в 1913 году в семье рабочего Юзовского завода. Рано лишился отца и матери. Он был в семье старшим и на его плечи легло воспитание младших братьев и сестер. В 17 лет закончил школу ФЗУ в г. Донецке (бывшая Юзовка) и стал работать токарем на механическом заводе. Здесь же вступил в комсомол В 1933 году без отрыва от работы, уделяя время младшим братьям и сестрам, закончил аэроклуб.

Исполнилась его заветная мечта, и никакая работа, кроме летной, его больше не интересовала. В 1934 году поступил в Оренбургскою летную школу, по окончании которой в 1937 году направлен в воинскую часть на западную границу.

В 1939 году его, как лучшего летчика полка приняли в ряды коммунистической партии.

В 1940 году Васин участвовал в боях с белофиннами. За героизм и мужество был награжден орденом Красной Звезды.

Николай Токарев был назначен на должность командира звена. 8 сентября он сбил лично два и в групповом бою два самолета противника. В тот же день в последнем вылете его самолет был сильно поврежден огнем зенитной артиллерии: отбита правая сторона стабилизатора, повреждены рули высоты и руль поворота. Создалась катастрофическая ситуация. Но летчик не бросил малоуправляемый самолет. Он с трудом довел его до аэродрома и благополучно приземлился. Через день Токарев сбил еще один бомбардировщик.

На отражение воздушного налета вылетели Егоров и Токарев. На высоте 3000 метров несколько групп бомбардировщиков шли к нашему переднему краю. Наши истребители пошли в атаку. Егоров сбил одного «юнкерса». Но в это время на них напали четыре «мессершмитта». В завязавшемся бою Егоров был ранен в бедро и левую руку В самолете были разбиты центроплан и консоль левого крыла, машина с трудом слушалась рулей управления.

В таком состоянии Степан решил не только защищаться, но и нападать на врага. Вскоре вдвоем с Токаревым сбили еще одного стервятника. Они оставили поле боя только тогда, когда им на смену пришли другие истребители, и благополучно возвратились на свой аэродром.

За успешный бой с превосходящими силами врага командир дивизии объявил благодарность Егорову и Токареву.

А через три дня, превозмогая сильные боля, в руке и бедре, Егоров снова вылетел на задание. В бою он сбил вражеский самолет. Его истребитель был подожжен Степан выпрыгнул с парашютом, получив ожоги лица и рук 2–3 степени.

С болью покидал Степан родной полк, когда отправляли его в саратовский госпиталь. Прерывание в тылу скрасила встреча с братьями, женой и пятилетним сыном Генкой.

Вскоре ему вручили второй орден Красного Знамени.

Лечение заняло немало времени. Полк уже отвели в тыл для пополнения летным составом и самолетами. Степан Егоров после выписки из госпиталя просился на фронт. Его направили на Кубань, где шли жестокие бои на земле и в воздухе. В новом полку он вскоре был назначен командиром авиаэскадрильи. Успешно водил в бой группы истребителей.

8 мая 1943 года Егоров вылетел на разведку в район Чушка. Над Керченским проливом завязался бой с большой группой вражеских самолетов. Одного «мессершмитта» он вогнал в землю, но и сам был смертельно ранен. На базу Егоров не вернулся...

Более 100 раз вылетал Егоров на боевые задания, провел 50 воздушных боев, сбил лично 8 и в групповом бою 2 самолета противника, уничтожил несколько паровозов, автомашин и десятки гитлеровцев.

Друзья не забывали своего боевого товарища. После войны разыскали в Саратове его жену Прасковью Степановну и детей. Это хорошая трудовая семья. Сын Геннадий и дочь Лариса воспитывают своих детей. Дело, за которое отдал жизнь Степан Михайлович Егоров, продолжают его потомки.

Боевая работа полка стала еще более напряженной. Несколько летчиков погибло, некоторые лечились после ранений. Нагрузка каждого летчика увеличилась. Но никто об этом не думал. Больше всех вылетали на задание командир полка, командиры эскадрилий и звеньев, подавая пример всем летчикам. Ничто так не повышало авторитет командира, как его личное участие в бою и победы над врагом.

9 сентября командир П. Т. Тарасов повел пять самолетов на прикрытие наземных войск в районе Манина, Бекетовки, Елшанки. Три самолета составляли ударную группу, два — прикрывающую. В районе прикрытия Тарасов увидел два ФВ-190, которые выходили из пикирования после бомбометания. Тарасов пошел в атаку сверху в лоб и открыл огонь по ведущему. «Фоккер» загорелся и упал в районе Елшанки. Второго атаковал Васин. Ударил сверху сзади с дистанции 75–100 метров. «Фоккер» упал юго-восточнее Бекетовки. Прикрывающая группа связала боем два Ме-109, которые безуспешно пытались атаковать нашу ударную группу. Летчик Семенцов сбил один Ме-109. Все самолеты возвратились на базу.

10 сентября Тарасов повел семь Ла-5 на прикрытие наших войск в районе Песчанка, Елшанка, совхоз «Горная поляна». В ударной группе четыре самолета, в прикрывающей — три. Шли на высоте 500 метров. Увидели девять Ю-88. Тарасов определил каждому цель. В результате энергичной атаки сверху, четыре «юнкерса» были сбиты, остальные сбросили бомбы вне цели и ушли на запад. Во время атаки четыре «мессершмитта» пытались напасть на наши самолеты, но были отогнаны группой прикрытия.

11 сентября пять истребителей во главе с капитаном Васиным прикрывали Сталинград. Увидели ФВ-190. Стремительной атакой сбили его, а через несколько минут вели воздушный бой с шестью Ме-109. Один самолет врага подбит, остальные рассеяны. После этого группа провела штурмовой удар по наземным войскам противника. Возвратились без потерь.

В следующем вылете шесть наших истребителей атаковали группу «юнкерсов», шедших под прикрытием «мессершмиттов». По одному «юнкерсу» сбили А. Васин и А. Строна. Бомбардировщики сбросили бомбы, не дойдя до цели, и повернули обратно, но вражеские истребители начали преследовать наши самолеты, возвращавшиеся на базу. Кончалось горючее, были на исходе боеприпасы. Капитан Васин и лейтенант Строна завязали воздушный бой уже над своим аэродромом. В это время у Васина отказала пушка, а у Строны кончились боеприпасы, но летчики крепко держались в строю, маневрировали, вели ложные атаки и отгоняли врагов, обеспечив всем самолетам безопасную посадку. Командиром дивизии была объявлена благодарность капитану Васину за успешное выполнение боевого задания и сохранение всех своих самолетов.

12 сентября группа самолетов под командованием А. Васина прикрывала наши войска близ Сталинграда. На высоте 2000 метров к линии фронта летел один Ю-88 с бомбовой нагрузкой. Зайдя со стороны солнца, Васин сбил его с первой атаки. В следующем вылете Васин и его ведомый Строна выполняли ту же задачу. Появилось несколько групп бомбардировщиков под прикрытием истребителей. Одного «юнкерса» сбил Васин, второго — Строна. Потеряв два самолета, бомбардировщики повернули обратно, а «мессершмитты» стали со всех сторон наседать на пару наших Ла-5. Горючее было на исходе. Из-за непрерывных атак невозможно было выйти из боя. Кончились боеприпасы. Они так же как и вчера, маневрируя, стали тянуть к своему аэродрому, заставляя «мессершмиттов» идти под огонь зенитных батарей, охранявших наш аэродром. Не добившись победы, «мессера» ушли.

И снова вылет. Четверка наших Ла-5 блокировала вражеский аэродром. Зашли со стороны солнца. Зенитные батареи открыли огонь. Наши истребители попарно кружили над аэродромом, маневрируя между разрывами снарядов. Вскоре показалось около полутора десятков Ме-109, взлетевших с других аэродромов. Анатолий Строна атаковал «мессера» и поджег его. Через минуту второго сбил Борис Линник. Оба «мессершмитта» упали на границе аэродрома. Но силы были неравными. Во время одной из вражеских атак был сбит самолет Анатолия Строны. Он круто пошел вниз и скрылся в дыму пожаров. Ценой своей жизни он выполнил боевой приказ.

Сержант Александр Ивашко прибыл в полк под Старым Осколом. Там он сделал несколько боевых вылетов. За период боев в Сталинграде он приобрел боевой опыт. 13 сентября он сбил первый самолет противника. Было это так.

В штаб поступило сообщение, что группа бомбардировщиков летит на Сталинград. По сигнальной ракете поднялась четверка истребителей, которую возглавил командир звена Борис Линник. Ведомым у него был Ивашко. Увидели девятку «юнкерсов». Линник передал по радио:

— Набираем высоту. Атаковать бомберов со стороны солнца. За мной!

Линник быстро настиг Ю-88 и дал очередь по кабине. Видимо, летчик был сразу убит и повреждена машина. «Юнкерс» неуклюже свалился на левое крыло и сразу помчался вниз, окутанный черным дымом. Ивашко, круто пикируя, помчался за другим бомбардировщиком. Трасса огня врезалась во вражеский самолет. Брызнули стекла кабины, и над «юнкерсом» заплясало пламя. Самолет качнулся и стремительно пошел к земле. Здесь же в воздухе Линник поздравил своего ведомого с победой. Это был первый самолет, сбитый Александром. Почти ежедневно вылетал он на задания и вскоре сбил еще один вражеский самолет.

С еще большей жестокостью фашисты бросали на город бомбы и снаряды. Сталинград был превращен в руины. Наши воины героически защищали каждый метр земли.

В этот трудный день 13 сентября Николай Токарев вылетел на задание в четвертый раз. На высоте 2000 метров он с ведомым вступили в бой с «мессершмиттами». В короткой схватке сбили один самолет. Вдруг увидели вражеские бомбардировщики. Радиостанция наведения передала:

— Бейте бомберов! Не допустите их к переправе!

Николай пошел в атаку и быстро приблизился к бомбардировщикам. Когда один из них оказался в прицеле, дал очередь. Она была короткой и меткой. Враг пошел к земле. Токарев бросился преследовать другой «юнкерс». Подошел совсем близко, нажал на гашетку, но выстрелов не последовало. Кончились боеприпасы, Враг рвался к переправе.

— Не допустить, уничтожить! — промелькнуло в сознании.

Через несколько секунд истребитель Токарева на большой скорости врезался в машину врага.

Ценой своей жизни уроженец села Шебекино Курской области Николай Павлович Токарев спас переправу на Волге. Ему было всего 23 года.

14 сентября шесть истребителей под командой капитана Васина вылетел на прикрытие наших войск. Ведомым у командира был сержант Ивашко. В завязавшемся бою Васин и Ивашко сбили по одному бомбардировщику, а Иван Мильвит сбил Ме-109.

15 сентября Мильвит с ведомым вылетели на перехват вражеских бомбардировщиков. Задание было выполнено, ни одна бомба не упала на наши войска. В бою Мильвит был ранен в голову. Загорелся самолет. Он оставил кабину и выпрыгнул с парашютом.

Несколько дней пролежал он в полевом госпитале, не хотел ехать в тыл, чтобы не отстать от полка. Но состояние ухудшилось, и командование приняло решение отправить Ивана в тыловой госпиталь. В глазах его стояли слезы.

— Я вернусь, обязательно вернусь и буду летать, — сказал он провожавшим его товарищам.

За штурвал санитарного самолета сел комиссар полка А. М. Журавлев и отвез его в Саратов на стационарное лечение.

Велика была сила воли у этого человека, велико стремление бить врага. Через месяц, едва встав на ноги, еще не окрепший, прибыл в полк и невозможно было удержать его на земле.

Примеры мужества были и среди технического состава. 14-го сентября в воздушном бою был подожжен самолет Як-1 из соседнего авиаполка. Летчик на горящем самолете совершил посадку на аэродроме Средняя Ахтуба, где базировался наш полк. Горящий самолет, имея горючее в баках и остаток неиспользованного боекомплекта, мог в любую минуту взорваться. Не взирая на это, техник-лейтенант Феденко Павел Петрович и два механика бросились к горящему самолету. Они вытащили из кабины обгоревшего летчика и снятым с себя спецобмундированием сбили пламя на самолете. Получив значительные ожоги, они спасли летчика и боевой самолет.

В период войны на огненный таран шли храбрейшие из храбрых. Один из них командир звена младший лейтенант Линник Борис Спиридонович. 16-го сентября 1942 года в бою был подожжен его самолет. Линник направил горящую машину на скопление вражеских автомашин с войсками и грузами. Навсегда остался в памяти народной двадцатилетний комсомолец из Белгорода.

Во второй половине сентября над Волгой разгорелись еще более жаркие воздушные бои. В небе беспрерывно гудели самолеты. Многие сбитыми падали на землю. В полку оставались считанные самолеты и очень мало летчиков.

Александр Ивашко патрулировал над нашими войсками, которые вели бои на улицах города. «Мессершмитты» пытались прорваться, чтобы обстрелять наши войска. Завязался воздушный бой с превосходящими по количеству самолетами врага. Александр маневрировал, стрелял по врагам, не допуская их к нашим позициям. В одной из атак его самолет получил серьезные повреждения, он задымил. Летчик потянул израненный самолет за Волгу, надеясь посадить его, но пламя ворвалось в кабину, окутало ноги, стало жечь лицо и руки. Александр выпрыгнул с парашютом.

Вернулся на свой аэродром забинтованный, только темно-карие глаза из-под повязки сверкали озорным огоньком:

— Пройдет... Опять буду бить фашистов, — говорил он перед отлетом в саратовский госпиталь.

В полк он больше не вернулся. Орден Красной Звезды ему вручили в госпитальной палате.

После излечения Ивашко получил назначение в 16-й Гвардейский истребительный авиаполк, которым в то время командовал А. И. Покрышкин. В этом прославленном полку он, совершенствуя мастерство, прошел бои на Кубани, в Крыму, на Украине, сделал более 200 боевых вылетов, провел около 100 воздушных боев, сбил лично 8 и в групповом бою 4 самолета противника.

Летом 1944 года, выполняя задание по прикрытию наземных войск вместе со своим ведомым Вячеславом Березкиным, атаковал четыре ФВ-190. Одного зажег Ивашко, второго — Березкин. В этом воздушном бою Ивашко был тяжело ранен. Он мог бы выпрыгнуть с парашютом, но под самолетом были кварталы города Берестечко. Он понимал, что в домах пострадают люди от упавшего истребителя и повел самолет за пределы города, пожертвовав своей жизнью.

На Волынщине, в городе Берестечко, на центральной площади боевые товарищи похоронили Александра Романовича Ивашко. Гвардейцы поклялись отомстить фашистам и открыли боевой счет мести.

17 сентября в неравном и тяжелом бою капитан Васин сбил ФВ-189, затем вел бой с двумя Ме-109. В этом бою он был тяжело ранен в лицо и в ногу. Кровь заливала глаза, он плохо видел, но не бросил поле боя, командовал группой до конца сражения. Кружилась голова от потери крови. Теряя последние силы, Васин привел группу на свой аэродром, посадил самолет и потерял сознание.

За умелое руководство боем и личную храбрость командующий 8-й воздушной армией Т. Т. Хрюкин объявил капитану А. Е. Васину благодарность, а через несколько дней ему был вручен второй орден Красного Знамени.

После лечения в госпитале Васин воевал в 4 истребительном авиаполку в должности заместителя командира полка по воздушно-стрелковой службе. К тому времени счет сбитых им самолетов достиг девяти. Грудь украсил еще один орден — Александра Невского.

С января 1944 года майор Васин командовал оперативной группой, действовавшей с аэродрома засады. Она находилась очень близко к линии фронта, часто подвергалась артиллерийскому обстрелу, штурмовке и бомбардировке вражеской авиации.

Четыре истребителя под командованием Васина сопровождали штурмовики Ил-2. Ведомым у него был лейтенант Казаченок. Вторая пара — майор Бугарчев с ведомым младшим лейтенантом Лысенко. «Ильюшины» обстреляли передовые позиции врага реактивными снарядами, а потом сбросили стокилограммовые бомбы. Истребители надежно прикрывали их действия. Внезапно из-за туч вынырнули четыре ФВ-190 и пошли в атаку на «ильюшиных». Лейтенант Казаченок с первой атаки зажег вражеский самолет. Второй «фоккер» подкрался сзади к самолету Бугарчева. Дистанция между ними сокращалась. Майор Бугарчев не видел врага и не принимал мер к защите. На выручку бросился Васин. Он с длинной дистанции, но метко ударил по противнику. Тот перешел в пике и вскоре врезался в землю. В это время лейтенант Казаченок сбил еще одного «фоккера». Так в одном бою было сбито три вражеских самолета. Наши вернулись без потерь.

Несмотря на трудности базирования, группа только за два месяца провела многие десятки вылетов на разведку, прикрытие своих войск» перехват вражеских бомбардировщиков и охоту. В воздушных боях сбито 15 самолета врага, два из них сбил Васин.

15 мая 1944 года Васину исполнился тридцать один год. Утром товарищи поздравили его с днем рождения. Был ясный солнечный день. Майор Васин в паре с лейтенантом Андреевым и майор Бугарчев в паре с лейтенантом Сафроновым на высоте 2000 метров вступили в бой с восьмью ФВ-190. С первой атаки Васин сбил одного «фоккера» и пошел в атаку на второго. Но в это время на его пару свалилось еще четыре самолета врага. Бугарчев и Сафронов поспешили на выручку, но путь им преградили еще четыре «фоккера». Завязался трудный бой с вчетверо превосходящим противником. Вскоре еще два ФВ-190 были сбиты. Но силы были неравными. Враг понял, что Васин руководит боем и удерживает инициативу и обрушил на него десятки атак Самолет вошел в крутую спираль и ударился о землю...

Через день на площади возле школы в поселке Изота Невельского района Псковской области боевые друзья хоронили Александра Васина. У свежей могилы с портретом на обелиске товарищи дали клятву отомстить за него, изгнать врага с Советской земли.

Александр Ефимович Васин не дожил до светлого дня Победы, но своими боевыми делами он помог приблизить ее. 200 боевых вылетов, 70 воздушных боев, сбитых лично 13 и 2 в группе вражеских самолетов на боевом счету отважного воина.

В результате тяжелых кровопролитных боев в полку не осталось самолетов. Часть летчиков погибла, другие находились в госпиталях после ранений.

24 сентября весь личный состав полка направлен в район одного из колхозов северо-восточнее Сталинграда для пополнения летчиками и самолетами. Вновь прибывшие летчики только окончили школу и не имели необходимого опыта. Предстояла тяжелая работа по вводу их в строй. Во время тренировки случались поломки самолетов.

8 октября во время тренировочного полета сержант Игнатьев произвел вынужденную посадку вне аэродрома. Самолет разбит, летчик погиб. Тяжело было терять товарища, даже не побывавшего в бою.

С каждым днем молодые летчики летали все лучше, но труднее давались учебные воздушные бои.

15 октября перелетели в район станции Сайхин, южнее озера Эльтон. Здесь тренировались и охраняли железную дорогу в пределах станций Эльтон — Сайхин — Баскунчак, по которой шли эшелоны с войсками, боеприпасами, горючим и продовольствием. Это давало возможность тренировать летчиков в полетах по маршруту, в стрельбе и тактике воздушных боев.

20 октября погиб молодой пилот Радченко. Он был родом из Рязани.

24 октября перелетели на аэродром Столяров и вошли в состав 226-й смешанной авиадивизии. Предстояла боевая работа по сопровождению штурмовиков. Трудная, но благородная задача, от выполнения которой зависела жизнь штурмовиков и выполнение ими боевых заданий.

25 октября начались вылеты по прикрытиию Ил-2 в районе Сталинграда. Задание выполнено успешно. Истребители и штурмовики вернулись без потерь. В конце октября Иван Мильвит прилетел с задания, где вел тяжелый воздушный бой. Самолет был весь изрешечен пулями и снарядами. Техник звена П. П. Феденко, ремонтируя самолет, сказал:

— Не понимаю, как могло держаться в воздухе такое решето... Ну, все перебито. Бензобак и маслобак прострелены, повреждены шасси, исковеркано хвостовое оперение, крылья продырявлены. Чудеса в решете... Видно, Иван летел на характере и железной воле. Молодец!

В тот же день Мильвит получил другой самолет и улетел на задание в пятый раз. Из этого задания он не вернулся. Летчики из этой группы, возвратившись с задания, доложили:

— В небе была такая свалка, что трудно было что-либо разобрать. Видели, как Иван атаковал «юнкерса», но враг упорно шел на наши боевые порядки. Видимо, Мильвит израсходовал все боеприпасы. Он ударил врага своим самолетом по хвостовому оперению. Оба самолета пошли к земле.

Так погиб замечательный, мужественный человек. Более 40 раз вылетал он на боевые задания, провел 26 воздушных боев, в которых сбил три самолета. Короткой была его жизнь, короткой — боевая биография, но в каждом вылете проявлялись его бесстрашие и героизм.

29 октября не вернулся с боевого задания заместитель командира авиаэскадрильи старший лейтенант В. Ф. Опелинский. Шли смертельные схватки в небе с немецкой авиацией.

1 ноября шестерку Лагг-3 повел на задание командир авиаэскадрильи старший лейтенант А. А. Карпычев. Встретились с «мессерами», завязался воздушный бой. Наша группа самолетов оказалась разобщенной. Сказался недостаточный боевой опыт молодых летчиков. В результате вражеских атак были подожжены самолеты Ивана Мороза и Владимира Шишенкова. Пилоты выпрыгнули с парашютами и пришли в полк с обгоревшими лицами и руками. Были подбиты самолеты командира группы Карпычева, летчиков — Василия Гущина, Николая Руденко и Сергея Нечаева. Во время посадки Карпычев сломал ногу. Остальные тоже сели вне аэродрома, самолеты были разбиты.

Итак, за полмесяца полк лишился значительного количества самолетов. И снова командир полка с группой из десяти летчиков убыл за самолетами. Велись учебные полеты, полк готовился к решающим боям.

19 ноября наши войска перешли в наступление, начался разгром армии Паулюса. Полк на новых самолетах включился в напряженную боевую работу. Летали на сопровождение штурмовиков, вели охоту, уничтожали транспортные самолеты противника, паровозы, автомашины и солдат, делали налеты на вражеские аэродромы, уничтожали технику.

1 декабря с рассвета начали сбрасывать листовки над окруженной группировкой Паулюса. В этих листовках командование Советской Армии предлагало вражеским солдатам и офицерам сложить оружие, чтобы не допустить напрасного кровопролития. Эти листовки серого, красного, желтого, синего и голубого цвета являлись пропуском для тех, кто решит перейти линию фронта и сдаться в плен.

У летчиков не было опыта в разбрасывании листовок. Пришлось продумать как разместить пачки в кабинах и как выбросить их, чтобы они, отделившись от самолета, разлетались.

На задание полетел командир полка П. Т. Тарасов в паре с Василием Гущиным. Считая исключительно важным это задание, второй парой полетел комиссар полка А. М. Журавлев с Николаем Руденко. На пути к цели не встретили истребителей врага, молчали и зенитки. По команде Тарасова от самолетов начали отделяться листовки. За самолетами потянулись разноцветные шлейфы, они медленно приближались к земле. Их выбросили в этот раз многие тысячи.

В это время комиссар увидел впереди чуть ниже транспортный самолет Ю-52. Немедленно передал по радио:

— Тарасов, Руденко! В районе аэродрома Питомник вижу «юнкерс». Атакую!

Круто развернув истребитель, Журавлев пошел на сближение с «юнкерсом», стараясь подойти незаметно. Однако из верхней кабины и штурманского колпака в сторону истребителя потянулись огненные трассы. С расстояния 200 метров Журавлев открыл огонь. Очередь прошила фюзеляж «юнкерса». Он пытался скрыться, а Журавлев, боясь потерять его из вида, погнался за ним, оставшись один на один с врагом. Подойдя вплотную к «юнкерсу», поймал в прицел его застекленную кабину и нажал на гашетку. «Юнкерс», клюнув, пошел к земле,

Но в это время вокруг истребителя появились разрывы снарядов. Била вражеская зенитная артиллерия. Журавлев, уходя от огня, бросал ястребок в стороны и уходил к Волге. Оглянувшись, увидел поднимавшийся вверх черный дым. Это горел Ю-52.

— Наш комиссар, — говорили летчики, — не только листовками агитирует, но и пушками.

Через неделю мимо аэродрома по шоссейной дороге, идущей от Сталинграда на Баскунчак, двигалась колонна пленных немцев. Ее сопровождали всего лишь два наших автоматчика.

— Не маловата ли охрана? — спросил Журавлев у сержанта-автоматчика.

— Нет, товарищ батальонный комиссар. Это добровольцы. Они перешли линию фронта с листовками на штыках.

Комиссар повернулся к группе стоявших рядом пилотов:

— Ясен смысл нашей работы?

— Ясен, — послышалось в ответ. О комиссарах периода Великой Отечественной войны, о многих примерах их большой воспитательной работы и личной храбрости написано много. Это они в трудные минуты боев поднимали бойцов в атаки, личным примером вдохновляли их на подвиги. Комиссары вели большую воспитательную работу, добиваясь высокой сознательности, беззаветной преданности Родине. Заботились о том, чтобы по возможности создавать бытовые условия для воинов. К комиссару обращались и в радости, и в горе.

Нелегкой была служба комиссаров в авиационных полках. Он — комиссар не только на земле, но и в воздухе. На земле действовало слово комиссара, а в воздухе — личный пример. Недаром в авиации с особым уважением относились к летающим комиссарам. Среди них был Журавлев Александр Матвеевич.

Он родился в 1910 году в деревне Дашково на Рязанщине. В 15 лет вступил в комсомол. Стал первым в селе избачем — вел просветительную работу в избе-читальне, и первым селькором. Писал в газеты о жизни своей деревни, о происках кулаков. Избирался секретарем комсомольской ячейки.

Видимо, с тех лет и стал Александр Журавлев впитывать в себя те лучшие качества, благодаря которым он впоследствии стал настоящим комиссаром.

Работал столяром и по вечерам учился в школе «Стройуч». Два года учился в индустриально-педагогическом институте. В 1932 году вступил в ряды ВКП(б) и по партийной мобилизации направлен в Ленинградскую военно-теоретическую школу летчиков. По окончании ее с января 1935 года летал на Дальнем Востоке. Был летчиком, командиром звена, а с 1938 года — комиссар отдельной истребительной авиаэскадрильи. Участвовал в боях у озера Хасан.

Война застала А. М. Журавлева на западной границе в городе Бельске (ныне польский город). В восемь часов утра 22-го июня 1941 года вылетел на перехват «юнкерсов», летевших бомбить Бельск. В воздушном бою сбил вражеский самолет и сам был тяжело ранен. Долго лечился, в течение шести месяцев перенес три операции.

Еще не окрепший стал проситься на фронт и был назначен комиссаром 15 истребительного авиаполка имени Дзержинского. Вместе с полком воевал на Воронежском, Брянском и Сталинградском фронтах. Более 30 боевых вылетов сделал он в Сталинграде и вскоре был награжден орденом Красного Знамени.

В огне Сталинградской битвы наиболее полно раскрылись высокие качества боевого комиссара и прекрасного летчика. В самые напряженные дни боев он находил время для бесед с летным и техническим составом. За чуткость, внимание и заботу люди платили ему глубоким уважением.

О гибели летчиков их семьи получали не только извещения «похоронки», но и сердечные письма комиссара. После войны он разыскал семьи погибших.

В Сталинграде он находил время делать систематически короткие записи в своем дневнике. В этих бесценных строчках отражена напряженная боевая работа полка, отвага летчиков в боях. С болью он пишет о погибших, не вернувшихся с боевого задания. Привожу выдержки из этого дневника:

— 6. 09. 42 в течение всего дня выполняли трудное боевое задание — разведка войск противника. Задание выполнено. Все обошлось благополучно;

— 11. 09 в групповом бою над городом летчики Васин, Строна и Токарев сбили ФВ-189, а сержант Ерохин — Ме-109. Не вернулся с боевого задания сержант Командышко;

— 15. 09 летчик Линник сбил Ме-109. Лейтенант Мильвит сбит над городом, получил ранение в голову. Не вернулся с боевого задания Доброславский;

— 26. 10 водил четверку Лагг-3 на сопровождение «илов». Над целью вел бой с Ме-109. Потерь нет;

— 27. 10 летал прикрывать свои войска в районе «Баррикад» (Сталинград) от бомбардировок врага. Вел бой с «мессерами». Потерь нет. Ранен сержант А. Камолов;

— 20. 11 с рассветом получил задачу сопровождать «илы». Погода скверная — сплошной туман, изморозь. Решил вести четверку сам. Наши войска громят армию Паулюса! Ура!

— 21. 11 наши войска успешно наступают, громят немецкие и румынские дивизии. Много трофеев;

— 1. 12 ... Вчера, 30-го ноября погиб в бою летчик сержант Василий Васильевич Зиновкин.

В период успешного наступления наших войск комиссар записывал на сколько километров продвинулись наши войска, какие населенные пункты освободили, сколько гитлеровцев и их техники уничтожено и какие взяты трофеи. Все сводки Совинформбюро сразу же доводились до личного состава.

Сводки о победах наших войск вызывали огромный подъем физических и духовных сил, вселяли уверенность в то, что враг будет разбит.

С апреля 1943 года заместитель командира по политчасти 979 истребительного авиаполка майор А. М. Журавлев воевал на Северном Кавказе, сражался в огненном небе Новороссийска и Керчи.

Однажды он повел шестерку истребителей на прикрытие Ил-2 в районе Эльтигена. Штурмовики сбросили бомбы и огнем реактивных снарядов ударили по войскам. Загорелось несколько вражеских танков. Когда самолеты легли на обратный курс, появились «мессершмитты». По команде Журавлева истребители бросились навстречу и трассой огня преградили им путь к штурмовикам. Многочисленные попытки «мессеров» не имели успеха. Штурмовики и истребители вернулись на базу без потерь.

На горе Митридат обосновалась вражеская зенитная батарея. Хорошо замаскированная, она поражала наши самолеты. В штаб полка поступил приказ уничтожить эту батарею. Через час взлетела четверка Лагг-3 во главе с комиссаром. Зашли с запада в лучах заходящего солнца на высоте 1500 метров и, незаметно приблизившись к вершине Митридата, войдя в крутое пикирование, пошли в атаку. Огненные струи из пушек и пулеметов понеслись на гору, где торчали вверх стволы зениток. Удар был метким. Рвались боеприпасы, взметнулись вверх дым и пламя.

— Порядок! — передали с пункта наблюдения. — Зенитная батарея пылает.

В апреле 1944 года Журавлев систематически вылетал на уничтожение врага на железных и шоссейных дорогах и морских причалах. 13 апреля повел группу в составе П. Хлопина, Н. Осипова и А. Шапошникова на штурмовку гитлеровцев в районе Судака. Спикировав с высоты 200 метров, они нанесли сокрушительный удар: рвались бомбы, разметывая автомашины, бронемашины, танки и войска.

На рассвете 7 мая А. М. Журавлев парой прикрывал штурмовиков, действовавших в районе Балаклавы. Два «мессера» пытались прорваться к «илам». Завязался воздушный бой. Один «мессер» сделал попытку атаковать Журавлева, но неудачно. Умело маневрируя, комиссар поймал врага в прицел, ударил из пушки и пулемета. «Мессершмитт» загорелся и, снижаясь, врезался в крутой берег моря.

За время войны более 120 раз вылетал на боевые задания комиссар. И не только летал, он водил в бой до 18 самолетов и руководил боем. Провел 56 воздушных боев и сбил 3 вражеских самолета.

В 1946 году Александр Матвеевич демобилизовался по состоянию здоровья. Но не мог расстаться с авиацией, которой отдал лучшие годы своей жизни. Он стал работать в Гражданском воздушном флоте. За подготовку и переподготовку летно-подъемного состава Аэрофлота награжден орденами Трудового Красного Знамени и «Знак почета».

С 1957 года он на заслуженном отдыхе. Но и сейчас не отдыхает комиссар. Он пишет книги, очерки, рассказы. И оживают дела и подвиги тех далеких дней, непосредственным участником которых он был.

В сражениях за Сталинград люди полка показали примеры беззаветного служения Родине. Для быстрейшего разгрома врага летчики отдавали все свои силы без остатка и даже жизнь.

Самоотверженно работал технический состав. Восстанавливая поврежденные самолеты, старшие техники-лейтенанты А. Смирнов, Ф. Абраменко, Н. Ларичев, Ф. Лебедев, Д. Копертехов, техники-лейтенанты А. Бариновский, А. Рачин, старшины Н. Небрат, Н. Кудряшов и другие работали днем и ночью, даже тогда, когда наш аэродром штурмовал противник.

Сложность и напряженность боевой обстановки требовали усиления партийно-политической работы с личным составом. 81 коммунист и 25 комсомольцев находились там, где труднее, где необходимо было доброе слово и дело. В 1942 году в партийной организации было проведено 12 полковых партийных собраний и 10 собраний в эскадрильях, 22 заседания партийного бюро, 260 бесед на различные темы, выпущено 210 боевых листков.

В период Сталинградской битвы 15-й истребительный авиаполк имени Ф. Э. Дзержинского под руководством капитана П. Т. Тарасова с честью выполнил поставленные перед ним задачи и был отведен на переформирование.

О дальнейшем боевом пути Павла Тарасова я хочу рассказать подробнее, как воевал этот человек и как жил до последнего дыхания. С Тарасовым мне довелось служить в составе 3-го истребительного авиакорпуса. Он воевал в 812 истребительном авиаполку. Сбил Тарасов еще не мало самолетов врага. Во время боев на Кубани он даже сумел привести на свой аэродром «мессершмитта» и заставил его совершить посадку. В своей книге «В небе над Малой Землей» бывший командир 3-го истребительного авиакорпуса маршал авиации Е. Я. Савицкий рассказывает:

«Однажды мне доложили из 812-го авиаполка, что капитан П. Т. Тарасов со своим ведомым лейтенантом С. П. Калугиным взяли в плен... »мессершмитт» вместе с летчиком. Такого я еще не слыхивал. Срочно еду в полк. Капитан Тарасов смотрит простодушно, а в глазах этакая лукавинка.

— Докладывайте, товарищ Тарасов! Тот не совсем по-уставному рассказал:

— Идем мы, товарищ генерал, с моим ведомым лейтенантом Калугиным домой с задания. Неудачный вылет был. Безрезультатный. Зря только горючее и боеприпасы истратили. Идем, значит, на малых оборотах мотора. Бензин на исходе. Смотрим, этот король воздуха, — кивнул Тарасов на стоявшего возле «мессершмитта» с намалеванным на фюзеляже каким-то рыцарским щитом здоровенного детину в кожаной куртке, — что-то возле самой земли ползает. Я Калугину: «Заходи справа». Сам слева встал. Тот увидел — и деру. Очередь ему пулеметную под нос. Небольшую, правда. Патроны кончились. Пошел прямо. Куда деваться? Сверху по сторонам — мы, внизу земля. Больше не пытался удрать. А зря. Ничего бы мы с ним не сделали больше. Привели... Без шасси вот только, гад, плюхнулся. Нарочно, наверное. Машину подпортил.

По словам капитана Тарасова, все произошло случайно и очень просто. Увидели, подошли, взяли. А сколько при этом потребовалось мастерства, согласованности в действиях пары, выдумки! Немецкий пилот, судя по возрасту, был из опытных».

Оказывается, действия Тарасова были не случайными. Он вместе со своим ведомым заранее разработали план действий, который блестяще осуществили. Этот трофейный самолет сослужил добрую службу. На нем командир корпуса Е. Я. Савицкий проводил показательные воздушные бои, передавал опыт летному составу, а также выполнял специальные задания.

В феврале 1944 года аэродромы нашего корпуса были расположены близ Днепра. Совсем недалеко были родные места Павла Тарасова. Почти три года он ничего не знал о своих близких. Тревожно на душе: долго там хозяйничали немцы. Напряженная боевая работа не позволяла надеяться на возможность посетить семью. Вечерами Павел становился задумчивым.

В один из дней, когда наступило сравнительное затишье и боевая работа была менее напряженной, командир полка разрешил Тарасову съездить в освобожденный Днепропетровск разыскать родных. Они до войны жили близ города в поселке Нижне-Днепровске.

Родительский дом оказался разрушенным. На его месте была землянка, в которой ютились его родители, жена и дочь. Счастье встречи омрачилось картиной страшных разрушений в поселке, в порту, на металлургическом заводе. Много печального рассказали родные о годах фашистской неволи.

Вернулся в полк и рассказал товарищам обо всем, что видел. Негодованию летчиков не было предела:

— Бить их, гадов, надо и гнать быстрее с нашей земли.

26 самолетов противника сбил Павел Тарасов. Награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны 1-й степени. 13 апреля 1944 года ему присвоено звание Героя Советского Союза.

29 июля 1944 года на аэродроме Лепель не стало нашего боевого товарища. Ему поручили облетать новый истребитель Як-3. Самолет не выдержал испытаний на перегрузку, сказался заводской дефект. Неожиданно начало разрушаться крыло. Тарасов выпрыгнул с небольшой высоты и парашют не успел раскрыться. Не стало прекрасного летчика, бесстрашного воина, так много сделавшего для победы над фашизмом.

Победно закончилось Сталинградское сражение. Велики были жертвы нашего народа. Большие потери были и в нашем полку. Но тем, кто остался жив, эта победа еще больше вселила уверенность в том, что враг будет разгромлен.

В конце 1942 года штаб и технический состав направили в город Новосибирск в распоряжение 20-го запасного полка 5-й запасной авиабригады Сибирского военного округа.

В начале января 1943 года полк был полностью доукомплектован. Командиром полка назначен майор Исаков Николай Васильевич, комиссаром — капитан Родзевилло Николай Пименович, начальником штаба — майор М. А. Ловков.

В период переучивания на новых самолетах в полку проведена большая работа по организации и сплочению боевого дружного коллектива.

Башкирские колхозники вручили нашим летчикам 32 новых самолета Як-7б. На митинге, посвященном этому событию, присутствовал ветеран полка времен гражданской войны, командующий Военно-Воэдушными Силами Сибирского военного округа генерал-майор П. Шелухин.

Передавая этот бесценный дар, представители Башкирии дали наказ нашим воинам: бить врага без промаха, гнать его с родной земли, приблизить долгожданный день победы.

Руководители полка, летчики поклялись, что оправдают доверие и надежды колхозников Башкирии и на врученных им самолетах будут бить врага по-дзержински. Митинг воодушевил воинов полка. Они отлично осваивали новый самолет, готовили себя к предстоящим боям.

Полк в составе 278-й истребительной авиационной дивизии в феврале 1943 года отправился на фронт.

На железнодорожные платформы погружены самолеты, крылья отделены от фюзеляжей, в теплушках — личный состав. Многие едут на фронт впервые. В начале марта прибыли в Подмосковье и приступили к сборке самолетов.

Нас ожидали тяжелые бои за освобождение Северного Кавказа.

Огненное небо Кубани

Со стороны Новороссийска доносилась артиллерийская канонада. Город стал важным пунктом в планах фашистского командования. В берлинской ставке Таманский полуостров рассматривался как трамплин к новому наступлению для захвата-Кавказа, его богатств, в первую очередь — нефти.

Для осуществления этих планов нужны были силы и при том немалые. Немецкое командование наращивало силы своих наземных войск, а также бросило сюда весь цвет своей авиации. Весной 1943 года на аэродромы Тамани, Крыма, Приазовья прибыли новые авиационные части врага. Среди них — лучшие в военно-воздушных силах Германии авиационные соединения «Удет», «Мельдерс» и 54-я эскадра «Зеленое сердце». Более 1000 самолетов стянул враг на этот сравнительно небольшой участок фронта.

Отступая с Северного Кавказа, враг упорно сопротивлялся. Немцы построили от Азовского до Черного моря так называемую «голубую линию». Это были крупные инженерные сооружения с бетонированными ходами, оснащенные дотами, рвами, минными полями, защищенные мощными зенитными средствами.

Бывший командующий 4-й воздушной армией К. А. Вершинин вспоминает: «В связи с усилением группировки немецкой авиации в Крыму и на Таманском полуострове Верховное главнокомандование решило перебросить на Северо-Кавказский фронт три авиационных корпуса из резерва Ставки».

Одним из них был наш 3-й истребительный авиакорпус, которым командовал генерал-майор авиации Е. Я. Савицкий.

17 апреля 1943 года немецкие войска перешли в наступление севернее Новороссийска. Уже более двух месяцев наши бойцы удерживали плацдарм на Мысхако. Мыс был как бельмо в глазу у фашистов. Он выходил в море, образуя широкую Цемесскую бухту, омывающую с юга Новороссийск. Бои шли за Малую землю, за залив, за город, а в конечном счете за все черноморское побережье.

Бомбардировщики врага под прикрытием истребителей бомбили наш передний край. Мощные взрывы выбрасывали вверх столбы пыли, камней и воды. Небу тоже не было покоя: рвались зенитные снаряды, перекрещивались огненные трассы в воздушных боях. «Голубая линия» и Новороссийск были в дыму. Небо наполнено гулом моторов и стрекотанием пулеметов. В море и на сушу падали сбитые самолеты.

В середине апреля 1943 года наш 15-й истребительный авиаполк в составе 278 истребительной авиадивизии прибыл на Северный Кавказ и с первых же дней включился в боевую работу. Базировались на аэродроме Новотитаровская близ Краснодара. Мы знали, что предстоят тяжелые бои с опытным и коварным врагом. Около двух лет мы ждали этого часа, чтобы вместе с Советской Армией изгнать захватчиков с нашей земли.

В воздухе шли ожесточенные сражения. В них участвовали тысячи самолетов. Летчики по 5–7 раз вылетали на боевые задания. К вечеру они испытывали не только большую усталость, но и огромное нервное перенапряжение. Старшие опытные летчики учили своих подчиненных тактике и хладнокровию в боевой обстановке.

Очень трудным был день 20 апреля. На прикрытие наземных войск повел восьмерку истребителей капитан Кукушкин. Четыре самолета ударной группы он возглавил сам, четыре самолета группы прикрытия — старший лейтенант Сувиров. В районе станицы Крымской встретили более 30 бомбардировщиков Ю-87 и Ю-88 под прикрытием 12 Ме-109.

— В атаку! — скомандовал Кукушкин и первым пошел на «юнкерсов».

От меткой очереди капитана загорелся и упал самолет ведущего правого звена «юнкерсов». На другого стремительно пошел в лобовую атаку ведомый Кукушкина — Михаил Барабанов. Казалось, через мгновение машины столкнуться. Нервы врага не выдержали. Он взмыл вверх, подставив «брюхо». Барабанов дал короткую очередь. «Юнкерс», окутанный пламенем, полетел вниз. Следующая атака вынудила фашистов сбросить бомбы на свои войска и удрать на запад.

В это время к нашим самолетам прорвались истребители противника. На выручку пришла группа прикрытия. Завязался воздушный бой. Отражая атаки «мессеров», Барабанов, умело маневрируя, сам перешел в атаку. Поймав в прицел врага, он нажал на все гашетки и дал очередь. Вражеский самолет пошел к земле, а немец выпрыгнул с парашютом. Еще один «мессер», сбитый кем-то из группы, полетел следом за ним, оставляя за собой хвост черного дыма.

Снаряд, посланный одним из вражеских истребителей, попал в мотор самолета Барабанова. Пробит водяной радиатор, вытекла вода. Пришлось идти на вынужденную посадку возле линии фронта. При посадке самолет перевернулся. С передовой прибежали солдаты, вытащили летчика, сняли с него парашют.

— Кости целы? — спросил один из них.

Барабанов утвердительно кивнул и начал выплевывать набившуюся в рот землю.

Капитан Кукушкин продолжал бой, несмотря на то, что мотор его самолета был подбит. Его надежно прикрывали товарищи. Взяв в прицел «мессершмитта», послал в него очередь. Самолет врага развалился в воздухе и быстро пошел к земле. В группе потерь не было.

В следующем вылете на прикрытие Малой земли повел шестерку истребителей командир авиаэскадрильи капитан Степанов. Шли на высоте 3500 метров. В районе цели нас атаковали Ме-109. Они в первую очередь набросились на самолет ведущего группы. Я стал отбивать эти атаки. Мы завертелись среди огромного количества вражеских самолетов. Бой был очень напряженным, гонялись друг за другом. От моей очереди загорелся и пошел вниз самолет, атаковавший Степанова. Напряжение боя росло. Еще были следы сбитых вражеских самолетов. Один из них сбит мною. Первые победы вдохновили меня, вдохнули свежие силы, и я продолжал изнурительный бой.

Вдруг я увидел неуправляемый самолет ведущего нашей группы, которого атаковали сразу несколько «мессеров». Задымил и фашист, теряя высоту. Через несколько секунд, не свернув с курса, столкнулись наш и вражеский самолеты. Прочертив последнее пике, они ушли в морскую пучину в районе Цемесской бухты. Острой болью отозвалась гибель нашего боевого командира. В этом бою четыре наших самолета упало в море.

Нас осталось двое. Еще десять вражеских истребителей пришло на подкрепление своей группе. На одной радиоволне с нами работала какая-то немецкая радиостанция. Выкрики и непонятные команды врывались в наушники, мешая нам вести бой.

Этот бой наблюдал командир соседнего истребительного авиаполка, который базировался на геленджикском аэродроме.

— Трудно ребятам, — подумал он, — выйдут ли живыми из этой карусели? Как им помочь? Почти все самолеты на ремонте...

Не отрываясь от серебристых точек в небе негромко сказал:

— Инженера ко мне!

— Инженера к командиру полка! — разнеслось по стоянке. Подбежал инженер, козырнул.

— Сколько? — спросил полковник.

— Шесть.

Удовлетворенный ответом, он кивнул и, надев шлемофон, назвал по фамилиям пять летчиков. Спустя несколько минут шесть истребителей во главе с командиром полка взмыли в воздух. Заметив их, хотелось сказать: «Спасибо, друзья, за подмогу!», но в наушниках раздался резкий лающий голос. Разобрать смог только одно слово «Ахтунг!»

Мгновенно оглянулся и увидел, как вспыхнул ястребок моего ведомого Василия Евдокимова.

— Вася, прыгай! — крикнул я вдогонку охваченному пламенем самолету. Летчик вывалился комом из кабины, падая в стороне от горящего самолета и пропал с поля зрения. Не хватило мгновения, чтобы проследить за другом. А минуту спустя, я с близкой дистанции сбил третьего врага, всадив в него из пушки последние снаряды. Дальше пришлось имитировать бой. Одному стало совсем плохо. Бьют со всех сторон, и не знаешь, какая очередь будет для тебя последней.

«Прорваться бы к взлетевшей группе», — только успел я подумать, как очередь немецкого аса полоснула по моему самолету. В кабину ворвались горячая вода и пар, обожгло лицо. Машинально закрыл лицо руками. Определил сразу: пробит водяной радиатор. Самолет сорвался в штопор. Падал вместе с самолетом. За мной никто не гнался. Белый след, оставляемый «яком» успокоил фашистов. Они, видимо, считали, что не стоит преследовать самолет, обреченный на гибель, да еще над водой.

Я не думал тогда о парашюте. Безмолвное, огромное море как-то пугало. Сколько можно продержаться на воде в одежде и сапогах? Минуту или полчаса? В детстве я неплохо плавал дома на Каспии. Конечно, меня будут искать... Но трудно разыскать человека — маленькую точку в необъятном морском пространстве. Я решил не прыгать, хотя высота полета позволяла покинуть кабину. Самолет я вывел из штопора. В пятистах метрах подо мной блестками играло море. Лететь над ним на подбитой машине было жутковато. Но тут же увидел берег и расположенный на нем геленджикский аэродром, посадочную полосу с выложенным на ней посадочным знаком «Т». Я направил самолет вдоль берега, спланировал и коснулся колесами земли. Самолет резко подпрыгнул на пробеге — тормоза не работали. Когда кончилось летное поле, самолет беспомощно развернулся, едва не врезавшись в пустой капонир. «Видимо, поговорка «родился в сорочке» относится ко мне» — подумал я.

Очень удивился, когда один из встречающих прыгнул на плоскость и, приложив руку к пилотке, в недоумении замер. Вместо полковника в кабине истребителя сидел «желторотый птенец» в мокрой от пота гимнастерке, раскрасневшийся от проведенного боя. Подвел одинаковый номер на фюзеляже истребителя. Геленджикцы приняли меня за своего командира полка.

— Ты откуда, браток? — спросил летчик в морском кителе.

— Оттуда... — устало кивнул головой вверх. Я заметил, что все окружающие были в морской форме. Догадался: здесь расположена морская летная часть. Вылез из кабины и спросил:

— Ребята, можно у вас подлатать самолет? Инженер полка, недавно докладывавший командиру о готовности к полету последних шести самолетов, подошел к моей машине.

— Почему же нельзя? Подлатаем, заштопаем...

Ведя меня на командный пункт, летчики шутили:

— Как, выдержали поджилки в бою? Не полопались?

Я понимал, что они шутят по-дружески, принимая меня за новичка, и вместе с тем стремились к тому, чтобы я почувствовал себя «как дома». В действительности я и был новичком на войне, но в этом бою я сбил трех фашистов. Из всей нашей шестерки я один совершил посадку на аэродроме. Четверо моих товарищей погибли, судьба Евдокимова неизвестна. Радость моей победы заглушала острая боль — на моих глазах погибли товарищи.

Летчики-моряки не допускали мысли о том, что их старый, опытный командир полка мог погибнуть. Они ждали его возвращения. К несчастью, этот бой принес летчикам-морякам тяжелые потери. В неравном бою был сбит командир полка. Вместе с обломками самолета он упал в море. Погиб мастер воздушного боя, не знавший поражений в небе Испании, на Халхин-Голе и в войне с белофиннами. Люди в полку ходили с поникшими головами и молча делали свое дело.

С нетерпением ждал я пока отремонтируют мой самолет. Томило безделие. Слышно было, как бьет вражеская артиллерия. Смотрел на воды Черного моря и вспоминал свой Каспий, такой же огромный. Вспоминал родной Дагестан. Мысли о доме немного оттеснили недавно пережитое.

Когда в 1938 году шли бои у озера Хасан на Дальнем Востоке, я проходил военную службу в городе Орджоникидзе. Мои родители — Николай Васильевич и Екатерина Петровна написали мне: «...А если настанет грозный час, вы, два брата, сыны наши и сыны нашей счастливой Родины станете грудью на защиту нашей счастливой и радостной жизни».

Теперь этот час настал. Узнав, что я еду на фронт, мать мне писала: «Береги себя, Шура...»

Мать, наверно, хранит и перечитывает мое письмо, написанное перед отъездом на фронт. Чтобы успокоить ее, я написал: «Еду на фронт. Обо мне не беспокойтесь. Вернусь героем...»

Теперь письмо к родным казалось мне хвастовством мальчишки. В боях погибали опытные и храбрые командиры. Один из них погиб сегодня, выручая меня. Я обязан драться, мстить за павших сегодня товарищей, сбивать врагов сегодня, завтра, послезавтра, до тех пор, пока руки держат штурвал, пока враг не будет уничтожен.

Пошел на аэродром. Один из летчиков с гвардейским значком и орденом Красного Знамени сказал:

— Оставайся у нас, лейтенант. Через два дня вместе поедем получать новые истребители.

— Нет, — отвечаю, — вернусь в свой полк.

— Тебя уже не ждут. Вся наша шестерка на наших глазах... И наш командир тоже с последней группой. Никто не вернулся... Ну как, остаешься?

— Нет, ребята, не могу...

К вечеру мой самолет отремонтировали.

— Дырок много наделали. Пробиты водяные трубы, перебиты тормозные трубки, изрешечены плоскости, — сказал инженер, когда я спросил его о повреждениях. — Залатали. Тебе повезло — аэродром наш близко оказался.

Я сел в кабину, запустил мотор, опробовал его на средних и больших оборотах.

— Порядок!

Махнул ладонями в стороны, что означало:

«Убрать колодки!» Инженер забеспокоился. Нельзя без разрешения выпускать в воздух самолет, тем более, что надвигались сумерки. Запрыгнув на плоскость, он прокричал:

— Зачем?

— Тормоза! Опробую тормоза!

Самолет, освобожденный от колодок, легко покатился по аэродрому. Захватило дух от неожиданного решения. Я дал полный газ. Земля все быстрее и быстрее мчалась навстречу. Оторвался от земли и взмыл вверх. Мелькнула под крылом окраина аэродрома, затем показалось море. Солнце садилось в багровые облака.

Первая мысль — лететь домой, в свой полк. Но хотелось проститься с моряками. Развернул самолет и, на снижении набирая скорость, приблизился к аэродрому. Я знал, что летчики поймут меня и простят за самовольный вылет. Нос ястребка приподнялся и самолет трижды плавно перевернулся вокруг своей оси — сделал тройную восходящую бочку. Набрал высоту и улетел.

Море затягивала вечерняя дымка. Далекая черта горизонта потускнела. Слева по курсу самолета зажглась первая звездочка. Внизу знакомые очертания аэродрома. Посадочный знак. Подумал, что на земле возвращения летчиков ждут до темноты, когда даже прошли все сроки.

Зашел на посадку. Сел. Зарулил на свою стоянку. Подбежал Виктор Соснин, стиснул меня до хруста костей.

— Саша, ты ранен?

— Чудом уцелел и не ранен, — ответил я. Механик самолета старшина Бондаренко, поздравив с возвращением, начал осмотр самолета. Подбежали летчики — лейтенант Боровский, капитан Тимошенко и другие. После радостных приветствий сразу замолчали. Я понял их немой вопрос: «А где остальные?»

После доклада командованию полка, идя с ребятами с аэродрома, рассказывал подробности. Летчики плотно окружили меня, словно боялись потерять чудом уцелевшего товарища.

В конце апреля 12 самолетов первой авиаэскадрильи вылетели в район станции Крымской. Восемь самолетов ударной группы вел старший лейтенант В. Быков, четыре самолета группы прикрытия возглавлял старший лейтенант В. Сувиров. В заданном районе встретили около ста Ю-88 под прикрытием более полусотни Ме-109. Ударная группа с ходу атаковала «юнкерсы» и сразу же сбила два из них. После выхода из атаки на них набросились двадцать «мессершмиттов». Завязался упорный бой. На помощь пришла группа прикрытия и сбила два Ме-109. В течение боя летчики ударной группы сбили еще два Ю-88 и три Ме-109.

Противник наращивал силы. Появились еще бомбардировщики. Подоспели и наши истребители, и бой разгорелся с еще большим ожесточением.

Сувиров и его ведомый Барабанов оказались в верхнем ярусе на высоте более 5000 метров. Они подожгли несколько «мессеров», но проследить их падение не удалось, так как их беспрерывно атаковали вражеские самолеты. По радиосвязи наши летчики своевременно предупреждали друг друга об опасности и при необходимости шли на выручку.

Трудно было точно сосчитать количество сбитых в том бою вражеских самолетов. Пять «мессершмиттов» упало в расположении наших войск, сбито четыре «юнкерса», несколько упало за линией фронта.

Виктор Иванович Сувиров был опытным летчиком. Первое боевое крещение он получил в битвах у Халхин-Гола. Он родился в 1919 году в Рязанской области. Отец, Иван Сергеевич, был активным участником Октябрьской революции и одним из первых руководителей партийной организации. Он умер в 1921 году. Мать осталась с пятью малолетними детьми.

В 1928 году переехали в Москву. Там в 1934 году Виктор окончил семилетку и поступил в школу ФЗУ при заводе «Красный пролетарий». Работал и учился в аэроклубе, который окончил в 1937 году. Взлетев в небо, больше не представлял себе жизни без него. В 1938 году окончил Борисоглебскую школу летчиков-истребителей. В том же году младший лейтенант Сувиров начал свою службу на Дальнем Востоке в 47-м истребительном авиационном полку.

В июле 1939 года эскадрилья летчиков-добровольцев под командованием майора Попова прибыла в Монголию. В их числе был Виктор Сувиров.

Там, у реки Халхин-Гол велись тяжелые воздушные бои, в которых с обеих сторон участвовало до 100–150 самолетов.

В начале августа эскадрилья в составе 18 самолетов шестью звеньями вылетела на прикрытие наших наземных войск. В районе прикрытия вступили в бой с двумя десятками японских И-96. В ходе боя порядок наших звеньев рассыпался и в трудной обстановке наши летчики оказывали помощь друг другу.

Находясь на высоте 1000 метров, Сувиров заметил, что внизу, почти на бреющем полете И-96 заходит в хвост нашему самолету. Он мгновенно бросился на выручку. Сделав полупереворот и с пикированием под углом 40–50 градусов разогнал скорость «ишачка» до 550 километров, приблизился к японцу на 50 метров, дал длинную очередь и поджег его. Летчик выпрыгнул с парашютом, приземлился в районе наших войск и взят в плен.

Сувиров снова пристроился к своим и продолжал бой. Он продолжался около сорока минут. Летчики эскадрильи сбили шесть самолетов.

Виктор оценил прекрасные данные нашего истребителя И-16, понял на что способен «ишачок», управляемый хорошим летчиком.

Вечером подводились итоги боевого дня и здесь Виктор узнал, что самолет, который пытался сбить японец, пилотировал капитан Филиппов.

— Спасибо, Витя, за то, что спас мне жизнь, — сказал Филиппов и трижды по русскому обычаю поцеловал Сувирова.

Эта похвала заслуженного летчика была его первой наградой. В дальнейшем в воздушных боях капитан Филиппов всегда был рядом с Сувировым.

15 самолетов под командованием заместителя командира авиаэскадрильи старшего лейтенанта Мырмылова прикрывали наземные войска. На высоте 2000 метров внезапно со стороны солнца были атакованы двадцатью японскими И-95. Один наш самолет был подбит. Летчик удачно приземлился в расположении наших войск. Наши летчики сумели оценить обстановку и инициатива скоро перешла к ним. Бой длился 20 минут. Почти вся группа японских самолетов была уничтожена, сбито 18 самолетов И-95, одного из них в групповом бою сбил Сувиров. Только двум японцам удалось незаметно уйти от наших истребителей.

Сувиров совершил только 10 боевых вылетов, но результаты были внушительными. Он сбил лично два И-96 и в группе один И-95. Так началась боевая биография будущего героя.

После событий в районе реки Халхин-Гол он снова служил в Приморье, в 5 истребительном авиаполку, вначале командиром звена, затем заместителем командира авиаэскадрильи. В конце 1942 года ему присвоено звание старшего лейтенанта и был назначен на должность командира авиаэскадрильи.

Летный состав эскадрильи был направлен в Новосибирск и вошел в состав 15-го истребительного авиаполка.

6-го мая с командного пункта дивизии передали: «Группа самолетов противника направляется к станице Крымская. Перехватить «юнкерсы», не дать им сбросить бомбы на наши войска».

С аэродрома Новотитаровская поднялась восьмерка «яков» и, набрав высоту, скрылась на западе. Вел группу командир полка майор Н. В. Исаков. За линией фронта погода была безоблачной. Вражеских самолетов не видно. Вдруг в наушниках раздался голос командира полка:

— Орлы, под нами... лапотники! В атаку!

Десять Ю-87 шли четким строем «клин». Истребители вошли в пике. Старший лейтенант Л. Слизень направил свой самолет на ведущего первой тройки. Его надежно прикрывал младший лейтенант Николай Шошин. Огненные трассы прошили бомбардировщик, он вспыхнул, пошел к земле и взорвался. Смело действовали и другие летчики.

В течение двух дней на Северо-Кавказском фронте звено Александра Бастрикова уничтожило всю итало-фашистскую авиацию, которую Муссолини послал на помощь Гитлеру.

Бастрикову была поставлена задача: с 13 до 14 часов четверкой самолетов Як-7б прикрывать наши наземные войска в районе станицы Крымской. Бастриков повел звено вглубь территории противника в 20 километрах от линии фронта. Вскоре радиостанция наведения передала приказ атаковать идущих на малой высоте в 25 километрах юго-западнее Крымской истребители-штурмовики «капрони».

Наши истребители обнаружили «капрони» уже в 5 километрах от Крымской, их было двенадцать. Четверка «яков» Навязала бой. Он длился не более 6–7 минут. За это время было уничтожено в воздухе одиннадцать «капрони». Звено вернулось на аэродром без потерь. Когда Бастриков доложил командиру полка результаты боя, они показались невероятными. Четверка «яков» уничтожила почти всю группу противника. Исаков сам полетел в район действий, лично убедился в результатах и дал письменное подтверждение на сбитые самолеты.

9 мая в то же время и в том же районе звено Бастрикова перехватило и уничтожило полностью такую же группу самолетов «капрони».

Вечером в полк приехал командующий 4-й воздушной армией К. А. Вершинин. Он высказал свое восхищение, благодарил летчиков за этот подвиг и наградил Бастрикова орденом Александра Невского, остальных летчиков — орденами Отечественной войны 1-й степени. Командующий приказал командиру полка представить всех четырех летчиков еще к награждению орденами Красного Знамени.

Так было покончено с итало-фашистской авиацией на Северо-Кавказском фронте.

В истории боевой работы летного состава немало примеров взаимной выручки. До прихода в наш полк Владимир Меркулов служил в 43-м истребительном авиаполку, также входившем в состав 278 авиадивизии.

8 мая, патрулируя над полем боя в составе четверки на самолетах Як-1 заметили группу бомбардировщиков, намеревавшихся сбросить бомбы на наши войска. Четверка ринулась на врага. С первой атаки запылали четыре «юнкерса». Летчик Спартак Маковский погнался за отставшим от группы самолетом противника. Догнал его, нажал на гашетку, но выстрела не последовало — кончились боеприпасы. Тогда он пошел на таран. При ударе самолет Маковского был сильно поврежден, отлетела часть крыла (на один метр), летчик получил ранение.

Фашисты, увидев гибель своего самолета, устремились к Маковскому. Четыре «мессера» решили расправиться с ним. Меркулов заградительным огнем из пушки и пулеметов отогнал врагов, спас жизнь другу и командиру. Летчики охраняли самолет Маковского до самой посадки, которую он благополучно совершил.

На наш аэродром прилетел командир дивизии полковник Лисин. Перед строем летного состава комдив рассказывал о сложившейся на фронте обстановке. Говорил он с паузами, временами по привычке, выработавшейся с годами, поглядывал в небо. Для нас В. Т. Лисин был идеалом, которому хотелось подражать во всем — в разговоре, походке, полетах. Он как-то по-особенному прищуривался, наблюдая за взлетевшими самолетами. Его боевая биография вызывала восхищение. Над карманом его серой коверкотовой гимнастерки алели два ордена Красного Знамени за бои с фашистами в небе Испании.

Полковника мы считали своим, ибо он командовал нашим полком до того как стал командиром дивизии. Перейдя на новую должность, он не забывал своих однополчан. Он знал каждого летчика, со многими летал, проверяя технику пилотирования, готовил их к боевой работе. Гибель его любимцев — комэска Степанова и штурмана Кукушкина тяжелым грузом легла на душу.

— Перед дивизией поставлена боевая задача: прикрытие бомбардировщиков Пе-2, — сказал полковник.

Комдив с горечью говорил о том, что недавно «мессершмитты» сбили три наших бомбардировщика, на которых летали девушки.

В нашем небе, над нашей землей нельзя этого допускать.

— Кто полетит в первой группе? Два шага вперед!

Из строя вышел старший лейтенант Л. Н. Слизень. Его спокойное, простое и открытое лицо сразу располагало к себе. От него исходила спокойная уверенная сила. О таких говорят: «На него всегда можно положиться». Рядом с ним стал старший лейтенант В. И. Сувиров, черноглазый и смуглый, с густой черной шевелюрой. Когда ребята в шутку спрашивали почему он такой черный, Виктор отвечал: «Черный хлеб люблю, особенно корочки подгорелые». Я стал в строй вместе со своим тезкой Сашей Бастриковым.

Нам предстояло сопровождать на боевое задание двухмоторные пикирующие бомбардировщики, на которых летали женщины из полка имени Героя Советского Союза Марины Расковой. Боевые дела этого полка высоко ценились. Он входил в состав резерва ставки Верховного Главнокомандования. Ему поручались наиболее ответственные задания на фронтах Великой Отечественной войны.

— Если вы потеряете хоть одну из девчат, — сказал комдив, — лучше не возвращайтесь!

Летчики улыбнулись. Командир дивизии бил на мужское самолюбие. Я знал, что Пе-2 — сложная машина. На Кубани, куда немцы бросили большие отборные силы истребителей, очень трудно приходилось нашим бомбардировщикам и истребителям. Каково же было этим девушкам! Ведь многие из них стали летчицами совсем недавно. Три самолета сбили. Отвлеченно еще можно себе представить; сбили «пешку» (так мы называли самолет Пе-2). Но в экипаже — летчица, штурман и стрелок-радист. Их атакует враг на «мессершмитте» и всех убивает. Не укладывалось в голове. Была бы моя воля, сам полетел бы на штурмовку артиллерийских батарей врага, чтобы девушки не рисковали. Однако и любопытство подмывало увидеть на выполнении боевого задания этих героинь. Да и не только на задании... Ведь мы были молоды.

Вылет проходил успешно. Пе-2 работали над целью, а мы их зорко охраняли. Нам даже хотелось встретить и сбить врага на глазах у них, чтобы заслужить в награду улыбку отважной девушки.

Показалась шестерка «мессеров», но нам нельзя было бросить своих подопечных и гнаться за ними. Они могли служить приманкой, отвлечь нас от прикрытия бомбардировщиков, чтобы другая группа врагов набросилась на них. Нападать на нас фрицы не решились.

Возвращались бомбардировщики без потерь плотным строем. Показался аэродром.

— До нового полета, девчата! До встречи на земле! Прием...

— Спасибо, ребята! — сдержанно отвечали девушки.

Я крутнул излюбленную фигуру — тройную бочку. Потом с переворота наблюдаю за ребятами. Те тоже «удивляют свет» и покачивают крыльями на прощанье:

— До свиданья, девушки!

Еще не раз мы сопровождали на боевые задания самолеты этого полка и всегда с честью справлялись с этой задачей.

В знойные дни, когда кончалась боевая работа, идти в землянку не хотелось. Однажды, растянувшись на густой траве, вспомнил родителей, родные места Дагестана. Это совсем рядом. А в письмах не мог даже намекнуть, что нахожусь на Кавказе.

Я родился в селе Урожайном Ставропольского края. В 1920 году с родителями переехал в Махачкалу. Окончил индустриальный техникум, работал слесарем, автомехаником, но больше увлекла работа шофера. Любил быструю езду по дорогам Дагестана, любил машины. На машине Газ-А, одной из первых, в стране легковых автомашин, я наездил многие тысячи километров. В совершенстве овладев вождением машины, стал шофером 1-го класса. В местной печати появилась заметка — меня называли в числе лучших шоферов Дагестана. На машине я тогда возил начальника Управления народно-хозяйственного учета при Центральном комитете Дагестана.

Проезжая по дорогам, любовался удивительной природой. Меня очаровывали глубокие долины и горные вершины, сверкающие белизной вечных снегов, с густыми лесами на склонах. В лесах много диких животных. Прибрежные равнины и низменности, озера и стремительные горные реки, которые в период весенних половодий выносят в поймы огромные камни. Изумляли искусно созданные природой огромные плато. С Каспийским морем я просто сроднился. С детства использовал любую возможность окунуться в его ласковые воды. Мать знала, что искать меня при необходимости нужно только на море.

В командировках мой начальник уходил по своим делам, а я рассматривал остатки старинных крепостей, оборонительных сооружений, башни, древние могилы и слушал легенды жителей гор.

Рассказывали о Шамиле. Когда царские солдаты преследовали его, он был прижат к узкому ущелью. Казалось, вот-вот его схватят, но Шамиль расправил полы своей бурки и, как на крыльях, перелетел через ущелье. Перелетел как орел.

Я часто наблюдал полет горных орлов, взмахи их могучих крыльев и позавидовал этой птице. Я быстро мчался на автомашине, но моя машина, увы, не летала. Слышал, что существуют аэропланы, но представления о них не имел. Желание стать летчиком овладело мною лишь тогда, когда впервые увидел самолет.

В армию призвали в 1936 году. Перед уходом на призывной пункт ехал в открытой машине по берегу моря. Каспий наш вылизал песчаный бережок, как дорожку бетонную. Ехал ночью и не заметил натянутого с баржи троса. Хлестнуло по глазам... Год пропал. Лишь осенью 1937 года взяли в армию. В военкомате отобрали нас пятнадцать шоферов и отправили в город Орджоникидзе в горнострелковую дивизию. В городе нас остригли, помыли в бане, выдали обмундирование и ботинки с обмотками. А потом каждому вручили... Думаете, новенькие автомашины? Нет, по паре коней и подводе. Утром слышу команду старшего по конюшне:

— Красноармеец Ситковский, ко мне!

Подбегаю.

— Запрягай Красавочку, возить навоз будем.

Стало как-то не по себе. Орджоникидзе красивый город, на улицах девушки. Увидят меня с навозом.

Из задумчивости вывел старшина:

— Что, наряд на кухню хочешь заработать?

Пошел запрягать Красавку. Не лезет хомут на голову лошади. Красавка мотает головой: мол, не так, а как — не пойму. Ребята реплики бросают:

— Хомут салом смажь...

— Выбери хомут побольше, этот мал. Стал примерять другой хомут. Еще больше хохочут. Прибежал старшина, кричит:

— Что за цирк устроили?

Понял, что надо мной смеются, и сказал:

— Где же ты рос, кавказец? Лошади что ли не видел? Говорили: «Джигиты из Дагестана», а он седла от телеги не отличит. Хомут тебе, братец, не сапоги...

Взял старшина хомут, повернул и надел Красавке. И прочь с конюшни. А мне хочется крикнуть вдогонку: «А как же лошадь к телеге поставить? Оглобли мешают». Бросил Красавку, взял оглобли руками и покатил телегу к лошади. Только конюхи теперь от смеха слезы рукавами растирают. Наконец запряг и поехал. Только бы, думаю, в ворота попасть. Половинки их открыты вовнутрь. Пока тянул вожжи то туда, то сюда, половинка ворот между оглоблей и колесом оказалась. А ребята донимают:

— Ворота передвинь... чуть правее. Слез, оттащил подводу назад и выехал.

Нашей команде предстояло обслуживать штаб дивизии, куда входило звено связи — самолеты У-2. Однажды приехал к нам командир звена связи лейтенант Зазулинский. Синий френч, фуражка с «крабом», в петлицах кубики — мечта, а не форма. Построил нас шоферов-конюхов и стал расспрашивать. Понял — подбирает шофера на полуторку, возившую на аэродром летчиков. Я был водителем первого класса и выбор пал на меня. На другой день выдал мне старшина сапоги, шинель и гимнастерку с голубыми петлицами. Стал ездить на автомашине.

На аэродроме увидел самолеты. В свободное время бежал к самолетам, предлагая техникам свои услуги. Стал помогать готовить машину к полетам. Вначале, правда, больше приходилось орудовать тряпкой: то самолет мыть, то ленты-расчалки, соединяющие крылья самолета. А сам все присматриваюсь да расспрашиваю: «Это что? А это для чего?»

Еду однажды с лейтенантом на аэродром, а он мне говорит:

— Научи ездить! Я ему в тон:

— Научи летать! Рассмеялся лейтенант:

— Согласен.

Сдержал свое слово Зазулинский. Стал иногда брать меня в воздух. Когда впервые поднялся — дух захватило. Вспомнил парящего орла. Значит — человеку все доступно, даже летать. Зазулинский стал летчиком, и я им могу стать. Так окончательно созрело решение стать летчиком. Это моя цель. Но для этого нужно поступить учиться. А пока довольствовался полетами с командиром звена. Конечно, и он садился за руль машины.

Я не раз с благодарностью вспоминал И. П. Зазулинского, благодаря которому я впервые поднялся в небо. Несколько десятилетий я ничего о нем не знал. Но вот, пару лет тому назад прочел в книге «Бессмертные подвиги» о том, что капитан И. П. Зазулинский 28 августа 1942 года под Сталинградом направил свой горящий штурмовик на скопление вражеских танков. Так геройски погиб человек, познакомивший меня с небом.

Однажды стоял я часовым у ангара. Появился в небе серебристый двухмоторный красавец. Сделал круг и пошел на посадку. Сел, зарулил к ангару, а я любуюсь им. Вот это самолет! Потом я узнал, что это СБ — скоростной бомбардировщик. Вылез на плоскость летчик, снял парашют, и я остолбенел. В петлицах у него алеет ромбик, а на груди ордена Ленина и Красного Знамени. Сам молодой, красивый. Оказалось, депутат Верховного Совета СССР, воевал в Испании.

Эта встреча круто повернула мою жизнь. Еле дождался смены. Отпросился у старшины и побежал в аэроклуб, находившийся недалеко. Прочел начальник аэроклуба мое заявление и говорит:

— Вы, товарищ Ситковский, военнослужащий срочной службы. Принять не можем.

Не мог я смириться с таким ответом. Написал в Москву, в Центральный совет Осовиахима. Писал, что не могу жить без авиации, а в аэроклуб не берут. Пришел ответ: «Зачислить!»

С тех пор я перестал замечать, как наступает смена дня и ночи. Вставал до рассвета и бегал на аэродром. После полета с инструктором бежал к себе в часть, чтобы успеть к общему подъему и на построение. Так и бегал, пока не окончил аэроклуб.

Успешно сдал комиссии Наркомата обороны зачеты по теории и летной практике. Представители Качинской летной школы отобрали ребят для учебы в военном училище. В списках была и моя фамилия. Но в части все командиры, как сговорились; «Никуда не поедешь. Дослужи срочную — два года, а потом иди куда хочешь». Решил обратиться к командиру дивизии.

— Направьте меня в летную школу. Хочу летать, не мыслю больше жизни без полетов, хочу на всю жизнь в армию.

Выслушал он меня, позвал кого-то из отдела кадров и говорит:

— Оформите младшему помкомвзвода документы, пусть едет.

Я стал курсантом Качинской военной школы летчиков.

Учеба давалась мне легко. Упорно добивался совершенства в полетах, ни о чем больше думать не мог. Программу обучения закончил за один год вместо полутора. Оставшиеся полгода, ожидая выпуска, выполнял обязанности старшины отряда.

В конце 1940 года после окончания Качинской военной авиашколы в числе пятнадцати выпускников получил назначение на Дальний Восток. Перед отъездом нашли на карте место нашего назначения — село Осиновка Уссурийской области Приморского края.

В Осиновке нас встретил командир звена Сувиров Виктор Иванович. С ним вместе я потом прошел весь боевой путь в Великой Отечественной войне.

Прошедшие полеты и воздушные бои наводили на размышления. Под Новороссийском я впервые столкнулся с мощной техникой врага. Но ясно было и то, что фашисты не такие уж храбрые вояки, как растрезвонили о себе на весь мир. Они действовали хитростью и численным превосходством. А наши летчики вступали в бой с любым количеством «мессершмиттов» и «фоккевульфов», смело шли на таран.

В действующие полки пришла молодежь, только окончившая летные школы. Ей нужно было сразу постичь азбуку войны. На фронте некогда присматриваться. Давали самолет, прикрепляли к более опытному напарнику и быстро вводили в строй.

В тот период начались упорные, небывалые еще в истории Великой Отечественной войны бои за господство в воздухе. Предпринятое немцами наступление в районе Новороссийска захлебнулось из-за больших потерь в авиации. Пристально следя за изменением обстановки на поле боя, слушая оперативные сводки, мы понимали, что наступление фашистов под Новороссийском сорвано. Но враг был еще сильным. А когда 29 апреля началось наступление наших войск в районе станицы Крымской, воздушные схватки достигли огромного накала. Они не прекращались, шли часами над передним краем. С каждой стороны участвовало по 30–50 самолетов и подчас невозможно было определить, когда кончался один бой и начинался другой. Все новые и новые группы истребителей подходили и вступали в схватку.

Только за этот один день сражений под Крымской было проведено 42 воздушных боя. И небо Кубани стало свидетелем необычайной победы — 75 самолетов противника уничтожили советские летчики от рассвета до заката.

Бои над Крымской продолжались. Каждый день мы проводили с летчиками разбор полетов и воздушных боев, по горячим следам выявляли наиболее успешные действия и приемы поражения врага. Тактика истребительной авиации, разработанная для наших Военно-Воздушных Сил еще на основе боев с белофиннами и японскими милитаристами, явно устарела. Опыт воздушных боев под Москвой и Сталинградом в период Великой Отечественной войны еще не стал достоянием молодежи, пополнившей полки действующей армии.

В тот период тяжелых, упорных боев рождались новые тактические приемы и способы уничтожения самолетов противника, совершенствовалось мастерство ведения групповых боев, слетанность пар и групп истребителей. Именно тогда появилась «кубанская этажерка» — боевой порядок группы истребителей, эшелонированной по высоте, позволяющий каждому «этажу» использовать свое выгодное положение для удара по врагу.

Наши скоростные истребители «яковлевы» и «лавочкины», поступившие на вооружение в действующую армию, дали возможность нашим летчикам перейти в воздушном бою с оборонительных горизонтальных фигур на вертикальные — эффективный наступательный маневр в вертикальной плоскости.

Летчики наших частей восприняли и применяли ставшую тогда знаменитой формулу известного летчика-истребителя, будущего трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина — «Высота — скорость — маневр — огонь». Война диктовала: «Новое надо быстро перенять и применить на практике. Не заметить его рождение — значит завтра быть побежденным. Нет опыта — нет и летчика».

Бои на Кубани были для меня первыми в моей боевой биографии. Они были тяжелыми, многочасовыми и изнурительными. Казалось, стоит выдержать 10–20 таких боев с немецкими асами и мне станут полностью ясны их тактика и приемы. Мы были молодыми, сильными, а ненависть к захватчикам заставляла нас драться упорно, без передышки, до победы. И если порой еще не хватало опыта, то выручали выносливость и стремление победить. Почти во всех случаях мне это приносило победу — фашистский самолет загорался. Стреляли мы длинными очередями. Правда, при этом нарушались инструкции по эксплуатации бортового вооружения. После длинной очереди стволы пулеметов «плавились» и иногда выходили из строя.

Неизвестной оставалась судьба моего ведомого Василия Евдокимова. Он покинул горящий самолет. Но жив ли?

Однажды на стоянку прибежал Соснин и крикнул:

— Саша, Василий вернулся!

Побежал навстречу, обнялись. Эти несколько дней его отсутствия показались мне вечностью, и радости моей при встрече с товарищем не было предела. На нем была чужая гимнастерка (свою обгоревшую он выбросил), не брит, глаза красные, воспаленные.

— Почему парашют долго не раскрывал? — спросил я.

— Боялся. Думал, раскрою рано, фашисты по мне очередь дадут. Потом выдернул кольцо, а вас не видно, купол заслонил. Ветром стало относить к Новороссийску. Сверху бой, внизу море, а в Новороссийске немцы. Упал на передний край, на нейтральную полосу. Наши пехотинцы вытащили меня, да к себе в окоп. А на земле еще хуже, чем в воздухе. Фашисты собрались с силами и пошли в наступление.

— А добрался как?

— Все больше на попутных. В Геленджике узнал, что вы там садились. Моряки привет передавали.

Пережив трудное испытание в воздушном бою, Василий не избегал, а наоборот, просился на самые трудные задания.

На этот раз задание выполняли во вражеском тылу. Возвращаясь, подлетали к линии фронта. Вдруг услышали голос наземной радиостанции:

—  «Соколы», «Соколы», к нашим позициям, квадрат одиннадцать, подходит большая группа Ю-87. «Соколы», атакуйте! Я — «Факел», — передавал, волнуясь, девичий голос.

Нас было двое. Посмотрел на бензиномеры. Из опустевших баков моторы высасывали последнее горючее. «Юнкерсы» я уже заметил. Передаю:

—  «Факел», у нас на исходе горючее. Через секунду мелодичный голос приказывает:

— Атакуйте немедленно! «Юнкерсы» плотным строем летели на цель. Даю команду ведомому:

— Уходи домой! Уходи домой! Атакую один.

Даже не успел оглянуться на ведомого, в прицеле появился крайний «юнкерс». Короткая очередь по мотору... Но не один, а два бомбардировщика после первой атаки вышли из строя. Один рухнул вниз, а другой, оставляя полосу дыма, повернул обратно. Догадался: второго сбил Василий. Кричу по радио:

— Уходи немедленно! Слышишь? Евдокимов выполнил приказ. Я остался один. Восемнадцать «юнкерсов» по команде развернулись и стали в оборонительный круг, в хвост друг другу. Каждый из них охранял впереди летящего. Вражеские самолеты описывали круги, приближаясь к своим позициям. Мотор моего истребителя мог остановиться в любую минуту...

С высоты я нырнул под круг, образованный вражескими самолетами. Вооружение Ю — 87 могло поражать только за пределами круга, я оказался внутри и был недосягаем. Приподняв нос самолета, я дал очередь. Один бомбардировщик загорелся. Мой самолет оказался в центре круга, по которому вращались семнадцать «юнкерсов». Я вновь устремился вниз и опять, приподняв нос самолета, дал очередь. Задымил еще один. Круг разорвался — нервы оставшихся шестнадцати не выдержали. Они рассыпались, беспорядочно сбрасывая бомбы. Я не мог их преследовать. Стремился быстрее совершить посадку на своем аэродроме. Пролетел над нашими войсками. Взволнованный голос наземной радиостанции передал:

— Спасибо, храбрый «Сокол»! А спустя минуту добавил:

— Командование благодарит за помощь. Подлетая к аэродрому, я услышал, как остановился мотор моего истребителя. Спланировал, коснулся земли, покатился, подпрыгивая. Винт не вращался: одна лопасть — вниз, две торчали, как заячьи ушки. Откатили самолет с посадочной полосы, и я пошел докладывать о выполнении боевого задания.

Выслушав доклад, командир полка майор Исаков сказал:

— От имени командования благодарю за выполнение боевого задания и за сбитые самолеты.

— Служу Советскому Союзу! — ответил я четко по-уставному.

С Исаковым Николаем Васильевичем встретился впервые на Дальнем Востоке. Вскоре после прибытия в полк я наблюдал за пилотажем маленького И-16. Летчик выполнял фигуры безукоризненно, красиво. Летал командир звена Исаков.

При распределении я попал в его звено, стал его ведомым. Летчики говорили, что он один из лучших командиров звена и летал как «молодой бог в старом небе». Он был высокого роста, широкоплеч и выглядел богатырем. Обмундирование он носил больших размеров, но все на нем выглядело ладно, красиво. Когда я представился Исакову, он сказал:

— Ознакомьтесь. Поговорим потом.

Он поспешил к самолету. И вновь меня захватила его техника пилотирования. В воздухе он просто играл самолетом. По годам мы были ровесники, но он был уже зрелым летчиком, а я — новичок.

Новички уверенно входили в строй. Летая с Исаковым, я постепенно перенимал у него «походку» в воздухе. Овладел техникой пилотирования и воздушной стрельбы.

Однажды, отстрелявшись по щиту, недалеко от мишени заметил бочки с известью. Они с высоты казались маленькими. «Попаду или нет?» — подумал я.

Спикировал, ударил и разнес бочки. Тогда в первый раз Исаков предупредил:

— Не смей хулиганить!

Прошло время. Выполняли упражнение — стрельба в воздухе по «конусу». К одному из самолетов на длинном тросе крепился «конус». По нему производилась прицельная стрельба. Это упражнение я выполнил с оценкой «отлично». После выполнения упражнения буксировщик отсоединял, сбрасывал «конус» и шел на посадку. Приходилось и мне буксировать «конус». Однажды зашел разговор о том, можно ли точно рассчитать отсоединение «конуса» и сбросить его в определенно намеченном месте. Один из летчиков доказывал, что это невозможно.

— А вот отцеплю и сброшу его тебе на голову, — сказал я.

Подзадориваемый ребятами, я решил доказать. Возвращаясь на аэродром из зоны стрельбы, я прицелился, отцепил трос и «конусом», как сачком бабочку, накрыл своего приятеля. Опять отчитал меня Исаков за воздушное хулиганство. Я не оправдывался, знал, что виноват. В дальнейшем командир звена еще не раз строго меня отчитывал за подобные проделки.

Однажды, во время учений вел «воздушный бой» над командным пунктом полка на недозволенно низкой высоте, затем на бреющем полете ушел за сопку. Те, кто наблюдал мой полет, решили, что я врезался в сопку и погиб. Учебную задачу я выполнил, но, вернувшись на аэродром невредимым, получил взыскание за то, что, как мне сказали, устроил над командным пунктом «собачью свалку». За лихачество, которое допускал не раз, и за этот случай я был исключен из кандидатов в члены партии.

Вскоре происходил разбор учений, на котором присутствовал командующий.

— Кто на И-16 вел бой над КП на низкой высоте? — спросил он.

— Младший лейтенант Ситковский, — ответил командир эскадрильи Анкудинов.

— Не младший лейтенант, а лейтенант Ситковский. В воздухе нужно уметь действовать так, как действовал он, — произнес командующий.

В партии я был восстановлен. А война была уже у нашего порога. Когда она разразилась, люди как бы возмужали, перестали думать о каких-то шалостях, стали готовить себя к боям. Летали уже на самолетах Як-1.

На фронт попали вместе. Исаков был назначен командиром полка, я — командиром звена.

После боевого вылета мой самолет был значительно поврежден. Техники работали всю ночь, но к утру так и не успели подготовить самолет. Уже зачитан состав групп, вылетающих на задание, но я в этот список не попал.

Радиостанция наведения сообщила:

— До пятидесяти «юнкерсов» идет курсом 120 градусов, высота тысяча пятьсот метров. Бомбардировщики подходят к Крымской.

Свободных самолетов в полку не было, и я решил обратиться к командиру полка.

— Разрешите лететь на вашем самолете. Там, над Крымской, нашим трудно будет.

— Разрешаю, — ответил майор, — полетите ведомым у Бастрикова.

Мог ли я после этого возвратиться, не одержав хотя бы одной полбеды?

Подлетая к переднему краю, мы поняли, что опоздали. «Юнкерсы» отбомбились. Кое-где виднелись пожары. Возле небольшой станции поднимался густой черный столб дыма. Враги не должны уйти безнаказанно. Догнать их во что бы то ни стало. Мы взяли курс на территорию, занятую врагом. Вскоре увидели одного отставшего «юнкерса» из тех, что бомбили. Приблизившись, открываю огонь по стрелку. Остался торчать вверх ствол турельной установки. Вторая очередь — по пилоту. Самолет врага врезался в землю и взорвался. Бастриков одобрительно покачал крыльями.

Но вот опять заметили врага. Навстречу летели бомбардировщики Ю-88. Заметив наши истребители, они, не дойдя до цели, стали сбрасывать бомбы и поворачивать на обратный курс. Один из них не отвернул. Он продолжал лететь, видимо, надеясь на мощь своего бортового оружия. Сближаясь на лобовых атаках, я дал очередь по одному из моторов. Еще с одним врагом было покончено.

В это время Бастриков, заметив другую группу «юнкерсов», устремился за ней. Я остался один. Огляделся и заметил, как сзади снизу меня пытался атаковать Ме-109. Я подпустил его поближе, резко развернулся на 180 градусов и пошел в лобовую атаку. Не выдержав ее, он резко развернулся, чтобы уйти вниз переворотом. Я погнался за ним, дал очередь и сбил его с первой атаки. Он упал на нашей территории и загорелся.

—  «Мессер» сбит! «Мессер» сбит! Горит на нашей территории. «Яковлев», сообщите позывной, — услышал в наушниках голос радиостанции наведения.

— Я — «Сокол» — 14, — отвечаю.

Вдруг в поле зрения попали бегущие по земле тени. Осмотрелся. Тени падали от двух «мессершмиттов», летевших выше тем же курсом. Они меня не видели и, возможно, проскочили бы мимо. Сколько же боеприпасов у меня осталось? Трудно определить. Враги летели выше меня, имея запас высоты и скорости. Я уже изрядно устал, и горючее на исходе. Но как смириться с тем, что враг безнаказанно летает над нашей землей? Набрал высоту, сделал горку и пошел в атаку. Силуэты вражеских самолетов увеличивались и росли в прицеле. В то мгновение, когда я уже был готов нажать на гашетки, мотор моего самолета «чихнул» и замер. Кончилось горючее.

— Собьют... — мелькнула мысль.

Бросил самолет в пикирование. Враги устремились вдогонку, атакуя меня с двух сторон. Вверх без мотора маневра не сделаешь. Но пока еще есть скорость. По инерции истребитель проносится над лесом. Один «мессер» открыл огонь. На плоскостях и моторе замелькали огоньки. Начал стрелять другой. Отворачивая истребитель в сторону, стараюсь выйти из зоны прицельного огня. Снаряды фашистов ложатся рядом, разрывая обшивку самолета. Одна очередь — снаряд разорвался в кабине. Что-то ударило по голове. Схватился рукой. Пальцы почувствовали мокрое. Кровь. Прыгать с парашютом? Нет! Мала высота, не успеет раскрыться. Садиться? Кругом деревья, лес. Садясь на лес, был уверен, что произойдет самое страшное... И вдруг... деревья, словно солдаты в строю, подровнялись и, как по команде, отступили шеренгами в разные стороны, расколов строй надвое. Длинная просека распахнула свой коридор, чтобы принять израненный «як».

Самолет скользил вдоль просеки, гася скорость и приближаясь к земле. Он тяжело коснулся фюзеляжем ее поверхности и, прочертив полосу, беспомощно остановился, раскинув пробитые крылья.

«Мессершмитты» проскочили вперед, развернулись, набирая высоту для повторной атаки. Не сумев сбить «яка» в воздухе, они решили расстрелять его на земле.

Выскочив из кабины, я бросился под деревья. Едва успел упасть, как услышал треск пушек. Глянул: летит земля, летят щепки от моего самолета.

Из рассеченной головы сочилась кровь, заливала глаза. Слабость медленно охватывала тело, отнимая силы. Лег навзничь, сквозь ветки устремив взгляд в небо... Вижу нацеленные в меня пушки врага. Он приближается все ближе и ближе, пикируя. Высота уменьшается. И вдруг тонкий, протяжный вой заглушил все звуки. Земля, как гигантский магнит, притягивала его. Я понял: сейчас конец «мессеру». Вражеский истребитель скрылся за ветвями и, ударившись о землю, взорвался. Второй «мессершмитт», увидев гибель напарника, отвернул в сторону и скрылся из вида.

Покачиваясь от слабости, я сделал несколько шагов к своему разбитому самолету. По просеке двигалась колонна пехотинцев. Замыкал ее молоденький солдат невысокого роста, несший на себе трофейный пулемет. Увидев меня, кто-то из них крикнул:

— Братцы, наш летчик живой!

Подбежали ко мне, рассказали, как все произошло. Оказывается, «мессер» врезался в лес не по оплошности вражеского пилота. Пока «мессершмитты» делали первый заход, солдат положил на пень сошки пулемета и приготовился к стрельбе. Когда «мессершмитт» стал пикировать вторично, подставив «брюхо», солдат взял упреждение и выпустил длинную очередь.

Солдаты радовались неожиданной развязке с вражеским самолетом, с восторгом смотрели на своего товарища. Кто-то громко кричал «Ура!» и выпустил в воздух очередь из автомата. От потери крови у меня кружилась голова, и это «Ура!» уже дошло до моего сознания, как эхо. Солдаты подхватили меня на руки и понесли.

— Парашют возьмите... и часы с самолета, — только сумел сказать.

Небо в моих глазах покачнулось, потемнело. Я потерял сознание. Очнулся в медсанбате — обыкновенном дощатом бараке. На полу на соломе вповалку лежали бойцы. Рядом палатка — операционная. Из палатки шел запах наркоза. Оперировали тяжелораненых. После операции раненых заносили в сарай, а когда они становились транспортабельными, везли в госпиталь. Но иногда бойцы из похоронной команды, выполняя свой скорбный долг, уносили их на пустынное деревенское кладбище.

Пока врач занимался другими ранеными, я попросил у медсестры зеркало, чтобы взглянуть на рану.

— Что вы, нельзя! — сказала девушка. Врач повернулся к нам и шутливо с грузинским акцентом сказал:

— Варя, зачэм говоришь «нэльзя»? Разве нэ видишь — летчик...

Девушка протянула мне маленькое потускневшее зеркальце и успокоила:

— До свадьбы заживет, товарищ лейтенант.

Врач, осмотрев мою рану, заключил:

— Чэрэп цэл — все остальное пустяк. Скоро снова будешь лэтать.

На второй день с повязкой на голове самовольно покинул медсанбат и пешком ушел в свой полк. Голова кружилась, рана еще ныла, но сознание того, что скоро я буду среди своих товарищей, снова буду летать, придавало мне силы.

В этот период, когда я пешком добирался до полка, командование дивизии направило два самолета По-2 на розыски. Им сказали: найти Ситковского — живого или мертвого.

Вдруг неподалеку увидел совершивший посадку самолет По-2. Подошел и спрашиваю:

— Откуда самолет?

— Из дивизии, — отвечают, — разыскиваем летчика Ситковского.

— Я — Ситковский, — говорю, — полетели!

В дивизии и в полку мое возвращение вызвало большую радость, восторг: живой и в неравном бою сбил три вражеских самолета.

Почти двадцать дней ходил я с перевязанной головой, выпрашивая разрешение летать на боевые задания. Командир полка на мои просьбы то кивал на медиков, то угрожал отправить в госпиталь. Ведь рана еще не зажила и не позволяла надеть на голову шлемофон с очками.

Вскоре получен Указ о награждении меня орденом Отечественной войны 1-й степени. Мне присвоили звание старшего лейтенанта.

Владимир Меркулов не раз выручал в бою товарищей даже тогда, когда его собственной жизни угрожала опасность. Истребители 3-го авиационного корпуса прикрывали наступление наших наземных войск. Большие группы вражеских бомбардировщиков под прикрытием истребителей шли к линии фронта. Несмотря на количественное превосходство врага наши вступили в бой. Пять «юнкерсов» сбили наши летчики. Остальные, сбросив беспорядочно бомбы, ушли. В это время летчик 812-го авиаполка Иван Федоров вел неравный бой с «мессершмиттами». Когда кончились боеприпасы, Федоров таранил «мессершмитта». Вражеский летчик пошел к земле вместе с самолетом, а Федоров, раненный в голову, выпрыгнул с парашютом. «Мессершмитты» стали стрелять по нему из пулеметов. Увидев это, Меркулов стал привлекать к себе их внимание. На Меркулова набросились сбоку, со стороны хвоста и сверху. Трудно сказать чем кончились бы эти атаки, но выручили наши зенитки. Открыв огонь по «мессерам», вынудили их уйти. А Иван Федоров благополучно приземлился.

Крестьянского сына — рабочего паренька с ленинградского машиностроительного завода «Электросила» имени С. М. Кирова — манило небо. Путь в него лежал через аэроклуб. Совмещая работу с учебой, окончил успешно аэроклуб. Сильные натуры остаются верными своей мечте, слабые — отступают. Леонтий Слизень не собирался отступать. Жизнь свою без полетов не мыслил. В 1939 году после окончания Борисоглебского летного училища младший лейтенант Слизень Леонтий Николаевич был направлен на восточную границу Родины.

Все давалось ему легко — и пилотирование, и стрельбы, и учебные воздушные бои. В 1940 году его назначили командиром звена и присвоили звание лейтенанта.

На фронт уехал вместе с полком в должности заместителя командира авиаэскадрильи, а вскоре стал командиром эскадрильи. Первые победы над врагами, казалось, прибавляли ему свежие силы. Возвратившись с боевого задания, тут же снова просился в полет.

— Поостынь немного, — говорил командир полка, — потом полетишь.

На исходе дня летчики эскадрильи дежурили на старте. Мгновенно взвилась сигнальная ракета. С аэродрома взлетела восьмерка Як-7, ведомая Л. Слизенем. Набрав высоту, взяли курс на запад, в тыл врага. Миновали станицу Крымскую, дошли до Верхнебаканской. Слева в дыму виднелся Новороссийск. В воздухе не видно вражеских самолетов. В наушниках послышался голос кого-то из группы:

— Ни одного паршивого фрица не видно. Куда девались?

Группа развернулась и пошла обратным курсом. Минуты через три послышалась команда Слизеня:

—  «Соколы!» Внизу «лапотники». Атакуем вместе!

Истребители спикировали на девятку серо-грязных Ю-87, шедших строем «клин». Старший лейтенант Слизень устремился на ведущего первой тройки. Огненные трассы из пушки и пулеметов впились во вражеский бомбардировщик. Он вспыхнул, накренился и резко пошел к земле.

Ведомый Слизеня младший лейтенант Н. Шошин взял в прицел другого «юнкерса». Враг попался опытный, маневрировал, увертываясь от огня. Трассы уходили в небо, не причиняя «юнкерсу» вреда.

— Спокойно, Коля, — послышался в наушниках голос Слизеня, — подходи ближе, смелей... Бей наверняка, я прикрываю.

Шошин приблизился к бомбардировщику почти вплотную и нажал на гашетки. «Юнкерс» неуклюже перевернулся и стал быстро падать. Шесть «лапотников» сбили в этом бою наши истребители. Все вернулись невредимыми, только Леонтий Слизень получил ранение. Находясь в лазарете, узнал, что его наградили орденом Отечественной войны 1-й степени.

Леонтий Слизень был из тех летчиков, кто вступал в бой с любым количеством вражеских самолетов и во всех случаях выходил победителем. Его хладнокровие и уверенность передавались подчиненным. О беспримерных подвигах Леонтия Николаевича Слизеня я расскажу позднее.

С каждым вылетом, с каждым боем множились успехи летного состава. Пройдет время, и боевая работа многих будет удостоена высокой оценки, станет образцом в выполнении боевых заданий.

После гибели Степанова командиром авиаэскадрильи стал Бастриков Александр Михайлович. Он был родом из Нижнего Тагила. Его отца, рабочего железнодорожного депо, в 1918 году расстреляли белогвардейцы. Чтобы прокормить троих детей, мать днем стирала чужое белье, а ночью сторожила магазин.

Саша учился хорошо, имел завидную память. В 1930 году вступил в комсомол. Работал слесарем механического цеха завода имени В. В. Куйбышева. Работал хорошо, план выполнял на 170 процентов. Вскоре его портрет появился на заводской Доске почета. Освоил специальность электросварщика и в этом деле также достиг высоких результатов. Работу совмещал с учебой в горнометаллургическом техникуме и с учебой в Нижне-Тагильском аэроклубе. Аэроклуб окончил с оценкой «отлично». Осенью 1935 года по путевке горкома комсомола поступил в Оренбургскую летную школу. После ее окончания младший лейтенант Бастриков прибыл в полк, несший охрану дальневосточных границ, нашей Родины.

Когда началась война, командир звена Бастриков, как впрочем большинство летчиков, рвался на фронт. И только в 1942 году вместе с полком выехал на фронт в должности заместителя командира авиаэскадрильи.

Высокий, стройный, с изгонутыми черными бровями и копной вьющихся волос каштанового цвета, он был душевный и простой человек, правдивый и горячий в спорах, безмерно отважный в бою. К нему тянулась молодежь и старалась ему подражать.

10 мая 1943 года с командного пункта дивизии поступил приказ перехватить сорок вражеских бомбардировщиков Ю-87, летевших под прикрытием Ме-109 в направлении станицы Нижнебаканская.

Восьмерку самолетов Як-7б повел на задание Александр Бастриков. Придя в заданный район, стали внимательно смотреть. Вдруг в наушниках послышался басовитый голос Бастрикова:

— Внимание! Впереди «юнкерсы». Атакуем!

Бастриков направил самолет на ведущего группы. Атака была настолько внезапной для врага, что он не успел предпринять оборонительный маневр. После первой очереди загорелся и упал. Завязался ожесточенный бой внизу с «юнкерсами», выше с «мессершмиттами». Неплохо поработала наша восьмерка. Она сбила одиннадцать самолетов противника, три из них Бастриков.

Внезапно с высоты 2500 метров самолет Бастрикова атаковали два «мессера»-охотника. В результате молниеносной атаки невозможно было уклониться от огня противника. Один снаряд пробил защитное стекло, взорвался, и в спину летчика впились осколки. Второй снаряд попал в мотор. Самолет загорелся. Через несколько секунд Бастриков выпрыгнул с парашютом и приземлился в расположении наших войск в 400 метрах от упавшего самолета. Когда остальные самолеты этой группы приземлились на своем аэродроме, то в них трудно было сосчитать количество пробоин. Было также множество повреждений. Удивлялись, как летчики сумели на них долететь и благополучно приземлиться.

Летчики видели горящий самолет Бастрикова и его спуск на парашюте и доложили об этом командованию. На поиски Бастрикова на самолете По-2 вылетел заместитель командира полка по политчасти капитан Н. П. Родзевилло.

Приземлившись в указанном летчиками районе, Н. П. Родзевилло Бастрикова не нашел. Помог старый солдат, пасший лошадей.

— На моих глазах это было. Вот — воронка на месте упавшего самолета, а там приземлился летчик. Я его подобрал и отправил в полковой лазарет, вон на тот хутор.

Хутор находился примерно в 800 метрах от места приземления По-2 между станицами Крымской и Абинской.

Подошло еще несколько солдат. Капитан попросил их взять под охрану самолет, а сам со старым солдатом пошел в лазарет.

К этому времени из Сашиной спины медики при помощи магнита извлекли 20 мелких осколков, 4 крупных впоследствии удалили хирургическим путем. Медицинские работники помогли доставить Бастрикова к самолету, усадили в кабину, обложив подушками.

По-2 взлетел, но через 10–15 минут его заметили два Ме-109 и пошли на него в атаку. Капитан резким снижением перевел самолет на бреющий полет, прижимаясь к левому берегу реки Кубань, где был небольшой лес. Немцы открыли огонь, но попасть в самолет не могли. Когда они повторно пошли в атаку, с другой стороны на высоте 1000 метров показалась четверка наших истребителей. Испугавшись, «мессеры» развернулись и ушли на запад.

В это время личный состав полка на аэродроме Новотитаровская с волнением ожидал возвращение По-2. У места посадки уже ждала санитарная машина. Самолет окружили летчики, техники, младшие специалисты. Они на руках вынесли Бастрикова и посадили в санитарную машину. В медсанчасти аэродромного обслуживания удалили оставшиеся осколки.

Саша был в полку всеобщим любимцем. Люди всегда старались оказать ему внимание, проявляли заботу.

Вскоре Бастриков снова был в боевом строю. В мае 1943 года его приняли в ряды коммунистической партии. Одну из рекомендаций дал ему капитан Родзевилло.

26 мая 1943 года наши войска начали наступление, целью которого был прорыв «голубой линии» противника. Эскадрилье старшего лейтенанта В. И. Сувирова была поставлена задача прикрыть с воздуха наземные войска. Наземная радиостанция наведения передала:

— С запада движется до сорока бомбардировщиков противника под прикрытием истребителей. Действуйте!

Сувиров огляделся и увидел на траверзе Анапы со стороны солнца курсом на Новороссийск группами шли бомбардировщики, их прикрывали истребители. Сразу дал по радио команду своему заместителю:

— Сосегов, атакуйте бомбардировщики! Я буду драться с истребителями.

Приняв боевой порядок, наши ястребки пошли навстречу врагу. Набрав высоту пять тысяч метров, стали выбирать удобный момент для нападения. В это время группа Сосегова с ходу атаковала ведущую группу Ю-87, но при выходе из атаки на них набросились двадцать Ме-109. Над четверкой нависла опасность. Виктор Сувиров своевременно разгадал маневр врага и бросился на выручку. Четверка «Яковлевых» свалилась с высоты. Сувиров с первой атаки сбил «юнкерса». Отражая атаку на самолет Сувирова, его ведомый Михаил Барабанов сбил Ме-109. Сосегов, увидев поддержку группы прикрытия, ринулся со своей четверкой на бомбардировщиков. В результате три «юнкерса» врезались в землю.

А внизу виднелись частые огневые вспышки, там вели бои наши наземные войска.

Станция наведения передала в эфир:

— Молодцы! Восхищены храбростью!

А воздушный бой продолжался. Противник наращивал силы. Подходили новые группы бомбардировщиков и истребителей. Даже невозможно было их сосчитать.

Сувиров и Барабанов увлеклись боем и не заметили, как сзади пристроилась четверка «мессершмиттов». Они открыли огонь. Виктор вовремя отвернул самолет, а предупредить об опасности Барабанова не сумел — на самолете Барабанова загорелся умформер и отказало радио. В это время два «мессера» зашли в хвост самолету Михаила. Сувиров пытался отсечь атаку «мессеров», но было поздно. Самолет Барабанова загорелся, стал неуправляем и начал падать. Михаил сразу же перевернул самолет вверх «брюхом», отдал ручку управления от себя и вывалился из самолета. Открыл парашют. Сувиров зорко охранял ведомого, отражая атаки истребителей врага.

Дул восточный ветер. Чтоб не приземлиться на территории, занятой противником, пошел на скольжение — намотал стропы парашюта на руку и ускорил падение.

Проследив приземление ведомого, Сувиров решил отомстить врагам за сбитый самолет. В баках еще было горючее, и он направился к вражескому аэродрому в Анапе. Над аэродромом летала пара «мессершмиттов», видимо молодые летчики отрабатывали слетанность парой. Виктор приблизился, дал очередь с расстояния пятидесяти метров и сбил одного «сто девятого». Зенитки открыли огонь, но поздно.

Сувиров отомстил за сбитого друга и вернулся к группе. Ведь он командир и должен быть рядом с подчиненными, он отвечает за их действия. Сбив еще несколько вражеских машин, группа возвратилась на свой аэродром.

Барабанов приземлился на нейтральной полосе напротив позиций, занятых румынами. Выбрал воронку, опустился и сел.

— Русс, сдавайся! — кричали румыны.

— Держись! — подбадривали наши.

Вскоре подошли три наших танка. Один прикрыл боком с запада, два открыли стрельбу по вражеским окопам. Из люка выскочили танкисты. Летчика перенесли в танк. Барабанов потерял сознание. Очнулся в землянке командира стрелкового батальона, весь в бинтах, лицо намазано зеленкой. Ощутил сильную боль. Чтобы унять ее, дали выпить спирт.

К счастью, кости не были задеты. Ранены левая рука и левая нога, обгорели лицо и руки. С трудом вышел из землянки на свежий воздух. Увидел сидящего невдалеке немецкого летчика, увешанного крестами, его сбила группа Сувирова. Он нервничал, дрожал, полагая, что его расстреляют.

Ночью Барабанова увезли в госпиталь в город Краснодар. Через три дня он сбежал в полк, долечился в нашей санитарной части и снова летал на боевые задания.

Выбить немцев с Таманского полуострова, не дать им вывезти технику и войска через Керченский пролив при отступлении в Крым, отрезать немногие дороги, имеющиеся на Тамани, — эта задача возлагалась на наши наземные войска и авиацию.

В начале июня 1943 года в полк пришел приказ командира корпуса выделить летчиков-истребителей, имеющих подготовку в полетах ночью. Выделили меня и Самойлова. Семен Самойлов был из той категории летчиков, о которых говорят: «Летное чутье родилось раньше его». Мы с Самойловым служили в разных эскадрильях и на боевые задания редко летали вместе. Сейчас вспомнили давнишние полеты «вслепую» в зашторенной кабине и первые ночные полеты, которых у нас было так мало.

То, что у нас на втором году войны было очень мало истребителей, действовавших ночью, позволило фашистам в ночное время бомбить наши тылы. Эти просчеты при подготовке летнего состава, допущенные в предвоенные годы, сказывались сейчас в ходе борьбы за господство в воздухе.

Для проведения военных операций одновременно на нескольких фронтах от Кубани до Белоруссии по подавлению вражеской авиации требовалось определенное количество истребителей, могущих выполнять поставленные задачи в ночное время.

Е. Я. Савицкий гордился дальневосточниками: до войны он сам служил на Дальнем Востоке. Немногим старше своих подчиненных, молодой генерал не мог высидеть на командных пунктах. «Летная косточка» звала его в небо. Еще на подступах к Москве он сбил первые фашистские самолеты и с тех пор не упускал случая, чтобы, оставив дела на земле, слетать на задание. За ним утвердилось название: «Хозяин неба».

Черты Е. Я. Савицкого — постоянный поиск эффективных действий в боях с врагом: на земле и в воздухе был примером для летного состава. Когда в воздухе был генерал Савицкий, летчики, летавшие с ним, чувствовали себя уверенней. Это была моральная незримая поддержка. Его команды в воздухе были четкими, понятными. Ему безгранично доверяли и действовали смело, уверенные в победе.

На Таманском полуострове было сосредоточено много немецких войск, уцелевших после изгнания их с Северного Кавказа, и огромное количество техники.

Е. Я. Савицкий, как и многие авиационные командиры, не любил предисловий и «обтекаемых» решений. Он сразу сказал, что все мы, в том числе и он, будем летать в ночное время на бомбардировку и штурмовку вражеского аэродрома в Анапе.

В одном из таких налетов нашей авиации довелось участвовать и мне. Шла подготовка к боевому вылету. Генерал Савицкий подошел к карте и указал на маленький кружок у самого моря...

— По данным нашей разведки на аэродроме Анапа сейчас сосредоточено большое количество немецких самолетов. Аэродром имеет сильную зенитную оборону. Наша задача — нанести внезапный удар по стоянкам самолетов, и зенитным батареям, откроющим огонь. Вражеские истребители могут взлететь, поэтому не отрываться от строя, особенно летчикам первой ударной группы, летящим с бомбами. Вторая группа летит без бомбовой нагрузки, прикрывает первую, при необходимости принимает бой с взлетевшими «мессершмиттами», подавляет зенитный огонь, затем уничтожает на земле самолеты противника.

Генерал объяснил, как выйти на цель, выбрать объект и порядок бомбометания. Своим ведомым он назначил Семена Самойлова, меня — идти во главе группы прикрытия. Был уточнен состав групп и назначен дополнительный аэродром-подскок возле станицы Абинской. От него короче расстояние к цели.

Заботливо готовили наши техники самолеты к необычной работе — ночному бомбометанию. Вполне понятной была их озабоченность и даже тревога — им впервые придется подвешивать бомбы под крылья истребителей. Они изготовили и закрепили замки для подвески бомб. Один день ушел на подготовку и перелет на аэродром подскока.

На подскоке было тревожно. Аэродром мог быть обстрелян вражеской артиллерией. Летчики спали в землянке. Проснулся я в два часа ночи. Встал, зачерпнул кружкой воду из питьевого бачка, вышел на улицу и умылся. Сон сразу пропал. Зашел в землянку и стал одеваться для полета.

Фашисты, ценою огромных потерь забравшиеся на Кавказ, теперь мечтали об одном — выбраться отсюда. Некоторые из них сегодня на заре, сраженные осколком или пулей, останутся навсегда в неприветливо встретившей их земле, другие при отступлении с Тамани пойдут ко дну в Керченском проливе, и через несколько дней море выбросит на отмели распухшие трупы в мышиных мундирах, устилая ими путь уцелевших «завоевателей» жизненного пространства.

Район выполнения боевого задания был знаком по предыдущим вылетам. Погода благоприятствовала. На старт выруливали в темноте, ориентируясь в основном по синим огонькам выхлопных патрубков впереди взлетающих самолетов.

Взлетела первая группа — 12 самолетов, за ними 9 самолетов группы прикрытия. Пошли , по заданному курсу. В строю ведомой мною группы увидел только 8 самолетов, одного не хватало. Шла последняя минута на подходе к цели. Показалось море. Ни огонька, ни всплеска. Вдруг заметил взрывы на земле. Началось!

Вспыхнул огромный костер и красным мерцающим пламенем осветил вражеский аэродром. Видимо, одна из сброшенных бомб угодила в склад горючего. В этот момент в небе скрестились сотни трасс из зенитных автоматических пушек — «эрликонов», стрелявших по нашей группе. Эти огневые точки противника осветились, и цель ясно обозначилась.

— Приготовиться к атаке! — скомандовал я.

Ввел самолет в пике. За мной, одновременно пикируя на зенитные точки, открыли огонь остальные летчики.

Первая группа, отбомбившись, развернулась «ад морем и снова устремилась в атаку. Истребители снизились до небольшой высоты, стреляя из пушек и пулеметов. В разных местах аэродрома, как смолистые факелы, чадили вражеские самолеты. В период разворота я насчитал девять очагов пожара.

Забили зенитки. Очереди разрывов рассекали дымное небо, взбудораженное бомбежкой и обстрелом. Это стреляли пока еще уцелевшие зенитки.

— Огонь по зениткам! Снова атака. Зенитки затихли. Теперь можно пройтись по стоянкам самолетов.

— Еще заход, орлы!

Развернув на высоте истребитель, иду в новую атаку, за мной вся группа штурмует аэродром. Стреляли вдоль стоянок немецких самолетов, и снова загорались огни пожаров. Оглянулся на летчиков. Идут вместе, всей группой, выставив впереди себя огненные щупальца очередей. На последних метрах вывел самолет из атаки. Летчики повторили маневр.

Заалел восток. Скоро начнется восход. Бросив последний взгляд на разгромленный аэродром, легли на обратный курс. Летели точно на восток, на солнце.

— Здравствуй, новый день! Еще один день боевого пути к нашей победе.

Когда заходили на посадку, пересчитал самолеты. В воздухе их снова было девять. Все выяснилось после посадки. Молодой летчик из братского полка, не имея опыта ночных полетов, взлетев в темноте, потерял группу. Он летал над аэродромом по большому кругу, рискуя каждую минуту потерять пространственную ориентировку и врезаться в землю. Так и летал, боясь оторваться от далекого, едва видимого горизонта. Не мог он в темноте определить высоту до набегающего на скорости покрова земли, чтобы совершить посадку. Пришлось в воздухе ждать рассвета и нашего возвращения.

Назначение неопытного летчика в ночной полет было ошибкой. Он очень переживал, что не участвовал в этом вылете и боялся, что его сочтут трусом.

— Не переживай, — сказал я ему, — у тебя еще все впереди.

В дальнейшем из этого парня получился хороший летчик.

О результатах налета стало известно от нашей разведки в тылу врата. Смелый дерзкий налет вывел из строя крупнейший их аэродром на Тамани, уничтоженный склад лишил горючего. Авиация врага, в основном истребительная, на Таманском полуострове была парализована.

Вскоре в авиационных частях и соединениях был зачитан приказ Верховного Главнокомандующего, в котором объявлялась благодарность участникам ночного рейда.

В утренние часы на нашем аэродроме приземлился истребитель, на фюзеляже которого был знакомый всем в дивизии номер. Это самолет командира дивизии полковника Лисина. Построили летный состав. Вглядываясь в лица летчиков, полковник понял, что люди устали. Но не было времени для передышки, не позволяла обстановка. Спросил о самочувствии. Начальник воздушно-стрелковой службы капитан Тимошенко ответил за всех:

— В самой спортивной форме, товарищ полковник. Лишний вес сбросили еще в первую фронтовую неделю.

— Товарищи летчики! — сказал комдив. — Наземные войска обратились к нам за помощью. Над передним краем в районе сосредоточения наших наземных войск ежедневно в определенные часы появляется вражеский самолет ФВ-189. Наши прозвали его «рамой». Эту «раму» нужно сбить. Кто хочет выполнить это задание?

— Разрешите мне с напарником, товарищ полковник, — обратился я.

Разрешение получил и стал готовиться к вылету. Изучил район действия. Время было известно. Пунктуальный фриц являлся без задержки. Взлетели, набрали высоту. В район встречи шли под самой кромкой облачности, то ныряли в облака. Встреча произошла внезапно. Вышли из облаков и впереди увидели два ФВ-190, а чуть подальше «раму». Враги нас не заметили и продолжали полет. «Рама» под конвоем. Такого варианта я не ожидал. Потянул ручку на себя. Самолет задрал нос и снова нырнул в облака. Почти рядом, крыло в крыло держался самолет Евдокимова. Принял решение и передаю по радио:

— Вася! Бьем по «фоккерам»...

Прицелился и ударил по ближайшему «фоккеру». Пилот «рамы» в этот момент сманеврировал и стал быстро уходить с места схватки. Один «фоккер» догорал на земле, а второй скрылся в облаках. Боевая задача осталась невыполненной. Мы вернулись на свой аэродром.

— Ничего, — утешал меня ведомый, — сегодня не сбили, завтра его подловим. Ведь «фоккера» вы сбили, а «рама» от нас не уйдет.

К концу дня позвонил полковник Лисин. Поздравил со сбитым «фоккером» и сообщил, что «раму», удирающую без прикрытия, перехватили и уничтожили летчики-гвардейцы из соседней дивизии.

Успешно выполнял боевые задачи Иван Сосегов. При сопровождении штурмовиков и бомбардировщиков бдительно их охранял и не допускал потерь. На Кубани он произвел 37 боевых вылетов и в воздушных боях сбил два самолета противника — Ю-87 и Ме-109.

Приказом командира корпуса № 03 от 6 мая 1943 года Сосегов награжден орденом Красной Звезды.

Сергей Моргунов считался одним из лучших летчиков. Он навязывал противнику воздушные бои, сбивал их или обращал в бегство. Успешно выполнял поставленные задачи и приводил машину на базу без повреждений.

Сергей поражал врага с близких дистанций. Однажды, выполняя задание по разведке, обнаружил немецкого корректировщика Хш-126. Мгновенно приблизившись, прошил его огнем из пушки и пулеметов. Продолжая полет, увидел стоявший на земле транспортный самолет Ю-52. Прицелился и после нескольких очередей зажег его.

В небе Кубани Сергей Моргунов сбил 13 вражеских самолетов. В бою его надежно прикрывал Федор Савицкий, способствовавший этим успешным действиям командира.

2 июня на высоте 7500 метров Моргунов и Савицкий завязали воздушный бой с «мессершмиттами». Несмотря на численное превосходство врагов, Федор Савицкий сбил одного, который упал в районе станицы Варениковской.

Днем и ночью в прифронтовой полосе слышался гул летящих на высоте бомбардировщиков и отдаленные взрывы. Машина войны работала без перерывов круглые сутки.

В этот период напряженной боевой работы много пришлось поработать и техническому составу. Обслуживали боевые вылеты, днем и ночью восстанавливали поврежденные в боях самолеты. Этой огромной и напряженной работой руководили техники: Н. Ларичев, А. Кучерявый, А. Васильев. За самоотверженный труд старший техник-лейтенант Н. Ларичев был награжден орденом Красной Звезды. Самолеты, которые доверили авиаторам, были в надежных руках.

С 16 апреля по 22 июня 1943 года полком произведено 700 боевых вылетов с налетом 639 часов, проведено 215 воздушных боев, сбито 69 самолетов противника.

278 истребительной авиационной дивизии присвоено почетное наименование «Сибирская». В связи с этим Новосибирский обком ВКП(б) писал в своем обращении:

«...Мы по особому довольны замечательными подвигами старшего лейтенанта Бастрикова, сбившего 11 немецких самолетов, лейтенантов Маковского и Маркина, имеющих на своем боевом счету по 10 сбитых машин и других летчиков, сочетающих сибирское упорство с высоким мастерством.

Высоко держите присвоенное звание бойцов-сибиряков, совершенствуйте боевую выучку, неустанно укрепляйте боеспособность дивизии, еще беспощаднее разите подлого врага».

Личный состав 15 истребительного авиаполка имени Ф. Э. Дзержинского, входивший в состав 278 Сибирской дивизии свято выполнил наказ сибиряков, беспощадно бил врагов на всех фронтах.

22 июня 1943 года полк закончил боевые действия на Северо-Кавказском фронте и убыл в село Избердей Шехманского района Тамбовской области. Там, пополнившись самолетами и личным составом, прошел обучение и вел боевые действия в интересах фронтов, готовивших операции на Курской дуге.

Над широким Днепром

Наш корпус, находясь в резерве ставки Верховного Главнокомандования, вел боевые действия на главном направлении войск 4-го Украинского фронта. Ставилась основная задача: в воздушных боях и штурмовыми ударами по аэродромам уничтожать авиацию противника, удерживать господство в воздухе, надежно прикрывая наземные войска.

Стремительное наступление, особенно в первый период, требовало особой четкости и инициативы в работе штаба и инженерной службы. Перебазировки были частыми, через каждые 2–3 дня. В этот период решение задач обеспечения боевой работы были с честью выполнены.

Снова начались затяжные, тяжелые бои. Но теперь летчики имели хороший опыт боев на Кубани и уверенно били противника.

Четыре самолета Як-9, ведомые В. Сувировым, вылетели на прикрытие наших войск в районе реки Миус. Над районом действий самолетов противника не обнаружили и углубились на 30 километров за линию фронта. Увидели большие группы Ю-88, в общей сложности их было около двухсот. Их сопровождало почти столько же истребителей Ме-109ф. Казалось бы, что может сделать четверка наших самолетов? Но было правило у наших летчиков: бить врага несмотря на численное превосходство.

Заняли выгодную позицию и зашли со стороны солнца.

— Атака! — скомандовал Сувиров и сам пошел на ведущего девятки «юнкерсов».

Остальные летчики вслед за командиром пошли в атаку. Два «юнкерса» задымили и сбросили бомбы на свои войска в 10 километрах от линии фронта. Их примеру последовали остальные бомбардировщики.

Наши летчики вертелись в этой массе вражеских машин и вели беспрерывные атаки. Они не смогли проследить падение сбитых ими самолетов, так как бой был непрерывным и напряженным.

Бомбы, которые фашисты сбросили на свои же войска, облегчили нашу задачу в наступлении. Они разбомбили те войска, по которым наше командование собиралось нанести удар 150 бомбардировщиками и 200 штурмовиками, чтобы прорвать оборону.

Оценив обстановку, командование фронта ограничилось 30-мунутной артиллерийской подготовкой и, прорвав оборону, наши войска вышли к реке Молочной.

Командующий 5-й ударной армией генерал Н. Э. Берзарин прислал на имя Сувирова телеграмму, в которой благодарил его и летчиков звена за подвиг.

Видимость в полете была отличной. Под крылом самолета простираются широкие степи Украины. Днепр несет свои воды, наполненные скорбью и слезами. С железнодорожных станций фашисты непрерывно отправляют в Германию эшелоны с награбленным добром и мирными жителями. Их тысячи, десятки тысяч. Увидит ли еще кто из них родную Украину?

На железнодорожной станции города Сталино стояли составы. В них были советские люди, которых отправляли в Германию. Нам поставили задачу: уничтожить паровозы, увозившие эти составы. Вылетели на задание в паре с Евдокимовым. Пролетая над станцией, мы увидели составы из товарных вагонов. Они были без паровозов. Не могли же они двигаться сами. Эту загадку нужно было разгадать. Мы опустились ниже и прошли над станцией бреющим полетом. Увидели как в центре каждого эшелона от одного из вагонов в стороны уходили струи пара. Поняли, что паровозы закамуфлированы под вагоны.

Развернувшись, мы пошли поперек составов и стали атаковать паровозы. Атаки были успешными. Взрываясь, котлы и обломки паровозов, окутанные паром, взлетали вверх. На уничтожение паровозов мы летали несколько раз. Мною было уничтожено четыре паровоза, остальные уничтожили мои товарищи. Люди, которых пытались увезти в рабство, были спасены.

Днепр глядит угрюмо. Не видно ни рыбачьих лодок на рассвете, ни тружеников-буксиров, ни мирных, спокойных паромов. Лишь иногда достигшие Днепра артиллерийские снаряды вскидывают ввысь днепровскую воду.

Над передним краем наших позиций появился «хейнкель-111». Его обстреляли наши зенитки. Но вдруг с высоты его атаковала четверка «лавочкиных». Зенитки прекратили огонь. Подоспело также патрулирующее над передним краем звено «яковлевых» и отрезало путь «хейнкелю» на его территорию. Наши самолеты поочередно атаковали врага. Трещали пулеметы, огоньки трасс секли обшивку бомбардировщика, но он продолжал лететь. Повторные атаки не принесли успеха. Изрешеченный бомбардировщик еще «тянул».

Я со своим ведомым возвращался с боевого задания. Увидел «хейнкеля» и, оценив обстановку, решил его добить, завершив дело наших истребителей. Развернулся и пошел на встречных курсах. Хлестнул очередью через кабину с экипажем по правому мотору. Вспыхнул мотор. «Хейнкель» круто ушел в пикирование, выбросил столб пламени и, ударившись о землю, взорвался.

На наш командный пункт пришло подтверждение наземных войск о сбитом Хе-111.

15-й истребительный авиаполк был построен. По хмурым взглядам командиров чувствовалось, что новости будут не из приятных. Как плетью били слова приказа о том, что летчики нашей воздушной армии не сбивают вражеские бомбардировщики Хе-111, выпускают снаряды с большой дистанции, а враг уходит и продолжает бомбить наши объекты. Хотелось возразить: «Неправда, мною сбит «хейнкель». Но ведь приказ написан на основании фактов. Я был уверен, что многие наши летчики могут выйти победителями при встрече с Хе-111. Нужна только уверенность, что «хейнкель» горит так же, как и другие самолеты. Нужно убедить ребят. Как же это сделать? Как на занятиях? Вычертить схемы направления атак и уязвимые места бомбардировщика. Потом в бою... на примере.

У вражеских летчиков большой опыт, тысячи часов налета. Перебираю в уме записи в летных книжках молодых летчиков эскадрильи. Учебно-тренировочных на истребителе — 5–6, а отдельно на боевых истребителях — несколько полетов по кругу, в зону и воздушная стрельба по щиту и конусу. Есть над чем подумать. Некоторые удивлялись, почему наши летчики не сбивают врагов дюжинами. Ненависти у них было больше, чем на дюжину, но нужен был еще и опыт. Один сбитый мною «хейнкель» — это еще не опыт, а просто победа.

Решил изучить опыт лучших летчиков-истребителей: Речкалова, Покрышкина, братьев Глинка, Алелюхина и других. Выбрал из газет все, что писали об их атаках. С летчиками изучали как построить маневр, с какой дистанции открывать огонь, какими очередями, под каким ракурсом.

Прошло около трех недель. За это время я сбил пять бомбардировщиков врага, из них четыре Хе-111 и один «юнкерс».

Позвонили по телефону из политотдела дивизии. К нам едет корреспондент фронтовой газеты. Мне предложили воспользоваться этим и написать в газету о своем опыте. Он должен стать достоянием не только нашего полка и дивизии.

Спустя некоторое время в газете появилась большая статья: «Из опыта боев с Хе-111». Под ней стояла моя подпись. На внеочередном разборе полетов статью поручили читать Соснину.

«На первый взгляд Хе-111 — очень опасная цель и борьба с ним крайне затруднена. Между тем, опыт воздушных боев показывает, что правильный маневр, смелость и умелое использование мощи нашего истребителя всегда приводят к победе, к уничтожению «хейнкеля». Приведу наиболее характерные примеры борьбы и обстоятельства, при которых мною были сбиты «хейнкели», — прочитал Виктор первый абзац.

До сих пор не изгладились из моей памяти эти обстоятельства. Из 11 бомбардировщиков, сбитых мною к тому времени, 6 были хорошо вооруженные «хейнкели». Сбивали «хейнкелей» и летчики нашей эскадрильи.

Прочли статью и долго еще разбирали различные приемы атак.

Колонна наших танков Т-34 двигалась к Днепру. Они, растянувшись цепочкой, вышли к сожженной фашистами деревне. Уцелевшие кое-где печи стояли сиротливо, устремив вверх почерневшие полуразрушенные трубы, выглядели могильными памятниками в разрушенной деревне. Огненный смерч дважды прошел по красивой деревушке, сотнями мин и снарядов вспахав огороды, спалив хаты и обезобразив когда-то стройные тополя. Жителей в деревне нет. Советские танки шли по единственной ее дороге, а танкисты, приоткрыв люки, смотрели на пепелище. Из-за Днепра показался вражеский самолет со свастикой на плоскостях. Очертания его еще не были знакомы танкистам. Объявив тревогу, танкисты изготовились к стрельбе. Вражеский самолет прямо с горизонтального полета, не пикируя, открыл огонь по танкам. Вспыхнул головной танк, за ним второй. Фашистский самолет развернулся и через минуту исчез за Днепром.

Авиационные специалисты, рассмотрев нарисованный танкистами силуэт самолета, определили:

— Это «хеншель-129». Бьет по танкам с горизонтального полета. Значит установлена пушка с наклоном по продольной оси вниз под определенным градусом. По размеру пробоин ясно: скорострельная, очевидно калибра 75 миллиметров. Да, настоящая противотанковая пушка. Меры борьбы? Обычные: зенитная артиллерия, истребительная авиация.

На следующий день я вылетел в паре с Евдокимовым в район между Мелитополем и Каховкой. Встретили «хеншеля-129». Схватка была короткой. После первой очереди он рухнул вниз. О сбитом «хеншеле» сообщили в штаб корпуса. Спустя некоторое время за мной приехала легковая машина М-1. Вызывали к командиру корпуса.

Генерал-майор Савицкий поздравил меня со сбитым «хеншелем». Слушая мой рассказ, попутно задавал вопросы, стараясь выяснить обстановку боя и особенности вражеского самолета.

— Значит пушку видно? Висит под фюзеляжем? С какой стороны атаковал? Сзади сверху под ракурсом 1/4? Открывали ли немцы огонь? Какими были высота и скорость? Хорошая ли маневренность у «хеншеля?» — сыпались вопросы.

Генерала интересовала новая техника врага и приемы борьбы с ней. Война диктовала новую тактику боя с каждым новым самолетом, с любыми изменениями в его летно-технических данных и вооружении.

9 сентября Леонтий Слизень сбил Ю-87, 10-го — еще один вражеский самолет вогнал в землю. 14 сентября он повел четверку «яков» на прикрытие наших войск. Во время патрулирования в воздухе не было самолетов противника. Значительная часть горючего уже была израсходована. Наземная радиостанция передала:

— Возвращайтесь на базу! Только успели «яки» развернуться, как в наушниках послышался приказ:

— Сзади вас «юнкерсы». Атакуйте! Слизень развернул группу и повел ее навстречу врагу. С ходу атаковал «юнкерса» и с первой же атаки зажег его. Вражеских бомбардировщиков было более полутора десятков, их охраняло десять Ме-109. Вторая пара наших истребителей — С. Самойлов и Н. Боровский сбила еще один Ю-87. Остальные самолеты врага образовали замкнутый круг и яростно оборонялись. Идя в новую атаку, Слизень услышал тревожный голос Самойлова:

— Командир, в баках горючее на исходе. Что делать?

— Немедленно домой! — распорядился Слизень.

В прицеле быстро увеличивался «юнкерс», Слизень дал длинную очередь. Вражеский самолет вздрогнул, перевернулся и пошел к земле. Наши истребители вертелись среди многочисленных врагов и вышли победителями. Ни один «юнкерс» не был допущен к цели. Домой наши вернулись с пустыми бензобаками, едва успев сесть на окраине аэродрома.

26 сентября четверку истребителей повел на задание Михаил Барабанов. Ведомым у него был Иван Дмитриев. Патрулировали над нашими войсками. К переднему краю приближались две группы Ю-87, по восемь штук в каждой. Шли они под прикрытием «мессершмиттов». Завязался воздушный бой с неравными силами. В результате вражеские бомбы были сброшены, не доходя до цели. Сбить в этом бою самолеты врага не удалось, но задача была выполнена. В горячке боя не заметили, как оторвался от группы Дмитриев. На аэродром возвратились втроем, предполагая, что Дмитриев сбит, хотя никто не видел его падения. Какой же была радость, когда через 4–5 минут на аэродроме приземлился самолет Дмитриева. Оказалось, что невдалеке группа Ю-87, встав в круг, бомбила наш корпус кавалеристов. Дмитриев ринулся на бомбардировщиков и умелыми атаками сбил четыре «юнкерса». Вскоре от командования кавалерийского корпуса пришло подтверждение и благодарность за сбитые самолеты. К сожалению, этот храбрый летчик потом погиб в неравном бою.

Сергей Моргунов был мастером воздушной разведки, обладая большим мастерством, выдержкой, точным расчетом, бессстрашием и беспредельной отвагой. Ведь разведка ведется в зоне ружейно-пулеметного и зенитного огня.

Он вылетел на разведку мест сосредоточения танков врага. Район поиска был определен. Шел на высоте 200–300 метров. Сколько ни смотрел, танков не обнаружил.

— Раз послали именно в этот район, значит танки там должны быть, — подумал Сергей.

Он принял дерзкое решение — снизился до высоты 25 метров и отчетливо увидел хорошо замаскированное скопление танков.

Возвращаясь на свой аэродром, заметил Ю-52. Мгновенно бросился в атаку и с короткой дистанции поджег его.

Из разведки Моргунов привез ценные сведения. На уничтожение вражеских танков была послана штурмовая авиация.

Иван Сосегов в паре с младшим лейтенантом Сафиным часто выполняли задания по разведке. Сосегов фотографировал вражеские объекты, а Сафин охранял своего ведущего. Они летали в далекий тыл врага, находясь около часа над вражеской территорией. Сведения, привозимые из разведки, были ценными и отличались точностью.

Вылетев с аэродрома Старый Керменчик, Сосегов успешно сфотографировал железнодорожный мост, переправы через Днепр и два аэродрома противника в районе Запорожья. Вылетев с аэродрома Ольшин, привез ценные разведданные о войсках противника в районе Каховка — Перекоп. С аэродрома Нижние Серогозы вылетел в район Очакова, вел разведку на высоте 100 метров при облачности 10 баллов. Только в 1943 году Сосегов произвел 20 успешных вылетов на разведку.

30 сентября старший лейтенант Слизень сбил Ю-87. Вскоре Леонтию Николаевичу Слизеню присвоили звание капитана и наградили орденом Александра Невского.

Рос счет сбитых самолетов и у В. И. Сувирова. 2 октября 1943 года армейская газета «Красный воин» в заметке «15 побед капитана Сувирова» писала:

«28 сентября капитан Сувиров, прикрывая наземные войска в паре с младшим лейтенантом Калашниковым, заметил восемь Ме-109, идущих к линии фронта. Пользуясь превосходством в высоте, капитан пошел в атаку. Меткие очереди двух наших «ястребков» достигли цели. На землю рухнули два «мессершмитта».

30 сентября шестерка «Яковлевых», ведомая капитаном Сувировым, завязала бой с шестью «мессерами». С дистанции 50 метров он обил одного, а второго сбил его ведомый Борис Зуев. Остальные фрицы с резким пикированием удрали с поля боя.

Во втором вылете в тот же день Сувиров сбил еще одного «мессершмитта». Это была пятнадцатая победа. Вернувшись с задания, командир эскадрильи В. И. Сувиров сказал:

— Мой счет будет расти до тех пор, пока не очистим советское небо от стервятников».

Вскоре Сувиров был награжден орденом Красного Знамени. Он пользовался уважением не только в полку. Его уважали воины нашего корпуса. Веселый и жизнерадостный, он был дерзок и стремителен в бою, дрался отчаянно, презирая смерть. Он всегда искал врага, а когда находил, никогда не отступал, как бы ни был силен противник. Младший лейтенант Иван Дмитриев сказал о нем:

— Летать под командой Сувирова — значит непрерывно учиться тактике боя и мастерству.

Авиация противника резко активизировала свои действия. Наши летчики летали на задания с рассвета и до заката. В один из таких дней в вечерних сумерках вылетел на задание капитан Сувиров в паре со старшим лейтенантом Барабановым. Перелетели через линию фронта и в двенадцати километрах от нее увидели две девятки Ю-88. Молниеносной атакой Сувиров и Барабанов сбили по одному «юнкерсу». Строй врагов нарушился, и они сбросили бомбы на свои войска. Урон в наземных войсках противника на этом участке был настолько велик, что не потребовалась большая артиллерийская подготовка, и наши войска, перейдя в наступление, вытеснили немцев с занимаемых позиций.

Частые совместные полеты на боевые задания Сувирова и Барабанова выработали хорошую слетанность этой пары. Они друг друга понимали с полуслова. Их глубокое взаимное уважение сохранилось и в послевоенные годы.

В детстве Михаил Барабанов, как и многие мальчишки, «болел» небом и упорно стремился научиться летать. После окончания аэроклуба в городе Борисоглебске, поступил в Краснодарскую школу пилотов. Ее он окончил в сентябре 1941 года. Наша истребительная авиация в то время начала переучиваться на новых, более современных самолетах. На это ушло еще несколько месяцев. В марте 1942 года Барабанов на самолете Як-1 участвовал в Керченской операции в составе 286 истребительного авиаполка. Полк понес большие потери и был отведен на переформирование, а Барабанов попал в 45-й истребительный авиаполк, которым в то время командовал И. М. Дзусов. В боях над Севастополем сбил вражеский самолет и был тяжело ранен. После лечения он в марте 1943 года попал в наш полк. Барабанов достиг высокого летного мастерства, готов был летать на задания с утра и до ночи. Этот на земле скромный и спокойный человек преображался в воздухе, действовал расчетливо и стремительно, его меткие очереди достигали цели.

13 октября комсомолец М. Овчарук завязал неравный бой с шестью Ме-109. С земли этот бой видели командующий фронтом Ф. И. Толбухин и представитель Ставки Верховного главнокомандования А. М. Василевский. В ходе боя Овчарук сбил двух фашистов и одного подбил. Возвращался на сильно поврежденной машине. Его догнали два «мессершмитта» и сбили. Летчик погиб. М. Овчарук был посмертно награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.

Выполняя боевые задания, И. Сосегов вступал в бой с превосходящим по количеству самолетов противником. Действовал дерзко и настойчиво, разумно используя метеоусловия. 15 октября встретил семь «хеншелей». Внезапной атакой сбил одного, остальным помешал продолжать полет, заставил возвратиться, не выполнив задания.

14 октября Саша Бастриков писал жене:

«Тосик, я жив, здоров, продолжаю громить немецкую нечисть в нашем небе. На своем счету имею 22 сбитых немецких пирата. Награжден орденом Александра Невского. Мои товарищи по оружию — Сувиров, Слизень, Лосев, Ситковский, Евдокимов и другие в воздушных боях показывают образцы мужества и героизма».

21 октября армейская газета поместила заметку: «На атаку вражеского аэродрома». В ней писалось:

«Четыре истребителя, ведомые опытным командиром — капитаном Бастриковым, вылетели вчера на атаку вражеского аэродрома и нанесли большой урон врагу. К району цели истребители вышли внезапно и вскоре увидели до 50 немецких самолетов Хш-129 и Ю-88. Они стояли с интервалами 50–100 метров друг от друга. Завидев наши истребители, немецкие зенитки открыли сильный огонь, но летчики, искусно маневрируя, спустились до высоты бреющего полета и прочесали пушечно-пулеметным огнем стоянки вражеских самолетов. Возникло пять очагов пожара. Это горели «хеншели» и «юнкерсы».

27 октября в двух полетах Л. Слизень сбил два вражеских бомбардировщика.

У наших летчиков было высоко развито чувство товарищества и взаимной выручки. Рискуя жизнью, выручали товарища. 13 ноября 1943 года при выполнении задания в районе Очакова огнем зенитной артиллерии был сбит ведомый Сосегова — Сафин. Он сумел совершить посадку на подбитом самолете на территории противника недалеко от линии фронта. Сосегов посадил рядом свой самолет и вывез его с вражеской территории. Трудно даже представить как в небольшой кабине истребителя, рассчитанной на одного человека, удалось вывезти товарища.

В ноябре летчики полка совершили налет на вражеский аэродром Большая Костромка. Первая группа, ведомая В. Сувировым, подожгла несколько вражеских самолетов. Вторая группа, ведомая Л. Слизенем, ударила по зенитным точкам.

— А теперь штурмуем аэродром! — приказал Слизень.

От мощного огневого удара командира группы загорелся и взорвался готовый к взлету с бомбовой нагрузкой «юнкерс». От взрывной волны разрушились и другие самолеты. На аэродроме бушевало пламя, видневшееся за многие километры.

В фронтовых газетах не раз появлялись статьи о мужестве летчиков нашего полка. В статье «Пренебрегая опасностью» было написано:

«Бомбы рвались на летном поле. Две из них упали справа и слева от самолета капитана Бастрикова. Летчику-истребителю грозила опасность, но он уверенно рулил на своем самолете, а через мгновение поднял его в воздух и повел прямо на того, кто бомбил аэродром. Завязалась ожесточенная битва, в результате которой победил Бастриков, сбив Хе-111. Так всегда Бастриков идет на врага, увлекая своим примером других.

Недавно истребители под командованием Бастрикова встретились с тремя группами немецких бомбардировщиков, которые под прикрытием ФВ-190 намеревались бомбить наши войска. Бастриков вплотную подошел к Хе-111 и после нескольких очередей сбил его.

Однажды прикрывая наши войска четверкой на самолетах Як-9т, Бастриков увидел до восемнадцати самолетов Ю-87. «Лапотники» шли спокойно.

— За мной, на бомбардировщиков врага! — скомандовал капитан и первым бросился на немца. Врезавшись в строй «юнкерсов», Бастриков с первой атаки сбил ведущего. Бомбардировщики, нарушив строй, сбросили бомбы на свои войска. В этом бою наши летчики обили трех «лапотников».

25 ноября не стало Александра Бастрикова. Случайный выстрел из пистолета в неумелых руках нанес ему смертельную рану. Все попытки спасти его были безрезультатны.

Мы стояли у гроба и смотрели на портрет в черной рамке. Не хотелось верить, что его нет больше в живых. И даже никогда не плакавшие не могли сдержать слезы. Похоронили его на кладбище в Нижних Серогозах.

Короткую, но славную жизнь прожил А. М. Бастриков. Он совершил около 100 боевых вылетов, в 40 воздушных боях сбил 24 самолета врага, уничтожил на земле 2 самолета, несколько автомашин и зенитных батарей и более 100 солдат и офицеров. До самого последнего дня войны коммунист и боец Бастриков был для нас примером бесстрашия и высокого летного мастерства.

Еще одну потерю пережили мы в эти дни. В небе над родными местами, в 20 километрах от хаты родителей геройской смертью погиб Саша Лосев. Тяжело переживая смерть товарищей, летчики рвались в небо и мстили фашистским стервятникам.

Мы много летали над передним краем и в тыл врага. В полете летчикам видно район боевых действий. В течение дня случалось летать над разными участками фронта. Специфика боевой работы авиации требует точного знания переднего края, сосредоточения вражеской артиллерии, запасных аэродромов и полевых площадок, на которые в случае необходимости можно произвести посадку. Летчики первыми замечают созданную врагом оборону, еще до того, как к ней выйдут наземные войска.

Так было и здесь, на реке Молочной. Вылетая в этот район еще в сентябре, летчики докладывали, что правый берег реки превращен фашистами в сильный оборонительный рубеж. При сопоставлении оперативных сводок и событий на отдельных участках фронта, становятся ясными многие действия в тот момент.

Действуя по соседству, севернее, войска 3-го Украинского фронта возобновили наступление на Запорожье. Танковые части с десантами пехоты ворвались на южную окраину города и завязали уличные бои. Передний край тянулся от Запорожья на юг к реке Молочной до Мелитополя и дальше к Азовскому морю. Было ясно, что река Молочная — последний рубеж на пути в Крым. Предстояли еще упорные бои в воздухе.

Кавалерийский корпус, введенный в прорыв через линию фронта, ушел в тыл врага, имея определенное задание. Связь с ним прервалась. Росла тревога за его судьбу. Не устроили ли немцы ловушку? Выполнит ли корпус задание? Почему нет связи?

Необходимо было установить местонахождение корпуса кавалеристов. Эта задача была поставлена перед четверкой истребителей. Перед вылетом договорились, что я и Соснин ищем конников, а Евдокимов и Никитин следят за воздухом.

С некоторых пор Виктор Соснин ощущал в воздухе болезненное состояние. Что-то давило на сердце, он начинал задыхаться в кабине самолета, отрывал пуговицы на воротнике, расстегивал на шее ларингофон. Пот катился градом, и полет превращался в тяжелое испытание. После посадки все приходило в норму. Приступы начинающейся болезни он тщательно скрывал от товарищей и особенно от полкового врача. Боялся, что отстранят от полетов. В этот день Соснин мне обо всем рассказал.

— Что же ты решил? — спросил я.

— Буду клин клином вышибать. Не могу я без полетов...

Перед вылетом я спросил его о самочувствии.

— Сейчас ничего, а в воздухе... Не знаю... Если что, потерплю, не в первый раз, — ответил Виктор.

Он улыбнулся, надел шлемофон и пошел к самолету. Связь работала отлично. Четверка вырулила на старт, взлетела и ушла по маршруту.

С высоты все выглядит неподвижным. Всякое движение может выдать. Под нами многокилометровый район поиска. Над территорией врага нужно быть чрезвычайно бдительными: каждое дерево может скрывать под своими ветвями орудие, а любая рощица — батарею. Летая низко, наблюдая за дорогами и полями, можно нарваться на огонь. Он опасен внезапностью. С большой высоты трудно заметить людей, лошадей, тем более, что солдаты на земле принимают меры предосторожности. Трудно вначале определить кто в воздухе — свой или чужой.

Обследуя тщательно район поисков, шли «змейкой», однако никого не обнаружили. Начал волноваться. «Конный корпус не иголка, нужно продолжать поиск», — подумал я.

Вдруг увидел дорогу, по которой двигалась колонна. Снизился, чтобы получше рассмотреть. При виде наших самолетов в колонне не падают на землю, не разбегаются. Прошли на бреющем полете и увидели людей, лошадей, повозки. Конники машут руками, приветствуют. Задание было выполнено.

Возвратившись на аэродром, сразу же получили новое задание: той же четверкой прикрыть наземные войска на левом берегу Молочной. Задание казалось несложным. Прилетев к линии фронта, я сразу заметил опасность и предупредил своих. Обогнув облако, к нам приближались две шестерки «мессершмиттов». Они, видимо, очищали воздух, чтобы «юнкерсы» потом могли спокойно бомбить.

— Приготовиться к бою! — скомандовал я.

Шли строй против строя, четыре на двенадцать. Скрестились очереди пушек и пулеметов. На большой скорости проскочили, развернулись, поменялись местами. Снова атака. Один «як» задымил, другой подбили. Из него выпрыгнул летчик Соснин и Никитин...

Дрогнуло в груди — нет в строю друзей...

И снова сошлись на лобовых атаках — теперь двое против двенадцати. Снова огненный вал. Резко изменив направление, я вцепился в хвост «мессершмитту». Бой перешел в «карусель». В вираже кружился чернокрылый «мессер». Он находился на противоположной точке круга и мои очереди его не доставали. Мой ведомый отбивал атаки четырех «мессеров», которые стреляли по мне.

Далеко внизу виднелся белый кружочек — купол парашюта. Еще минута — две и летчик будет спасен. Пара «мессершмиттов» отошла в сторону. Один стал наблюдать за воздухом, а второй ринулся на парашютиста. Описав круг, враг направил самолет со скорострельными пушками на человека, висящего в воздухе, и открыл огонь. Парашютист сник, беспомощно повиснув на стропах. С задания вернулись двое. В этом бою погибли Виктор Соснин и недавно прибывший в полк молодой летчик Никитин.

Я вернулся живым, но собственная совесть смотрела на меня с укором: «Враг безнаказанно ушел, друзья погибли...». Пропал сон, пропал аппетит. Но понял, нельзя терять головы. Ведь пройден большой путь, есть боевой опыт и новая встреча с фашистами не за горами. Летать, сбивать их, гнать с нашей земли!

Через неделю под Мелитополем группа самолетов нашего полка завязала бой с «мессершмиттами». Вдруг я увидел того самого аса на черном «мессере». Вначале испугался. Испугался, что уйдет, как в тот раз. Одновременно я радовался встрече. Я вспомнил моих убитых товарищей, и злость охватила меня. Пусть я погибну, сгорю, но убью этого фашиста.

«Мессер» с высоты сорвался коршуном, открыл огонь. Я бросился вдогонку. Но куда там! Он имел преимущество в скорости и легко ушел на вертикаль, набрав высоту. К фашисту не подойти. Его ведомый, как тень следовал за ним. Нужна была хитрость. Нужно было рисковать...

Я сделал вид, что вышел из боя. Падал. У земли выровнял самолет и взял курс к месту сражения. Набрал высоту и приблизился со стороны солнца. Схватка продолжалась. Теперь надо было среди всех «мессеров» найти его — чернокрылого стервятника. И нашел. Теперь у меня был запас высоты. Бросил свой самолет вниз. В первый раз за весь период войны мне казалось, что я могу «промазать» или откажет вооружение.

— Ну что ж, все равно убью фашиста, ударю своим «яком», — промелькнуло в голове.

Немец заметил опасность и опять сделал свой коронный маневр — полез на вертикаль. Он был уверен, что уйдет от назойливого «яка». По-видимому, он не предполагал, что я, спикировав, развил максимальную скорость.

Дистанция между нами быстро сократилась с 400 до 200 метров. Маневр немец сделал настолько резко, что его ведомый отстал. «Мессер» начал дымить — форсировал мотор... Осталось 150 метров, а я все не открывал огня. Когда оставалось каких-нибудь 70 метров, мне казалось, что врежусь в немца. Мгновенно сработали пушки и пулеметы. «Мессер» сразу клюнул и ушел вниз. Это меня спасло. Ведь могло статься, что мой «як» таранил бы уже сбитый самолет, настолько мала была дистанция.

Восемь истребителей под командой Е. Я. Савицкого прикрывали наши войска в районе Мелитополя. Ведомым у генерала был Владимир Меркулов.

Наземная радиостанция сообщила, что к нашим позициям движется большая группа Хе-111, их сопровождают Ме-109. Увидев группу «хейнкелей», генерал Савицкий пошел в атаку на ведущего и открыл огонь. «Хейнкель» задымил и потел к земле. Но в это время к машине генерала устремился «мессершмитт» и открыл огонь. Меркулов нашел единственный выход, чтобы спасти командира — бросился под огонь «мессера», приняв на себя огненный заряд.

Машину охватило пламенем. Меркулов выбросился с парашютом и благополучно приземлился.

Сбитый «хейнкель» генерал Савицкий приказал записать на боевой счет В. И. Меркулова.

Все чаще боевые задания были связаны с вылетами за Днепр. С летчиками эскадрильи, а иногда в паре с Евдокимовым летали в тыл врага на свободную охоту. В прифронтовой полосе у немцев шла переброска войск и техники.

В одном из вылетов обнаружил автоколонну. Спикировал, дал очередь. Солдаты с автомашин — врассыпную. Зашел второй раз, отстрелялся — горят три грузовика. В следующем вылете уничтожил еще две машины.

— Что-то ты много машин сжигаешь, — сказал мне командир полка после доклада.

— Нужно будет посмотреть как ты это делаешь.

В тот же день вылетели четверкой: я с Евдокимовым — ударной группой и Исаков с ведомым в воздушном прикрытии. Линию фронта пересекли на большой высоте. Взгляд скользнул по дороге. В стороне какой-то заправочный пункт. Груда бочек. На дороге цепочкой — семь грузовых автомашин. Головные через шланг заправляются из бочек. А бочки точно такие, как были с известью на Дальнем Востоке. Только здесь их больше. Вспомнил, как Исаков меня когда-то ругал за те бочки.

Ввел ястребок в пикирование и прицелился в груду бочек. После короткой очереди горящая жидкость потекла под автомашины. Разбежались от автомашин вражеские солдаты, а огненный ручей коснулся третьей, потом четвертой. Пылали все машины.

— Зажег бочки с горючим и автомашины, — передаю по радио командиру полка.

— Вижу, что горят. Там больше делать нечего.

Летим дальше над той же дорогой. Ползет, загородив почти всю дорогу, огромный тягач на гусеничном ходу.

— На дороге цель, — передаю командиру.

— Атакуй!

Первыми же снарядами тридцатисемимиллиметровой пушки зажег тягач. По машинам и тягачу стрелял я, но ведь успех обеспечили и летчики, прикрывавшие меня. И восемь уничтоженных машин я предложил разделить поровну, но командир полка приказал их записать мне.

В декабре у Сосегова уже было на счету 13 сбитых самолетов врага, много уничтоженной на земле техники. 13 января 1944 года Сосегов в паре с Дмитриевым выполняли задачу по свободной охоте над морем. Заметили 25 самолетов Ю-52. Не считаясь с численным превосходством, пошли в атаку. Три самолета сбили, остальные ушли в сторону моря.

Возрастал счет сбитых вражеских самолетов у командира эскадрильи капитана Слизеня. Хорошо воевали и его подчиненные. Командование наземных войск не раз благодарило их за выручку и сбитые самолеты. Л. Н. Слизень был награжден орденом Красного Знамени.

23 января Л. Н. Слизень повел четверку истребителей на штурмовку дорог в ближнем тылу противника. Только успели пересечь линию фронта, как радиостанция наведения перенацелила их:

—  «Соколы», в районе Нижняя Покровка «хеншели» мешают продвигаться нашей пехоте. Бейте фашистов!

Приняв приказ, Слизень повел истребители в указанный район. Облачность была низкой. При переходе через толстый слой три самолета оторвались от ведущего. Разыскать и собрать звено не удалось — облака были многослойные. Слизень увидел восемь Хш-129. «Буду драться один», — решил капитан.

Быстро набрал высоту, развернулся и оказался в хвосте «хеншеля». Дал длинную очередь по стервятнику. «Хеншель» продолжал полет. Леонтий подошел еще ближе. После меткой очереди правый мотор окутался пламенем и хвост черного дыма потянулся за падающим врагом. Остальные «хеншели» повернули обратно.

— Спасибо за работу. Возвращайтесь на базу! — донеслось с земли.

Возвращаясь домой, над линией фронта заметил ФВ-189. Видимо «рама» корректировала огонь своей артиллерии. Мгновенно спикировал и пошел в атаку. Нажал на общую гашетку, но выстрелов не последовало — кончились боеприпасы.

Как быть? Не оставлять же эту «раму» летающей безнаказанно. Ее надо уничтожить. Не думал он в этот миг о себе. Одного лишь боялся — что «рама» ускользнет.

До боли стиснув зубы, помчался на вражеский самолет. Враг бросал свой самолет то в одну, то в другую сторону, менял высоту, стараясь увернуться от настигающего его истребителя. Капитан догнал его и врезался в хвост вражеского самолета правым крылом «яка». Самолет врага сразу развалился, а «Яковлев» с отбитой плоскостью вошел в штопор. Приближалась земля. Летчик выбросился с парашютом и приземлился в расположении наших войск. Так Леонтий Слизень, проявив наивысшую доблесть и геройство, умножил славу советских летчиков в период войны.

Наши войска успешно продвигались вперед. Напряженно работала и авиация. Чтобы быстрее освобождались от немецкою ига наши города и села, мы, не обращая внимания на усталость, стремились в каждом полете наносить врагу ощутимые удары.

Однажды вылетел в паре с Евдокимовым за Днепр на штурмовку вражеских войск. Выполнив задание, возвращались на базу. Вдруг увидел движущуюся по дороге колонну немецкой кавалерии. Сделал заход и нажал на гашетки. Выстрелов не последовало — кончились боеприпасы. Не хотелось уходить, не причинив урон врагу.

— Ну, что ж, — пронеслась мысль в голове, — пройду низко, на бреющем полете, хоть напугаю их.

Мгновенно разворачиваюсь, захожу с хвоста колонны и на большой скорости проношусь над головами немцев. Они шарахаются, падают. Все смешалось и мгновенно промелькнуло.

Прилетел на аэродром, совершил посадку и пошел на командный пункт докладывать о результатах вылета. Через некоторое время, выйдя из помещения, увидел группу людей, окруживших мой самолет.

— Товарищ командир, — обратился мой механик Бондаренко, — посмотрите на свой самолет.

Подойдя я увидел, что концы лопастей винта погнуты и к ним прилипли не то волосы, не то шерсть, снизу самолет был забрызган кровью. Видимо, пролетая над колонной, я задел винтом всадника или лошадь.

Весь период войны механиком моего самолета был Бондаренко. Я очень ценил его труд и добросовестное отношение к работе. При любой погоде, в любое время дня и ночи он готовил мой самолет. Я много летал на своей машине, и ее моторесурс был уже давно израсходован. Бондаренко днем обслуживал боевые вылеты, а в ночное время ремонтировал, чистил, менял детали. Утром самолет был готов к вылету. И так каждую ночь.

Однажды видя мою переутомленность, командир полка велел мне отдохнуть, а на моем самолете приказал лететь на задание командиру звена Денчику. Я возражал, говорил, что летать на нем могу только я, так как знаю особенности своего самолета. Но выхода не было, в полку не хватало самолетов.

Денчик задание выполнил, но когда совершил посадку, его лицо было черным от копоти. Он рассказал, что переднее стекло кабины в полете настолько закоптилось, что пришлось открыть фонарь и высунуть голову, чтобы что-либо увидеть.

— На таком самолете летать невозможно, — заключил он. — Как вы на нем летаете?

Наступившая оттепель и частые туманы затруднили работу авиации — и нашей, и вражеской. В этот период воздушные схватки отошли на второй план. Зато на дорогах, преодолевая распутицу, двигались многочисленные колонны вражеских автомашин и техники — одни к Днепру, другие, наоборот, в тыл.

Нельзя было терять драгоценное время. Но взлетать с раскисшего аэродрома удавалось не всем. Грязь забрызгивала радиаторы и мотор начинал «парить». После первых неудач нашли выход. Техники сделали из фанеры заслонки на радиаторы. Взлетел, дернул за веревочку — фанерка сбрасывалась. Фанерка и веревочка помогли и мне. За две декады хмурого февраля мною на дорогах уничтожено 37 автомашин с солдатами и грузами, подожжены две цистерны с горючим.

Новосибирский обком ВКП(б) поздравил воинов 278 дивизии с 26-й годовщиной Красной Армии. Заканчивалось поздравление словами:

«...Вместе с вами, сыны Сибири, мы радуемся и гордимся вашими боевыми успехами. Вы, герои-соколы, уже много раз отличались в боях за родную землю, за счастье и будущее нашего народа. Вы славно бились с проклятым фашистским коршуньем, сбрасывали их на землю, превращая в пепел.

Победа близка. Мы вместе с вами завоюем ее. Вы — оружием, мы — самоотверженным трудом. Высоко держите победное знамя Красной Армии! Разите врага днем и ночью, в воздухе и на земле, разите всюду, разите насмерть, до полного разгрома!»

Ответом на это приветствие были боевые успехи авиаторов.

В землянке, где жил летный состав, все вычищено, вымыто. На нарах лежат набитые соломой матрацы и подушки в чистых наволочках и аккуратно заправленные постели. У входа круглые сутки стоит дневальный. Здесь же бачок с питьевой водой. Поблизости неотлучно находится дежурный. В той же землянке имеется большая «комната». Это Красный уголок. Там тоже наводят идеальный порядок. 22 февраля 1944 года. Завтра День Красной Армии. Ожидаем гостей.

Я осмотрел место расположения летчиков своей эскадрильи. Сегодня впервые надел капитанские погоны, С утра полетов не было.

Воспользовавшись передышкой, летчики чистили одежду, брились, подстригались. Все готовились к предстоящему торжеству.

Вскоре прибыли: командующий 8-й воздушной армией генерал-лейтенант Т. Т. Хрюкин, командир корпуса генерал-майор Е. Я. Савицкий и командир дивизии полковник В. Т. Лисин.

Я вспомнил, как несколько месяцев тому назад командарм, находившийся на передовой, наблюдал воздушный бой нашей четверки, которую возглавлял А. Бастриков. Ведомым у него был Л. Слизень. Моим ведомым, как всегда, был В. Евдокимов. Против нас был строй Ю-87. Первым атаковал Бастриков и сбил одного. Двадцать вражеских стрелков сосредоточили огонь по его самолету и подбили. Ведущий вышел из строя и ушел на свой аэродром. Командование принял Слизень. И вновь наши «Яковлевы» атаковали превосходящего по численности врага. Строй «юнкерсов» распался, когда Слизень сбил еще один самолет. Вслед за ним с двух молниеносных атак я сбил одного, затем второго «юнкерса». Без суеты, без спешки, но стремительно сближаясь с врагом, ястребки открывали огонь. Темные силуэты вражеских бомбардировщиков вспыхивали в небе и падали возле наших позиций: один, другой, третий, четвертый...

— Сколько самолетов сбили в этом бою ваши летчики? — спросил потом Бастрикова командарм.

— Четыре «юнкерса», товарищ генерал!

— Нет, неверно, капитан. Я лично следил за боем и видел шесть упавших самолетов.

В горячке боя мы не заметили всех сбитых нами бомбардировщиков. Генерал объявил нам благодарность и приказал представить к награде группу Бастрикова.

В этот раз полк не построили. Командарм решил в товарищеской обстановке побеседовать с летчиками. Зашел в Красный уголок, где его уже ждали.

Рассматривая знаки различия командарма, я подумал, что он еще совсем молод, ему едва минуло тридцать лет. Но он уже успел много повоевать. В 1936–37 годах добровольцем сражался в небе Испании, где командовал авиационным отрядом, в 1938 году участвовал в боях против японских милитаристов в Китае, где был командиром авиаэскадрильи, затем бомбардировочной группы. Во время советско-финляндской войны 1939–40 годов — командовал ВВС 14-й армии. Перед Великой Отечественной войной Т. Т. Хрюкин окончил высшие курсы Академии Генерального Штаба. Как летчик, он понимал психологию и интересы летчиков. Как военачальник, чей талант возмужал и окреп в годы войны, он был в числе видных командиров Военно-Воздушных Сил.

Командарм задавал самые обыденные вопросы: как самочувствие, где сейчас родные, пишут ли из дома.

— Откуда вы родом, капитан? — спросил меня командующий.

— Из Дагестана, товарищ генерал-лейтенант!

— Страна гор и «гора» языков, — улыбнулся командарм. — Ваши родители там живут?

— Так точно, в Махачкале; Два брата на фронте.

— Много летаете... Может быть направить вас в дом отдыха?

— Сейчас не время для отдыха, товарищ генерал. Лучше после...

— Сколько сбитых самолетов на вашем счету?

— Шестнадцать.

— А сколько наград?

— Орден Отечественной войны 1-й степени. Командующий подозвал прибывшего вместе с ним офицера штаба, взял у него папку и, раскрыв ее, стал читать Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза Сувирову Виктору Ивановичу и мне. Поздравил нас. Вытянувшись по стойке «смирно» мы ответили по-уставному:

— Служу Советскому Союзу!

Два летчика-дальневосточника стали первыми Героями Советского Союза в нашем истребительном авиаполку. В заключение встречи командующий сказал:

— Завтра наш день — День Красной Армии. Хотя сейчас на фронте затишье, но в честь этого дня нужно сделать подарок.

Летчики знали, что таким подарком может быть только сбитый вражеский самолет. Не мог я остаться в стороне и, когда командующий уехал, я подошел к командиру полка и попросил его послать меня за «подарком».

День 23 февраля выдался пасмурным. Вдали — раскисшее летное поле. В небе плывут разорванные низкие облака. В их просветах проглядывает второй ярус облачности, закрывающий, как шторой, даль небесных просторов. В такую погоду еще можно взлететь, но трудно сказать, какой она будет над аэродромом во время посадки. Может и затянуть аэродром белым, как молоко, туманом. Звучит команда:

— Четверка Ситковского, по самолетам! Взлетели. Над передним краем тишина: не видно вспышек артиллерийской стрельбы, пожаров, дыма, движения на дорогах. Мешает нижний ярус облаков, он закрывает поверхность земли. Спуститься ниже — значит подставить всю четверку истребителей под автоматный огонь вражеской пехоты.

Прошло пять, десять минут полета над линией фронта, а вражеских самолетов в воздухе не видно. Досадуя, принимаю решение: паре «яков» остаться здесь, а я с ведомым пойду в тыл врага к Никополю. Там расположен большой вражеский аэродром. По радио отдаю команду ведущему второй пары, а сам с Евдокимовым, маскируясь в облаках, обходя места, где нас могут обнаружить, иду на запад.

В районе Беляевки возле Никополя — аэродром. Если немцы нас заметят, устроят ловушку. Не заметят — можно и самому кого-нибудь подловить. Шли на высоте 400 метров. В воздухе врагов пока не было. Вдруг появился силуэт двухмоторного самолета. Вначале я принял его за «петлякова», но потом усомнился. «Петляковы» обычно ходят на высоте 5–7 тысяч метров. Самолет с двухкилевым хвостовым оперением шел навстречу. Неожиданно он сделал разворот на 180 градусов. Блеснули на крыльях черно-желтые кресты. «Мессершмитт-110»!

Фашист стремился избежать встречи и уйти вниз. Спикировал на него, прицелился, дал очередь. «Мессер» выскользнул из прицела.

— Не попал... — от этой мысли даже жарко стало.

Вошел я в «мертвую» зону обстрела, где не может достать вражеский стрелок, развернул истребитель и снова ринулся в атаку. Растет в прицеле силуэт. Мое внимание приковывает лишь мотор вражеского самолета. В него впивается трасса очередей.

— Бсть! — подумал я, когда струя дыма вырвалась из-под капота. Мотор загорелся. Прекратил стрельбу и вместе с Евдокимовым отвернул в сторону. «Мессершмитт» с горящим мотором тянул на свой аэродром.

— Добить пока не сел! — кричу по радио Евдокимову и в третий раз иду в атаку.

Снова забили пушка и пулеметы. «Мессер» не сорвался со своей траектории полета, а медленно сближался с землей, словно готовился к неизбежному концу.

Я прекратил огонь и, чтобы не столкнуться с горящим самолетом врага, рванул свой самолет вверх, невольно подставив «живот» ястребка под пулемет вражеского стрелка. И сразу же очередь в нескольких местах пробила мой самолет. Правую ногу словно обожгло, она стала чужая, непослушная, повисла на педали. А с вражеского аэродрома взлетели два истребителя.

— Вася, я ранен, прикрой... — передаю по радио Евдокимову. Обстановка осложнилась. Надо уйти с территории, занятой врагом, оторваться от взлетающих «мессеров». Видя, что вражеские истребители легли на курс, Евдокимов развернулся им навстречу. Он решил связать боем фашистов, чтобы дать мне возможность долететь до линии фронта. Спустя минуту он уже дрался с ними.

Только теперь я посмотрел на ногу. Из-под колена у самого сгиба текла по сапогу кровь. Пол кабины был в крови. Промелькнули мысли:

— Отрежут ногу. Долечу ли до линии фронта? А если нет? Плен? Что делать? Застрелиться?

На аэродроме радиостанция приняла наш разговор в воздухе. Было ясно, что кто-то ранен, но кто — радист не мог определить.

К посадочной полосе, воя сиреной, мчалась санитарная автомашина. Все поняли, что случилось несчастье. Капитан Тимошенко выехал на старт встречать подбитый самолет. «Як» зашел на посадку, сел. Я вылез из кабины на плоскость и, ступив на обе ноги, потерял сознание и упал с крыла. Через несколько минут надо мною склонились врачи...

Сознание ко мне вернулось в санитарной части. Я лежал в хате один. На часах было 9 часов вечера. Вспомнил: сегодня праздник Красной Армии. Дежурная сестра принесла костыль и измерила температуру. Когда сестра ненадолго отлучилась, я встал с постели и, воспользовавшись костылем, добрался до столовой, где наши летчики заканчивали ужин. Хотелось повидаться с друзьями, так как меня должны были отправить в тыловой госпиталь. Друзья радовались тому, что я жив и тому, что сумел дотянуть до аэродрома и посадить самолет.

Когда летчик получает ранение в воздухе, то каким бы тяжелым оно ни было, он понимает, что нельзя расслабляться. Стоит лишь на минуту — две потерять сознание, и гибель неминуема. Поэтому раненый летчик, не имея возможности выпрыгнуть с парашютом, стремиться дотянуть до своего аэродрома. Посадит самолет и теряет сознание. Таких случаев во время войны было много. Были они и в нашей дивизии. В 274 истребительном авиаполку, ведя под Каунасом воздушный бой с значительно превосходящим количеством «мессершмиттов», летчик И. М. Киселев был тяжело ранен в ногу. Кость была полностью перебита. Собрав всю силу воли, истекая кровью, превозмогая боль и управляя самолетом одной ногой, он сумел выйти из боя, прилетел и нормально сел на своем аэродроме и только в конце пробега самолета потерял сознание. В госпитале ему ампутировали ногу ниже колена. Не хотел Киселев переходить на инвалидность, пока еще враг не добит. Он возвратился в полк с протезом и снова летал на боевые задания, сбивал вражеские самолеты. Впоследствии Иван Михайлович Киселев был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Таков советский человек, патриот своей Родины. Привожу отрывок из стихотворения ветерана нашей дивизии, бывшего младшего специалиста А. Е. Чернаткиной, посвященного летчикам:

- Какое надо Мужество иметь?!
Какую волю воспитать в себе?!
Ведь сотни раз могли вы умереть,
Ведь в небе бой, не то, что на земле...
И если летчик ранен в небесах,
К нему не подоспеет медсестра,
Не вынесет из боя на руках,
Не даст попить из фляги ни глотка...
Руками слабыми покрепче сжав штурвал,
Израненный, он думал лишь о том,
Чтоб на чужую землю не упал,
Чтоб только сесть на свой аэродром...
Вел самолет он на посадку чуть живой
И заливал глаза кровавый пот...
А вскоре летчик снова рвется в бой,
Едва лишь только рана заживет.

Вернулся из боя живым. Но что ждет меня. Вылечат ли? Допустят ли к полетам? А если нет, то как жить без полетов, без неба? Война еще не кончена. Как хотелось вернуться в строй!

Я уехал лечиться, а товарищи продолжали воевать. Я не терял с ними связи. Товарищи писали о боевой работе, о своих победах над врагом, желали мне быстрого выздоровления и возвращения в полк.

Бои за Крым

Весной 1944 года наши войска начали боевые действия по освобождению Крыма. Они захватили Крымский перешеек. Снабжение немецких войск через Сиваш прекратилось.

Гитлеровское командование бросило им на помощь транспортную авиацию и морские силы.

Летчики 3-го истребительного авиакорпуса, действовавшего в составе 8-й воздушной армии, прикрывали переправы на Сиваше, штурмовали аэродромы врага, сопровождали штурмовиков. Опытные летчики летали на разведку и свободную охоту на суше и на воде в районе Очакова, Одессы, Николаева, Снегиревки и на Днепре.

Пока я кочевал по госпиталям, наш полк вел активные боевые действия. Всей душой я был с товарищами. В Крыму я стал летчиком, летал над степями, любовался красотой Крымских гор. Я переживал из-за того, что не могу внести свой вклад в борьбу за освобождение Крыма.

В марте боевые действия эскадрильи капитана Сувирова велись из засады с небольшой площадки на Келегейских хуторах.

На свободную охоту Сувиров вылетел в паре с Барабановым. Над морем стоял туман и почти отсутствовала видимость. Они решили поохотиться на суше.

Над аэродромом Водопой в районе Николаева увидели два Ме-109, которые с большим углом пикирования шли в направлении аэродрома. Летчики развернули самолеты и снизились, чтобы рассмотреть аэродром. Там плотно стояли бомбардировщики. Их было около сотни. Убрав газ, пошли в атаку. С дистанции 100–200 метров открыли огонь из 37-миллиметровых пушек. Подожгли три Ю-88 на западной окраине аэродрома. Зенитки открыли ураганный огонь. Наши «яки» буквально прижались к земле. В это время с аэродрома взлетели дежурные истребители. Сувиров и Барабанов, обойдя аэродром на 10 километров севернее незаметно ушли от преследования.

В баках еще было горючее и не израсходован боекомплект. Летчики прошли над железной дорогой Николаев — Снегиревка. На одном из перегонов заметили три идущих друг за другом железнодорожных состава. Огнем из пушек разбили паровозы. Барабанов сделал еще один заход, и цистерна с горючим вспыхнула, как факел.

Через два километра на дороге увидели.15 автомашин с солдатами.

— Берегись, вояки! — крикнул Виктор Сувиров.

Вдвоем стремительно пронеслись над колонной, поливая машины очередями. Загорелось 5 машин. Остальные остановились, и солдаты в панике убегали с дороги. Когда опомнились и открыли огонь из автоматов, наши ястребки уже летели над огромной балкой.

На бреющем полете заметили в балке несколько автомашин и около десятка подвод, крытых брезентом. Набрали высоту 700 метров. Присмотревшись внимательно, Виктор заметил небольшое приземистое здание и вокруг него такие же крытые брезентом автомашины. «Вероятно склад» — подумал он.

— Миша, атакую халупу! Отойди в сторону. Спустился на небольшую высоту и выпустил по складу всего три снаряда. Вдруг впереди его самолета вспучился огромный столб огня.

Страшная сила взрыва подбросила самолет вверх и накренила его. У Виктора заныло в позвоночнике и потемнело в глазах. Рули управления не повиновались. «Конец» — мелькнуло в сознании. Земля приближалась. Резким движением рулей удалось поставить самолет в горизонтальное положение. Дал мотору форсаж и почувствовал, как самолет потянуло вверх. Мотор ревел, самолет, покачиваясь, как подстреленная птица, с трудом набирал высоту.

— Что с тобой, Виктор? — взволнованно спросил Барабанов.

— Все в порядке! Очухался... Склад рвануло крепко, выходит — в десятку попал.

Вскоре они приземлились на Келегейских хуторах.

За 15 дней действия в засаде летчики сбили 20 самолетов, а командир эскадрильи В. И. Сувиров лично сбил 9, из них пять трехмоторных Ю-52. —

18 марта командир звена И. С. Сосегов вел воздушный бой над Перекопом. Самолет был сильно поврежден, летчик ранен в правый глаз, правую руку и обе ноги. В таком состоянии он посадил самолет с убранными шасси в Крыму близ вражеского аэродрома. В бессознательном состоянии схвачен немцами и помещен в госпиталь для военнопленных в Симферополе. Лечил его русский врач, пленный. К сожалению, глаз не удалось спасти.

Когда наши войска пошли в наступление и путь к отступлению через сушу был закрыт, среди немцев началась паника. В этой обстановке Сосегову удалось 10 апреля бежать из госпиталя. Местные жители спрятали его. Через три дня Симферополь был освобожден.

Вскоре он разыскал полк. Пришел больной, голодный, в лохмотьях вместо одежды. Его окружили вниманием и заботой. Здоровье пришло в норму, только правый глаз ничего не видел...

Сосегов был назначен на должность адъютанта, авиаэскадрильи. Ему разрешили летать на связном самолете По-2. Он не терял надежды вновь пересесть на истребитель. Потом, осенью 1944 года он обратился к командиру корпуса с просьбой проверить его летные, качества на истребителе и разрешить полеты на боевые задания.

... Сосегов безукоризненно выполнил два полета и подошел к генералу Е. Я Савицкому, чтобы подучить замечания.

— Полеты выполнены с оценкой «отлично», — сказал генерал. — Боевые вылеты запрещаю. Летать в бой с одним глазом — значит заведомо подвергать себя гибели, а я этого не допущу. Не обижайся, Сосегов.

Генерал сел в свой истребитель и улетел, а Сосегов около часа стоял, склонившись, и плакал...

Так до демобилизации из армии работал он адъютантом и иногда летал на самолете По-2. В сентябре 1946 года вернулся он в родные места в Кировскую область и трудился руководителем электрохозяйства Косинской бумажной фабрики. Как и в армии, ничего не делал наполовину. Трудился с душой, вносил рационализаторские предложения. И только тяжелым грузом давила обида. Из-за пребывания в плену чувствовал недоверие и подозрительность. Его боевые подвиги, совершая которые он проливал кровь и потерял здоровье, замалчивались. Сейчас Ивана Спиридоновича Сосегова уже нет в живых. Друзья-однополчане с глубоким уважением вспоминают этого отважного человека, патриота Родины.

Полк располагался на полевом аэродроме возле села Покровское близ Сивашской переправы. Апрельским утром на командный пункт полка поступил приказ вылететь на перехват «хейнкелей», идущих со стороны Севастополя. Они летели в сопровождении «мессершмиттов» в направлении нашего понтонного моста.

В составе группы наших истребителей были Василий Евдокимов и его ведомый Иван Кривобок. На высоте 4000 метров пару Евдокимова атаковали шесть «мессеров». Завязался неравный бой. В этой круговерти Кривобок потерял своего ведущего, который, как оказалось, присоединился к основной группе самолетов. Иван остался один против шести врагов. Сколько же выдержки и мастерства потребовалось ему, чтобы выходить из-под ударов! Он сделал переворот и молниеносно перешел в пикирование. По его самолету гитлеровцы вели огонь, а он маневрировал и выходил из-под ударов. Один снаряд попал в левый бензобак. Образовалась пробоина, брызги бензина стали попадать в кабину. К счастью, самолет не загорелся.

Фашисты продолжали преследование. Горючее вытекло, и мотор остановился. Осколочные снаряды прошили левую часть кабины. Летчик ранен в висок. На какой-то миг потерял сознание. Очнулся. Самолет теряет скорость. На высоте 2000 метров «мессера» вновь оказались рядом. Появились кучевые облака и Кривобок с левого разворота нырнул в них. Когда вышел, «мессеров» уже не было.

— Только бы дотянуть до аэродрома, — думал летчик.

Но самолет неумолимо снижался, под ним была водная гладь Сиваша. Потом увидел берег, просматривались траншеи. Медленно покачиваясь, «як» плюхнулся на «живот». Летчик и самолет были спасены. К месту приземления бежали наши пехотинцы.

Наши истребители в том вылете перехватили «хейнкелей». Два из них сбили, остальных вынудили уйти. Ни одна бомба не упала на переправу.

8 апреля войска 4 Украинского фронта начали наступление. На митинге у боевого знамени полка воины клялись беспощадно громить врага, освободить Крым от фашистской нечисти. На партийном и комсомольском собраниях летчики заверяли, что не пощадят своей жизни и будут сражаться до полной победы над врагом. Лучшие воины в эти дни стали коммунистами.

Стремительно наступали наземные войска, освобождая крымскую землю. Авиация постоянно прикрывала их действия и штурмовыми ударами наносила урон врагу.

Быстро менялись места нашего базирования, и вскоре полк расположился недалеко от Севастополя на земле совхоза «Табачный». Началась подготовка к штурму Севастополя. Летчики вели разведку и наносили массированные удары по аэродромам противника.

16 апреля группа «Яковлевых» под командованием майора Н. В. Исакова совершила массированный налет на вражеский аэродром Херсонес. Ведомым у Исакова был капитан Слизень. На этом аэродроме скопилось до 50 самолетов врага. С целью внезапного удара полет проходил над морем. Погода в этот день была пасмурная. Выйдя точно на цель, наши истребители подошли со стороны моря. Атака была внезапной, и вражеские самолеты не сумели взлететь. Зенитная артиллерия открыла сильный огонь. Наши летчики уничтожили на земле десять самолетов. Вернулись на базу без потерь.

В период подготовки штурма Севастополя летчики буквально рвались в небо. Летали над сушей и над морем, уничтожали технику и живую силу врага, сбивали самолеты. Только Леонтий Слизень за период с 22 апреля по 6 мая сбил четыре самолета. Последний из них — над Севастополем. На груди заалел второй орден Красного Знамени.

Герои Советского Союза нашего корпуса, в том числе мои однополчане Павел Тарасов и Виктор Сувиров, обратились к авиаторам. В обращении написано:

«Советское правительство высоко оценило нашу боевую работу, присвоив нам звание Героев Советского Союза. Это обязывает нас к новым подвигам, и мы заверяем командование, что в предстоящих боях за русскую крепость и черноморский порт Севастополь будем сражаться с врагом еще беспощаднее».

Утром 7 мая начался штурм Севастополя. Мощные удары наносила артиллерия. Бомбардировщики и штурмовики бомбили и обстреливали противника на Сапун-горе. Их прикрывали наши истребители, постоянно ведя воздушные бои с вражескими самолетами. Несмотря на плотный зенитный огонь и действия авиации противника, наши летчики прочно удерживали господство в воздухе.

Последний вражеский самолет в крымском небе сбил И. Ф. Кривобок.

К вечеру 9 мая город был освобожден. Но фашисты еще отчаянно цеплялись за каждый клочок крымской земли. Остатки разбитых частей скопились на мысе Херсонес. С причалов Херсонеса в панике погружались суда, воинские части с боем брали на них места. Но недалеко удалось уплыть тем, кто отчалил от берега. Действиями советской авиации и морского флота девять десятых из них отправлены на дно Черного моря.

12 мая Крым был полностью освобожден от захватчиков.

К границам Родины

22 июня 1944 года полк в составе 41 экипажа на самолетах Як-1 прибыл в село Заольша Витебской области и вел боевые действия на Оршанском направлении. Мы вошли в состав 1-й воздушной армии.

Командиром 278 дивизии стал полковник Орлов Константин Дмитриевич. Этот прекрасный летчик и волевой командир пользовался огромным авторитетом. До прихода в нашу дивизию он обучал французских летчиков из полка «Нормандия — Неман» и водил их на боевые задания.

В течение всего периода боевых действий дивизии начальником штаба был полковник Шпаков Владимир Александрович. Четырнадцатилетним пареньком в феврале 1918 года он вступил в Красную гвардию, был партизаном, затем пулеметчиком на бронепоезде «Громобой». В 1920 году воевал с белополяками на героической пулеметной тачанке. Стал летчиком. Участвовал в войне с белофиннами. Всю жизнь Владимир Александрович отдал служению армии и народу.

Еще в начале июня в наш полк прибыл на месячную стажировку летчик-инструктор Черниговской авиационной школы военных летчиков лейтенант Банников Иван Григорьевич. Он был назначен в первую авиаэскадрилью, которой командовал Герой Советского Союза В. И. Сувиров.

Когда истек срок стажировки, за ним заехал руководитель группы летчиков-инструкторов, стажировавшихся в нашей дивизии. Банников отказался возвращаться в школу. Руководство полка, оценив его летное мастерство и отвагу, не возражало против того, чтобы Банников остался, и обещало добиться на это разрешения.

Однако, в период войны не так просто было это сделать. В летных школах требовались опытные инструкторы, чтобы готовить кадры для фронта.

Банников летал на боевые задания охотно, выполнял сложные и ответственные задачи и вскоре имел уже на своем счету несколько сбитых вражеских самолетов.

Через некоторое время Банников получил письмо от жены, в котором она сообщала о том, что руководством Черниговской школы он отдан под суд Военного трибунала за невыполнение приказа о возвращении в школу. Банников обратился к командованию полка. Ему ответили, что пришло об этом сообщение из Черниговской школы, однако уже имеется разрешение о зачислении его в полк.

Оказалось, взяв на себя ответственность за невозвращение Банникова в школу, командование приняло меры, чтобы это узаконить. Заместитель командира полка по политчасти Н. П. Родзевилло обратился к К. Е. Ворошилову, как к члену Государственного комитета обороны, и тот разрешил Банникову продолжать службу на фронте.

Существенную помощь в боевом становлении Банникову оказал командир звена, опытный боевой летчик М. С. Барабанов. На самые ответственные задания в сложных метеорологических условиях Барабанов летал в паре с Банниковым.

Войска 3-го Белорусского фронта, стремительно наступая, освобождали населенные пункты. Освобождена и деревня Панкратово Витебской области, где прошло детство лейтенанта Федора Савицкого.

Сколько радости приносили воинам известия о том, что освобождены родной город или родная деревня. Одновременно переживали за близких, оставшихся в оккупации: выжили ли они... Как хотелось хоть на один час заглянуть в родной дом, увидеть близких людей. Но это невозможно — не было на войне ни выходных, ни отпусков.

Командир звена Ф. Савицкий с ведомым А. Олноблюдовым и А. Поповым в паре с В. Николаевым прикрывали наши наземные войска. На высоте 3000 метров Савицкий заметил восемь ФВ-190. Пара их бросилась к Попову, пытаясь зайти в хвост самолету. Савицкий предупредил его по радио и бросился наперерез «фоккерам». Их ведущий оказался в прицеле Федора. После короткой очереди он задымил и свалился вниз.

Остальные стали наседать на пару Савицкого. Положение создалось трудное. Один «фоккер» сумел подобраться под брюхо «яка», но его опередила меткая очередь Попова, Остальные «фоккеры» не решались продолжать бой и ушли на запад. Наша четверка вернулась без потерь.

На фюзеляже самолета Савицкого механик нарисовал шестую звездочку. Сбитый им самолет упал на нашей территории восточнее реки Березина. На месте падения «фоккера» побывал представитель нашего штаба и обнаружил, что пилотировала его женщина.

Следующее боевое задание Савицкий выполнял в паре с Одноблюдовым. Этот июньский день 1944 года стал дорогим подарком Федору в день его рождения. Возвращаясь с задания, он прошел над излучиной речушки, впадающей в Западную Двину. Снизился до бреющего полета и увидел крышу родного дома, заросший травой двор. Во дворе из-под ладони женщина смотрит на низко летящий вокруг дома самолет. Он узнал свою мать... Около трех лет она жила в немецкой оккупации.

Через два дня, когда изрешеченный в боях самолет был поставлен на ремонт, командир полка разрешил Федору слетать на два дня к матери на связном самолете По-2.

Слезы счастья и радости катились из глаз матери. Она увидела сына, возмужавшего и невредимого. На груди ордена и медали. Очень трудно жилось ей при оккупации. И тревога за сына... Только вера в освобождение помогла ей выжить.

Федор не меньше волновался. Он в родительском доме, где сделал первые в своей жизни шаги. Здесь он начал мечтать о авиации, отсюда уехал учиться в техникум и аэроклуб, затем в Одесскую школу пилотов имени Полины Осипенко.

Коротким было свидание с матерью. Через два дня Федор Савицкий снова летал на боевые задания.

Освобождались города и села Белоруссии. Гитлеровцы считали Оршанское направление стержнем «восточного вала». Они опоясали город сплошными траншеями, создали на дорогах мощные узлы сопротивления танкам. Открытая местность затрудняла подступы к переднему краю их обороны.

Штурмовики под прикрытием истребителей наносили разрушительные удары по вражеской обороне. Погода не благоприятствовала. Рваные низкие облака затрудняли обзор. Пришлось идти двумя эшелонами — над и под облаками, держать между собой постоянную радиосвязь. Такое построение боевого порядка оказалось очень полезным. «Мессеры» старались держаться ниже облаков. Встретившись с нашими истребителями, они скрывались в облаках, но ненадолго. Едва вырвавшись из-под удара, они попадали под огонь «яков» из группы Климова. Два «мессера» упали горящими, остальные рассредоточились и ушли. Наши Ил-2 образовали круг и ударили по узлам сопротивления противника, мешавшим продвижению наших танков.

27 июня город Орша был освобожден от оккупантов. В приказе Верховного Главнокомандования № 0182 от 6 июля 1944 года сказано:

«15 истребительному авиационному полку, отличившемуся в боях за овладение городом и оперативно важным железнодорожным узлом — Орша, присвоить собственное наименование «Оршанский».

На митинге, посвященном этому событию, воины-дзержинцы клялись бить врага еще беспощаднее, приблизить час победы над захватчиками.

Наступление стремительно развивалось, и вскоре начались военные операции по освобождению прибалтийских республик. Враги ожесточенно сопротивлялись. Они активизировали свои действия на земле и с воздуха.

В эти дни наши летчики очень много летали, но никто не замечал усталости. До границы — рукой подать. Летали на разведку вражеских аэродромов, а потом наша авиация беспощадно уничтожала стоявшие там самолеты. Хорошо били врага и 'в воздухе. Они искали встреч с вражескими самолетами, а те уклонялись от таких встреч. Превосходство наших соколов над немецким воздушным флотом было бесспорным. Если в воздухе не оказывалось самолетов врага, наши летчики уничтожали на земле войска, технику, транспорт, склады.

Утро выдалось теплым. С рассветом уже находились в кабинах самолетов, ожидая сигнал на вылет, командир полка подполковник Исаков с ведомым, лейтенантом Денчиком и командир эскадрильи капитан Сувиров с ведомым, старшим лейтенантом Барабановым. Над землянкой командного пункта взвилась сигнальная ракета.

— Дежурной четверке на вылет! — послышалась команда на старте.

Взревели моторы, и четверка «яков», ведомая Исаковым, поднялась в воздух. Внизу виднелись очертания населенных пунктов, город Вильнюс и река Вилия. Город застилал густой дым. В воздухе в это время не было вражеских самолетов, и летчики рассматривали поля, сплетения шоссейных дорог, одновременно контролируя воздушное пространство.

Вскоре в наушниках послышался голос наземной радиостанции:

— Внимание, «Соколы!» Приближается шестерка «фоккеров». Атакуйте!

Наши самолеты приняли боевой порядок. Исаков и Денчик остались на высоте 3000 метров, а Сувиров и Барабанов поднялись выше на 500 метров.

— Впереди вижу шесть «фоккеров». Атакую! — пробасил Исаков.

Спикировав, он приблизился к ведущей паре ФВ-190. Из ствола пушки командирской машины светящимся пунктиром полетели снаряды. Фюзеляж «фоккера» окутало темное облако с отблесками огня.

— Один готов! — раздался голос Исакова. — Бей тупоносых! Виктор, атакуй!

— Миша, прикрой! — приказал Сувиров Барабанову.

Сувиров бросился к группе «фоккеров». Расстояние между ними быстро сокращалось, вот-вот столкнутся...

— Бей, командир! — крикнул Барабанов.

И в то же время из стволов пушки и пулеметов вырвались трассирующие пули и врезались в обшивку вражеского самолета. «Фоккер», дымя, устремился к земле. Самолеты врага не были допущены к Вильнюсу.

21 июля 1944 года в газете «Красноармейская правда» В. И. Сувиров писал:

«Как-то мы вышли в свободный полет. Долго ходили, но воздушного боя завязать не удалось. В одном месте мы заметили аэродром, на котором находилось около 150 самолетов противника.

С 5000 метров наши самолеты снизились до 1000. Навстречу вынырнул «мессершмитт», но заметив, что нас двое, поспешил уйти. Немцы никогда не принимали боя, если видели, что наших больше.

Не доходя до аэродрома километра четыре, мы приняли угол планирования 15–20 градусов и открыли огонь, целясь вдоль линейки, на которой стояли самолеты. Над аэродромом взметнулось пламя. Два Ю-88 и один Ю-87 взорвались.

На максимальной скорости мы проскочили аэродром и только тогда начали стрелять немецкие зенитки. Они не успели причинить нам вреда.

...Внизу шел немецкий эшелон. Пушечными очередями разбили паровоз. Он окутался облаком и остановился. После следующей очереди взорвались две цистерны с горючим. Километров через 15 наткнулись на второй эшелон и повторили штурмовку. Вначале разбили паровоз, а потом подожгли три цистерны.

На шоссе показались автомашины с пехотой. Мы снизились до предела и обстреляли колонну из пушек и пулеметов. После первого захода немцы начали соскакивать с машин. Мы зашли на второй круг. Пять машин запылало. На шоссе и обочинах лежали трупы немцев.

Отвернув в сторону, мы пошли вдоль реки. По реке шел катер с немцами. Снаряд, выпущенный из моей пушки, попал в центр катера и он стал быстро тонуть. Вслед за катером шла большая лодка. Мы атаковали и ее. После пулеметной и пушечной очереди она разломилась пополам. Это была последняя цель, уничтоженная нами во время штурмовки».

В этом вылете ведомым Сувирова был Михаил Барабанов.

Полк базировался на аэродроме Кормялов северо-восточнее Каунаса. Группа истребителей прикрывала действия штурмовиков. При перелете линии фронта вражеская зенитная артиллерия открыла сильный огонь. Вскоре штурмовики стали заходить на цель. Прикрывая их, Банников увидел впереди справа километрах в пяти полевой аэродром, с которого взлетали ФВ-190. Об этом он передал по радио командиру группы Сувирову, а через .10–15 секунд стрелком с замыкающего «ила» была выпущена красная ракета — сигнал о приближении истребителей врага.

Приближаясь, они пытались звеньями атаковать наши штурмовики. А истребители, атакуя и давая заградительный огонь, не подпускали их. Вдруг Банников заметил пару «фоккеров», атаковавших слева звено штурмовиков. Он пошел на сближение с этой парой, но «фоккер», опередив его, дал огонь по замыкающему «илу» и подбил его. Мгновением позже, подойдя на расстояние 100 метров, Банников открыл огонь по ведущему ФВ-190. Тот задымил, перевернулся и, резко теряя высоту, пошел к земле. Второй «фоккер» левым разворотом ушел вниз и поспешил на запад.

Осмотревшись, Банников увидел отставший от группы Ил-2. Вместе со своим ведомым сопроводил его до места посадки на нашей территории.

Наши истребители вернулись без потерь. Через час на аэродроме приземлился командир полка «ильюшиных», рассказал подробности боя, поблагодарил Банникова и вручил ему письменное подтверждение на сбитый самолет. На фронте сбитый самолет засчитывался летчику при наличии письменного подтверждения очевидцев или аэрофотосъемки.

Ни один из боевых вылетов не бывает легким и ситуации создаются самые непредвиденные. Федор Савицкий повел четверку истребителей на прикрытие наших войск в районе Вильнюса. Город был в дыму. Появились «фоккеры», завязался бой. Один вражеский самолет, видимо подбитый, начал уходить. Ведомый Савицкого — Александр Одноблюдов погнался за ним и в горячке боя не заметил, как оторвался от ведущего.

Вдруг — удар по фонарю, потом по плоскости. Увидел в хвосте два ФВ-190 и еще один сверху. «Не выскочить» — промелькнуло в сознании. В это время самолет, находившийся сверху, открыл огонь по «фоккерам» и те начали уходить. Присмотрелся и увидел «як», а за стеклом фонаря лицо Федора Савицкого. Здесь выручило фронтовое братство и взаимная выручка, которые проявлялись в каждом вылете.

Капитан Слизень в паре с младшим лейтенантом Савицким несли патрульную службу в районе города Вильнюс. Наземная радиостанция наведения передала:

—  «Соколы», в направлении Вильнюса идут «фоккеры». Атакуйте!

Более двух десятков ФВ-190 шли на восток с бомбовой нагрузкой. Набрав высоту, пара «яков» ринулась в атаку и с первого же захода Леонтий Слизень и Федор Савицкий сбили по одному «фоккеру».

Внезапная атака наших истребителей вызвала замешательство среди врагов. Вниз полетели бомбы. Они падали на головы немецких войск. «Фоккеры» ушли со снижением на запад.

— Молодцы, ребята! Бей отстающих! — слышалось в наушниках.

Слизень погнался за удирающими самолетами. Догнав один из них, дал длинную очередь... В течение пяти минут было сбито три стервятника, остальные разогнаны. На земле же фашисты понесли значительный урон от своих бомб.

Подобных примеров было много. Каждый летчик был рад и гордился, когда Сувиров и Слизень брали их в полет, особенно на свободную охоту.

В боях за освобождение Белоруссии и Литвы отличились многие летчики, особенно: Л. Слизень, В. Сувиров, С. Моргунов, М. Барабанов, Парамохин, Денчик и другие. За этот период летчики полка сделали 1116 боевых вылетов, провели 176 воздушных боев, сбили 39 самолетов противника. Своих потерь не было.

Особый героизм проявили летчики при овладении городом Вильнюс, за что полк был награжден орденом Красного Знамени. Многие летчики, техники, офицеры штаба были награждены правительственными наградами.

В Указе Президиума Верховного Совета Союза ССР от 27 июля 1944 года сказано: «15-й истребительный авиационный Оршанский полк за образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками при овладении городом Вильнюс и проявленные при этом доблесть и мужество, наградить орденом Красного Знамени.

За успешные действия полков по освобождению города Вильнюс 278 Сибирская истребительная авиадивизия 25 июля 1944 года награждена орденом Суворова II-й степени».

Пока мои товарищи воевали, я в течение нескольких месяцев лечился в госпиталях Макеевки, Горловки, Москвы. В каждый госпиталь приезжал с надеждой, а покидал без улучшения состояния раненой ноги. Рана зажила, но нога не работала, начала сохнуть, висела, как чужая. Был перебит нерв. Ходить я научился, выбрасывая ногу вперед и опираясь на палочку.

— Сшейте нерв, — просил я врачей.

— Нельзя, — объяснили, — рубцы сожмут нерв, совсем сведет ногу, может ступня стать поперек.

После лечения дали отпуск. Поехал домой в Махачкалу. Родные и друзья оказывали мне внимание, знакомые, встречаясь на улице, приглашали обязательно зайти к ним в гости.

Узнав о моем приезде, пригласил меня секретарь Дагестанского областного комитета партии Алиев Азиз Мамедович. Вошел к нему в кабинет, доложил по-военному. Секретарь обкома вышел из-за стола, подошел ко мне и крепко пожал руку. Сели рядом.

— Как дела на фронте? Как здоровье? — И еще много было вопросов.

Случайно взгляд секретаря упал на мои поношенные кирзовые сапоги.

— Что это за сапоги? — с улыбкой спрашивает секретарь.

— Рабоче-крестьянские, — отвечаю. Алиев тут же позвонил по телефону директору обувной фабрики.

— У вас есть хромовые сапоги? — спросил.

— Какой размер носишь, герой?

— Сороковой, — отвечаю.

— Пришлите в мой кабинет сапоги сорокового размера.

Когда принесли сапоги, Азиз Мамедович заставил меня переобуться. Меня тронуло внимание секретаря. Я понял, что он хотел сделать приятное раненому фронтовику. Мы тепло попрощались.

Мой отпуск подходил к концу. Не давали покоя мысли о раненой ноге. К полетам не допустят. Как жить дальше? Через неделю я должен быть в Москве, в отделе кадров ВВС. С такой ногой назначат на тыловую должность.

Перед отъездом из Махачкалы зашел в расположенный там эвакогоспиталь. Сел в коридоре и задумался, не решаясь еще к кому-либо обратиться. Мимо проходил врач, увидел меня и подошел.

— Что беспокоит? Ранение? Покажи... Это был нейрохирург Коваленко. Осмотрел меня, подумал и сказал:

— Поднимитесь на второй этаж. На операционный стол...

— Так сразу? — у меня от неожиданности дух захватило. Поднялся наверх. Стали готовить к операции.

— Без наркоза буду оперировать. Вместо наркоза, — и протянул мне стакан спирта... — пей!

Выпил и лег, как он мне сказал, на бок. Началась операция. Коваленко сделал разрез, достал нерв и говорит:

— А он у тебя не совсем перебит. На волоске, а держится...

Нерв и мне виден. Гляжу на него и думаю:

«От такого шнурочка зависит моя судьба — летать или не летать».

Врач рубцы разгладил, сшил нерв и уложил его на место. Окончил операцию.

— Иди в палату, ложись. Там тебе место приготовили.

— То есть, как «иди»?

— Со своей палочкой, — отвечает врач. Спустился я со второго этажа на первый своими ногами. Лежу месяц, второй, а нога по-прежнему — не моя. О многом передумал и многое вспомнил в те дни и бессонные ночи.

В период лечения в московском госпитале я получил приглашение в Кремль. Торжественная обстановка. Первый заместитель Председателя Президиума Верховного Совета Союза ССР Н. М. Шверник вручил мне орден Ленина и Золотую Звезду Героя. С большим волнением принял награду. Хотелось немедленно снова в бой, снова громить проклятого врага. С досадой смотрел я на свою больную ногу. Мои товарищи воюют, а я — неизвестно, смогу ли еще воевать.

И все же, свершилось чудо.

Однажды почувствовал, как пальцы на ноге зашевелились. Чудно так. Пальцы мои, а управляет ими словно кто-то другой. С тех пор стали мне «разрабатывать» ногу. Вскоре я смог сгибать и разгибать всю ступню. Появилась надежда... Поднялось настроение, и мое состояние быстро улучшалось. Мыслями я уже был в полку, со своими товарищами.

Я сошел с поезда в Луцке. Ходил опираясь на трость, сильно прихрамывая. Где стоит наш полк, я не знал, но мой механик Г. Бондаренко писал мне в госпиталь: «Луцк — красивый город. Хотя разбит, но очень понравился». Ясно, о Луцке он упомянул, чтобы сообщить, где примерно находится полк. За это время они могли перебазироваться, но все же искать полк будет легче.

В городе обратился к генерал-майору танковых войск.

— Помогите добраться до своего полка.

Генерал посмотрел мои документы И приказал своему шоферу отвезти меня на аэродром. На аэродроме не было обычной суеты. Сиротливо стояли «яки», возле них ходили техники. Летчиков не видно.

— А где все? Где наши? — вместо «здравствуйте» проговорил я.

— Товарищ капитан, наши все улетели. Полк получил новые истребители Як-3. Мы здесь сдаем старые машины.

До нового аэродрома добрался на связном самолете По-2, который летел туда по заданию штаба корпуса.

Вперед, на Запад!

9 сентября 1944 года личный состав полка железнодорожным эшелоном убыл к новому месту базирования и 19-го прибыл на станцию Рожище близ Луцка. Летный состав во главе с командиром полка убыл в Саратов за самолетами. Мы расположились на аэродроме Галинувка.

12 октября прилетели наши летчики на 39 самолетах Як-3.

Мы вошли в состав16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта.

21 ноября перебазировались на аэродром Яблонь Парчевского уезда в Польше. Там продолжали изучать и осваивать новую технику, велись учебно-тренировочные полеты.

— Как нога? Летать можешь? — спросил командир полка.

— А мы, видишь, куда шагнули? Польша. До Варшавы рукой подать. Если завтра будет хорошая погода — слетаем. Увидишь Варшаву. Только горит она... Рассказывай, как у нас в тылу? Как дома? Полгода тебя не было.

Узнал о происшедших в мое отсутствие изменениях. Штурман полка Власов сейчас командует истребительным авиаполком, вместо него майор Климов. Поразила печальная весть: не вернулся с боевого задания под Перекопом мой напарник и хороший товарищ Василий Евдокимов. Он погиб в воздушном бою. В полку много новых летчиков.

В хате, где жили летчики, вдоль стен стояли сбитые на скорую руку нары. На столе коптилка из гильзы снаряда. На вешалке одиноко висела темно-синяя шинель. Я сразу узнал ее. Шинель Васи Евдокимова. Очевидно ребята берегут ее, как память о товарище. А может быть все еще ждут...

Присел на край нар и стал перебирать в памяти прошлое, связанное с Василием Евдокимовым. Сколько воздушных боев было проведено вместе! Когда меня ранили, он связал врага боем, чтобы дать мне возможность уйти. Вася берег свои личные вещи, особенно темно-синюю шинель. Подтянутый, аккуратный. Сколько же ему было? Пошел только двадцать первый... Перед отправкой в госпиталь он принес мне в санчасть цветы.

С нетерпением ждал момента, когда снова сяду в кабину самолета. В назначенный день с рассветом я уже был на аэродроме. Чувствовал себя счастливым: снова буду летать, снова в строю. Предстояли контролько-провозные полеты на Як-3. По сравнению с предыдущими «Яковлевыми» он имел большую скорость и лучший вертикальный маневр. Именно такой самолет нужен был для борьбы с «мессершмиттами». В полет на самолете со спаренными кабинами вылетел с командиром полка. После полета по кругу во время руления лопнул дутик — хвостовое колесо самолета. Достать его было не просто. Спарка может простоять и неделю. А как быть мне? После одного провозного полета вылетать на новой машине на боевое задание рискованно. Исаков подумал и решил:

— Пусть вылетает!

— Полетим вместе, — сказал мне командир эскадрильи Леонтий Слизень.

Слизень был моим хорошим товарищем. Вместе начинали боевую работу на Кубани. Он всегда выглядел спокойным, уравновешенным. Спокойно готовился к боевому заданию, таким же возвращался после самых напряженных боев, без громких фраз и жестов докладывал о выполнении задания. В дни самой напряженной работы, в перерывах между вылетами, придет бывало на командный пункт, приляжет на нары и спокойно засыпает. Видимо, даже кратковременный сон заряжал его новыми силами, выносливостью.

На задание вылетели шестеркой. Я летел ведомым у майора Слизеня. Задание: ознакомление с районом будущих боевых действий, при обнаружении движения противника по железным дорогам — штурмовать. Всей шестеркой отстрелялись по вражескому эшелону. Слизень и я били по паровозу, наши товарищи зажгли вагоны. От состава по сути ничего не осталось.

Вдруг почувствовал, что самолет «зарывается» на одно крыло, вот-вот перевернется вверх колесами. Вцепился обоими руками в ручку управления, выровнял машину, перевел в набор высоты. Посмотрел на крыло и увидел неестественно согнутый элерон. Подумал, что зацепило вражеским снарядом. Отстал от группы и взял курс на свой аэродром.

Элерон заменили — дело пустяковое. Только из-за пустяка можно потерять и летчика, и самолет. У нас говорили: «В авиации мелочей не бывает». Это правильно, тем более в боевой обстановке. Хорошо, что враг не обстрелял, хорошо, что справился с управлением самолета. А если бы нет? Никто не узнал бы о негодном элероне. Подумали бы, что сказался перерыв в летной работе и не справился с пилотированием нового истребителя. Кроме того, у меня не было заключения медицинской комиссии о годности к летной работе. Все бы пожимали плечами, искали бы виновных и наказывали.

Нога еще болела, и о медкомиссии я молчал, тянул время. Ждал пока нога лучше подживет. Боялся, что признают негодным к летной работе. Так бы, наверное, и сошло, если б в тот день не прилетел в полк заместитель командира дивизии полковник Розанов. Увидел меня и развел руками от неожиданности. Подошел к нему, поприветствовал.

Розанов хорошо помнил нашу боевую работу на Кубани. Однажды, находясь в воздухе со своим ведомым Евдокимовым, услышал по радио команду Розанова, находившегося на переднем крае, на радиостанции наведения.

— Впереди вас колонна. Атакуйте!

Вижу на дороге колонну, но в сумерках не могу разобрать — наши или немцы.

— Я не уверен, кто это, — передаю по радио.

— Я — Розанов. Атакуй!

Прошлись мы два раза над колонной, дав длинные очереди. Отстрелялись спокойно и точно.

— Отлично! — слышу голос Розанова.

Теперь домой. Скорее бы сесть. Переживаю за ведомого. Сумеет ли он сесть в сумерках? Увидел, что его самолет зашел на посадку и покатился по посадочной полосе, успокоился.

Розанов потом побывал на месте штурмовки колонны. Прилетев в полк, он рассказал, что несколько поврежденных автомашин немцы сами сбросили в кювет — освободили дорогу. Раненых увезли с собой. На месте Розанов насчитал 72 убитых фашиста. Своим глазам не поверил. Это с двух заходов на цель!

Полковник Розанов выделялся удивительной опрятностью и внутренней культурой. В его несколько неожиданных решениях, оказавшимися единственно верными, была определенная логика.

— Здравствуй! — Розанов протянул мне руку. — Как чувствуешь себя? С прибытием в свою фронтовую семью!

Полковник отступил на шаг и посмотрел на мои ноги.

— Как нерв?

— Работает! — отвечаю бодро.

— Есть заключение врачебной комиссии?

— Нет, товарищ полковник.

Это нарушение летной дисциплины было настолько грубым, что Розанову пришлось распорядиться:

— Никаких полетов, капитан, никаких заданий! Исакову сам скажу. Завтра пришлю По-2, полетишь на медицинскую комиссию. Ясно?

— Ясно... — отвечаю, а сам подумал:

— Все пропало... Летать запретят. На комиссию шел, волнуясь. Несмело переступил порог.

— Какие жалобы? — спрашивает врач.

— У меня нет жалоб.

— Вы не больны?

— Нет, доктор, я был ранен, чувствую себя хорошо. Только прилетел и бегом к вам. Лечился в тыловых госпиталях.

— Где стоит ваша часть?

— Под Варшавой. Я уже летал на задание, а вот заключения нет. За этим и приехал. Начался осмотр.

— Куда ранен? Где оперировали? Покажи. Подвигай ногой. Присядь. Встань. Здесь болит? Нет?

Сев снова за стол, врач спросил:

— Хочешь летать?

— Очень хочу!

— Таких все равно не удержишь. По опыту он знал, что многие летчики ходят полгода, год и добиваются своего.

— Где направление?

И написал в заключении: «Годен к летной службе без ограничений». Заверил подписью и печатью.

— Летай, — сказал он, — а заноет нога, беги к своему полковому врачу.

Вскоре я получил письмо из родного Дагестана за подписью секретаря обкома партии, председателя Президиума Верховного Совета и председателя Совета Министров. Много теплых слов было написано в мой адрес. Они писали, что дагестанцы гордятся своим земляком, желают мне крепкого здоровья и успехов в боевой работе, давали наказ крепче бить врага.

Письмо очень взволновало меня. Я должен оправдать доверие земляков и, когда вернусь домой после войны, скажу: «Дорогие земляки, ваш наказ я выполнил».

Майор Сувиров был назначен заместителем командира полка.

Полк активизировал боевые действия по освобождению Польши. Летали на разведку, прикрытие наземных войск, вели бои с самолетами противника. Впереди была Варшава, разрушенная до основания оккупантами.

Ранним утром 17 января пара самолетов, пилотируемых младшими лейтенантами Калашниковым и Пуршевым, прикрывали наши танковые соединения, стремительно наступающие на Сохачев. Через 10–15 минут после прихода к месту прикрытия подошла группа «фоккеров». Завязался неравный бой — двое против шести. С первой атаки меткой очередью Калашников сбил «фоккера» и открыл счет сбитых врагов в варшавской операции.

В это время в воздухе находился командир корпуса генерал-лейтенант Е. Я. Савицкий. Он передал по радио, что идет на помощь. Калашников с Пуршевым снова пошли в атаку и еще два «фоккера» падают. Четвертого вогнал в землю подоспевший генерал Савицкий.

Возвращаясь на свой аэродром, младший лейтенант Калашников услышал по радио знакомый голос генерала:

— Поздравляю с победой и награждением орденом Отечественной войны II-й степени.

30 января стояла низкая облачность. Временами шел снег, что ухудшало видимость. Владимир Меркулов получил приказ вылететь парой на прикрытие передовых позиций наших войск в районе Швибус. Прилетели к месту прикрытия. На высоте 150 метров обнаружили четыре ФВ-190, заходивших на штурмовку нашей переправы. Меркулов с ведомым ринулись наперерез немцам. Длинная очередь прошила «фоккер» и он в 150–200 метрах от передовой упал и зарылся в снег.

Через несколько минут с запада появилось восемь Ме-109. Пара Меркулова пошла в атаку. Немцы скрылись в облаках, но через минуту вышли из них. Одна очередь — объятый пламенем «мессер» падает.

В это время загорелся мотор на самолете Меркулова. Видимо, в него угодил вражеский снаряд. Привстав с сидения, дергает кольцо парашюта и струей воздуха его выбрасывает из кабины. Он благополучно приземлился в расположении наших войск.

Во время боев Владимир не раз попадал в сложные ситуации. Выручало высокое мастерство и настойчивость в достижении цели.

Владимир Иванович Меркулов родился в самом конце 1922 года.

— В тридцатые годы, — рассказывает он, — мечтал о самолетах так, как в наши дни о космонавтике. Большое впечатление произвели на меня полеты В. П. Чкалова. Спал и видел себя Чкаловым.

Окончил аэроклуб в городе Орле, затем Армавирское летное училище, по окончании которого направлен на Дальний Восток.

В период войны он стал одним из лучших летчиков нашего корпуса.

25 января, выполняя задачу по прикрытию переправы через реку Одер западнее города Познань, группа «яков» под командованием Сувирова встретила восемь ФВ-190, пытавшихся сбросить бомбы на понтонный мост. Летчики атаковали вражеские самолеты, не допустили их к переправе. В этой атаке они сбили пять самолетов: два сбил командир звена Волков, два — летчик Знаменский и один — Сувиров. Вернулись на базу без потерь.

Скупые строчки в историческом формуляре сообщают только о результатах вылета, но нужно себе представить сколько сил и энергии затратили летчики в этом бою, чтобы не допустить врагов к переправе, каким летным мастерством обладали они, уничтожив в бою пять стервятников.

31 января 1945 года лейтенант Банников со своим ведомым младшим лейтенантом Осиповым с аэродрома Стеньшув (40–50 км юго-западнее Познани) вылетели на разведку. Необходимо было обнаружить вражеские танки, идущие со стороны Франкфуркта-на-Одере.

Над территорией войск противника стояла десятибалльная облачность и нижняя ее кромка находилась на высоте 200–500 метров, снежные заряды, видимость 2–4 километра. В первом полете ничего не удалось обнаружить. Пришлось лететь вторично с той же задачей.

К. концу полета Банников в 5–8 километрах от линии фронта увидел на большой поляне аккуратно сложенные стожки. В первом полете он на них не обратил внимание, К некоторым стожкам подходили по две еле заметные полосы. Банников обстрелял один стожок. От первых попаданий он загорелся и из него дополз танк. Зашевелились и остальные стожки, и со всех сторон открыли огонь по самолетам.

Выйдя из зоны огня, Банников передал по радио на командный пункт полка координаты обнаруженных вражеских танков. Их было около 50. Потом здесь хорошо потрудились наши штурмовики.

Упорно сопротивляясь, немцы везли на фронт технику и боеприпасы. По железной дороге двигались груженые составы. Наши летчики штурмовали эти составы довольно успешно.

Утром на штурмовку вылетела четверка истребителей. На путях стояло несколько составов. После атаки в воздух взлетели вагоны со снарядами. Эшелоны охватило пламя, к небу поднялись столбы дыма.

Дело сделано, пора уходить. Но тут отказал мотор машины А. Одноблюдова. Лететь дальше невозможно. Александр посадил самолет на поляне. Вылез, огляделся. На ближайшей дороге движение, но непонятно, кем занята территория.

Увидел домик на опушке леса. Решил спрятать там парашют и пробиваться к своим. Вдруг увидел бегущего к дому человека, который что-то кричал ему по-русски. Он подкрался к домику, швырнул в окно гранату, потом вывел из домика одного уцелевшего немца. Посмотрел выразительно на Александра и покрутил пальцем у виска. Не поняв в чем дело, Одноблюдов все-таки пошел в этот домик, чтобы спрятать парашют. Зашел и увидел много убитых немцев.

— Вот бы встретили меня, — подумал летчик.

Вышел, а его спаситель уже держит под уздцы двух лошадей. Сели, проехали километров двадцать и встретили наших танкистов, с которыми Александр добрался в полк. Так и не узнал, он, кто был этот парень, спасший ему жизнь.

В составе войск 1-го Белорусского фронта движемся на запад, к Одеру. Мы понимали, что каждый день боевой работы, каждый вылет приближали долгожданную победу. Мы знали, что она наступит только тогда, когда враг будет повержен в его логове.

Об этом периоде ветеран нашей дивизии А. Е. Чернаткина писала:

Победа нам светила впереди,

Но чтоб добить врага в его Берлоге,

Войска стремительно на запад шли —

Нас в сорок пятом на Берлин вели дороги.

Досадно, что значительную часть февраля распутица держала авиацию на полевых площадках. Чтобы быть ближе к наземным войскам, наступление которых прикрывал наш полк, самолеты произвели посадку на одном из полевых аэродромов. Почву сковал небольшой морозец. Посадочная полоса была хорошо укатана, и самолеты благополучно приземлились. Готовились к прыжку вперед. Предстоял перелет на аэродром близ Кенигсберга на Одере. На этом аэродроме еще базировались немецкие самолеты, но по плану командования наши танки должны туда прорваться и очистить от противника. Еще «тепленький» после боя аэродром поступит в распоряжение наших истребителей.

Накануне был составлен план перелета. В первую группу вошло шесть человек: штурман полка майор В. В. Климов в паре с капитаном Е. Ф. Тужилиным, я, мой заместитель и наши ведомые. В приказе о вылете была оговорка: вылет при получении дополнительных указаний. Нужно было ожидать сообщения о результатах наступления танкистов.

На следующий день все было покрыто сплошным туманом, началась оттепель. Еще через день туман рассеялся, от сильного потепления растаял снег и земля превратилась в жижу.

Взлет оказался невозможным. Встал вопрос: как организовать перелет. И выход был найден. Недалеко от поля, служившего аэродромом, проходила узкая асфальтированная дорога с кюветами по сторонам. Решено было произвести взлет с этой дороги.

Усилиями летного и технического состава, увязшие в грязи самолеты перетащили к дороге, кюветы по ее сторонам покрыли досками.

Для того, чтобы самолеты могли быстрее оторваться от земли, под закрылки вставили деревянные бобышки. Это увеличивало подъемную силу. В воздухе бобышки сбрасывались. Мы очень волновались. Ведь дорога была настолько узкой, что малейшее отклонение привело бы к нежелательным последствиям.

Ночью советские танки, прорвав фронт, подошли к аэродрому врага. Не сбавляя скорости, они ворвались на его гладкое поле. Фары выхватили из темноты силуэты вражеских машин: «юнкерсов», «фокке-вульфов», «мессершмиттов». Стальные машины на большой скорости сближались с самолетами и, чуть повернувшись, с разворота били своим корпусом по фюзеляжам и хвостам. Грузно оседали «юнкерсы» на землю, а танки спешили к другим самолетам. Охрана аэродрома и зенитные батареи пытались открыть огонь, но сплошной гул и рев стальных громадин ошеломили их:

— Русские танки...

Утром здесь садились краснозвездные истребители, благополучно взлетевшие с узкой дороги. Подруливали к ангарам осторожно, чтобы не наскочить на обломки вражеских самолетов. Возле одного из ангаров и примыкавших к нему авиаремонтных мастерских разместили прилетевшие самолеты. Летчики поставили их на заправку горючим и с интересом рассматривали последствия разыгравшегося здесь ночного боя. Возле взлетной полосы лежала груда покореженного металла — разбитый двухмоторный «юнкерс». Невдалеке дымились останки другого бомбардировщика. По окраинам аэродрома виднелись протараненные танками истребители врага.

После заправки вырулил на старт дежурить. Через час — два прилетят все самолеты полка. Линия фронта близко, нужно охранять аэродром. Вырулил на окраину с таким расчетом, чтобы при необходимости сразу взлететь. Осмотрелся. В городе Кенигсберге горит высокий костел. Вверх поднималось бело-желтое облако дыма. «Может в полете служить ориентиром», — отметил про себя.

В полутора километрах на западе с воздуха виднелись изломанные линии окопов. Там уже наша пехота. К пехоте я всегда относился с симпатией. Царица полей прошагала тысячи километров по дорогам войны. Бывало проходит мимо аэродрома колонна солдат-пехотинцев, увидят летчиков и с восторгом приветствуют. Иногда кто-то из строя выкрикнет:

— Летчики, не давайте спуску фрицам! Иногда, остановившись на привале, спрашивают:

— Вот вы там летаете... Виден Берлин или нет? Какой он?

Каждый понимал, что конец войны лежит через Берлин, встреча с родными и близкими — тоже через Берлин.

Бьем врага над Одером

Из-за Одера появилась пара самолетов. Пока присмотрелся к ним, они высыпали по нашим окопам бомбы и начали обстреливать.

«Фоккеры»-охотники!

Посмотрел в направлении ангара, вижу, — закончили заправлять самолет Тужилина. Если взлечу один, получу нагоняй от командира полка. Моя задача — охранять, аэродром.

Но ведь «фоккеры» штурмуют нашу пехоту. Решил взлететь, надеясь, что после заправки самолетов дежурить на старт вырулят другие. Запустил мотор и, дав полный газ, взлетел. На подлете к окопам успел набрать высоту 100 метров. На пересекающихся курсах выходил из атаки по окопам «фоккер».

— Ну, теперь потягаемся, фриц! Немец полез вверх. Я за ним. Поймал в прицел и нажал на гашетки — тихо. Пушка и пулеметы молчат. Высота растет. Пристроился к «фоккеру». Он попытался оторваться, сделал несколько фигур, но я словно прилип к нему. Высота две тысячи метров. Он полетел по прямой. Он смотрит на меня, а я на него. Он пытается удрать, а я хочу его сбить. Но ведь пушка и пулеметы не стреляют. Не из пистолета же стрелять. Потом догадался и сделал то, чего не сделал в спешке. Быстрым рывком перезарядил пушку, вторым рывком — пулеметы. Есть! Чуть отстал, зашел под брюхо «фоккеру» и дал очередь. Самолет задымил, а я отвернул в сторону самолет, смотрю. Немец отбросил фонарь кабины, вывалился и с затяжкой пошел к земле. Пролетел тысячу метров и раскрыл парашют. Снизившись, сделал вираж вокруг парашютиста.

— Расстрелять бы его в воздухе, как они Соснина!

Посмотрел вниз, там наши войска. Значит — не уйдет, возьмут в плен. Сбросив парашют, он пытался удрать к железнодорожной будке, но навстречу ему уже мчалась наша автомашина.

Огляделся. В воздухе барражировал взлетевший вслед за мной Тужилин. Подлетел к нему. Вдруг заговорила наземная радиостанция, наводя нас на цель:

— Справа от вас «фоккер»... Справа «фоккер»...

Увидели его. Он летел по прямой, не маневрируя и не осматриваясь. Потеряв ведущего, он ходил над занятой нами территорией и восстанавливал ориентировку.

— Тужилин, ближе к «фоккеру»! — передаю по радио, — Атакуй! Я прикрываю...

Тужилин отвернул. Ударил. Вражеский истребитель опрокинулся и упал в Одер.

Зашли на посадку. Сели, оба довольные слаженными действиями и результатом. Тужилин снял шлемофон. К его широкому лбу прилипли уже поредевшие волосы. Достал расческу, расчесал их и снял с нее выпавшие волосы.

— Бой, не бой, а после каждого вылета полный подшлемник волос. Хоть бы до дому хватило. — Сказал Тужилин, надевая пилотку.

Я вспомнил довоенную летную форму, которую мы носили в Каче и на Дальнем Востоке. Мы тогда были убеждены, что без темно-синей формы летчик — не летчик. А вот Тужилин в кирзовых сапогах и выцветшей гимнастерке с погонами капитана, немного грузный, лысеющий, бил врага, как и представить себе не могли в довоенное время.

Через час на аэродром прилетела вторая группа «Яковлевых» во главе с командиром полка. Майор Климов доложил обстановку и о сбитых самолетах:

— Самолет, сбитый Ситковским, упал в двух километрах от аэродрома. Летчик, выпрыгнувший с парашютом, взят в плен. Самолет, сбитый Тужилиным, упал в Одер, летчик погиб. Исаков, отпустив Климова, пошел на старт принимать третью группу самолетов.

С этого аэродрома мы летали на сопровождение самолетов, прикрытие наших войск и разведку.

По сигналу тревоги четыре самолета под командованием Сергея Моргунова вылетели на отражение сорока «фокке-вульфов», летевших бомбить наш аэродром. Бой был жарким и трудным, но четверку возглавлял смелый испытанный воин, не знавший поражений. Группа сбила пять «фоккеров», два из них сбил Моргунов.

Все, кто с земли видел этот бой, восхищались смелыми действиями нашей четверки, и когда они приземлились, летчиков встретили бурными аплодисментами.

Наша танковая часть форсировала Одер и захватила небольшой плацдарм, имевший стратегическое значение. В это время я со своим ведомым Радкевичем вылетел на сопровождение самолетов-разведчиков из соседней части. Прошли над захваченным танкистами плацдармом и увидели около четырех десятков ФВ-190, летевших бомбить этот плацдарм. Этот самолет после бомбометания мог своим мощным оружием производить еще и штурмовку.

Наши самолеты-разведчики, увидев их, изменили курс, а я и мой ведомый ринулись на врагов. Прицелился, дал очередь. Один «фоккер» загорелся. Врезавшись в строй вражеских самолетов, я сбил еще одного. Радкевич меня надежно прикрывал. Побросав в панике бомбы, не долетев до цели, ФВ-190 пустились наутек.

От генерала-танкиста, находившегося на плацдарме, в нашем соединении была получена радиограмма, в которой он благодарил нас за сбитые самолеты и за то, что не допустили бомбардировки захваченного танкистами плацдарма.

Наши наземные войска вели наступление на северную группировку немцев, угрожавших правому флангу войск, вышедших к Одеру.

В район боевых действий на прикрытие войск вылетел лейтенант Алексей Нестеренко с ведомым младшим лейтенантом Николаем Сташкевичем. В зоне прикрытия была низкая облачность, не выше 500 метров. Над передним краем противника не было. Когда истекло время патрулирования, истребители взяли курс на свой аэродром. Вдруг Сташкевич заметил сзади на расстоянии 300 метров два Ме-109. Передал по радио ведущему:

— Сзади «мессеры»!

Противник имел превышение в скорости и находился в хвосте наших истребителей. Положение было опасным.

По команде ведущего оба ушли в облака. «Мессершмитты» бросились за ними. Нестеренко сделал петлю, ведомый не отставал от него. Развив большую скорость, они ушли от противника. Когда вышли из облаков в горизонтальный полет, «мессершмиттов» уже не видно было.

После посадки зарулили на стоянку, подошел начальник штаба подполковник Хмеленок и поздравил со сбитым Ме-109. Нестеренко и Сташкевич в недоумении переглянулись.

— Над районом действий наших войск была только ваша пара. Наземная радиостанция с переднего края передала, что упал и взорвался самолет противника, — сообщил Хмеленок.

— Товарищ подполковник, мы не сделали ни одного выстрела, — сказали летчики.

Проанализировав развернувшиеся события, пришли к выводу, что «мессеры», увидев в прицелах наши самолеты, погнались за ними и тоже сделали петлю. Но «мессер» — не Як-3. В верхней точке петли один из «мессеров» не смог удержаться, попал в штопор, а выйти из него при высоте 500 метров, не смог.

Мастерство наших летчиков и превосходные качества самолета Як-3 стали причиной гибели врага.

Летчики полка часто вылетали на разведку войск и объектов противника. Разведка велась в сложных метеорологических условиях под обстрелом зенитных батарей, густо установленных вокруг объектов.

В один из таких дней несли боевое дежурство на аэродроме лейтенант Банников и младший лейтенант Осипов. Около 12 часов прилетел командир корпуса Е. Я. Савицкий и поставил конкретную задачу: произвести воздушную разведку Штеттинского морского порта, установить количество судов у причалов, что разгружается и что грузится. Генерал предупредил, что порт имеет сильную противовоздушную оборону и многие разведчики были сбиты, не долетев до порта. Маршрут и профиль полета генерал предложил разработать самим. Взлет по готовности с разрешения, командного пункта полка.

Ожидалось ухудшение погоды. Линию фронта решили перелететь на высоте 4000 метров. К Штеттину подойти на предельно малой высоте. При наличии облачности лететь за облаками и снижение произвести по расчету времени.

Около 13 часов Банников с Осиповым вылетели. В пути встретили десятибальную облачность и полет продолжали на заданной высоте за облаками. Банников внимательно следил за приборами, а Осипов — за самолетом ведущего. На подходе к цели уменьшили обороты двигателей и пошли на снижение. Вышли из облаков на высоте 250 метров.

Слева впереди был виден Штеттинский порт, а справа — Альтдам. К порту подошли на высоте 100 метров. У причалов стояли корабли, на которые велась погрузка танков. Пролетев порт, снизились над заливом до 50 метров. Зенитные батареи не успели открыть огонь.

Возвращались домой под облаками, их кромка поднялась выше. Радуясь удачной разведке, летчики забыли об «эрликонах» и проявили неосторожность. Однако, снаряды не причинили особого вреда, и разведчики благополучно долетели. Командование дало высокую оценку результатам разведки.

20 марта с аэродрома Кенигсберг дважды вылетали на разведку Банников в паре с Осиповым. В этот день они обнаружили большую группу танков, двигавшихся из Берлина к Кюстринскому плацдарму, и два действующих аэродрома врага — Штраусберг и Ораниенбург. На этих аэродромах было сосредоточено много самолетов.

24 марта в 17.00 Банников с Осиповым полетели фотографировать вражеские аэродромы. Их прикрывали заместитель командира эскадрильи Иванов и его ведомый.

Во время фотосъемки аэродрома Ораниенбург с него взлетели две четверки ФВ-190. Банников резко снизился до 50 метров и пошел на север над лесом вдоль реки Хафель, а прикрытию дал команду набрать высоту с курсом на восток и лететь на свой аэродром. Восемь самолетов противника устремились за тройкой Иванова, но догнать наши Як-3 не могли.

В это время Банников, дойдя до канала Хафель — Одер, тоже повернул на восток. Перед аэродромом Фино набрал высоту 800 метров, зашел со стороны заходящего солнца и сфотографировал его. Посадку на своем аэродроме совершил в сумерках, когда летчики из группы прикрытия заканчивали ужин. Данные разведки были подтверждены фотографированием.

Вместе с нами до Одера дошел Иван Федотович Кривобок. В юности он получил хорошую рабочую закалку. После окончания школы ФЗУ работал на Харьковском тракторном заводе. В 1935 году в числе тридцати рабочих ХТЗ уехал строить новый город — Комсомольск-на-Амуре. Рубил лес, корчевал пни на трассе длиной в семь километров. На этом месте построили авиационный завод, на котором потом Иван работал. Отсюда и начался его путь в авиацию. Планерную школу и аэроклуб закончил без отрыва от работы. Потом много летал на планерах и самолетах.

В 1940 году недалеко от Хабаровска в деревне Бирма была создана авиационная школа. Среди первых ее курсантов был Иван Кривобок. Окончил ее уже в период войны в 1942 году. На фронт ушел из Новосибирска вместе с полком.

В конце марта 1945 года Иван Кривобок и его ведомый Семен Баденов прикрывали наземные войска. Подлетая к линии фронта, Иван увидел Ме-109, украшенный зверскими мордами и геральдическим щитом гитлеровского аса. «Мессер» не принял боя, но Кривобок разгадал его прием: уйти в облака и внезапно обрушиться на «яка». Набрал скорость до предела, погнался за врагом и послал ему вдогонку снаряды из пушки. Через несколько секунд «мессер» вышел из облачности. При планировании скольжением сбил пламя и пытался уйти на свою территорию. Кривобок и Баденов вынудили его совершить посадку. Он сел с убранными шасси в районе Пиритц.

Вскоре пришло сообщение из танковой части о том, что ими взят в плен немецкий ас, награжденный рыцарским крестом с дубовыми листьями.

13 апреля полк перелетел на аэродром, расположенный на правом берегу реки Одер возле города Шведт. Перелетели вечером, чтобы враг не заметил и не подверг артиллерийскому обстрелу.

На следующий день над аэродромом появился вражеский разведчик Ме-110.

— Заметил, гад... — сказал командир полка, — теперь жди налета.

— Разрешите поохотиться, — обратился Сувиров.

— Лети, Виктор, но будь осторожен, — ответил Исаков.

Майор Сувиров немедленно поднялся в воздух, набрал высоту, осмотрелся. Разведчика не было. Он скрылся в облаках и ушел.

Сувиров продолжал патрулировать над аэродромом. Прошло около сорока минут. Вдруг услышал в наушниках:

— Курсом девяносто градусов за облачностью идут бомбардировщики противника.

Он дал газ и вскоре, пробив облака, увидел девять Ю-88, идущих к аэродрому. Скрываясь в облаках подошел на близкое расстояние и открыл огонь по ведущему. «Юнкерс» загорелся. От него отделились две бомбы крупного калибра, затем два парашютиста. Остальные «юнкерсы» развернулись и ушли. Ни одна бомба не упала на аэродром.

Сувиров вышел из облаков, чтобы проследить место падения «юнкерса». У небольшого озерка увидел горящий Ю-88, а в полукилометре от него две большие воронки от сброшенных бомб.

Штурман и стрелок, выпрыгнувшие с парашютами, взяты в плен, летчик был убит в воздухе. На допросе выяснилось, что экипаж воевал с 1941 года. Это они бомбили Ленинград, Москву и другие города. Самолет был оборудован локатором для обнаружения истребителей противника, но самолет Сувирова он не обнаружил.

Здесь на немецкой земле закончился бесславный путь этих завоевателей.

Над фашистским логовом

Весна 1945 года. Весна накануне победы. За Одером в руинах лежали города и изрытая войной немецкая земля. Просыпалась природа, зеленью покрылись сады. Ожидали приближения долгожданной победы — конца кровопролитной войны.

Уже не надеясь на новое оружие, на воздвигнутые на подступах к Берлину укрепления, фашистская ставка все же бросала на гибель последние дивизии с упорством маньяка. Днем и ночью по проводам и эфиру раздавались приказы командующим войсковых группировок:

— Сражаться до последнего солдата... Судьба Германии в ваших руках...

Но все было иначе. Судьба Германии была уже не в их руках, а в руках более могущественных сил. Рухнула фашистская военная машина, и враг пытался спрятать ценности, документы и прочее.

В один из таких дней командир полка собрал на аэродроме летный состав, чтобы дать задание. В это время служба ВНОС сообщила, что с запада приближаются транспортные самолеты врага. Рядом с командным пунктом стояли самолеты Барабанова и Боровского. Мигом бросились они к своим самолетам и взлетели прямо со стоянок. Сблизившись с самолетом Ю-52, Барабанов дал очередь. Получив серьезное повреждение, «юнкерс» произвел посадку на окраине нашего аэродрома. К самолету бросились находившиеся поблизости механики. Из самолета раздались выстрелы, один механик 'был ранен. Когда подоспело подкрепление, экипаж и пассажиры были взяты в плен. На самолете оказалась группа офицеров высокого ранга. Кроме документов и ценностей, из самолета извлекли два кожаных мешка с крестами, которыми гитлеровцы награждали за разбой.

В штабе допоздна горел огонек — фитиль в расплющенной гильзе снаряда. Командир полка, его заместитель по политчасти и начальник штаба готовились к началу Берлинской операции.

На рассвете 16 апреля был построен личный состав. Митинг открыл командир полка Н. В. Исаков:

— Настали решающие дни сражений. Каждый боевой вылет, каждый сбитый самолет врага приблизят нас к долгожданной победе. Призываю вас, боевые друзья, выполнить свой долг перед Родиной по окончательному разгрому врага.

Громкое «Ура-а-а!» разнеслось над полем.

Майор Н. П. Родзевилло прочел Обращение Военного совета:

«Боевые друзья! Пришло время нанести врагу последний удар... Стремительным и героическим штурмом мы возьмем Берлин, ибо не впервые русским воинам брать Берлин... За нашу Советскую Родину — вперед на Берлин!»

Раздались длительные рукоплескания. Все были уверены, что поставленные задачи будут выполнены.

Наши наземные войска пошли в решающее наступление. Почетное право начать боевую операцию в нашем полку было поручено капитанам А. Слизеню, В. Меркулову, С. Моргунову и мне. Мы вылетели со своими ведомыми.

На высоте 5000 метров я в паре с лейтенантом Радкевичем идем к Берлину на разведку. Над городом снижаемся. Вот оно — логово фашистского зверя! Внизу под нами раскинулся серый безжизненный спрут. Мне вспомнился заголовок в учебнике немецкого языка: «Берлин с птичьего полета». Через дымное небо просматриваются сеточки улиц, площади, сады города-великана.

А ведь несколько лет тому назад Берлин ликовал, когда на его улицах в кострах жгли книги, когда бесноватый фюрер выкрикивал свои истерические лозунги и призывал уничтожать целые народы во славу арийской расы. Берлин исторгал тогда крики восторга и бравурные марши над колоннами тех, кто возвращался с разбоя, грабежа и убийств в странах Европы. Где же теперь те ликующие толпы, встречавшие победителей? Где те стройные ряды армии великого рейха, чеканившие шаг под барабанный бой и медь оркестров?

Всматриваясь, ничего, кроме руин и обгоревших зданий, не увидел, но эти руины продолжали источать смерть — в воздухе появились черные и белые шапки разрывов зенитных снарядов. Их становилось все больше, десятки и сотни разрывов на разной высоте. Многослойный зенитный огонь свидетельствовал о том, что сильнейшая противовоздушная оборона фашистской армии в Берлине будет оказывать упорное сопротивление.

В воздухе не встретили вражеских самолетов. Ударили по колоннам автомашин. Многие загорелись И смрад пополз вверх в дымное небо.

Уклоняясь от зенитного огня, мы стали уходить со снижением. Окраины города были опоясаны бело-розовым поясом. Это цвели сады. Казалось, природа возложила огромный венок на могилу разбитого города.

По курсу наших самолетов продолжали рваться зенитные снаряды, словно вели нас по огненному коридору. Был поврежден самолет ведомого, и длинная белая полоса потянулась за его истребителем.

— Тяни сколько можешь, — передаю ему по радио.

— Дотяну... Все равно дотяну. Не погибать же теперь, когда увидел Берлин...

Радкевичу удалось на поврежденной машине перетянуть за линию фронта и сесть в расположении наших войск. Через день он пришел в свой полк.

Капитан Моргунов в паре с лейтенантом Молибожко вылетели на охоту. В районе Берлина встретили два ФВ-190, которые охраняли мотопехоту, отступавшую на запад.

— Прикрой! Атакую... — сказал Сергей ведомому.

Круто пикируя, помчался на сближение с врагом. Дал очередь по фюзеляжу. «Фоккер» задымил.

— Добивай! — крикнул он ведомому. Молибожко приблизился к «фоккеру» и метко ударил по кабине.

Возвратившись на аэродром, Моргунов доложил:

— Открыли боевой счет к Дню победы! Эта пара охотников 16 апреля шесть раз поднималась в небо. К исходу дня на их счету было шесть сбитых самолетов.

На дорогах горели вражеские танки, автомашины, артиллерия. Рассеивалась и уничтожалась пехота.

Сувиров в паре с Барабановым вылетели на прикрытие наших войск. После пересечения линии фронта получили сообщение о приближении 20 ФВ-190. Увидев их, мгновенно пошли в атаку на ведущую группу. И сразу же на виду у наших наземных войск два вражеских самолета вспыхнули и упали. Остальные беспорядочно сбросили бомбы и скрылись в облаках.

— Молодцы, истребители! — передала наземная радиостанция наведения.

За этот вылет Сувиров и Барабанов получили благодарность от командующего 16-й воздушной армией генерала С. И. Руденко.

17 апреля к исходу дня Банников с ведомым вылетели на прикрытие наших войск на плацдарме в районе Врицен. Патрулирование прошло спокойно. С пункта наблюдения получили команду возвращаться на аэродром. Уходя, прошли вдоль южной границы патрулирования на высоте 3000 метров. На расстоянии 3–4 километров увидели группу ФВ-190, идущую на восток к переправе на Одере. Группа рассредоточилась по высоте: 12 «фоккеров» шли на высоте 1800 метров, 4 — на высоте около 2500 метров и пара на высоте 3000 метров. Было ясно, что они хотят нанести удар по переправе в районе города Кюстрин. Нужно было помешать им во что бы то ни стало.

— Группу видишь? — спросил Банников Осипова.

— Вижу.

— Будем атаковать!

Левым разворотом с набором высоты 3500 метров пошли на параллельный курс к группе. Навстречу тонкие разорванные облака. Резким снижением высоты набрали скорость, вышли из облаков и впереди на удалении 2,5–3 километра увидели на высоте 1500 метров ударную группу противника. Она шла ниже на 600 метров. Пара «фоккеров» развернулась для лобовой атаки. Банников скомандовал ведомому:

— Атакуем ударную группу!

Противник открыл огонь, но попаданий нет. Разошлись на встречных курсах. Снова сближение с противником. До них 500 метров. Но что это? Они сбрасывают бомбы и разворотом со снижением уходят на свою территорию.

Банников с Осиповым снизились и погнались за последней парой. Расстояние между ними сокращалось. Вот уже приблизились на 200 метров. Когда расстояние сократилось до 50 метров, расстреляли оба самолета. Они загорелись и упали.

Не успели оглядеться, как были атакованы другой парой ФВ-190. Завязался воздушный бой. Используя превосходящие качества нашего самолета Як-3, Банников сманеврировал и зашел в хвост «фоккеру». Высота полета была не более 70 метров. Не дав «фоккеру» развернуться и набрать высоту, Банников, приблизившись почти вплотную, сбил его короткой очередью.

Наши летчики бросались в бой с превосходящими силами противника, воевали до последнего снаряда до последней капли бензина. Они изгоняли захватчиков с родной земли, воевали за свой народ, не щадя жизни. Вражеские летчики зачастую, видя опасность, сбрасывали бомбы куда попало, а иногда на свои войска и поспешно удирали. Так было и на этот раз.

Каждый летный день был напряженным и тяжелым. Особенно трудным был день 18 апреля. Вражеские самолеты стали проявлять активность, нападая на наши наземные войска.

В этот день над аэродромом стояла густая дымка, видимость — около полутора километров. Короче — погода не летная. Но война не дает скидку на погоду. Нужно было прикрыть наши войска, идущие в наступление. Выход один — послать пару опытных летчиков. Взлетели два командира звена — Михаил Барабанов и Иван Банников. Над линией фронта погода немного прояснилась. Наша бомбардировочная и штурмовая авиация под прикрытием истребителей наносила мощные удары по переднему краю врага. Сила советской авиации была настолько внушительной, что самолеты врага не осмелились приблизиться. Наш передний край был надежно прикрыт истребителями.

Погода не на много улучшилась. Прилетев с задания, летчики не имели времени для отдыха. Пока технический состав готовил самолеты к вылету, летчики получали новое задание и снова улетали. В среднем по пять боевых вылетов делали они в этот день. Пять раз вылетал и Банников. И если в первом вылете не пришлось вести воздушный бой, то последующие четыре были насыщены воздушными боями. Над линией фронта была кучевая облачность 3000–4000 метров, а под облаками — дым от пожаров и взрывов. Видимость плохая. В воздухе огромное количество самолетов — и наших, и вражеских. В такой обстановке не исключалась возможность столкновения.

На задание Банников вылетел звеном. С ним: его ведомый Осипов, старший летчик старший лейтенант Прохорчик с ведомым, лейтенантом Киричеком. На передовой линии группа ФВ-190 штурмовала наши войска. Банников с Осиповым атаковали штурмующую группу, а Прохорчик и Киричек — группу прикрытия. Первая атака была безрезультатной. Во второй атаке Осипов сбил самолет врага. Бой продолжался. В следующей атаке на высоте 100 метров Банников атаковал ведущий «фоккер» и с дистанции 50 метров дал очередь. Самолет загорелся, а летчик выбросился с парашютом. В бою с группой прикрытия Прохорчик сбил один самолет.

Ведение огня с короткой дистанции требовало безукоризненной техники пилотирования, большой отваги и выдержки. Этим и обладали наши летчики, используя также внезапность атаки.

Пятый раз в этот день на боевое задание Банников вылетел по вызову с наблюдательного пункта, находясь в готовности номер один.

— Двенадцатый, — послышалось в наушниках, — видите впереди слева разрывы зенитных снарядов?

— Вижу!

— Там «фоккеры» штурмуют наши войска. Атакуйте!

Подходя к указанному району, Банников увидел ФВ-190, выходящий из атаки. Ринулся вниз и с ходу атаковал его. Дал короткую очередь с дистанции 100 метров, но результатов атаки не увидел. Вдруг в наушниках раздался голос командира корпуса генерал-лейтенанта Е. Я. Савицкого:

— Двенадцатый, противник падает в моем районе, возвращайтесь на свой аэродром. Я — «Дракон».

По сигналу зеленой ракеты взлетели Сувиров, Барабанов, Моргунов и Молибожко. После взлета по радио получили задачу: отразить налет ФВ-190 на наши войска в районе Альтдам. В районе действий высота облачности 1000 метров, видимость полтора километра. Вверх поднимался дым от пожаров. Впереди увидели более сорока ФВ-190, штурмующих наши войска. Сувиров перестроил четверку в правый пеленг.

— Идем в атаку! Цель выбирать самостоятельно! — скомандовал Сувиров.

Наши истребители буквально врезались в группу «фоккеров» и с первой атаки сбили четыре самолета. Остальные рассыпались в разные стороны. Прошли несколько раз над расположением наших войск, но самолетов противника больше не обнаружили.

— Ведущий четверки, сообщите ваш позывной, — запросила станция наведения.

— Я — «Сокол-4», — ответил Сувиров.

— Подтверждаем четыре сбитых ФВ-190. Благодарим за чистую работу.

Этот разговор по радио слышало командование полка. Когда четверка возвратилась на свой аэродром, боевые товарищи поздравили их с победой.

За время войны Герой Советского Союза Сувиров Виктор Иванович совершил 200 боевых вылетов, провел 50 воздушных боев, сбил лично 27 и в группе 7 самолетов, 10 сжег на земле, уничтожил много техники и живой силы врага. Он награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, орденом Красной Звезды и восемнадцатью медалями, в том числе польской.

Я взлетел в паре с капитаном Тужилиным. Показался дымный Берлин. Внизу пылали танки и автомашины. Наши войска успешно продвигались вперед.

— Саша, слева, ниже два «фоккера», — передал по радио Тужилин.

— Атакуем! — отдаю команду.

Мчимся на цель. «Фоккеры» резко развернулись и полезли вверх, стремясь оторваться от нас. Блеснули на солнце кабины, форсируя моторы, мы погнались за ними. Приблизились к задней полусфере и открыли огонь. Один самолет сразу загорелся и, круто пикируя, пошел к земле. Второй продолжал лететь. Тужилин догнал его и атаковал вторично. Враг свалился в штопор и пошел к земле.

День 18 апреля принес нашим летчикам много побед. По четыре самолета сбили Тужилин и Калашников, по два — Банников, Кривобок, Боровский и я. А пара Моргунов — Молибожко сбила пять вражеских самолетов.

В течение дня летчики-дзержинцы совершили 159 боевых вылетов, провели 23 воздушных боя, сбили 31 самолет.

Последующие дни были не менее напряженными и результативными.

19 апреля я повел четверку истребителей на прикрытие наших войск. Увидели двадцать «юнкерсов», летевших бомбить наши войска.

— В атаку! — даю команду товарищам.

Стреляю из пушки по ведущему. Они сбрасывают бомбы и удирают на запад. Мы бросаемся вдогонку. Пристраиваюсь в хвост одному «юнкерсу», а он резко полез вверх. Я за ним. Он достиг высшей точки набора высоты, закачался и, теряя скорость, свалился на крыло и понесся к земле. Перед землей он резко вышел из пике и начал набирать высоту. Он потерял скорость. Я подошел на близкое расстояние и прошил его очередью. «Юнкерс» пошел к земле и взорвался.

Еще два самолета сбила пара Тужилина.

20 апреля Федор Савицкий в паре с Александром Одноблюдовым прикрывали наземные войска в сорока километрах восточнее Берлина. В это время наша бомбардировочная авиация вела массированный налет на Берлин.

Когда после выполнения задания наши бомбардировщики возвращались, их стали догонять два ФВ-190. Завязался бой. Увидев это, Савицкий поспешил на выручку. Он сумел подойти близко и «фоккеру» и с дистанции 70 метров дал короткую очередь. Это был последний сбитый им самолет.

За время войны Федор Петрович Савицкий сделал 362 боевых вылета, провел 64 воздушных боя, сбил лично 14 и в группе 2 самолета, уничтожил много различной техники врага. Он награжден четырьмя орденами Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, двумя орденами Красной Звезды, польским «Крестом храбрых» и многими медалями.

22 апреля наши наземные войска заняли город Штраусберг. Вскоре там на площадке близ аэродрома на самолете По-2 приземлился заместитель командира полка по политчасти майор Родзевилло, чтобы определить пригодность аэродрома для базирования полка.

В полку с нетерпением ждали его возвращения. Прошло более восьми часов, а он не возвращался. Очень беспокоился командир полка, уже принявший решение организовать поиски. Но во второй половине дня Родзевилло пришел в полк пешком. На его руках были марлевые повязки.

Оказалось, на обратном пути, когда пролетал над лесным массивом, был обстрелян противником с земли. Мотор самолета заглох, пилот был ранен в руки. Благополучно приземлившись возле дороги, по которой шли наши части, он оставил самолет под охраной солдат и добрался до полка.

К вечеру дзержинцы уже работали с аэродрома Штраусберг в 5–6 километрах от линии фронта.

Не во всех воздушных боях летчики сбивали самолеты врага, но задачи, поставленные перед ними, выполнялись. Прикрывая наземные войска, они не допускали бомбометания и штурмовок вражескими самолетами, вели разведку, доставляя ценные сведения под зенитным огнем, ловко маневрируя, вели бои и уходили от преследований вражеских самолетов. Ведомые надежно прикрывали своих ведущих, предупреждали о появлении противника и отбивали атаки на ведущего. Взаимная выручка в воздухе была постоянной, без нее победы были невозможны.

Через несколько дней мы перебазировались на аэродром Эльшталь. Видя неминуемый конец, фашистское командование пыталось перебросить на запад к союзникам войска и технику. Отступая, они при встрече с нашими наземными войсками и авиацией вступали в бой, чтобы расчистить себе дорогу к отступлению и по возможности нанести урон нашим войскам. Моральный дух вражеских войск в конце войны очень изменился. В первую очередь они старались спасти свою шкуру.

На прикрытие аэродрома взлетела четверка истребителей, ведомая Михаилом Барабановым. Три летчика были из нового пополнения, не имевшие боевого опыта. Вскоре показался спешивший на запад ФВ-190. Его нужно было сбить. Вначале Барабанов дал возможность молодым летчикам атаковать вражеский самолет, однако их атаки были безуспешными. Тогда Барабанов передал по радио:

— Внимание! Посмотрите как надо атаковать!

Приблизился, дал очередь. Вражеский самолет загорелся. Экипаж выпрыгнул на парашютах, но был взят в плен нашими зенитчиками. Этот самолет был последним в числе сбитых Барабановым.

За период боевой работы в нашем полку Михаил Степанович Барабанов произвел 381 боевой вылет, провел 96 воздушных боев, сбил лично 22 самолета противника и 2 в группе, 3 самолета уничтожил на земле. Во время штурмовок уничтожил много техники и живой силы врага. Его грудь украшает пять орденов Красного Знамени, два ордена Отечественной войны первой степени, два ордена Красной Звезды и много медалей.

Гарнизон Берлина оказывал упорное сопротивление. Наша авиация стала готовиться к решающим боям за Берлин. В полк прибыл командир дивизии полковник Орлов. Объявили тренировочные полеты и проверку техники пилотирования.

Взлетев, я выполнил в зоне одну за другой фигуры высшего пилотажа. От опытного взгляда командира полка не могло ускользнуть то, что стараясь скрыть ошибки в выполнении одной фигуры, я сразу начинал другую. Простить этого командир полка не мог. Подозвав адъютанта эскадрильи, потребовал мою летную книжку. Когда после посадки я подошел к нему, чтобы получить замечания, он протянул мне летную книжку, в которой было написано: «Вираж — двойка, петли — двойка, переворот — двойка». Дальше следовала его подпись.

«Долетался»! — подумал я. — С такой оценкой нельзя выпускать не только на боевое задание, но и вообще в воздух. К тому времени я уже сбил 22 самолета противника. Как же так?

Обращаясь к Исакову по старой памяти на «ты», сказал ему:

— Давай проведем учебный бой. Посмотрим, кто кому зайдет в хвост. Если ты мне, то я согласен с оценкой.

Исаков повернулся к командиру дивизии:

— Товарищ полковник, разрешите провести показательный воздушный бой с командиром эскадрильи Ситковским.

Комдив разрешил, считая, что молодежи полезно посмотреть на мастерство старших командиров.

Взлетели. У Исакова был свой «конек»: сходятся истребители на лобовых атаках, мелькнут на встречных курсах, а он уже успел развернуться и «присосаться» к хвосту противника. И уже не упустит, что бы тот не выделывал. Никто не мог опередить Исакова в этом маневре. Я знал сильные стороны командира.

Набрали высоту над аэродромом. Командир полка приказал: «Расходимся». «Яки» отвернули в разные стороны, чтобы потом сблизиться в стремительной лобовой атаке. Молниеносно ринулись друг на друга. Закрутил я свои ястребок так, что в глазах потемнело, но все-таки зашел в хвост самолету Исакова, как когда-то в бою с черным «мессером».

— Давай сначала! — передает по радио Исаков.

Разошлись и снова ринулись навстречу друг другу. Разворот... и опять я в хвосте его самолета. Исаков идет в набор высоты.

— Хватит, — командует он, — идем на посадку! После посадки командир полка исправил в летной книжке оценки по технике пилотирования с двоек на пятерки.

Я, случайно уцелевший в первом бою под Новороссийском, пытался найти причину гибели лучших летчиков полка: Кукушкина, Степанова, Быкова и других. Тогда еще господствовало не подлежащее критике положение кабинетных теоретиков в авиации. Эти положения действовали и в полках нашей дивизии: прикрывая наши войска от ударов вражеской авиации, барражировать на высоте 2–3 тысячи метров со скоростью 350 километров в час. Это для истребителя Як-1, развивавшего скорость 550 километров в час! «Яки» висели в воздухе, как детские шарики, и их без особого труда сбивали «мессершмитты». Когда поняли причину потерь, стали применять выработанную опытом тактику — набирали высоту 5–7 тысяч метров и со снижением на большой скорости подходили к Новороссийску. «Мессеры» шарахались в стороны, не принимая боя, но «яки», имея преимущество в скорости, не давали им уйти и расстреливали в воздухе.

Думая о только что проведенном показательном воздушном бое, я полагал, что чистоту фигур высшего пилотажа надо будет отрабатывать уже после войны, когда разобьем фашистов.

Последний штурм

Впереди, в 15 километрах лежит Берлин. И вот — последний штурм! Вылетели четверкой по тревоге. К позициям наших войск приближалась большая группа «фоккеров». Они шли плотным строем. Насчитал более тридцати самолетов противника. Многовато, но нужно атаковать. Идем в атаку с ходу. Заметив нас, немцы сразу сбросили бомбы. Тужилин с напарником находились выше «фоккеров», а я с ведомым прошли сквозь строй, смешав его. Слежу за потерявшим скорость фашистом. Как только он сорвется со «свечки», считай — погиб. Его без скорости, как птицу без крыльев, бери голыми руками. На пределе работает мотор моего самолета, «фоккер» не выдержал, сорвался и камнем устремился вниз. Пикирует, а я не отстаю от него. У земли он выровнял самолет и снова полез вверх, чтобы сделать петлю. Я занял выгодную позицию так, чтобы стрелять по нему чуть с опережением, впереди мотора. Половину петли так в паре и сделали. Очередь настигла его, когда он находился в верхней точке петли.

Только успел проследить падение сбитого самолета, услышал голос наземной радиостанции:

—  «Сокол», «Сокол»! Впереди по курсу еще один «фоккер». Идет на низкой высоте. Атакуй!

Этого «фоккера» я сбил с первой атаки.

—  «Сокол», — снова голос радиостанции, — подтверждаю двух сбитых «фоккеров». В воздухе спокойно. Как слышишь?

— Я — «Сокол»-14. Слышу отлично. Возвращаюсь на базу.

Подлетая услышал аэродромную радиостанцию:

—  «Сокол»-14, пройдите над посадочной полосой...

Приказ выполнил.

— Пройдите еще раз...

Пролетел на большой скорости низко, низко, даже пыль поднял. Взмыл вверх, сделал «бочку» и ушел на посадку.

Вылез из кабины на плоскость, снял парашют и увидел направленный на меня объектив кинокамеры. Догадался, почему просили пройти над аэродромом. В полку проводил съемки оператор кинохроники.

— Когда кино смотреть будем? — спрашиваю.

— Скоро. Недолго ждать — после войны.

Вскоре после войны в Махачкале перед демонстрацией кинофильма в городском кинотеатре показали киножурнал о войне. В зале находилась моя мать, Екатерина Петровна. Вдруг на экране увидела меня. Вначале показали летящий над аэродромом истребитель, посадку самолета. Выйдя из кабины, я поднял кверху два пальца. Это означало: сбил два самолета противника. С тех пор моя мать посещала все киносеансы, где показывали этот журнал. Контролеры, знавшие ее и меня, пропускали ее бесплатно.

Война шла к концу, но в воздухе было еще много вражеских самолетов. Сергей Моргунов прямо над нашим аэродромом сбил «фоккера». В такой ситуации трудно было дежурить, сидя в кабине истребителя и ожидая сигнальной ракеты. Но приказ — есть приказ. Когда взмывала ракета — сигнал к вылету, устремлялись ввысь истребители и выполняли задание.

В Берлине пылали пожары. Дым заволакивал небо, в воздухе трудно было дышать от гари. 30 апреля летчики, летавшие на Берлин, видели бои на улицах города и подступах к рейхстагу.

1 мая утром Ф. Савицкий и А. Одноблюдов находились в готовности номер один. Вдруг недалеко от аэродрома появились два ФВ-190. Летчики немедленно взлетели и устремились навстречу фашистам. «Фоккеры» пустились наутек в разные стороны. Один ушел на юг, за ним погнался Савицкий, за другим на запад — Одноблюдов. Фашист снизился до бреющего полета, но не мог оторваться от «яка». Одноблюдов догнал его и с дистанции 100 метров открыл огонь. «Фоккер» перевернулся и пошел к земле.

Это был сотый самолет, уничтоженный нашими летчиками в Берлинской операции.

Большой настойчивостью в достижении цели отличался Одноблюдов. Он родился в 1922 году в Белоруссии. Упорно добивался осуществления своей мечты — стать летчиком. Успешно окончил летное училище в Абакане. Его оставляли инструктором, но он настойчиво просился на фронт, и добился своего. В наш полк прибыл, когда освобождали Белоруссию, дошел до Берлина. Около 100 раз вылетал Одноблюдов на разведку и привозил ценные сведения. Отличался также при выполнении других заданий. Награжден: орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, двумя орденами Красной Звезды и многими медалями.

В один из вылетов повел группу самолетов в район прикрытия наших войск, бравших Берлин. Сразу увидел «фоккеры», намеревающиеся бомбить наши войска. По радио передаю команду идти в лобовую атаку. Врезались в их строй. Разогнали, не дали отбомбиться по нашим войскам. В этом бою я сбил два самолета.

В следующем вылете, прикрывая с воздуха наши танки, вел бой с группой ФВ-190. В этом бою сбил один самолет. Задание было выполнено, вражеские самолеты ушли, не причинив вреда танкам.

Рана в ноге беспокоит, но силу придает сознание того, что до Берлина совсем недалеко. В городе слышна канонада нашей артиллерии. Гитлеровский рейх издыхал. Советские войска занимали Берлин. Часть немецких войск двинулась к Эльбе навстречу нашим союзникам.

Полк базировался в Эльштале, западнее Берлина. Только странно было: на боевое задание приходилось летать курсом на восток. С воздуха видно, как к Берлину движется сплошная лавина. Мы знали — там наши солдаты, наши братья в последнем решающем броске.

На последнем издыхании фашисты бросают в бой крупные силы из уцелевших самолетов и нам приходится вступать в схватки с ними невзирая на количество. На подступах к Берлину майор Слизень сбил два вражеских самолета. За время войны он совершил 222 боевых вылета, сбил 24 самолета и 6 уничтожил на земле. Командир эскадрильи Леонтий Николаевич Слизень своей отвагой и высоким летным мастерством был примером для подчиненных.

2 мая мы поднялись в воздух по тревоге. Колонны отступающих гитлеровцев двигались в сторону союзников. Эти колонны были небезобидными. Они хорошо вооружены и вступали в бой с встречавшимися на пути нашими наземными войсками. Нашей группе была поставлена задача штурмовать эти колонны, обеспечить возможность взятия в плен уцелевших. С такой же задачей в район Дальгов — Кладов дважды вылетало звено И. Банникова.

В этот же день эскадрилья майора Слизеня штурмовала еще одну колонну вражеских войск. Уничтожено много техники и живой силы врага.

Меньше года воевал Иван Григорьевич Банников, но за это время успел много сделать. Произвел 150 боевых вылетов, в воздушных боях сбил лично 10 и в паре 2 самолета противника, уничтожил на земле много техники и живой силы врага. Награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени, орденом Красной Звезды и многими медалями. А после войны, в 1952 году за руководство полком и личные успехи в выполнении задания Родины летчик 1-го класса полковник Банников награжден орденом Ленина.

Это были последние боевые вылеты летчиков нашего полка в Великой Отечественной войне.

Возвращаясь с боевого задания в сумерках, один из молодых летчиков (не помню его фамилии) заблудился и сел с убранными шасси на ложном немецком аэродроме в Науэне. Войск там не было, стояли лишь негодные самолеты и макеты. Охрана состояла из одного сторожа — немца. Отправились на поиски. Летчика нашли быстро. Сразу же отправили туда четырех механиков и необходимые запчасти. На следующий день через Науэн проходили колонны немецких войск, отступающих к Эльбе. Летчик и механики оказались отрезанными от своих. Самолет еще не был восстановлен. На дороге, проходившей мимо аэродрома, показалась колонна. Впереди ее полз легкий танк. Ребята решили вступить в бой. Немецким «фаустом» подожгли танк и перегородили дорогу. — Сдавайтесь, фрицы! Хенде хох! Фрицы были уже не те, что в 1941 году. Бросали оружие со словами: «Гитлер капут...»

Пересчитали пленных. Под конвоем двух механиков колонна двинулась в сторону наступающих наших войск. Сдав пленных, механики вернулись в полк.

Хорошо воевали летчики нашего полка, их боевые подвиги отмечены высокими правительственными наградами. Командир авиаэскадрильи Леонтий Николаевич Слизень и его заместитель Сергей Николаевич Моргунов были представлены к присвоению им звания Героев Советского Союза.

250 раз вылетал на боевые задания Иван Федотович Кривобок. В 25 воздушных боях сбил лично 10 и 3 в группе вражеских самолета. Награжден тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны, двумя орденами Красной Звезды и многими медалями.

Летчики только нашей эскадрильи в боях от Вислы до Берлина сбили 57 самолетов врага. В небе Берлина я сбил 9 самолетов.

Прошла неделя. В сумерках с командного пункта полка дана ракета — сигнал на вылет. В вечернем небе появились три группы «фокке-вульфов». Они не снижались, не выискивали цель. Взлетев с располагавшихся поблизости аэродромов, шли с набором высоты одним курсом.

Взлетело звено Боровского. Разобрались. Как крысы, убегающие с тонущего корабля, «фоккеры» покидали Германию, чтобы скрыться от Красной Армии, от расплаты. Более опытные — Боровский и Моргунов посадили самолеты на аэродроме. Молодой летчик Баденов, не имея опыта посадки в темноте, не смог сесть и выбросился с парашютом. Мой ведомый, младший лейтенант Радкевич не вернулся. На самолете По-2 я не раз вылетал на поиски Радкевича, но не нашел ни летчика, ни самолета. Обидно, что в последний день войны пропал человек, и судьба его нам неизвестна.

Мои мысли оборвали частые выстрелы зенитных орудий. Что случилось? Неужели налет? Я остановился, посмотрел в небо. В разных направлениях тянулись зеленые и красные трассы: хлопали зенитки всех калибров, выстукивали дробь пулеметы и веер огненных брызг вырастал на глазах, принимая причудливые очертания.

— Почему такая стрельба, что случилось? — спрашиваю, подходя к товарищам.

— Война кончилась! Победа!

Выхватываю пистолет и выпускаю две обоймы в майское берлинское небо. Звуки этой обычной стрельбы мне казались осмысленными, будто орудия по слогам выговаривали долгожданное слово:

— По-бе-да!

Труженики авиации

Добрым словом вспоминаю наш технический состав. Их самоотверженная работа позволяла летчикам делать в день по несколько боевых вылетов. Сейчас уже невозможно вспомнить фамилии всех наших боевых помощников — инженеров, техников, механиков, младших специалистов. Это они, руководимые старшим инженером полка Н. Ларичевым, в жару и в лютые морозы готовили самолеты к боевым вылетам, несли караульную службу.

Очень часто самолеты возвращались из боевых заданий сильно поврежденными. Казалось, что для восстановления некоторых потребуется не менее недели. И тут постоянно выручала взаимопомощь. Механики, мотористы, оружейники ночью, накрыв самолет чехлом и подсвечивая электрическим фонариком, а то и при фонаре, заправленном бензином, сообща производили ремонт, и утром самолет был готов к вылету.

В период боев на Кубани кончился моторесурс на двух самолетах. Необходимо было в течение ночи сменить моторы. Механиками на этих самолетах были старшина Прокопенко и сержант Погорелов. Техник звена А. В. Васильев четко организовал работу. В течение одной ночи заменили моторы. Утром опробовали двигатели, они работали отлично. Самолеты облетали и — снова в бой.

Технический состав приобрел большой опыт, познав всю мудрость своей боевой профессии.

Еще в период формирования полка в Новосибирске к нам пришли молодые ребята и девушки. Некоторым было по 17–18 лет. Неизмеримая тяжесть войны легла на хрупкие девичьи плечи. Им бы учиться или трудиться, живя в своей семье. А они в промасленных комбинезонах выполняли нелегкую работу младших специалистов: заправляли самолеты горючим, таскали на себе тяжелые боекомплекты снарядов и патронов, снимали для ремонта и потом снова устанавливали на самолет пушки весом в несколько десятков килограммов, мыли и чистили самолеты. И здесь всегда помогала взаимная выручка.

И как бы трудно ни было, с рассвета до темноты, а иногда и по ночам наравне с мужчинами трудились: Валя Деревянных, Валя Заикина, Женя Измайлова, Валя Манько, Зина Чуркина, Полина Кашкан, Полина Моисейкина, Нина Евсеева, Маша Солдатова и другие. Не все девушки дожили до светлого дня победы. На Украине во время бомбежки погибла Маша Моргачева.

Бытовые условия на фронте были одинаковыми для всех технических специалистов. Не всегда была возможность поселить их даже в землянки. Вот и приходилось им иногда располагаться в заброшенном сарае, то в шалаше, то и вовсе под крылом самолета, несмотря на плохие погодные условия.

Помню, как-то в зимнее время из-за нелетной погоды с утра не было боевых вылетов. Иду на рассвете по аэродрому вдоль самолетных стоянок и вижу под крылом самолета Федора Савицкого темный комок. Подошел поближе, смотрю — прямо на снегу в ватных брюках, технической куртке и шапке-ушанке спит моторист Аня Малявина. Эта девочка маленького роста, худенькая, с виду совсем ребенок, справлялась с работой не хуже ребят, а при необходимости обслуживала даже два самолета.

Для заправки самолета сжатым воздухом нужно было доставить с соседней стоянки баллон весом в 90 килограммов. Он обледенел, примерз к земле. Моторист Тамара Микрюкова попробовала сдвинуть его с места, но это оказалось ей не по силам. На выручку пришел механик, обслуживавший самолет командира полка, — сержант Юра Волков. Молотком отбили лед вокруг баллона и вдвоем перенесли его к стоянке.

Однажды в самолете командира звена Иванова, прилетевшего с боевого задания, был пробит бензобак. Бензина в баке осталось около 100 килограммов. Он вытекал снизу крыла тонкой струйкой. Сварку бака в данном случае применять нельзя. Выручила смекалка. Механики Волков Юра и Нецветаев Гриша в полной темноте, лежа на спине, отвинтили снизу в плоскости крыла 200 винтиков, сняли бензобак, отсоединили бензопровод, заткнули пробоину бензостойким пробковым пластиком, усилили надежность шпаклевкой и перкалью. К утру самолет был готов к боевой работе.

Это было на территории Германии. В одном из боев самолет младшего лейтенанта Герича получил сильное повреждение. Летчик совершил вынужденную посадку на нейтральной полосе.

— Истребитель надо эвакуировать, — сказал командир полка перед строем личного состава, — в худшем случае — взорвать.

Выполнить эту задачу вызвались старший техник-лейтенант Кучерявый, старшины Ванчуев и Гуляев, сержант Махмутов и другие.

Ночью группа храбрецов обходным путем пробилась к самолету. Осмотрев машину, решили ее отремонтировать и вывезти из опасного места.

В это время появилась и стала к ним приближаться большая группа немцев.

— Драться до последнего патрона, — приказал Кучерявый.

Немцы открыли пулеметный огонь. Механики берегли патроны и стреляли короткими очередями. Вскоре фашисты пошли в атаку, но, встретив сопротивление, отошли назад. Тем временем, механики сменили позиции. Этим они ввели в заблуждение фашистов. Тем показалось, что окопалось целое подразделение, и они отступили.

На второй день наступило затишье. Воспользовавшись им, ребята возобновили работу по ремонту самолета. Враг заметил движение и открыл огонь. Пришлось снова браться за оружие.

Подпустив фашистов поближе, пустили в ход гранаты. Атака противника не удалась, они отползли, оставив убитых. Ночью старшина Гуляев и сержант Махмутов подобрались к немецким трупам, забрали оружие и боеприпасы.

Несколько дней механики держали оборону у подбитого самолета. Много раз фашисты бросались в атаку, но безуспешно. Подоспевшие на помощь советские мотоциклисты пленили 30 немецких солдат.

Самолет был отремонтирован и вывезен из опасной зоны.

Механиком самолета, на котором летал М. С. Барабанов, был Пьянченко Федор. По возрасту он намного старше своего командира и относился к нему по-отечески. У него уже был немалый партийный стаж и жизненный опыт. К его советам Барабанов прислушивался. В самых трудных условиях Ф. Пьянченко трудился без сна и отдыха. Пользовался большим авторитетом. Коммунисты авиаэскадрильи избрали его парторгом. В 1944 году Пьянченко дал Барабанову рекомендацию для вступления в ряды Коммунистической партии.

В боевых успехах нашего полка большая заслуга технического состава. Благодаря им материальная часть на фронте работала безотказно. Скромные труженики авиации инженеры и техники: Н. Ларичев, Л. Смирнов, Минаков, Ф. Абраменко, Д. Копертехов, Ф. Лебедев, А. Васильев, А. Барановский, А. Рачин, И. Саратовский и другие; механики и младшие специалисты: Н. Небрат, Н. Кудряшов, П. Воробьев, Ю. Волков, Г. Нецветаев, П. Кукушкин, Царьков, Александровский и многие другие.

Родина достойно оценила их нелегкий труд, наградив орденами и медалями.

Когда умолкли залпы

Не слышно стрельбы в воздухе и канонады на земле. По дорогам Германии шли изможденные люди разных национальностей, возвращавшиеся из фашистской неволи. Поезда увозили на восток демобилизованных советских воинов. Было радостно и тревожно. Многие ничего не знали о своих семьях. Уцелела ли родная хата? Выжили ли близкие или погибли в годы немецкой оккупации. Трудно было, сразу навести справки, война вынуждала людей покидать родные места, искать лучшей доли, чтобы выжить.

В конце июля 1945 года начали уезжать из полка на Родину наши девушки, прошедшие с полком весь боевой путь. Все они потом честно трудились, воспитывали детей, внуков.

Несколько лет перед войной и в течение всей войны В. И. Сувиров скрывал свое заболевание. С трудом вылезая из кабины после полета, он старался казаться бодрым, шутил, улыбался. Если бы медики «докопались», немедленно отстранили бы от летной работы. Как же надо было любить небо, Родину, какое испытывать чувство долга, чтобы ценой таких страданий не только успешно воевать, но и совершать великие подвиги!

Когда умолкли последние залпы войны, Сувиров обратился за помощью к старшему врачу полка майору медицинской службы Б. А. Соколову. По его докладу руководство полка решило немедленно отправить Сувирова на лечение в Москву.

За период с 23 мая 1945 года по 16 апреля 1946 года ему сделали четыре операции под общим наркозом и шесть — под местным. Немного подлечили, но вылечить не смогли. Заключение медицинской комиссии гласило: «К летной работе не годен, к военной службе — ограничение второй степени».

Сувиров вернулся в полк. Ему предложили штабную работу. Но не мыслил себя Виктор Иванович без полетов. Считал, что не все кончено. Он будет сражаться за свое место в строю, он готов снова перенести операцию. Обратился в госпиталь Группы Советских оккупационных войск в Германии.

Опытный хирург подполковник медицинской службы Тищенко сделал операцию — последнюю. Оправдались надежды Сувирова. Через 28 дней после операции комиссия признала его годным к летной работе, в том числе и в реактивной авиации.

В должности заместителя командира 15-го авиаполка он опять летает, передает свой опыт молодым.

В 1948 году В. И. Сувиров назначен командиром Гвардейского истребительного авиаполка. Этот полк отставал по боевой подготовке. За полтора года там сменилось восемь командиров. Руководящие кадры в полку не имели достаточного опыта. Трудно было вначале майору Сувирову исправлять положение. И здесь проявились его организаторские способности и большой опыт в летной работе. В итоге полк, которым командовал Сувиров, занял по боевой подготовке за 1949 год второе место среди частей истребительной авиации и был направлен для переучивания на реактивные самолеты Миг-15.

В 1950 году Виктор Иванович был избран депутатом Верховного Совета Союза ССР по особому избирательному округу в Германии.

Подготовив полк к выполнению поставленных задач, В. И. Сувиров в 1950 году поступил учиться в Военно-воздушную академию.

Большое физическое и моральное напряжение в период войны и после нее отразились на сердце. Пришлось распрощаться с полетами. После окончания Военной академии в 1955 году назначен начальником штаба штурманских курсов в Краснодаре. Через два года здоровье еще больше ухудшилось. С 1957 года Виктор Иванович стал трудиться в народном хозяйстве.

С неистощимой энергией летал и передавал свой опыт молодым любимец полка Сергей Моргунов. Он любил жизнь, а еще больше любил небо. У него было трудное детство и беспокойная юность. Моргунов родился в 1918 году в селе Чернятинские Выселки в трех километрах от города Каширы Московской области. Семья жила бедно, а после гибели отца стало совсем плохо. Мать одна трудилась и растила детей. Сережа ходил в изрядно поношенной одежде, в школу часто приходилось ходить босиком.

В 1932 году окончил в Кашире семь классов, потом ФЗУ. Работал на Каширской ГРЭС, в Ступине на заводе. Одновременно учился в аэроклубе.

В 1939 году поступил в Качинскую летную школу. Окончил ее незадолго до начала войны и был направлен на Дальний Восток.

В воздушных боях с немецкими захватчиками Моргунов не знал поражений. Он совершил 350 боевых вылетов, провел 96 воздушных боев, сбил лично 40 самолетов врага. Награжден четырьмя орденами Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны первой и второй степени и многими медалями. Польское правительство за проявленный героизм при освобождении Польши наградило его польским орденом «Рыцарский крест».

После войны Моргунов возглавил авиаэскадрилью. 2 июня 1946 года газета «Красная Армия», издаваемая Группой Советских оккупационных войск в Германии, писала:

«Командир эскадрильи капитан Моргунов внимательно следит за каждым летчиком. Большинство из них вместе с ним отстаивали Родину в тяжелые дни войны, но уже есть молодежь. Однако, опытный командир ко всем подходит с высокой требовательностью.

— Самолет никому не прощает ошибок, — говорит он всегда.

И недаром эскадрилья капитана Моргунова летает без происшествий и является одной из лучших в части».

Весть о присвоении звания Героя Советского Союза застала его на старте во время учебно-тренировочных полетов. Во главе группы он готовился к вылету на очередной учебный бой. О высокой награде ему сообщили по радио, когда он уже сидел в кабине самолета.

— Служу Советскому Союзу! — с волнением ответил он и взмыл в небо.

19 июля 1946 года при исполнении служебных обязанностей погиб Сергей Николаевич Моргунов.

Боевые друзья привезли тело героя на его родину в город Каширу и похоронили в городском парке.

Не прощаюсь с небом

Вскоре я получил отпуск и поехал домой в Махачкалу. Безгранично радостной была встреча с родными и земляками. Были слезы радости и слезы печали. Не все мои земляки дожили до светлого дня Победы, печальные похоронки пришли в многие семьи.

Приехал в Москву за назначением. Генерал-лейтенант из отдела кадров Военно-Воздушных Сил начал листать мое личное дело.

— В отношении назначения, — сказал он, — вопрос решится после лечения и прохождения медицинской комиссии. Можем предоставить вам путевку в Кисловодск.

Прошло четыре месяца в ожидании назначения. Заключение комиссии не радовало: «Ограниченно годен к летной службе в легкомоторной и гражданской авиации». По этому заключению отдел кадров Военно-Воздушных Сил не мог предложить мне должности. А расстаться с авиацией я не мог...

— А что если попроситься в Осоавиахим? Летать и учить курсантов, — подумал я.

Приехал в Махачкалу. С таким трудом добился назначения в родной город. Мог бы жить в Москве или другом городе. Много в стране городов, а тянуло в Дагестан. Здесь прошли мое детство и юность, здесь начал трудиться, здесь живут родители. Здесь я встретил девушку, свою землячку, которая стала моей женой. С Викторией Михайловной мы воспитали двух сыновей. Мои земляки самоотверженно трудятся. Я буду трудиться вместе с ними.

В родных местах я почувствовал прилив свежих сил. Нелегкой была работа председателя Осоавиахима (вскоре ставшим называться ДОСААФ), но видя успехи курсантов, забывал о трудностях. Я мысленно переносился в годы своей далекой юности, когда так же, как эти парни, поднимался в небо на учебном самолете и чувствовал себя самым счастливым человеком. Вместе со своими воспитанниками я ощущал счастье полета и удовлетворение достигнутыми успехами.

Молодежь получила хорошую подготовку к службе в армии. Многие связали свою жизнь с авиацией, летают на современных скоростных машинах.

ДОСААФ Дагестана часто занимало передовые места среди обществ страны. В декабре 1959 года меня наградили орденом Трудового Красного Знамени.

Много лет я был председателем ДОСААФ Дагестана. И теперь, каждый раз, когда я приезжаю на аэродром, меня охватывает волнение. Я смотрю на ребят в летных шлемах, на самолеты и вспоминаю свои первые полеты, свою летную молодость.

Земляки оказывали мне высокое доверие, не раз избирали депутатом городского Совета депутатов трудящихся.

Встречаясь с молодежью и учащимися города, рассказываю им о славном боевом пути моего родного полка.

Спустя годы...

Я возвращался из отпуска на дизельэлектроходе «Россия». Совершенно не ощущая качки, смотрел на море. Где-то вдали Новороссийск. Я знал, что «Россия» на ночь войдет в Цемесскую бухту... Меня охватило сильное волнение. Я увижу памятный Мысхако, залив, над которым принял первое боевое крещение.

После отпуска поехал в командировку в город Ригу. Недавно узнал, что в Риге живет бывший командир нашего полка полковник Н. В. Исаков. Решил навестить его. Время и болезни очень изменили Николая Васильевича: болезненная отечность лица, мешки под глазами. Поседела его густая черная шевелюра, голос стал хриплым. А какой был богатырь!

Вспомнили фронтовые годы и однополчан. Уже нет в живых Героя Советского Союза Леонтия Слизеня, Героя Советского Союза Сергея Моргунова. Живет в Краснодаре и трудится Герой Советского Союза В. И. Сувиров. Михаил Барабанов окончил военно-воздушную академию, командует дивизией.

О многом мы вспоминали, но видя, что командир устал, я собрался уходить. Проводил меня до двери Николай Васильевич. Щелкнул замок, закрылась дверь. Вскоре Исакова не стало.

Годы уносят здоровье, резко ухудшилось мое зрение. Но не легко фронтовику смириться с этим, уйти на покой. Бороться и не терять надежды! Во время войны не раз оперировали мою ногу. Последняя операция оказалась удачной и я снова мог летать. Теперь глаза... Один пока еще видит, второй — отказал. Не терял надежды, что медицина поможет — не сегодня, так завтра. Жил этой надеждой.

В апреле 1968 года в газете «Вечерняя Москва» увидел снимок и сообщение об уникальной операции, сделанной в глазном отделении московской городской больницы № 50. Больному вместо помутневшего хрусталика вставили пластмассовый...

Немедленно отправляюсь в Москву. Операцию мне блестяще сделал доктор медицинских наук, профессор Святослав Николаева Федоров. Через несколько лет он же оперировал второй глаз. Ко мне полностью вернулось зрение.

В свободное время я сажусь за руль автомашины и, как в далекой молодости, еду в горы, любуюсь дивной природой родного Дагестана.

Ветераны

«Дружная фронтовая семья» — это не просто слова. В период Великой Отечественной войны многие однополчане не имели сведений о близких им людях. Одних враги убили, других угнали в рабство, судьба многих была неизвестна. Полк был родным домом, однополчане — единая семья.

Кончилась война, воины вернулись к мирному труду. Многие годы отдали службе в рядах Советской Армии генерал-лейтенант В. И. Меркулов, полковник М. С. Барабанов, полковник И. Г. Банников и другие. В различных городах страны живут и трудятся мои однополчане: В. И. Сувиров, Ф. П. Савицкий, В. Г. Прохорчик, А. И. Одноблюдов, А. А. Нестеренко, С. В. Баденов, А. С. Киричек, Н. С. Сташкевич, И. Ф. Кривобок, В. М. Шатура, Н. И. Шорохов, А. Н. Попов, М. С. Колесников, А. Гребенщиков, Папшев и другие. Не все мои однополчане дожили до этих дней. Ушли из жизни после войны: Н. В. Исаков, Л. Н. Слизень, Н. Боровский, С. Моргунов, И. Сосегов, К. Молибожко, В. В. Климов, Н. П. Родзевилло.

Почти четыре с половиной десятилетия отделяют нас от тех победных залпов, но жива наша фронтовая семья. Ежегодно встречаются ветераны нашей авиадивизии. В памятные даты освобождения Кавказа, Украины, Крыма, Сталинграда, Севастополя и других городов мы съезжаемся со всех концов страны, вспоминаем трудные дороги войны, боевые дела и скорбим о наших товарищах, отдавших свои жизни во имя народа и освобождения Родины.

Крепка связь ветеранов с воинами нашего полка, который в настоящее время охраняет мирное небо Родины. На наших встречах присутствуют молодые воины.

Полковой марш, написанный Н. Савковым на слова Л. Масунова, отражает весь путь, пройденный воинами-дзержинцами с ноября 1917 года до наших дней.

Совет ветеранов полка с 1976 года возглавляет бывший секретарь партийного комитета, в прошлом отважный боевой летчик — Колесников Михаил Семенович. Совет шефствует над школьными музеями боевой славы в Риге, Новосибирске, Набережных Челнах. Ветераны вместе со следопытами участвуют в походах по местам боевой славы.

Незабываемой была встреча ветеранов в мае 1980 года. Провожая на фронт, сибиряки дали нам замечательные боевые самолеты, построенные на авиационном заводе имени Чкалова, и наказали беспощадно громить врага. Дивизия поддерживала связь с сибиряками до самого конца войны, докладывала им о своих боевых успехах.

И вот, через 37 лет сибиряки принимали нас, как самых дорогих гостей. Ни с чем не сравнимы были горячие встречи с рабочими авиационного завода имени Чкалова, с воинами, молодежью и школьниками.

В школе № 15 города Новосибирска создан Музей боевой славы нашей дивизии. С большим вниманием мы рассматривали многочисленные экспонаты, материалы, фотографии наших погибших товарищей и поняли, какую огромную работу ведут следопыты этой школы.

Интересно возникла связь ветеранов полка с школьниками Татарии. Им стало известно о том, что наши красные военлеты в 1918 году успешно воевали под Казанью против чехословацкого мятежного корпуса. Они стали собирать материалы о воинах нашего полка и установили связь с ветеранами.

В 1987 году, когда мы отмечали семидесятилетие полка, к нам приехали следопыты школы № 3 города Набережные Челны. Они внимательно слушали рассказы ветеранов, записывали их на магнитную ленту, делали многочисленные снимки.

С помощью ветеранов они собрали много материала, экспонаты и открыли в своей школе Музей 15-го истребительного авиаполка.

Беспрерывным потоком идут письма из Набережных Челнов в разные концы страны в адрес ветеранов, в которых следопыты задают множество вопросов и просят выслать материалы для музея. И это прекрасно, что существует такая связь поколений, что не забываются подвиги воинов нашего полка.

Ежегодно в период встреч мы рассказываем трудящимся и молодежи о тех огромных потерях и бедствиях, которые принесла нашей стране коричневая чума. Рассказываем о героизме и бесстрашии наших воинов, о тружениках тыла, которые ковали оружие, кормили воинов и весь народ. Молодежь, затаив дыхание, слушает о храбрости воинов, о стремительных атаках и бессмертных подвигах в небе.

Нам на смену пришли сыновья и внуки. Они овладели новейшей современной техникой. Воспитанные на примерах героизма и беззаветного служения Родине старшего поколения, они зорко охраняют наш мирный труд.