Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Надьканижа

Сознание успешно завершенного боя позволило как-то расслабиться. Вернувшись из 84-й дивизии, я буквально свалился [251] в неразобранную постель. Проснулся поздно. А когда вышел на улицу, ощутил весну, которую как-то не замечал раньше. Ярко светило солнце. Теплый воздух был напоен ароматом пробудившейся зелени. Пели и щебетали птицы.

Вскоре встретил командира корпуса. Едва я переступил порог его комнаты, отдохнувший и помолодевший Павел Алексеевич поднялся из-за стола и сообщил приказ командующего о перемещении корпуса в новый район — юго-западнее озера Балатон.

День и ночь прошли в заботах, связанных с передислокацией. Сориентировали командиров и политработников, партийных активистов. Не раз пришлось побывать на станциях Шиклош и Вилань, где происходили посадка людей и погрузка техники.

23 марта, завершив работу по отправке полков 122-й и части сил 84-й дивизий, мы с генералом П. А. Артюшенко выехали к новому месту сосредоточения. По дороге решили посмотреть некоторые части на марше и побывать в штабе армии.

Вначале следовали по знакомой уже нам дороге через город Печ, где недели две назад мы проезжали к плацдармам на реке Драва. Но я смотрел теперь на этот древний город совсем по-иному. Он поражал причудливым сплетением новой и старой архитектуры и неповторимым своеобразием каждой улицы. Шофер — мой верный спутник по фронтовым дорогам — скромный и смелый сибиряк Василий Астрашабов заметно сбавил ход машины. Ему, как и мне, очевидно, хотелось как можно лучше рассмотреть достопримечательности города, чудом уцелевшего в пожаре войны.

При въезде на главную площадь перед нами открылась большая мечеть с минаретом. Золотой полумесяц на ее куполе напоминал о былом господстве ислама. А о влиянии Древнего Рима свидетельствовал замечательный памятник архитектуры — Печский кафедральный собор. Его четыре высоких остроконечных шпиля мы заметили еще издали.

Фабричные трубы и терриконы пригорода — это уже приметы XX века, они немые свидетели народных волнений в Пече, которые последовали за революцией 1905 года в России. Рабочие города приютили русских революционеров, бежавших от преследований царского правительства.

На память пришли имена венгров — наших современников: А. Гидаша, автора книги «Господин Фрицек», генерала и писателя Матэ Залки, писателя Б. Иллеша, книгу которого «Тисса горит» читало мое поколение. Вернувшись в освобожденные районы Венгрии, Бела Иллеш редактировал [252] газету, вел активную работу по возрождению своей родины.

Дорога вела на запад. И справа и слева были виллы, парки и скверы с фонтанами — собственность местной знати, созданная трудом бедняков. Все эти особняки и парки искусно вписывались в горно-лесистый ландшафт, но они мало гармонировали с понятиями «бой» и «война» и потому, очевидно, несмотря на всю их красоту, остались незамеченными в тот день, когда мы проезжали в первый раз, спеша к захваченным врагом плацдармам.

По мере приближения к рубежам, где только несколько дней назад шли ожесточенные оборонительные бои с частями 2-й немецкой танковой армии, пытавшейся выйти к Дунаю, краски природы постепенно исчезали. Опаленная войной земля снова возвращала к нелегким делам текущего и завтрашнего дня.

Обогнав в пути несколько войсковых колонн, мы завернули на КП 57-й армии, чтобы доложить о ходе передислокации и сориентироваться в обстановке. Командующего армией на месте не оказалось, зашли к начальнику штаба генерал-лейтенанту П. М. Верхоловичу.

Развернув карту, испещренную стрелками и таблицами, генерал взял цветной карандаш и, оглядев комнату, как бы проверяя, нет ли кого-либо постороннего, тихо сказал:

— Севернее озера Балатон главные силы фронта продолжают вести успешное наступление, — и указал при этом на жирную красную стрелку. — 57-я армия совместно с 1-й болгарской армией, используя их успех, должны будут перейти в наступление в общем направлении на Надьканижа, Добровник. — И острие его карандаша уткнулось в стрелу, бегущую юго-западнее озера. Он добавил: — Именно на этом направлении и предстоит действовать вам. Время перехода в наступление зависит не от нас. По нашим расчетам, дней через пять-шесть.

— Ясно, — ответил комкор.

П. М. Верхолович с присущим ему тактом высказал соображения по подготовке к наступлению войск и штабов.

Мы зашли также к начальнику политотдела армии Г. К. Циневу. Он проинформировал о 299-й стрелковой дивизии, которая должна была войти в состав корпуса.

— Ее я знаю давно, это хорошая дивизия! Она участвовала в обороне Сталинграда и освобождении Харькова. Но с управлением дивизии до недавнего времени не все ладилось... [253]

Командовал дивизией полковник М. Е. Савченко, человек новый, выдвинутый с должности заместителя комдива. Офицер, как свидетельствовал Цинев, достаточно опытный. Начальником политотдела был только что назначен подполковник Г. А. Бадриев, до этого работавший заместителем начальника политотдела 6-го гвардейского корпуса.

— Уделите максимум внимания подготовке партийных активистов, повышению бдительности, — напутствовал нас Георгий Карпович.

Поздно ночью мы прибыли в Капошфюренд, где уже находился первый эшелон управления корпуса.

Сразу же начали, а точнее, продолжили подготовку к наступлению.

Утром 25 марта провели совещание-семинар командиров, начальников политотделов и начальников штабов дивизий.

— Нам предстоит участвовать в наступлении войск фронта, в котором соединениям корпуса отводится весьма ответственная роль, — сказал комкор, открывая совещание. — Однако, прежде чем говорить о конкретных задачах, нам предстоит обратиться к опыту боев в районе плацдармов, проанализировать эти бои. — И он подошел к висевшей на стене схеме.

Павел Алексеевич детально разобрал ход боевых действий, привел положительные примеры, а также недостатки на каждом этапе, сделал поучительные выводы. Во второй части доклада он рассказал о характере предстоящих боев, особо подчеркнул роль инициативы командных кадров и всего личного состава.

На совещании не менее подробно говорилось об опыте и уроках партийно-политической работы, о ее целеустремленности, предметности, действенности, о своевременном поощрении отличившихся воинов.

В дни, предшествующие наступлению, политотделы, заместители командиров по политчасти, партийные и комсомольские организации сумели провести все мероприятия, предусмотренные планами, в том числе семинары парторгов, комсоргов и агитаторов, встречи с ветеранами боев, беседы и митинга

* * *

299-я стрелковая дивизия должна была войти в состав корпуса с 18.00 27 марта. Но все наши знания о дивизии и ее людях ограничивались короткой информацией, которую получили в армии. Поэтому, не дожидаясь срока, мы вместе с командиром корпуса еще 25 марта выехали в ее части. [254]

299-я стрелковая Харьковская дивизия была создана в тяжелое для Родины лето 1942 года во Владимирской области. Она участвовала в оборонительных боях под Сталинградом, вела успешные бои в заводской части города при ликвидации окруженной группировки противника.

Много славных страниц вписали ее воины при освобождении Украины и братской Румынии. В частях дивизии хорошо помнили стойкость, проявленную группой старшего лейтенанта В. П. Петрищева под Харьковом. Эта группа, защищая господствующую высоту, удержала железнодорожный разъезд, отбив пять атак превосходящих сил противника. В бою показали храбрость младший лейтенант В. В. Женченко, старший сержант Г. П. Поликанов, сержант В. Е. Бреусов... Из 16 человек в живых осталось только семь. Но задачу свою группа выполнила.

Командир дивизии полковник Михаил Евдокимович Савченко действительно производил впечатление офицера опытного, но в новой роли он выступал впервые. Начальник политотдела, хотя и был назначен, но еще не успел прибыть. В дивизии оставались вакантными должности командира полка и двух заместителей командиров полков по политчасти.

Время не ждало. Тут же связался с начальником политотдела армии, попросил его ускорить решение кадровых вопросов (и они были решены оперативно, за два дня до начала боев).

Мы собрали командиров полков, их заместителей по политчасти, обсудили задачи, связанные с подготовкой к наступлению. На другой день с утра в дивизии начала работать по оказанию помощи группа работников политотдела корпуса.

* * *

В те дни в газете «Правда» появилась передовая статья «Боевые задачи армейских парторганизаций». Во всех батальонах корпуса эта статья явилась предметом специального обсуждения на собраниях первичных организаций. Положения статьи о личном примере коммуниста в бою, о наращивании наступательного духа бойцов воспринимались участниками собраний как боевой наказ ленинской партии.

Центральной, определяющей фигурой в бою, как известно, является командир. Его подготовка, развитие таких качеств, как мужество и решительность, тактическая зрелость и высокая ответственность за порученное дело, занимали особое место во всей нашей работе. Командиры дивизий и начальники политотделов в офицерской среде выступили с [255] докладами «О чести офицера Красной Армии». Командиры полков и батальонов в свою очередь сделали доклады для младших командиров о их роли в бою.

В ходе подготовки к наступлению были вручены награды всем отличившимся при ликвидации плацдармов противника, а также объявлен приказ о присвоении очередных воинских званий. Все это способствовало подъему боевого духа личного состава.

В подразделениях были проведены доклады и беседы, посвященные 75-летию со дня рождения В. И. Ленина. Агитаторы политотделов ознакомили офицеров с положением в фашистской Германии и Венгрии, рассказали о мероприятиях нового Венгерского правительства, а также о маневрах реакции.

Во все дивизии поступило новое пополнение. Среди бойцов было немало таких, которые или вовсе не участвовали в боях, или принимали участие лишь в начале войны. Так, красноармеец А. М. Куринной, в прошлом шахтер из Донбасса, летом 1941 года был ранен и попал в плен. После освобождения из плена он буквально кипел злостью, рвался в бой. Сердца многих воинов в те дни кровоточили от боли, причиненной оккупантами.

На митингах при встрече пополнения призывы к мести звучали исключительно страстно.

— Фашисты сожгли наше село, повесили мою сестру, дочь угнали на каторгу, разграбили наше имущество, и я буду мстить им в новых боях, — говорил, задыхаясь от волнения, рядовой И. С. Криворучко.

— Гитлеровцы угнали на каторгу двух моих дочерей и сына. Они нанесли тяжелые раны моей Родине, — произнес рядовой В. С. Кучеренко.

Эти чувства были понятны. И мы старались направить негодование бойцов нового пополнения в верное русло, помогали им как можно лучше подготовиться к бою, учили мастерски владеть оружием, солдатской науке побеждать.

Командиры, политорганы и партийные организации разъясняли воинам значение той интернациональной миссии, которую выполняла наша армия, освобождая народы Юго-Восточной Европы от фашистского ига. Проводились беседы о достойном поведении советского воина за пределами Родины, его политической бдительности. В подразделениях устраивались громкие читки передовой статьи газеты «Правда», озаглавленной «Советский человек за рубежом родной страны».

Необходимость повышения бдительности вызывалась тем [256] обстоятельством, что мы все чаще встречались с фактами изощренности и коварства врага. Фашисты нередко оставлю ли отравленное вино, различные взрывные «сюрпризы», засылали в наш тыл своих агентов, переодетых в красноармейскую форму, для диверсий и террористических актов. Органами контрразведки была разоблачена группа изменников, окончивших диверсионную школу в венгерской деревне Цоказя. Под видом насильно угнанных они пытались пробраться в Советский Союз с целью внедриться на оборонные заводы или в Красную Армию.

Отмечались случаи нападения фашистских агентов на отдельных воинов и даже небольшие группы с целью захвата обмундирования и документов, которые они использовали для бесчинства и грабежа среди гражданского населения.

При подготовке к новому бою мы не забывали о тех, кто пролил кровь в предыдущих боях. Командиры и политработники частей написали письма раненым, позаботились о том, чтобы награжденным, находившимся на лечении, были вручены ордена и медали. В подразделениях собрали небольшие подарки для раненых и направили делегация в медсанбаты и госпитали.

Запомнился рассказ командира батальона Г. М. Бровко, который с группой бойцов посетил госпиталь.

— Принимая подарок, рядовой Сергей Василенко, — рассказывал комбат, — волнуясь говорил о том, что он и до этого знал, какие дружные и хорошие ребята в его роте, но их внимание, их память о нем теперь, когда он лежит на госпитальной койке, тронули его до глубины души. На глазах Василенко, повидавшего за время войны многое, появились слезы. Жадно разглядывая товарищей, он все больше оживлялся, хотя от боли и волнения говорить ему было нелегко, интересовался делами в роте, ее людьми. Прощаясь, он с чувством большой сердечности сказал: «Хочется поскорее вернуться в свою родную роту и пойти с ней в последний бой».

Не без гордости майор Бровко сообщил, что боец заверил: после госпиталя он вернется только в его батальон.

При подготовке личного состава к наступательным боям мы учитывали, что противник будет оборонять богатые нефтью районы до последней возможности.

Мы учитывали также, что гитлеровцы рассматривали венгерские земли как свои собственные, внушали солдатам, что «немцы имеют на них исконные права». В материале для еженедельных бесед во 2-й немецкой танковой армии, [257] оказавшемся в наших руках, говорилось: «Немецкий солдат и чиновник на протяжении двухсот лет оплодотворяли дунайское и карпатское пространство духом немецкой культуры и порядка»{42}.

Наконец, нам было известно, что немецкое командование, чтобы обеспечить стойкость обороны, до предела ожесточило репрессивные меры в отношении солдат. Еще в конце 1944 года Гитлер издал специальный приказ об усилении репрессий за так называемое «нарушение долга» — оставление позиций. Прикав требовал «на месте безотлагательно принимать самые жесткие меры, в случае опасности промедления сразу же пускать в ход оружие».

Членам военно-полевых судов предоставлялось «категорическое право в случае подобных преступлений непосредственно утверждать смертные приговоры любому лицу, в том числе офицерам любого ранга. Смертные приговоры безотлагательно приводить в исполнение перед строем»{43}.

Словом, мы должны были ожидать повышенного упорства противника в обороне.

К тому же местность в полосе наступления корпуса была горно-лесистая, выгодная для обороны. По данным разведки, противник подготовил на всю оперативную глубину оборонительные рубежи с траншеями полного профиля, проволочными заграждениями и даже минными полями. Все это требовало надлежащей подготовки наших саперных подразделений, умелых и инициативных действий всего личного состава, широкого маневра и четкого управления во всех звеньях.

Мы знали, что основная масса венгерского населения ненавидит фашистских оккупантов и их салашистских наймитов. У венгерского и советского народов не было и нет причин для взаимной вражды. Сыны трудового народа Венгрии были в числе тех, кто защищал Великую Октябрьскую революцию в России. Многие венгры, оказавшись в годы первой мировой войны в плену, благодаря Октябрю вернулись на родину и не могли забыть гостеприимство Страны Советов. Свидетельством высокого уважения со стороны Советского Союза национального достоинства и революционного прошлого венгерского народа была передача Венгрии в марте 1941 года боевых знамен революции 1848–49 годов.

Тысячи венгерских трудящихся продемонстрировали глубокие симпатии к стране социализма во время международной [258] ярмарки весной 1941 года в Будапеште, где участвовал и Советский Союз. И все же мы не могли не считаться с тлетворным влиянием многолетней фашистской пропаганды, наличием фашистских организаций в стране.

* * *

В ночь на 27 марта части 84-й дивизии переместились на 20–25 километров южнее. 299-я дивизия в ту же ночь сдала часть полосы 12-й дивизии болгар и передислоцировалась несколько севернее.

Приказ командующего 57-й армией мы получили утром 27 марта. Наш корпус в составе 84, 122 и 299-й дивизий, усиленный артиллерийскими и минометными частями, должен был нанести главный удар в направлении Чёкёль, Калишта, Куташ, Фельшёшегед, Инке и, взаимодействуя с частями 1-й болгарской армии, прорвать оборонительную полосу противника на фронте Радьего, Кеткерек... Далее указывался рубеж, на который должны были выйти войска корпуса в результате выполнения ближайшей задачи, перечислялись рубежи, на которые необходимо было выйти к исходу первого и второго дней наступления и т. д. Справа от нас действовала 13-я дивизия 64-го стрелкового корпуса, слева — части болгарской армии.

Доводя приказ войскам, П. А. Артюшенко не скрывал удовлетворения.

— Мы наступаем на направлении главного удара армии, — говорил он. — Значит, корпусу доверена, по существу, судьба армейской операции. Надеюсь, каждый из вас сделает все для того, чтобы оправдать это высокое доверие.

Изучение боевой задачи и рекогносцировка местности не заняли много времени. Все это в основном было сделано еще до получения приказа, на основе предварительной ориентировки. Был подготовлен и план боя, который надо было лишь несколько уточнить. Планом предусматривалось в нервом эшелоне использовать 84-ю и 299-ю стрелковые дивизии, а во втором — 122-ю.

84-я дивизия была усилена 140-м минометным, 1249-м истребительно-противотанковым артиллерийским, 285-м артиллерийским полками и 55-м инженерным штурмовым батальоном.

На усиление 299-й дивизии были переданы 1891-й полк самоходных артиллерийских установок, 563-й минометный, 1008-й истребительно-противотанковый артиллерийский, 274-й гаубично-артиллерийский полки и 54-й инженерный штурмовой батальон. [259]

В ночь на 28 марта разведчики 84-й дивизии провели поиск и захватили двух пленных 194-го пехотного полка 71-й пехотной дивизии противника. Настроение пленных было подавленным. Они тяжело переживали провал контрнаступления, с которым связывали свои последние надежды, — ведь под Балатон фюрер послал даже танковый полк из личной охраны.

Бывший жестянщик из Гамбурга со значком за ранение 3-й степени и серебряным знаком за участие в атаках жаловался на плохое питание. В последнее время, скулил этот «завоеватель», солдатам выдавали лишь по 300 граммов хлеба, пустой суп и 3–4 сигареты в день.

Наступление началось в ночь с 28 на 29 марта действиями усиленных передовых отрядов. Под прикрытием темноты саперы проделали проходы в минных полях и проволочных заграждениях врага. После огневого налета передовые отряды атаковали позиции противника, уничтожили подразделения боевого охранения и к утру 29 марта захватили его первую траншею. Это спутало карты гитлеровцев: отведя основные силы из первой траншеи в глубину обороны, те рассчитывали, что в ходе артподготовки мы израсходуем снаряды по пустому месту. Не вышло!

Наступило утро 29 марта. Прогремел гром артиллерийской канонады, и в наступление перешли главные силы дивизий.

А спустя час или того меньше на НП командира корпуса беспрерывно зуммерили полевые телефоны.

Первым позвонил генерал П. И. Буняшин — командир 84-й дивизии:

— Кравченко (382-й полк), — доложил он, — овладел Радьего. Ермишин (201-й полк) вышел на подступы к Калишта. Наступление продолжается.

Вслед за ним доложил командир 299-й дивизии М. Е. Савченко:

— Прорыв первой позиции завершен. Мухаметдинов (960-й полк) вышел к Баяме. Противник оказывает сильное сопротивление.

— Передайте подполковнику Мухаметдинову благодарность, — с теплотой в голосе произнес комкор. — Но почему медленно продвигается Барабанов (958-й полк)? — спросил он, в голосе уже звучал металл. — Примите меры!

Через какое-то время в телефонной трубке слышу взволнованный голос с кавказским акцентом. Это начальник политотдела 299-й дивизии Грим Алексеевич Бадриев. [260]

— Все идет хорошо, — сообщает он. — Впереди по-прежнему Мухаметдинов.

Бадриев тепло отзывается о заместителе командира 960-го полка по политчасти П. А. Зотикове, который умело организует партийно-политическую работу в подразделениях, поддерживает связь с замполитами батальонов и парторгами.

— Особенно активно действуют, — продолжает Бадриев, — парторги батальонов Рябчун и Соломикин. Находясь все время в цепях наступающих, они личным примером воодушевляют воинов на успех. В ночь перед боем в дивизии 23 человека приняты в партию.

К 10.30 противнику удалось закрепиться на подготовленном рубеже по линии Куташ, восточная опушка леса Белеш-Эрде, Белег. Но это на короткое время. Командир корпуса подтянул артиллерию, распорядился, чтобы еще часть орудий была выдвинута на прямую наводку. Последовал мощный огневой налет, и полки сломили сопротивление врага, овладели населенным пунктом Куташ и железнодорожной станцией Белег. К исходу дня войска корпуса продвинулись до 10 километров. Противник при этом понес значительные потери. Было захвачено около сотни пленных.

Из дивизий и частей поступали сообщения о том, что бойцы, сержанты и офицеры проявляют в боях мужество, высокую активность и инициативу. Вот некоторые примеры.

Огонь двух вражеских пулеметов задержал продвижение одной из рот 958-го стрелкового полка. Самоходные артиллерийские установки, поддерживавшие стрелковые подразделения, в тех условиях местности не смогли вовремя подавить пулеметный огонь. Тогда кандидат в члены партии старший сержант Н. В. Новгородский и сержант Д. А. Добров под прикрытием огня самоходки подползли к траншее противника и гранатами подавили его огневые точки. Новгородский и Добров первыми ворвались в траншею и расчистили путь наступающим. При этом они захватили трех пленных.

Парторг 3-й роты 960-го стрелкового полка Алексей Крючков возглавил атаку взвода, командир которого оказался раненым. Крючков первым ворвался в траншею противника, захватив пулемет и двух пленных.

На другом направлении рядовой 5-й стрелковой роты П. И. Юдин незаметно подполз к пулемету противника и уничтожил его расчет гранатой, а захваченный пулемет тут же направил против врага. [261]

В полосе наступления 84-й дивизии от вражеского снаряда загорелась самоходная артиллерийская установка. Рискуя жизнью, младший сержант Владимир Гронин под огнем противника погасил пламя, спас машину и продолжил бой. О подвиге воина в тот же день поведал боевой листок, который с лозунгом «Слава герою» передавался из одного взвода в другой.

Надо было сделать все, чтобы не дать противнику закрепиться, тем более в выгодных для него условиях горнолесистой местности. И командир корпуса отдал приказ продолжить наступление ночью. Неотступно преследуя противника, передовые отряды корпуса в ночь на 30 марта продвинулись еще на 5 километров и вышли на рубеж Фелыпе-Богати, Альшошегешд.

К 8 часам утра гитлеровцы вынуждены были оставить и этот рубеж. Минируя дороги и объезды, взрывая мосты, которыми, кстати, эта местность довольно богата, прикрываясь сильными арьергардами, противник начал отход в северо-западном направлении.

В обеспечении успеха наших войск большую роль сыграли саперные подразделения. Под сильным огнем противника они быстро устраняли минные и другие заграждения, восстанавливали мосты, устраивали объезды, добивались беспрерывного продвижения войск и техники.

Несомненная заслуга в организации инженерного обеспечения принадлежала корпусному инженеру Е. И. Майкову. Пренебрегая опасностью, Евгений Иванович находился в боевых порядках пехоты, оказывая помощь командирам частей и подразделений.

В районе шоссейной дороги Вейсе — Чед гитлеровцы сделали новую попытку остановить продвижение наших войск. Однако после короткого боя снова вынуждены были отступить.

К исходу второго дня на рубеже Пат, Инке им все же удалось несколько задержать наше наступление.

Оборона противника опиралась здесь на выгодный естественный рубеж: систему широких (километр и более) озер, тянущихся почти сплошной полосой, — на правом фланге и крупный населенный пункт Инке с каменными постройками — на левом. Она включала 2–3 линии траншей полного профиля и прикрывалась минными полями и проволочными заграждениями в 1–2 кола.

Занимали оборону 191-й и 194-й полки 71-й пехотной дивизии, остатки венгерского полка «Баконь» и несколько отдельных батальонов, поддерживаемые значительными [262] силами (до семнадцати батарей) артиллерии и минометов. Атаковать эту оборону без достаточной подготовки и огневого воздействия было бы неразумно. Необходимо было подтянуть артиллерию, организовать огонь самоходных артиллерийских установок и орудий прямой наводки, проделать проходы в заграждениях и т. д. Ночью группы разведчиков уточнили силы и характер обороны противника, а саперы сделали проходы в заграждениях.

Утром следующего дня после 30-минутной артиллерийской подготовки и ударов авиации стрелки, поддержанные самоходными артиллерийскими установками, атаковали противника в обход озера. Бой был упорным, но к полудню наступающие части овладели первой траншеей, а час спустя — выбили противника из второй и третьей траншей.

Бой за деревню Инке шел к концу, когда мы с комкором приехали на НП командира 299-й дивизии. Докладывая о ходе боя, комдив М. Е. Савченко отметил умелые действия 958-го полка и его командира подполковника П. Г. Барабанова. 1-й батальон этого полка, учитывая особенности местности, а также брешь, которая имелась в обороне противника севернее деревни, скрытно обошел деревню и ударил во фланг и тыл обороняющихся.

— Особо отличилась, — сообщил комдив, — рота Сальникова. Решительной атакой она овладела важными позициями противника.

Комдив назвал цифры: рота лейтенанта М. Г. Сальникова захватила 6 пушек, 10 ручных пулеметов и около 70 пленных. Всего же полк захватил 111 пленных, 12 пушек и 18 минометов.

— Коммунист Сальников, — добавил начподив Бадриев, — очень смелый офицер. Дважды ранен, но, как говорят товарищи, в бою для него не существует опасности. Он забывает о ней.

Комдив с похвалой отозвался о действиях личного состава батареи 76-мм орудий, возглавляемой старшим лейтенантом П. А. Утенковым. Расчеты орудий этой батареи, выдвинутые в боевые порядки пехоты, обнаруживали (не без помощи стрелков) огневые точки противника и тут же подавляли их.

— Это наиболее эффективный метод использования полковой артиллерии, — отметил М. Е. Савченко.

Это действительно было так. В условиях горно-лесистой местности да при высокой динамичности боя возможности применения артиллерии, действующей с закрытых позиций, были ограничены. Между тем потребность пехоты [263] в мощной огневой поддержке была велика. Это предвидели командир и штаб корпуса и с самого начала наступления сделали ставку на широкое привлечение артиллерии для стрельбы прямой наводкой. Пехоте были приданы также самоходные артиллерийские установки. Расчеты и экипажи закрепили за соответствующими стрелковыми подразделениями. Для упрочения взаимных контактов провели встречи командиров, договорились о порядке взаимодействия.

Выслушав доклад комдива, П. А. Артюшенко произнес:

— Похвально.

— Даже отлично, товарищ генерал, — сказал неожиданно начподив Бадриев.

Комкор, очевидно, посчитал реплику бестактной, готов был что-то сказать, но Бадриев упредил:

— Только что наши радисты приняли приказ товарища Сталина. Разрешите доложить. — И протянул его комкору.

Все мы с радостью узнали, что при прорыве обороны противника западнее озера Балатон в числе других соединений отличились и войска генерал-майора Артюшенко и что им объявлена благодарность. Лицо комкора посветлело.

* * *

Возвращаясь с НП командира 299-й дивизии, мы встретили группу пленных в сопровождении конвоира. Это были венгры. По выражению лиц одни были явно подавлены, другие — внешне спокойны. На вопросы отвечали охотно.

Пленный 59-го саперного батальона сетовал на большие потери в последних боях, на грубость в отношении к ним немцев.

— Во 2-й роте батальона, — говорил он, — осталось всего 13 солдат. Немцы называют нас не иначе как венгерскими свиньями.

Другой пленный рассказал о приказе, который читал им командир роты Бенеда Гёзе. В нем говорилось, что пленных венгров русские отправляют на работы в Сибирь.

— Но когда русские перешли в наступление, — сказал он с каким-то оживлением, — мы все 13 сдались в плен.

Пленный 2-го батальона оборонявшеюся полка передал нам листовку на венгерском языке. В ней излагался приказ командующего армией генерала Гевлени Йозефа с угрозой: «В случае попытки перехода к русским венгерских военнослужащих их семьи будут высланы на работы в Германию, дома и другое имущество конфисковано и сами они пойманы и расстреляны». [264]

Все эти грозные предупреждения венгерских фашистов не приносили желаемого результата. У венгерских солдат, да и не только солдат, наступило прозрение.

— Нам незачем и мы не хотим воевать с русскими, — твердо заявил один из пленных той же группы{44}.

Число венгерских пленных в ходе наступления с каждым днем становилось все больше и больше.

* * *

Под натиском войск корпуса противник отступил еще на 5–7 километров, пытаясь закрепиться на рубеже по безымянному каналу, чуть восточнее деревни Михальд. Овладеть этим рубежом с ходу не удалось.

Командир 84-й дивизии ввел в бой свой второй эшелон. Дивизия после ожесточенного боя к исходу дня овладела деревней Михальд и грядой важных высот, расположенных в 1–2 километрах западнее деревни. Подразделения 299-й дивизии в ночь на 31 марта форсировали безымянный канал и к исходу дня овладели населенным пунктом Шанд и господствующей южнее высотой.

Правда, радость этого успеха была омрачена гибелью нескольких воинов, в том числе заместителя командира по политчасти 1-го батальона 956-го стрелкового полка старшего лейтенанта Артема Никифоровича Никонорова — уроженца Великжанского района Смоленской области.

Знал я его, как и многих других офицеров этой дивизии, немного, но при посещении полка накануне наступления Никоноров запомнился мне своей не по возрасту (было ему немногим больше двадцати) серьезностью, обстоятельностью суждений и твердой уверенностью в успехе. Никоноров был опытным воином и хорошим политработником, до этого имел четыре ранения. Было очень обидно и больно, что уже совсем на пороге победы последнее, пятое ранение оказалось столь трагическим.

Смертью героя на этом рубеже погиб командир расчета пулеметчик 956-го стрелкового полка рядовой А. А. Чуприна, уроженец Одесской области. Тихий и скромный в обычной жизни, он буквально разгорался какой-то особой злостью в бою. Конечно, его можно было понять. В первое военное лето, будучи раненным, он попал в плен. Время залечило рану от осколка вражеского снаряда, но оно было не властным над более глубокими душевными ранами, оставшимися от унижения и издевательств, [265] которые он испытал в фашистском плену. Рассказывать об этом не любил. Видно, тяжело было заново переживать прошлое. Вернувшись в действующую армию, Чуприна, не жалея себя, дрался с исключительной смелостью.

* * *

До города Надьканижа оставалось 10–12 километров. Учитывая возросшее сопротивление противника и в целях наращивания усилий наступающих, командир корпуса решил ввести в бой в центре полосы наступления между 84-й и 299-й дивизиями один (420-й) полк дивизии второго эшелона. Его задачей было ударом в направлении высота 208, платформа Надьречье развить стремительное наступление к городу.

Еще раньше в этот полк выехали заместитель начальника политотдела корпуса Бубнов и старший инструктор Бабушкин. Они ознакомили командиров и политработников полка с обстановкой, сложившейся в полосе наступления корпуса, с опытом первых дней боев. Задачам полка, вводимого в бой, были посвящены партийные и комсомольские собрания. Работники политотдела во многом помогли заместителю командира полка по политчасти П. К. Доброхотову, агитатору Я. Р. Шейнбергу, парторгу М. М. Пожарскому и комсоргу В. С. Андрееву. Был проведен инструктаж парторгов и комсоргов батальонов и рот, низовых агитаторов. Все это способствовало успешным действиям полка.

Гитлеровцы несли большие потери. Они уже утратили важные для себя оборонительные рубежи по линии Шанд и Инке, отходя в направлении Надьканижа. Важно было ворваться в город на их плечах.

Было решено встретиться с командирами и начальниками политотделов дивизий, чтобы уточнить план дальнейшего наступления и взаимодействия войск по овладению городом Надьканижа. Такая встреча произошла на опушке леса.

День клонился к вечеру. Вдали за лесом медленно садилось солнце. В его оранжевых лучах глаза генералов А. Н. Величко, П. И. Буняшина и полковника М. Е. Савченко, начподивов А. И. Еремеева, П. В. Пузанова и Г. А. Бадриева казались еще более покрасневшими от бессонницы. И только это выдавало их крайнюю физическую усталость. Но все они, окрыленные успехом наступления, похвалой Родины, были оживлены больше обычного. [266]

Заслушав накоротке доклады командиров дивизий, П. А. Артюшенко обратил внимание на то, что горно-лесистый характер местности, наступающая темнота и значительная деморализация личного состава противника при отсутствии у него сплошного фронта обороны открывают для нас широкий простор для маневра, смелых и инициативных действий во всех звеньях. Указания комкора мы довели до всех офицеров.

И действительно, маневр во всех звеньях осуществлялся широко.

84-я дивизия имела задачу наступать в обход Надьканижа с севера. Ей предстояло овладеть важным и хорошо подготовленным в инженерном отношении опорным пунктом Надьречье. Было решено произвести внезапную ночную атаку силами 41-го стрелкового полка Д. Е. Зудина.

Незадолго до рассвета полк скрытно подошел к северозападной окраине Надьречье. Удар был настолько дерзким, что противник, по существу, не смог оказать сколько-нибудь организованного сопротивления. Полк почти не имел потерь. Он полностью овладел опорным пунктом, захватив около 200 пленных. Пленные утверждали, что они не ждали в то утро нашего наступления, а если и ждали, то с восточной стороны.

В той атаке особенно отличился 1-й стрелковый батальон, возглавляемый майором В. И. Царевым.

Еще шел бой за Надьречье, а командир полка уже выслал роту лейтенанта В. П. Ментея в направлении канала Принципалис. Рота с ходу форсировала канал и к полудню захватила плацдарм на его западном берегу.

Боевую инициативу проявил и командир батальона 958-го полка 299-й дивизии майор М. Л. Терещенко. Сразу же после прорыва промежуточного рубежа противника юго-западнее населенного пункта Шанд он посадил стрелков на приданные батальону самоходные артиллерийские установки и организовал стремительное преследование противника. И только непосредственно перед городом Надьканижа гитлеровцы, используя железнодорожную насыпь, попытались задержать продвижение батальона. Казалось, лобовая атака неизбежна. Но майор Терещенко, оценивая обстановку, обратил внимание на то, что железная дорога чуть южнее резко поворачивает на запад. Значит, имелась возможность обойти противника с юга. Расчет комбата оказался верным. Батальон вышел в тыл гитлеровцам и ворвался в город не с востока, а с юга, откуда противник удара не ожидал. [267]

На подступах к городу выбыл из строя, получив шестое ранение за войну, командир взвода 958-го полка И. И. Копалкин. Взвод возглавил коммунист рядовой С. П. Краснов. Он умело руководил бойцами и с возгласом «За мной! За Родину!» ворвался в город вместе с бронебойщиками Бабаджаном и Тураевым, пулеметчиком Полтавцом и стрелками Сергеевым, Ефремовым и Кашниковым. Взвод в числе первых форсировал канал Принципалис.

Командир взвода 5-й стрелковой роты 420-го полка младший лейтенант Е. И. Катюшин заменил раненого командира роты и успешно ею управлял. Рота первой вышла на западную окраину города, захватив около 80 пленных.

Комсорг 2-го батальона 420-го полка старший сержант В. В. Осколков все эти дни находился в цепях атакующих. Он разъяснял боевую задачу, пропагандировал отличившихся в боях, организовывал выпуск боевых листков. Его глубоко уважали и любили в подразделениях. При форсировании канала, когда одна из рот залегла под огнем, Осколков первым поднялся в атаку и вместе с комсомольцами переправился на противоположный берег.

Инициативно действовали саперы. Они расчищали завалы и проволочные заграждения, обезвреживали мины, обеспечивали продвижение наших войск. Так, командир саперного взвода 559-го саперного батальона младший лейтенант М. Д. Заблудский вместе со своими помощниками Зосимовым и Понаморчуком обезвредили на улицах города 11 вражеских фугасок.

Войска корпуса быстро ликвидировали разрозненные очаги сопротивления противника и очистили восточную часть Надьканижи. В ряде мест, как я уже говорил, с ходу был форсирован канал Принципалис и захвачены плацдармы на его западном берегу.

Командир корпуса в середине дня 1 апреля ввел в бой из-за правого фланга 420-го полка еще один — 596-й полк 122-й дивизии. Ему была поставлена задача с ходу форсировать канал и во взаимодействии с другими частями 122-й и 299-й дивизий овладеть западной частью Надьканижи — Кижканижой и развить стремительное наступление в направлении Бечехей.

За день боя войска корпуса захватили в плен около 600 солдат и офицеров противника, 10 орудий, несколько сот автоматов и много другой техники и оружия. Однако овладеть Кижканижой в этот день нам не удалось. Противник, подбросив резервы, не только упорно оборонялся, но и часто переходил в контратаки. [268]

Тут, очевидно, сказались и некоторые наши просчеты в планировании боя. Следовало бы, в частности, с самого начала создать более сильную группировку для обхода города с севера. Но главное все-таки состояло в том, что противник располагал еще значительными силами. На его стороне были и выгодные для обороны условия местности. Отрицательно сказывалось и отсутствие у нас танков.

Вскоре на НП прибыли командующий 57-й армией генерал М. Н. Шарохин и член Военного совета Л. П. Бочаров. Ознакомившись с обстановкой, они похвалили за стремительные и умелые действия по освобождению города Надьканижа и вместе с тем высказали упреки за снижение темпов наступления и задержку на канале.

— Что вы топчетесь перед какой-то «канавой», — возмущался командующий. Он потребовал концентрировать силы и средства севернее города и с большей решительностью атаковать противника в обход Кижканижа.

Несмотря на ряд контратак врага, наши части не только удержали захваченный плацдарм на канале, но и, накопив необходимые силы и средства, подтянув артиллерию, сломили сопротивление гитлеровцев и к утру 2 апреля полностью очистили западную часть города. Известную роль в успехе боя за город сыграли действия 5-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта С. И. Горшкова, наступавшего из района Немешнее, Боглад в юго-западном направлении на Дольни-Лентава. Кавалеристы создавали угрозу выхода в тылы надьканижской группировки противника.

За отличные боевые действия по овладению центром нефтяной промышленности Венгрии городом Надьканижа воины корпуса получили благодарность Верховного Главнокомандующего. Это была третья благодарность Родины за три недели боев на юге Венгрии!

* * *

Незадолго до освобождения города частями Красной Армии фашисты организовали публичную казнь трех военнослужащих венгерской армии, обвинив их в дезертирстве, провели массовые аресты, посадили в тюрьму более 100 местных жителей.

Следует указать, что гитлеровские захватчики и их пособники давно чувствовали себя крайне неуверенно на венгерской земле. Во дворе одного из заводов нам показали массивные бетонные колпаки с амбразурами, которые были сооружены на случай волнения рабочих завода.

Накануне вступления наших войск в город в его окрестностях располагался табор цыган. Очевидно боясь и их, [269] фашистские власти арестовали всех цыган, и судьба их так и осталась неизвестной.

Однако ни репрессии, ни безудержная клевета не помогли фашистам. Население города сравнительно быстро сумело разобраться и по достоинству оценить гуманность Красной Армии, принесшей свободу венгерскому народу. Подобно утренней дымке, рассеялась пелена лжи, уступив место растущему чувству доверия и благодарности.

Решающую роль в этом сыграла деятельность коммунистов и других прогрессивных сил города. Отважные патриоты, возглавляемые товарищами Йозефом Гошпаром и Иштваном Неметом, действовавшие до этого в глубоком подполье, пополнили свои ряды за счет коммунистов, освобожденных из тюрьмы. Они развернули большую пропагандистскую и организаторскую работу. С их помощью уже в первый день нашего прихода на улицах города были расклеены листовки, рассказывающие правду об освобождении и освободителях.

3 апреля в город приехал из Будапешта представитель ЦК Коммунистической партии товарищ Розенберг, бывший житель Надьканижа, монтер по профессии. В тот же день прибыл и представитель ЦК социал-демократической партии — тоже бывший житель города, дантист по профессии Виндишь Дьенеш. В городе был создан демократический орган местной власти. Для обеспечения населения, ограбленного гитлеровскими оккупантами, советское командование выделило значительное количество продовольствия. В городе появились вода, электричество, начали работать предприятия.

После завершения боев за Кижканижу войска корпуса, преодолевая сопротивление противника, преследовали остатки 297-й и 118-й немецких пехотных дивизий. Упорным было сопротивление врага на подступах и непосредственно в районе добычи нефти.

К исходу 4 апреля, достигнув рубежа Болдогасоня, Тормашфельде, Долина, войска корпуса вышли на венгерско-югославскую границу, а в некоторых местах и пересекли ее. Советские войска, наступавшие севернее, перешли границу с Австрией.

Венгерские солдаты, окончательно поняв бесперспективность дальнейшего сопротивления и не желая покидать родину, уже на подступах к австрийской границе начали массовую сдачу в плен. Некоторые части и подразделения — организованно, во главе со своими командирами. [270]

Еще в ходе боев на подступах к нефтяному району мне позвонил член Военного совета армии генерал Л. П. Бочаров.

— Вы знаете, где находится нефтяной район? — спросил он. — Как только освободите, тотчас лично проверьте состояние и доложите мне.

Вместе с помощником по работе среди комсомольцев капитаном Я. Г. Годесом мы выехали в район нефтедобычи. Ориентировались по карте. Однако привычных для нас вышек нигде не находили. Уж не ошиблись ли? Не подвел ли нас горно-лесистый характер местности? Вышли из машины и несколько углубились в лес, не без риска напороться на мину. И вот заметили стояки с задвижками, соединенные между собой системами труб. Это и были те самые «вышки», которые мы искали.

Обходить весь район без предварительного обследования не решились. Но с помощью жителей все данные, необходимые нам, удалось получить.

В районе Ловаси насчитывалось около 150 скважин, все они, за исключением одной, оказались невредимыми. То ли вследствие поспешности отступления, то ли по каким-то другим причинам противник не взорвал скважины — даже те, которые были заминированы. Невзорванной оказалась и насосная станция. При проверке этой станции никого из рабочих мы не нашли. Однако кое-какие мелкие важные детали с машин уже были сняты. Видно, кто-то из бывших служащих этой компании, знающих дело и выполняющих указания хозяев, позаботился о том, чтобы затруднить быстрое использование источников в интересах наступающих советских войск.

Возвращались из нефтяного района другой дорогой. На одной из полян мы наткнулись на большую группу венгерских солдат. Как потом выяснилось, это был саперный батальон, решивший сдаться в плен войскам Красной Армии. Приняв капитуляцию, я приказал солдатам и офицерам уложить оружие на машины. Под командой капитана Годеса машины направились на сборный пункт военнопленных.

* * *

Двадцать пять лет спустя, в апреле 1979 года, советская военная делегация по приглашению министра национальной обороны ВНР генерала армии Лайоша Цинеге присутствовала на юбилейных торжествах по случаю освобождения Венгрии. Будучи в составе этой делегации, я снова побывал в районах былых сражений. [271]

По плану наших гостеприимных хозяев 1 апреля намечалась поездка делегации в Чепель. Хотелось и мне посмотреть знаменитый чепельский завод, встретиться с его рабочими — зачинателями и продолжателями многих славных традиций венгерского рабочего класса. Но желание увидеть Надьканижу — город, знакомый по военной поре, повидаться с его жителями, поклониться могилам боевых друзей, отдавших жизнь за его освобождение, оказалось сильнее. И мне пошли навстречу.

Вскоре после завтрака вместе с подполковником венгерской Народной армии Яношем Брабелем мы тронулись в путь. За рулем машины был тоже Янош по фамилии Куша. Оба они оказались на редкость приятными собеседниками, хорошо знающими географию и историю страны. Казалось, мы были знакомы уже десятки лет.

Подполковник, как я узнал из его рассказа, родился в Будапеште в семье рабочего. Отец часто оставался безработным, и семья испытывала материальные трудности. В поисках заработка Янош исколесил в молодости не только буржуазную Венгрию, но и многие соседние страны. В 1938 году он стал коммунистом. Теперь все его поступки озарила великая и благородная цель.

В 1942 году, находясь на советско-германском фронте, Янош Брабель перешел на сторону Советской Армии. Он воевал за освобождение своей родины против немецко-фашистских захватчиков.

Янош Куша не без гордости сообщил о своей службе в рабочей милиции (русским языком он не владел, но пользовался помощью подполковника, который отлично говорил по-русски).

Мои спутники, дополняя друг друга, охотно рассказывали о жизни страны, о трудностях, которые приходится преодолевать, о переменах к лучшему.

А рассказать им было о чем. Трудолюбивый и талантливый народ маленькой страны в центре Европы достиг поистине огромных успехов. На нашем пути встречались новые поселки, новые заводы, новые шоссейные дороги. Приятно и то, что во всех городах, которые мы проезжали, имеются улицы, названные в честь освобождения и освободительницы — Советской Армии.

Учащенно забилось сердце, когда машина въехала в город с трудным названием — Секешфехервар. Зимой 1945 года он почти три месяца был ареной ожесточенных сражений. Здесь, юго-восточнее Секешфехервара, в январе 1945 года начали свою освободительную миссию в Венгрии и войска [272] 133-го стрелкового корпуса. Немецко-фашистские захватчики трижды предпринимали отчаянные попытки вернуть Левобережную Венгрию, и всякий раз Секешфехервар оказывался на их пути. Советские воины дорогой ценой заплатили за освобождение города и всего венгерского народа от немецко-фашистских захватчиков, до конца выполнив свой интернациональный долг.

А теперь в Секешфехерваре на одной из площадей на пьедестале установлен наш танк — знаменитая тридцатьчетверка, свидетель былых сражений и побед Советской Армии. У подножия памятника — живые цветы. Венгры глубоко чтут подвиг советских воинов-освободителей.

За четверть века после освобождения Секешфехервар стал одним из крупнейших промышленных центров страны. В городе ныне действуют алюминиево-прокатный и станкостроительный заводы, налажено производство радиоприемников и телевизоров, изготовляются кузова для знаменитых «Икарусов». Дальнейшее развитие получила хлопчатобумажная и швейная промышленность. Глаз радовали новые кварталы жилых домов, в том числе многоэтажных.

Машина снова мчалась по шоссе. И вот уже показалась наша старая знакомая — Надьканижа. Город заметно раздвинул свои границы. Значительно выросло число его жителей. Здесь, как и во всей Венгрии, появились новые заводы и фабрики.

Конечно, за один день, который нам посчастливилось быть в городе, трудно увидеть все. И все же мероприятия, участниками и свидетелями которых мы были, встречи и беседы с руководителями города, передовиками производства позволили узнать многое.

Неизгладимые впечатления оставило юбилейное заседание городского Совета депутатов трудящихся. На нем подводились итоги хозяйственной деятельности, чествовались победители социалистического соревнования, вручались правительственные награды, а также медали активистам Общества венгеро-советской дружбы.

Успехи тружеников города и района ярко отразила выставка в честь 25-летия освобождения города, на которую нас пригласили первый секретарь горкома ВСРП Вандур Ласло и председатель горисполкома Мозус Поль. А вечером состоялся общегородской митинг, посвященный дню освобождения. Участники митинга с чувством сердечной благодарности говорили о советском народе и его Вооруженных Силах, освободивших Венгрию от гитлеровского фашизма.

Затем состоялся большой концерт. Хор студентов и учеников [273] исполнил революционные и патриотические песни. Участники художественной самодеятельности читали стихи современных венгерских поэтов: Д. Ийнеша — «Плуг идет», Л. Веньямина — «Под красным знаменем», Г. Гараи — «Открытие нового этапа»... Приятной неожиданностью для меня прозвучали стихи украинского поэта Л. Первомайского, обращенные к Шандору Петефи.

...Я побывал на могилах боевых друзей, у памятника, воздвигнутого в честь воинов-освободителей, павших в боях. Вместе со вторым секретарем горкома партии Мотеи Изефом и местным журналистом Тимором Эде возложили к подножию памятника цветы.

Память о днях освобождения, об освободителях поистине священна. Заботливо ухожены могилы воинов, на каждой из них цветы. Памятник погибшим советским воинам, воздвигнутый сразу после войны, теперь несколько перестроен. Окаймленный красивым сквером, он стал еще более величественным. Неузнаваема и бывшая торговая площадь, где он расположен. Любовь и забота народа, цветы и зелень охраняют покой и славу воинов, отдавших жизнь за свободу советского и венгерского пародов.

На бетоне памятника, как и 25 лет назад, имена знакомых мне людей:

Гвардии майор Любимов Н. А. — 1907 г. — 3.4.1945 г.

Коммунист Николай Андреевич Любимов до войны окончил Новочеркасский институт, работал инженером-строителем. Потом Родина позвала его на защиту своих границ. В должности политработника воевал на Халхин-Голе. Затем Великая Отечественная война... За войну четыре раза ранен... Последнее, пятое, стоило жизни. Тогда он, заместитель командира 956-го стрелкового полка, направлял действия батальона при прорыве обороны противника западнее города Надьканижа.

Майор Палкин П. В. — 1918 г. — 4.4.1945 г.

Уроженец Урала, Петр Васильевич Палкин командовал 2-м батальоном 32-й танковой бригады. Сражался с врагом исключительно храбро, как и подобает подлинному патриоту и интернационалисту. Смерть настигла его в жестоком бога на последних метрах венгерской земли при освобождении нефтяного района.

Гв. мл. лейтенант Никифоров В. А. — 1925 г. — 20.4. 1945 г.

Борис Анатольевич Никифоров, молодой коммунист, в прошлом рабочий паренек из Новочеркасска, лишь в конце войны стал офицером. Командовал стрелковым взводом в [274] 956-м стрелковом полку. Он отдал свою молодую жизнь в боях за западную часть города Надьканижа, что за каналом Принципалис.

Красноармеец Кирик И. Я. — 1925 г. — 1.4.1945 г.

Иван Яковлевич Кирик, в прошлом житель маленького города со странным названием — Французское Одесской области, пришел в армию после освобождения его родного края. Освоил нелегкую профессию наводчика противотанкового ружья и всякий раз выходил победителем в борьбе со стальными чудовищами врага.

Красноармеец Ромашкова Т. А. — 1926 г. — 1.4,1945 г.

Медсестра Тамара Андреевна Ромашкова к моменту гибели стала сержантом. Но записи в красноармейской книжке, очевидно, об этом не было, похоронили рядовой. Она отдала свою жизнь, спасая других.

И еще 27 фамилий.

За каждой строчкой, высеченной на бетоне, под каждой из многочисленных каменных плит, и тут, вокруг памятника, и на воинском городском кладбище — жестоко оборванная войной жизнь советского воина, который принес на алтарь победы самое дорогое — свою жизнь, отдал ее за то, чтобы счастливо жили его близкце на Родине и дотоле далекие и незнакомые ему люди в Венгрии, за то, чтобы был мир на земле.

Память о героях-интернационалистах переживет века.

Дальше