Млава
Август 1944 года запомнился тем, что в иной день передавалось по три-четыре приказа Верховного Главнокомандующего об освобождении городов. В сводках Совинформбюро назывались Кишинев, Констанца, Дембиц, Яссы, Тарту, Сандомир... Советская Армия наступала на всех фронтах, громя противника и разрушая ненавистный «новый» порядок, навязанный фашистами странам Европы. В те же дни пришло сообщение и об освобождении Парижа.
116-я продолжала еще формироваться и готовиться к новым боям. Полковник Юревич много внимания уделял учебе офицеров штаба бригады, командиров батальонов и рот. Мы основательно штудировали боевые уставы, немало времени проводили в поле, решая различные тактические задачи.
Получили журнал с повестью Александра Бека «Волоколамское шоссе». У нас был всего один экземпляр. Начальник политотдела Ю. Т. Свиридов посоветовал провести коллективные читки, а затем обменяться мнениями. Помню, какие горячие споры возникали по поводу того или другого решения и действия героя повести — комбата Момыш-Улы. И теперь, много лет спустя, я с удовольствием и признательностью вспоминаю эту повесть, которая [153] наводила на серьезные раздумья, заставляла соизмерять свои действия с действиями ее героев.
У штаба бригады висела обычная школьная карта, на которой отмечались изменения на фронте. В свободные минуты возле нее всегда можно было видеть группы оживленно беседующих солдат и офицеров.
— Нам не иначе как на выручку чехам и словакам теперь идти, — говорит кто-то из бригадных «стратегов». — Почему? А погляди на карту. Львов наш. А там рукой подать и до Карпат.
— Нет, вряд ли, — усомнился другой. — Я думаю, скорее всего, в Польшу нас двинут. Через Польшу ближе до Берлина!
В конце августа бригада двумя эшелонами отправилась в направлении Минска. Ее подразделения сосредоточились в лесу недалеко от столицы Белоруссии. И опять дни учебы. Отпраздновали годовщину Великой Октябрьской революции. Подошла зима.
— К наименованию нашей бригады «Александрийская» следовало бы добавить название «зимняя». Летом отдыхает, зимой воюет, — как-то пошутил Бобровицкий, намекая на новые бои.
Однажды под утро в землянке зазуммерил телефон:
— Товарищ старший лейтенант, вас срочно вызывают в штаб, — передал дежурный по бригаде.
У дома штаба в темноте различаю несколько «виллисов». Прибыли генералы Фирсович и Белогорский. С ними офицеры из Москвы. Приехал и полковник Захаров, начальник связи корпуса.
Командиры батальонов и начальники служб бригады в сборе. Фирсович объявил о предстоящей проверке боевой готовности танкистов. Комбаты вместе с проверяющими офицерами вскоре направились в свои подразделения.
Связистов проверял полковник Захаров. Мои подчиненные оказались на высоте. На вопросы отвечали точно, [154] уверенно. Имущество содержалось в отличном состоянии. Связисты имели опрятный, подтянутый внешний вид.
После проверки бригады командир корпуса объявил ряду офицеров благодарность. Я был награжден часами. Этот памятный подарок храню по сей день.
И только в середине декабря, снявшись с обжитого места, мы по-настоящему почувствовали, что совершенствовать боевое мастерство теперь снова придется в наступлении. Погрузились в эшелоны и двинулись под Белосток. Там и встретили Новый, 1945 год.
Каждый уже глубоко верил, что наступил последний год войны. Ведь враг уже изгнан с советской земли. Боевые действия велись на территории Польши, Румынии, Венгрии, Югославии. Фашистский зверь обложен в своем логове со всех сторон.
На новом месте вновь проверяли боевую технику, отлаживали механизмы, устраняли выявленные недостатки. И опять настойчиво проводилась учеба. Обучение войск на местности в целях маскировки осуществлялось только в ночное время или в ненастную погоду. При этом особое внимание обращалось на преодоление инженерных сооружений, блокирование долговременных огневых точек и умение вести бой в крупных населенных пунктах с применением танков и артиллерии.
В конце первой декады января получили приказ следовать к реке Нарев, в район южнее Ружан, где советские войска захватили и удерживали плацдарм на правом берегу реки. 8-й мехкорпус вошел в состав 2-го Белорусского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский.
Танки 116-й сосредоточились в лесу близ польской деревни Висьнево 13 января. Отсюда в составе 8-го мехкорпуса им предстояло начать боевые действия.
Полковник Юревич с работниками штаба, командирами батальонов Брыком, Лагутиным, Проценко, Евдокимовым произвели рекогносцировку. В полосе наступления [155] наших войск враг имел широко развитую систему инженерных сооружений, траншей с многочисленными дзотами и дотами.
Как известно, передовые части фронта начали штурм вражеских укреплений с рубежа реки Нарев с двух плацдармов — сероцкого и ружанского. С последнего войска были нацелены на овладение Млавским укрепленным районом и на взятие города Млава с последующим выходом на Мариенбург (Мальборк).
Это было 14 января. Штурму предшествовала очень мощная артиллерийская подготовка. Вслед за огневым валом артиллерии вперед двинулись штурмовые батальоны. Они атаковали противника и ворвались в его траншеи. Затем в атаку перешли основные силы, которым удалось прорвать первый оборонительный рубеж врага. Фашисты бросили в контратаку свои резервы. Однако их попытки удержать позиции оказались тщетными.
116-я танковая бригада шла в авангарде корпуса. В одной из книг я вычитал: «...Танковые войска — это стремительно несущаяся вперед масса танков, не оглядывающаяся назад, хватающая противника за самое сердце и смертельно его сжимающая». Очень хорошо и точно сказано! Стремясь глубже вклиниться в оборону врага, мы обрушивали на него внезапные удары, брали его в стальные клещи.
И снова, как связист, не могу умолчать о том, что меня особенно занимало. Уроки рейда на Малую Виску многому научили нас. Когда на этот раз наши танки вышли на оперативный простор, мы имели с собой уже две достаточно мощные радиостанции. Одна была смонтирована в танке, а другая — на машине. С первых же минут операции была обеспечена бесперебойная связь и с командованием корпуса, и с другими частями и соединениями, входящими в его состав, и со всеми подразделениями.
Начальник связи несет личную ответственность за [156] организацию связи в части, с вышестоящими штабами и соседями. Для этого в его распоряжении радио, проводные средства, мотоциклисты. В любой конкретной ситуации они должны быть использованы с наибольшей пользой. Чтобы дирижировать этим «оркестром», начальник связи всегда в курсе задач, решаемых частью, оперативной обстановки. Если он постоянно привязан, скажем, к одной рации, то не сможет выполнить своих обязанностей.
Бывая то на командном пункте, то в батальонах, я всегда старался навестить радистов. Здесь я узнавал, как работают станции, включенные в сеть, получал самую свежую информацию о положении на поле боя.
Радиосвязь строилась примерно по схеме: танки — РБМ батальонов — штабная РСБ на танке. Последняя имела схему связи корпуса и при необходимости включалась в его сеть. Постоянную же двустороннюю связь со штабом корпуса поддерживала наша вторая РСБ. Такое построение связи было надежным, обеспечивало дублирование. Если бы так обстояло дело во время рейда на Малую Виску, может быть, не оказались мы в трудном положении, о котором я рассказывал.
Когда первый танковый батальон атаковал деревню Воля Вежбовска, комбриг Юревич потребовал танк с РСБ и направился на нем туда. С этой машины мы видели, как, не дав опомниться фашистам, танкисты ворвались в деревню. Вражеские солдаты, пытаясь спастись бегством, бросали оружие, тягачи, автомобили. Не задерживаясь, батальон Брыка двинулся в деревню Вальково, с ходу уничтожил противотанковую батарею, которая не успела произвести ни одного выстрела. В таком же стремительном темпе наступали слева 2-й батальон Ивана Лагутина и справа 3-й — Николая Проценко.
В батальоне Проценко отважно действовал молодой офицер, командир взвода Иван Чистяков, которого я близко знал. [157]
Ивану исполнилось 18 лет, и он уже готовился поступить на астрономический факультет. 1941 год нарушил планы Чистякова, как и многих сотен тысяч юношей. В том же году он принял участие в боях, был ранен. После госпиталя попросился в танковое училище, окончил его. Водил боевую машину на врага по Донецким степям и Калининским лесам, украинским шляхам и белорусским болотам. Трижды пролил кровь за Родину. И вот теперь он с нами на польской земле.
Самые сложные задания — разведка, короткий, но стремительный удар, глубокий обход, действия во фланг врагу — поручались лейтенанту Чистякову и его танкистам. В тот день комбат Проценко приказал танковому взводу Чистякова быстро выдвинуться вперед, перерезать шоссейную дорогу и преградить путь отхода врагу к Млаве. Близ дороги находилась рощица, в ней Чистяков и устроил танковую засаду.
Противник, если не имел возможности прочно обороняться или контратаковать, стремился отходить на заранее оборудованные рубежи, чтобы с них встретить наступающих организованным огнем. Но случилось для него не предвиденное. Когда фашистские бронетранспортеры с пехотой и с артиллерией подошли к месту засады, на них внезапно обрушились танки Чистякова. Пять бронетранспортеров были уничтожены. Та же участь постигла и пушки.
Затем танкистам Чистякова пришлось вступить в бой с танками и самоходками врага. И в этом неравном бою Чистяков и его мужественные экипажи вышли победителями. Две самоходки врага запылали. Сложнее было с «тигром». Хитроумным маневром его заставили все же повернуться бортом к пушке чистяковского танка. Тут и пришел «тигру» конец.
Чистяков контролировал шоссейную дорогу и не давал фашистам отходить в течение четырех часов.
И снова не могу обойти молчанием автоматчиков мотострелкового [158] батальона Александра Евдокимова. Рота Василия Украинского, ведя бои в населенных пунктах, хорошо взаимодействовала с танками, уничтожая живую силу противника и его технику.
Один из наших танков был подбит и загорелся. Командир мотострелкового отделения сержант Виктор Кудряшов бросился на помощь экипажу. Под пулями врага он с помощью огнетушителя погасил пламя, помог раненому механику-водителю завести мотор и вывести танк в укрытие. За это Кудряшова наградили орденом Отечественной войны II степени.
С ротой Украинского действовал комсорг батальона, теперь уже не старшина, а лейтенант Краснов. Он появлялся среди мотострелков в самые напряженные моменты боя. Личным примером и пламенным словом молодой офицер увлекал боевых товарищей за собой.
«Личным примером и пламенным словом» — так писали и, наверное, напишут не раз. Возможно, читателю примелькались эти слова, но именно они кратко и емко выражали метод влияния коммуниста, комсомольца на своих товарищей в ходе боя.
Представьте себе такую картину. Рота Украинского двинулась в атаку. Противник не ждет, пока она обрушит на него свой огонь. Еще на дальних подступах враг старается остановить автоматчиков, вывести их из строя. Рота залегла.
— Краснов, узнай, что случилось у Украинского, — приказывает комбат Евдокимов.
— Есть! — отвечает Краснов и короткими перебежками, а где ползком под огнем добирается до залегшей роты.
Над полем, над изрытым снегом и грунтом стоят дым и гарь. То тут, то там непрерывно рвутся мины и снаряды. Грохот, свист пуль и осколков.
Вместе с командиром роты Краснов оценивает создавшееся положение. Они высмотрели, откуда враг ведет [159] пулеметный, минометный и артиллерийский огонь. В сторону целей полетели ракеты зеленого цвета. По этим целям танковые пушки открывают огонь.
— За мной! Смерть фашистам! — кричит Краснов и первым устремляется на врага.
Не все в такой обстановке слышат его голос. Но находящиеся рядом солдаты подхватывают призыв комсорга. И вот уже поднялась вся рота, безостановочно движется в атаку.
Инстинкт самосохранения нередко останавливает человека перед смертельной опасностью. И лишь высокое чувство долга может взять верх. В этот момент и важно, чтобы кто-то подал пример. Этот пример и подавали в бою коммунисты и комсомольцы, передовые воины.
Автоматчики роты Украинского вместе с другими подразделениями ворвались в город Пшасныш (Прасныш).
В этом бою бригада лишилась командира 1-го танкового батальона майора Ефима Петровича Брыка. Погиб человек, которым мы гордились как мастером дерзких танковых атак, бесстрашным воином. Если раны физические чаще всего зарубцовываются и потом о себе не напоминают, то душевные раны кровоточат порой в течение всей жизни.
Вместе с комбатом 1 мы готовились к зимним боям. Собрав по крупицам боевой опыт, Ефим Петрович написал статью «Танки в бою за населенный пункт». Ее опубликовали 13 декабря 1944 года в газете «На штурм».
— Я, конечно, не литератор и на эту роль никак не претендую, — сказал мне Ефим Петрович. — Но газету на память все же возьми... — И он широким жестом протянул мне газетный листок.
— Спасибо. Прочту, — ответил я, положив номер газеты в полевую сумку. Кто мог подумать, что вскоре Брыка с нами не будет, и лишь газета останется доброй памятью о нем. Кстати, в этой небольшой статье отлично виден комбат и как знаток психологии врага, и как тактик, [160] и как огневик. Приведу лишь два абзаца из этой статьи:
«Если населенный пункт сильно укреплен, то целесообразно танкам вести огонь с места, с дистанции прицельной стрельбы, иногда даже с открытых позиций, пока пехота ворвется на окраину населенного пункта. С этого момента танки на больших скоростях врываются в населенный пункт, ведя огонь с ходу, имея целью деморализовать противника и подавить уцелевшие огневые точки. Ворвавшиеся в населенный пункт танки должны выйти на противоположную окраину его, перерезать пути отхода атакованного противника и не допустить подхода к нему подкреплений.
При организации всякого боя командир должен учитывать момент психологического воздействия на противника. Немцы особо чувствительны к такому воздействию. Наиболее подавляюще действует на них одновременный огонь пушек и пулеметов, ведущийся всеми танками с ходу. Морально подавить врага — значит наполовину решить исход боя в свою пользу».
Нам предстояло бороться за населенные пункты, и советы Брыка были весьма кстати. На посту командира 1-го танкового батальона его заменил капитан Петр Степанович Ходоренок.
С наревского плацдарма, как отмечалось в сводке Совинформбюро, наши войска прорвали сильную глубоко эшелонированную оборону противника. Прорыв этот был расширен до 100 км по фронту и до 40 км в глубину. В результате занято около 800 населенных пунктов. Сообщалось, что войска 2-го Белорусского фронта штурмом овладели городом Пшасныш — важным узлом коммуникаций и опорным пунктом обороны противника.
В приказах Верховного Главнокомандующего упоминались и 8-й мехкорпус и 116-я танковая бригада. В столице нашей Родины — Москве в честь новой победы прогремели салюты двадцатью залпами из 224 орудий. Эти [161] события не только глубоко радовали всех воинов бригады, но и ко многому обязывали их.
Мы находились у порога Восточной Пруссии. Она не раз служила как бы трамплином для нападения Германии на своих восточных соседей. Крайне реакционные восточно-прусские дворяне были главными поставщиками агрессивных офицеров и генералов вермахта. Сознание этого лишь удваивало решимость наших воинов громить заклятого врага.
Обстановка на нашем участке наступления была очень сложной. При действиях, которые ведутся стремительно, но в силу ряда обстоятельств неравномерно, одни, естественно, продвигаются вперед больше, другие — меньше. Возникают различные ситуации, нередко довольно опасные. Надо сказать, наши командиры в этих ситуациях не терялись, а, умудренные опытом, действовали грамотно, уверенно.
Большого совершенства достигло взаимодействие танков с авиацией. Такой четкости, такого тесного контакта с летчиками, как в этих боях, в прошлом мы не видели. Еще под Белостоком к нам прибыл офицер связи из авиасоединения, с которым предстояло взаимодействовать. Вместе с ним мы отработали различные варианты радиосвязи по схеме: «танки — воздух», «воздух — танки». И потом, когда бригада вошла в прорыв, авиационный офицер связи постоянно находился в боевых порядках танков.
С раннего утра и до позднего вечера над нашими головами кружили краснозвездные соколы. Врагу ни разу не удалось серьезно ударить по танкам с воздуха. Зато, если наши танки где-то встречали сопротивление, на помощь им тут же приходили прославленные Ил-2 и бомбардировщики.
...Все дальше на запад уходят наши танки. И вместе с ними связисты, работающие достаточно четко. Теперь связь гарантировали классные специалисты, мастера своего [162] дела. А Василий Евтушенко или Иван Костоглод стали, можно сказать, снайперами эфира.
С восхищением вспоминаю РСБ. Как и танки Т-34, самолеты Ил-2, советские автоматы и многие другие виды боевой техники и оружия, РСБ состояли на вооружении все военные годы и отлично несли службу.
Радисты переносных радиостанций чаще всего вместе с десантниками следовали на броне танков. Нередко им приходилось действовать не только телеграфным ключом, но и автоматом. Ивана Трубникова и Касима Тавлыкаева однажды прикомандировали к взводу разведки с задачей держать по радио связь со штабом бригады, передавать донесения. Ночью в районе Млавы разведчикам приказали пробраться в тыл врага, совершить рейд, не ввязываясь в бои, добыть определенные сведения. Под покровом ночи бронетранспортер с разведчиками и два танка двинулись в путь.
— За ночь мы ушли далеко, — рассказывал мне потом Трубников. — Начало светать. Видим, невдалеке разорвались снаряды. Быстро миновали опаснее место и передали по радио о встрече с противником. Впереди — деревня. Когда въехали в нее, вражеские солдаты, укрывшись за домами, открыли огонь. В это время сержант Тавлыкаев был ранен. Но радиосвязь держали...
То, что связь действовала, было большой боевой заслугой Трубникова и Тавлыкаева. Они передали командованию бригады все добытые разведкой сведения.
В том рейде в тыл наши разведчики захватили в плен немецкого генерала. Им оказался начальник инженерной службы, приехавший в свои войска проверять ход оборонительных работ.
Подробности этого события мне напомнил в письме бывший боец нашей бригады Павел Григорьевич Куркин, живущий ныне в Ростове-на-Дону. Вот его рассказ:
«...Я все время входил в группу танковой разведки. Нас, мотострелков, то есть автоматчиков, придавали танковому [163] взводу, и группа шла впереди, вела разведку. За действия в разведке во время боев на польской земле я уже был награжден орденом Отечественной войны II степени.
Как сейчас помню, 16 января 1945 года нашу разведгруппу построили, и лично командир бригады полковник Юревич поставил нам задачу далеко вклиниться в тыл врага, добыть требуемые сведения, взять «языков».
— На вас, товарищи разведчики, смотрит вся бригада, — сказал полковник. — От ваших действий зависит успех выполнения боевой задачи не только нашей бригадой, но и корпусом. Я на вас очень надеюсь. И желаю вам успеха!
Может, я передаю напутствие командира бригады не слово в слово. Но смысл его обращения к нам абсолютно точен.
Мы сели на бронетранспортер и вслед за танками двинулись по заранее разработанному маршруту. Когда нам попадались мелкие группы врага, мы их уничтожали, но в длительные схватки не ввязывались. По пути мы перерезали провода связи. В общем, делали все, что полагается.
И вот на рассвете, когда мы подходили к одной деревушке, навстречу нашей группе выбежал поляк и, показывая рукой на дома, повторял:
— Генерал, генерал...
Когда завязался бой в деревне, я увидел легковую машину — она была пуста. Осмотревшись, заметил траншею, уходившую в поле. Побежал по ней и увидел, что там кто-то прячется. Я крикнул: «Хенде хох!» Он не сразу подчинился, и я его чуть было не ухлопал. Но послышался окрик:
— Не стреляй! Это, наверно, и есть тот самый генерал...
Если б я его пристрелил, мне бы, наверное, крепко досталось. Взял я генерала. С него пот льет в три ручья. [164]
На дворе январь, морозец. А этот ирод в шубе на меху потеет, как в тридцатиградусную жару.
Поскольку я взял пленного, мне и поручили его конвоировать. Смотрю на него и думаю: «Чего это он все потеет да потеет. Пусть поостынет». Снял я с него шубу и повел...
Доставили мы пленного генерала командиру бригады. А он как узнал, что того привели без верхней одежды, дал мне такую взбучку, что у меня сердце в пятки ушло. Полковник Юревич решил, что я занялся мародерством, потому и шубу снял с этого беса. Объяснил полковнику: генералу, мол, было так жарко, что он потел и дух от него шел мерзкий. Командир (не помню фамилию) подтвердил мои слова, и полковник Юревич сказал:
— Ладно, Куркин. В следующий раз не позволяй себе этого. Пусть они потеют, задыхаются в собственной вони, но барахла их не тронь!..
А потом мне объявили, что за эту разведку я награжден орденом Славы III степени. И не один я был награжден. За успешные действия в глубокой разведке все, кто в ней участвовал, удостоены орденов».
В этом же письме Павел Григорьевич сообщил, что был он тогда комсоргом роты, а учил его комсомольской работе комсорг мотострелкового батальона лейтенант Иван Краснов — «храбрый и всеми уважаемый».
19 января Совинформбюро сообщило, что войска 2-го Белорусского фронта штурмом овладели городами Млава и Зольдау (Дзялдово). На подступах к южной границе Восточной Пруссии рухнул мощный Млавский укрепленный район. Но это сообщение Совинформбюро я узнал уже в медсанбате. [165]