Позывные наших сердец
Связисты повседневно пользуются позывными. Это сигналы, по которым мы опознавали радиостанции и батальоны, командиров частей и соединений. Но в жизни еще больше позывных, которые не кодировались. Это — Родина, Партия, Народ. Это — имена друзей, с которыми шел рядом в бой, с которыми делишься радостью и горестями сейчас. В труде и в возможном новом боевом испытании нет ничего для нас дороже и действеннее, чем эти позывные.
Позывные наших сердец!
Они звучат в письмах, полученных от боевых друзей после выхода в свет этой книги. Эти позывные слышишь на встречах ветеранов войны, на страницах их воспоминаний, в местах, где когда-то гремели бои...
Осенью 1974 года мне довелось побывать в Воронеже, в котором не был со времени войны. И тотчас вспомнился 1942 год, когда мы отходили по улице Плеханова, объятой огнем и горьким дымом. Предстал город перед моим мысленным взором освобожденный, израненный, со следами бомбежек, с осиротелыми домами и торчащими стенами, с битыми стеклами и кирпичом на тротуарах и мостовых... Теперь я шагал по той же улице Плеханова и по другим улицам, нарядившимся в зелень, тронутую осенним золотом и багрянцем. Повсюду новые многоэтажные [178] современные здания. Воронеж выглядел молодым, красивым.
И конечно же, я не мог не побывать в районе бывшего сторожевского плацдарма. Мы ехали по превосходному асфальтовому шоссе мимо тучных полей, живописных сел, возле которых раскинулись рощицы, образуя неповторимый русский пейзаж. Смотрел на все это оттуда, из военных лет, как на прекрасную новь и думал, что за все это стоило проливать кровь и отдавать свои жизни!
Вот и Сторожевое. Богатое село с новыми домами. Мы остановились возле грузовика, обратились к шоферу:
— Местный, сторожевский?
— Да, местный. А что?
Разговорились. Когда он узнал, что в 1942–1943 годах я здесь воевал, заметил:
— Хотя я пацаном был тогда, но помню, как село переходило то к немцам, то к нашим. Сильные были бои. А потом в село советские танки вошли. Что было!.. Фашисты здорово сопротивлялись. Один наш танк горел, горел, но все время оттуда вели огонь, и никто не вышел. У нас в селе многие помнят про этот танк. На нем еще название было написано, да не припомню какое...
Я попросил его, если он не занят, показать место гибели этого танка. Он повел нас. Подошли еще селяне. И вот я стою у пригорка, где погиб экипаж танка «Чапаев» и его командир Анатолий Журавлев. Словно телеграф четко выбил в моей памяти надпись, которую в 1942 году сделали танкисты на машине: «Экипаж этого танка оправдал доверие народа. Их имена навечно останутся в его памяти». Да, тридцать лет прошло с тех пор, а память о подвиге экипажа Журавлева живет, живет в народе и никогда не угаснет!..
Побывал в лесу, где стояла наша 116-я. Нашел следы землянки связистов — неглубокую яму, заросшую травой; по краям ее, словно часовые, вытянулись сосны...
А вот и роща Ореховая — бывший объект наших атак. [179]
Как не похожа та роща, одетая снежным покровом, ощетинившаяся вражескими стволами, на эту, с разноцветьем осенних красок, со звенящей в ушах тишиной. Какими словами рассказать о чувствах, охвативших меня и моих спутников?!
А спустя некоторое время я с понятной гордостью любовался развернувшимся гигантским строительством Старо-Оскольского электрометаллургического комбината, предусмотренным десятым пятилетним планом. Стройплощадка находится между Старым Осколом и Голофеевкой, то есть как раз на тех землях, где когда-то наша 116-я била проклятых захватчиков. Обильные всходы дает земля, политая кровью наших солдат!
Во время поездки в Воронеж я узнал новые подробности о жизни и подвиге одного из отважных офицеров нашей бригады комсомольца Николая Загорского — о нем говорилось в главе «Сторожевский плацдарм».
Красные следопыты — ученики средней школы села Вязноватовка, в бою за которую сложил голову молодой офицер, сумели раздобыть документы, собрать рассказы очевидцев подвига советского воина.
...После боя жители Вязноватовки похоронили храбреца. Документы Загорского спрятала у себя колхозница Елена Кондратьевна Сапрыкина. Когда село было освобождено, она отдала их военным, остановившимся в ее доме. Она же, Сапрыкина, сообщила ребятам имя героя и что родом он из Калининской области. Из рассказов других селян, в частности Н. Сафьянникова, И. Попова, А. Зацешшой, Д. Коновалова, выяснилось, что батарея Николая Ивановича Загорского пять часов не подпускала вражескую колонну танков к Вязноватовке.
А знают ли родные Загорского о его подвиге? Можно ли достать его биографию, фото, письма? Разослали ребята письма, запросы. И вот шаг за шагом, по крупицам собрали нужные сведения о герое.
Николай Иванович Загорский родился в деревне [180] Климово, Спировского района, Калининской области. В 1941 году окончил среднюю школу и поступил в артиллерийское училище. В аттестации выпускника училища говорится, что член ВЛКСМ с 1939 года Н. И. Загорский политически и морально высоко устойчив. Свои знания умеет передавать и отлично применять на практике. Пользуется деловым и политическим авторитетом. Дисциплинирован, инициативен, физически развит. Проявляет высокую требовательность к себе. Имеет хорошие командирские качества...
Серьезно готовил себя к грядущим боям Николай Загорский! И в бою за село Вязноватовка его способности и командирские качества раскрылись во всей полноте. По всему видно, что свою батарею Загорский подготовил отлично. Ведь ни один артиллерист не покинул своего места у орудий, несмотря на свирепый непрерывный огонь врага. Санитары уносили с позиций только тяжелораненых, остальные дрались до последнего.
Он был хорошим, заботливым сыном, регулярно писал отцу и матери. Вот его последнее письмо, которое родители получили, когда Николая уже не было в живых.
«Живу я неплохо, — писал Загорский в июле 1942 года. — Постелью для меня служит трава, крышей — любой куст. Ложусь спать — подстилаю шинель и шинелью же укрываюсь. Воздух чистый. Погода замечательная. Правда, иногда наше настроение (я же не один) портит дождик, но это не беда. Сейчас мои бойцы приводят себя в порядок, а я занялся письмом. Ребята у нас боевые. А обо мне не беспокойтесь, я не подведу...»
Память о Загорском благодарные селяне чтут и поныне. На том месте, где стояла насмерть его славная батарея, высится теперь памятник. И еще известно, что Николай Иванович Загорский посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени, и эта награда хранится у матери героя — Александры Григорьевны Загорской.
Читатель, вероятно, помнит, как у реки Ингулец бился [181] с врагами и погиб героический экипаж лейтенанта Сергея Владимировича Устинова. Бывший разведчик 68-й мехбригады нашего корпуса, а ныне журналист И. С. Чвырь, с которым у нас состоялась интересная встреча, рассказал, что художник И. Цесько написал картину «Гибель экипажа Устинова». Главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров передал ее в дар музею боевой славы красных следопытов александрийской средней школы № 12. Поиски пионеров навели на след участника того боя — Ильи Александровича Яшина, проживающего в Калужской области. Через некоторое время И. А. Яшин приехал к ребятам в Александрию и вместе с ними прошел по местам рейда танковой роты лейтенанта Леонида Алексеевича Баранникова, в составе которой действовал и его, Яшина, танк (об этом рейде рассказано в главе «Мы — александрийцы»).
Места, где прошла военная юность, где навек полегли боевые товарищи, зовут ветеранов-фронтовиков. И собираются они в путь, нередко за тысячи километров, чтобы еще раз пережить пережитое, поклониться праху своих боевых друзей, взглянуть на города и села, за которые бились с врагами. Всюду встречают ветераны любовь и уважение, хлебосольное радушие местных жителей. И это — одна из самых дорогих наград для Солдата Великой Отечественной!
В 1975 году мне посчастливилось побывать на Украине и посетить Ворошиловку, Александрию, Диковку, Машорино, Малую Виску, Марьяновку, Кировоград и другие дорогие и памятные места. Я видел цветущие города и села, которые далеко перешагнули пределы своих старых границ. Кировоград и Александрия стали крупными промышленными центрами с новыми жилыми массивами. Преобразились и села, они стали краше, уютнее. На полях день и ночь гудят трактора и комбайны. По дорогам снуют грузовые и легковые автомобили, мотоциклы. В редком доме нет телевизора или холодильника, добротной [182] мебели. Да и по внешнему виду нынешний сельский житель ничуть не отличается от горожанина. И подумалось, все это — лучший памятник воинам, отдавшим свою жизнь за их жизнь и счастье!
Захотелось мне побывать в Лелековке и найти тех добрых людей, у которых квартировал летом 1944 года. Но не помнил ни улицы, ни фамилии хозяев. Знал только, что их дом стоял у пруда и вишневый садик сбегал к воде. Пруд мы нашли, но улица была совсем иная и дома не те — без соломенных крыш. Разговорились со стариками, что сидели на скамеечке у палисадника. Вдруг я вспомнил, что хозяина звали Степаном.
— Это, кажись, Степан Чужа, — ответил один из собеседников. — Но он помер. А Евдокия Петровна — жинка его, вон в том доме живет.
И словно вспышка в памяти: да, Чужа, да, тетя Дуся. Они, они...
Стучим в калитку. Открывает старушка.
— Евдокия Петровна?
— Я.
— Помните, в войну у вас на постое был?
— Много вас тогда было... Заходи, чего стоишь, — услышал я тот самый приветливый голос женщины, с радушием готовой принять в гости любого, кто постучит в калитку. Тогда, в 1944 году, она за нами ухаживала, как мать.
Зашел. Дом тот и не тот. Была тогда русская печь, а теперь ее нет. Другая мебель. Потолки выше. В комнатах светлее. Но что-то неуловимо знакомое было в доме. И на меня все время смотрели глаза тети Дуси. Она наконец признала меня:
— Я тебя вспомнила. Лихоманкой ты болел. И телефон у тебя был, и девчата возле тебя ходили.
— Верно, Евдокия Петровна. Были и малярия, и телефон, и телефонистки...
Пришел Сергей Степанович Чужа. Сын, фронтовик. [183]
Он воевал на другом фронте. Возможно, другая мать дарила ему свою ласку, как Евдокия Петровна дарила ее мне со всей щедростью русской женщины.
В Машорино, где во время войны мы видели одно сплошное пепелище, ныне большой колхоз «Октябрь». Его председатель Александр Афанасьевич Ковтун, которому в начале войны было лишь 4 года, водил нас по богатому хозяйству, как бы отчитываясь перед нами: мол, то, что вы отстояли в жестоких боях с врагами, находится в хороших, трудолюбивых и хозяйских руках.
Недалеко от Диковского разъезда, у дороги, соединяющей Знаменку с Александрией, установлен мемориал. На площадке, выложенной плитками и обсаженной деревьями и кустами, высятся две стелы из белого мрамора. На одной — барельеф скорбящей матери-Родины, под ним надпись: «Какой ценой завоевано счастье — помните!» На другой — «8 декабря 1943 года Диковский разъезд был освобожден частями 8-го механизированного Александрийского корпуса». На служебном здании мемориальная доска с надписью: «Здесь, на Диковском разъезде Знаменского района, 7 декабря 1943 года немецко-фашистские варвары зверски замучили и сожгли 30 раненых советских воинов». Недалеко — могила с памятником.
Председатель Диковского сельского Совета народных депутатов Василий Михайлович Цыганков рассказал:
— Останки воинов, захороненных в разных местах, было решено перенести в братскую могилу в Диковке. Но жители Диковского разъезда поступили по-своему. «Это наши солдаты, — заявили диковцы. — Они погибли, освобождая нас. А потому пусть здесь и покоятся!»
Потом мы посетили братскую могилу в Диковке. Монумент солдата с суровым лицом, с обнаженной головой застыл, словно в почетном карауле. Кругом множество цветов. Здесь, в этом месте, принимают ребят в пионеры. Здесь они дают клятву всегда быть готовыми к борьбе за народное дело — дело Ленина. И их клятвенное обещание [184] звучит, будто военная присяга на верность Отчизне.
Из Малой Виски в Марьяновку и Палиевку со мной ездил секретарь райкома партии Владимир Васильевич Гуля. И не я ему, а он мне рассказывал о глубоком боевом рейде танкистов и мотострелков по тогдашним тылам врага. Он знал все до мельчайших подробностей о боях в названных населенных пунктах. Рассказ его изобиловал интересными добавлениями о том, что за послевоенные годы выросло на земле, где бились воины 8-го мехкорпуса и 116-й бригады.
В Марьяновке — совхоз, раскинувшийся на восьми с половиной тысячах гектаров плодородной земли, на которой ежегодно зреют богатые урожаи золотой пшеницы и сахарной свеклы. В совхозе новые жилые дома с центральным отоплением, газом, радио и телевизорами. Детишки бегают в школу, а дошкольники в детский комбинат, в который входят ясли и садик. Директор совхоза Александр Яковлевич Шатный водил нас по полям, показывал машинные дворы, зернохранилища, скотные дворы и тоже говорил так, словно отчитывался перед бывшими солдатами Великой Отечественной.
Я рассказал Шатному об одном вспомнившемся вдруг эпизоде. Когда наши танки вошли в Марьяновку и вышибли немцев, пришлось искать ночлег. Зашел в одну избу — там горела лампа, на столе оставалась еда, стояли початые бутылки. Вслед за мной зашел наш боец. И вдруг загремели выстрелы. Солдат упал у порога. Почему не попали в меня, офицера, до сих пор не пойму. Дом был окружен. Затаившихся гитлеровцев уничтожили гранатами и автоматными очередями.
А. Я. Шатный ответил, что место, где стояла эта хата, до сих пор не застроено. Недалеко — братская могила. Мы подошли к ней, постояли с непокрытыми головами. К нам присоединилась группа женщин. Шатный рассказал, почему мы тут стоим. И вдруг одна из них с плачем бросилась [185] мне на шею. Выяснилось, что тогда, в 1944 году, она, еще совсем маленькая девочка, оказалась рядом с тем домом. Когда мы выкуривали из избы засевших фашистов, кто-то из бойцов взял ее на руки и отнес в безопасное место, дал хлеба и сахара. Она на всю жизнь запомнила этот момент. Не я был тем солдатом. Но как сказать об этом женщине, выразившей такое искреннее чувство?!
Звучат позывные наших сердец! Они питают огонь священных чувств войскового товарищества, вспыхнувший в годы войны. Они побуждают нас искать связи с однополчанами, создавать советы ветеранов частей, съезжаться на слеты, содействовать патриотическим устремлениям школьников-следопытов, совершать с ними походы по местам боевой славы, как это сделал товарищ Яшин.
Создан Совет ветеранов и 8-го механизированного Александрийского Краснознаменного, ордена Кутузова корпуса, музей его боевой славы, хранящий реликвии тех лет, фотографии, письма, документы, вырезки и копии газетных и журнальных статей, посвященных подвигам воинов корпуса. В Совет ветеранов (возглавляет его В. Г. Ильченко) входит и Владимир Тимофеевич Федоров — бывший помощник начальника штаба нашей 116-й бригады. Ежегодно проводятся встречи ветеранов. В 1975 году на 30-летие Победы в Москву съехалось более 500 ветеранов корпуса, в том числе 91 из 116-й бригады. Во время больших сборов и других встреч однополчане с теплотой и любовью вспоминают свою часть, отдавая дань уважения товарищам по оружию, павшим за нашу Отчизну.
После выхода книги я получил много писем от однополчан. По-настоящему радует то, что многие из них до сих пор продолжают служить в Советской Армии или трудятся в народном хозяйстве. Некоторые уже на пенсии, но активно участвуют в общественной жизни. [186]
Говорят, повидаться или потолковать с земляком — все равно что побывать на родине, где все тебе напоминает о милом детстве, отрочестве, неповторимых, а потому навсегда оставшихся в памяти местах. Подобное чувство испытал и я, когда на мои позывные отозвались боевые друзья-связисты Иван Трубников, Касим Тавлыкаев, Иван Костоглод, Василий Евтушенко и многие другие.
В первом издании книги я допустил ошибку, назвав Тавлыкаева Сабиром. Он меня за это не упрекнул. Лишь дочитав его письмо до конца и увидев подпись «Касим Тавлыкаев», я обнаружил свою оплошность. И отчетливо вспомнил, что мои верные друзья, солдаты и сержанты, всегда вот таким образом, с удивительным тактом исправляли мои ошибки или подсказывали верное решение. Ведь когда меня вдруг назначили начальником связи бригады, опыта-то было маловато. Естественно, что я допускал ошибки и очень нуждался в поддержке, помощи. И мои парни охотно подставляли свои плечи как раз в тот момент, когда требовалось. Это — непреходящие ценности, которые дарит настоящая фронтовая дружба, войсковое товарищество.
Касим сообщал, что работает секретарем исполкома Хайбуллинского районного Совета народных депутатов Башкирской АССР. У него дочь и три сына. Два старших служат в Советской Армии.
Часто пишет мне Иван Павлович Костоглод, ныне прапорщик, начальник радиостанции в танковой части. К наградам, которые он заслужил во время войны — ордену Красной Звезды, двум медалям «За отвагу», медали «За боевые заслуги» и другим, прибавились награды «За воинскую доблесть. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина», «За безупречную службу» и нагрудный знак «Отличник Советской Армии».
Иван Дмитриевич Трубников написал мне из села Кшени Курской области, где он работает заместителем редактора районной газеты «За коммунистический труд». [187]
Как помнит читатель, свое боевое крещение 116-я танковая бригада получила в районе Кшени. И вот теперь один из ее воинов — Иван Трубников борется на освобожденной от врага в 1942 году земле за коммунистический труд.
Очень обрадовало меня письмо Ильи Александровича Яшина. Оно, кстати, позволило уточнить некоторые детали того рейда роты Баранникова. Помогли мне как автору в работе В. Т. Федоров и особенно — майор в отставке Я. Д. Файншмидт. Я очень им благодарен.
Интересное письмо пришло из Ленинграда от Михаила Александровича Богатенкова. Рассказав о Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи, он пишет:
«В своей книге вы даете очень высокую оценку радиостанции РСБ. Сообщаем, что ее главный конструктор Иван Степанович Рябов живет в Ленинграде. Я ему рассказал о книге «Позывные наших сердец». Ему была приятна лестная весть о его детище — «эрэсбушке»... Вам, наверное, будет интересно узнать, что эта станция вначале была сконструирована для самолетов-бомбардировщиков. А для дальних бомбардировщиков группа под руководством И. С. Рябова сконструировала рацию РСД, но ее в серию не пустили, поскольку РСБ вполне удовлетворяла требованиям дальних бомбардировщиков. Позднее станция была смонтирована на автомобилях, и ее внедрили в сухопутных войсках. РСБ действительно была великолепной рацией. Помню, мы в штабе 3-й армии в октябре 1941 года несколько суток из-под Брянска поддерживали по РСБ круглосуточно связь с Москвой...»
Чувствую, что я остался в долгу перед сослуживцами из 2-го гвардейского полка связи, который за свои большие боевые заслуги получил почетное наименование Уманского и награжден орденами Красного Знамени и Богдана Хмельницкого. Об этом мне напомнил письмом гвардии старшина Иван Струков, бывший старший радист [188] рации, начальником которой я был тогда. Там получил первую боевую награду, а главное — там меня приняли в ряды Коммунистической партии...
И очевидно, самое дорогое для авторов книг о войне то, что на их позывные откликаются те, кому, собственно, и адресованы наши книги, — молодые люди!
Вот письмо от студентов из Свердловска:
«Прочитали вашу книгу... Да, нелегкой ценой завоевана победа, но тем дороже она для нас, молодых, тем более значимой она кажется теперь, спустя 30 лет. С любовью вы рассказываете о своих боевых друзьях, с которыми плечом к плечу сражались с фашистами. Тепло и сердечно говорите вы о своем друге, нашем преподавателе политической экономии С. В. Смирнове, который командовал саперным взводом.До сих пор мы знали Сергея Викторовича как просто хорошего человека, замечательного преподавателя, глубоко знающего и любящего свой предмет, доцента, кандидата экономических наук, умеющего привить своим студентам любовь к познанию политической экономии.
Теперь же мы узнали Сергея Викторовича с другой стороны, о которой мы ничего не ведали, поскольку никто об этом, да и он сам, никогда не рассказывал нам. Мы узнали, что наш учитель в годы Великой Отечественной войны совершил со своими саперами немало славных дел, от исхода которых зависел успех боевых действий подчас всей бригады, что он имеет высокие боевые награды. Дела саперного взвода под командой С. В. Смирнова заняли видное место в летописи 116-й танковой бригады.
Читая вашу книгу, мы видели не просто героев Великой Отечественной войны, чьи имена навечно вписаны в ее славную летопись. Мы видели живых людей, которые просто и свято исполняли свой воинский долг и которых вот так обыкновенно можно встретить на улице, на предприятии, в учреждении, в студенческой аудитории. [189]
Поэтому мы считаем, что нам, учащейся молодежи, да и всем юношам и девушкам, такие книги очень нужны. Люди, о которых в них рассказывается, служат нам, не знающим войны, ярким примером, как надо любить свою Родину и ненавидеть ее врагов, как надо защищать и хранить ее честь, свободу и независимость. И пусть повсюду звучат эти позывные, находя отклик в наших молодых сердцах.
Студенты металлургического факультета Уральского политехнического института имени С. М. Кирова — И. Новикова, З. Голубева, Г. Николаев ».
К этому письму, как говорится, ни прибавить, ни убавить...
И в заключение приведу еще одно письмо. Письмо, каких, вероятно, приходят тысячи — и авторам и издательствам.
«Дорогие товарищи!Вот уже 30 лет прошло, как кончилась война, и мы, дети, родившиеся накануне ее, уже выросли, имеем свои семьи, но многие из нас не видели в лицо ушедшего на войну отца и... не вернувшегося.
Все эти тяжелые годы, начиная с того дня как отец ушел в 1942 году на фронт, мы жили с мамой. Во время войны и первые послевоенные годы она заменила нам отца. Она заменила его и на заводе, когда работали за себя и за ушедшего на фронт. Мы всегда были и будем по-сыновьи благодарны матерям, которые не растерялись, оставшись одни с малыми детьми на руках. Они вырастили нас, вывели в люди, воспитав в нас верность Родине, нашей Коммунистической партии. Мы получили должное образование. Старший мой брат работает учителем, я — в райкоме партии.
Врат мой, побывав со своими учениками на экскурсии в Москве, купил книгу «Позывные наших сердец». В ней рассказывается о подвиге рядового Василия Волкова... [190]
Нас очень волнует это известие, пришедшее к нам спустя 30 лет. Не о нашем ли отце идет речь в этих строках?
Вот мы и обращаемся к Вам с сердечной просьбой. Может быть, еще кое-что известно о рядовом Волкове Василии Максимовиче, 1907 года рождения, призванного с пункта на станции Шортанды, Акмолинской области, Казахской ССР. Отец погиб 18 сентября 1942 года возле села Юневка, Гремячинского района, Воронежской области (а события, о которых говорится в книге, происходили в том месте и времени)...
С уважением к Вам семья Волковых из села Великого Плоского, Великомихайловского района, Одесской области. Георгий Волков ».
Это письмо, пересланное мне из Военного издательства, сразу же заставило отложить все дела. Очень мне хотелось, чтобы рядовой Василий Волков, автоматчик из роты моего друга лейтенанта Кулеева, оказался отцом Георгия. Перебирая свои записи, надеялся, что допустил в книге ошибку, что «мой» Волков окажется не Василием Ивановичем, а Василием Максимовичем. Но ошибки, к сожалению, нет. А потому ничем порадовать сына погибшего воина не смог...
Сколько их, советских людей с простыми фамилиями — Ивановы, Петровы, Васильевы, Волковы, Медведевы... Тысячи однофамильцев со схожими биографиями и судьбами. Они беззаветно исполняли свое героическое дело на войне, ценою своей жизни приближая нашу Победу, лишь мечтая после войны увидеть родных, детей. А дети знают своих погибших отцов порой лишь по фотографиям да по рассказам матерей... И ищут они во всех книгах, статьях и очерках о войне хоть одну строчку о тех, кто дал им жизнь и ушел воевать за их будущее!
Много, очень много сделано, чтобы никто и ничто не были забыты. Но многое еще предстоит сделать. И это — святой долг оставшихся в живых по отношению к тем, кто не вернулся с Великой Отечественной!