Университеты войны

В тот вечер в землянке комдива мы задержались дольше обычного. Близилась уж полночь. Были обговорены все вопросы, которые предстояло решать на следующий день. Но реплика начальника штаба В. А. Сенкевича вызвала у всех нас желание подискутировать.

— Недавно я вспомнил, — сказал Василий Адамович, — полное сарказма высказывание одного английского политического деятеля о том, что Англия всегда успешно готовилась к прошлой войне. И грешным делом подумал: это положение в какой-то мере относится не только к Англии... Чему и как учили мы командиров полков, батальонов?

Сенкевич был опытным штабистом. Но с его суждением относительно предвоенной подготовки командных кадров нельзя было согласиться. Ведь мы уже тогда учитывали природу современного боя.

— Наше понимание характера операции и боя в основе своей было правильным, — резонно заметил генерал М. Н. Клешнии, — и это тем более очевидно теперь, после разгрома немцев под Москвой. Нам ли сетовать, особенно после перестройки на опыте советско-финляндской войны, на подготовку командно-начальствующего состава! Конечно, не все наши выводы из опыта прошлого и не все прогнозы на будущее бесспорны. И все же готовились мы не к прошлой войне, а к настоящей. Другое дело, что нам сейчас приходится доучиваться, а многим и учиться заново. Но это закономерно. В аудиториях и на учебных полях закладывается только фундамент знаний. Только фундамент, — повторил комдив. — И лишь война способна проверить их истинную цену и поднять до уровня полного совершенства. Поэтому и [70] не все, кто успевал за партой, способны отличиться в бою... Вспомните примеры Скобелева и Куропаткина! Победа дается прежде всего тому, кто лучше усваивает уроки боев.

Речь зашла о массовом выдвижении командных кадров, которым надо учиться и учиться. Комдив, в частности, сослался на такой пример: опытного, с довоенным стажем, командира 580-го полка подполковника Ефремова сменил вчерашний командир батальона Еремин, которого в свою очередь заменил командир роты. Короче говоря, сразу на двух должностях выдвиженцы. Обоим надо осваивать новый уровень знаний, приобретать опыт. В низовых звеньях выдвижений еще больше...

— Конечно, — добавил комдив, — благодаря культурной революции люди у нас грамотные, особенно молодежь, и это облегчает подготовку командно-политических кадров.

— Да, это правильно, — согласился Сенкевич.

Разговор еще какое-то время продолжался, но острота его спала. Главное было уже сказано.

Утром следующего дня я рассказал работникам политотдела о содержании беседы в землянке комдива.

— Быть может, стоит проанализировать состав командных кадров дивизии, а также изучить организацию учебы, — подал мысль И. Ф. Ивашкин.

Что ж, идея интересная.

Вместе с отделением командных кадров мы провели соответствующую работу. И вот какой оказалась картина.

К началу апреля 1942 года в 595-м стрелковом полку только один командир роты прослужил здесь около полугода. 70 процентов командиров рот и 60 процентов командиров взводов находятся в полку меньше трех месяцев. При этом общий командный стаж у половины командиров рот не превышает полугода, а у большинства командиров взводов — трех месяцев.

Из 627 командиров, имевшихся в дивизии, 164 были выдвинуты из красноармейцев и младших командиров за последние три месяца. Каждые два из трех командиров взводов и каждый второй командир роты в недалеком прошлом были командирами отделений или красноармейцами. В их числе — ротные командиры В. И. Закоп, И. Ф. Егоров, И. В. Аверьянов, А. И. Мазокин, взводные командиры А. Ф. Павлюк, М. Я. Кондрашенко, Ф. И. Воронин. Многим после окончания краткосрочных армейских курсов было присвоено звание младших лейтенантов.

Примерно такое же положение было и с политсоставом. Почти все комиссары батальонов, дивизионов и батарей, [71] политруки рот и отдельных взводов были выдвиженцами из наиболее грамотных и отличившихся в боях заместителей политруков, парторгов и комсоргов подразделений, то есть из красноармейцев и младших командиров. 19 человек были выдвинуты на политработу в течение последних трех месяцев. Только комиссар 523-го полка батальонный комиссар А. А. Кощеев имел высшее образование — окончил Военно-политическую академию имени В. И. Ленина.

А как обстояло дело с младшими командирами? Известно, что младший командир — ближайший начальник бойцов и одновременно их друг, наставник и воспитатель. В мирное время он, как правило, являлся сверстником своих подчиненных. Ну а в годы войны солдаты часто годились своим командирам в отцы. Вспоминается не лишенный комизма случай. Как-то едем мы с командиром дивизии на лошадях. Догоняем незнакомых нам солдат. Генерал М. Н. Клешнин обращается к ним:

— Ну, как дела, сынки?

— Дела-то в общем хороши, — ответил один из них, — скоро, говорят, фашистов погоним. А в сынки я вам, пожалуй, не гожусь. Постарше буду.

Мой спутник смутился и в дальнейшем в обращении был осмотрительнее.

Младшие командиры были резервом для выдвижения. Нередко они становились командирами взводов или рот без приказа: их назначал на должность бой. Когда из строя выбывал офицер, подразделение возглавлял сержант или даже рядовой.

Помнится сержант Н. И. Великотский. К моменту нашего знакомства на его счету было около двух десятков истребленных гитлеровцев. Перед боем его приняли кандидатом в члены партии, а в бою, когда ранили командира, он, не задумываясь, взял на себя командование взводом и возглавил атаку. Со временем ему присвоили офицерское звание, и он успешно командовал ротой.

Ничуть не умаляя роли всех других категорий командного состава, младших командиров хочется назвать фундаментом армии. Подбирались они из красноармейцев, как правило, прошедших испытания в боях. Работники политотдела и комиссары полков читали для них лекции и доклады на политические темы, а также по методике воспитательной работы. Мы заботились об укреплении среди младших командиров партийной прослойки, о вовлечении их в активную жизнь, следили, чтобы им вовремя присваивались воинские [72] звания. А вот общекомандирская подготовка многих сержантов оставляла желать лучшего.

Итак, проблема военной учебы командных кадров была крайне важной и актуальной. К сожалению, не сразу мы поняли ее остроту — подсказал приказ Народного комиссара обороны. Проанализировав состояние подготовки командиров и политработников в свете задач, вытекающих из приказа, я доложил выводы командиру и комиссару дивизии.

— Недостаточное внимание к учебе — наша беда, — сказал командир. — Я тоже много думал над этим. Надо организовать планомерные занятия.

Первые шаги в этом направлении были предприняты уже в апреле. Но по-настоящему учеба была развернута лишь после приказа Народного комиссара обороны № 130 от 1 мая 1942 года. Приказ потребовал: «Учиться военному делу, учиться настойчиво, изучить в совершенстве свое оружие, стать мастерами своего дела и научиться, таким образом, бить врага наверняка».

...Стать мастерами своего дела... научиться бить врага наверняка — таков был призыв партии, продиктованный самой жизнью.

По этому вопросу предстояло провести партийные собрания.

— Давай, Наумыч, только не спеши, по-настоящему их надо подготовить, — напутствовал комиссар дивизии.

Мы проинструктировали комиссаров и секретарей парторганизаций. В полках провели заседания партийных бюро, на которые были приглашены парторги рот и батарей. С коммунистами, со всеми категориями личного состава организовали изучение приказа Наркома. По всему чувствовалось, члены партии понимали важность задачи, высказывали критические замечания и предложения, своего рода наказы делегатам, избранным на собрания первичных (полковых) партийных организаций.

И собрания прошли весьма активно, по-деловому. В 523-м стрелковом полку, например, из 28 делегатов, представляющих ротные организации, выступило 12. Коммунисты критиковали недостатки как в проведении боевых действий, так и в боевой подготовке, воспитательной работе, предлагали пути их устранения.

Так, командир взвода коммунист Бугаевский обратил внимание на факты, когда боевые задачи на наступление ротам и взводам ставились лишь в последний момент. В итоге не оставалось времени ни на организацию боя, ни на подготовку личного состава. В ходе наступления не всегда достигалось [73] сочетание огня артиллерии и движения пехоты. Коммунист Амерьян поставил вопрос о необходимости большей взаимозаменяемости в расчетах, высказал предложение об организации систематических тренировок.

В работе партийных собраний приняли активное участие командир и комиссар дивизии, работники политотдела, руководители штаба и служб. Критические замечания и предложения коммунистов обсуждались затем на совещании у командира дивизии. По многим вопросам он тут же принял соответствующие решения. В частности, было решено выделять на учебу не менее четырех часов в день, пока условия благоприятствовали. От всех командиров генерал потребовал личного примера в совершенствовании военных знаний. И сам же показал пример оперативности: на следующий день провел занятия с командирами полков, а потом и батальонов. Темами его занятий были «Управление полком (батальоном) в наступательном бою» и «Организация обороны стрелковым полком (батальоном)». Так было положено начало планомерной учебе комсостава дивизии.

Командиры постигали тактику обходов и охватов, способы преодоления заграждений в условиях лесисто-болотистой местности, маневр на поле боя, закрепление захваченных рубежей. Начальник штаба дивизии возглавил учебные занятия в группе начальников штабов.

Понятно, что изучение теоретических положений сочеталось с анализом боевого опыта, с разбором действий войск. На учебных занятиях широко использовались уставы и наставления, материалы периодической печати. Командир 580-го полка майор И. Н. Еремин, например, при подготовке занятия на тему «Полностью использовать мощь оружия пехоты» изучил не только требования официальных документов, но и передовую статью по этому вопросу газеты «Красная звезда», статьи «Инициатива командира в бою», «Честь командира».

Одной из форм учебы были критические разборы боевых действий частей и подразделений, творческое изучение и обобщение боевого опыта. Обстоятельному анализу, в частности, подверглись действия частей и подразделений дивизии в оборонительном бою 9 февраля. Уроки этого боя, как и ряда наступательных боев, были изложены в специальном приказе, в подготовке которого принимал участие и политический отдел. В приказе наряду с положительными примерами отмечались и недостатки: увлечение постановкой задач по карте вместо того, чтобы это делать после тщательной [74] рекогносцировки на местности; слабая организация разведки и взаимодействия; недостаточное знание противника.

Должен подчеркнуть, что обеспечение совершенствования боевого мастерства личного состава, повышения тактической, огневой и специальной подготовки командных кадров являлось одной из важных задач политорганов и партийных организаций на протяжении всей войны. И чем лучше мы учились, тем успешнее воевали. Большое значение имела пьеса А. Корнейчука «Фронт», опубликованная в «Правде» в начале 1943 года. Критика горловых, призыв учиться у жизни, развивать чувство нового — все это оставило глубокий след в сознании каждого командира и политработника.

* * *

— Наумыч, вы смотрели кинофильм «Суворов», — как-то спросил меня генерал-майор М. Н. Клешнин. — Помните, как в трудный час альпийского перехода великий полководец собрал на совет ветеранов?

— Конечно, — ответил я, все еще не понимая, почему комдив вдруг интересуется далеким прошлым.

— Думаю, и нам следует заняться ветеранами.

Комдив в общем-то был прав, хотя нельзя сказать, что мы раньше не занимались ими вовсе.

Я напомнил, что в День Красной Армии во всех полках были проведены слеты бывалых воинов. В 523-м полку на слете присутствовало 80 человек. Ветераны с интересом прослушали доклад комиссара полка о 24-й годовщине Красной Армии, затем выступил командир полка В. И. Калмыков, поздравивший бывалых воинов с праздником. Участники слета заверили командование, что каждый из них будет еще лучше работать и воевать. Слет этот, запомнившийся ветеранам, завершился праздничным обедом и демонстрацией кинофильма.

— Это мне известно, — ответил комдив. — Но встречаться с ветеранами надо не только по праздникам, а главное — не сводить все дело к слетам. Тут нужна повседневная работа, и ею должны заниматься все — от командира взвода до политического отдела и командира дивизии. Ведь бывалые воины обладают большим влиянием на красноармейцев. А в минуту опасности они, сохраняя хладнокровие, служат камертоном для всех остальных.

Начали с учета. Выяснили, как знают бывалых воинов в полках и батальонах. Картина оказалась неприглядной.

— Трудно говорить о работе с людьми, которых по-настоящему [75] даже не знаем, — с укором заметил комиссар дивизии, когда я доложил о взятых на учет ветеранах.

В дивизии их насчитывалось к тому времени свыше 550 человек. Многие из них побывали в госпиталях, залечив там раны, имели на своем счету уничтоженных врагов. Среди ветеранов встречались и те, кто уже был удостоен наград Родины. На первых порах мы ознакомили бывалых воинов с приказом Наркома обороны, обсудили с ними задачи по пропаганде армейских боевых традиций, опыта боев.

В последующем работа с ветеранами стала правилом. С ними советовались командиры взводов и рот, на полковых слетах обсуждались задачи по воспитанию молодого пополнения. В планах — от политрука роты до политотдела дивизии — появился специальный раздел: «Работа с боевым активом».

Бывалые воины были хорошими помощниками командиров и политработников в решении многих задач, особенно в индивидуальном обучении и воспитании молодых красноармейцев. Благодаря усилиям ветеранов мы добились полной взаимозаменяемости в орудийных, минометных и пулеметных расчетах, в подготовке смелых и умелых стрелков, разведчиков и саперов.

21 мая 1942 года Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР были учреждены нагрудные знаки для бойцов и младших командиров, отлично владеющих своим оружием: «Отличный артиллерист», «Снайпер», «Отличный пулеметчик», «Отличный минометчик»... Право награждения знаками вначале было предоставлено командирам соединений, а затем его получили и командиры полков. Используя все формы агитационно-пропагандистской работы, мы постарались широко разъяснить Указ личному составу.

В числе первых почетные знаки получили бывалые воины — снайперы старшина Ж. Тулаев, красноармейцы М. Д. Андросенко и Б. Н. Дамдинов, сержант И. В. Бронников, пулеметчик ефрейтор С. В. Пономарев, Приказ о награждении знаками был опубликован в дивизионной газете. В то время число воинов дивизии, удостоенных орденов и медалей, было невелико. Естественно, что знак отличника боевой профессии много значил, и воины старались завоевать право на его получение. И это положительно сказывалось на повышении уровня боевого мастерства личного состава.

* * *

— Поиск опять провалили! — с раздражением сказал командир дивизии, едва я переступил порог его землянки. [76]

Легко было понять настроение генерал-майора М. Н. Клешнина, как и смущение находившихся тут же начальника штаба дивизии подполковника С. С. Сенина (он сменил на этом посту полковника Сенкевича, переведенного на другую работу) и начальника разведки майора А. И. Нетунаева.

Дивизия продолжительное время не имела пленных, и потому мы мало знали о группировке и замыслах противника. Нас справедливо упрекал в этом командующий армией. И вот очередной поиск снова оказался неудачным. Казалось, сделано было все возможное: удачно выбраны участок и направление разведки, до деталей изучены передний край обороны противника, расположение его огневых точек и заграждений, режим постов, четко продуман план действий разведчиков.

Начало поиска шло успешно. Разведчики преодолели проволочные заграждения и минное поле противника, вплотную подошли к его боевому охранению. Здесь еще раз уточнили места расположения часовых и план своих действий. Но когда до ближайшего часового оставалось метров 25–30, тот, или услышав шорох, или просто для острастки, вдруг выстрелил. Вообще-то фашисты часто и без повода палили в темноте. Тут бы разведчикам притаиться и выждать. Однако у кого-то из них не выдержали нервы — в часового полетела граната. На взрыв прибежали несколько гитлеровцев, их, как и часового, уничтожили. Но стрельба привлекла внимание. Пришлось отойти. Так разведчики и вернулись без «языка».

— Что будем дальше делать? — уже спокойно спрашивал командир дивизии начальника штаба и меня.

От волнения смуглое лицо подполковника Сенина покрылось испариной. Он не находил слов ни для оправдания, ни для объяснения случившегося. Но попытку подчиненного переложить в запальчивости вину на других он тоже отверг.

— Я думаю, Михаил Никитич, — вмешался находившийся в землянке комиссар дивизии Я. Г. Поляков, — что спор этот ничего не даст. Ясно, что и штабу, и политотделу следует лучше заниматься подбором, обучением и воспитанием разведчиков.

Комиссар предложил еще раз пересмотреть состав разведывательных подразделений. Профессия разведчика, подчеркнул он, — особая, и не каждый может им стать. Тут нужны не только смелость, инициатива и находчивость, но и крепкие нервы, железная выдержка. А разве все у нас такие? [77]

Комиссара поддержал командир. Он напомнил требования устава о том, что разведкой должны заниматься все, но в первую очередь — штаб.

— Надо лучше готовить каждый поиск. Конечно, случайности не исключены, но их будет тем меньше, чем тщательнее будем отбирать и готовить как всю группу в целом, так и каждого разведчика в отдельности.

В тот же вечер я встретился с комиссаром штаба А. Н. Даниловым. Мы наметили меры по укреплению партийных и комсомольских организаций в рааведподразделениях и усилению воспитательной работы с разведчиками. Должен признать, что до сих пор этими вопросами в политотделе почти монопольно занимался один человек — инструктор по работе среди войск противника политрук Л. И. Зильберг, что, конечно, неправильно. Человек он трудолюбивый, но справиться полностью с этим, естественно, не мог.

На следующий день, с утра, вместе с Зильбергом и старшим политруком Шевчуком мы отправились в разведроту дивизии. Комиссар Я. Г. Поляков и работник политотдела старший политрук М. М. Мамедов поехали в разведвзводы стрелковых полков.

Командир роты разведки капитан Л. Е. Иванов и комиссар старший политрук А. В. Филиппов встретили нас весьма сдержанно. От нас, видно, ждали они лишь новых упреков. А наша цель состояла в том, чтобы вместе с ними не только разобраться в причинах неудачи ночного поиска, но и продумать меры по коренному улучшению учебной и партийно-политической работы в роте.

Руководители разведроты еще были под впечатлением событий минувшей ночи и немало удивились, когда мы попросили рассказать о системе боевой учебы и показать расписание занятий. Их лица выражали недоумение: дескать, это не полковая школа, а рота. Какую еще плановую учебу от нас требуют? Идет война, и наше дело — брать пленных, а не сидеть за партой.

Состав роты в целом отвечал своему назначению. За небольшим исключением, это были молодые, физически крепкие, храбрые и опытные воины. Многие прошли хорошую школу боевой и политической подготовки в кадровых частях еще до войны. Командиры взводов и отделений, как правило воспитанники роты, выдвинуты на эти должности из числа отличившихся в боях красноармейцев и младших командиров. Командир и комиссар роты явно гордились каждым разведчиком. И не вдруг согласились с нашими выводами о том, что некоторые задачи по разведке не были [78] выполнены вследствие непонимания изменившихся условий боевой обстановки, незнания всех тонкостей расположения и жизни противника, недостаточной выдержки отдельных бойцов, их слабой дисциплины. В действиях разведчиков наблюдался шаблон, при подготовке поисков не разрабатывались возможные варианты.

В период наступления эти пробелы восполнялись дерзостью и отвагой разведчиков. Но теперь, в условиях обороны, когда противник создал систему плотного огня и заграждений, одной храбрости мало. Нужны высокое искусство, хитрость. Нужно лучше знать повадки противника, его тактику.

Из бесед с комиссаром, парторгом и коммунистами стали ясны недостатки в партийно-политической работе и в морально-психологической подготовке воинов. На партийных собраниях рассматривались лишь в общей форме вопросы боевой деятельности подразделения. Слабо учитывались конкретные задачи роты и каждого воина в отдельности, не уделялось должного внимания воспитанию гордости за профессию разведчика, недостаточно велась индивидуальная работа. Коммунистам не всегда давали персональные задания при решении боевых задач.

Выяснилось также, что на подготовку разведчиков к выходу в тыл противника выделяли мало времени. Командир и комиссар подробно не анализировали действия поисковых групп.

Своими соображениями мы поделились с командирами, а затем на собрании коммунистов роты и на комсомольском собрании. Обсуждение проходило бурно. Люди говорили о пробелах в организации поисков, вносили предложения по их улучшению.

Командующий армией торопил с поиском. Действительно, «язык» нужен был до зарезу. Вместе с тем действовать надо было наверняка: новая неудача могла подорвать у разведчиков уверенность в своих силах, в возможность брать пленных в условиях обороны. И мы попросили командующего дать максимально возможное время для подготовки поиска. Командующий согласился, но потребовал при этом, чтобы на сей раз «язык» непременно был взят.

Местом поиска по предложению начальника разведки выбрали болотистый район на правом фланге дивизии. Болото противник считал непроходимым и меньше всего ожидал тут появления нашей разведки. Тщательно подобрали состав группы. В нее включили смелых и опытных разведчиков, в том числе лейтенанта Д. Т. Хлебникова, старшего [79] сержанта К. А. Пахомова, сержантов С. А. Котляра и Г. М. Засыпкина, красноармейцев В. П. Сорокина, М. М. Чуракова, В. М. Хромовских, А. Т. Федорова, И. Л. Литвина, М. С. Гаврилина и К. М. Степанова, Возглавить группу вызвался командир взвода Яков Маркович Устюжанин, незадолго до этого принятый кандидатом в члены партии и получивший звание младшего лейтенанта.

Устюжанин родился в семье крестьянина Новосибирской области. До войны был пограничником, прошел хорошую школу боевой выучки и имел немалый опыт ведения разведки. Внешне он не производил впечатления силача — ниже среднего роста, щупленький. Однако сибирская закалка и довоенная служба на границе, очевидно, помогли ему выработать выносливость, отвагу, сделали его крепким не только в моральном, но и в физическом отношении. В период январских наступательных боев Устюжанин не раз возглавлял разведгруппы, которые проникали в тыл противника и приводили пленных. Он умел сохранять самообладание и находил разумный выход из любого положения. И еще одно: солдатский девиз «Сам погибай, а товарища выручай» был законом его жизни. Если прибавить к этому оптимизм и веселый нрав Устюжанина, то станет понятно, почему он стал любимцем роты.

Были созданы две подгруппы прикрытия и одна — захвата. Подгруппу захвата возглавил коммунист, опытный и смелый воин старший сержант Пахомов. Тщательно разработали план действий, изучили местность и расположение противника — сначала по карте, а затем, по мере возможности, путем наблюдения. Задачи и способы действий отрабатывали с каждой подгруппой, а потом и с каждым разведчиком. Провели несколько тренировок.

Накануне поиска состоялось партийное собрание, посвященное задачам коммунистов в предстоящем поиске. Выступая на собрании, командир группы Устюжанин сказал: «Мы получили ответственное задание командования — захватить контрольного пленного. Заверяю парторганизацию, что доверие разведчики оправдают. Без «языка» не вернемся».

Собрание явилось венцом всей подготовки. Прошло оно, я бы сказал, не только по-деловому, но и с какой-то приподнятостью.

В 2 часа ночи 16 мая, соблюдая все меры предосторожности, группа переправилась на лодке через Полисть. От реки к месту засады необходимо было пройти около четырех километров по болоту. К пяти часам утра разведчики, [80] усталые и промокшие, вышли на дорогу Отвидно — Медведно, где и устроили засаду. От мокрого обмундирования и утренней прохлады пробирал озноб. Но любое движение могло выдать разведчиков, и они набрались терпения.

Около 11 часов на дороге появилась колонна гитлеровцев. 40 вражеских солдат во главе с унтер-офицером беспечно шагали в направлении деревни Отвидно. Позади них, метрах в 25–30, шла группа поменьше, а в 150–200 метрах — совсем небольшая.

Было решено атаковать первые две группы одновременно. И вот уже по цепи передан сигнал «Приготовиться!». А когда фашисты подошли совсем близко, по команде Устюжанина разведчики с трех сторон открыли автоматный огонь. Младший лейтенант вместе с бойцами прикрытия вел бой с первой вражеской группой. Сержант Котляр и его бойцы врезались между двумя группами противника и, не дав им опомниться, в упор расстреливали оторопевших гитлеровцев. В шуме стрельбы изредка был слышен мощный бас Литвина с характерным украинским акцентом: «Земли русской захотели, гады? Получайте!»

Старший сержант Пахомов потом рассказывал:

— Я тоже вначале открыл огонь с места и несколько увлекся, но тут же опомнился, ведь моя цель — захват пленного. Командую своим товарищам: «Вперед!» Вместе с Гаврилиным, Федоровым и Чураковым выскакиваем на дорогу и начинаем искать подходящего фрица. Видим — унтер поднял руки. Хватаем его за шиворот, тащим с дороги... Бой продолжался всего три-четыре минуты, но был очень жестоким. На дороге осталось более пятидесяти трупов гитлеровцев.

После захвата пленного главная задача состояла в том, чтобы доставить его в полной сохранности в штаб дивизии. Между тем, находясь в расположении врага и имея впереди водный рубеж, сделать это было непросто. Преимущество внезапности, которым владели разведчики вначале, было исчерпано: третья группа гитлеровцев приближалась к месту схватки в полной готовности. Шум привлек внимание противника на многие километры вокруг. Не исключалась возможность появления его новых сил. Это могло втянуть разведчиков в неравный, затяжной бой. Необходимо было спешить с отправкой пленного.

Устюжанин принял смелое, но опасное для себя решение: отправить всех разведчиков с пленным в расположение дивизии, а самому задержать наседавшего врага. Отдав приказ об отходе к реке, сам он, прячась за кустарник и [81] перебегая с места на место, продолжал вести огонь по противнику.

Гитлеровцы, шедшие в голове колонны, залегли. Задние замедлили шаг. Некоторые начали обходить смельчака.

К этому времени Устюжанин израсходовал два диска патронов. Немного оставалось и в третьем — последнем. Выстрелы его автомата все реже и реже доносились до разведчиков, отходивших к реке. Наконец гитлеровцы сообразили, что сдерживает их лишь один человек, и бросились вдогонку за разведчиками. Но было поздно. Наши воины вместе с пленным уже переправлялись через реку. Взрывы гранат и наступившая затем тишина означали конец неравного боя, ставшего последним в жизни молодого командира, коммуниста Якова Марковича Устюжанина...

Всех участников поиска представили к наградам, а проявившего безграничное мужество и высокий патриотизм Якова Марковича Устюжанина — к званию Героя Советского Союза, которое ему было присвоено посмертно в августе 1942 года.

Разведка, как принято говорить, — глаза и уши командира, и ведется она непрерывно. Мы сразу же начали подготовку новой группы, которую возглавил лейтенант Д. Т. Хлебников. В группу, насчитывавшую 15 человек, вошли и те, кто участвовал в прежнем поиске.

Разведчики проникли в тыл противника снова через речку и болото. Засаду на дороге, ведущей к деревне Мирогоща, они устроили еще до рассвета. Часов около 10 появился мотоциклист с двумя пассажирами. Как установлено позже, в коляске мотоцикла ехал казначей с деньгами и документами. Уничтожив в коротком бою двух гитлеровцев, разведчики с пленным, деньгами и документами начали отходить к реке. Однако стрельба привлекла внимание гарнизона противника, и группа гитлеровцев поспешила на выручку. Пришлось принять огневой бой, в котором были уничтожены еще несколько гитлеровцев. Разведчики вернулись в часть без потерь с ценными сведениями и «языком».

В ходе этого поиска мужество и сноровку проявил воспитанник роты, четырнадцатилетний школьник Геннадий Дроздов.

Появился он в дивизии еще осенью 1941 года в деревне Суслово Старорусского района. По-детски непосредственный и ласковый, он вместе с тем был не по возрасту серьезным и рассудительным. Одним Гена напоминал сына, другим, — младшего брата, все его любили и в меру фронтовых [82] возможностей берегли. Но парнишка рвался в бой и добился своего. Вначале он выполнял задания в тайне от начальства и при менее опасных ситуациях, а потом как смелого и находчивого стали брать его в разведку.

При первой встрече с Геной мне вспомнилась картина Делакруа «Франция на баррикадах»: уличный мальчишка с большими черными глазами рядом с героизированной женщиной, символизирующей революцию и свободу. И вспомнился образ боевого, уверенного в себе Гавроша из знакомого всем романа Виктора Гюго «Отверженные», вихрем носившегося вдоль баррикады с полной сумкой патронов. И хотя голову нашего героя вместо копны темных волос под фригийским колпаком украшали коротко стриженные светло-русые волосы и солдатская пилотка с пятиконечной звездочкой, у них было и что-то общее. Они были сынами народа. Их глаза одинаково горели ненавистью к врагам революции, верой в ее победу.

Узнав об участии Дроздова в опасном бою, я позвонил комиссару разведроты и выразил недовольство. В ответ услышал: «Не мог отказать в настоятельной просьбе».

Вспоминается другой подросток — Толя Петров, 15-летний боец из батальона связи.

...Это было осенью 1941 года. Вдали, у горизонта, горел Новгород. Над деревней Ушерская кружили фашистские самолеты, взрывались бомбы. Толя не мог больше оставаться дома. Мать заплакала и все же благословила.

«Иди, сынок, — сказала она, — отомсти фашистам за дядю Колю, за нашу деревню». Дядю Колю немцы накануне повесили в Шимске на глазах у земляков. И Толя пошел на фронт. Его не принимали в сражающийся полк — молод, но в батальоне связи, находившемся в ближайшем тылу, приютили. Смышленый мальчишка стал со временем хорошим связистом и неоднократно проявлял бесстрашие и сноровку в бою.

Что приводило сотни и тысячи мальчишек в ряды бойцов? Романтика? Отчасти да! Но только ли она и где ее истоки? Вряд ли без опоры на что-то более значительное способны ребята стойко и уверенно, а главное, постоянно преодолевать трудности, терпеть лишения, опасности и не легкие не только для их возраста испытания. Этим «что-то» является освободительный, народный характер борьбы, в которой они участвовали. Нет ни Гаврошей, ни Генок в войсках захватчиков и поработителей!

Светлые цели свободы и справедливости воспламеняли души подростков, их отзывчивые на все хорошее сердца, [83] вели на тяжелую и опасную борьбу, наделяя недетской стойкостью и самоотверженностью.

Но вернемся к повествованию о разведчиках.

Регулярная учеба и тщательная подготовка каждого поиска стали хорошим правилом. Росло мужество и мастерство командиров и рядовых разведчиков. В разведроте дивизии и разведвзводах полков окрепли партийные организации. Все это принесло плоды. Командование дивизии, политотдел не упускали случая побеседовать с коммунистами, поощрить разведчиков за успех, внимательно анализировали каждый поиск, причины неудач.

Вслед за группой Хлебникова в июне 1942 года пленных взяли группы И. Н. Михайлова, И. С. Мухина и Ф. П. Шияна.

Из полковых разведчиков первой добилась успеха группа старшего сержанта Кулькова. В ее составе были комсомольцы Андриевский, Шабалин и Кизим. Группа захватила пленного в районе Городской Слободы под Старой Руссой, Спустя некоторое время отличилась группа лейтенанта А. В. Чижа.

О наших разведчиках заговорили в других соединениях. Политический отдел армии поручил комиссару разведроты А. В. Филиппову выступить с докладом об опыте своей роты на армейском совещании политработников разведчастей и подразделений. Вскоре армейская газета «Мужество» в качестве примера привела действия разведроты нашей дивизии.

«Не случайно, — сообщалось в передовой статье, — заслуженной славой пользуется подразделение, где командиром старший лейтенант Иванов. Большая часть его разведчиков действует умело, и они удостоены правительственных наград. Из их среды вышли такие мастера разведки, как младший лейтенант Устюжанин, красноармеец Василий Сорокин, лейтенанты И. С. Мухин, Д. Т. Хлебников и другие»{14}.

Эта оценка, выражавшая мнение командующего и политического отдела армии, радовала нас всех.

* * *

Время было за полночь. Сплошная пелена облаков отгораживала землю от сонма ночных светил. Кругом, что называется, не видно ни зги. Гитлеровцы нервничали — то и дело бросали осветительные ракеты, прошивали темноту ночи очередями трассирующих пуль. Задевая ветки, пули [84] разрывались, и тогда казалось, что стреляют со всех сторон. Изредка то там, то здесь слышались глухие гаубичные или звонкие пушечные выстрелы, ухали разрывы снарядов. Но все это казалось обычным. Отпустив поводья и доверившись лошади, способной по каким-то только ей одной известным признакам ориентироваться в темноте, я думал о разведчиках, с которыми только что расстался.

Дмитрий Хлебников, в недавнем прошлом колхозник с Северного Кавказа, Савелий Котляр, украинец, проживавший до войны в Восточной Сибири, Иван Михайлов из Башкирии, Илья Хрипунов с Урала, Игорь Тарасевич из Киева, Алексей Вагин из села Буреш Старорусского района, Константин Маслов, москвич. Все они стали теперь близкими друзьями. Общим у них было все — и «землянка в три наката», и цель жизни — защита Родины. Под воздействием возвышенной цели люди разных судеб и характеров составили боевой коллектив. И ничто не нарушит их воинского братства.

А как изменились и выросли разведчики в своем мастерстве, как возмужали и закалились. И тут сказалась не только специфика профессии, связанной с опасностью, но и возросшая роль дружного, сплоченного коллектива, который нам удалось общими усилиями сколотить. Только в коллективе, справедливо указывал Ф. Энгельс, индивид получает средства, дающие возможность всестороннего развития своих задатков...

Пришла на память горькая участь революционера-декабриста Г. С. Бартенькова. Длительное время провел он в одиночном заточении и потерял даже способность к членораздельной речи.

Да, человек не может жить в одиночку. Но группа людей — еще не коллектив, и буржуазный постулат «человек человеку волк» не такая уж бессмыслица. Разве Куприн в «Поединке» и Анри Барбюс в «Огне» не дают тому множество примеров. Какое счастье, что победа социализма в нашей стране ликвидировала объективные основы взаимной вражды людей, устранила политическое и экономическое неравенство, разрушила соты отчужденности. Вот где фундамент общности и товарищеского сотрудничества людей, куда более сильного, чем во времена запорожских казаков, о которых великий Гоголь устами одного из своих героев говорил: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей».

В условиях войны роль коллектива становилась более значительной. Тяжелые моральные и физические испытания, [85] опасности и лишения, бытовые, неурядицы, разлука с родными и близкими — все эти обстоятельства нельзя было не учитывать. Даже сильный, волевой человек чаще обычного испытывал на фронте потребность в поддержке товарищей, в дружеском участии. Люди на опыте убеждались, что чувство локтя и взаимного доверия помогает жить и бороться. Внимание и забота коллектива согревают и умножают силы. Порой одно только слово или теплый, ободряющий взгляд товарища побуждает к подвигу. Ну а в минуты слабости товарищ всегда поддержит, поможет окрепнуть духом.

* * *

В землянке меня ожидал батальонный комиссар И. Ф. Ивашкин, заместитель начальника политотдела, назначенный на эту должность после гибели И. Т. Тихонова. Он сообщил:

— Звонил полковой комиссар Хвалей...

Со Степаном Фомичем Хвалеем, начальником политотдела 27-й армии (наша дивизия в то время находилась в ее составе), я встречался не раз. Еще недавно он был комиссаром 202-й стрелковой дивизии. Все, кто с ним служил, говорили, что в бою он отличался смелостью, каким-то особым спокойствием, уверенностью. Рабочий день начпоарма длился круглые сутки, и я, не дожидаясь утра, связался с ним по телефону.

— Хочу посоветоваться с вами о разведчиках, — сказал Хвалей, выслушав мой доклад. — Редактор газеты Поповкин хвалит их. Может быть, они выступят в газете с призывом ко всем разведчикам армии повысить боевую активность? Как думаете?

Предложение делало честь дивизии, и возражать, казалось, не было оснований. И все же на какое-то время задумываюсь. Сумеем ли оправдать доверие?

Степан Фомич, повторив вопрос, добавил:

— Надеюсь, они не подведут нас?

— Не подведут, — ответил я.

Проект обращения обсудили на общем собрании личного состава роты. Вскоре оно было опубликовано в армейской газете «Мужество». Разведчики призывали «лучше изучать и знать врага, его слабые и сильные стороны», «вести счет захваченным и приведенным «языкам» подобно тому, как наши снайперы ведут счет истребленным гитлеровцам. Сами они обещали твердо следовать этим призывам. И слово свое сдержали. Они всегда были верны воинскому долгу и пользовались заслуженной славой. [86]

Как-то помощник по работе среди комсомольцев А. М. Абрамов пришел ко мне явно взволнованный.

— Что случилось? — спрашиваю его, не дожидаясь доклада.

— Плохо, товарищ начальник. В 595-м полку после боев некоторые ротные комсомольские организации распались.

Новый помощник конечно же преувеличивал. Но упрекать его за это не стоило. Назначили его к нам недавно, опыта пока он не приобрел. Абрамов был смел в бою, энергичен и настойчив в работе, а это уже означало, что со временем к нему придет и все остальное.

Однако тревога помощника не была уж совсем беспочвенной. Число комсомольцев в ротах действительно уменьшилось, так как к нам поступило пополнение старших возрастов.

Политотдел предпринял необходимые меры для укрепления в 595-м полку ротных комсомольских организаций. Но этим нельзя было ограничиться. Как поставлено дело в других полках? На должном ли уровне у нас партийное руководство комсомолом? Достаточно ли активны сами комсомольские организации? Эти и другие вопросы явились предметом обсуждения на совещании комиссаров, секретарей партийных и комсомольских организаций частей. Затем мы провели однодневный семинар комсомольских секретарей.

Упор на семинаре был сделан на обобщение положительного опыта, на совместные поиски путей улучшения работы. Фронтовая газета «За Родину» потом отметила: «Совещание и семинар прошли поучительно и принесли немалую пользу»{15}. Конечно, это было лишь начало. В последующем такие семинары стали правилом, причем готовили и проводили их все работники политотдела, а не один помощник. Вопросы комсомольской работы стали чаще обсуждаться на заседаниях партбюро и партсобраниях.

Активность комсомольских организаций заметно возросла. Члены ВЛКСМ выступали инициаторами многих патриотических начинаний и составляли, пожалуй, самую активную часть подразделений. Не случайно именно они были в числе первых наших орденоносцев. Две трети всех разведчиков, почти половина снайперов дивизии — комсомольцы. Немало комсомольцев было в расчетах орудий и минометов. Минометный расчет, возглавляемый комсомольцем Никитой Шурыгиным, в совершенстве овладел оружием. Нередко [87] минометчики по ночам выдвигались непосредственно к переднему краю, тщательно маскировались, внезапно открывали огонь и по-снайперски уничтожали врага.

По предложению комсомольцев Овчарова, Никитина, Шульги и Рябочинского в одном из полков была создана группа истребителей вражеских танков и блокировщиков дзотов. Бойцы этой группы тщательно изучили подрывные средства и приобрели навыки в использовании противотанковых ружей, гранат, бутылок с горючей смесью. Вскоре они продемонстрировали свое боевое мастерство, уничтожив фашистский дзот в районе деревни Медниково.

Повысился авторитет комсомольских организаций среди молодых воинов, что нашло выражение в притоке заявлений с просьбой о приеме в члены ВЛКСМ. Эти документы и сейчас нельзя читать без волнения. Так, Василий Башмаков, командир отделения, писал:

«...Прошу принять меня в ряды ВЛКСМ, хочу жить, а если понадобится, — и умереть комсомольцем».

Это были не просто красивые слова. Для проверки подлинности высказанных мыслей и чувств на войне требовались не годы или месяцы, а дни и даже часы. Буквально через два дня после того, как Башмаков получил комсомольский билет, его отделение выдержало тяжелый бой с двумя взводами фашистов. «Сильнее огонь, Иванов, увеличить прицел...» — звучали в шуме боя уверенные команды Башмакова. Отделение, спаянное волей командира, стойко отражало натиск врагов. Сам Башмаков уничтожил в этом бою более десятка захватчиков. Но в конце боя фашистская пуля пробила отважное сердце и комсомольский билет молодого воина. Он погиб, и его окровавленный билет стал реликвией войны. Поредевшее отделение не дрогнуло. Оно удержало свой рубеж.

Получая в марте 1942 года комсомольский билет, красноармеец С. А. Азаров сказал: «С честью оправдаю высокое звание. Буду достойным сыном Родины и членом Ленинского комсомола. Клянусь бесстрашно сражаться с врагом и показывать пример товарищам».

Искренняя взволнованность юноши глубоко тронула всех. Тем острее была боль, вызванная известием о его гибели. А дело было так. На следующий день после получения комсомольского билета Азаров добровольно пошел в разведку, цель которой — уточнить расположение пулеметных точек противника в районе Липовцы и Медниково. Первым преодолев минное поле и проволочные заграждения, он подполз к фашистскому дзоту. Но противник обнаружил [88] смельчаков и открыл огонь. Осколок вражеской мины оборвал жизнь патриота, но задача была выполнена. Артиллерийские наблюдатели, тщательно следившие за огнем врага, точно вскрыли его систему, и многие точки были затем уничтожены.

Короткий комсомольский стаж оказался и у младшего лейтенанта А. Т. Аристова. Билет № 14405450, выписанный на его имя, был погашен, не побывав в руках своего владельца. В тот день Аристов вместе с двумя бойцами — Ф. А. Хохловым и А. И. Кульковым находился в засаде, прикрывая один из участков обороны. Солнце клонилось к закату, и над речкой начал подыматься туман, когда воины заметили группу фашистов, пытавшихся проникнуть в наш тыл.

— Внимание! Драться до последнего! Огонь только по моей команде, — шепотом произнес младший лейтенант.

Темно-зеленые фигуры приближались. Стали слышны немецкие голоса, шелест кустов и хруст веток. Осталось не более 50–60 метров, когда Аристов скомандовал: «Огонь!», и дружный залп разорвал тишину. Словно скошенные, упали несколько гитлеровцев. Остальные залегли. В разгоревшейся перестрелке ранило автоматчика Хохлова.

— Ползи к нашим, доложи обстановку, — приказал ему Аристов.

Хохлов пополз, но по дороге его поразила вражеская пуля. Тем временем у Аристова и Кулькова кончились боеприпасы, замолк пулемет. В ход пошли гранаты...

Гитлеровцы, потеряв около четырех десятков солдат, вынуждены были отступить.

В этом бою геройски погиб младший лейтенант.

А. Т. Аристов был посмертно награжден орденом Ленина. Политическое управление фронта выпустило листовку, на которой герой изображен в момент броска последней гранаты.

Душой многих дел и начинаний были секретари комсомольских организаций частей Г. А. Бугаев, В. В. Павлов, Б. Д. Погребной, С. Ш. Нейман, ставший после ранения Абрамова помощником начальника политотдела по комсомольской работе. Они часто бывали в ротах и взводах, учили низовой актив практике союзной работы, своей боевой активностью, энергией и задором вдохновляли молодежь.

...Идет одна из жарких схваток. Численно превосходящие силы врага яростно атакуют жиденькую цепочку нашей обороны. Погиб командир взвода. Но вот к бойцам подползает секретарь комсомольского бюро отдельного батальона [89] Митя Шевцов, человек храбрый и весельчак. Уже одно его появление в окопе ободрило солдат.

— Давай снимем вот ту пару фрицев, а то они уж очень вырвались вперед, — обращается он к бойцу.

Одновременно целятся, стреляют и радуются успеху. И так до конца боя.

Потом и молодые, и пожилые воины о уважением отзывались о комсомольском вожаке. Нужно ли говорить, как возрос его авторитет и как прислушивались в батальоне к его слову.

Не было ни одного боя, где бы не отличались своей активностью и героизмом комсомольцы нашей дивизии.