«Перешагнем и Вислу!»

Теперь, когда позади нас сотни отвоеванных километров, никому не сосчитать бомб, снарядов и мин, которые обрушил враг на полк. А разве сосчитать, сколько ночей не спали бойцы, сколько дождей поливало их, сколько ветров — холодных и горячих — било им в лицо? Не сосчитать и высот, болот, лесов, полей, через которые прошел полк. Но у бойцов было одно мерило пройденного пути — реки: Волга, Днепр, Вопь, Лучесса, Турья, Западный Буг. Это были важные рубежи сопротивления врага, рубежи нашего наступления. И вот впереди — широкая Висла.

Три недели назад пленные гитлеровцы заявляли: «До Буга вам не дойти». Затем: «За Буг вам не перебраться». И уже совсем невероятным казалось им, что советские воины смогут не только дойти до Вислы, но и преодолеют ее.

Противник имел все основания так думать. Его оборона была прочной. Но части и соединения 1-го Белорусского фронта сокрушали оборонительные сооружения одно за другим. От Западного Буга до Вислы наш полк с боями прошел 260 километров, во взаимодействии с другими частями, при поддержке танков, артиллерии и авиации провел 18 ожесточенных боев, освободил 79 населенных пунктов, захватил большие трофеи — оружие, технику, боеприпасы.

Взламывание рубежей, за которые цеплялся враг, чередовалось со стремительным преследованием фашистских частей. В таких случаях полк, как и другие части, шел по 20–30 километров в сутки. Ездовые ничего не могли [153] поделать с обессилевшими лошадьми, и повозки, груженные минами и цинковыми ящиками с патронами, одна за другой отставали от батальонов. На складках гимнастерок бойцов белыми пятнами проступала соль.

После трудного марш-броска, подложив под голову вещмешок, я крепко заснул. Не знаю, сколько длился сон — час или несколько минут, но когда пришел ординарец командира полка, он долго не мог меня разбудить.

Петр Викторович встретил меня насмешливым возгласом:

— Виданное ли дело: комсомолия нос повесила? — и серьезно добавил: — Комсомольцы полка с врагом зло бьются — хорошо, доволен, честь им и слава. Но как же так получилось, что сегодня, когда идти было дьявольски трудно, никто не запел?

Потом он сказал, что впереди будет много переходов, которые потребуют максимального напряжения всех физических сил бойцов.

— Так что без песен нам никак нельзя. Мы с замполитом посоветовались и решили: за «песенное довольствие» полка будете отвечать вы и комсорги батальонов. Передайте им: это — боевое задание. Подберите запевал, найдите или вспомните хорошие строевые и революционные песни, — напутствовал меня командир.

...Головным шел батальон Каширина. Комбат хорошо понимал, что бойцам нужен хотя бы часовой отдых, однако необходимо пройти еще около пяти километров. Тогда можно будет сделать привал. Но как длинны эти километры для не спавших много суток, смертельно уставших бойцов! И разве можно винить людей (их, правда, единицы), вышедших из колонны и в изнеможении свалившихся на выжженную солнцем землю? Но вот раздались звуки гармошки, а звонкий голос сержанта Башкатова всколыхнул, приподнял настроение воинов, и на их лицах появились улыбки. Несколько голосов подхватили величественный припев:

Волной перекатилась песня от головы колонны до санитарных повозок. Тверже стал шаг бойцов, выше держат [154] они голову, забыв об усталости. За первой песней последовала вторая, напомнившая о том, как «по долинам и по взгорьям шла дивизия вперед...».

Задача марша выполнена, бойцы получили заслуженный отдых. В этом немалая заслуга запевал.

* * *

Мы шли по дорогам Польши, неся освобождение братскому народу, испытавшему на себе многолетнюю оккупацию. Уже первые встречи с населением, рассказы поляков о пережитом давали представление о тех злодеяниях, которые совершали здесь гитлеровцы.

В деревне Гробелки на одном из домов висело объявление с фашистской свастикой, подписанное комендантом района. На польском языке сообщалось:

«31 марта 1944 года между железнодорожными станциями Тупаки и Рутковицы — повята{9} Хрубешувского произведена железнодорожная катастрофа. Этот акт, совершенный несмотря на публичное предупреждение и угрозы, а также на мое объявление от 6 января 1944 года, лишил 20 заложников права на помилование... 6 апреля 1944 года все они расстреляны за причиненный ущерб немецкому командованию».

В объявлении были перечислены населенные пункты, из которых расстреляны заложники, в том числе: Седлище, Дубенка, Костановка, Станиславув, Галендер.

Капитан Згоржельский зачитал бойцам этот зловещий документ. Подошли местные жители. Поляки делились своим горем, рассказывали о погибших близких, о страшных днях, проведенных в фашистской оккупации.

Освободительный поход, в котором мы теперь участвовали, повседневные встречи с поляками, укрепление дружбы и сотрудничества с ними — все это внесло много нового в содержание партийно-политической работы. Еще 21 июля, перед нашим наступлением с плацдарма на Западном Буге, комсомольское бюро полка обсудило задачи комсомольцев в связи с переходом советско-польской государственной границы. Надо было помочь командованию и партийной организации разъяснить воинам, что мы вступили на территорию Польши согласно советско-польскому договору, что народная Польша является дружественным [155] государством, нашим союзником в борьбе с общим врагом — гитлеровской Германией. Комсорги и агитаторы подразделений вместе с партийным активом сразу после заседания бюро стали разъяснять воинам историческую миссию Красной Армии в освобождении польского государства от фашизма, призывали к бдительности, давали советы, как надо относиться к местному населению, проявляющему к нам горячие симпатии.

Очередное заседание полкового бюро я собрал по совету майора Соловьева.

— Сегодня в колонне первого батальона, — сказал он, — один пожилой солдат обронил такую фразу: «Перешагнули Буг — перешагнем и Вислу!» Готовый лозунг на ближайшее время. Надо сделать так, чтобы он дошел до сердца каждого воина.

Открывая заседание бюро, я так и объявил:

— На повестке дня один вопрос: «Перешагнули Западный Буг — перешагнем и Вислу!»

Информация об итогах работы за последние дни была короткой. Члены бюро и комсорги сообщили, что комсомольцы, воодушевленные успехами на всех фронтах, сражаются героически. Среди воинов полка, представленных к правительственным наградам за героизм, мужество и отвагу во время боев на Западном Буге, было 72 комсомольца.

Члены бюро и комсорги батальонов отметили, что, несмотря на тяжелые бои и марши, комсомольская работа ведется непрерывно, причем актив проявляет все больше инициативы и активности. Анатолий Горецкий рассказал, в частности, об оригинальном способе сообщения личному составу сводок Совинформбюро. В дни, когда по радио поступало сообщение об освобождении того или иного города, на коробках с патронами, на ящиках с минами и снарядами, направляемых в роты, делались надписи: «Рава-Русская — наша!», «Владимир-Волынский — наш!», «Холм освобожден сегодня» и т. д. Так вместе с боеприпасами доходили до передовых позиций добрые вести об успехах советских войск.

Бои на Западном Буге были настолько тяжелыми, что при форсировании реки и защите плацдарма выбыли из строя многие комсомольцы и комсорги девяти рот. Светлую память погибших боевых товарищей, в том числе [156] сержантов Азаметова, Габелия, Садыкова, мы почтили минутой скорбного молчания.

Разговор о наших задачах на ближайшее время закончился принятием решения провести в ротах комсомольские собрания с повесткой дня: «Перешагнули Западный Буг — перешагнем и Вислу!» Бюро обязало комсоргов батальонов использовать эти собрания для мобилизации воинов на новые ратные подвиги.

...Еще не взошло солнце, как бойцы снова были на ногах. Их внимание привлек лозунг, написанный на фанерных листах, прикрепленных к тополям, на стенах домов: «Перешагнули Буг — перешагнем и Вислу!» Это — дело рук членов бюро и комсоргов батальонов. Расходясь с заседания бюро, они во многих местах написали мелом или углем эту фразу, и она стала крылатой. Проходя мимо группы бойцов, складывающих в вещмешки котелки, я услышал голос агитатора сапера комсомольца Ивлева:

— Перешагнем эту Вислу, обязательно перешагнем. А там и до Одера недалече. Ну а от него до Берлина — рукой подать.

В тот же день в полк прибыл начальник политотдела дивизии подполковник Александр Тимофеевич Петров.

— Кто у вас первым сказал: «Перешагнули Буг — перешагнем и Вислу»? — допытывался он у замполита полка. И похвалив за то, что подхватили столь меткие слова, провели даже заседание комсомольского бюро, начальник политотдела вместе с тем заметил Соловьеву, почему тот не доложил в политотдел дивизии.

— Это же готовый лозунг действия. И он нужен не только для полка, но и для дивизии в целом.

Начальник политотдела поручил Соловьеву и Николайчуку подготовить листовку. За какие-то полчаса она уже была написана. Ее отпечатали в типографии и распространили в подразделениях.

* * *

Западный берег Вислы таил немало опасностей и неожиданностей. Какие «сюрпризы» приготовил нам противник, какова численность его войск, как построена система обороны? Все это предстояло уточнить разведчикам.

Лодка с разведчиками отчалила от берега. Командир разведгруппы сержант Николай Меньшиков занял место впередсмотрящего. За рулем был сержант Николай Новиков, [157] тоже бывалый воин: за годы войны он обезвредил тысячи вражеских мин, проделал сотни проходов в минных полях и проволочных заграждениях. Рядовые Соловьев и Селиверстов сели за весла. В корме лодки, держа наготове автоматы, устроились рядовые Шепилов и Астапенко.

Разведчики благополучно добрались до западного берега и, спрыгнув на мокрый песок, укрылись под обрывом. Сержант Новиков тщательно проверил дно у берега. Мин не оказалось. Зато на берегу их было полным-полно. Обезвреживая одну за другой, Новиков проделал коридор, по которому разведчики продвинулись на несколько десятков метров. Минные поля тянулись не только вдоль берега, но и далеко вглубь от него — к дамбам.

Меньшиков послал на наш берег рядового Селиверстова, перворазрядника по плаванию. Тот удачно преодолел реку и доложил командиру полка о добытых разведчиками сведениях.

Группа Меньшикова осталась на западном берегу, готовая в любой момент вступить в бой. Она продолжала вести разведку.

Начальник штаба полка предложил разведать еще один участок: он находился в километре от основного, уже разведанного группой Меньшикова, и мог стать резервным при форсировании реки. Командир полка согласился, и разведчики под командованием Александра Чугунова вышли на задание.

Чугунову удалрсь встретить местных жителей. Через них он узнал, где и как переправлялись на западный берег арьергардные части противника. Нашелся человек — его звали Зигмундом, — который по приказу гитлеровцев в принудительном порядке участвовал в строительстве оборонительных сооружений на западном берегу реки, но сумел сбежать оттуда. К сожалению, по его рассказу нельзя было составить полного представления о системе обороны, и Чугунов решил перебраться на утлой рыбацкой лодчонке.

Когда разведчики были уже на середине реки, вода вспенилась десятками гейзеров от снарядов и мин. Один из осколков угодил в борт лодки, она стала быстро наполняться водой, затем накренилась и перевернулась. Чугунов едва успел крикнуть подчиненным, чтобы они плыли к нашему берегу, и скрылся под водой. [158]

Миша Чубенко чувствовал, что намокшее обмундирование тянет вниз; мешал плыть и автомат. Неподалеку в воде барахтался, захлебываясь, ефрейтор Муманалиев. Михаил, напрягая последние силы, поспешил к нему и крепко схватил друга за гимнастерку.

— Где командир? — окликнул он Аниканова, державшегося за борт опрокинутой лодки...

— Не вижу, — ответил Федор.

Поддерживая Муманалиева, они поплыли по течению в надежде найти лейтенанта Чугунова.

Тем временем с восточного берега отвалили две лодки. Люди, сидевшие в них, усиленно работали веслами. Одна из лодок повернула к разведчикам, находившимся на плаву, а другая спускалась по течению.

— Прошу, пане! — донесся до разведчиков голос одного из гребцов.

— Поляки! — радостно воскликнул Аниканов. — Крепись, Миша!

Лодка с подобранными разведчиками пристала к берегу. Аниканов горячо пожал поляку руку. Тот заморгал глазами и, вытирая лицо рукавом пиджака, сказал:

— Брат брату должен помогать.

Немного поодаль пристала к берегу и вторая лодка. Аниканов и Чубенко подбежали к ней. На ее дне лежал Чугунов. Он тяжело дышал. Сквозь гимнастерку сочилась кровь. Поляк, спасший Чугунова, попытался ступить на прибрежный песок, но неуклюже пошатнулся и упал навзничь. Он тут же скончался.

— Кто он? — спросил Аниканов. — Коммунист?

— Нет, поляк... Хороший поляк.

— Спасибо, товарищ...

К полудню 28 июля к Висле подошел батальон майора Ефима Каширина, расположившийся в районе Мохув, Чупель, Майданы. К тому времени батальон Кряжева сосредоточился в фольварке Бзовой... Неподалеку, в районе Кемпа — Хотецка, закрепился второй батальон 965-го стрелкового полка, возглавляемый майором Михаилом Беловым. Нас огорчала неудачная попытка группы Чугунова переправиться на тот берег реки. Офицеры штаба продолжали собирать дополнительные сведения об укреплениях противника, а полковник Додогорский уже распоряжался работами по подготовке к форсированию [159] реки. Жители соседних деревень помогали сгонять лодки, подвозить лес, тес.

На восточном берегу устанавливались станковые пулеметы и орудия, которые должны были прикрыть своим огнем переправу. Противник молчал, и это настораживало.

Замполит полка поставил перед комсоргами батальонов боевую задачу: помочь командирам отобрать в первый десант самых храбрых комсомольцев, способных хорошо плавать. Признаться, мы, комсомольские работники, да и командиры подразделений, до этого как-то не задумывались над тем, чтобы обучать молодых парней плаванию. Когда же спросили бойцов, то оказалось, что далеко не все могут держаться на воде. Результаты опроса были доложены командиру полка, и он принял решение: для первого броска отобрать спортсменов, а также тех бойцов, которые выросли на берегах рек, озер, морей. Этим людям, рассуждал командир, неведом страх перед водой. Ну, а если лодка разобьется, то оставшиеся в живых сумеют вплавь достигнуть вражеского берега, вцепиться в него и вместе с группой сержанта Меньшикова продержаться до подхода товарищей.

Вечером у командира дивизии собрались командиры полков, начальники штабов, а также некоторые командиры батальонов, чтобы получить последние указания перед решающим боем. Совещание проходило в деревне Майданы, в саду добротного дома, который чудом уцелел и выглядел красавцем на фоне других домов с зияющими проломами стен и исковерканными крышами.

Я пришел в Майданы вместе с командиром полка, надеясь встретиться и переговорить с Петром Николайчуком, помощником начальника политотдела. Но тот находился в одном из полков. Я уже собирался в полк, но командир дивизии разрешил остаться на совещании.

Я огляделся. Среди офицеров был подполковник Котлярский, командир 814-го артиллерийского полка. На гимнастерке Бориса Моисеевича блестели ордена Красного Знамени и Богдана Хмельницкого. Доклад подполковника звучал громко и, я бы сказал, солидно: «Дивизионы готовы...», «Огонь спланирован». Рядом с ним стоял высокого роста капитан. Это — Николай Архипович Киреев, командир истребительной противотанковой батареи. С ним мы взаимодействовали в боях еще на смоленской земле. [160]

Узнал я и майора Петрова. Михаил Тимофеевич, как это было ясно по его докладу, временно заменял командира 965-го стрелкового полка подполковника Романа Иосифовича Бортника, раненного при форсировании Западного Буга и находящегося на лечении.

В. П. Шульга внимательно слушал доклады и, отдав приказ на форсирование Вислы, сказал:

— Сегодня мы должны перейти на тот берег. И не только перейти, закрепиться, но и пойти дальше. Очень важно, чтобы каждая рота, каждый взвод, отделение, каждый боец стремился первым достичь противоположного берега. Нелегок будет бой, но мы с вами коммунисты!

* * *

Перед боем начальник политотдела дивизии подполковник А. Т. Петров вручал партбилеты принятым в партию.

— Младший сержант Дученко!

— Здесь!

Начальник политотдела крепко пожал руку молодому коммунисту, поздравил его с большим событием в жизни.

— Доверие оправдаю, — ответил Дученко. — Перейдем Вислу и, пока я жив и живы товарищи по отделению, будем держаться за тот берег. А на этом берегу нам теперь делать нечего.

К столу подошел рядовой Аниканов. Получая кандидатскую карточку, он поблагодарил партийную организацию за оказанное доверие. И, как клятва, прозвучали его слова:

— С того берега не сойду...

Один за другим к столу подходили коммунисты сорок четвертого...

Церемония вручения партбилетов перед форсированием Вислы ярко запечатлелась в памяти. Вспоминаются и стихи, которые звучат как эпиграф к тому времени:

В ночь на 29 июля 1944 года бойцы батальонов Каширина и Белова на ветхих баркасах и нескольких плотах, [161] борясь с течением, направились к противоположному берегу. Лица бойцов и командиров сосредоточенны, оружие — наготове.

Гитлеровцы, очевидно, не ожидали такой дерзкой вылазки, и баркасы благополучно переправились через реку. Бойцы, спрыгнув в воду, устремились на песчаный берег. А плоты с орудиями и пулеметами находились еще на полпути к цели. Вдруг тишину ночи, словно молния, прорезала длинная пулеметная очередь. Тут и там послышались глухие разрывы мин, а вскоре противник начал артиллерийский обстрел реки.

Первый бросок удался: наши бойцы закрепились на берегу. Комбат Каширин, уточнив положение своих подразделений, доложил по радио командиру полка об обстановке. Напрашивался вывод: противник был в растерянности. Этим надо было незамедлительно воспользоваться. Полковник Додогорский приказал: «Не дожидаясь прибытия других подразделений, немедленно атаковать гитлеровцев в направлении деревни Гурна». Это решение обосновывалось тем, что с захватом Гурны вбивался глубокий клин в оборонительный рубеж противника, лишавший его важного узла грунтовых дорог.

Батальон Каширина, имея в своем составе 80 бойцов, шесть ручных, два станковых пулемета, два 82-миллиметровых миномета, поддержанный подразделениями Белова, начал атаку. Узость участка, вытянувшаяся подковой дамба крайне усложняли действия бойцов. Вскоре дамба была взята. Однако противник, перегруппировав силы, бросил в контратаку до двух батальонов пехоты, поддержанных шестью самоходными установками. Он стремился приковать наше внимание к самоходным установкам, а тем временем пехотой взять в клещи наши подразделения.

Додогорский принял решение немедленно переправить на западный берег Вислы батальон Кряжева.

Погрузив на плот орудие, начал переправу и расчет сержанта Ивана Акимовича Фролова. Его подчиненные, кто лопатами, кто фуражками, а кто и просто руками, отталкиваясь от воды, ускоряя движение плота. Вблизи разорвался вражеский снаряд. Плот накренился. Орудие скатилось и плотно село в речной ил. Заряжающий Ашербеков и наводчик Гречишников бросились в воду. Подплыв к плоту, они старались выровнять его. К счастью, глубина не превышала метра, да и никто из расчета не был ранен. [162]

Но тут случилась еще одна беда: Гречишников, в руках которого находился прицел-панорама, оступился, изрядно глотнул висленской воды и... прицел выпал. А без него орудие — что снайпер без оптики. Пришлось нырять и отыскивать потерю на дне. Наконец и прицел был найден, и орудие вытащено из воды.

Едва бойцы установили на берегу орудие, как показались гитлеровцы. Они что-то кричали, вели на ходу огонь из автоматов. Недалеко от орудия разорвался снаряд. Замковый рядовой Панченко вскрикнул и упал на землю. Разъяренные фашисты, подгоняемые окриками офицеров, приближались. Напряжение боя нарастало. Ашербеков привычными движениями подавал снаряды. Их становилось все меньше и меньше. Вдруг Ашербеков покачнулся... Ранило и Гречишникова. У орудия остался один Фролов. Теперь он сам наводил, заряжал и стрелял.

В этом бою расчет орудия уничтожил около двухсот немецких солдат и офицеров, два пулемета и противотанковое орудие. Когда Фролов израсходовал последний снаряд, то крикнул раненым друзьям:

— Кто может — расходуй гранаты! Теперь — или никогда!

И в гитлеровцев полетели гранаты. Когда и их не осталось, Фролов поднялся во весь рост и закричал:

— За мной! Бей фашистов!

Все, кто залег на западном берегу Вислы, бросились вперед. Завязалась жаркая рукопашная схватка.

На рассвете яростные контратаки противника возобновились, но все они были отбиты. Мы укрепились восточнее дамбы. На ее противоположной стороне, в каких-то пятнадцати метрах, находился враг. От берега Вислы нас отделяло не более ста метров.

Положение сложилось критическое. Чтобы уточнить силы противника, полковник Додогорский организовал дерзкую вылазку. По его приказанию из роты автоматчиков выделили двенадцать бойцов, которые были расставлены вдоль дамбы неподалеку друг от друга. По сигналу красной ракеты эти люди должны были одновременно выскочить на гребень дамбы, открыть огонь из автоматов, осмотреться и возвратиться на исходные позиции. Однако боевой порыв был так велик, что за автоматчиками последовали все, кто находился на подступах к дамбе. С криком «ура» они устремились вперед. [163]

Тем временем рота Кузнецова, находившаяся на правом фланге полка, вышла ко второй дамбе. Гитлеровцы предприняли попытку сбить смельчаков с выгодных позиций. Завязалась рукопашная схватка. Раненный в обе ноги, прикрываемый автоматчиками, Кузнецов отстреливался из пистолета. Но силы оставляли его. На выручку подошла рота Павлова. Она ворвалась в деревню Дольня и там завязала бой.

Пытаясь восстановить положение, противник без артиллерийской подготовки предпринял контратаку, нанося главный удар в стык батальонов. Но на помощь нашим пехотинцам поспешили артиллеристы и прямой наводкой расстреливали наседавших врагов.

Взятые в бою пленные, в том числе старший ефрейтор Фердинанд Мантлер, самокатчик штабной роты 367-го пехотного полка 214-й пехотной дивизии, показали, что противник стягивает в район плацдарма большие силы. Оказалось, что дивизию недавно перебросили сюда из Норвегии.

* * *

После схватки с гитлеровцами наше положение на плацдарме значительно улучшилось. Вслед за нашим полком сюда прибыли другие подразделения дивизии.

— Что с боя взято, то свято, — с удовлетворением говорили бойцы.

Когда бой кипел километрах в трех-четырех от Вислы, связной из штаба дивизии доставил пакет. В нем находилась проникнутая вниманием и добрыми пожеланиями телеграмма командующего 69-й армией и члена Военного совета. В ней говорилось:

«Поздравляем бойцов, сержантов и офицеров полка и поддерживающих частей с успешным форсированием реки Вислы и ведущих ожесточенные бои по закреплению и расширению плацдарма на западном берегу. За отличные действия всему личному составу объявляем благодарность. Уверены в дальнейших успехах. Всех отличившихся представить к наградам. Настоящую телеграмму довести до бойцов.

Колпакчи. Щелаковский. № 116, 30 июля 1944 года».

Телеграмма Военного совета была тотчас размножена. Политработники полка зачитывали ее во всех подразделениях. [164] Бойцы, слушая теплые слова приветствия, еще больше проникались чувством гордости за свой полк.

Стремление наших бойцов и офицеров прочно закрепиться на плацдарме порождало замечательные образцы боевой отваги и инициативы.

Сержант Нурманов, назначенный командиром расчета минометной роты, предложил «втереть фрицам очки». Смысл его предложения сводился к тому, чтобы в ночное время один из расчетов вел «кочующий образ жизни», а остальные минометчики могли отдыхать. Замысел сержанта был одобрен, и командир роты приказал Нурманову приготовиться к уничтожению огневых точек противника. Минометчики выбрали несколько удобных позиций. Отрыв окопы, приготовили в них по пять — семь мин.

С наступлением темноты расчет Нурманова выдвинулся вперед. Вскоре забарабанил вражеский пулемет. Выпустив три мины, минометный расчет подавил огневую точку противника, а сам переместился на другую позицию. Но гитлеровцы тотчас открыли огонь еще из одного крупнокалиберного пулемета. По полету трассирующих нуль Нурманов определил, что фашисты стреляли по первой позиции, но там наших бойцов уже не было.

Так в течение ночи расчет сержанта Нурманова, перемещаясь из окопа в окоп, подавил огонь трех пулеметов. Вместе с тем были выявлены и другие огневые точки врага. На следующую ночь таким же порядком стали действовать и другие минометные расчеты, а также пулеметчики. Это вводило противника в заблуждение, создавало у него ложное представление о наличии на плацдарме огневых средств.

Отбивая атаки противника, бойцы зарывались в землю: углубляли окопы, отрывали огневые позиции для пулеметов, ячейки для стрелков. Комбат Каширин, проверяя ход инженерных работ, был удовлетворен добротными укрытиями, обшивкой песчаных стен траншей, сделанной из прутьев ивняка. Комсомольские активисты во главе с Горецким позаботились о наглядной агитации. На обшивке траншей висели лозунги, призывающие бдительно нести службу и быть готовым в любой момент к атаке.

Проходя как-то по траншеям, я встретил Анатолия Горецкого, беседующего с воинами.

— Оборона — явление временное, — говорил он. — Все [165] мы хотим быстрее закончить войну, а потому и думать должны, как приблизить этот час.

— Да разве кто против этого? — проговорил один из бойцов.

— А коли так, — продолжал Горецкий, — значит, творчески надо подходить к делу. Вот вы, — обратился он к бойцу в длинной, почти до пят, шинели, — как будете на бруствер вылезать, если последует команда «Вперед»? Из этой траншеи, брат, и хорошему спортсмену не выпрыгнуть.

— Так мы ж перед наступлением лазы сделаем. Но впервой ведь! Каждый раз так делали.

— А что из этого получалось? — горячо говорил Анатолий. — Гусиная цепочка. Передние уже у траншей врага, а задние только вылезают на бруствер. От этого мощь огня теряется, да и гитлеровцам сподручнее выбирать цели. А вот когда выскочат все, как один, да дружно ударят из винтовок и автоматов, тут иное дело. Лазы лазами, но нам надо заблаговременно подумать, как будем выбираться из траншей.

— Что тут придумаешь? — сокрушался пожилой воин. — Кабы каждому лестницу какую сделать, тогда можно было бы выскочить всем враз...

— Постой, постой, — перебил его Горецкий. — Лестницу, говоришь, каждому сделать? Так кто ж нам мешает? Сделаем, а?

— Надо — сделаем, — ответило ему несколько голосов.

Минут через пять мы были уже у комбата Каширина. Анатолий рассказал ему о своем разговоре с бойцами.

— Хорошо, хорошо придумано, — проговорил комбат. — Сейчас же распоряжусь.

Я в свою очередь информировал об этом почине командира полка. И в ту же ночь от каждого взвода были снаряжены бойцы для рубки леса и сооружения лестниц-трапов. Инженер полка вместе с командирами подразделений обходил траншеи, определял места, где целесообразно установить эти трапы.

Дело спорилось, тем более что противник в эту ночь безмолвствовал. Лишь изредка он вел артиллерийский огонь по противоположному берегу...

Так день за днем мы укрепляли плацдарм за Вислой, завоеванный в дерзком и героическом броске. [166]