Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава 16.

Победителям и героям

Партия и народ славят достойных. — О первых наградах и первых гвардейцах. — Первый поздравительный приказ. — Салюты в Москве, их история и продолжение традиций. — Парад Победы. — Прием в Большом Кремлевском дворце. — Слово о военачальниках.

Каждое дело имеет свой конец. Вот и я подошел к концу своих воспоминаний, охватывающих четырехлетний период войны. И мне очень захотелось завершить их словом о людях, которые грудью своей отстояли Советскую Родину.

Так родилась эта глава, несколько отличная от других. Авторские воспоминания теснейшим образом переплелись в ней с документами, дающими ясное представление о том, как наша партия и правительство достойным образом отмечали боевые заслуги героев и победителей. А заодно прослеживается история некоторых из этих документов, не миновавших Генштаба и в какой-то мере отражающих часть его повседневной работы.

Мы в Генеральном штабе, планируя операции, контролируя их ход и анализируя исход, имели дело с огромными массами войск, с боевыми возможностями крупных оперативных объединений, которые необходимо было наилучшим образом использовать в интересах победы над врагом по всем правилам и законам войны. Кажется, где уж тут заботиться о каких-то отдельно взятых людях. На первый взгляд Генеральный штаб — орган, далекий от солдата и командира-войсковика.

Спору нет, различия в положении и характере деятельности войск и Генштаба есть. И конечно, большие. Но разрыва между ними на практике не было.

Не касаясь здесь философских глубин вопроса о роли человека в войне, должен сказать, однако, что в то время мы, как никогда, остро чувствовали, насколько все наши замыслы и планы зависят в конечном счете от советского воина, его стремления победить врага. Сквозь скупые строки немногословных оперативных сводок и боевых донесений жизнь каждый день напоминала нам об этом. Такие понятия, как «отвага», «мужество», «геройство», воспринимались Генеральным штабом осязаемо, зримо.

24 июня 1941 года решением ЦК ВКП (б) был создан специальный орган информации о положении на фронтах и доблести наших войск — Совинформбюро. Материалы стекались туда по различным каналам. Одним из них являлось Оперативное управление Генштаба. Обязав нас заниматься подготовкой материалов для Совинформбюро, партия еще более укрепила наши связи с войсками, приковала наше внимание к человеку, идущему в бой с ее именем на устах и готовому отдать жизнь за свободу и независимость своей родной страны, своего народа.

Несмотря на очень тяжелую обстановку в начале войны, не был забыт вопрос о награждении героев. Уже за первые бои с немецко-фашистскими агрессорами отличившихся военнослужащих Президиум Верховного Совета СССР наградил орденами и медалями, а некоторым из них за выдающиеся подвиги присвоил звание Героя Советского Союза. Однако обычная для мирного времени процедура вручения наград не соответствовала [254] боевой обстановке и массовому характеру героизма. Поэтому Президиум Верховного Совета Указом от 18 августа 1941 года изменил ее. Право вручать ордена и медали от имени высшего органа государственной власти непосредственно в действующей армии, по месту службы награжденных, получили военные советы фронтов, флотов и отдельных армий.

Но и эта мера оказалась недостаточной: слишком много времени затрачивалось на прохождение через Москву наградной документации. 22 октября того же года военным советам было предоставлено право не только вручать, а и самостоятельно награждать отличившихся от имени Президиума Верховного Совета СССР. В дальнейшем, чтобы не оставить без наград лиц, достойных этого, Указом Президиума Верховного Совета от 10 ноября 1942 года право награждения распространилось на командиров корпусов, дивизий, бригад и полков, а затем и на командующих родами войск.

В первый год войны награждение военнослужащих производилось тремя орденами — Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды, а также медалями. Этими орденами за войну в целом состоялось соответственно 8800, 238 000 и 2 811 000{23} награждений.

Позже возникла потребность особо выделять подвиги бойцов и командиров в борьбе именно с немецко-фашистскими захватчиками. С этой целью 20 мая 1942 года был учрежден новый орден — Отечественной войны I и II степени. Им награждались отличившиеся в боях офицеры и солдаты.

В 1942—43 годах учреждены ордена Суворова и Кутузова, оба трех степеней, и орден Александра Невского. Этими наградами отмечались только командиры, причем орденом Суворова I степени награждались:

«...командующие фронтами и армиями, их заместители, начальники штабов, начальники оперативных управлений и оперативных отделов, начальники родов войск (артиллерии, воздушных сил, бронетанковых и минометных) фронтов и армий».

За годы войны общее количество награждений составило: орденом Отечественной войны I степени—324 800, II степени—951 000, орденом Александра Невского—40 000, орденом Суворова I степени—390, II— 2 100, III — 3 000, орденом Кутузова I степени — 660, II — 2 570, III — 2 200.

В октябре 1943 года, когда разгорелись ожесточенные бои за освобождение Украины, был учрежден орден Богдана Хмельницкого тоже трех степеней. Им награждались военачальники, командиры и бойцы Советской Армии, партизанские командиры и рядовые партизаны. Всего этим орденом I степени произведено 200 награждений, II степени — 1 450, III степени — 5 400.

3 марта 1944 года для награждения военных моряков Президиум Верховного Совета СССР учредил ордена Ушакова и Нахимова, каждый двух степеней, а также медали имени тех же флотоводцев. Статут этих орденов предусматривал награждение ими адмиралов, генералов и офицеров Военно-Морского Флота, а медалями награждались старшины и матросы. Орденом Ушакова I степени за время войны было 30 награждений, II степени — 180, орденом Нахимова соответственно 70 и 450. Медалью Ушакова произведено 14 000 награждений, медалью Нахимова — 12 800.

Среди отличий Великой Отечественной войны особое место занял солдатский орден Славы трех степеней, учрежденный 8 ноября 1943 года. В авиации им награждались также воздушные бойцы в звании младших лейтенантов. Награждение этим орденом производилось последовательно, начиная с III степени. Причем орденом Славы 1 степени мог наградить только Президиум Верховного Совета СССР. Полными кавалерами ордена Славы стали 2 200 человек. Из них трое — И. Г. Драченко, А. В. Алешин, П. X. Дубинда были, кроме того, удостоены звания Героя Советского Союза{24}. Орденом Славы II степени награждено 46 000 военнослужащих, а III степени—868 000.

8 ноября 1943 года Президиум Верховного Совета СССР учредил высший военный орден — орден «Победа» для награждения полководцев за успешное проведение боевых операций большого масштаба. Кавалерами этого ордена стали: А. И. Антонов, Л. А. Говоров, П. С. Конев, Р. Я. Малиновский, К. А. Мерецков, К. К. Рокоссовский, С. К. Тимошенко, Ф. И. Толбухин. Дважды орденом «Победа» награждены А. М. Василевский, Г. К. Жуков и И. В. Сталин.

Героизм был и оставался на протяжении всей войны характерной чертой наших воинов, прямо и непосредственно связанной с главным истоком подвигов — горячим советским патриотизмом. Нет вины тех бойцов и командиров, которые приняли первые тяжелые бои с фашистами и не были за это отмечены наградами. Отступая от границы, наши воины дрались с врагом, не жалея ни сил, ни самой жизни. Истребляя гитлеровские полчища, они остановили врага и подорвали мощь военной машины третьего рейха.

В силу ряда причин — и в первую очередь потому, что не до наград тогда было, — в 1941 году имело место не многим более 32 700 награждений, в 1942 году — около 395 000. 1943 год, ознаменовавшийся блестящими победами советских войск, характеризуется в то же время огромным скачком числа награждений — до 2 050 000. В 1944 году число это увеличивается еще более и достигает 4 300 000. В 1945 году боевые действия заняли менее 6 месяцев, но число награждений превысило 5 470 000, из них 3 530 000 было произведено приказами командиров полков, то есть непосредственно на поле боя.

А всего за подвиги и мужество, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками и японскими империалистами, по данным на 1 сентября 1948 года, число награждений только орденами превзошло 5 300 000. Звание же Героя Советского Союза получили 11 603 человека, в том числе 87 женщин. Дважды удостоились этой высокой чести 98 военнослужащих и трижды — трое: Г. К. Жуков, И. Н. Кожедуб, А. И. Покрышкин.

Огромное количество людей награждено медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Первой из них произведено 4 230 000 награждений, второй — 3 320 000.

Казалось, никто не забыт. По указанию Ставки Народным Комиссариатом Обороны был детально разработан и объявлен специальными приказами порядок награждения за уничтожение неприятельских самолетов и танков, за вынос с поля боя раненых и их оружия, за форсирование рек. Лиц, особо отличившихся при форсировании крупных водных преград, Ставка обязывала представлять к званию Героя Советского Союза и награждению боевыми орденами, включая ордена Суворова и Кутузова. Тем не менее, когда отгремели пушки, выявилось немало скромных тружеников войны, которым еще не воздано должное. В 1946 году за подвиги военного времени было награждено 240 000 человек, в 1947 году — 408 000, в 1948 году — 4000. Работа в этом направлении продолжается до сих пор, о чем свидетельствуют, в частности, награждения, произведенные в 20-ю годовщину победоносного окончания Великой Отечественной войны. Особое уважение оказывается воинам, пролившим кровь в бою. В послевоенный период таких награждено более 840 000 человек.

В 1942 году были учреждены медали: «За оборону Ленинграда», «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя», «За оборону Сталинграда». В 1944 году к ним прибавились еще три: «За оборону Москвы», «За оборону Кавказа», «За оборону Советского Заполярья». И наконец, уже после войны, 21 июня 1961 года, появилась медаль «За оборону Киева». Соответственно ими награждено: участников обороны Ленинграда более 930 000, Москвы — 477 000, Одессы — около 25 000, Севастополя — более [256] 39 000, Сталинграда — 707 000, Киева — 62 000, Кавказа – 580 000, Заполярья — свыше 307 000. Кроме того, более 6 716 000 человек награждены медалями «За взятие Будапешта», «За взятие Кенигсберга», «За взятие Вены», «За взятие Берлина», «За освобождение Белграда», «За освобождение Варшавы» и «За освобождение Праги».

Специальные медали были выбиты в ознаменование полной нашей победы над фашистской Германией и милитаристской Японией. Медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» награждено около 13 666 000 человек, а медаль «За победу над Японией» получили без малого 1 725 000 человек.

Наконец, более 127 000 особо отличившихся партизан и партизанок, а также организаторов и руководителей партизанского движения были удостоены специальных медалей «Партизану Отечественной войны» I и II степени.

В целом же число наград, которыми отмечены участники Великой Отечественной войны, превышает 35 234 000.

С 1943 года орденами стали награждаться также соединения и части действующей армии и Военно-Морского Флота. Всего за время войны было произведено более 10 900 таких награждений, в том числе орденом Ленина свыше 200, Красного Знамени — 3 270, Суворова I степени — 3, Ушакова I степени — 8, Кутузова I степени — 3, Богдана Хмельницкого I степени — 10, Нахимова I степени — 5, Суворова II степени — 676, Ушакова II степени — 13, Кутузова II степени — более 530, Богдана Хмельницкого II степени — 850, Нахимова II степени—2, Суворова III степени— 849, Кутузова III степени—1060, Богдана Хмельницкого III степени— 216, Александра Невского — более 1 480, Отечественной войны I степени — 7, Красной Звезды — свыше 1740.

Существовали и другие меры поощрения войск за успешные и умелые боевые действия.

Еще в 1941 году в трудных условиях нашего отступления особо отличились четыре стрелковые дивизии—100, 127, 153 и 161-я. Действуя на главном стратегическом направлении, они неоднократно наносили сокрушительные контрудары по врагу, неистово рвавшемуся к Москве. За эти их подвиги в бою, за организованность, дисциплину и примерный порядок Народный комиссар обороны приказом от 18 сентября присвоил им гвардейское звание. 100, 127, 153 и 161-я стрелковые дивизии с того дня стали именоваться соответственно 1, 2, 3 и 4-й гвардейскими стрелковыми дивизиями.

Так родилась Советская гвардия.

Для нее был установлен особый порядок прохождения службы. Всему командному и начальствующему составу выплачивался полуторный, а бойцам двойной оклад денежного содержания. Для гвардейцев ввели специальный нагрудный знак, для частей и соединений учредили гвардейские знамена.

В последующем — 16 апреля 1943 года — Ставка определила порядок использования гвардии. Гвардейские дивизии, как наиболее опытные и устойчивые, предназначались для решения важнейших задач в наступательных операциях, а в обороне — для контрударов по противнику. Это было разумно во всех отношениях, а главное — еще больше укрепляло авторитет гвардейского звания, хотя и до того оно являлось символом воинской доблести и высшей честью для войск.

К 1943 году относится и еще одно нововведение в системе поощрении наиболее отличившихся частей, соединений и крупных войсковых объединений. Общеизвестно, что это был год коренного перелома в войне. Уже в самом его начале на важнейших участках советско-германского фронта гитлеровские армии оказались опрокинутыми. В снегах под Сталинградом добивалась окруженная ударная группировка противника. Сокрушив врага под Воронежем, Советская Армия выходила на дальние подступы к [257] Харькову и стучалась в ворота Донбасса. Началось массовое изгнание оккупантов с советской земли. В ознаменование одержанных побед Ставка предложила Генеральному штабу подготовить поздравительный приказ войскам восьми фронтов.

Этот первый в истории Великой Отечественной войны поздравительный приказ Верховного Главнокомандующего (25 января 1943 года) носил несколько общий характер. Отличившиеся соединения в нем не перечислялись, фамилии их командиров и даже командующих армиями, фронтами не указывались. Текст был очень-очень лаконичен:

«В результате двухмесячных наступательных боев Красная Армия прорвала на широком фронте оборону немецко-фашистских войск, разбила сто две дивизии противника, захватила более 200 000 пленных, 13 000 орудий и много другой техники и продвинулась вперед до 400 км. Наши войска одержали серьезную победу. Наступление наших войск продолжается.

Поздравляю бойцов, командиров и политработников Юго-Западного, Южного, Донского, Северо-Кавказского, Воронежского, Калининского, Волховского, Ленинградского фронтов с победой над немецко-фашистскими захватчиками и их союзниками — румынами, итальянцами и венграми под Сталинградом, на Дону, на Северном Кавказе, под Воронежем, в районе Великих Лук, южнее Ладожского озера.

Объявляю благодарность командованию и доблестным войскам, разгромившим гитлеровские армии на подступах Сталинграда, прорвавшим блокаду Ленинграда и освободившим от немецких оккупантов города — Кантемировка, Беловодск, Морозовский, Миллерово, Старобельск, Котель-никово, Зимовники, Элиста, Сальск, Моздок, Нальчик, Минеральные Воды, Пятигорск, Ставрополь, Армавир, Валуйки, Россошь, Острогожск, Великие Луки, Шлиссельбург, Воронеж и многие другие города и тысячи населенных пунктов».

Заканчивался приказ призывом, в котором формулировалась ближайшая задача: «Вперед, на разгром немецких оккупантов и изгнание их из пределов нашей Родины!»

Этот документ был опубликован во всех газетах и многократно передавался по радио.

Неделю спустя, а именно в ночь на 3 февраля 1943 года, представитель Ставки маршал артиллерии Н. Н. Воронов и командующий Донским фронтом генерал-полковник К. К. Рокоссовский донесли о полной ликвидации противника, окруженного в районе Сталинграда. Верховный Главнокомандующий приказал отправить им немедля ответную телеграмму. Она была тут же написана и в окончательной редакции выглядела так:

«Поздравляю вас и войска Донского фронта с успешным завершением ликвидации окруженных под Сталинградом вражеских войск. Объявляю благодарность всем бойцам, командирам и политработникам Донского фронта за отличные боевые действия».

Утром 3 февраля эта телеграмма по инициативе Генерального штаба без всяких изменений была оформлена как приказ Верховного Главнокомандующего.

Шли дни. Война продолжалась. 5 июля 1943 года наступлением противника начался оборонительный этап знаменитой Курской битвы. К исходу дня 23 июля наши войска отбросили гитлеровцев на прежние рубежи и полностью восстановили первоначальное положение.

Перед очередным докладом Верховному Главнокомандующему у исполнявшего обязанности начальника Генерального штаба А. И. Антонова, как обычно, происходила оценка обстановки. При этом был сделан вывод: наши оборонительные задачи успешно решены, наступление главных сил немецко-фашистских войск на орловско-курском направлении окончательно провалилось, а вместе с ним похоронен и план всей летней кампании противника. В порядок дня выдвигалась новая задача — разгром основной группировки врага и развитие наступления по планам, намеченным советским Верховным Главнокомандованием. [258]

Все это было доложено И. В. Сталину в ночь на 24 июля, а утром Верховный Главнокомандующий позвонил по телефону в Генштаб и распорядился, чтобы мы срочно подготовили поздравительный приказ войскам, победившим противника в Курской битве. Это был третий приказ подобного рода. Проект его мы закончили к полудню. Адресовался он командующим войсками Центрального, Воронежского и Брянского фронтов: генералу армии К. К. Рокоссовскому, генералу армии Н. Ф. Ватутину и генерал-полковнику М. М. Попову.

Около 16 часов Антонова и меня вызвали в Ставку. Сталин был в радостном возбуждении. Он не стал слушать наш доклад об обстановке, которая и без того была уже известна ему, а сразу потребовал зачитать вслух проект приказа.

В самом начале заготовленного нами документа подчеркивался важнейший стратегический результат, завоеванный Советской Армией:

«Вчера, 23 июля, успешными действиями наших войск окончательно ликвидировано июльское немецкое наступление из районов южнее Орла и севернее Белгорода в сторону Курска».

Затем коротко сообщалось о противнике:

«С утра 5 июля немецко-фашистские войска крупными силами танков и пехоты, при поддержке многочисленной авиации, перешли в наступление на орловско-курском и белгородско-курском направлениях. Немцы бросили в наступление против наших войск свои главные силы, сосредоточенные в районах Орла и Белгорода».

Никаких возражений со стороны Верховного Главнокомандующего такое начало приказа не вызвало, и чтение продолжалось:

«...Всего со стороны противника в наступлении участвовало 17 танковых, 3 моторизованные и 18 пехотных немецких дивизий.

Сосредоточив эти силы на узких участках фронта, немецкое командование рассчитывало концентрическими ударами с севера и юга в общем направлении на Курск прорвать нашу оборону, окружить и уничтожить наши войска, расположенные по дуге Курского выступа».

Далее говорилось, что немецкое наступление не застало наши войска врасплох, они были готовы не только к отражению натиска немцев, но и к нанесению мощных контрударов. Тут же приводились конкретные цифровые данные:

«Ценой огромных потерь в живой силе и технике противнику удалось лишь вклиниться в нашу оборону на орловско-курском направлении на глубину до 9 км и на белгородско-курском направлении — от 15 до 35 км. В ожесточенных боях наши войска измотали и обескровили отборные дивизии немцев и последующими решительными контрударами не только отбросили врага и полностью восстановили положение, занимавшееся им до 5 июля, но и прорвали оборону противника, продвинувшись в сторону Орла от 15 до 25 километров».

Когда дело дошло до вывода: «Таким образом, немецкий план летнего наступления нужно считать полностью провалившимся»,— Верховный Главнокомандующий остановил чтение и продиктовал следующую вставку: «Тем самым разоблачена легенда о том, что немцы летом в наступлении всегда одерживают успехи, а советские войска вынуждены будто бы находиться в отступлении».

— Надо об этом сказать,— пояснил он.— Фашисты во главе с Геббельсом после зимнего поражения под Москвой все время носятся с этой легендой.

Вслед за тем в приказе шло перечисление отличившихся войск и назывались фамилии командующих армиями. Не похож он был на прошлые приказы и своей концовкой. Мы не могли не помянуть здесь тех, кто во имя победы заплатил жизнью. Приказ заканчивался так:

«Поздравляю вас и руководимые вами войска с успешным завершением ликвидации летнего немецкого наступления.

Объявляю благодарность всем бойцам, командирам и политработникам руководимых вами войск за отличные боевые действия. [259]

Вечная слава героям, павшим на поле боя в борьбе за свободу и честь нашей Родины!»

Приказ тут же был подписан и передан по радио. В Ставке он понравился. Нам предложили и впредь придерживаться этой формы, то есть адресовать приказ командующим фронтами, показывать фамилии командующих армиями и командиров отличившихся войск, кратко излагать результаты сражения. Оставлялась и концовка в честь павших героев. Она совершенствовалась раз от разу и наконец получила такую редакцию:

«Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины. Смерть немецким захватчикам!»

Эта же концовка, кроме последних трех слов, вошла и в приказ, посвященный победоносному завершению войны.

5 августа, когда были взяты Орел и Белгород, в Ставке возникла новая идея. Как только командующие фронтами доложили Верховному о взятии этих городов (о таких победах они всегда стремились докладывать ему непосредственно), генерала Антонова и меня вызвали в Ставку. Сталин только что вернулся с Калининского фронта. Собрались и все остальные члены Ставки.

— Читаете ли вы военную историю? — обратился Верховный к Антонову и ко мне.

Мы смешались, не зная, что ответить. Вопрос показался странным: до истории ли было нам тогда!

А Сталин меж тем продолжал:

— Если бы вы ее читали, то знали бы, что еще в древние времена, когда войска одерживали победы, то в честь полководцев и их войск гудели все колокола. И нам неплохо бы как-то отмечать победы более ощутимо, а не только поздравительными приказами. Мы думаем,— кивнул он головой на сидевших за столом членов Ставки,— давать в честь отличившихся войск и командиров, их возглавляющих, салюты. И учинять какую-то иллюминацию...

Так было решено отмечать победы наших войск торжественными залпами в Москве и каждый залп сопровождать пуском разноцветных ракет, а перед тем передавать по всем радиостанциям Советского Союза приказ Верховного Главнокомандующего. Ответственность за это возлагалась на Генеральный штаб.

В тот же день, 5 августа, был издан поздравительный приказ и дан первый салют в честь освобождения Орла и Белгорода. Одновременно трем стрелковым дивизиям (5, 129, 380-й) было присвоено наименование Орловских и двум (89-й и 305-й) — Белгородских.

В первом салюте участвовали 124 орудия, и дали они 12 залпов. Мы рассчитывали, что так будет и в дальнейшем. Но 23 августа, когда был взят Харьков, стало ясно, что нельзя всех победителей стричь под одну гребенку. Харьков имел очень большое значение, и потому последовало предложение дать в ознаменование его освобождения 20 залпов из 224 орудий. Так мы и поступили.

Салюты с энтузиазмом были восприняты не только населением столицы, но и войсками действующей армии. По нескольку раз на день нам звонили с фронтов и требовали салютов чуть ли не за каждый взятый населенный пункт. Возникла необходимость провести какую-то градацию. Ведь далеко не одно и то же значило освобождение, скажем, Киева и Бердичева, Риги и Шяуляя, Минска и Духовщины.

В дальнейшем Генштаб разработал, а Верховный Главнокомандующий утвердил три категории салютов: 1-я категория — 24 залпа из 324 орудий, 2-я — 20 залпов из 224 орудий, 3-я — 12 залпов из 124 орудий. Разрешение на каждый салют давалось лично Верховным. За редким исключением, Москва салютовала победителям в день изгнания противника из того или иного пункта. Перечень войск и фамилии командиров, которых надлежало отметить в приказе, представлялись командующим фронтом. Приказ готовился Оперативным управлением, причем вступительная его часть, характеризовавшая действия войск, или, как мы говорили тогда, [260] «шапка» приказа, обязательно докладывалась Верховному Главнокомандующему. Обычно это делалось по телефону, и тут же согласовывалась категория салюта.

«Шапки» писали либо генерал-лейтенант А. А. Грызлов, либо я. Особенно набил на этом руку Анатолий Алексеевич. Подправлялись «шапки» только изредка, чаще всего с исторических позиций. Например, в приказ от 27 января 1945 года, отдававшийся по случаю прорыва обороны противника в районе Мазурских озер, Верховный добавил фразу: «считавшейся у немцев с времен первой мировой войны неприступной системой обороны». Тем самым подчеркивалась значимость одержанной победы.

Салюты по первой категории — 24 залпа из 324 орудий — производились только в случае освобождения столицы союзной республики, при овладении столичными городами других государств и в честь некоторых других особо выдающихся событий. Всего за время войны было 23 таких салюта. Давались они за разгром и изгнание противника из Киева, Одессы, Севастополя, Петрозаводска, Минска, Вильнюса, Кишинева, Бухареста, Таллина, Риги, Белграда, Варшавы, Будапешта, Кракова, Вены, Праги, а также за овладение Кенигсбергом и Берлином. Кроме того, салюты по первой категории давались при выходе наших войск на южную государственную границу 26 марта 1944 года, при выходе на юго-западную границу 8 апреля 1944 года и в честь соединения с англо-американскими войсками в районе Торгау 27 апреля 1945 года. В ходе войны с империалистической Японией было также произведено два таких салюта: один — по случаю разгрома Квантунской армии и другой — 3 сентября 1945 года — в честь полной победы над Японией.

По второй категории — 20 залпов из 224 орудий — Москва салютовала 210 раз. В том числе: при освобождении больших городов — 150 раз, при прорыве сильно укрепленной обороны противника — 29, по завершении разгрома крупных неприятельских группировок — 7, в честь форсирования рек — 12, при вторжении наших войск в немецкие провинции, преодолении Карпат, захвате островов — 12.

По третьей категории — 12 залпов из 124 орудий — салюты производились 122 раза, главным образом при овладении узлами железных и шоссейных дорог, а также крупными населенными пунктами, имевшими оперативное значение.

В День Победы над фашистской Германией, 9 мая 1945 года, был дан салют 30 залпами из 1000 орудий.

Издавались и такие благодарственные приказы, оглашение которых не сопровождалось салютами. Так было, например, 12 августа 1943 года, когда четыре наши дивизии овладели городом Карачев. Другой такой же приказ был подписан 18 сентября 1943 года. В нем выражалась благодарность 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу за прорыв в тыл противника, форсирование реки Десны и удержание плацдарма до подхода главных сил. Форсирование Днепра было отмечено двумя аналогичными приказами.

Бывало и так: в честь освобождения Киева салют состоялся 6 ноября 1943 года, а через десять дней выяснилось, что фронт не назвал нам пяти отдельных полков (трех минометных, одного пушечного и одного танкового), участвовавших в боях за столицу Украины. Доложили Верховному, и последовало указание дать дополнительный приказ без салюта и всем пяти полкам присвоить наименование Киевских.

За время войны с гитлеровской Германией всего было отдано 373 благодарственных приказа, из них без салютов — 20. По годам они распределялись так: в 1943 году —55, в 1944 году — 166, в 1945 году по 9 мая — 148. В том же заключительном году войны последовали еще 5 приказов, сопровождавшихся салютами: о Параде Победы — 24 июня, в честь Военно-Морского Флота — 22 июля, в честь Военно-Воздушных Сил — 19 августа, по случаю победы над Квантунской армией — 23 августа и в связи с подписанием акта о безоговорочной капитуляции Японии — 3 сентября.

В 1943 году было пять дней, когда производились по два победных [261] салюта, и два дня — с тремя салютами. В 1944 году насчитывается 26 дней, когда Родина салютовала дважды, 4 дня, ознаменовавшихся тремя салютами каждый, и один день, 27 июля, прогремевший пятью салютами (Родина чествовала тогда героев, взявших с боями города Белосток, Станислав, Даугавпилс, Львов, Шяуляй).

1945 год характерен дальнейшим ростом количества салютов. 25 дней было с двумя салютами, 15 — с тремя, 3 — с четырьмя, 2 — с пятью. По пять салютов прогремело 19 января, когда были освобождены города Ясло, Краков, Млава, Лодзь и осуществлен прорыв в Восточной Пруссии, а также 22 января, когда наши войска овладели Инстербургом, Хоэнзальцей (Иновроцлавом), Алленштайном, Гнезно, Остероде.

Наибольшее количество салютов, естественно, пришлось на долю тех фронтов, войска которых победоносно завершали войну на территории гитлеровской Германии или на подступах к ней. Войскам 1-го Украинского фронта Москва салютовала 68 раз, 1-го Белорусского — 46, 2-го Украинского — 45, 2-го Белорусского — 44, 3-го Украинского — 36, 3-го Белорусского — 29, 4-го Украинского — 25.

Как правило, салют давался в честь войск какого-то одного фронта. Но в 27 случаях салюты посвящались сразу трем, четырем н даже пяти взаимодействовавшим фронтам. А если дело касалось приморского города, в освобождении которого наряду с войсками участвовали боевые корабли, то салютовали и флоту.

Конечно, подготовка благодарственных приказов и организация салютов — обязанность приятная, поскольку она прямо связывалась с победами наших Вооруженных Сил. В общем объеме работы Оперативного управления это занимало далеко не первостепенное место, однако тоже требовало немалых затрат времени и внимания. При подготовке приказа надо было тщательно выверить нумерацию всех соединений и частей, фамилии командиров, ничего не перепутать и не пропустить. А сроки всегда поджимали — в нашем распоряжении редко когда имелось более двух часов. Донесения об овладении городами поступали обычно к вечеру, салют надо было дать не раньше, чем наступит темнота (иначе пропадал эффект от ракет), но и не позднее 23 часов. В иные дни салюты следовали один за другим, и тут мы выходили из трудного положения только благодаря высокой работоспособности наших офицеров и генералов, отлично знавших обстановку, нумерацию войск и фамилии командиров. Приказы монтировались обычно в кабинете начальника Оперативного управления, и, пока я докладывал Верховному «шапку», мои ближайшие помощники уже заканчивали подготовку остального текста.

До 30 ноября 1944 года благодарственные приказы адресовались только командующим фронтами. Затем прибавился второй адресат — начальник штаба фронта. Инициатива в данном случае исходила снизу. При подготовке очередного приказа в честь войск 2-го Украинского фронта мы, по обыкновению, стали уточнять отдельные детали у начальника штаба фронта генерал-полковника М. В. Захарова. Матвей Васильевич покритиковал нас за недооценку роли штабов: в приказах, мол, отмечаются заслуги всех, а о штабах нет ни слова. Доложили об этом Верховному. Он отнесся к претензии с пониманием:

— Захаров прав. Роль штабов велика. Впредь приказы давать в два адреса — командующему и начальнику штаба.

Так мы и стали делать. Первый такой приказ пошел 2-му Украинскому фронту в тот же день, 30 ноября 1944 года.

С благодарственными приказами и салютами не всегда и не все проходило гладко. Бывали споры — кто взял тот или иной пункт? Случались и недовольства, когда Генштаб отказывал в салюте. Командующие некоторых фронтов, действовавших на местности с незначительным количеством крупных населенных пунктов, настойчиво просили произвести салют за относительно небольшие пункты. Если Генштаб не соглашался, они обращались прямо к Верховному, и тот иногда удовлетворял их просьбы. Так было, например, при освобождении Духовщины. В других случаях, [262] от-казав в салюте, Сталин все же отдавал нам распоряжение подготовить благодарственный приказ.

Приказы писались очень тщательно. Верховный Главнокомандующий сам следил за этим и не прощал оплошностей. Однажды он распорядился, чтобы при упоминании городов, когда-то переименованных, обязательно писалось в скобках старое название, например: Тарту (Юрьев, Дерпт). Пришлось специально выделять человека, который занимался такого рода уточнениями. В дальнейшем при освобождении Польши на него же возложили наблюдение за тем, чтобы в приказах отбитые у противника города назывались бы и по-польски и по-немецки.

Первоначально все без исключения части и соединения, упомянутые в благодарственном приказе, получали почетное наименование в зависимости от того города, который ими освобожден. Появились дивизии Воронежские, Курские, Харьковские. Но чем дальше развивалось наше наступление, тем больше освобождалось городов. И сам собой встал вопрос — как же поступать с теми частями и соединениями, на долю которых выпало освобождать по три-четыре города и более. Не присваивать же им по четыре почетных наименования? От Верховного и на сей счет последовали четкие указания: почетное наименование может быть только сдвоенным, скажем 291-я Воронежско-Киевская штурмовая авиационная дивизия. К многократно отличившимся войскам стали применяться и иные меры поощрения: их либо награждали орденами, либо представляли к гвардейскому званию.

С Верховным мы имели принципиальную договоренность буквально по всем деталям благодарственного приказа. И все-таки из-за спешки при подготовке текста оплошности иногда случались. Помню, в частности, такой случай. Однажды во время нашего доклада в Ставке позвонил Конев и сообщил прямо Сталину об освобождении какого-то крупного населенного пункта. Было уже около 22 часов, но Верховный Главнокомандующий распорядился дать салют в тот же день. На все приготовления у нас оставалось не более часа. Я тут же написал «шапку» приказа. Она была утверждена. После этого из соседней комнаты, где стояли телефоны, позвонил сначала Грызлову о немедленной передаче мне нумерации войск и фамилий командиров, затем на радио Пузину — о предстоящей передаче приказа и, наконец, коменданту города — о салюте. «Шапку» занес машинисткам и сел монтировать остальную часть приказа, пользуясь своей рабочей картой и имевшимся у меня списком командиров. Примерно через полчаса мы с Грызловым сверили наши данные. Я опять пошел в машбюро, продиктовал недостававшую часть текста, отослал приказ на радио и, вернувшись в кабинет Верховного, доложил, что все готово, в 23 часа салют будет.

— Послушаем,— сказал Сталин и включил неказистый круглый динамик на своем письменном столе.

По радио приказ всегда читался с таким расчетом, чтобы не более чем через минуту по окончании чтения грохотал салют. Так было и на этот раз. Своим торжественным, неповторимым голосом Ю. Б. Левитан начал:

— Командующему 1-м Украинским фронтом! Войска 1-го Украинского фронта в результате...

В этот миг Сталин вдруг закричал:

— Почему Левитан пропустил фамилию Конева? Дайте мне текст! В тексте фамилия Конева отсутствовала. И виноват в этом был я: когда готовил «шапку», заголовок написал сокращенно—«Ком. 1 УФ», упустив, что имею дело не с генштабовскими машинистками. У нас, в Генеральном штабе, они сами развертывали заголовки. Сталин страшно рассердился.

— Почему пропустили фамилию командующего? — спросил он, в упор разглядывая меня.— Что это за безыменный приказ?.. Что у вас на плечах?

Я промолчал. [263]

— Остановить передачу и прочитать все заново! — приказал Верховный.

Я бросился к телефону. Предупредил КП не давать залпов по окончании чтения приказа. Потом позвонил на радиостудию, где Левитан уже кончил читать, и попросил, чтобы он повторил все сначала, но обязательно назвал бы фамилию Конева.

Левитан почти без паузы стал читать приказ вторично, а я опять позвонил на КП и распорядился, чтобы давали теперь салют, как полагается. Все это происходило на глазах у Верховного Главнокомандующего. Он, казалось, следил за каждым моим движением и, когда мне удалось наконец исправить свою ошибку, сердито бросил:

— Можете идти.

Я собрал карты со стола, вышел и стал ждать А. И. Антонова.

— Плохо дело,— сказал Алексей Иннокентьевич, выйдя из кабинета.

Так как до меня сменилось уже пять начальников Оперативного управления, я знал, чем это пахнет. По правде говоря, чувство было двоякое: с одной стороны, я был опечален, а с другой — обрадован. Отстранение от должности дало бы возможность уйти на фронт. Этого хотели многие из нас, поскольку служба в Генеральном штабе требовала тогда невероятного и притом постоянного нервного напряжения. Да и вообще стремление на фронт было в то время естественным для каждого советского человека.

Злополучную недомолвку в заголовке приказа ни у нас в Генштабе, ни на фронте никто не заметил. Были только вопросы, почему два раза читали приказ. Но мы-то извлекли для себя урок. Всем строго-настрого было приказано не делать никаких сокращений в черновиках, текст и заголовки писать полностью.

Два дня я не ездил в Ставку, и по утрам Верховный не звонил мне, как прежде. Все вопросы, касающиеся Генштаба, он решал теперь только с Антоновым.

На третий день, когда А. И. Антонов поехал с очередным докладом в Ставку, поступило сообщение об освобождении войсками 2-го Украинского фронта какого-то крупного населенного пункта. Мы, как обычно, спешно подготовили «шапку» благодарственного приказа. Я позвонил Поскребышеву и попросил доложить ее Антонову. И почти тотчас же мне позвонил Алексей Иннокентьевич.

— Приезжайте с приказом сами...

Через несколько минут я входил в кабинет Верховного.

— Читайте,— приказал он.— Фамилию не пропустили?

Я прочитал и получил разрешение передавать приказ в эфир. С той поры опять все пошло по-прежнему.

«Салютные приказы», как мы их называли, день ото дня доставляли нам все больше хлопот. Мы едва поспевали писать их. Иногда бывало так, что в радиостудию приказ доставляли частями. Ю. Б. Левитан читал вторую страницу, а третью еще везли ему. Но и Левитан, и мы как-то выходили из положения. Все заканчивалось хорошо, и вдруг — новая осечка.

Произошла она в самом конце войны, когда дали уже салют за взятие Берлина. В приказе по этому случаю не упомянули фамилию генерала В. В. Новикова. То ли штаб фронта не назвал его, то ли ошиблись мы в Генштабе, но объективно получилось так, что 7-й танковый корпус вроде бы непричастен к овладению столицей Германии. На следующий день В. В. Новиков прислал телеграмму на имя Верховного Главнокомандующего, выражая в ней свое возмущение.

Верховный Главнокомандующий очень бранился. Употребил по нашему адресу несколько нелестных эпитетов. Высказал предположение, что Генштаб, видимо, пропускал фамилии и других командиров. А в конечном счете последовало распоряжение: издать для Новикова отдельный приказ, переслать ему лично, но по радио не передавать и виновных [264] наказать. 4 мая Сталин сам подписал этот приказ за № 11080. В нем говорилось:

«7 гв. танковый корпус генерал-майора танковых войск Новикова, как ошибочно не попавший в приказ Верховного Главнокомандующего в список соединений, участвовавших в овладении Берлином, дополнительно включить в приказ и представить части корпуса к присвоению наименований Берлинских и к награждению орденами».

В. В. Новиков, видимо, был удовлетворен. Но нам это принесло неприятности — наказали несколько человек...

В годовщину Октябрьской революции, Первого мая и в День Красной Армии писались особые приказы и также объявлялись для всей страны по радио. В этих приказах военного времени обязательно давалась краткая характеристика положения на фронте, ставились от имени партии и правительства задачи войскам и труженикам тыла на ближайшее будущее, а также воздавалось должное героям войны и труда. Затем появились праздники разных родов оружия: День артиллерии, День танкиста и другие. В эти дни в Москве тоже стали греметь салюты, а теперь советской столице вторят и города-герои.

Салюты с иллюминацией прочно вошли в ритуал наших всенародных праздников.

8 мая 1945 года в Карлсхорсте — пригороде Берлина — был подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Гитлеровская военная машина разрушилась. Третий рейх пал.

Ночь на 9 мая мы провели, однако, в тревоге. Выполнят ли фашистские заправилы условия капитуляции или отнесутся к ним так же, как относились в прошлом к другим своим международным обязательствам? К утру эти опасения стали рассеиваться: в Генштаб и в Ставку начали поступать доклады о том, что немецкие войска повсеместно складывают оружие и сдаются в плен. Только в Чехословакии положение оставалось напряженным. Там противник не капитулировал, по-прежнему оказывал сопротивление и пытался отойти на юг и запад. Войска 1, 4 и 2-го Украинских фронтов спешили на помощь восставшей Праге, нанося по врагу мощные удары.

Туда же устремились из-под Берлина две гвардейские танковые армии — 3-я и 4-я. С рассветом они ворвались в столицу Чехословакии. Совместно с пражанами город был полностью очищен от врага в течение нескольких часов. А во второй половине дня в Прагу вступили войска 4-го Украинского фронта. К вечеру сюда же подошли войска 2-го Украинского фронта. Жалкие остатки вермахта под командованием гитлеровского фельдмаршала Шернера и генерала Велера выбивались из последних сил, и по всему было видно, что конец их недалек.

В Москве же тем временем шло ликование. 9 мая было объявлено всенародным праздником — Днем Победы. Приказ на победный салют мы написали с утра. Вопреки обыкновению, на этот раз для передачи его по радио Ю. Б. Левитан был вызван в Ставку. Отсюда же, из Кремля, в 21 час И. В. Сталин обратился к советскому народу с краткой речью. Он объявил, что капитуляция фашистской Германии стала реальностью, однако не умолчал о сопротивлении группировки Шернера и Велера.

— Но я надеюсь,— прибавил затем Верховный Главнокомандующий,— что Красной Армии удастся привести ее в чувство. Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии, день великой победы народа над германским империализмом. Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, не прошли даром и увенчались полной победой над врагом...

Должен заметить, что с конца апреля строгий порядок, [265] существовавший в Ставке на протяжении всей войны, вдруг нарушился. Антонова и меня вызывали туда по нескольку раз в день и в разное время. Многие документы мы исполняли прямо там. Молниеносно развивавшиеся события не укладывались ни в какие рамки.

А со 2 мая, когда был взят Берлин, вся Москва жила необычной, какой-то взбудораженной жизнью. На улицах царило праздничное возбуждение. На Красной площади днем и ночью толпился народ.

Как-то в первые майские дни мы с Алексеем Иннокентьевичем изменили своему правилу и поехали к себе из Кремля через Спасские ворота: хотелось взглянуть на ликующих москвичей. Сколь опрометчивым было это решение, мы осознали лишь тогда, когда автомобиль наш буквально застрял среди заполненной людьми площади. С криками «ура» нас стали вытаскивать из машины, чтобы «качнуть». Тогда качали всех, кто был в военной форме, и мы, конечно, не составляли исключения. Никакие наши доводы не действовали. Антонова в конце концов вытянули, и через мгновение его ноги замелькали высоко в воздухе, а я сидел, обхватив два пузатых портфеля, и дрожал за оперативные документы. Только при содействии кремлевской охраны нам удалось пешком вернуться обратно в Кремль и на другом автомобиле уехать в Генштаб через Боровицкие ворота.

Через несколько дней после подписания победного приказа Верховный Главнокомандующий приказал нам продумать и доложить ему наши соображения о параде в ознаменование победы над гитлеровской Германией.

— Нужно подготовить и провести особый парад,— сказал он.— Пусть в нем будут участвовать представители всех фронтов и всех родов войск. Хорошо бы также, по русскому обычаю, отметить победу за столом, устроить в Кремле торжественный обед. Пригласим на него командующих войсками фронтов и других военных по предложению Генштаба. Обед не будем откладывать и сделаем его до парада.

На другой день в Генштабе закипела работа. Были созданы две группы: одна вместе с Главным политическим управлением готовила списки лиц, приглашаемых на торжественный обед, а другая всецело занялась парадом. Следовало наметить состав участников парада, разработать весь его ритуал, отличный от обычного, определить форму одежды, сроки подготовки и порядок размещения людей, которые прибудут в Москву с фронтов. Много было и других организационных вопросов, требовавших правильного решения.

Через два-три дня предварительные расчеты были закончены. Как мы ни прикидывали, получалось, что на подготовку парада нужно не менее двух месяцев. Срок этот диктовался главным образом необходимостью пошить более 10 тысяч комплектов парадного обмундирования. Ведь на фронтах, да и в тылу о нем и думать забыли. Ни у кого такого обмундирования, конечно, не сохранилось. Следовало также, хотя бы немного, потренировать людей в хождении строем. Этим тоже не занимались четыре долгих военных года.

На парад мы предлагали вывести по одному сводному полку в 1000 человек от каждого действующего фронта, не считая командиров. Сводный полк должен был представлять все виды Вооруженных Сил и рода войск и выйти на Красную площадь с 36 боевыми знаменами наиболее отличившихся соединений и частей фронта.

Всего на парад предстояло вывести 10 сводных фронтовых полков и один сводный полк Военно-Морского Флота при 360 боевых знаменах. Помимо этого, к участию в параде предлагалось привлечь военные академии, военные училища и войска Московского гарнизона.

Знамя Победы, реявшее на куполе рейхстага в Берлине, по нашим соображениям, следовало поставить во главе парадного шествия и чтобы несли и сопровождали его те, чьими руками оно было водружено над столицей гитлеровской Германии,— М. В. Кантария, М. А. Егоров, И. Я. Сьянов, К. Я. Самсонов и С. А. Неустроев. [266]

24 мая, как раз в день торжественного обеда, мы доложили все это Сталину. Наши предложения он принял, но со сроками подготовки не согласился.

— Парад провести ровно через месяц — двадцать четвертого июня,— распорядился Верховный и далее продолжил примерно так: —Война еще не кончилась, а Генштаб уже на мирный лад перестроился. Потрудитесь управиться в указанное время. И вот что еще — на парад надо вынести гитлеровские знамена и с позором повергнуть их к ногам победителей. Подумайте, как это сделать... А кто будет командовать парадом и принимать его?

Мы промолчали, зная наверняка, что он уже решил этот вопрос и спрашивает нас так, для проформы. К тому времени мы уже до тонкостей изучили порядки в Ставке и редко ошибались в своих предположениям Не ошиблись и на сей раз. После паузы Верховный объявил:

— Принимать парад будет Жуков, а командовать — Рокоссовский...

В этот же день И. М. Шверник вручал маршалам Г. К. Жукову, К. К. Рокоссовскому, И. С. Коневу, Р. Я. Малиновскому, Ф. И. Толбухину высшие полководческие награды — орден «Победа».

Имена этих выдающихся советские военачальников прочно вошли в историю Великой Отечественной войны. Под их руководством были разработаны и практически осуществлены планы блестящих операций, которые завершились в конце концов водружением Знамени Победы над рейхстагом и полным разгромом гитлеровской Германии. У Георгия Константиновича Жукова за время войны к первой Золотой Звезде Героя Советского Союза, полученной в 1939 году, прибавились еще две. Дважды удостоились этой награды И. С. Конев, К. К. Рокоссовский, а после войны и Р. Я. Малиновский. Ф. И. Толбухину звание Героя Советского Союза присвоено посмертно в 1965 году.

О маршале Г. К. Жукове много говорилось во всех предшествующих главах. Но здесь все же следует добавить к сказанному, что это был человек большого полководческого таланта, смелый и оригинальный в своих суждениях, очень твердый в проведении решении в жизнь, не останавливавшийся ни перед какими препятствиями для достижения поставленных военных целей. Чувствуя свою правоту в том или ином спорном вопросе, Георгий Константинович мог довольно резко возражать Сталину, на что никто другой не отваживался.

Очень колоритна полководческая фигура Константина Константиновича Рокоссовского. На его долю выпала труднейшая роль в знаменитом Смоленском сражении 1941 года и в оборонительных боях на ближних подступах к Москве. Он командовал войсками Донского фронта под Сталинградом и блистательно завершил ликвидацию окруженной ударной группировки немецко-фашистских войск. Затем под командованием К. К. Рокоссовского войска Центрального фронта стойко выдержали немецкий таран на Курской дуге и в ходе последующего контрнаступления во взаимодействии с другими фронтами разгромили орловскую группировку противника. Он командовал 1-м Белорусским фронтом, действовавшим на главном направлении исторической Белорусской битвы. С его именем связаны победы в Восточно-Прусской, Восточно-Померанской и, наконец, в Берлинской операциях Великой Отечественной войны. Неотразимо личное обаяние Константина Константиновича. Я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что его не только безгранично уважали, но и искренне любили все, кому довелось соприкасаться с ним по службе.

Иван Степанович Конев особенно проявил свое военное дарование, когда командовал Калининским, Степным, а затем 2-м Украинским фронтами. Под его руководством советские войска освободили в 1943 году Харьков и форсировали Днепр, осуществили Кировоградскую операцию. Сверкающей страницей в истории Великой Отечественной войны является Корсунь-Шевченковская операция, от которой тоже неотделимо имя Ивана Степановича Конева. Весьма успешно был проведен им разгром уманской группировки немецко-фашистских войск. Далее следует [267] Львовско-Сандомирская наступательная операция, которой завершилось освобождение западной части Украины и началось изгнание врага с территории Польши. В 1945 году войска 1-го Украинского фронта под командованием Конева во взаимодействии с другими фронтами нанесли тяжелое поражение противнику в Силезии и выполнили поистине историческую миссию в ходе Берлинской операции. Наконец, на заключительном этапе войны Иван Степанович внес решающий вклад в Пражскую операцию, завершившуюся освобождением столицы Чехословакии. В военных кругах Конев всегда пользовался репутацией твердого и решительного командующего. Многие из нас по-хорошему завидовали его энергии и активности. При любых обстоятельствах он стремился увидеть поле сражения собственными глазами и очень тщательно готовил каждую операцию. Стараясь вникать во все ее детали, Иван Степанович буквально вгонял в пот своих подчиненных.

Родион Яковлевич Малиновский отличился уже в боях под Сталинградом. В качестве командующего 2-й гвардейской армией он нанес там (совместно с 51-й армией) сокрушительный удар любимцу Гитлера фельдмаршалу Манштейну. В последующем войска под командованием Р. Я. Малиновского изгнали врага из Ростова и, взаимодействуя с войсками Ф. И. Толбухина (Южный фронт), освободили Донбасс. Затем они форсировали Днепр и участвовали в освобождении Правобережной Украины. На полководческом счету Р. Я. Малиновского превосходно проведенная во взаимодействии с 3-м Украинским фронтом Ясско-Кишиневская операция, победы под Будапештом и Веной, бои за освобождение Чехословакии. Затем, как уже сказано, Родион Яковлевич командовал Забайкальским фронтом — на главном направлении против Квантунской армии.

Федор Иванович Толбухин пришел на командные посты со штабной работы. Как командарм он тоже проявил себя во время Сталинградской битвы и уже с июля 1943 года стал командовать Южным фронтом. Руководил боевыми действиями при прорыве обороны противника на реке Миус и освобождении южного Донбасса, громил врага на реке Молочной и на Сиваше, освобождал Крым. Под его командованием войска 3-го Украинскою фронта наголову разбили неприятеля в районе южнее Кишинева, проделали поход на Балканы, освободили Болгарию и совместно с югославскими патриотами очистили от оккупантов Белград. Дальнейший их путь отмечен победой на озере Балатон и успешным наступлением на столицу Австрии. Лично мне Ф. И. Толбухин запомнился как очень добрый человек и, пожалуй, самый скромный из всех командующих фронтами. «Штабная косточка» осталась у него на всю жизнь и порой превалировала над командной. Своим подчиненным он всегда предоставлял возможность проявлять широкую инициативу.

Для нас, работников Генерального штаба, 24 мая 1945 года было едва ли не самым напряженным днем после капитуляции гитлеровской Германии. Сразу после доклада Сталину наших соображений о параде мы засели за окончательную отработку директивы фронтам и еще до торжественного обеда в Кремле успели отправить ее адресатам. Она, по-моему, не обнародовалась ни в одном из печатных трудов, доступных массовому читателю, и потому я позволю себе воспроизвести здесь этот документ полностью.

«Верховный Главнокомандующий приказал:

1. Для участия в параде в Москве, в честь победы над Германией, выделить от фронта сводный полк.

2. Сводный полк сформировать по следующему расчету: пять батальонов двухротного состава по 100 чел. в каждой роте (10 отделений по 10 чел.). Кроме того, 19 чел. командного состава из расчета — командир полка 1, зам. командира полка 2 (по строевой и по политчасти), начальник штаба полка 1, командиров батальонов 5, командиров рот 10 и 36 чел. [268] знаменщиков с 4-мя ассистентами офицерами; в сводном полку 1059 чел. и 10 чел. запасных.

3. В сводном полку иметь — шесть рот пехоты, одну роту артиллеристов, одну роту танкистов, одну роту летчиков и одну роту сводную — кавалеристы, саперы, связисты.

4. Роты укомплектовать так, чтобы командирами отделений были средние офицеры, а в составе отделений — рядовые и сержанты.

5. Личный состав для участия в параде отобрать из числа бойцов и офицеров, наиболее отличившихся в боях и имеющих боевые ордена.

6. Сводный полк вооружить: три стрелковые роты — винтовками, три стрелковые роты — автоматами, роту артиллеристов — карабинами за спину, роту танкистов и роту летчиков — пистолетами, роту саперов, связистов и кавалеристов — карабинами за спину, кавалеристов, кроме того, — шашками.

7. На парад прибыть командующему фронтом и всем командармам, включая авиационные и танковые армии.

8. Сводному полку прибыть в Москву 10 июня с. г., имея при себе тридцать шесть боевых знамен наиболее отличившихся в боях соединений и частей фронта и все захваченные в боях войсками фронта боевые знамена соединений и частей противника, независимо от их количества.

9. Парадное обмундирование для всего состава полка будет выдано в Москве.

24 мая, 1945 г.

Антонов».

К 8 часам вечера руководящий состав Генштаба был приглашен в Кремль. Там, в Георгиевском зале, вместе с военными собрались члены Правительства и Центрального Комитета партии, виднейшие деятели народного хозяйства, науки, культуры, литературы и искусства.

Первый тост провозгласили за здоровье красноармейцев, моряков, офицеров, генералов и адмиралов. Второй, под гром оваций, — за партию и ее Центральный Комитет.

Потом был тост за демократическую дружественную Польшу, народ которой первым вступил в вооруженную борьбу с гитлеровскими полчищами. На нашем торжестве присутствовала делегация польских горняков в живописных костюмах, доставившая в подарок Москве эшелон каменного угля.

С энтузиазмом был встречен тост за Михаила Ивановича Калинина. Затем последовали тосты за каждого из командующих фронтами, за старейших полководцев Красной Армии — К. Е. Ворошилова, С. М. Буденного, С. К. Тимошенко. Не были забыты и руководители славного Военно-Морского Флота, маршалы родов войск, Государственный Комитет Обороны и его Председатель, Генеральный штаб.

Довольно длительные промежутки, отделявшие один тост от другого, заполняла программа превосходного концерта.

В заключение встал И. В. Сталин и обратился ко всем присутствующим :

— Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост. Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего за здоровье русского народа.

Зал откликнулся на это криками «ура» и бурной овацией.

— Я пью,— продолжал Сталин,— прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что [269] он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941—1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!

За здоровье русского народа!

Мы считали, что словами Сталина с нами говорит сама партия. И под сводами Кремля вновь загремела овация.

...Тот вечер оставил глубокий след в душе каждого из нас. Многое мы вспомнили, многое передумали.

От войны страна переходила к мирному труду. Предстояло одолеть разруху, неустроенность жизни, вернуть здоровье и работоспособность тем, кто искалечен в боях, окружить заботой и вниманием осиротевших детей, овдовевших солдатских жен, матерей, потерявших своих сыновей. Как все это было трудно!

Генштаб уже работал над подготовкой к возвращению в народное хозяйство миллионов воинов.

А на фронтах меж тем приступили к формированию и сосредоточению на станции погрузки сводных полков. Командирами их были назначены: на Карельском фронте генерал-майор Г. Е. Калиновский, на Ленинградском генерал-майор А. Т. Стученко, на 1-м Прибалтийском генерал-лейтенант А. И. Лопатин, на 3-м Белорусском генерал-лейтенант П. К. Кошевой, на 2-м Белорусском генерал-лейтенант К. М. Эрастов, на 1-м Белорусском генерал-лейтенант И. П. Рослый, на 1-м Украинском генерал-майор Г. В. Бакланов, на 4-м Украинском генерал-лейтенант А. Л. Бондарев, на 2-м Украинском генерал-лейтенант И. М. Афонин, на 3-м Украинском генерал-лейтенант Н. И. Бирюков. В боях почти все они командовали корпусами.

Сводный полк Военно-Морского Флота возглавил вице-адмирал В. Г. Фадеев.

В ожидании прибытия полков почти все швейные фабрики Москвы готовили парадное обмундирование для солдат. На офицеров и генералов заработали многочисленные мастерские и ателье. Подыскивались помещения для расквартирования участников парада. Центральный аэродром был отведен для строевых тренировок.

Разрабатывался план праздничного салюта и иллюминации. Главное политическое управление предложило поднять над Москвой аэростаты с портретами, красными флагами, изображениями орденов «Победа» и Красной Звезды. Все это размером 18 на 18 метров и должно было подсвечиваться мощными прожекторами. На аэростатах же предполагалось поднять сильные репродукторы.

10 июня парадные расчеты собрались в Москве и приступили к тренировкам. Для принимающего парад и командующего заблаговременно подобрали коней: маршалу Жукову — белого, маршалу Рокоссовскому — вороного.

Сводные полки привезли с собой очень много знамен разбитых гитлеровских частей и соединений, в том числе даже личный штандарт Гитлера. Выносить их все на Красную площадь не имело смысла. Отобрали только двести штук. Вражеские боевые реликвии должна была нести специально выделенная рота. Договорились, что она понесет их с углом [270] наклона, чуть не касаясь полотнищами земли, и потом под треск десятков барабанов бросит к подножию Мавзолея Ленина.

Выработанный ритуал пытались доложить Верховному.

— Это дело военных. Решайте сами,— заявил Сталин.

В дальнейшем подготовкой к параду всецело занялись Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский. Весь церемониал рассматривался ими. Особое внимание проявили они к боевым знаменам, под которыми сводные полки должны были выйти на Красную площадь. Ведь каждое из этих 360 знамен представляло какую-то часть или соединение. За каждым пламенела кровь сражений и простирались многотрудные пути от стен Москвы и Сталинграда, от предгорий Кавказа и колыбели нашей революции города Ленина до Бухареста и Будапешта, Вены и Белграда, Берлина и Праги, до той конечной черты, где подняли руки вверх последние гитлеровские солдаты.

Знамя Победы, водруженное на рейхстаге, приказали доставить в Москву с особыми воинскими почестями. Утром 19 июня начальник политотдела 3-й ударной армии полковник Ф. Я. Лисицын на аэродроме Берлина торжественно вручил его младшему сержанту Кантария, сержанту Егорову, старшему сержанту Сьянову, капитанам Самсонову и Неустроеву. В тот же день они прибыли на Центральный аэродром столицы. Здесь Знамя Победы было встречено почетным караулом Московского гарнизона со знаменосцем Героем Советского Союза старшим сержантом Ф. А. Шкиревым и двумя ассистентами Героями Советского Союза гвардии старшиной И. П. Панышевым и сержантом П. С. Маштаковым.

В самый канун парада — 23 июня — закончилась Сессия Верховного Совета СССР. Заслушав доклад начальника Генерального штаба А. И. Антонова, она приняла решение о демобилизации старших возрастов личного состава действующей армии. Назначенный на следующий день Парад Победы явился как бы логическим ее завершением. Советский Союз вступал в полосу мира.

С утра 24 июня в Москве накрапывал дождь, но настроение у всех было очень приподнятое. Мы, однако, волновались, сознавая исключительность предстоящего парада. Таких парадов не было за всю историю Советских Вооруженных Сил. Больше того, Красная площадь не видела ничего подобного за 800 лет своего существования.

В 9 часов 45 минут по трибунам прокатилась волна рукоплесканий. Разместившиеся там депутаты Верховного Совета СССР, передовики московских заводов и фабрик, работники науки и культуры, многочисленные гости из-за рубежа приветствовали правительство и членов Политбюро Центрального Комитета партии, только что поднявшихся на Мавзолей. Перед Мавзолеем на особой площадке — советские генералы. Маршал К. К. Рокоссовский занял место для движения навстречу принимающему парад маршалу Г. К. Жукову.

Бьют Кремлевские куранты. С их последним — десятым — ударом подается команда «Смирно!». Четко звучит цокот копыт двух коней, затем голос командующего парадом, отдающего рапорт, и, наконец, всю Красную площадь захлестывают торжественные звуки оркестра.

Начинается объезд войск. На поздравления маршала Г. К. Жукова сводные полки отвечают ликующим «ура». А потом, когда оба маршала возвращаются к Мавзолею, этот боевой клич, все нарастая и нарастая откуда-то из глубины улицы Горького, с Театральной и Манежной площадей, как бы накатывается вновь на Красную площадь.

Сводный оркестр в 1400 человек под управлением генерал-майора С. А. Чернецкого и полковника В. И. Агапкина выходит на середину площади и исполняет «Славься, русский народ».

Г. К. Жуков от имени и по поручению Советского правительства и Всесоюзной Коммунистической партии произносит с трибуны Мавзолея короткую речь и поздравляет с победой всех собравшихся. Радио разносит это поздравление по всей столице, по всей стране. Долетает оно, [271] конечно, и до наших войск в Германии, Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Югославии. Слушают его и те, кому после победы на западе пришлось отбыть на Дальний Восток.

Торжественный марш сводные полки совершают в том порядке, в каком располагались наши фронты с севера на юг. Первым идет полк Карельского фронта. Впереди — маршал К. А. Мерецков. За ним Ленинградский во главе с маршалом Л. А. Говоровым. Далее — полк 1-го Прибалтийского фронта. Возглавлял его колонну генерал армии И. X. Баграмян. Перед сводным полком 3-го Белорусского фронта шел маршал А. М. Василевский. Полк 2-го Белорусского фронта вел генерал-полковник К. П. Трубников, заместитель маршала Рокоссовского, полк 1-го Белорусского — генерал-лейтенант И. П. Рослый, а впереди шел заместитель командующего фронтом генерал армии В. Д. Соколовский.

Особой колонной прошли представители Войска Польского. Возглавлял их начальник генерального штаба Польши В. В. Корчиц.

Затем следовал полк 1-го Украинского фронта во главе с маршалом И. С. Коневым. Фронтовое Знамя нес трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин.

Полк 4-го Украинского фронта вел генерал армии А. П. Еременко. За ним следовал 2-й Украинский фронт со своим командующим маршалом Р. Я. Малиновским. И наконец, самый южный из фронтов — 3-й Украинский с маршалом Ф. И. Толбухиным впереди. А замыкали шествие сводных полков моряки, возглавляемые вице-адмиралом В. Г. Фадеевым.

Гигантский оркестр сопровождал движение войск боевыми маршами. Марши сменялись, но пауз не было. И вдруг на предельном фортиссимо оркестр смолк. Эта единственная пауза кажется бездонной. Наконец в какой-то настораживающей тишине раздается резкая дробь барабанов, и появляется колонна с двумя сотнями вражеских знамен. Полотнища почти волочатся по мокрой брусчатке. Поравнявшись с Мавзолеем, бойцы делают поворот направо и с силой бросают свою постылую ношу на камни Красной площади.

Трибуны взрываются аплодисментами. Многие из присутствующих кричат «ура». А дробь барабанов все продолжается, и перед Мавзолеем все растет гора предаваемых позору вражеских знамен.

Но вот опять заиграл оркестр. на площадь вступают войска Московского гарнизона. Идет сводный полк Наркомата обороны. За ним военные академии — имени М. В. Фрунзе, артиллерийская, механизации и моторизации, воздушная и все другие. После академий мимо трибун на рысях проходит конница, стремительно проносятся артиллерия, танки и самоходные орудия.

Парад длился два часа. Дождь лил как из ведра, но тысячи людей, переполнивших Красную площадь, будто и не замечали его. Однако прохождение колонн трудящихся столицы из-за непогоды было отменено.

К вечеру дождь прекратился, на улицах Москвы вновь воцарился праздник. Высоко в небе в лучах мощных прожекторов реяли алые полотнища, величественно плыл сверкающий орден «Победа». На площадях гремели оркестры, выступали артисты, возникали массовые танцы.

А на следующий день, 25 июня, в Большом Кремлевском дворце состоялся прием в честь участников парада. Кроме виновников торжества на него были приглашены виднейшие деятели науки, техники, литераторы и искусства. В Кремль пришли также стахановцы столичных предприятий, ударники колхозных полей, представители тех, кто ковал оружие для фронта, добывал металл, кормил и одевал нашу армию, наш флот. Всего приглашенных было более двух с половиной тысяч человек.

Как и на прошлом приеме, первый тост был провозглашен за бойцов и командиров Красной Армии и Военно-Морского Флота и за тех, кто погиб за победу. Затем последовали тосты за Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза И. В. Сталина, за каждого из командующих фронтами Великой Отечественной войны и их боевых сподвижников: за командующего Карельским фронтом Маршала Советского [272] Союза К. А. Мерецкова и командующих армиями генералов В. И. Щербакова и Л. С. Сквирского; за командующего Ленинградским фронтом Маршала Советского Союза Л. А. Говорова и командующих армиями генералов М. И. Казакова и Н. П. Симоняка; за командующего 1-м Прибалтийским фронтом генерала армии И. X. Баграмяна и командармов И. М. Чистякова, П. Г. Чанчибадзе, Я. Г. Крейзера; за командующего 3-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза А. М. Василевского и генералов К. Н. Галицкого, А. П. Белобородова, Н. И. Гусева, Ф. П. Озерова, Т. Т. Хрюкина; за командующего 2-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского и генералов В. С. Попова, П. И. Батова, И. Т. Гришина, И. И. Федюнинского и К. А. Вершинина.

Командующие фронтами и командармы, когда назывались их фамилии, подходили к столу правительства и чокались там со всеми. Оркестр на хорах играл в это время туш или марш. Верховный Главнокомандующий почти каждому говорил что-то.

После того как провозгласили тост за командующего 1-м Белорусским фронтом маршала Г. К. Жукова и генералов В. Д. Соколовского, В. П. Чуйкова, В. И. Кузнецова, С. И. Богданова, М. Е. Катукова, А. В. Горбатова, П. А. Белова, В. Я. Колпакчи, Ф. И. Перхоровича, С. И. Руденко и те подошли к столу, Сталин отобрал у В. И. Чуйкова рюмку, заменил ее другой — побольше. Василий Иванович чокнулся с ним и выпил залпом.

Потом был произнесен тост в честь и за здоровье командующего 1-м Украинским фронтом маршала И. С. Конева и его командармов — маршала бронетанковых войск П. С. Рыбалко, генералов Д. Д. Лелюшенко, А. С. Жадова, И. Т. Коровникова, Д. Н. Гусева, В. Н. Гордова, Н. П. Пухова, В. А. Глуздовского, П. Г. Шафранова, С. А. Красовского, К. А. Коротеева.

После этого к столу правительства выходили командующий 4-м Украинским фронтом генерал армии А. И. Еременко, генералы А. А. Гречко, К. С. Москаленко, П. А. Курочкин, А. И. Гастилович, В. П. Жданов.

Чокнулись за здоровье командующего 2-м Украинским фронтом Р. Я. Малиновского и командующих армиями генералов Г. Ф. Захарова, Ф. Ф. Жмаченко, И. М. Манагарова, М. С. Шумилова, И. А. Плиева, А. Г. Кравченко, С. К. Горюнова.

Наконец, была провозглашена здравица маршалу Ф. И. Толбухину, командующему 3-м Украинским фронтом, и генералам В. В. Глаголеву, С. Г. Трофименко, М. И. Шарохину, С. С. Бирюзову, В. А. Судец, Н. Д. Захватаеву, Н. А. Гагену.

Должен оговориться, что на торжественном приеме в Кремле присутствовала только часть славной когорты командующих армиями. За время войны на этом ответственном посту лишь в общевойсковых армиях перебывало около 200 человек. Все они, за редчайшим исключением, являлись отлично подготовленными генералами, с большим опытом практической работы в войсках. 66 из них удостоились звания Героя Советского Союза, а одиннадцать имели по две медали «Золотая Звезда».

Специально следует сказать о командующих танковыми армиями. Такие оперативные объединения появились в Советской Армии с мая 1942 года. В 1944 году число танковых армий достигло шести и осталось неизменным до конца войны. В разное время ими командовали одиннадцать человек: С. И. Богданов, В. М. Баданов, В. Т. Вольский, М. Е. Катуков, А. Г. Кравченко, Д. Д. Лелюшенко, А. И. Радзиевский, А. Г. Родин, П. Л. Романенко, П. А. Ротмистров, П. С. Рыбалко. Пятеро из них — дважды Герои Советского Союза. Трое после войны удостоены звания маршала бронетанковых войск, а П. А. Ротмистров стал главным маршалом бронетанковых войск.

Дольше всех командовал танковой армией Павел Семенович Рыбалко. Это был очень эрудированный, волевой человек. В первые послевоенные годы на его долю выпала честь возглавить все наши бронетанковые [273] войска. Он вложил много труда и энергии в их реорганизацию и перевооружение.

К числу незаурядных танковых военачальников относится, несомненно, и Павел Алексеевич Ротмистров. Опираясь на свой богатый практический опыт, приобретенный на поле боя, и обширные теоретические знания, он тоже внес заметный вклад в дело послевоенного развития танковой техники и подготовки квалифицированных командных кадров.

Михаил Ефимович Катуков — настоящий солдат, большой знаток боевой подготовки и тактики танковых войск. Танковая бригада, которой он командовал в битве под Москвой, первой в Советской Армии получила звание гвардейской. С самого начала и до последнего дня Великой Отечественной войны Михаил Ефимович не уходил с полей сражений.

Дмитрий Данилович Лелюшенко больше известен в наших Вооруженных Силах как общевойсковой командир. Только в марте 1944 года, видимо, за свою энергию, оптимизм, подвижность он был поставлен во главе 4-й танковой армии и с честью прокомандовал ею до окончания войны. «Генерал Вперед» — так называли Д. Д. Лелюшенко знавшие его. Дмитрий Данилович почти не сидел в штабе, дни и ночи проводил на передовой, и найти его в боевой обстановке было очень трудно. Помню случай во время боев в Донбассе, когда Верховный Главнокомандующий захотел лично переговорить с Лелюшенко. Генеральный штаб затратил на его розыски чуть ли не сутки, хотя связь со штабом армии была устойчивой. В результате родилась специальная директива, запрещавшая командармам на длительное время покидать свой командный пункт.

Командующий 2-й гвардейской танковой армией Семен Ильич Богданов отличался изумительной храбростью. Начиная с сентября 1943 года его армия принимала участие почти во всех решающих сражениях Великой Отечественной войны. Выдающиеся способности проявил Семен Ильич и в послевоенное время — был начальником академии, почти пять лет — командующим танковыми войсками Советских Вооруженных Сил.

С именем Андрея Григорьевича Кравченко неразрывно связаны все боевые успехи 6-й гвардейской танковой армии, в частности ее беспримерный переход через Большой Хинган.

Особый, так сказать, отряд образовывали командующие воздушными армиями. Всего во время войны в Вооруженных Силах было 17 воздушных армий фронтовой авиации. Длительное время ими командовали: М. М. Громов, С. А. Красовский, Н. Ф. Папивин, К. А. Вершинин, С. К. Горюнов, Ф. П. Полынин, И. М. Соколов, Т. Т. Хрюкин, А. С. Сенаторов, В. А. Виноградов, В. Н. Бибиков, Т. Ф. Куцевалов, С. Д. Рыбальченко, И. П. Журавлев, Н. Ф. Науменко, С. И. Руденко, В. А. Судец. Побывали на этом посту и еще шесть человек: С. А. Худяков, К. Н. Смирнов, Д. Ф. Кондратюк, В. Н. Жданов, Д. Я. Слобожан, И. Г. Пятыхин. А во главе Военно-Воздушных Сил на флотах стояли М. И. Самохин, Н. А. Остряков, В. В. Ермаченков, А. А. Кузнецов, А. X. Андреев, Е. Н. Преображенский, П. П. Лемешко. В течение длительного периода войны (с февраля 1942 года по декабрь 1944 года) ударным средством Ставки — дальней авиацией командовал А. Е. Голованов. Военно-Воздушными Силами Красной Армии руководили П. Ф. Жигарев (до мая 1942 года) и А. А. Новиков (с мая 1942 года до конца войны).

Повторяю, не все из этих достойных людей смогли присутствовать на торжествах в Кремле, не каждый был назван за праздничным столом, но овации-то наши безусловно относились к каждому. Боевой путь некоторых из них оказался коротким, однако велик был результат борьбы руководимых ими войск. И, отдавая дань уважения боевым товарищам, я хочу напомнить читателю имена остальных наших командармов. Вот они: М. А. Антонюк, П. Ф. Алферьев, К. Ф. Баронов, А. Г. Батюня, Н. Э. Берзарин, И. А. Богданов, И. В. Болдин, А. Л. Бондарев, В. И. Вострухов, С. В. Вишневский, И. В. Галанин, В. Ф. Герасименко, К. Д. Голубев, А. М. Городнянский, А. В. Горбатов, А. А. Гречкин, М. Н. Герасимов, В. Н. Долматов, А. И. Данилов, А. Н. Ермаков, Ф. А. Ершаков, М. Г. Ефремов, [274] E. П. Журавлев, И. Г. Захаркин, А. И. Зыгин, М. М. Иванов, П. А. Иванов, К. С. Калганов, Ф. В. Камков, С. А. Калинин, В. Я. Качалов, К. М. Качанов, Г. П. Коротков, Г. К. Козлов, П. М. Козлов, И. П. Корзун, Н. И. Крылов, В. Д. Крюченкин, Н. К. Клыков, Ф. Д. Кулишев, Д. Т. Козлов, Г. П. Котов, Ф. И. Кузнецов, Ф. Я. Костенко, Т. К. Ко-ломиец, А. С. Ксенофонтов, В. Н. Курдюмов, Г. И. Кулик, В. А. Зайцев, К. Н. Леселидзе, А. И. Лопатин, П. И. Ляпин, И. М. Любовцев, И. И. Людников, М. Ф. Лунин, В. Н. Львов, И. Г. Лазарев, А. М. Максимов, П. Ф. Малышев, К. С. Мельник, Н. А. Москвин, С. К. Мамонов, И. Н. Музыченко, В. И. Морозов, Д. Н. Никитиев, Н. Н. Никишин, И. Ф. Николаев, В. В. Новиков, Ф. С. Иванов, Д. П. Онуприенко, М. И. Потапов, П. С. Пшенников, П. Г. Понеделин, Р. И. Панин, К. П. Подлас, В. С. Поленов, М. А. Парсегов, А. В. Петрушевский, М. П. Петров, Ф. А. Парусинов, К. И. Ракутин, Ф. Н. Ремезов, С. В. Рогинский, П. Л. Романенко, В. З. Романовский, А. И. Рыжов, С. E. Рождественский, И. П. Рослый, Д. И. Рябышев, В. Н. Разуваев, Г. П. Сафронов, В. П. Свиридов, И. Г. Советников, А. В. Сухомлин, П. П. Собенников, Д. М. Селезнев, Г. Г. Соколов, И. К. Смирнов, А. К. Смирнов, В. Ф. Сергацков, М. С. Саввушкин, Ф. Н. Стариков, Г. Ф. Тарасов, А. А. Тюрин, Н. И. Труфанов, К. II. Трубников, М. С. Филипповский, А. А. Филатов, П. М. Филатов, В. А. Фролов, Н. В. Фекленко, С. С. Фоменко, Ф. М. Харитонов, А. А. Хадеев, В. А. Хоменко, А. А. Хрящев. А. А. Харитонов, Г. А. Халюзин, М. С. Хозин, Г. И. Хетагуров, В. Д. Цветаев, В. В. Цыганов, Я. Т. Черевиченко, Н. E. Чибисов, А. И. Черепанов, С. И. Черняк, Л. Г. Черемисов, В. А. Чистов, В. М. Шарапов, Т. И. Шевалдин, В. И. Швецов, И. Т. Шлемин, В. П. Щербаков, В, А. Юшкевич, В. Ф. Яковлев.

Свою долю восторженных оваций получили и те, кому в годы войны довелось возглавлять отдельные виды наших Вооруженных Сил, рода войск и важнейшие службы военного ведомства. Вот подошли к столу правительства артиллеристы. Впереди них — высокий подтянутый главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов. За ним — маршалы артиллерии Н. Д. Яковлев, М. Н. Чистяков, генералы Г. E. Дегтярев, Г. Ф. Одинцов, Н. М. Хлебников, М. М. Барсуков, А. К. Сокольский, В. И. Казаков, С. С. Варенцов, Н. С. Фомин, М. И. Неделин.

Вслед за тем мы горячо приветствовали Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина, который много помогал нам, военным, понимал нашу работу, являлся пламенным пропагандистом боевых традиций и таких высоких моральных принципов, как доблесть, отвага, чувство воинского долга, верность Родине. Овацией встретили тост в честь правильной внешней политики СССР.

Аплодисментами и заздравной чарой наградили маршалов К. E. Ворошилова, С. М. Буденного и С. К. Тимошенко, главного маршала авиации А. А. Новикова, маршала бронетанковых войск Я. Н. Федоренко, наркома Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецова. Вспомнив о Генштабе, назвали А. И. Антонова и меня. Мы тоже подошли к правительству, поздоровались со всеми и выпили за нашу победу. От души аплодировал зал работникам тыла Красной Армии и их неутомимому руководителю генералу армии А. В. Хрулеву.

Особо отметили заслуги деятелей науки. Они были представлены здесь Президентом Академии наук СССР В. Л. Комаровым, академиками Т. Д. Лысенко, А. А. Байковым, П. Л. Капицей, Н. Д. Зелинским, А. А. Богомольцем, В. А. Обручевым, Л. А. Орбели, И. П. Бардиным, И. М. Виноградовым, И. И. Мещаниновым, Д. Н. Прянишниковым, Н. И. Мусхелишвили, А. И. Абрикосовым.

Подняли бокалы и за представителей передовой конструкторской мысли — А. С. Яковлева, Б. Г. Шпитального, В. Г. Грабина. Ф. В. Токарева, В. А. Дегтярева, С. Г. Симонова, С. В. Ильюшина, А. А. Микулина, А. И. Микояна, С. А. Лавочкина, В. Ф. Болховитинова, А. Д. Швецова, А. Н. Туполева, В. Я. Климова. [275]

Последний тост — «За здоровье нашего Советского Народа!» — провозгласил И. В. Сталин.

Расходились мы из Кремля, когда последние лучи долгого июньского дня еще освещали главы кремлевских соборов. Перед глазами у меня стояла картина праздничного зала, заполненного преимущественно полководцами и военачальниками. Ни один из них не был похож на другого. Но как бы ни были различны их внешние черты, их характеры, стиль работы, опыт, знания, всем им была присуща главная и определяющая черта: они всегда и при любых обстоятельствах оставались горячими патриотами своей Родины и настоящими коммунистами.

С тех пор прошло немало лет. Многое изменилось на нашей планете, в нашей стране и родной армии. Коммунисты же не перестают быть коммунистами. Их лучшие качества как эстафета передаются от отцов сыновьям и внукам, тем, кто с оружием в руках стоит на страже мирного труда советских людей сегодня и будет стоять завтра. [276]

Дальше