Крах эсеровской авантюры

КОЧ давно не имел никакого влияния в армии, а после создания Реввоенсовета мы могли уже действовать открыто и пресечь попытки «Комитета освобождения» сноситься непосредственно с армией, минуя Реввоенсовет.

Нам уже было известно о заговорах эсеров, раскрытых ВЧК в Москве в конце 1919 — начале 1920 года. Сведения, которыми мы располагали, говорили о нелегальной деятельности правых эсеров [84] против Советской власти. В конце января 1920 года была установлена связь левых эсеров с анархистами в гнусном деле взрыва здания Московского комитета партии в Леонтьевском переулке. Как сообщалось в номерах газеты «Известия», попавших к нам сложным, кружным путем, левые эсеры не собирались идти ни с большевиками, ни с Деникиным, а выдвигали «третью силу» — «партизанский штаб». Это очень походило на постоянные высказывания Вороновича и еще более насторожило нас{34}.

Однако мы хорошо понимали, что порвать с КОЧ и теперь ликвидировать его — значило создать у себя в тылу новый фронт. КОЧ имел довольно сильное влияние на зажиточную часть крестьянства Сочинского округа, да и грузинские меньшевики могли вмешаться и поддержать КОЧ своими вооруженными силами.

Реввоенсовет нашей армии решил вызвать членов «Комитета освобождения» в Туапсе и предложить им подписать и обнародовать следующий меморандум:

«1. Считать территорию Черноморской губернии неотъемлемой частью Советской республики.

2. Признать власть Советов.

3. Признать Совет Народных Комиссаров единым правительством России и Черноморской губернии.

4. Согласиться на то, чтобы во главе действующей армии стал Реввоенсовет, состоящий исключительно из коммунистов, которому должна подчиняться вся действующая армия.

5. Подчинить территорию в районе расположения действующей армии в экономическом, административном и политическом отношении Реввоенсовету. Территория эта определяется с севера линией фронта, а с юга селением Лазаревка включительно.

6. Вместо КОЧ образовать ревком с большинством коммунистов.

7. Образовать ревкомы на местах.

8. Губком эсеров обязуется проводить линию популяризации всех вышеприведенных предложений.

9. КОЧ должен признать целесообразным переход повстанческой армии в наступление на Кубань». [85]

Три дня мы вырабатывали наши условия. «Комитет освобождения», очевидно, начал наконец что-то подозревать, и мы получили требование о немедленном выезде в Сочи Казанского, Фавицкого и меня.

Реввоенсовет ответил на это: «Просим приехать в Туапсе».

Неизвестно, что говорилось по поводу нашего ответа в резиденции КОЧ — Ривьере, но Самарин-Филипповский, Воронович, Учадзе решили выехать на моторном катере в Туапсе.

Считая себя «верховной властью», Воронович решил взять повелительный тон и, как бывший главком крестьянского ополчения, пытался предъявить Реввоенсовету ряд претензий по поводу трофейного имущества и вооружения. Мы уже знали, что Воронович ездил на переговоры с Деникиным, что было прямой изменой, и разговаривали с ним более откровенно.

Теперь, когда прошло 40 с лишним лет и многое стерлось в памяти, трудно восстановить обстановку этого нашего последнего совещания. Помню только, как Петр Соркин, пряча лукавую улыбку на широком загорелом лице, неожиданно перебил Вороновича:

— Товарищ бывший главком, крестьянского ополчения больше нет, а есть Красная Армия Черноморья, цель которой сводится к уничтожению «добровольческой» армии и соединению с Красной Армией. Поэтому давайте говорить не о дележе трофейного имущества и вооружения, а о том, кто из нас чем должен заниматься. Армия отныне будет подчиняться только Реввоенсовету, а вам надо заняться организацией самоуправления в Сочинском округе по Лазаревку включительно. Так сложились обстоятельства. Старые ваши планы о создании «демократической республики» придется перечеркнуть. Народ не хочет этой республики и повсюду выступает за Советскую власть.

Мы предполагали, что за этим последует взрыв негодования, и готовились арестовать представителей КОЧ, хотя время для окончательного разрыва с ними еще не наступило.

Однако никакого возмущения или негодования [86] не последовало. Самарин-Филипповский растерянно потеребил свою бородку и пробормотал:

— Ну, что ж, пожалуй, так и договоримся. Только нельзя же нас оставить совсем без оружия.

— За этим дело не станет, — поспешил заверить Ивницкий. — Мы дадим вам несколько винтовок и даже пулеметов, да и деньгами снабдим вас. А теперь разрешите прочесть наши условия.

Каждое слово Ивницкого и Соркина звучало с такой уверенностью и властной силой, что Самарин-Филипповский, чувствовавший себя вождем среди меньшевиков и эсеров, терялся, потому что он никогда не видел ни подобного напора, ни подобной убежденности.

Угрюмый, нахохлившийся Воронович зло посмотрел на Ивницкого, но также принял наши условия, за исключением роспуска «Комитета освобождения». Этот пункт пришлось заменить следующим:

«Признать целесообразным немедленное избрание Советов на местах на основе Конституции РСФСР и не позднее 15 апреля 1920 года созвать губернский съезд Советов и представителей повстанческих армий, где избрать губернский исполнительный комитет, которому вручить всю полноту власти».

Было совершенно очевидно, что КОЧ почувствовал нашу силу и не видел иного выхода. Воронович и Самарин-Филипповский подписали уничтожающие все их надежды документы.

На этом закончилось наше последнее совместное совещание. Представители «Комитета освобождения» возвратились в Сочи. Они и теперь надеялись, что им все же удастся создать «демократическую республику». Взяв обязательство не вмешиваться в дела армии, они втихомолку вели подрывную работу.

Но судьба КОЧ была предрешена. Позднее его руководители, видя свое бессилие, покинули пределы Черноморья.

Очутившись в изгнании, Деникин писал:

«Так катилась смешанная волна зеленых на север по побережью и 24 февраля докатилась до Туапсе... На фронте у зеленых остались только дезертиры из состава наших частей числом до 3–4 тысяч человек, [87] имея много пушек, оружия, боеприпасов... Подошли к Геленджику. Коч вел переговоры с англичанами (генералом Кизом, совершенно не разбиравшимся в наших внутренних делах о примирении, дискредитируя своим вмешательством главное командование. А повстанцы, избрав Реввоенсовет во главе с прибывшими представителями Советской Армии, свергли власть Коч, объявили себя Черноморской Красной Советской Армией. Между Коч и Реввоенсоветом было достигнуто соглашение, по которому Реввоенсовету было предоставлено право командовать фронтом, а за Коч оставлен Сочинский округ.

Революционная демократия добровольно выполнила свою задачу в пользу большевиков и за ненадобностью была сметена набежавшей красной волной.

Большинство членов Коч было арестовано большевиками... Воронович бежал за границу»{35}.

Ранней весной 1920 года армии Кавказского фронта, громя деникинцев, приближались к долине реки Кубани. Они встретили здесь упорное сопротивление врага. Тогда партизаны по призыву Центрального Комитета партии развернули боевые операции на широком фронте: по нижнему течению Кубани, по всему Черноморью, Ставрополью, на Тереке и в предгорьях Дагестана — и оказали неоценимую помощь Красной Армии.