Глубокий рейд

«Каким же будет наступивший новый, 1944 год? Принесет ли он окончательную победу?» — спрашивал себя каждый из нас. Наши войска все дальше и дальше продвигались на запад. Думалось, что и полный разгром гитлеровской военной машины не за горами.

В Александрии мы приводили себя в порядок. Получили технику. Пополнились людьми. Снова и снова вставали те же задачи. Надо было, в частности, сдружить бойцов нового пополнения со старичками, передать новичкам боевые традиции бригады и, конечно же, обучать молодежь.

Направляюсь по делам в первый танковый батальон. Начальника связи старшего лейтенанта Александра Дмитриевича Кныша на месте не оказалось. Мне сказали, что комбат беседует с вновь прибывшими, там и начальник. Интерес последнего к специальности прибывших мне понятен.

Это было на окраине города. У машин выстроилась шеренга танкистов. Все хорошо одеты и обуты. На них полушубки, валенки, шапки-ушанки. Перед строем командир первого танкового батальона Ефим Брык, его заместитель по политчасти В. И. Плаксив, командиры рот и другие офицеры. [119]

— Кто из вас впервые на фронте? Шаг вперед! — командует Брык.

Из строя вышла чуть ли не половина. Брык обошел шеренгу. Некоторых спросил, откуда родом, какой специальности. Среди новичков русские и украинцы, белорусы и армяне, грузины и татары.

Затем комбат также не спеша обошел тех, кому уже довелось понюхать пороху.

У коренастого крепыша лейтенанта на лице глубокий шрам и мелкие крапинки от окалины. Через несколько человек от него старшина со следами сильного ожога. Поинтересовавшись, кто и где воевал, Брык подал команду первой шеренге стать обратно в строй. Затем комбат представился сам и представил присутствующих офицеров.

— Отныне вы служите в 1-м танковом батальоне 116-й Александрийской танковой бригады 8-го Александрийского механизированного корпуса. Почетное наименование мы получили за освобождение этого города. Наша бригада имеет славную боевую историю и добрые традиции. Под ее знаменем воюют храбрые, смелые люди.

И Брык рассказал о Бобровицком, Переворочаеве, Баранникове, Устинове и других героях, призвал учиться у них, перенимать их опыт, бить фашистов так же отважно, как они.

— Как мы, фронтовики, понимаем смелость? — продолжал Брык. — Некоторые думают, что храбрые люди не боятся смерти. За годы войны, прямо скажу, я не встречал бойца, которому бы жизнь была безразлична. Быть храбрым — значит уметь держать себя в руках, в сложных переплетах наступать на горло страху и выполнять, обязательно выполнять боевую задачу. Кто не теряется, действует хладнокровно, с трезвым расчетом, тот и врага бьет и больше шансов имеет остаться живым. [120]

Было видно, что и старых, и тем более молодых бойцов волнуют нормы поведения в бою. Каждый внимал комбату не шелохнувшись.

— И еще запомните, — продолжал он. — Бравада безрассудная вовсе не родня храбрости. Служил у нас командир танка. В атаку ходил с открытым люком, возвышаясь над башней. Раз сошло, второй раз тоже. Кое-кто хотел было произвести его в герои. А мы взяли да отчитали его за бессмысленный риск. Не помогло. Некоторые другие оставались на его стороне. И вот новый бой. Опять командир идет с открытым люком, стоя в башне. Шальной осколок и скосил его. Какая польза от такого поведения и от такой смерти? Человек лишился жизни по-глупому. А ведь он мог сделать много хороших дел, стать настоящим героем.

Групповые беседы с новичками дополнялись индивидуальными, которые проводили и офицеры-связисты.

В те дни командиры и политработники окончательно завершили комплектование экипажей. В каждом были бывалые воины, коммунисты. Организовали обмен опытом, в особенности по тактике боя в населенном пункте. Ведь действовать предстояло в густонаселенных районах, где и села и города враг приспосабливал к обороне. И конечно, главное внимание в течение всей передышки — подготовке материальной части и вооружения.

Во всех подразделениях прошли партийные и комсомольские собрания. Подвели итоги минувших боев, разобрали причины понесенных потерь и просто неудачных действий в отдельных подразделениях.

Получили новогодние посылки и письма от рабочих, колхозников.

«Дорогие бойцы и командиры, — писали заводские девушки из Куйбышева. — Просим вас, родные, крепче бейте поганых фашистов и скорей кончайте войну, с победой приезжайте домой. Очень мы по вас истосковались. Обещаем вам, что приложим все силы, чтобы помочь [121] нашей доблестной Красной Армии скорей одержать победу».

Ответ на это письмо связисты писали коллективно. Каждый старался вставить свое словцо. И если оно было к месту, по лицу солдата растекалась широкая, довольная улыбка.

«Дорогие девушки...» — написал Трубников.

— Добавь «славные», подсказал Жуков.

— И конечно, «милые», — послышался голос Гречишникова.

— Решено: «Дорогие, милые и славные девушки!»

— А восклицательный знак поставил? — спрашивает моторист с РСБ Богомазов.

«Можете быть уверены, — говорилось в нашем письме, — что мы не посрамим честь и славу Красной Армии. На боевом счету нашей части сотни истребленных гитлеровцев, десятки выведенных из строя вражеских танков, орудий и много другой боевой техники. Этот счет будет с каждым днем увеличиваться. Берегите вашу любовь для нас.

Мы обязательно приедем с победой!»

Пролетели четыре дня нового года. Полковник Юревич собрал командиров частей и нас, начальников служб, и огласил приказ: бригаде в ночь на 5 января следовать из Александрии в Вершина-Каменку, имея задачу совместно с другими частями 8-го Александрийского механизированного корпуса наступать на Грузкое.

Ничего больше о предстоящих действиях не только младшие офицеры, но, уверен, и командование бригады в тот момент знать не могло. Только позднее стало ясно, что принимаем участие в наступательной операции войск левого крыла 2-го Украинского фронта. Она вошла потом в историю как Кировоградская операция (5–16 января 1944 года).

Ночью ветер усилился. Сугробы снега росли на глазах. Но бригаде не привыкать совершать марши в любых [122] условиях. Трудный переход в район Вершина-Каменки все боевые машины совершили вовремя и без отставания. Как обычно, экипажи проверили после марша материальную часть, осмотрели вооружение, дозаправили баки горючим.

Командиры батальонов, получив боевую задачу, собрали командиров рот и взводов, отдали боевые приказы, уточнили детали предстоящих действий. Собрал и я начальников связи подразделений. Пригласил начальника РСБ Евтушенко и исполняющего обязанности командира взвода связи старшину Никулина. Они доложили, как прошел марш, что успели уже проверить исправность аппаратуры. Приказываю начальникам связи еще раз проверить, все ли радисты знают позывные, основные и запасные волны, на которых будем работать, условные сигналы. Хотя телефонная связь и не разворачивалась, но Никулину было приказано держать телефонистов в готовности.

На войне события назревают быстро. Минуту назад было тихо, лишь откуда-то изредка доносились выстрелы, да время от времени взлетали немецкие осветительные ракеты. Война на нашем участке будто вздремнула перед рассветом. И вдруг тишина взорвана...

5 января 1944 года войска 2-го Украинского фронта перешли в решительное наступление на кировоградском направлении. Сокрушительным ударом они взломали оборону противника на широком фронте и устремились вперед.

Вечером того же дня, выполняя приказ командующего 5-й гвардейской танковой армией, мы снялись с позиций и, совершив марш-маневр, сосредоточились утром 6 января в Казарне. Снегопад продолжался. Видимость плохая. А так как времени выпало совсем мало, машины шли на высоких скоростях. Обстановка требовала от танкистов, особенно от механиков-водителей, напряженного внимания. И они с задачей справились. [123]

Хватили горя с колесным транспортом. Многие машины застряли в заносах, буксовали. Отстали и машины с имуществом связи. Радиостанция же шла вместе с танками. Ее тащили на буксире.

Путь колонне открывали саперы. Во главе с начальником инженерной службы капитаном Пасынковым и командиром саперного взвода лейтенантом Смирновым бойцы проверяли и, если надо, укрепляли мосты, устраивали переходы через балки. Снегопад, затрудняя наше продвижение, был и союзником: избавил от налетов вражеской авиации.

Днем 6 января и в ночь на 7-е бригада, взаимодействуя с другими частями корпуса, вела бои в районе Подмогильна, Осиковата, Ново-Михайловка, Алексеевка, Ново-Николаевка, овладела рядом населенных пунктов. Утром 7 января наши танки вели бой на улицах села Водяное. Захватив его и перестроив боевые порядки, бригада вместе с подвижными отрядами корпуса при поддержке самоходной артиллерии с ходу атаковала село Грузкое.

Помимо танков и мотопехоты здесь противник бросал против нас крупные силы авиации. В течение дня враг произвел на Водяное и Грузкое налетов восемь. Мне не раз приходилось бывать под бомбежками, но эти показались самыми сильными.

В боях за Грузкое нашими подразделениями уничтожено 4 вражеских танка, 4 бронетранспортера, 8 орудий, минометная батарея, 40 автомобилей. Захвачено несколько складов, в том числе артиллерийский склад армейского значения.

Были потери и у нас. В частности, мы лишились штабной радиостанции. Вражеский самолет в Грузком обстрелял ее. Несколько крупнокалиберных пуль попало в передатчик, и он вышел из строя, а дежурный радист комсомолец Михаил Самойлов был убит. Радиосвязь со штабом корпуса и взаимодействующими соединениями [124] нарушилась. «Без связи я слепой, глухой и немой», — вспомнились слова Юревича.

У нас оставалась только переносная рация РБМ. Решили попытаться держать связь с ее помощью. Сергей Желнов настроил приемник на волну и сразу услышал, что нас настойчиво вызывает радиостанция корпуса. Мы ответили. Но мощность передатчика оказалась недостаточной, чтобы перекрыть расстояние. Увеличить дальность действия передатчика можно, лишь усилив антенну. На разбитой РСБ был в запасе медный антенный канатик. Я послал за ним Трубникова, и тот быстро принес его. Устроили направленную антенну, подняв ее на жердях. Попробовали ответить корпусу, но опять его рация нас не слышала. Тогда мы вызвали радиостанцию одной из механизированных бригад, попросили ее передать на корпусную станцию, что мы ее слышим и готовы к приему радиограммы. Наши посредники выполнили эту просьбу.

Корпусные радисты передали депешу, которую старший лейтенант Тельбуков расшифровал и вручил комбригу. Таким способом принято и передано было немало радиограмм. Аккумулятор радиостанции разрядился. Тогда мы сняли аккумулятор с разбитой машины и обеспечили рацию питанием. Так, пока не подошла вторая наша радиостанция РСБ, связь осуществлялась через РБМ с помощью радистов механизированной бригады.

Положение немцев под Кировоградом стало критическим. Командующий 5-й гвардейской армией приказал 8-му мехкорпусу замкнуть кольцо окружения вражеской группировки в Кировограде и прилегающих к нему районах.

7 января 116-я танковая бригада снова совершила марш-маневр и заняла Ново-Павловку. От войск, наносивших удар южнее города, нас отделял небольшой коридор. По этому коридору враг и торопился выбраться из мешка, явно обозначившегося для него. Еще один [125] яростный рывок с нашей стороны, и коридор был перерезан. Танкисты бригады, как и другие части корпуса, соединились с частями южной группы советских войск, завершив окружение вражеской группировки севернее Кировограда.

8 января город Кировоград был освобожден. Остатки трех танковых и одной моторизованной дивизии немцев отказались сложить оружие и продолжали попытки выйти из котла. Наше наступление приобрело такой размах, и мастерство вождения войск поднялось так высоко, что обреченность блокированных вражеских частей не вызывала и малейшего сомнения.

Вместе с другими частями корпуса 116-я танковая бригада вошла в подвижную группу, направленную в глубокий рейд по вражеским тылам, и стала основной ударной силой этой группы. Самая серьезная, наиболее трудная операция, в которой довелось участвовать бригаде, будучи на 2-м Украинском фронте, — этот рейд. Операция непосредственно способствовала разгрому немецких войск, окруженных в районе Кировограда, и развитию успеха войск фронта.

Задача подвижной группы — действовать далеко в отрыве от других частей, бить врага на марше, внезапно появляться и громить на пути немецкие гарнизоны, сеять панику, овладеть поселком Малая Виска (в 70 километрах от фронта) и перерезать там железную дорогу, лишить врага возможности подбрасывать подкрепления, технику, боеприпасы, горючее, продовольствие. Командовать подвижной группой было поручено заместителю командира корпуса полковнику Михаилу Наумовичу Кричману, а ее танковым отрядом — полковнику Евгению Антоновичу Юревичу.

События развивались так быстро, что времени на подготовку почти не было. Командиры в спешном порядке проверили наличие людей и боевую технику. До каждого участника рейда довели боевую задачу. Главные требования [126] — проявлять повышенную бдительность, постоянно помнить о взаимодействии, взаимной информации, соблюдении мер маскировки, скрытности и т. д. Танкисты пополнили машины боеприпасами, залили баки и запасные бачки горючим, получили сухой паек.

Е. А. Юревич вместе с командирами батальонов разработал варианты боевых действий при встречах с противником в населенных пунктах, через которые лежал путь.

Разведке было поручено найти такую брешь в обороне противника, через которую могла бы быстро и незаметно пройти во вражеский тыл вся подвижная группа. Что и говорить, необычайно сложна эта задача, выпавшая разведчикам при непрерывно менявшейся линии фронта. И они справились с ней отменно.

Каждый танковый экипаж и экипаж самоходной артиллерийской установки запомнил, с кем конкретно взаимодействует, а мотострелки — на каком танке им предстоит действовать в качестве десанта. И это очень важно во всей подготовке рейда. На нас, связистов, возложили дополнительную задачу — разрушать и уничтожать вражеские линии связи. Конечно, одни мы делать это при своей малочисленности не могли. Уничтожать средства связи вменялось в обязанность и танкистам и десантникам, и особенно разведке, боевому охранению. С разведчиками шел командир отделения телефонистов старшина Садыхов.

Вечер и ночь на 10 января запомнились лунными и морозными. Ветер лениво мел поземку. Небо вызвездило. В иной обстановке пришел бы на ум Маяковский: «В небе вон луна такая молодая, что ее без спутников и выпускать рискованно». Но до лунных ли мыслей, когда ожидаешь команду; танкисты и десантники в белых халатах толпятся возле машин, вытянувшихся в походную колонну. Танки и САУ выкрашены белой краской.

Я хлопотал возле автомобиля с радиостанцией. Это [127] единственное средство связи подвижной группы с Большой землей. Взяли с собой и переносную рацию Сергея Желнова. Выделили нам танк — охранять и в случае надобности буксировать радиостанцию. Механик-водитель и шофер уточнили детали взаимодействия. Ведь двигаться им по трудным дорогам, а то и по снежной целине!

Я уже писал, что во время марша, дабы не демаскироваться, переговоры по радио сокращают до минимума, а в случае надобности используют только сигналы. Скажем: «Вижу противника» — 555, «Атаковать противника» — 222, «В деревне противника нет» — 333 и т. д. Эти сигналы очень просты и легко запоминаются. Вместе с тем противник их не может разгадать. Подобные цифровые сигналы были разработаны и у нас.

В таком рейде передовые танковые подразделения могли далеко уйти вперед, и тогда радиостанция командирского танка, входившего в сеть, не могла перекрыть расстояние. На этот случай предусмотрено использовать переносную РБМ, как бы промежуточную между танками и командованием группы. Я возлагал большие надежды на Желнова и Башарина, обслуживавших РБМ. Правда, промежуточная рация замедляет радиообмен, но другого выхода здесь не было.

Подана команда выступать. Участники рейда быстро заняли свои места, и колонна тронулась. Впереди — походное охранение, возглавляемое командиром танкового взвода лейтенантом Ильей Яшиным. Этот офицер участвовал в рейде по немецким тылам под Александрией с группой Баранникова и острее, чем кто другой, чувствовал ответственность охранения. Радист на его машине — сержант Евгений Марков. Старшина Иван Краснов, секретарь комсомольской организации мотострелкового батальона, командовал десантниками на броне.

Выдерживая установленные дистанции, за охранением шли остальные подразделения нашей бригады, вслед за ними самоходные артиллерийские установки и другие [128] подразделения 8-го Александрийского механизированного корпуса. Двигались полем, балками, обходя населенные пункты.

Через некоторое время группа, не обнаруживая себя, оказалась в относительно глубоком вражеском тылу. Об этом свидетельствовали показавшиеся силуэты домов Марьяновки. Выслали туда разведку. Она доложила, что движения противника не установлено. На пути к Марьяновке речка Пойма. Отряд обеспечения движения во главе с командиром саперного взвода лейтенантом С. В. Смирновым определил место переправы.

Немцы, остановившиеся в Марьяновке, считали себя в глубоком тылу и никак не могли предполагать, что здесь появятся советские танки. Как потом выяснилось, немецкие часовые вначале приняли нас за своих, ведь за последние дни здесь происходили непрерывные перемещения вражеских войск. Это и позволило танкам батальона капитана Н. С. Проценко беспрепятственно подойти вплотную к Марьяновке и нанести внезапный удар.

Танкисты врезались в автоколонну, вытянувшуюся по улице, и передавили десятки автомобилей, бронетранспортеров, повозок. Полураздетые фашисты выскакивали из домов и, ошеломленные, метались по деревне. Их настигали пули наших автоматчиков. В Марьяновке были ликвидированы склады с военным имуществом, взято много трофеев.

Внезапности, очевидно, способствовало и то, что нам удалось нарушить связь противника. Когда разведка подошла к Марьяновке, старшина Садыхов увидел подвешенную на шестах телефонную линию и перерезал ее. То же сделали с другой линией.

По проводам, тянувшимся вдоль улицы, Садыхов позднее обнаружил узел связи. Возле избы стоял автомобиль с радиостанцией. Несколько разведчиков под командой старшины бросились к рации. Дежурный радист попытался включить передатчик, но был уничтожен [129] автоматной очередью Садыхова. Никто из немецких связистов не улизнул из хаты. За смелые действия во время рейда Садыхова потом наградили орденом Красной Звезды.

О катастрофе гарнизона в Марьяновке немецкое командование вовремя ничего не узнало, а это нам и на руку. Танковый взвод лейтенанта Яшина был немедля выслан в сторону Палиевки — крупного села. Оно примыкало к железнодорожной станции и поселку Малая Виска. Вскоре по пути взвода-разведчика двинулись и остальные силы подвижной группы.

К Палиевке подошли глубокой ночью. Километрах в двух от нее за склоном высоты остановились, С высоты можно было при луне различить и село, и маячившие вдали трубы двух заводов. Прогудел паровоз. Повсюду ни одного огонька. Село казалось вымершим. Но это лишь казалось. Разведчики доложили: в селе много автомобилей. Замечены часовые.

Кричман и Юревич приняли решение атаковать Палиевку и Малую Виску. Две группы, состоявшие из танков с десантом на бортах и самоходных артиллерийских установок, должны были обойти село справа и слева и ударить одновременно по поселку и по селу; третьей группе предстояло обрушиться на гитлеровцев о фронта. Огонь открыть в самый последний момент. Атаковать всем трем группам в одно и то же время, по сигналу, переданному по радио.

И вот две группы двинулись в указанных им направлениях. Скоро по радио принимаем от них сигналы: вышли к назначенному месту. Докладываю Кричману. Он приказывает передать сигнал начала атаки.

Рассредоточившись и выжимая всю скорость, на которую были способны тридцатьчетверки, двинулась к селу и наша группа, наступавшая с фронта. В ее боевых порядках танки Кричмана и Юревича. Их радиостанции поддерживали двустороннюю связь со всеми командирами [130] частей. На одной из боевых машин следовали и мы с помощником начальника штаба бригады капитаном Федоровым.

Выстрелы танковых пушек разорвали ночную тишину, в поселках взметнулись первые всполохи пожаров. Танки с десантом врывались на улицы, давили груженые машины. Горели и взрывались бочки с бензином и ящики с боеприпасами, ухали разрывы гранат, четко трещали автоматы и пулеметы. Застигнутые врасплох вражеские офицеры и солдаты выскакивали из домов и тут же падали, сраженные пулями.

Повторилась та же картина, что и в Марьяновке. Через много лет, вспоминая, как наяву вижу танк старшего лейтенанта Василия Галушко. Невероятный скрежет и лязг. Это под гусеницами тридцатьчетверки оказались автомобили. Рядом давят вражескую технику танки лейтенанта Василия Сычугова, старших лейтенантов Алексея Мокроусова, Николая Бобровицкого и других. Их ведут механики-водители старшие сержанты Иван Воротников, Сергей Пряничников, Михаил Бурчак...

Танковые подразделения подошли к линии железной дороги, подавили зенитную батарею, прикрывавшую станцию.

Пока шел бой в Палиевке и Малой Виске, танкисты под командой Лагутина направились к станции Марьяновка, где стоял бронепоезд. В трех местах они разрушили полотно дороги, перекрыв бронепоезду пути для маневрирования. Скоро удалось ликвидировать и сам бронепоезд.

Пламя от горящих автомашин и строений долго не угасало. Морозный воздух полнился едкими запахами пороховой гари, жженой резины, соломы...

Бой в Палиевке начал затихать, а в Малой Виске еще продолжался. Немцы вели беспорядочную стрельбу из минометов и пулеметов. Кое-где, засев в домах, отбивались [131] автоматным огнем и гранатами. Сопротивление, однако, длилось недолго.

Стало известно: в нескольких километрах от Малой Виски — крупный вражеский аэродром. Кричман отрядил туда группу танков с десантом.

Командовать поручено Николаю Самойловичу Проценко. Когда-то этот человек был сугубо гражданским. Работал в отделе технического контроля на заводе и об офицерской карьере нимало не помышлял. Война распорядилась им по-своему, как и многими другими. В 1942 году Проценко успешно окончил танковое училище. В первом бою командовал танком. В нашу бригаду лейтенант Проценко прибыл уже командиром взвода. Отличился в последующих боях, вырос как командир. Трезвый расчет, оправданный риск были характерны для Проценко.

— Аэродром охраняется зенитной артиллерией. Надо так подойти, — приказал Кричман капитану Проценко, — чтобы не подставить танки под огонь зениток, они наверняка подготовлены и для стрельбы по наземным целям.

Работница сахарного завода Евдокия Кальноока вызвалась показать танкистам путь к аэродрому. Пользуясь ее сведениями, наши боевые машины сумели подойти к аэродрому скрытно по балкам и оврагам. На больших скоростях танки начали таранить «юнкерсы» и «мессершмитты».

Об этом сам Проценко рассказывал потом:

— С ходу уничтожили с десяток самолетов, а из пулеметов положили немало прислуги. Но и немцы по соседству с аэродромом не сидели сложа руки. Направили на помощь своим тяжелый танк и два бронетранспортера с пехотой. Конечно, это не могло серьезно помешать нам. Имея превосходство, мы разделались с ними и еще десятки самолетов растоптали. Когда покидали аэродром, сзади был красивый фейерверк! Горели самолеты, бензоцистерны, рвались склады с бомбами. [132]

— А что же немецкие зенитки?

— Подсобил старший лейтенант Галушко со своими танками, — отвечал Проценко. — Как он со своими хлопцами подобрался к ним — не знаю, но только от батареи одно воспоминание осталось. И с другой батареей он же справился. И «мессершмиттов» танки его тоже давили. Одним словом, постарались!

Проценко, рассказал о действиях танкистов спокойно, как об обычном деле, но то был один из подвигов, совершенных ими в тылу врага. Нанеся большой урон врагу, мы потеряли на аэродроме два танка. Тяжело ранило героя этого боя — командира танковой роты старшего лейтенанта Василия Галушко. Вместе с экипажем одной из машин погибла и наша отважная проводница Евдокия Кальноока. В то раннее зимнее утро выпали испытания на долю многих бойцов, сержантов и офицеров.

Как только Палиевка и Малая Виска были заняты и железная дорога перерезана, Кричман и Юревич приказали командирам частей активно вести разведку, выставить дозоры, устроить на танкодоступных направлениях засады из танков и самоходных артиллерийских установок, а также принять все другие меры для отражения возможного нападения противника.

На разведку в район Екатериновки отправилось несколько танков 2-го батальона бригады. Им предстояло прощупать силы противника, подорвать полотно железной дороги и тем парализовать действия еще одного вражеского бронепоезда. В командирском танке стрелком-радистом шел Кувай Магжанов.

Танкисты этой группы разрушили железнодорожное полотно в трех местах.

— Танки расставили промеж хат, — рассказывал мне Кувай, — готовы в случае чего прикрыть своих подрывников. А когда те дело сделали, мы двинулись дальше. Вдруг видим, из балки выползает колонна немецкой пехоты. «А ну-ка скажем им гутен морген!» — крикнул [133] командир. Так ударили, что десятка три их уже больше «морген» не увидят...

Два других разведывательных танка в соседней деревне тоже «поздоровались» с врагом. Брезжил рассвет. Деревня еще не проснулась. Офицер Иванов постучал в окно крайней хаты. Появился старик. Глазам не поверил, увидев советских танкистов.

— Отец, есть в деревне немцы?

— Е, сынку.

— А много их?

— Да ни, — с радостью отвечал старик, — туточки у нас ни немцы, а якись черны черти, есовцы, будь воны неладны.

Действительно, в деревне оказались эсэсовцы. 35 отъявленных нацистов были истреблены.

В поле зрения офицера связи, конечно, могли не оказаться многие боевые эпизоды. И пусть читатель не посетует на некоторую разрозненность моих впечатлений о том же рейде. Но не сказать по этой причине о том, что знаешь, все равно что не ответить на позывные боевых друзей, наказавших вспомнить о них, — на позывные их сердец.

Мне запомнились замечательные солдаты — автоматчики 1-го мотострелкового батальона 67-й механизированной бригады, они взаимодействовали в рейде с нашей бригадой. Батальоном автоматчиков командовал капитан Владимир Гаврилович Ильченко.

Дерзкие, инициативные и решительные, автоматчики появлялись оттуда, откуда противник их не ждал. Расскажу об одном из них — Иване Зыбине.

18-летний Иван Зыбин пришел в армию в 1943 году. Робкий, застенчивый. Но Зыбин распрощался с робостью очень быстро. Автомат стал в его руках надежным другом. «Карманную артиллерию» освоил. Ползать по-пластунски, перебегать от укрытия к укрытию, стреляя на ходу, маскироваться, видеть поле боя — всему научился. [134]

Когда наши танки с десантом на броне оказались в заводской части поселка Малая Виска, Иван Зыбин со своими товарищами первым ворвался в помещение заводской охраны. Расправившись с четырьмя фашистами, он заметил, как два вражеских офицера бросились к легковой машине, пытаясь удрать. В машину полетела граната и вслед туда же автоматная очередь. Офицеры замертво рухнули возле подбитого автомобиля.

...Капитан Ильченко приказал группе автоматчиков двинуться к станции, где разгорелся бой. Под сильным огнем противника одному нашему подразделению пришлось залечь. Но вдруг в помещении, откуда фашисты вели наиболее интенсивную стрельбу, раздался взрыв. Это опять сработал Иван Зыбин. Вслед за разрывом брошенной им гранаты он ворвался в это помещение и сразил уцелевших немцев из автомата. Среди убитых одиннадцати фашистов один был в чине майора. Корил себя потом Зыбин, что такую важную птицу не сумел взять живым.

...На железнодорожном пути стоял готовый к отправке эшелон — автомобили на платформах, цистерны с горючим, разные грузы. Немцы уже подавали к составу паровоз. Иван Зыбии бежит к эшелону. Лавируя между вагонами, он расстреливает в упор шесть фашистов и двумя гранатами повреждает полотно железной дороги. Эшелон, конечно, не отошел.

Молва о каком-то неуязвимом автоматчике, творящем чудеса, смело вступающем в бой против десятка вражеских солдат и побеждающем, передавалась во время рейда из уст в уста. Много рассказывалось и такого, во что не всегда верилось. И все, кто не знал Ивана, полагали, что это богатырь, косая сажень в плечах. Но за всеми рассказами стоял совсем не богатырь ростом, а волевой и умелый, бойкий 18-летний русский паренек.

Когда Президиум Верховного Совета СССР присвоил Ивану Федоровичу Зыбину звание Героя Советского [135] Союза, у всех на душе была радость. У меня сохранилась газета «На штурм» от 20 марта 1944 года, в которой опубликовано письмо командования корпуса матери Героя:

«Многоуважаемая Фекла Александровна! Командование воинской части, где служит Ваш сын Иван Федорович, приносит Вам свои поздравления с присвоением ему звания Героя Советского Союза.

Наш народ с радостью встречает каждый день славных побед Красной Армии на фронтах Отечественной войны. Миллионы сынов нашей Родины во имя счастья своих отцов, матерей, жен, сестер показывают образцы беспримерного героизма, мужества и отваги, приближая час окончательной победы над врагом.

Вы, Фекла Александровна, можете по праву гордиться своим сыном, который боевыми подвигами прославил не только себя, советское оружие, Родину, но и свою мать, вскормившую, взрастившую я воспитавшую его. Родина никогда не забудет подвигов Вашего сына. Она высоко оценила его мужество и героизм, наградив его орденом Ленина и Золотой Звездой Героя.

Мы, боевые друзья Вашего сына, искренне разделяем с Вами эту радость. Ваш сын снискал любовь и уважение всего личного состава части. И мы Вам от души благодарны, что воспитали такого прекрасного сына, который служит прекрасным примером для нас всех.

Желаем Вам, Фекла Александровна, доброго здоровья, долгих лет жизни и скорейшей встречи с Вашим всеми любимым сыном Иваном!»

Да, многое успели сделать наши воины только за одну ночь рейда. Противник потерял убитыми сотни солдат и офицеров и одного генерала. Немцы лишились машин с военными грузами, сахарного и спиртоводочного заводов, работавших на них, железнодорожной станции с эшелоном, складов боеприпасов и военного имущества. Полностью вышел из строя аэродром, уничтожены базировавшиеся [136] на нем самолеты. Перерезаны вражеские коммуникации. О результатах боя в районе Палиевки и Малой Виски было доложено штабу корпуса по радио.

Позже, вернувшись к своим, участники рейда прочли в сообщении Совинформбюро за 13 января, что в одном районе западнее Кировограда «советский моторизованный отряд прорвался во вражеский тыл. Стремительно продвигаясь вперед, наши бойцы на одном из аэродромов сожгли 40 немецких самолетов. Действуя по тылам, этот же отряд разгромил штаб крупного соединения противника». Это сообщалось о нас. Добавлю, что штаб вражеского соединения, разгромленный нами, был штабом 47-го армейского корпуса немцев, который перед тем за короткое время менял свое месторасположение семь раз. Из Малой Виски он пытался наладить переброску подкрепления к Кировограду для деблокировки окруженных там войск. Штаб был разгромлен почти одновременно с теми, кого пытался безуспешно выручить.

* * *

...После бессонной ночи, семидесятикилометрового перехода и жарких схваток с врагом бойцы страшно устали, но отдохнуть им так и не пришлось. На рассвете в небе послышался далекий монотонный гул моторов. Он быстро приближался. Вскоре фашистские стервятники начали бомбить наши позиции. Не успел умолкнуть грохот первых разрывов бомб, как появилась вторая группа самолетов. За ней третья... Вражеские летчики бомбили с малых высот. А мы не могли ничего с ними сделать, так как зенитная защита у нас практически отсутствовала.

С тоской поглядывали мы на небо, не теряя надежды увидеть свои самолеты. Но они не показывались. Может быть, имел место какой-то просчет старших начальников или просто сложились непредвиденные обстоятельства, сказать теперь вовсе трудно. Но было нам не сладко. Над землей, дрожавшей от разрывов, стоял несмолкаемый гул. Свист осколков. Бомбы разметывали уцелевшие [137] строения, корежили оставленную врагом технику. Начались пожары.

Надо же было случиться и такому, что одна из вражеских бомб попала в автомашину с радиостанцией. Мы лишились единственного средства, связывавшего нас со своими за линией фронта. Когда я доложил об этом Юревичу, он рассердился и даже обругал меня.

— Что хочешь делай, а связь чтоб была. Ясно?

— Ясно, — ответил я. И вышел. Хотя, честно говоря, мне в ту пору ничего не было ясно. Ни того, почему я виновен в гибели РСБ. Ни того, почему не взяли радиостанции другие части. Ни того, как я смогу наладить связь... Конечно, идти в такой рейд без дублирующей рации было грубейшей ошибкой.

Позвал Башарина с РБМ. Долго колдовали с антенной. Поднимали ее то так, то этак. Отлично слышали, как все время вызывает нас радиостанция корпуса. Но наши ответы до нее не доходят. Передатчик РБМ маломощен для такого расстояния. И если в Грузком мы сумели как-то выйти из положения, то теперь не те условия.

А что, если попробовать трофейные рации? Среди них была и достаточно мощная. Собрал всех радистов, бывших под рукой, но «консилиум» никаких результатов не дал. Вражескую станцию этого типа мы видели впервые, хотя по долгу службы надо было знать и технику врага. Кроме того, трофейная работала на других частотах, чем наши РСБ.

С тяжелым сердцем пошел я к комбригу.

— Ну как?

— Плохо, — ответил я.

Юревич пристально смотрел на меня.

— Ну, что, лейтенант, делать будем?

— Я, товарищ полковник, честно докладываю. Не нахожу выхода. Мы допустили непростительную оплошность. В такой рейд надо было взять не одну РСБ. [138]

— Я и без тебя это знаю. В следующий раз будем умнее.

Разговор ложился камнем на душу. Потерять связь в создавшихся условиях — одна горечь. Казалось, мы уже перепробовали все известные нам средства и методы. Но Юревич отпустил, меня со словами:

— Иди, лейтенант, думай, что можно сделать.

Никто на меня не возлагал обязанностей начальника связи группы. Но в ней я оказался единственным офицером-связистом, и вся ответственность за связь, само собой, легла на меня. Все радиосредства, которыми располагала бригада, мы взяли с собой в рейд. Но почему я не поинтересовался, взяли ли рации другие части? Откровенно говоря, мне и в голову не могло прийти, что свои рации они оставят за линией фронта. Серьезный промах допустил начальник связи корпуса. За это люди, попавшие в сложные условия, могут поплатиться, да еще как...

Между тем враг непрерывно атаковал наши позиции. В атаках участвовали танки, пехота, артиллерия, их поддерживала авиация. Мы несли невосполнимые потери. Погибли хорошие, смелые люди — лейтенант Петр Стомин и Денис Есиповец, старший сержант Алексей Зотов, сержант Евгений Марков и многие другие. Немало потеряно и боевой техники. Но стойкость наших воинов, контрудары были настолько эффективны, что ни на одном из участков врагу не удалось потеснить группу.

Так, в боях, под неистовыми бомбежками прошел день. Хотя он в январе и короток, но показался тогда длинным. Вечером вражеские атаки прекратились. Мы же продолжали быть начеку. Командование приказало уточнить потери, приняло решение под покровом ночи частично перегруппировать силы.

Часов в 11 вечера низко над Паляевкой и Малой Виской пролетел самолет. По звуку мотора определили, что это наш По-2. Самолет развернулся и при новом заходе дал сигнальную ракету. Свой... Мы ответили. Уму непостижимо, [139] как наш летчик сумел посадить самолет без ориентиров, лишь при лунном освещении. Видимо, за штурвалом был храбрый человек и мастер своего дело. Прилетевший с ним офицер связи привез приказ командира корпуса отойти в Марьяновку и двигаться дальше к своим.

Бригада, как и другие части, в боях за Палиевку и Малую Виску понесла тяжелые потери. Часть машин была выведена из строя. В танках осталось по 30–40 килограммов горючего и по четверти комплекта боеприпасов. Из подбитых машин взяли остатки горючего, патроны и снаряды. Пригодилось и трофейное оружие, и боеприпасы.

Перед рассветом колонна танков я самоходных установок группы направилась к Марьяновке. В Палиевке и Малой Виске оставалось прикрытие, которое снималось после того, как уйдут основные силы. Мотострелки и танкисты, оставшиеся без машин, двигались в колонне на трофейных грузовых автомобилях.

В Марьяновке сразу же подумали об обороне. Подвижная группа в тылу врага была большой занозой, и он возобновил свои атаки. Завязались упорные бои. За день бригада отбила девять яростных атак танков и мотопехоты. Над селом стоял несмолкаемый гул. Бомбежки следовали одна за другой. Поддерживающей и противотанковой артиллерии, по сути дела, уже не было. Подразделения 116-й принимали на себя самые сильные удары противника, и потери становились все более чувствительными.

Вечером полковник Кричман решил направить командованию донесение о проведенных боях, положении группы, о маршрутах выхода к своим. Доставить его поручили помощнику начальника штаба бригады коммунисту капитану Владимиру Тимофеевичу Федорову. Танком, на котором следовал Федоров, командовал младший лейтенант Амиргалы Дусенбаев. Командир башни — сержант [140] Митрофан Гуркалов. Вел машину механик-водитель старший сержант Петр Баранов. Экипаж слаженный, умелый.

Уже за линией фронта, когда поручение было выполнено, капитан Федоров сообщил нам некоторые подробности о действиях экипажа.

Танк Дусенбаева, умело используя складки местности, на высокой скорости проскочил через вражеские позиции. Но в нескольких километрах от Марьяновки его засекли два «Юнкерса-88». Со второго захода фашистский стервятникам все-таки удалось поразить танк: один снаряд повредил систему охлаждения, а другой, пробив верхний люк башни, тяжело ранил лейтенанта Дусенбаева. Но двигатель работал, и танкисты успели укрыться в небольшом лесу. Здесь оказали первую помощь Дусенбаеву. Механик-водитель кое-как залатал повреждения в системе водяного охлаждения и, опробовав двигатель, доложил: «Все в порядке. Можем двигаться».

С наступлением темноты тронулись дальше. Командовал экипажем теперь уже капитан Федоров.

Вскоре нагнали идущие впереди вражеские автомашины. Баранов прибавил газ, и его танк врезался в колонну. Оба пулемета в упор били по соскакивавшим с машин вражеским солдатам. За кормой остались покалеченные грузовики да трупы гитлеровцев.

В одном месте дорога была настолько узкой и с такими крутыми обочинами, что свернуть с нее не было возможности. А впереди тем же курсом двигались два вражеских самоходных орудия. Петр Баранов пристроился к ним в хвост. В темноте фашисты приняли танк за свой. Скоро дорога стала шире. Наши танкисты чуть приотстали, и, заметив, что вражеские машины свернули, Баранов прибавил скорость и повел машину по намеченному маршруту.

В низине показались дома Матусовки. Немцев, к счастью, в селе не оказалось. А хозяйка одинокой хатки на [141] окраине немолодая украинка Марфа Погида согласилась показать брод через реку Больная Высь. Когда под гусеницами разломался лед и наш «корабль» благополучно переправился на другую сторону, Погида осенила его крестным знамением и долго стояла и смотрела вслед танкистам.

«После войны, — рассказывал В. Т. Федоров, — мы разыскали бабушку Марфу, передали ей благодарственное письмо. В 1965 году 83-летней патриотке был вручен нагрудный знак «Почетный ветеран 8 МАК», и М. Погида прислала нам теплое материнское письмо».

После 13-часового рейда по тылам противника Федоров доложил начальнику штаба корпуса генералу А. И. Белогорскому о положении и состоянии рейдовой группы и обо всем виденном на пути. Генерал внимательно выслушал его, поздравил с благополучным возвращением и сказал, что в эту ночь в Малую Виску был направлен самолет с пилотом И. М. Пацула, который благополучно приземлился и передал приказ командира корпуса. Затем Белогорский вызвал офицера и приказал оформить на весь экипаж наградные документы за выполнение труднейшей задачи командования.

Раненого Дусенбаева, не приходившего в сознание, передали в медсанбат и стали с нетерпением ожидать возвращения группы из рейда...

Но вернемся снова к событиям, связанным с Марьяновкой и происходившим в то время, когда отправили Федорова с донесением. Бой в ней не затихал. Ночью немцы предприняли очередную попытку уничтожить окруженные части. Но и эта попытка не удалась.

Кричман и Юревич произвели некоторую перегруппировку сил и огневых средств. Оставшиеся танки и самоходки были закопаны в землю и тщательно замаскированы. Впервые, пожалуй, удалось принять пищу. Бойцы спали по очереди, готовые вскочить для отражения очередной атаки. [142]

С утра 12 января возобновились налеты вражеской авиации. Правда, теперь ее летчики не могли действовать нахально, как накануне: над Марьяновкой не раз появлялись советские истребители, отгонявшие гитлеровцев. Наземные же атаки не прекращались. Донимали нас и «тигры», и «фердинанды». Несколько штук их навсегда застыло в окрестностях Марьяновки, но и нам они нанесли ощутимый урон.

Во второй половине дня атаки и огневые налеты противника стали гораздо слабее. Видимо, немцам туго, не до нас. Войска фронта наносили им сокрушительные удары. Тем не менее положение и нашей группы к исходу дня стало весьма серьезным.

Кончались боеприпасы. Многие участники рейда погибли или были тяжело ранены. До последней возможности бился с врагом командир противотанковой батареи капитан Авраменко. Когда геройски пал расчет орудия, он сам встал у пушки и за наводчика, и за заряжающего. Лишь прямое попадание бомбы заставило орудие замолчать. Погиб и Николай Ефремович Авраменко.

Как и другие девушки, наши телефонистки Маша Горожанкина, Аня Зябрева самоотверженно помогали в Марьяновке медикам. Под бомбежкой и артиллерийским огнем они перевязывали раненых и заносили их в укрытия. Когда Маша оказывала помощь раненому, осколок разорвавшегося снаряда оборвал ее жизнь...

В обусловленное штабом корпуса время наша подвижная группа должна была начать движение.

Командование приказало к 19 часам 12 января сосредоточиться всем в совхозе Марьяновском. Решено возвращаться двумя группами: танки прорываются по переправе Марьяновка — совхоз Петровский и выходят на Андреевку. Пешая часть следует по маршруту совхоз Марьяновский — южная окраина Марьяновки — совхоз Петровский — Андреевка. В Андреевке обе группы соединяются и выходят в Екатериновку. [143]

На броне танков много тяжелораненых. Среди них Петр Семенович Посвятенко. Это он вел танк Ильи Яшина по немецким тылам под Александрией. Затем участвовал во многих других боях. Отличился и в этом рейде: его танк шел один из Малой Виски в Марьяновку. Уже было светло, когда в голой степи на него напал итальянский самолет «капрони». Следовали атака за атакой, но благодаря умелому маневрированию и хладнокровию механика-водителя танк долго оставался невредимым. Но вот фашистский стервятник с небольшой высоты поджег машину. Посвятенко не оставил ее и продолжал бороться, пока новый снаряд не пробил верхнюю броню и тяжело ранил его самого. Яшин и его товарищи с трудом доставили Посвятенко в Марьяновку, где ему была оказана помощь.

Я иду с пешей группой. В стороне от того места, где должны прорываться танки, вдруг началась стрельба. Это демонстрация, предпринятая с целью ввести в заблуждение врага. Пока противник разбирался, что к чему, наши танки по переправе двинулись на прорыв.

Наша пешая группа в это время скрытно по кустарнику направлялась вдоль речки Пойма. Впереди пробиралась разведка. Потом мы свернули в какой-то овраг, из него в другой. Многие из нас без шинелей, в одних телогрейках. Несмотря на глубокий снег и страшную усталость, двигались довольно быстро. По всему было видно, что это не марш обреченных. Шли воины, готовые в любую минуту дать последний, решительный бой!

Рано утром 13 января мы вышли к своим. Помнится, подошли к крайнему дому какого-то села. В садочке увидели пушки. Кто-то из нас воскликнул: «Хлопцы! Никак наши сорокапятки?» — и направился к ним. И тут из-за угла дома раздался хриплый голос: «Эй, эй! Туды твою... куда лезешь? Не трожь орудию!»

«Образность» выражений окончательно убедила нас в том, что здесь свои, и взрыв хохота потряс окрестности. Это была разрядка нервного напряжения. [144]

За весь период действий 116-й Александрийской танковой бригады в составе 8-го мехкорпуса на 2-м Украинском фронте рейд был самой крупной операцией. Выполнили ли танкисты, мотострелки, артиллеристы, все воины свои задачи? Да, выполнили с честью, несмотря на понесенные потери. Высокая подвижность, хорошая обученность танковых экипажей, строжайшая дисциплинированность, железная стойкость — вот что позволило перенести труднейшее боевое испытание.

Многие участники рейда были награждены орденами и медалями. Среди награжденных орденом Отечественной войны I степени: заместитель начальника штаба бригады майор Павел Григорьевич Ходько, механики-водители Иван Воротников, Иван Смирнов, Петр Мохов; II степени — механики-водители Сергей Пряничников, Иван Покидышев и многие другие. Старший лейтенант Арсений Давыдок удостоен ордена Красной Звезды. За каждой наградой — геройский подвиг.

С благодарностью танкисты вспоминали сержанта Михаила Емельяновича Дядю — санинструктора батальона. Еще в боях за Александрию он вытащил из горящих танков два экипажа, за что был награжден орденом Красной Звезды; за отличие в рейде удостоен ордена Славы III степени. 22 танкиста обязаны Дяде своей жизнью. Такое не забывается вовек. [145]