Второе рождение

Аэродром расположен между двумя горными хребтами. Рядом проходит широкая грунтовая дорога, обсаженная пирамидальными тополями. Вместе с нами базируются и истребители.

Летчики третьей эскадрильи отдыхают, разместившись под крылом самолета. Командир звена Михаил Антипов рассказывает, как они сегодня атаковали железнодорожный эшелон с вражескими войсками, отступающими из Греции.

Неожиданно Антипова вызвали на КП. Вскоре он вернулся и радостно, словно его пригласили на праздник, объявил:

— Дорохов! Летим на разведку в район Скопле. Коммунист Антипов любил летать, любое задание воспринимал как подарок. На его счету было уже пятьсот с лишним боевых вылетов на По-2 и пятьдесят восемь на «илах». Грудь командира звена украшали два ордена Красного Знамени, ордена Александра Невского, Отечественной войны и Красной Звезды.

Молодой летчик Георгий Дорохов старался во всем подражать своему ведущему. Этот боевой вылет для него был двенадцатым.

— Я так и подумал, когда вас вызвали, — весело отозвался младший лейтенант. — Поэтому сразу, как вы ушли, распорядился подготовить самолеты к вылету. Они уже готовы, можно трогаться в путь.

— Вот и хорошо! — одобрил его предусмотрительность Антипов.

...Два штурмовика, подняв клубы пыли, взлетели в воздух и взяли курс на юго-запад. Легкая дымка ухудшала горизонтальную видимость Летчикам чаще всего приходилось смотреть вниз, чтобы лучше ориентироваться на местности и не пропустить ни одной важной цели.

— Что-то не видно фашистов, — с беспокойством передал Антипов ведомому.

— Я тоже пока ничего не вижу, — отозвался Дорохов. Но через некоторое время громко объявил:

— Прямо по курсу — эшелон!

— Вижу! — довольным голосом ответил Антипов. — Лучшей цели и желать не надо... — И тут же скомандовал: — Атакуем!

Пара «илов» стремительно понеслась вниз, в долину, зажатую двумя хребтами гор. Антипов довернул самолет влево, чтобы перекрестие прицела легло точно на паровоз. Ведомый искусно повторил его маневр. Два реактивных снаряда и восемь пятидесятикилограммовых бомб разорвались в головной части эшелона и у станционного здания. Тотчас же открыли огонь вражеские зенитки. Слева и справа появились черные шапки разрывов. Но наши летчики не обращали на них внимания. Они видели, что эшелон горит, фашисты, покидая вагоны, спасаются бегством.

— Повторяем заход, — приказал Антипов. На бегущих гитлеровцев обрушилась новая волна ракетного и пулеметно-пушечного огня. За второй атакой последовали третья и четвертая.

Внизу неистово лаяли зенитки. При выходе из четвертой атаки в самолет ведущего угодил снаряд. Мотор чихнул и сбавил обороты. Мобилизовав свою волю и мастерство, Антипов повел машину вдоль долины, выбирая подходящую площадку для посадки. В кабине запахло гарью. Положение стало критическим: винт резко сбавлял обороты, давление масла упало почти до нуля. Михаил машинально отдал ручку от себя. С высоты сто метров он увидел прямо перед собой зеленый луг, за которым белели деревенские домишки. Садиться на мягкую землю с выпущенными шасси было рискованно, и Михаил решил приземляться на «живот». Левой рукой летчик вырвал прицел и выбросил его за борт, чтобы при посадке не разбить о него лицо.

— Иду на вынужденную, отказал мотор, — сообщил он ведомому.

— Не волнуйтесь, прикрою, — отозвался Дорохов, внимательно наблюдая за командиром. И тут же отвернул вправо, чтобы не мешать ведущему пилотировать подбитый штурмовик.

Вот самолет Антипова, коснувшись «животом» луга, пропахал в мягком грунте глубокую борозду и остановился. Антипов открыл фонарь, вытер рукавом пот и глянул вверх. Его ведомый парил над ним, словно горный орел.

«Что делать? — подумал Антипов. — Фашисты рядом, а до наших далеко. Плен? Нет! Живым враги меня не возьмут». И рука летчика невольно потянулась к пистолету.

— Иду на посадку! — услышал он в наушниках голос Дорохова.

— На посадку?! — удивленно воскликнул Антипов — Ты что надумал?

Но ведомый ему не ответил. Михаил выключил радио, отсоединил провода шлемофона, отстегнул ремни и выскочил из кабины.

Самолет Дорохова планировал на посадку.

Антипов вынул пистолет. Сухо прозвучали два выстрела. Из пробитого бензопровода брызнуло горючее. Летчик зажег сразу несколько спичек и бросил их в бензин. Самолет загорелся.

Тяжело, очень тяжело летчику уничтожать свою боевую машину. Но еще тяжелее оставить ее врагу.

Самолет Дорохова плавно снижался. Вот он коснулся земли и, увязая колесами в мягком грунте, едва не скапотировал.

Антипов и его стрелок побежали к месту посадки. Дорохов вылез из кабины и взволнованно сказал:

— Товарищ командир, садитесь за штурвал, а я со стрелками полечу в задней кабине!

Командир готов был расцеловать своего ведомого и верного друга. Но в этой обстановке дорога была каждая секунда.

— Хорошо! Молодец! Садись! — скупо бросил он в ответ и, прыгнув на крыло, занял место летчика. В задней кабине, согнувшись в три погибели, разместились два стрелка и Дорохов.

Антипов глянул вперед и увидел, что с дальнего конца луга, перепрыгивая через кусты, бегут фашисты. Медлить было нельзя. Летчик дал полный газ, отпустил тормоза, но самолет не сдвинулся с места. Тогда он подал вперед до отказа рычаг форсажа. Мотор взревел, машина задрожала, но продолжала стоять как вкопанная.

Антипов поспешно открыл фонарь и спрыгнул на землю. Вслед за ним покинули машину Дорохов и воздушные стрелки.

— Приготовиться к бою! — приказал лейтенант и кивнул в сторону деревни, откуда бежали гитлеровцы. Но сзади, со стороны железной дороги, тоже слышалась немецкая речь. Значит, фашисты двигались с двух сторон.

Вдруг в небе послышался гул моторов. И тотчас же из-за облачка вынырнули два краснозвездных истребителя.

— Наши! — крикнул Дорохов.

Да, это были два советских истребителя — капитан Александр Колдунов и лейтенант Виктор Степанов. Они тоже возвращались с воздушной разведки. Опытный летчик Колдунов тщательно наблюдал за всем, что происходит на земле. Пролетая над лугом, он увидел два самолета — горящий и целый; присмотревшись, отчетливо различил на их крыльях красные звезды. Заметил он и бегущих к ним фашистов. Поняв, что два наших штурмовика попали в беду, он скомандовал:

— Атакуем!

Град пуль и снарядов обрушился на головы вражеских солдат. Вслед за Колдуновым пошел в атаку Степанов. Прижав гитлеровцев к земле, они непрерывно поливали их огнем.

Этой помощью не замедлили воспользоваться наши штурмовики. Увидев, что колеса самолета увязли в мягком грунте, Антипов спокойно распорядился:

— Идите за булыжниками, к дороге! Будем взлетать!

Его уверенный тон зажег в людях надежду на спасение. Стрелки быстро принесли несколько крупных камней. Антипов сел в кабину. Дорохов с Виктором Андросенко приподняли сначала левое крыло, потом правое, а второй стрелок подложил под колеса по два булыжника. Мотор взревел, и самолет, нехотя сдвинувшись с места, медленно покатился вперед.

— Сюда, сюда, — кричал Дорохов, показывая рукой на дорогу. Антипов понял его жест, но он и сам принял такое же решение.

Переваливаясь с крыла на крыло, штурмовик выбрался наконец на шоссе. Антипов резко убрал газ и нажал на тормоза. Самолет, «клюнув» носом, остановился. Михаил положил руки на гашетку пушек. Мощный грохот выстрелов прокатился по долине. Это был своеобразный салют в честь одержанной победы. Над штурмовиком со свистом пронеслись наши истребители.

Дорохов и стрелки, не чуя под собой ног, бежали к самолету. Вот они уже сели в кабину, и Антипов уверенно повел машину на взлет.

Штурмовик набирал высоту. Мотор работал ровно. Нервное напряжение у людей постепенно спадало. Георгий Дорохов включил переговорное устройство и крикнул:

— Командир, сегодня мы вторично родились!

— Верно. Это наше второе рождение! — радостно отозвался Антипов.

— Значит, повоюем еще! — снова крикнул Георгий. Дорохов прибыл в полк недавно. Но своими замечательными качествами — мужеством, скромностью и исполнительностью — быстро завоевал доверие и уважение коллектива. Недаром его, такого молодого, коммунисты партийной организации эскадрильи избрали своим вожаком.

...Когда истребители подошли поближе, Антипов заметил на их фюзеляжах широкие белые полосы. «Да это же ребята с нашего аэродрома», — мелькнуло у него в голове. Присмотревшись, он узнал в ведущем известного летчика-истребителя Героя Советского Союза Александра Колдунова.

— Спасибо, Саша, за выручку! — поблагодарил его Антипов по радио. Колдунов тоже узнал Героя Советского Союза Михаила Антипова.

— Не за что; Миша! — отозвался он. — Иначе и быть не могло: ведь мы советские летчики.

...Судьбой экипажей Антипова и Дорохова был обеспокоен весь полк. Особенно когда узнали по радио, что Антипов совершил вынужденную посадку на вражеской территории.

И вот над аэродромом появились три самолета: два истребителя и штурмовик. По хвостовому номеру мы сразу определили, что прилетел Дорохов. Надо бы радоваться, а люди еще больше приуныли.

«Значит, Антипов погиб», — решили удрученные летчики и техники.

Каково же было наше удивление, когда из кабины штурмовика вышел Михаил. «Что за странная загадка, где же тогда Дорохов?»

— И мы здесь! — открывая фонарь, громко крикнул улыбающийся Георгий.

— Оба живы! Ура! — пронеслись по стоянке ликующие возгласы. Начались крепкие объятия, поцелуи.

— Дорогие мои! — сказал растроганный командир полка, когда Антипов доложил ему о выполнении задания. — Как я рад, что вы вернулись, что завтра вместе отметим великий праздник Октября. — Помолчав немного, Шевригин повернулся к Дорохову и добавил:- А вам, товарищ младший лейтенант, объявляю благодарность за спасение командира в бою. Обязательно представлю вас к награде.

— Служу Советскому Союзу! — отчеканил Дорохов.

Они крепко, по-мужски обнялись.

Когда летчики ушли, Шевригин снял телефонную трубку и от души поблагодарил командира истребительного полка за выручку. Этот случай еще раз подтвердил справедливость поговорки, что дружба и братство дороже всякого богатства.

...Антипов и Дорохов вошли в столовую. В зале было шумно и немного душно. Увидев в углу за столом Колдунова и Степанова, они направились к ним.

— Саша, дорогой, — сказал Михаил, — еще раз большое спасибо.

— Ладно, ладно, перестань, — остановил его смутившийся Колдунов.

— Ну хорошо, умолкаю. Знай только, что мы никогда не забудем этого... — заметно волнуясь, продолжал Антипов.

— Если бы знал, что ты будешь меня мучить благодарностями, обязательно пролетел бы мимо! — в шутку заметил Александр. — Садитесь-ка лучше с нами, перекусим. — И, повернувшись к кухне, крикнул: — Маша! Принесите еще на двух человек!

Друзья уселись за стол.

В это время в столовую вошел высокий, широкоплечий генерал в общевойсковой форме. Его сопровождал командир истребительного полка майор Свистунов.

— Лейтенант Степанов! — громко позвал Свистунов.

Виктор встал, оглянулся, и на лице его застыло изумление и радость.

— Папа! — воскликнул он, выскочив из-за стола.

— Сынок, Витя! — Генерал крепко обнял его и поцеловал. — Жив... воюешь...

Трудно описать эту волнующую встречу отца и сына вдали от Родины. Ведь они не виделись с лета 1940 года, когда генерал проводил своего восемнадцатилетнего сына в авиационную школу.

Все эти три с лишним года войны генерал Степанов провел в суровых боях. Сначала командовал стрелковым полком, затем стал командиром дивизии. Он был уже дважды ранен, когда узнал, что где-то на 3-м Украинском фронте воюет его Виктор. Напряженная боевая обстановка не позволяла отцу заняться розысками сына.

И вот теперь, услышав, что неподалеку от города, через который проходила его дивизия, есть аэродром истребительной авиации, генерал Степанов решил заехать сюда. На его счастье, сын оказался именно здесь.

Когда генералу рассказали о сегодняшнем случае со штурмовиками и истребителями, он с похвалой отозвался об их смелости и находчивости. Особое восхищение вызвал у него героический поступок Дорохова.

— А признайся, Георгий, — вдруг спросил он у летчика, — наверное, все-таки побаивался, когда шел на посадку? Поджилки-то небось дрожали?

— Дрожали, товарищ генерал, — откровенно признался Дорохов.

— Вот это честно сказано, — заметил Степанов. — Чувство страха испытывает почти каждый человек. Важно уметь побороть его в критический момент.

Беседа генерала с летчиками продолжалась долго. Никто и не заметил, как за окном сгустились сумерки. Разговоры, может быть, затянулись бы и дольше, если бы подошедший начальник клуба не напомнил, что через пятнадцать минут начнется праздничный вечер.

— Приглашаем и вас на концерт, — сказал он генералу.

— Спасибо, с удовольствием посмотрю, как отдыхают летчики, — с улыбкой ответил Степанов-отец.

...Концерт прошел хорошо. Потом летчики танцевали и пели песни. Каждый радовался наступающему празднику — 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.

Утро 7 ноября 1944 года выдалось погожим. Окутанный легкой дымкой город Ниш был украшен красными флагами и транспарантами. Многочисленные лозунги славили Великий Октябрь, советский народ и его героическую армию-освободительницу: «Живео Советский Союз!», «Живео Црвена Армия!» Они были написаны руками партизан и жителей города.

Авиаторы 707-го штурмового полка стройными колоннами вышли на просторный плац. Здесь должен состояться митинг, посвященный 27-й годовщине Великого Октября.

Наша эскадрилья уже заняла отведенное ей место. Летчики и техники непринужденно переговаривались. У всех было приподнятое настроение.

— Интересно, а что сейчас делается в Москве? — мечтательно сказал Орлов.

— Да, хоть бы одним глазком взглянуть! — в тон ему отозвался Павел Ивакин.

— Увидеть, конечно, нельзя, а услышать — можно, — обнадежил их инженер эскадрильи старший техник-лейтенант Городниченко. — Видите открытое окно на втором этаже? Там установлен приемник. Вот и услышим, что делается в Москве!

— Станови-и-сь! — раздалась протяжная команда начальника штаба полка подполковника Лопаткина.

Из дверей казармы вышли знаменосцы с полковым Знаменем. За ними шагал Шевригин в новеньком обмундировании. Пуговицы на его темно-зеленой гимнастерке поблескивали как медали.

— Равня-я-йсь! Смирно! Равнение на Знамя! — звонким голосом командовал Лопаткин.

С любовью и гордостью смотрели авиаторы на свою полковую святыню, увенчанную орденом Боевого Красного Знамени. Ее держал в крепких руках прославленный командир третьей эскадрильи Герой Советского Союза капитан Супонин.

Приняв рапорт, подполковник Шевригин подал команду «Вольно!» Заместитель командира по политчасти Сувид вышел на середину строя и приказал первой и третьей эскадрильям развернуться флангами к середине. Образовалось нечто вроде буквы «П».

— Товарищи! — подчеркнуто торжественно начал подполковник Сувид. — Сегодня весь советский народ празднует двадцать седьмую годовщину Великой Октябрьской социалистической...

— «Рамы»! — прервал его чей-то возглас. — Фашисты пикируют на наш аэродром.

Все, как по команде, повернули головы на юг. Оттуда, из-за гор, выскочила большая группа двухкилевых самолетов. Некоторые из них уже свалились в пике, и послышались глухие взрывы. Один за другим на аэродром пикировали и остальные.

— Разойдись! В укрытия! — скомандовал Шевригин.

— Знамя в штаб! — распорядился подполковник Лопаткин.

— Ничего не понимаю, — развел руками Сувид, когда мы вместе добежали до щели, отрытой возле забора. — Сорок самолетов! Откуда они могли взяться?

Сквозь разрывы бомб мы услышали вдруг знакомый голос диктора.

— Внимание, внимание! Говорит Москва! Напрягая слух, авиаторы ловили каждое слово, доносившееся из родной столицы.

— Надо же! — возмущался Сувид. — Уже десять утра, в Москве сейчас начнется парад, а мы вот сидим в щелях!

Казалось, не нам, а самому себе он доказывал нелепость этой бомбежки. И не только Василий Семенович — все мы были удивлены и озадачены. Ведь каждый знал, что на нашем участке у фашистов не было и нет такого количества авиации. Целая армада!

Супонин, Орлов и я, выбравшись из щели, стали под деревом. До аэродрома было около двух километров. Мы видели, как «рамы» одна за другой продолжали пикировать, штурмуя стоянки наших самолетов.

— Смотри, «ястребки» взлетели! — обрадованно толкнул меня в бок Дмитрий Супонин.

В воздух действительно взмыло дежурное звено наших соседей.

Убрав шасси, истребители разогнали у земли максимальную скорость и свечой полезли вверх. Они с ходу вступили в бой. Первой же атакой каждая пара сбила по неприятельскому самолету.

На помощь отважной четверке подоспела еще одна пара, а вскоре взлетел весь полк. На фюзеляже одного самолета мы заметили много звездочек и сразу догадались: его ведет Александр Колдунов.

— Ну, этот даст прикурить, — удовлетворенно заметил Орлов.

Воздушный бой разгорался все сильнее. Неизвестные самолеты, сбросив бомбы, сначала пытались защищаться, но, не выдержав натиска наших истребителей, построились в «змейку», чтобы лучше прикрывать друг друга огнем передних пулеметов, и стали уходить в сторону города. Один из «яков» стремительно спикировал с высоты на двухкилевой самолет и открыл огонь Тридцатисемимиллиметровый снаряд его пушки разорвался в центроплане «рамы», и она, вспыхнув как факел, свалилась на землю. «Як» проскочил вперед, но тут же попал под огонь другого бомбардировщика. Пулеметная очередь угодила в кабину истребителя. «Клюнув» носом, он резко пошел вниз и разбился. Погиб кто-то из наших боевых друзей. Прощай, дорогой товарищ! Не довелось тебе дожить до светлого дня победы. В горле у меня запершило, на глаза навернулись слезы.

«Рамы» быстро приближались к нам.

— Так это же не немцы, а американцы! Союзники! — закричали наши летчики, когда на двухкилевых самолетах стали отчетливо видны опознавательные знаки военно-воздушных сил США. Да, это действительно были американские «лайтнинги».

— Решительно ничего не понимаю! — еще больше возмутился Сувид.

— Я тоже не пойму, в чем дело, — сказал Шевригин. — Союзники — и вдруг штурмуют наш аэродром.

— По-моему, не аэродром, а колонну наших войск, которая проходит сейчас возле города Ниш, — заметил начальник штаба.

— Да, да, — подтвердил Шевригин, — вчера генерал Степанов говорил, что их стрелковый корпус будет сегодня утром проходить через Ниш.

Бой в воздухе продолжался. Пара наших истребителей стремительно пошла на сближение с американцами. Рискуя быть сбитым, Колдунов вплотную подошел к ведущему «лайтнингу» и стал жестами показывать, что мы свои, союзники. Степанов бдительно охранял своего командира.

Американец, очевидно, понял жесты и с набором высоты пошел на юг. За ним последовали остальные «лайтнинги». Проводив их до вершины горы, наши истребители покачали крыльями и повернули назад.

Гроза, как говорится, отгремела. Полк снова построился на плацу. Все горячо обсуждали случившееся. Трудно было поверить, что это ошибка.

— Опять «рамы»! Еще группа «лайтнингов»! — послышались возгласы.

Но теперь уже никто не побежал к щелям. Неужели и на этот раз союзники откроют по нас огонь?

Вторая группа «лайтнингов», насчитывающая тоже около сорока самолетов, перевалила через горный хребет. И опять повторилась дикая картина. Самолеты один за другим входили в пике и сбрасывали бомбы на колонну наших войск.

Находившиеся в воздухе «яки» ринулись им навстречу. Они стремительно проносились между «лайтнингами», показывая им свои опознавательные знаки. Однако не все американцы прекратили бомбежку и обстрел. Наиболее «непонятливых» пришлось убеждать огнем пулеметов и пушек.

Над празднично украшенным городом с ревом кружилась целая армада самолетов.

Александр Колдунов, как и в первый раз, пристроился со своим напарником Виктором Степановым к ведущему группы американских бомбардировщиков и стал указывать ему дорогу домой. В конце концов «лайтнинги» не столько по желанию, сколько по принуждению прекратили штурмовку шоссе и повернули назад.

Через летное поле, нарушая все правила движения, неслись санитарные и грузовые автомашины. Они везли в санчасть раненых пехотинцев.

— Ну и натворили дел союзнички! — с нескрываемой злобой сказал Александр Колдунов, только что возвратившийся из полета.

— Кто им теперь поверит, что они ошиблись?! — отозвался Степанов. И уже спокойнее продолжал: — Но за вас я здорово поволновался. Ведь любой американец мог послать вам очередь в спину. Правда, я все время был настороже. Если бы хоть один «лайтнинг» пошел в атаку, враз бы его сшиб!

Александр Колдунов снял шлем и сел под крылом самолета. Черные кудри его были мокрыми от пота. Степанов примостился рядом. Он тоже чувствовал себя усталым: хотелось лечь на землю и забыться.

Неожиданно подъехала санитарная машина. Из кабины выскочила раскрасневшаяся девушка-военфельдшер и скороговоркой выпалила:

— Товарищ лейтенант, вас просит к себе генерал.

— Какой генерал? — встрепенулся летчик. В голове шевельнулось недоброе предчувствие.

— Ваш отец! — ответила девушка — Садитесь быстрей, поехали!

Виктор залез в кабину, и машина помчалась по аэродрому. Через несколько минут она, скрипнув тормозами, остановилась возле госпиталя. Лейтенант вбежал в палату.

У открытого окна на высокой койке лежал раненый с забинтованной головой. Лицо у него было белое, как простыня, губы запеклись. Летчик с трудом узнал в нем отца.

— Папа? Что с тобой? — сдавленным голосом спросил Виктор, склоняясь над постелью. — Неужели это они?

— Да, они, — тихо ответил за генерала стоявший рядом врач.

— Раны опасны?

— Тяжелое положение... Один осколок пробил навылет грудь, второй попал в живот, третий — в голову. Кроме того, у него большая потеря крови.

Генерал глубоко вздохнул и едва слышно прохрипел:

— Витя... сынок...

— Здесь я, папочка, — отозвался Виктор. Две крупные слезы скатились по его лицу и упали на щеку отца. Генерал медленно открыл глаза:

— Сынок... Я кажется свое сделал... Но империалисты...

Глаза его снова закрылись. Он глубоко вздохнул, захрипел и внезапно утих. Врач взял руку генерала, чтобы прощупать пульс, но вскоре опустил ее и тихо промолвил:

— Скончался...

Гнев и ярость вызвал у нас разбойничий налет американских самолетов на наши войска. В самом деле, разве можно оправдать его ссылкой на потерю экипажами ориентировки, как это сделал представитель ВВС США?! Даже если такое произошло с первой группой, ее ошибку не могла повторить вторая, поскольку между ними поддерживалась радиосвязь. Ведущий первой группы мог сообщить второй о том, что в долине находятся советские войска. Однако вторая группа вышла на ту же часть колонны, которую только что бомбили и поливали свинцом их предшественники. Нет, тут дело не было похоже на потерю ориентировки, на ошибку!

В свое оправдание американцы утверждали также, что их самолеты шли штурмовать фашистские войска, отступавшие из Греции в Триест. Это тоже не соответствовало истине. Немецкие войска двигались не рядом с городом Ниш, а примерно в четырехстах километрах от него.

Американское командование, конечно, извинилось перед нашим за этот «инцидент». Но что толку от этих лживых слов? Ими не вернешь наших дорогих товарищей, погибших во время предательского налета «союзников».

А праздник Великого Октября мы все-таки отметили. Жизнь брала свое.

* * *

Войска 3-го Украинского фронта, продолжая наступление, переправились через реку Мораву и своими передовыми частями подошли к городам Паланка, Младеновац и Белград. 14 октября танкисты генерала В. И. Жданова ворвались на южную окраину югославской столицы и захватили мост через реку Саву. Плечом к плечу с нашими бойцами сражались воины Народно-освободительной армии Югославии. К вечеру 20 октября Белград был освобожден.

В этом стремительном наступлении активно участвовал и. наш авиаполк, поддерживая штурмовыми и бомбовыми ударами продвижение танков и пехоты. С нашей помощью наземные войска на ряде участков пересекли югославо-венгерскую границу. Освобождение братской Югославии подходило к концу. Впереди нас ожидали зеленые равнины Венгрии. 7 ноября 1944 года наши передовые части форсировали у Апатина и Ватина Дунай и захватили плацдармы на правом берегу.

...Утро. Тихо. Осеннее солнце медленно поднимается над горизонтом. Сытно позавтракав, летчики идут к самолетам, чтобы заблаговременно осмотреть их и принять от механиков.

Ко мне подошел Петр Косачев и доложил.

— Товарищ командир, самолет к вылету не готов. Не работает радиостанция. В передатчике перегорели две лампы.

— Немедленно доложите инженеру полка. Если ламп нет, пусть заменят передатчик.

Не успел Косачев отойти от меня, как с командного пункта передали:

— Комэска три к командиру полка. Шевригин встретил меня с раскрытой картой.

— Вот на этой станции, — указал он, — стоят пять немецких эшелонов с войсками и техникой. Вашей эскадрилье нужно нанести по ним удар. Вылетайте немедленно.

— Ясно, товарищ подполковник, разрешите выполнять?

— Выполняйте!

Летчики уже ждали меня возле моего самолета, чтобы получить боевую задачу. Ко мне подбежал запыхавшийся Косачев:

— Товарищ лейтенант, техник и радиомеханик заканчивают установку нового передатчика, самолет к вылету готов.

— Хорошо, — ответил я. — А то мне пришлось ломать голову: кого взять вместо тебя. Задачу поставили очень сложную.

— Наверное, фашистов по траншеям гонять будем, — заметил Петр Орлов.

— А я думаю артиллерию глушить, — сказал Николай Сербиненко.

— Не угадали, — ответил я им, — будем громить эшелоны на станции,

Все стало ясно. Хуже нет, когда неизвестно, куда и зачем лететь. А когда узнаешь, какая поставлена задача, сразу становится легче на душе. Все быстро нашли на карте нужную железнодорожную станцию и проложили к ней маршрут.

И вот мы в воздухе. Слева от меня летчик Петр Орлов, справа — Романцов, Ивакин, Дорохов и Косачев. Вторую шестерку ведет Михаил Антипов. Нас прикрывают восемь истребителей во главе с Героем Советского Союза Виктором Меренковым.

Идем плотным строем на высоте тысяча восемьсот метров. Впереди виден окутанный утренней дымкой Дунай. На его западном берегу наши наземные войска ведут бои.

За десятки километров заметен дым горящих югославских деревень.

Вот и широкая, темная лента реки. В районе Апатин она густо усеяна островами. Хорошо видны паромы, катера, лодки и даже фонтаны воды при взрывах снарядов.

Над линией фронта нас встречают огнем вражеские зенитчики. Идем с небольшим снижением на цель. Впереди отчетливо вижу железнодорожную станцию. Четыре эшелона стоят под парами, пятый — уже в пути.

— В атаку! За мной! — командую по радио и, повернув самолет влево, перевожу его в пике. За мной пикируют остальные самолеты, пуская реактивные снаряды и сбрасывая стокилограммовые фугасные бомбы.

В воздухе появляются черные шапки разрывов. Заговорила зенитная артиллерия противника.

— Еще заход! — даю я команду и снова бросаю самолет вниз. Станция — в дыму и огне. Только по высоким столбам пара можно определить, где стоят разбитые паровозы.

Пора собирать группу и уходить.

В этот момент я и вспомнил о пятом эшелоне. Неужели уйдет? Решение созрело быстро.

Обычно после штурмовки мы собирались и уходили к линии фронта. Теперь я повел эскадрилью на запад.

Настигнув пятый вражеский эшелон, мы развернулись и пошли в атаку. Зенитчики встретили нас ураганным огнем. Но они не смогли остановить стремительный натиск штурмовиков.

— Поезд свалился под откос! Ура! — слышу торжествующий возглас Антипова.

Потом узнаю голос Виктора Меренкова, который поздравляет друзей с успехом.

Вдруг в эфир врывается Косачев:

— Товарищ командир, отказал мотор.. Иду на вынужденную...

— Всем прекратить работу на передачу! Стать в круг и прикрыть посадку Косачева.

Самолеты один за другим разворачиваются влево, образуя вытянувшийся эллипс.

Вынужденная посадка всегда неприятна. Особенно тяжело становится на душе, когда приходится сажать машину на занятой врагом территории. Сколько в таких случаях летчика подстерегает всяких неожиданных опасностей!

Правда, Югославию мы не считали чужой. Здесь нас повсюду принимали тепло и сердечно. Но мы помнили, что там есть и враги — четники, которые активно сотрудничали с фашистскими оккупантами.

Одиннадцать штурмовиков ходили по кругу, внимательно наблюдая за самолетом Косачева. Вот он спланировал в огромный овраг и коснулся колесами земли. Едва не скапотировав, машина быстро остановилась, очевидно увязла в мягком грунте. Из кабины никто не вышел. В чем дело? Неужели летчик и стрелок погибли?

Нет, Косачев жив. Открыв фонарь, он медленно встал, вылез из кабины, неуверенно помахал рукой и лег возле самолета. Очевидно, летчик не успел выбросить прицел и при посадке разбил о него лицо.

Мы сознавали, в каком тяжелом положении оказался наш друг, но помочь ему, к сожалению, ничем не могли. Горючее в баках подходило к концу. Надо было уводить группу домой.

Минут через тридцать мы и прикрывавшие нас истребители благополучно произвели посадку. Все думали о Косачеве...

Прошло около месяца. Однажды, возвращаясь после ужина из столовой, мы увидели шагающего нам навстречу бравого летчика в шапке-кубанке, надетой набекрень.

— Братцы! Это же Косачев! — воскликнул кто-то. Все бросились обнимать Петра. Чуть не задушили его в объятиях.

Когда пришли в общежитие, летчик подробно рассказал обо всем, что с ним приключилось. Тяжело было слушать его.

При посадке Косачев, как мы и предполагали, сильно ушибся. По щеке у него текла кровь, в голове шумело. Поэтому он решил полежать на земле. Очнулся летчик от выстрелов. Автоматные очереди доносились слева. Он достал пистолет и приготовился драться до последнего патрона.

Стрельба усиливалась. Теперь она слышалась совсем рядом. Петр догадался, что югославские партизаны пробиваются ему на выручку.

Превозмогая боль, Косачев вытащил из кабины убитого стрелка, сел на его место и дал пулеметную очередь по кустам, откуда доносились выстрелы. Вскоре на краю оврага показались люди.

«Свои или чужие? Стрелять или подождать?» — ломал голову летчик.

— Свои! Партизан! Югослав! — послышался рядом женский голос.

Косачев взглянул влево и увидел радом с самолетом девушку с автоматом. На шапке у нее была пришита красная ленточка.

— Туда стреляй! — крикнула она, рукой указывая на кусты. — Бей фашистов!

Теперь летчик точно знал, где свои, где чужие, и открыл огонь из крупнокалиберного пулемета. Фашисты не выдержали этого удара с тыла и отступили. Подбежавшие югославские партизаны увели Косачева с собой в лес. Унесли они и тело его друга, убитого еще в воздухе осколком зенитного снаряда.

Почти три недели Петр находился в партизанском отряде. Он участвовал во многих боях. Когда наши войска освободили район, где они действовали, летчик вернулся в родную часть. Позже Косачев очень часто вспоминал своих югославских друзей, и особенно девушку Милену, которая первой пришла ему на помощь.