На главном направлении

Снова шел обильный пушистый снег, которым бы впору только любоваться, но сейчас он был так некстати. Дороги снова завалило, движение колонн нашей дивизии замедлилось. [211]

Я ехал па лошади, которая местами утопала по самое брюхо в сугробах. Время от времени останавливался, ординарец красноармеец Широков брал поводья, а я шел рядом с бойцами, беседовал. По всему чувствовалось, настроение у всех бодрое. Это радовало.

Все понимали, что готовилось большое наступление. Войска сосредоточивались под Старой Руссой. Передислоцировалась туда и наша 182-я стрелковая дивизия. Выступив из района Семеновщины, части шли днем и ночью, лишь изредка делая небольшие привалы. Идти было нелегко, вместо снегопада поднялась пурга, дорогу замело еще сильнее.

На марше нам стало известно, что в 27-й армии произошла смена командующего. Вместо генерала Ф. П. Озерова назначили генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко. Никто в дивизии его не знал. Не стану скрывать, что я не понимал: почему надо делать замену перед большим наступлением? Конечно, мы привыкли к Озерову, он был строгий, требовательный командарм, но справедливый, в обиду никого не давал. Но не в этом дело. Озеров знал оборону противника до полка, а на некоторых участках и до батальона, поэтому ему легче организовать наступление. Такие мысли лезли мне тогда в голову.

До места сосредоточения осталось километров 40. В это время меня и командующего артиллерией дивизии полковника Добылева по рации вызвали в штаб армии.

Вот и блиндаж командующего. Здесь уже собрались командиры дивизий. Через несколько минут к нам вышел генерал Трофименко, крепко пожал всем руки.

На заседании Военного совета армии план операции доложил начальник штаба генерал Лукьянченко. В заключение выступил командующий и уточнил задачи дивизиям. Выступление Трофименко показалось мне в военном отношении очень толковым. Из него я понял, что наша 182-я дивизия будет наступать на главном направлении.

Затем мы заслушали устный боевой приказ. Отпуская нас, командующий дал указание всем участникам совещания быть на НП в девять часов утра для уточнения задачи на местности.

Совещание у командующего закончилось далеко за полночь. Мы попрощались со знакомыми командирами и поехали на окраину поселка Шпалозавод, где должны были ожидать нас радисты и помощник начальника оперативного отделения капитан Рождественский.

На улице по-прежнему шел снег, дороги в сугробах. Ехали с большим трудом, и попала наша машина не то в [212] воронку, не то в канаву. Передняя ось сломалась, а не доехали всего метров 300—400 до домика, где нас ждали. Я оставил адъютанта и шофера и с Добылевым пошел пешком по заснеженной улице. Ничего не видно. Шли наугад. Наконец видим домишко. Зашли. Темно. Добылев спрашивает:

— Кто-нибудь есть?

Поднимается человек.

Мы к нему:

— Кто вы? Откуда и что тут делаете?

Он докладывает:

— Я автоматчик. Встречаю машины и направляю в автобат, а сюда зашел переночевать до утра.

На наш вопрос, где находится нужный нам дом, он ответить не смог, сам ничего не знал.

Пошли дальше по заснеженной улице. Миновали еще несколько полуразрушенных домиков. Запахло дымом. Впереди слева из трубы деревянного здания поднимается дымок. Свернули туда, проваливаясь по пояс в снег, добрались до дома. Зашли. Чуть-чуть мерцает огонек. Бойцы и офицеры расположились на ночлег. На топчанах раскинули полушубки и спят, кроме дневального и дежурного офицера-радиста. Мы подсели к печке погреться, и я приказал радисту:

— Вызовите начальника штаба дивизии. Через несколько минут полковник С. П. Тарасов был у рации. Коротко рассказываю ему о совещании и говорю:

— Пришли верховых лошадей и как можно скорее. Мне завтра к девяти часам утра нужно быть на НП командующего.

— Вряд ли они успеют, — отвечает Тарасенко. — Ведь почти сорок километров, да и дорога завалена снегом. Но приму все меры.

— Пошли с бойцами опытного офицера, чтобы не сбились с дороги.

— Будет выполнено.

Да я и сам разделял в ту минуту мнение Тарасова. Лошадей физически почти невозможно пригнать в штаб армии. Но что сделаешь? Решил прикорнуть немного. Прилег на топчан, укрылся полушубком. Однако уснуть не мог, мысли одна другой тревожнее лезли в голову.

Думал о том, как подготовить дивизию к большому наступлению. Ведь ей отведена особая роль в армии — наносить удар на главном направлении. Под утро забылся тревожным сном, но, едва забрезжил рассвет, вскочил: [213]

— Пришли лошади?

— Нет, — докладывает Анатолий Курбатов. — Но вот-вот подойдут, — хочет он меня успокоить.

За завтраком разговорился с радистами, с Рождественским. Капитан, как я не раз убеждался, смел до дерзости, очень остроумен, всегда весел. Отлично разбирается в тактической обстановке во время боя.

Позавтракав, вышел на крыльцо, следом за мной — Курбатов. Мороз, да еще с ветром, обжигает лицо. Синее утро, синие снега. Кругом сугробы.

— Вот и лошади! — радостно воскликнул Курбатов. Я посмотрел на часы: стрелка подходила к девяти.

— Уже поздно!

Но ехать на НП все равно было надо.

И мы вскочили в седла и поскакали вдоль улицы мимо мохнатых от инея заборов. Снег хрустел под копытами так, что казалось, слышно было за целый квартал. Выехали из поселка в поле. На заснеженной проселочной дороге лошади начали вязнуть, здесь мы увидели свежие санные следы. Я предположил, что это проехал командующий со своей оперативной группой. Не доезжая до НП, на опушке леса повстречался с генералом Трофименко. Он уже провел рекогносцировку и возвращался в поселок. Я соскочил с коня и доложил о причине опоздания, но он, не дослушав меня, повернулся и крупными шагами пошел к саням.

Расстроенные, добрались мы до наблюдательного пункта командующего. Там находился начальник оперативного отдела и начальники служб армии, которые познакомили меня се всеми необходимыми документами.

Уточнив задачу, мы сразу же отправились на свой бывший наблюдательный пункт — здесь когда-то дивизия держала оборону. Местность вокруг была отлично знакома. Забрались на НП. Все они строились тогда одинаково — от батальонного до армейского.

Выбирали несколько сосен, стоящих рядом, соединяли их жердями, на них настилали бревна. Получалась площадка, которую с трех сторон ограждали броневыми листами, снятыми с подбитых танков или бронемашин противника. НП тщательно маскировался, связисты устанавливали стереотрубу, телефон, а иногда и радиостанцию. На НП дежурили сутками офицеры, а по мере необходимости, например, во время атаки и боя в глубине обороны противника, туда поднимался и командир дивизии.

Там, где находился наш бывший НП, лес был высоким и густым, наблюдать оттуда за противником было более [214] удобно и безопасно, чем с наземных НП, которые обычно подвергались сильному артиллерийско-минометному обстрелу.

По данным штаба армии, у противника особых изменений не произошло. По-прежнему нам противостоял 30-й пехотный полк 18-й моторизованной дивизии.

Наблюдаю в стереотрубу. Перед передним краем вражеской обороны видны проволочные заграждения в два-три ряда кольев и дерево-земляной забор, засыпанный снегом и облитый водой. По сведениям инженерной разведки, перед заграждениями и под проволокой установлены минные поля. Передний край обороны врага прикрывается тщательно организованным артиллерийско-минометным и пулеметным огнем.

Подступы к переднему краю и сам передний край противника ночью освещались ракетами и прожекторами.

Изучение глубины вражеской обороны показало, что в 100—200 метрах за передовой у противника имелась линия блиндажей, дзотов, дотов, связанных ходами сообщения, стены которых обшиты досками. Далее, на удалении 300 — 400 метров, были оборудованы ротные опорные пункты, состоящие из окопов, дзотов, блиндажей. Особенно мощная система обороны проходила по возвышенности вдоль дороги Рамушево — Старая Русса. Противник около двух лет создавал неприступные узлы сопротивления. В полосе наступления дивизии такие узлы сопротивления — деревни Чириково, Деревково и село Пенна. По данным разведки, в Пенне немецкий гарнизон состоял из батальона пехоты, одного артиллерийского дивизиона, трех минометных батарей.

С НП я приехал на командный пункт дивизии. Оп расположился в наших старых блиндажах. Здесь меня уже ожидал начальник штаба дивизии полковник Тарасов. Мы сели за длинный стол, сколоченный из сырых, еще пахнущих смолой досок. Блиндаж саперы сделали на совесть. Наверху три-четыре наката, плотно засыпанные землей, можно пробить только при прямом попадании снаряда. Стены обложены досками. Блиндаж состоял из двух помещений: в одном жили адъютант старший лейтенант Курбатов и ординарец красноармеец Горошков, а в другом жил я. Первое помещение было и столовой, и залом для совещаний.

Полковник Тарасов доложил:

— Все части вышли в район сосредоточения и восстанавливают старые землянки для жилья.

Я распорядился вызвать командиров своих и приданных [215] частей к 21 часу для отдачи предварительного боевого приказа. Когда в блиндаже собрались офицеры и развернули свои рабочие карты, я ввел их в обстановку.

182-я дивизия прорывает сильно укрепленную оборону противника на участке Чириково, Пенна и выходит на западный берег реки Парусья, а в дальнейшем наступает к реке Полисть. Боевой порядок дивизии в один эшелон.

В полосе наступления придется прорывать сильно укрепленную оборону гитлеровцев. И хотя нам известно, где построены доты, дзоты, блиндажи, где проходят траншеи, необходимо перед наступлением уточнить данные об обороне противника.

Нужно было провести поиск, чтобы захватить пленного... Решено было, что группу разведчиков возглавит политрук разведроты старший лейтенант Иван Михайлович Виноградов.

Виноградов не однажды ходил в разведку. Совсем недавно за захват «языка», давшего ценные показаний, был награжден орденом Красной Звезды.

Пять дней готовились разведчики к выполнению боевой задачи. Начальник разведки майор Зорько разработал план, предусмотрев в нем несколько вариантов действия разведчиков и двух стрелковых рот, на которые возлагалась задача оказать помощь разведчикам. Артиллеристы полковника Добылева должны были прикрыть группу огнем.

Действовать решили в одиннадцать часов вечера, когда у фашистов меняют караулы и разносят кофе. Большими хлопьями падал липкий снег. Кругом тяжелая сырая темнота. Первыми из «траншеи выползли саперы. За ними — цепочкой — разведчики. Пока саперы делали проход в минных полях и проволочном заграждении, Виноградов, находясь впереди с саперами, определил, откуда фашисты пускают ракеты.

В 23.00 проход был сделан, и разведчики скрылись в ночной темноте.

В намокших маскхалатах медленно ползли они к намеченному дзоту. Останавливались, замирали, сливаясь с землей, когда в небо взвивалась ракета.

Вот и дзот. Внутри громко смеялись, кто-то пиликал па губной гармошке...

Одновременно вся группа порвалась в дзот. Захватили пленного, забрали нужные документы. Гитлеровцы настолько были ошеломлены, что ни один из них не выстрелил. И только при отходе разведчиков из соседнего дзота застрочил пулемет. Поднялась беспорядочная стрельба. [216]

Артиллеристы полковника Добылева прикрыли разведчиков огнем. Противник в свою очередь открыл бешеный огонь.

Были тяжело ранены рядовые Барабаш и Николаев, но от своей группы они не отстали.

Врач-хирург потом удивлялся:

— Не понимаю: как они могли ползти? Им даже шевелиться было нельзя!

Поставленная задача была выполнена...

На четвертый день командующий армией вызвал командиров дивизий и командующих артиллерией дивизий, чтобы заслушать их решения и согласовать взаимодействие. Должен сказать, что в ходе подготовки к наступлению командующий, генералы и офицеры штаба армии побывали на передовой в дивизиях. Трофименко хорошо знал положение дел. В нашей дивизии побывал начальник штаба армии генерал Григорий Сергеевич Лукьянченко.

На совещании первым докладывал командир 171-й стрелковой дивизии В. И. Зобин. Во время доклада командующий задавал вопросы и вносил в решение поправки, так как он лично побывал в этом соединении. В конечном счете решение командира дивизии он не утвердил и приказал его подработать.

Вторым докладывал я. Генерал Трофименко вопросы не задавал. Видимо, он был хорошо проинформирован начальником штаба армии.

— Утверждаю, — только и сказал командарм.

Один за другим командиры дивизий докладывали свои решения на наступление. Затем выступил командующий. Сделал ряд замечаний по планам и решениям, уточнил задачи.

Совещание окончилось в полночь. После этого командующий пригласил нас на ужин.

В столовой Военного совета уже были накрыты столы. Когда собрались все, командующий зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении воинов, отличившихся в прошедших боях. Среди тех, кто был награжден орденом Красной Звезды, была и моя фамилия. Это был мой первый орден.

На другой день рано утром на КП дивизии собрались командиры частей и начальники служб. Я кратко изложил дополнительные указания командующего. Долго офицеров задерживать не стал. У них было много дел, да и побольше времени хотелось выкроить для работы командиров батальонов [217] и рот. Тем более времени начала наступления я пока не знал.

Когда командиры разошлись и в блиндаже я остался один, сразу же сел за рабочую карту, еще и еще раз, взвешивая, все ли нами учтено.

Тревожные мысли не оставляли меня: готовы ли части к большому наступлению, к изнурительным боям в лесах, болотах, хватит ли офицерам умения действовать в такой ситуации? Дивизия долгое время находилась в обороне, для многих это было первое наступление. В то же время нельзя недооценивать своих командиров.

Вот подполковник Михаил Иванович Кротов, командир 140-го стрелкового полка, человек спокойный и уверенный в себе. Он кадровый военный, полком командует давно, хорошо проявил себя в обороне. Комбаты у него испытанные. В первый эшелон, думается, поставит Кротов батальоны умных и храбрых капитанов Анатолия Андреевича Казакова и Василия Иосифовича Лейпунова.

Командир 171-го стрелкового полка — подполковник Иван Иванович Нейман. Командует полком больше года. Бесстрашен, инициативен. В полку его любят, восхищаются личной отвагой. Награжден двумя орденами Красного Знамени. Подчиненные готовы идти за ним в огонь и в воду. Все три его комбата — люди сильные, проверенные в боях. Наиболее опытный из них — майор Микеров.

Командир 232-го полка подполковник Иван Григорьевич Мадонов, настоящий мастер общевойскового боя. Опытный, смелый и решительный. На батальонах у него тоже крепкие командиры...

Мои раздумья прервал начальник штаба дивизии подполковник С. П. Тарасов.

— Получено указание, — доложил он. — Двадцать третьего февраля в десять часов утра атака.

— Ясно.

Отдав все необходимые распоряжения по наступлению, отправился на наблюдательный пункт.

На НП находилась вся наша оперативная группа: заместитель по политчасти полковник Островский, начальник оперативного отделения майор Пташенко, начальник разведки майор Зорько и командующий артиллерией полковник Добылев.

Ночь стояла темная. Режим огня ничем не нарушался. Лишь время от времени, как обычно, со стороны противника раздавался орудийный выстрел. Ему вторил выстрел с [218] нашей стороны, да изредка прорезывали воздух трассирующие пули после коротких пулеметных очередей.

Интересно, думал я, знают ли фашисты о том, что мы приготовили для них на утро. Не пронюхала ли что-нибудь их разведка?

В 8.20 в серое, еще не успевшее поголубеть небо разом взметнулись зеленые ракеты. Ну, а дальше все кругом загрохотало, загремело, засвистело на разные голоса. Первые десять минут все артиллерийские калибры участвуют в массированном огневом налете по всей тактической глубине обороны противника. Затем дивизионные, полковые, батальонные пушки и минометы ударили по назначенным целям — дзотам и пулеметным гнездам, по первой траншее, захватывая и вторую.

За несколько минут до окончания артподготовки стрелки и пулеметчики дружно двинулись вперед, ломая упорное сопротивление фашистов.

Дивизия прорвала передний край обороны противника, перерезала дорогу Старая Русса — Пенна.

Отлично действовали подразделения 140-го полка во взаимодействии с 32-м танковым полком. Батальоны под командованием капитанов Анатолия Андреевича Казакова в Василия Иосифовича Лейпунова, очистив от гитлеровцев первую в вторую траншею, ворвались в село Пенну.

Командир 32-го танкового полка подполковник Скиданов на своей боевой машине раздавил три пушки, два миномета, пять пулеметов и уничтожил до 30 гитлеровцев. Примеру командира последовали подчиненные. Танковый экипаж лейтенанта Дорофеева уничтожил три пушки, разрушил три блиндажа. Большие потери врагу причинили танкисты 1-й роты старшего лейтенанта Вейшара и взвода младшего лейтенанта Усатого.

Отважные танкисты помогли подразделениям 140-го стрелкового полка отразить контратаку врага и во многом способствовали успеху наступления в глубине обороны противника.

Вскоре к нам на НП стали поступать первые донесения о мужество и отваге наших воинов.

Взвод под командованием знаменитого снайпера старшины Алексея Пупкова ворвался в траншею, свернул в ход сообщения и вскоре оказался у вражеского блиндажа. Рванув дверь, старшина с пистолетом в руке влетел в блиндаж. Прямо перед ним стоял гитлеровский офицер. Увидев внезапно появившегося Пупкова, гитлеровец схватился [219] за пистолет, но Алексей опередил его. Взвод под командованием Пупкова разгромил штаб вражеского батальона в Пенне, уничтожил 26 фашистов и трех взял в плен.

Надолго сохранится в памяти подвиг командира.

Противотанковая батарея старшего лейтенанта Коровко, наступая вместе с пехотой, огнем своих орудий поддерживала батальон Казакова. Вместе со стрелками артиллеристы ворвались в Пенну. Здесь получили ранения командир батареи Коровко и командиры орудий Сафин, Шумов, Облимов. Коровко сказал после перевязки: «Я остаюсь в строю, в медсанбат не пойду, буду драться с гитлеровцами до последнего дыхания».

Его примеру последовали и раненые командиры орудий. В этом бою батарея уничтожила восемь пулеметных точек и два миномета. Старший лейтенант Коровко, несмотря на серьезное ранение, еще сутки командовал батареей.

Автоматчик Абрафитов, уничтожив гитлеровцев, захватил пулемет, но был ранен. Установив пулемет в кустах, он в течение часа сдерживал натиск фашистов, пытавшихся перерезать дорогу Старая Русса — Пенна, пока на помощь не подоспела разведывательная рота под командованием капитана Митешова.

Командир 2-й стрелковой роты лейтенант Иванов повел своих бойцов в атаку. Быстро преодолели двухметровый забор и неожиданно попали под сильный минометный огонь. Иванов действовал быстро и решительно. Он изменил направление атаки и по немецким траншеям вывел роту из-под губительного минометного огня. У опушки леса, противник встретил подразделение сильным пулеметным огнем, люди залегли. Иванов выдвинул на правый фланг станковый и ручной пулеметы и взвод минометчиков, которые одновременно открыли огонь по огневым точкам противника, вынудив их замолчать. Бойцы стремительно атаковали опорный пункт противника. В то же время второй взвод 6-й стрелковой роты лейтенанта Загирова подобрался лесом к блиндажам с тыла, забросал их гранатами и ворвался в дзот. Фашисты, растерявшись, подняли руки вверх. Так был очищен опорный пункт врага. В ходе боя получили серьезные ранения красноармейцы Абрамов и Коновалов, но они не покинули свой миномет.

Как же складывалась обстановка в полосе наступления 232-го стрелкового полка. Его подразделения также прорвали передний край и захватили первую и вторую траншеи противника. Второй батальон полка под командованием капитана Чабоненко удачно атаковал противника во фланг, [220] а в это время с фронта нажимал 140-й полк. Общими усилиями с двух сторон они сломили упорное сопротивление фашистов и завязали бой в Пение. Два других батальона 232-го полка пробились на дорогу Старая Русса — Пенна, однако были остановлены сильным огнем со стороны опорного пункта деревни Деревково. После короткого артиллерийско-минометного налета на Деревково батальон майора Бурмистрова ворвался в деревню и начал переправляться через реку Парусья, все больше вклиниваясь в оборону врага. В этом бою была пленена минометная батарея из 30-го пехотного полка.

Многие воины полка проявили в те дни мужество и отвагу. Комбат Чабоненко лично поднял батальон в атаку и наступал в цепи.

Командир 2-го взвода 3-й стрелковой роты Евгения Душкин был тяжело ранен осколком, но продолжал командовать взводом. Когда противник перешел в контратаку, Душкин, истекая кровью, скомандовал: «Гранатами огонь!» — и упал без сознания. Его место занял командир отделения сержант Анатолий Даянов. Контратака была отбита. Бойцы пошли вперед. Скрываясь за деревьями, незаметно для противника, взвод пробрался к блиндажам, находящимся на окраине Деревково. В блиндажах разгорелась рукопашная схватка. Чтобы не подпустить к фашистам подкрепления, Даянов выставил пулеметы. Было убито 22 фашиста и шесть взято в плен. Гитлеровская пуля ранила Даянова в руку, но он не покинул поля боя. Удачно вели огонь по огневым точкам врага из противотанковых ружей красноармейцы Лукашин и Батурин из отделения сержанта Синельникова. Они били по амбразурам дзотов и бронецелям, способствуя успеху наступления роты.

В это же время 171-й стрелковый полк прорвал оборону врага и вышел на дорогу Чириково — Старая Русса. Вторая рота старшего лейтенанта Баркалова, хорошо взаимодействуя с пулеметной ротой лейтенанта Сергеева и батареей противотанковых орудий старшего лейтенанта Горлокова, ворвалась на окраину Чирикова, уничтожив до 70 фашистов, захватив два миномета и четыре пулемета. Настойчивые контратаки врага были успешно отбиты, не помогли ему и подошедшие танки. Два из них были подбиты из противотанковых ружей.

В ночь на 25 февраля 171-й стрелковый полк был выведен во второй эшелон дивизии и поставлен за 140-м полком. В полосу наступления 171-го полка вводилась стрелковая дивизия из резерва командующего 27-й армией. [221]

К вечеру на правом фланге дивизии, где дорогу Старая Русса — Пенна оседлала разведывательная рота капитана Н. Ф. Митешова, фашисты перешли в контратаку. Капитан решил выслать один взвод в тыл противнику, а оставшимися силами ударить с фронта. Фашистам показалось, что их окружают. В панике, с большими потерями они отошли в лес. Разведрота надежно прикрыла правый фланг 140-го полка.

Когда операторы обработали поступившие донесения, стало ясно, что бой шел в двух основных очагах. Один — за Деревково, а другой — за Пенну. Между этими очагами в боевом порядке образовался разрыв. Враг нащупал этот разрыв и контратаковал здесь силами двух пехотных рот при поддержке десятка танков.

Быстро оценив обстановку, я приказал командиру 232-го полка подполковнику Мадонову развернуть батальон капитана Чабоненко фронтом к контратакующим гитлеровцам и направил к месту разрыва разведроту капитана Митешова, усиленную пулеметной ротой и ротой противотанковых ружей. Остальными силами полк одновременно продолжал вести бой на северной окраине Пенны.

Эти наступательные бои были испытанием для всех нас. Большинство командиров впервые участвовали в наступлении. Кроме того, нельзя было не учитывать, что начавшееся 15 февраля наступление советских войск ускорило вывод соединений 16-й армии гитлеровцев с демянского плацдарма, а соответственно противник оказывал особенно ожесточенное сопротивление в рамушевском коридоре, боясь оказаться в окружении. Несмотря на большие трудности, воины дивизии с честью выполнили поставленные перед ними задачи. Возросшее воинское мастерство показали офицеры дивизии, которые умело управляли своими частями и подразделениями.

Среди личного состава дивизии велась целеустремленная партийно-политическая работа под лозунгом «Разгромим демянскую группировку немецко-фашистских захватчиков!». Лучшие воины, отличившиеся в боях, вступали в партию и комсомол. Политотдел, учитывая характер предстоящего наступления, выпустил специальные листовки и памятки: «Памятка бойцу в наступлении зимой в лесисто-болотистой местности», «Памятка бойцу при штурме дерево-земляных огневых точек врага» и другие.

Политработники были примером в бою для воинов. Вот несколько примеров их мужества и отваги. Заместитель командира 2-й стрелковой роты 140-го полка по политической [222] части младший лейтенант Симишин перед началом атаки пришел в один из взводов. Собрал коммунистов.

— Может случиться заминка, когда под огнем пойдем в атаку, — сказал он, — но долг каждого коммуниста первым подняться и первым шагнуть вперед, увлечь за собой бойцов.

В ходе боя из вражеского дзота застрочил пулемет, взвод залег. Замполит дал целеуказание орудию сопровождения пехоты, а сам скомандовал: «Коммунисты, вперед!» — и с гранатой бросился к дзоту. Пулемет противника был уничтожен, взвод стремительно двинулся в глубь обороны врага, вклинившись на 400 метров. В течение всего боя Симишин находился в цепи роты.

Заместитель командира 6-й стрелковой роты 171-го полка по политчасти лейтенант Карипанов с группой бойцов первым ворвался в населенный пункт. Выведя группу огородами на дорогу, он отрезал пути отступления противнику. Л когда командир взвода младший лейтенант Чуйков был ранен, то Карипанов принял командование. Управлял он взводом умело, использовал правильно станковый пулемет и противотанковые ружья, поставив их на флангах.

Весь личный состав шестой роты, действуя смело и дерзко, уничтожил за день боя свыше сотни гитлеровцев, пленил несколько человек, захватил три орудия, одну автомашину, один мотоцикл и успешно выполнил поставленную задачу.

Утром 24 февраля после двадцатиминутной артиллерийской подготовки по опорным пунктам и оставшимся неподавленным огневым точкам противника полк дивизии вновь пошел в атаку.

В тот день особенно отличился танковый десант под командованием заместителя командира минометной роты 171-го стрелкового полка старшего лейтенанта Петра Ивановича Шлюйкова. Десантники захватили траншеи противника. Несмотря на ожесточенные контратаки врага они удержали занятый рубеж, не отступили. Сам Петр Шлюйков был ранен, а затем получил еще ранения, однако продолжал вести бой и лично уничтожил 28 гитлеровцев. За мужество и героизм, проявленные в бою с немецко-фашистскими захватчиками, старшему лейтенанту Петру Ивановичу Шлюйкову было присвоено звание Героя Советского Союза. Член Военного совета Северо-Западного фронта генерал-лейтенант Владимир Николаевич Богаткин вручил ему Золотую Звезду и орден Ленина в госпитале. [223]

Вскоре о подвиге старшего лейтенанта П. И. Шлюйкова рассказал в газете батальонный комиссар И. Ф. Стаднюк. Не могу не сказать несколько слов благодарности этому талантливому военному журналисту.

Человеческая память не всегда прочна в фиксации времени: когда именно, в какой день и час происходило то или иное событие... Но само событие и причастные к нему люди запечатляются в воспоминаниях куда надежнее. Батальонный комиссар Иван Стаднюк хорошо запомнился мне по Северо-Западному фронту. Первое наше знакомство состоялось на командном пункте 27-й армии, кажется, тогда, когда после отъезда командарма генерала Озерова прибыл новый командарм генерал Трофименко и стал приглашать нас, командиров дивизий, для совместной оценки оперативной обстановки на разных участках в полосе армии.

Я. сидел в «предбаннике» землянки начальника штаба армии генерала Лукьянченко, дожидаясь приглашения к начальству. В это время из бревенчатого кабинета генерала стремительно вышел чем-то расстроенный батальонный комиссар лет двадцати двух, веснушчатый, с курчавой рыжеватой шевелюрой и с боевым орденом на груди. Пряча в планшетку блокнот, он, ни к кому не обращаясь, сетовал: «Я один представляю в армии три газеты — «Комсомолку», фронтовую «За Родину» и нашу армейскую —' «Мужество», где нахожусь в штате. А у начальства не хватает времени растолковать корреспонденту, что происходит в полках дивизий и к чему надо призывать печатным словом фронтовиков. Топай, мол, в землянки к оперативщикам и разведчикам, они растолкуют все в подробностях. А когда наведываются журналисты из Москвы, то с ними находится время и чаи гонять!..»

Меня, признаюсь, развеселила запальчивость корреспондента и его столь глубокая уверенность в значимости тех обязанностей, которые он выполняет в действующей армии. Но молодость есть молодость, и, щадя самолюбие батальонного комиссара, я предложил ему: «А ты почаще бывай в моей 182-й дивизии, да и ко мне на наблюдательный пункт заглядывай, Я покажу тебе в деталях передний край немецкой обороны — сам многое поймешь».

«Ха-ха, — не очень учтиво засмеялся корреспондент. — Да я уже почти во всех ваших полках бывал. Первая моя корреспонденция из вашей дивизии — о Гене Дроздове, юном разведчике. Читайте в первом номере газеты «Мужество». [224]

И тем не менее я вновь пригласил батальонного комиссара в нашу дивизию, понимая, что от газетчиков часто и во многом зависит известность героев, отличившихся в боях, тем более, что мне вспомнились корреспонденции Ивана Стаднюка в «Комсомольской правде» о том, как зенитчики и бойцы переднего края, ведя огонь по «юнкерсам», снабжавшим окруженную 16-ю немецкую армию фон Буша в районе Демянска, наносили воздушным транспортникам немалые потери.

И вот батальонный комиссар И. Стаднюк подробно описал и подвиг командира танкового десанта старшего лейтенанта Петра Шлюйкова из нашей дивизии. За этот подвиг Петр Шлюйков, как я уже рассказывал, был удостоен звания Героя Советского Союза.

И еще мне хочется заметить, что в своих ранних военных повестях и рассказах, как я убедился после войны, Иван Стаднюк изобразил немало боевых ситуаций, происшедших на Северо-Западном фронте в полосе нашей 27-й армии, в том числе и 182-й дивизии.

* * *

Однако вернемся к событиям утра 24 февраля. На участке, где наступали подразделения 232-го стрелкового полка, противник перешел в контратаку. Вражеские танки подошли уже к нашим цепям пехоты на расстояние 50—60 метров, однако были остановлены артиллеристами батареи старшего лейтенанта Скворцова.

Подполковник Мадонов по телефону доложил мне:

— На участке батальона Бурмистрова немецкие танки с пехотой все же вклинились в боевой порядок. Отбиваемся артиллерийским и пулеметным огнем. Разрешите пойти в батальон к Бурмистрову?

— Иван Григорьевич, я не возражаю, идите, но не потеряйте управление батальонами, — ответил я. — Гитлеровцы, по всему видно, подтягивают свежие силы, действуют активно, делают все, чтобы остановить нас на рубеже реки Парусья.

В этот момент мы приняли решение вновь ввести в бой 171-й стрелковый полк. Читатель, видимо, помнит, что он находился во втором эшелоне дивизии. Дальнейший ход боя подтвердил правильность нашего решения. 140-й стрелковый полк во взаимодействии со 171-м после упорного боя добили остатки гарнизона противника в Пенне и вышли на левый берег реки Парусья на участке Деревково — Аринино. Наш левый сосед — 43-я гвардейская стрелковая [225] дивизия наступала южнее Пенны и обходила этот населенный пункт слева, но была остановлена контратаками противника.

В этих боях фашисты цеплялись за каждый бугорок, за каждую складку местности. Бой шел до позднего вечера. Гитлеровцы предприняли до двенадцати контратак, но все они захлебнулись. Потери у врага были большие. Один из пленных рассказал: «В девятой роте 30-го пехотного полка было сто сорок пять человек, а к вечеру осталось только двадцать пять. В седьмой роте осталось двенадцать человек».

В Пенне мы захватили склады с боеприпасами и продовольствием, мотоциклы, автомашины, орудия, минометы, пулеметы ручные и станковые. Фашисты не предполагали, что гарнизон Пенна вместе со штабом оборонявшего этот населенный пункт батальона может оказаться в наших руках. Село Пенна и дорогу Старая Русса — Рамушево они особенно укрепили и даже командиром батальона поставили эсэсовца. Он пользовался особым доверием у командующего 16-й армией и слыл фанатично преданным Гитлеру офицером. Гарнизон дрался подобно смертникам — до последнего солдата. Пленный унтер-офицер рассказывал на допросе, что немецкие офицеры внушили солдатам, будто русские всех военнопленных сначала зверски пытают, а затем убивают.

Однако полностью выполнить свой замысел командованию фронта не удалось. Опасаясь окружения, противник ускорил отвод своих войск через рамушевский коридор и избежал полного разгрома.

Преследуя отходящего противника, 11-я армия вышла к реке Ловать и овладела Рамушевым. 28 февраля войска фронта ликвидировали демянский плацдарм, который враг упорно удерживал 17 месяцев.

Описывая ход боя за Пенну и некоторые вопросы ликвидации рамушевского коридора, я, естественно, не мог назвать всех, проявивших мужество и отвагу. Можно смело сказать, что весь личный состав 182-й стрелковой дивизии проявил высокий наступательный порыв и массовый героизм. Как иначе назовешь многочисленные отказы раненых эвакуироваться с поля боя, возвращение их после перевязки в строй?

С самой лучшей стороны показал себя штаб дивизии под руководством полковника Сергея Петровича Тарасова. Четко и оперативно работали все его отделы. [226]

Много добрых слов можно сказать в адрес политотдела дивизии, возглавляемого майором С. Е. Левиным и парторганизаций частей и подразделений, которые вели большую работу среди личного состава дивизии, мобилизуя его на лучшее выполнение боевых задач. Благодаря целеустремленной и активной партийно-политической работе морально-боевой дух личного состава частей дивизии значительно окреп.

В жарком бою — атаке — редко задумываешься над величием поступков людей. Их дела как бы растворяются в общем боевом потоке и кажутся будничными. Но стоит внимательно всмотреться, задуматься о ходе какой-нибудь атаки и не только посмотреть на атакующих в бинокль с НП, но и вникнуть в поступки командира, бойца, оценить их с точки зрения внутренних побудительных причин, — и перед тобой предстанет человек во всей своей душевной красоте.

Хочется отметить хоть малую часть тех, чей вклад в успех первого наступательного боя был наиболее заметен.

Командир 140-го полка подполковник М. И. Кротов и его заместитель по политчасти С. И. Дуров были награждены орденами Красного Знамени. Командир 232-го полка подполковник И. Г. Мадонов, командиры батальонов капитан В. И. Лейпунов, капитан А. А. Казаков награждены орденами Александра Невского. Командир 3-й батареи 14-го противотанкового дивизиона старший лейтенант Сергей Загайнов за мужество и героизм, высокое воинское мастерство удостоен ордена Суворова III степени. Должен сказать, что в этих боях четко и слаженно действовали артиллеристы полковника Ивана Прокофьевича Добылева...

Подписал я наградной лист и на пулеметчика красноармейца Семенова, который в ходе наступления выдвинул свой пулемет вперед на фланг стрелковой роты и обеспечил ее успешное продвижение, при этом уничтожил три пулеметных расчета противника и много гитлеровцев. Вскоре был ранен, но не расстался с пулеметом до конца боя. Награжден орденом Красного Знамени.

За храбрость и мужество старшина Алексей Пупков также награжден орденом Красного Знамени, занесен навечно в списки своего 140-го стрелкового полка 182-й стрелковой дивизии.

Итак, задача, поставленная перед 182-й дивизией, была выполнена. Наступила весенняя распутица... [227]